Текст книги "Килька неслабого посола (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Я реалист, – ответил он мне.

========== 10. ==========

Килька

Я соскучился по Коту. Вроде бы его только день и нет! Но уже днём начинаю ждать, смотреть на часы. Потом решаюсь ему позвонить, придумывая повод, дескать привези… ммм …солёных огурцов. О как! Да, верный признак. Только не сумасшествия, а влюблённости. Хочу быть рядом с ним. Он всегда поддерживает мои вздорные идеи и в то же время сам может отжечь. Он понимает меня, он чувствует моё состояние, как тогда, после концерта, он почувствовал, что я не дойду, а Серёга нет. Да, он уже многое знает о моей болезни, но при этом не носится со мною, как с писанной торбой. Хотя часто смотрит обеспокоенно, особенно если думает, что я не вижу его.

Я соскучился по Коту и по его рукам. У него очень красивые мужские руки, рельефные, упругие, с ворсом белёсых волосиков на предплечьях. Особенно красивы кисти рук: с венами, бугорками, длинными, но не тонкими пальцами. Руки нежные и сильные. Губы, конечно, тоже, но руки особенно. Приручил он меня к ним. Хочу, чтобы обнимал, чтобы гладил, чтобы трогал и щипал. Вот такой вот я дурак!

Я соскучился по Коту уже авансом, наперёд. Осталось четыре дня смены. И нужно будет отучаться от его рук и губ, от того, что он рядом. Мы, конечно, можем видеться, институт и город один, но нужно отучаться. Ему это нужно. Зачем ему моя больничная жизнь? Да и любовь эта, нетрадиционная? У парня есть будущее: профессия, семья, дети. А со мной – только уход за больным, нервотрёпка, нищета на фоне общественного осуждения. Да и вообще, ведь всё это со мной ненадолго, значит, у него рана останется, после меня кровоточить будет. И кто виноват в этом? Я. Не хрен было клеиться к нему, быть с ним, заводить его, любить его… Поэтому надо расставаться. Мало ли что мне хочется!

Вообще жаль, что смена заканчивается, на вторую меня точно не пропустят! Тётя Бэла сказала определённо, что молчать не будет, что запретит, что не желает «попустительствовать моему легкомыслию». Двадцать один день смены – маленький отрезок без бесконечных стимуляций, лекарств, жалостливых взглядов. Кругом дети, а они сама жизнь. Думать о боли и о смерти некогда. Впечатление, что всё нормально. Хотя чувствую, что всё становится хуже. Три приступа за последние три недели! Это очень много! Это очень близко…

Вчера, как только Кот уехал, играли с отрядом в комический футбол. Парни оделись в юбки, девчонки превратились в банду уголовников. Носились по полю, подсекали друг друга, падали в лужи, придумывали новые правила этой почему-то народной игры. Классно! А вечером стало плохо. Ладно, Ольга Петровна была рядом, в комнате у нас, она не растерялась: и лекарства, и массаж сердца, и тётю Бэлу с уколом предоставила. А так бы и сдох, нашли бы наутро вместо зарядки…

Кот приехал во время вечернего мероприятия – интеллектуальной игры о географических открытиях, о пиратах и колониальных захватах. Это мы, студенты с истфака, приготовили. Я был ведущим и еле сдерживался, чтобы не подсказывать своей команде. Выиграл, блин, первый отряд, там у них какой-то суперумник нашёлся! Дети кричат от радости, а я вижу, Кот какой-то нерадостный… Он вроде с амбициями, тщеславный парень, всегда побед ждёт.

Я по окончании мероприятия уже со сцены ему ору:

– Ко-о-о-от! Огурцы где?

Ну, наконец-то он улыбнулся! Показывает мне издалека фигу! Гад! Идёт к сцене.

– Ко-о-от! Лови меня! Я без огурцов жить не могу!

И картинно падаю со сцены на него. Конечно, он меня подхватывает!

– Ну, ты каскадёр! – выговаривает он мне, – Я бы мог и не поймать!

– Не мог! – заявляю я и тут же шёпотом: – Так поцеловать тебя хочу… Пойдём в комнату к нам быстрее!

Зачем я это говорю? Ведь собирался отучаться, отвыкать от него! Кот мурлыкает, доволен, значит! Я прыгаю вокруг него, подталкиваю на выход, тороплю… И потом долго целуемся в комнате! Даже на стук в дверь не реагируем, факт, дети на танцы пришли звать! Позже, позже… Ещё немного, ещё раз… Как я хочу, чтобы он это делал с моими губами, с шеей, скулами! Мне приходит в голову мысль, что наши губы, как пазл, сошлись правильно, накрепко. Да и тела, как пазл, между ними нет зазора, параметры совпадают. У него вкус клубники, странно… Взгляд Кота становится всё более расфокусированным, уплывает, руки бесконтрольно перемещаются по мне. Надо остановиться! Отрываюсь от него:

– Почему клубника?

– А?.. решил, что огурцы не буду привозить, а привезу клубники, первая в городе появилась. У тебя случайно на неё нет аллергии?

– А! Так ты привёз клубнику!

– Ага!

– И сожрал её по дороге?

– Тебе немного оставил!

И он кормит меня клубникой. Не укладывает ягоды в пуп и на грудь, не размазывает их по шее и члену, просто кормит. Но это гораздо сексуальнее всех этих припадочных киношных идеек.

Но надо ещё «работать»: танцы с детьми, «свечка» со страшными рассказами, акция «немой отбой» (удобнейшая вещь! Обращайтесь!). Кота не видел, да ещё и Ольга Петровна куда-то пропала надолго. На планёрку иду один.

На планёрке главный вопрос – финальная игра. Все отряды копили на протяжении смены пиастры (денежки за победы в разных конкурсах и соревнованиях), но победитель определяется в финале. Старшая дружина делится на чётные и нечётные отряды, так создаются пиратские армии. Армии складывают свои пиастры и прячут клад, вернее, прячет капитан. Задача найти клад соперников по специальным ориентирам, сразившись с «хранителями» и преодолев препятствия и ловушки. Дети и вожатые одной армии делятся на две группы – одни «искатели», другие «хранители». Настя Швецова сказала, что их смены всегда заканчиваются такими баталиями. Настя предупреждала, что детей нужно настроить по-особому, а то и разодраться могут. Самая классная роль у капитана, противник старается его захватить в плен, приходится бегать, скрываться и в то же время руководить искателями, ликвидировать ловушки. Обычно капитанами являются вожатые старших отрядов. Значит, это я (ура, ура, ура) и Котик. Тем более что в других старших отрядах вожатые – девчонки. Но тут Кот выдаёт:

– Я против, чтобы Килька был капитаном!

И не смотрит на меня, урод!

– Почему? – вскричал я.

– Мне кажется, что Ксюха лучше справится, Килька не сможет правильно настроить детей, и так эмоций через край всегда…

Мне кажется, все офигели, замолчали и крутят головами от меня к нему. Но я офигел больше всего! Как обидно! Что это с ним?

– Кот, но я хочу!.. Ксюш, а ты хочешь быть капитаном?

Ксюха недоуменно пожимает плечами:

– Ну, вообще-то я и не думала об этом… Наверное, нет. Кот! Фига ли ты стараешься? Ты хочешь лишить нас нужного человека? Мы сами решим, кто у нас капитаном будет!

Вижу, Кот кулаки сжал, желваки ходят, губу кусает, что ответить на это, он не знает…

– Спасибо, Ксюш! – шепчу я коллеге по армии, – Мы их сделаем! А Кота поймаем и кастрируем!

Определили правила, задачи, круг действий, разошлись «по штабам». Мы придумали несколько классных ловушек, завтра поведём детишек рыть ямки и протягивать сетки. Ломали головы, куда клад запрятать. Решили не зарывать, а, наоборот, на дерево затащить. Нужно ещё много чего придумать, но есть ещё один день до игры.

Возвращаюсь в вожатскую уже поздно, почти в час ночи. Кот сидит на кровати, ждёт меня. Я обиделся, молча беру полотенце и ухожу в душ. Возвращаюсь, а он в той же позе восседает. Я не разговариваю с ним, рожу ворочу, в постель залажу, отворачиваюсь к стенке.

– Киля! Тебе нельзя в такие игры играть.

Хм, вот в чём дело. Он изображает мою бабушку! Он решил за меня! Он – мой лечащий врач? Я молчу и не поворачиваю головы.

– Киля! Ты слышишь меня? Прекрати дуться!

Я молчу и не прекращаю. Тогда он садится ко мне на кровать, теребит плечо, потом затылок.

Я молчу, я – крепкий орешек! Но он пробирается мокрыми губами к моей шее, обнимает меня через одеяло.

– Ки-и-иля?

И я не могу молчать, отталкиваю его локтем:

– Кот! Я думал, ты мне друг, а ты… Отвянь от меня! Мне это важно, мне это нужно, а ты…

– Я не мог поступить по-другому! Тебе важно и нужно поноситься, а мне важно и нужно, чтобы ты жив был.

– С чего ты решил, что игра для меня смертельно опасна?

– Если даже обычный комический футбол довёл тебя до приступа, то здесь!.. Это я могу тебя пощадить, сделать вид, что не увидел, не погнаться, поддаться! А дети нет! Они не дадут спуску!

– Значит, ты поговорил с Ольгой Петровной…

– Да. И не только с ней. Я поговорил с Бэлой Константиновной. Она тоже против.

Чёрт! Это уже серьёзно. Какого хрена он лезет в мою жизнь, лишает меня желаний?

– Ты хочешь, чтобы я провёл оставшееся мне время взаперти? Ты не понимаешь! Жизнь с капельницей – не жизнь. Я только тут почувствовал себя полноценным человеком, а ты… А ты хочешь отобрать у меня её, запереть, отодвинуть от свободы, от движения… Я не хочу так! Ты не можешь мне указывать, ты…

И он перебивает меня:

– Я люблю тебя.

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Ну зачем он это? Затем, чтобы заставить меня отказаться от игры? У меня начало стучать сердце. Зачем это говорить-то?! Блин! Я должен остановить его!

– Это твои проблемы, – я решил, что так будет эффективно.

– Да, я знаю. Это мои проблемы. Я даже догадываюсь, что я тебе нужен был, чтобы испытать нечто новое, поэкспериментировать со своим телом. Я в качестве имитации любви. Ну и пусть!

И пусть? Его это не задело? Ему не может быть всё равно! Любовь ведь требует взаимности, без взаимности-то больно! Я наконец-то поворачиваюсь к Коту, смотрю в его глаза:

– Саня, оставь меня. Я уже всё решил, у меня осталось всего четыре дня… Уже даже меньше, не порти мне их, а? Зачем ты всё это начал?

– Нет, не четыре дня! Тебе сделают операцию, ты будешь жить долго. Пусть даже не со мной!

– Операцию? Что ты знаешь об этом?

– Всё! Я деньги достал!

– Что-о-о?

– Ты только не психуй! После смены можно ехать во Франкфурт.

– И откуда у тебя деньги?

– У меня есть друзья, богатые, я попросил…

– А отдавать?

– Это моё дело!

– Нет. Это не твоё дело! Зачем ты вообще в это влез? Ты искал деньги, не спросив меня! – я начинаю орать.

– Не психуй! Я – взрослый человек. Я способен взять на себя ответственность. Я решил тебе помочь, потому что ты сам только губишь себя! – он тоже орёт.

– Но просить деньги! Как их отдавать? Ты не можешь расплачиваться за меня! Это ты сейчас говоришь о любви, а потом я буду тебе в тягость! А долги нужно будет отдавать!

– Ты не будешь мне в тягость, и отдавать я ничего не буду!

– Что это за богатые друзья-меценаты?

– Есть такие. Тебе нужно этим воспользоваться!

Я заглох. Почему-то и воспитки не реагируют на наши крики. Конечно, нужно воспользоваться! Это будет великой глупостью, если я гордо откажусь. Но что-то здесь не то! Он за один день выходного нашёл столько денег? Хм, причём вызнал, что именно во Франкфурт нужно ехать. Неужели ему сказала это тётя Бэла?

– Кот, хватит базаров. Я подумаю.

– Откажись от игры!

– Нет.

– Блин, упрямая килька!

– Кот, спасибо тебе…

– Можно я к тебе залезу?

– Экспериментировать?

– Пусть! Я только полежать…

И он забирается ко мне под одеяло.

Кот

Разъярённая Килька не отталкивает меня. В одной кровати восхитительно тесно, обнимаю его тельце, прижимаюсь губами к его лбу. А Киля тычется мне в шею, его ладони на спине, его нога между моих ног. Не верю ему, не верю его равнодушию. Вот он тут, отдаётся мне и доверяется. Он не может бороться с собой. И он хочет быть со мной. И он хочет жить. Дни считает. Дни жизни или дни до расставания… со мной? Целую его, как-то горько получается. Но кроме поцелуев ничего не будет! Нельзя, он и так психованный.

Так и спим обнявшись, душно прижимаясь друг к другу. Вечерний разговор замяли, утром ведём так, как будто его и не было. Килька демонстрирует мне, как неприлично порвал штаны на футболе и какую он намерен нацепить заплатку. После зарядки весело пьём кофе. Вдруг звонок килькиного телефона. Он берёт трубку и вскликивает:

– О! Бабуленция!.. Алле! Ваш внук на связи!

– …

– Всё нормально! Высыпаюсь, наедаюсь, толстею, хорошею!

– …

– Баб, ну некогда мне звонить! Тут дел много… Забыл, извини…

– …

Вдруг Килька поднимает на меня глаза, и они из озорных стремительно превращаются в осуждающие. Килька слушает Анну Андреевну и смотрит на меня, нехорошо смотрит.

– Хорошо, я ему передам!

– …

– Да, я уже понял, он настоящий друг.

–

– Хорошо, я его буду слушать. Я не курю, он у меня отобрал все сигареты!

– …

– Звонили из клиники? Уже?

– …

– Бабуля, а кто оплатил?

Я вырываю трубку из его рук! Мы ведь не договаривались с Анной Андреевной не рассказывать Киле ни о чём. Я понял, что она сейчас всё ему расскажет. Уже рассказала.

– Анна Андреевна, это я, Саша! – Килька начинает вырывать трубку из моих рук, я уворачиваюсь, вскакиваю на кровать, на стол, на другую кровать, он за мной, – У нас всё хорошо! Вы говорите, что из Франкфурта звонили?

– Сашенька, мне ведь Макаров звонил, сказал, чтобы я приготовила для Максимки все вещи! Саша, а Максим-то не знает, что ли?

Максим тем временем тянется за телефоном, висит на мне, но это – не весёлая игра, в его глазах остервенение и даже злость.

– Он не знает. Но он поедет. Вы приготовьте ему всё!

– Саша, значит, ему не говорить, что это отец?

– Ни в коем случае…

– Хорошо. Ну, я соберу всё! Максим-то где там?

– Он убежал, его дети позвали…

– Ну, ладно, всего хорошего вам…

Я нажимаю отбой. Стоим на кровати, Килька дышит тяжело и говорит зло:

– Колись, Кот, ты взял деньги у этого ублюдка?

– У какого?

– Не надо только разыгрывать из себя невинность! Ты был у моей бабушки, а не у своих друзей! Значит, и деньги лежали где-то поблизости!

– Нет.

– Ты врёшь!

– Думай, что хочешь!

– Я никуда не поеду!

– А я скручу тебя и увезу силой!

– Это невозможно, спешу тебя огорчить. Я должен подписать согласие на операцию, а этого не будет, если деньги от Макарова.

И на этом моменте в комнату забегают дети.

– Там дежурные пришли, на завтрак пора!

И вновь мы в ссоре. Он не разговаривает со мной целый день. За приёмами пищи даже не смотрит в мою сторону. Не идёт в бассейн, когда я позвал. Вечером они идут отрядом готовить место для игры. Нам тоже приходится это делать. Я прячу наш клад: помещаю коробку в мешок, кладу в неё кроме пиастров камень потяжелее и опускаю под воду маленького прудика, почти лужи, что на нашей территории. Рядом ориентир – камень. Мы придумываем «клады-обманки», чтобы сбить противника с толку. Один в дупло дерева, другой подвешиваем в сетку внутри малинника. Распределяем роли, договариваемся о тактике. Как я и думал, первая же идея поймать их капитана в плен, «пытать» и выведать, где клад. Я против! Но дети меня почти не слышат, я же не могу им сказать о болезни Кильки!

Остаток дня проводим, пришивая на одежду погоны – мы красные, они белые. А дальше вообще капец – Килька не приходит ночевать! Жду его до двух ночи! Потом иду искать. Рыскаю по всем отрядам, большинство вожатых уже спит! Когда прихожу к Ксюхе в 3 отряд, вижу там Серёгу, который намылился ночевать здесь.

– А на твоём месте кто? Вместе с Борюсиком?

– Н-не знаю…

Чешу в шестнадцатый отряд. У них закрыто! Барабаню по двери, открывает сонный Борюсик, отодвигаю его, и, точно, на Серёгиной кровати лежит Килька.

– Фига ли ты нас разбудил? – недовольно встречает он меня.

– Фига ли ты тут спишь? – я подлетаю к нему и сдёргиваю одеяло. – Марш домой!

– Где хочу, там и сплю!

– Хочет он! Я уже полчаса тебя жду! Ты даже предупредить не мог!

– Не обязан!

Хватаю его за руку, дёргаю, поднимаю и закидываю на плечо.

– Борюсик, пока! Одежду заберу завтра, закрой за нами!

Килька дрыгается на мне, шлёпаю его по заднице, он взвизгивает:

– Положь на место!

– Сейчас положу.

Иду с ним по всему лагерю, он сначала протестующе повизгивал всякую ерунду, а потом замолк. Висит на мне вниз башкой. А потом вдруг обнимает меня руками, прижимается к спине. Слышу, всхлипывает. Он что, плачет? А я бы нёс и нёс его, пару кругов по лагерю бы прошёл, но ведь это будет выглядеть по-идиотски. В корпусе нас встретила ТатьСанна, рот открыла, даже сматериться не смогла, помогла открыть дверь! Сгружаю его на пол, он отворачивается, но нахожу его губы, они солёные, он-таки плачет…

– Киля, не играй завтра! Или хотя бы не носись!

– Буду.

========== 11. ==========

Килька

На хрен бояться! Я чувствую себя прекрасно. Это только вечером и ночью настроение омерзительное наваливается. Темнота порождает страхи, думы, слёзы. Вчера был готов сказать Коту, что не буду играть, носиться, что люблю его, что согласен на операцию… пусть даже операция на деньги ненавистного мне человека! Но я не сказал. Ночью чувства управляют, днём разум царствует.

А сегодня и настроение другое. Погода отличная, светло, ясно, весело. Избегаю даже смотреть в Сашкину сторону, чтобы не разговаривать и не изменить себе. Операция на деньги моего якобы отца – ни за что! Петровна говорит, что Бэла Константиновна меня к себе призывает «зачем-то». Я не иду! Всё утро готовимся. Игра начинается после обеда.

Мы расползаемся по своим штабам. Наш – за лазилками. Лагерь красных за прудиком. Между нами лесной массив, мысленно поделённый на два фронта. На нейтральной территории труба, нашли клад – добежали, дунули, конец игре! Выстраиваю своих белопогонных бойцов, произношу зажигательную речь. Мы одурело кричим «ура», распределяемся по местам. Я поведу искателей, Ксюха отвечает за хранителей, Ритка удерживает военнопленных. У каждого своя команда. У меня в основном мальчишки. Мы решаем обойти лагерь противника вокруг по нелагерной территории, при этом часть бойцов совершают отвлекающий манёвр – этакие камикадзе, обречённые попасть в плен, чтобы на нас не обратили внимания. Перелазим через забор и несёмся вокруг, вдоль него. Ветки, ёлки, кусты, высоченная трава! Всё мелькает, мальчишки бегают явно быстрее меня! Вдруг крики впереди:

– Э-э-э-й! Смотрите, там кто-то бежит!

Я свищу своим, машу руками, типа в стороны! Мы разбегаемся вправо, рассыпаемся, вижу: Генка на дерево, как обезьяна, залез, затихарился, другие чешут в лес. Мишка прыгает в кусты, типа спрятался! Даже я вижу его голубые шорты! Но противник бежит за нами. Йо-хо-хо! Перепрыгиваю через поваленные деревья, пни, канавки. Рядом бежит Никитос из четвёртого отряда, пыхтим, несёмся! Никита вдруг запинается и падает прямо на живот, ну и кричит! Сзади слышу:

– Вон они! Туда! Туда!

Я к Никитосику, поднимаю, отряхиваю, тащу дальше, он бежит медленно, но мужественный парень:

– Макс, давай я в другую сторону побегу, отвлеку!

– Давай!

Но нас уже разглядели:

– Ребзя! Там капитан! За ним, хватай!

За Никитой побежало максимум двое, за мной человек пять! Ух, я бегу! Только куда? Поздно понимаю, что выбежал к реке, к той самой, куда мы ходили с отрядами, той самой, где мы были с Котом. Река-то та же самая, но берег другой, каменистый, обрывистый. Выбегаю и чуть не срываюсь вниз. Блин! Сердце –ёк! Меня сейчас скрутят, оглядываюсь, а там бугай Леха Иванов топает, как бык. Что делать? Что, что! Прыгать! Дно, конечно, незнакомое… А вдруг там мелко, а вдруг там камни? Да и хрен с ним!

– А-а-а-а! – я ору и прыгаю вниз. Сердце прыгает тоже. Вода холодная, и сердце останавливается, но дна нет… Уф, хотя бы позвоночник будет цел, плыву под водой к берегу, прячусь в траве, у выступающего камня. Красные носятся по берегу:

– Где он?

– Он прыгнул туда!

– Он утоп?

– Бегите дальше!

– Может, прыгнуть?

– Не сметь! – это голос Кота, – Никто не прыгает! Вниз по течению бежим! Вынырнет там!

Он что, думает, что я человек-амфибия? Сколько я могу под водой выдержать? Или он уводит своих бойцов от меня? Он поддаётся? Гад! Это нечестно! Но не выпрыгивать ведь! Лежу в воде, сердце колотит, но дышу… Противник постепенно отдаляется, и я осторожно выползаю. Бегу обратно.

Навстречу чел! Ух ты, обезьяна Генка! Встречаю его как родного, шепчемся, решаем продвигаться в лагерь красных, как задумали, они всё равно меня где-то у реки ищут. Наш клад красные ещё не нашли, так как звуков трубы ещё не было. Бежим опять, стараемся бесшумно, не переговариваемся. Подкрадываемся, отдышаться не могу, а здесь забор высоченный, у дыры стоит «красный» караульный. Генка шепчет:

– Там есть дерево, которое над забором провисло, давай через него!

– Давай!

Практически ползём! Вся одежда в грязи, в траве, в еловых иголках. Ползти ещё тяжелее, чем бежать, а надо ещё, чтобы не заметили! Дерево огромное перекинулось стволом через забор, Генка на него карабкается и ползёт. Я за ним. Хотя Кот меня мартышкой и называл, навыка лазить по деревьям нет совсем! Оказывается, это нелегко! Пальцы в кровь! Ноги дрожат! Высоко! Генка подтягивается к толстой ветке, свисает на руках и спрыгивает уже на территорию лагеря. Мне бы так! Вот что я за вожатый! Вон Кот! Не позволил ребятне прыгать за мной в реку! А я? Спокойно смотрю, как ребёнок с дерева прыгает! А если ногу сломает?

Я тоже подтягиваюсь на руках до ветки, блин, чуть не падаю. Сердце – ёк! Дышать, дышать, дышать… Свисаю, прыгаю, чёрт! Ещё и неудачно, ногу подвернул! Затыкаю свой рот! Шуметь нельзя! Ковыляя, бегу к Генке в кустарник. Мы на четвереньках ползём в стан врага. Наблюдаем. И где здесь может быть клад?

Красные носятся, приводят пленных. Ни фига себе, сколько они арестовали, сколько погонов пообрывали у наших! Блин! Ведут Ксюху! Она задорно поёт: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…» Но наш клад не нашли!

Прибегает Кот с командой измазанных героев. Ведут Никитку и ещё одного парня из четвёртого отряда. Слежу за Котом, он озирается, ищет глазами. Меня? Ха-ха-ха! Не видит, потом он бежит к прудику, смотрит куда-то вниз, щурится и идёт обратно. Кот машет руками, что-то кричит, руководит, в общем, операцией. Какой он классный! Настоящий капитан! Все в рот ему смотрят! Бог войны – Марс в оборванных джинсах! Так, а зачем он к прудику ходил?

– Геееенка! – шепчу своему однополчанину, – Мне кажется, что у них клад где-то в воде. Кот туда ходил, проверял!

– И как мы его достанем? Так просто не подбежать!

– А если под водой?

– Ой! А я не умею…

– Ясен пень, что не ты пойдёшь… жди меня здесь, сигнализируй всяко…

И я ползу через кусты в обход пруда. В какой-то момент один из мальчишек красных подбегает прямо к моему носу. Кричит:

– Саня, Саня, а не могут они через то дерево пробраться? Смотри, как висит…

Слышу Кота:

– Могут! Поставьте туда парочку наших!

Блин! А как мы назад вообще собирались идти? Парень убегает. Я ползу дальше. Я – поползень! Начинается прудик, интересно, он глубокий? Воняет болотом и говном! Я соскальзываю в воду, в грязь, задерживаю дыхание под водой. Надеюсь, задница не возвышается над «равниной моря», как круглый, джинсовый айсберг! Надо выныривать за воздухом, я терплю, терплю… переворачиваюсь в воде и одним лицом: а-а-ап! Воздуха! Шум в ушах, и воздуха мало! Ещё: а-а-ап! Вижу, впереди мешок чёрный, а внутри… йо-хо-хо! Заветная красная коробочка! Надеюсь, нашу белую они ещё не нашли! Держу за ручки пакет и волочу по дну в обратном направлении, нужно выйти у кустов. Воздуха мало! А-а-ап! Всё равно мало. А-а-ап! Слышу сердце. Кажется, что все слышат вокруг: и пиявки, и птицы, и Генка, и красные… Еле добрался до берега! Лежу в грязи как свинья, встать не могу, накатило… Как бы выползти, сил нет, воздуха мало…

Голову поднимаю, вижу Генку в кустах, тот глаза выпучил, мне машет, руками накрест показывает, голову прикрывает, что-то мне сказать хочет, о чём-то предупредить… Верчусь, блин, Кот к тому берегу идёт! Он сейчас увидит пропажу! Но не могу встать…

И Генка, просто народный герой, выскакивает из кустов и бежит в обратном направлении, машет руками:

– А-а-а-а! – отвлекает.

Ух, за ним погоня, а он уворачивается, кубарем летит! Не могу ведь я Генку подвести, нужно тоже бежать. И я поднимаюсь, и я тоже народный герой, бегу. Ноги не слушаются, щиколотка колет… Почему их «клад» такой тяжёлый? Пиастры ведь из картонки сделаны! Бежать тяжело, джинсы мокрые, кроссовки мокрые и тяжёлые, и воздуха мало, и сердце захлёбывается этой грязной жижей, бегу наугад куда-то, но слышу за спиной:

– Сто-о-о-ой! Не уйдёшь! Это их капита-а-ан! Это Киля-а-а-а!

– Держи-и-и!

И слышу за спиной ещё один крик:

– Н-е-е-ет!

Что «нет»? Хочу оглянуться, но меня сбивает чьё-то тело… Я лечу… А! Это вратарь, Леха, приве-е-ет… Я лежу на земле, но чувство, что под землёй, горло слиплось, давит за грудиной… это знакомо, блин, страшно, страшно, ДЕТЕЙ УВОДИТЕ! Я хочу это крикнуть, но не получается! Дети не должны видеть… Глаза не закрывать, посмотреть ещё раз на небо, на траву, на муравьёв, не закрывать! Цепляться за небо, за траву, за муравьёв… Страшно, мама, что мне сделать? Прости, мама! Я всё-таки к тебе… а кругом, как в банке, голоса:

– Я его догнал, я догнал! – торжествующий.

– И Генка наш! – развесёлый.

– У-у-у! Гад! Наш клад чуть не захапал! – угрожающий.

– Потащим его в плен, пытать! – бодрый.

– А что он лежит и как рыба ртом делает? – насторожённый.

– Смотрите, пена изо рта розовая, фу-у-у, – брезгливый.

– Нет! Киля! Киля! А как же парашют, как же ЮАР с тарзанкой? Не смей, дыши! Не смей… – любимый.

Кот

Я реву, а не надо бы. Что делать? Дыхание изо рта в рот? Поможет?

– Живо за Бэлой Константиновной! – ору своим, а у самого слёзы без остановки, – Киля, Киля, не смей, борись, ты не можешь!

Набираю воздуха, запрокидываю ему голову, вдуваю, руками скрестно, раз, два, три, четыре, ещё воздуха. Его глаза закрыты, губы синие, в уголках розовая пена. Вдуваю ещё, раз, два, три, четыре… Чёрт, нужен укол какой-нибудь! Поднимаю его, он очень-очень тяжёлый, Киля не помогает, не прижимается, одежда мокрая… Но я бегу, это мой Килька, неужели уроню и не донесу… Нет не уроню, донесу, спасу! Бегу, его голова трясётся, лицо мокрое, от моих слёз… Уже на аллее вижу навстречу Бэлу Константиновну. Она бежит с каким-то необыкновенно большим шприцем:

– На землю его, – кричит мне, – В траву!

И я укладываю Килю. Врачиха грубо всем велела отойти, так как за мной бежала испуганная ребятня. Она порвала его рубашку. И сделала укол… прямо в сердце? Ужас! Вижу, Бэлу Константиновну саму трясёт. Она мне:

– Саша, вдувай в него воздух…

И я вдуваю ещё, а она стучит по сердцу… В какой-то момент я почувствовал, как Килька дёрнулся и выдохнул… Бэла Константиновна меня остановила:

– Звони, Саша, срочно!

Набираю номер:

– Анатолий Юрьевич! – я практически ору, – Надо срочно, у него приступ, вы обещали чартер… что можно сделать? У-у-у-у…

Я реву, меня не сдержать, мне наплевать на детей, на всех… Киля лежит синий и глаза закрыл.

========== Эпилог ==========

Кот через два месяца

Стою у терминала «В», место для встречающих. Прилёт уже объявлен. Видимо, прибывшие проходят таможню, ждут багаж. Приехал сюда с Серёгой, он сам напросился. Зря его взял! Стоит, издевается надо мной:

– А чё ты без цветов?

– Пошёл ты!

– Не, ну я серьёзно! Такая история любви! А ты не душевно как-то, не романтично! Два месяца его не видел всё-таки!

– Как это не видел? А по скайпу?

– Ну, так это без тактильных ощущений! Кот, а ему сексом-то можно будет заниматься?

– Отвали!

– Не, это важный вопрос!

– Отвали!

– Да ладно, не дёргайся! Бабуля-то его что не приехала?

– Она болеет! Дома нас ждёт с пирогами!

– Дома? Нас? Ты не собрался из общаги съезжать?

– Не собрался! Ты тоже можешь на пироги ехать.

– Кот, а бабуля всё про вас знает?

– Нет, конечно! Она не переживёт! Она – бывший учитель литературы, несмотря на жизнь, всё ещё возвышенно-поэтическая!

– Смотри, Кот, вон и Килька идёт!

Действительно, Килька! Катит за собой сумку на колёсиках, вертит башкой, ищет меня. Вроде видел по скайпу, что он волосы обрезал там в Германии, но всё равно не могу привыкнуть… Совсем мальчишка! Машу ему рукой! Вот он я! Килька кричит издалека:

– Кот! Лови меня!

Бросает сумку и бежит ко мне в мои распахнутые объятия! Мой Килька! Он опять бежит! Наконец и тактильные ощущения! Мой Килька – рыбья кость! Мелкое тельце, съем тебя! Наплевать на всех вокруг! Целую его в губы! Мой Килька! Ты жив! Твои мягкие губы и мелкие зубы! Безвредная Килька!

– Кот! Я так соскучился!

– И я!

– Когда мы в ЮАР поедем? На Блоукранс!

– Офигел? Учись, заморыш, у тебя семестр начался!

– Эх, ты! Обещал, обещал…

– И ты всем обещал беречься, ещё несколько месяцев тебе нельзя дрыгаться!

– Кот, а я теперь тебя должен слушаться? Ты ж меня спас!

– Да, да! Ты сейчас – мой раб!

– Надеюсь, сексуальный? – шепчет мне в ухо мерзкая Килька, и вдруг он замолк, напрягся…

– Ты чего?

Слежу за его взглядом, в фойе стоит грузный мужчина – Анатолий Юрьевич. Приехал, значит. А ведь не хотел, переживал, сомневался, смелый олигарх!

– Кот, это ты его припёр сюда? – шепчет мне Килька.

– Нет, он сам пришёл. Киля, ты не обязан его любить, ты меня люби, но подойти–то к нему можешь? Хотя бы как человек, а не как сын.

Киля отрывается от меня, смотрит мне в глаза серьёзно:

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, кот Шурик? Как хорошо, что ты тогда распорядился и поселил меня с тобой в одной комнате!

– За Шурика ответишь! – и щелбан по лбу.

Киля медленно отходит от меня и направляется к отцу. Анатолий Юрьевич стоит бледный, взмокший, испуганный, воротила бизнеса нервно теребит платок, промакивает лоб. Я не слышу, о чём они говорят. Я не вижу даже выражение их лиц. И, возможно, мне показалось, но рядом прошла молодая женщина, она счастливо улыбалась, и она так похожа на карандашный портрет в одной квартире по улице Декабристов, вылитая Ниночка!