Текст книги "Потерянные крылья (СИ)"
Автор книги: Soul_Elis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Тонкие губы неслышно выдавали одно недостойное ангела ругательство за другим, пока точеное перо выводило на пергаменте список литературы. Школьная библиотека была велика, а потому даже ее запас нецензурных слов вскоре иссяк, однако Ребекка Уокер не даром стала первой непризнанной в Совете цитадели, а потому список бранных выражений быстро начали пополнять совершено новые, собственного, так сказать, изобретения. Через пару сотен земных лет уже в библиотеке ада появится «Словарь удивительной брани Ребекки Уокер», но это потом, а сейчас – название, расположение, дата проверки. Название, расположение, дата проверки.
«Да пошло оно все под гниющий хвост смердящей адской саламандре!», – новый школьный библиотекарь пнула аккуратную стопку томов с исцеляющими практиками и выскочила из слабо освещенного зала.
Стоя перед зеркалом в своей небольшой комнате, Ребекка перебирала пальцами едва окрепшие светло серые пёрышки – золотые на обожженных любимой дочерью костях так и не выросли. Отсутствие сияющих крыльев, позорный проигрыш и потеря древней силы, на которую так рассчитывала Цитадель, дали чертовому Совету идеальный повод поблагодарить Серафима за «службу, неоценимый вклад и мудрость», предложив «применить свои обширные знания в Небесной школе».
Из яростных раздумий Ребекку вывел осторожный стук. Спрашивать, кто именно решил заявиться в будку к прокаженной, было бесполезно – она и так знала, чьи крылья нетерпеливо подрагивают за дверью.
– Входите, Фенцио, – равнодушно произнесла она, занимая единственное кресло в небольшом, но светлом помещении. – Не стойте столбом.
Несуразные то ли лапти, то ли просто истрепанные кеды, нервным шагом переступили узкий порог. Прокашлявшись, ангел поднял глаза на ровно сидящую в кресле Ребекку – казалось бы, совсем недавно, он учил ее самым редким практикам, передавая знания, доступные лишь единицам, читал уникальные заклинания, готовя к великому будущему. Казалось бы, еще вчера он, не сомневаясь ни минуты, пожертвовал карьерой и амбициями, уступив этой невероятной женщине свое будущее в Совете. Он пожертвовал бы и жизнью, но та как раз ей нужна и не была. Знания, силы, связи – все, кроме него самого. И он смирился, ибо любовь, что зародилась в нем с первого взгляда в ее умные янтарные глаза, была готова ко всему – к надменности, пренебрежению, холоду, но не была готова к одному – шансу быть с ней. И когда внезапно забрезжившая надежда окутала светом озарения, он даже не понял, что с ней делать: бежать со всех ног в библиотеку, куда была направлена Ребекка, к ней в комнату или сразу за ожерельем для церемонии Слияния. Но дни все шли, а он никак не мог решиться, ведь и в самых смелых фантазиях не представлял ее здесь – в стенах Небесной школы, медленно скользившую серыми крыльями меж высоких библиотечных стеллажей. Наконец они могли быть вместе, наконец они были равны в своем изгнании. Или нет? Определенно, эта ледяная статуя, хоть и потерявшая мощь Цитадели, оставалась выше его во всем.
– Милый Фенцио, чем обязана? – в голосе Ребекки не было и толики тепла. – Пришли поздравить меня с новым назначением? – она криво усмехнулась, указывая тонкой белой ладонью на свободный стул.
– Я лишь пришел поприветствовать вас, – его голос осип, а глаза вновь нашли каменный пол. – Понимаю, вам здесь не место, но я все же рад, что теперь мы будем видеться чаще.
– Вы правы, мне здесь не место, – отрезала она. – Мое место было отнято той, которой вы так усердно помогали, надеясь на мою благодарность. Вы обучили эту чертовку, вдолбили ложные догмы и смотрели, как она отдает душу этому демону! Она должна была встать рядом со мной, а не против, – падший серафим резко поднялась и встала у двери, недвусмысленно глядя сверху вниз на поникшего ангела. – Я разочарована, милый Фенцио. Благодарю за теплый прием.
Едва потемневший учитель покинул скромные покои, в стену полетели маленькие шкатулки, фарфоровые статуэтки, изящные гребни и все, что она перетащила из Цитадели и до чего могла дотянуться. Нет, в светлой комнате обитала не бессмертная Ребекка Уокер, здесь царила разъяренная фурия, потерявшая самое дорогое в жизни – власть.
***
Название, расположение, дата проверки. Название, расположение, дата проверки. Дни сливались воедино и ей уже начинало казаться, что не было ни Цитадели, ни архангелов, терпеливо ждущих ее приказов, ни Совета, внимательно слушающего ее речи: словно она никогда и не покидала стен этой школы, словно никогда не меняла невзрачную серость на сияющее золото. Ярость, что питала Ребекку все эти бесконечные недели, постепенно отступала. На смену ей приходила… пустота? Да, пожалуй, к концу семестра от некогда гордой каменной статуи не осталось ничего, кроме оболочки. Нет, она не пряталась по углам, не избегала тихих насмешек от учеников-демонят, знавших о ее стремительном падении, она просто функционировала – не осталось ничего, за что можно было бы рвать, метать и развеивать в пыль врагов. Бесстрастная маска, в которую окончательно превратилось ее лицо, проплывала мимо длинных стеллажей. Название, расположение, дата проверки. Название, расположение, дата проверки. Ни в чем не повинный фолиант вновь летит в угол – напускная стена равнодушия дает трещину. Сегодня несгибаемая Ребекка Уокер устала.
Она не знала, сколько просидела на полу, вжавшись в угол в окружении разбросанных книг, пока ее опущенного плеча не коснулась невесомая нежная рука. Подняв голову, бывший серафим проследила взглядом от кончиков пальцев до маленькой головы, что склонилось над ней. Не светлом лице Мисселины застыла мягкая и немного обеспокоенная улыбка.
– Ребекка, с вами все в порядке? – лебединая принцесса присела на колени и уровняла их лица, внимательно вглядываясь своими серыми глазами в подернувшийся пленкой бессилия янтарь.
– Благодарю за участие, я в порядке, – разжалованный серафим собралась, и, надев непроницаемую маску, сбросила теплую ладошку с плеча. – В вашей заботе нет необходимости.
– О, я пришла не для этого, простите, что ввела вас в заблуждение, – Мисселина поспешно поднялась, отряхивая белоснежный подол. – На самом деле я искала вас чтобы попросить о помощи, Ребекка.
– Неужели? И чем я же могу вам помочь? – встав следом, еще миг назад разбитая женщина уже саркастично вскинула бровь. – Чем я могу помочь вообще кому-нибудь?
– О, я бы хотела собрать коллекцию музыкальных произведений и разместить ее здесь, – Мисселина вновь улыбнулась. – Но не знаю, с чего начать.
Ребекка с недоверием смотрела на этого удивительного ангела – как сила, о которой она не раз слышала в Цитадели, могла обитать в столь комичной оболочке? Огромные серые глаза, трепещущие ресницы, маленькие аккуратные губы, сложенные в нежной улыбке – и это знаменитый «Шепот вечности»? Хотя, идея посмотреть на ноты и инструменты была неплоха – в Ребекке вновь проснулось корыстное любопытство – вдруг, и она могла бы овладеть этим редким искусством?
– Что ж, думаю, у меня найдется время. Давайте взглянем на ваши ноты, – стараясь не выдать голосом даже минимальную заинтересованность, Ребекка махнула рукой в сторону выхода. – Пойдемте сейчас, все равно книги мне уже наскучили.
В светлой комнате, заставленной музыкальными инструментами, царил удивительный покой. Ребекка задумчиво дотрагивалась до флейт, виолончелей, саксофонов, прошлась длинными пальцами по клавишам фортепиано, и невольно задержала взгляд на необычной синей скрипке в углу.
– О, я знала, что вы заметите этот прекрасный инструмент! – Мисселина озарила зал очередной улыбкой. – Это так трогательно!
– О чем вы? – Ребекка отвернулась от скрипки и сложила руки на груди.
– Это инструмент Виктории, – мягко ответила лебединая принцесса, поглаживая струны небольшой арфы. – Полагаю, вы покинули ее до того, как она начала изучать музыку на земле. Она великолепно играла.
Ребекка вновь повернулась к синей скрипке и провела пальцами по колкам, уловив остаточный след энергии дочери. Внутри еле слышно заиграло что-то из известной классики.
– Я не знала, – голос серафима на миг стал тише, но она быстро прокашлялась и выпрямилась струной. – И что вы обычно играли?
– Виктория обожала земного композитора Антонио Вивальди из восемнадцатого века от рождения человеческого идола Христа, – Мисселина крепко ухватилась за возможность поддержать разговор. – Знаете, я была удивлена, что такие мелодии смогут работать и здесь, но Вики как обычно меня удивила. Видели бы вы те потрясающие ураганы, что вызвал этот смычок! Порой я жалею, что она не присоединилась к ангельской братии, я была бы так рада передать ей основы искусства, ведь такой талант встречается нечасто!
– А разве не любой бессмертный может научиться управлять стихией через музыку? – Ребекка перехватила тему, сама до конца не понимая, отчего – потому что все же решила выудить потенциально полезную информацию, или потому, что слушать про Уокер-младшую ей было… горько? – Я полагала, что главное в этом вопросе лишь техника и знания.
– О, нет, это расхожее заблуждение. То, что вы называете «шепотом» – дар, – Мисселина вновь улыбнулась, на этот раз уже с легкой грустью. – Редкий дар, Ребекка.
Обе бессмертные продолжали стоять в зале – пауза начинала угнетать, но ни одна из них не решалась нарушить хрупкое молчание, которое говорило больше, чем самый оживленный диалог. И все же стальная Уокер смогла прервать тишину.
– Мне пора, я помогу вам с документами завтра, – серокрылая слегка кивнула и быстро удалилась.
– Буду ждать, – прощебетала ей вслед Мисселина.
Подойдя к синей скрипке Уокер-младшей, она, немного покрутив инструмент, поставила его на плечо. Через всегда распахнутое окно полилась нежнейшая из всех мелодий.
***
Быстрые капли расчертили окно и тихий стук выдернул Ребекку из воспоминаний, в которые она погрузилась, вернувшись к себе. Последний час она, к своему стыду и позору, воссоздавала в памяти те чудесные дни, когда еще была не одна.
Вот ее маленькая Вики хнычет в коридоре, притащив с улицы очередного драного кота.
Вот крепко держит ее за руку, пока они впервые идут к стоматологу проверить молочные зубы – не плачет, не тянет назад, просто упорно передвигает ноги, изо всех сил сжимая материнскую ладонь крошечными пальчиками.
Вот радостно машет ей, провожая на злополучный самолет.
Открыв створку, стальная Ребекка Уокер подставила лицо под теплый дождь. И все же она потеряла еще не все. Решившись, новый библиотекарь Небесной школы, садится за стол, разворачивает чистый пергамент и дергает одно из своих светлых перьев. Ровно на сотый день своего изгнания Уокер-старшая делает то, что никогда бы не сделала еще вчера.
========== Часть 4. Незнакомцы ==========
Элизабет вросла в кресло, не в силах оторвать взгляд от пронзительных голубых осколков. Незнакомец тоже не двигался, замерев словно в ожидании взрыва или чего похуже. Ни он, ни она не знали, сколько времени прошло, и, наверное, рассматривали бы друг друга до утра, если бы вновь возникший из ниоткуда Хоббс не прервал эту странную и, пожалуй, ставшую неуместной паузу.
– Лёгок на помине! Дорогой друг, я буквально только что рассказывал о вашем приезде милой мисс Стоунволл! – профессор потрепал так и не нарушившего молчание гостя по плечу и кивнул в сторону кресла с окаменевшей девушкой. – Альберт, это Элизабет – выдающийся и удивительный профессор литературы не так давно пополнившая ряды лучших умов этого богом забытого места! – он продолжал рассказывать что-то ещё, но его болтовая стихла, вновь оставив Элли наедине с глазами незнакомца.
Не было никаких сомнений в том, что именно этот взгляд согревал ее последние месяцы, одаривая новыми порциями и безумия, и счастья. Не в силах разорвать контакт уже наяву, она прокручивала в голове все возможные объяснения случившегося: могла ли она видеть это лицо в научной литературе, раз он тоже профессор? Могла ли она случайно встретиться с ним, если он и раньше наведывался в Принстон? Могла ли она заметить его умные черты, подернутые, словно патиной, благородной сеткой неуловимых морщинок на одной из тех скучных конференций, которые она посещала ещё до «дня икс»? И каждая из теорий неумолимо разбивалась о твёрдое «нет» – такие глаза она бы не смогла забыть никогда.
– Рада знакомству, профессор Шпеер, – с трудом найдя силы встать, охрипшим от волнения голосом пробормотала она, протягивая дорожающую ладонь.
– Взаимно, мисс Стоунволл, – его голос был по-прежнему сух и, пожалуй, даже угрожающе тих, но она пропустила скупое приветствие мимо, ведь теперь ее пальцы сжимали его прохладную широкую ладонь.
Они могли бы стоять так до конца своей жизни, но странная троица с гогочущим Хоббсом уже начала привлекать внимание коллег. Неловко высвободив руку, Элли нагнулась за упавшим бокалом, надеясь провалиться под мягкий ковер, вынырнуть где-нибудь на другом конце земли, отряхнуться и скрыться навеки.
Воспользовавшись тем, что Хоббс отвлек Шпеера чередой стандартных вопросов о поездке, Элизабет, как и планировала в начале дня, но уже по совсем иным причинам, появившимся к концу вечера, выскользнула наружу. Полуночная прохлада накрыла ее мгновенно и грубо, не дав перевести дух и успокоить сбитое с ног сердце.
Решив обойти корпус и уже потом спрятаться во всех одеялах, что может найти, Элли насильно снизила темп в попытке придать своей позорной капитуляции хотя бы слабый налет спокойной прогулки. Прислонившись к одной из колонн, девушка постепенно начинала осознавать, что именно с этими глазами ей придется отправиться в Мэн, если она все же решится на авантюру, так легко предложенную Хоббсом. В судьбу Элизабет Стоунволл не верила – управляй миром некий рок, она бы не выжила под теми завалами, ведь смысла в ее нынешнем существовании не было никакого. Однако голубые огни, что явились ей в этот вечер, окончательно разрушили хрупкое равновесие, собранное по крупицам в кабинете Мортеля. Наворачивая круги вокруг колонны, Элли изучала трещины под своими ногами: всего пара воскресных часов в обществе Хоббса, которого она так усиленно избегала долгие месяцы, подарили ей и надежду на получение такого нужно ответа, и невероятную встречу с глазами, ради которых она открывала по утрам свои.
– Когда достигаешь цели, понимаешь, что путь и был целью, – еле слышно пробормотала она всплывшие в памяти слова.
– Вы так считаете? – уже знакомый сухой голос прозвучал прямо над ухом. – Элли врезалась в широкую мужскую грудь, тихонько чертыхнулась и отпрянула.
– Так считал один удивительный француз из девятнадцатого века, профессор Шпеер, – наконец отозвалась она, по-прежнему не поднимая глаз. – Уолтер говорил, что вскоре вы направляетесь в Канаду. Это так? – неловко переведя тему, она все же решилась мельком взглянуть вверх.
– Все верно, мисс Стоунволл, – Шпеер внимательно изучал ее лицо даже в темноте, бесцеремонно и, кажется даже неодобрительно щурясь.
Вновь повисла пауза, прерываемая лишь ее неровным дыханием и тихим электрическим гулом, издаваемым фонарем, еле освещавшем местность на другом конце площадки.
«Сколько можно трястись в страхе?! Есть судьба или нет, таких совпадений не бывает. Ты либо окончательно потеряешь остатки разума, либо вернешь свою жизнь», – злая, но исполненная бескомпромиссной надежды мысль пронеслась пулей в ее голове.
– Вы могли бы согласиться взять попутчика, профессор? – выпалила она резче, чем хотела бы, и нерешительно взглянула в голубые огни, которые будто излучали свет, похожий на отблески северного сияния во льдах.
– Я привык путешествовать один, мисс Стоунволл. Простите за прямоту, – холодно проговорил Шпеер и медленно повернулся к ней спиной. – Однако кто я такой, чтобы вставать на пути вашей цели? – бросил он из-за плеча и твердым шагом удалился в тень.
– Что это значит, профессор? – крикнула ему вслед Элизабет, растеряв остатки самообладания.
– Я отправляюсь в пятницу в полдень, мисс Стоунволл, – ответила на прощанье темнота.
***
Неполная неделя пролетела незаметно – сны о прекрасном зале и сильных руках, неизменно подхватывающих ее крылатое тело, исчезли. Каждая из пяти ночей подтверждала самые смелые надежды Элли – ее сказка теперь наяву. За эти дни она видела профессора Шпеера лишь пару раз в обществе вечно радостного и активного Хоббса, который быстрой стрелой порхал по кампусу.
Неловкие попытки выдернуть коллегу из счастливого водоворота и выведать хоть что-то о голубоглазом незнакомце успехом не увенчались – беззаботный Уолтер, ослепительно улыбаясь, раз за разом отмахивался, уверяя растерянную девушку в «надежности и интеллекте Альберта Шпеера – незаурядного историка и просто славного малого». Однако, как думалось Элизабет, «славным малым» Шпеер был только с теологом, потому что единственный его взгляд издалека, который та неосознанно поймала на себе во время общего ланча, был по-прежнему холоден. Причины странного отношения канадского светилы Элли не понимала – неужели она потеряла не только эмоции, но и все же пару дней из прошлого, казавшихся такими незначительными тогда, но ставших невероятно важными сейчас. Вдруг, они действительно встречались когда-то? Что, если она нагрубила ему, будучи не в духе, толкнула или вовсе сбила на машине его пса? Элизабет гнала от себе безумные теории, напоминая воспаленному разуму – профессора Шпеера забыть просто невозможно.
Освободив все пятничное утро и проведя вечер четверга в деканате, глава которого согласился ее отпустить лишь выторговав обещание остаться в Принстоне до гробовой доски, она торопливо перебирала свой незамысловатый гардероб. Проблема была в том, что свободной «не протокольной» одежды у нее почти не имелось. Единственная мягкая и удобная толстовка так и не отстиралась после незапланированной встречи с бурбоном, разлитым во время встречи со глазами Шпеера. До полудня оставалось чуть больше трех часов и, не раздумывая, Элизабет помчала в ближайший массмаркет: пара джинс, пара кроссовок в дополнение к тем, что уже были, несколько свободных футболок и рубашек в клетку, приличная пижама на случай, если в дороге вдруг придется ночевать в двухместном номере, толстовка, свитер и ветровка.
На два дня, что она планировала провести в пути, этого было, пожалуй, многовато: записка, полученная от Шпеера еще в понедельник утром без лишних приветствий объяснила ей, что они поедут на машине с одной остановкой в Милфорде. Тем не менее, она не знала, сколько пробудет в доме у озера в Гринвилле и как будет оттуда выбираться, поэтому, прихватив еще одну толстовку и скептически оглядев ворох бумажных пакетов, потратила дополнительную сотню и на новую дорожную сумку – та, что хранилась под ее кроватью на случай побега из Принстона была явно маловата, да и кого она обманывала – безнадежно стара.
По обыкновению хмурый Альбер Шпеер ждал ее, облокотившись на массивный черный внедорожник, скрестив на груди руки. Голубые огни не предвещали не то что веселую, но даже просто приятную поездку. Еле слышно извинившись за трехминутное опоздание, Элизабет бросила поклажу в полупустой багажник рядом с темным кожаным саквояжем и юркнула на переднее сиденье, вжавшись в мягкое кресло. Несмотря на суровый взгляд, Шпеер все же аккуратно закрыл за ней дверь, сел за руль и нажал на кнопку зажигания. В наэлектризованной тишине машина мягко тронулась.
Спустя час ожесточенных внутренних споров она все же решилась нарушить тяготившее молчание, густой патокой разлившееся в салоне.
– Профессор, а почему мы не полетели? – робко взглянула она на сосредоточенного водителя.
Повисла долгая, еще более тяжелая пауза, во время которой Элли не единожды успела отругать себя за любопытство и откровенно детское желание услышать его голос.
– Боюсь, мисс Стоунволл, полеты уже не для нас, – не разжимая губ процедил потемневший Шпеер.
Обескураженная Элизабет, не найдя что ответить, отвернулась к окну. Она могла позволить себе редкие слезы лишь в стенах кабинета Мортеля, который неизменно мягко, словно по-отечески, успокаивал ее дрожащие плечи морщинистой рукой. Но сейчас, в чужой машине, с таким чужим и одновременно таким родным незнакомцем, она не выдержала – предательская капля скользнула по побелевшей щеке.
– Простите, профессор, если я вас отвлекла, – незаметно смахнув слезу, Элли повернулась всем корпусом и окончательно слилась с кремовым кожаным салоном.
«На что я надеялась? На то, что этот человек, внезапно озаренный моей персоной, подхватит меня за талию, закружит в волшебном танце и признается в том, чего никогда не было? На то, что он неведомым образом связан со мной так же, как и я с ним, и тоже что-то почувствовал? Тем вечером он замер не от вида художественных пятен на твоей груди и уж точно не от пьяного блеска в твоих глазах. Какой реакции еще ты ждала от уставшего после долгой дороги человека? Вы действительно безумны, мисс, и место ваше не здесь, а в кабинете психиатра!» – думала она бесцельно водя пальцем по запотевшему от сбитого дыхания стеклу.
– Нет, мисс Стоунволл. Это я должен приносить извинения, – внезапный тихий голос вывел ее из круга, в котором она с наслаждением бичевала свой измученный разум. Шпеер, повернув голову, неотрывно смотрел на ее профиль, не замечая проносящихся мимо автомобилей. – Я был неоправданно груб с вами, вы совершенно этого не заслужили. – он наметил слабую улыбку и вернул свой сосредоточенный взгляд к шоссе, давая понять, что готов начать беседу.
– Почему вы согласились взять меня с собой? Вам придется сделать приличный крюк – прямо через Олбани было бы быстрее, – осторожно спросила Элизабет, вкладывая в голос как можно больше мягкости, боясь спугнуть настрой.
– Мне было приятно сделать одолжение коллеге, – ухмыльнулся Шпеер, видимо, решив исправить неудачное начало поездки. Однако уточнить, кого именно он назвал коллегой – ее или Хоббса, он не удосужился, оставив Элли разбираться в этом вопросе в одиночку.
– Спасибо, профессор, – немного помедлив, пробормотала она, вернув тело в прямое положение ради наметившегося диалога.
– Не стоит, мисс Стоунволл. Я рассчитываю на обед в благодарность, – окончательно расслабившись, Шпеер вновь одарил ее взглядом, еще не теплым, но уже похожим на мягкий. – И, раз уж мы проведем вдвоем сутки, называйте меня Альберт.
– Тогда и вы, пожалуй, обращайтесь ко мне по имени, – Элли неожиданно развеселилась и позволила себе лукавую улыбку.
Помолчав добрую минуту, ее необычный попутчик немного сбросил скорость и повернулся к ней.
– Что ж, Элизабет, расскажите мне, почему вы решили отправится на другой конец этой прекрасной страны в паре с незнакомым грубияном? – Шпеер выжидательно сверлил опешившую от такого прямого вопроса девушку своими голубыми огнями.
Выдержав очередную паузу, Элли закрыла глаза и представила, что сидит не в мягком кожаном кресле, а на хорошо знакомой зеленой кушетке, и наконец, решилась.
– Что ж, Альберт. Приготовьтесь пожалеть о том, что сняли свою нелюдимую маску и задали этот вопрос.
========== Часть 5. Тишина и безумие ==========
Рассказывая свою долгую печальную историю ненужного спасения, Элизабет не заметила накрывшие их сумерки. За все время Шпеер ни разу ее не перебил, не задал ни единого вопроса, лишь однажды тяжело вздохнул, бросив на нее задумчивый взгляд. А она все никак не могла остановиться, словно то, что она сдерживала почти год, наконец, нашло выход. И Этим выходом был он – незнакомый холодный мужчина, нехотя согласившийся подкинуть ее в дом, который она помнила, но не любила. Ради ответа на вопросы, которых не понимала.
– Ну, а после Уолтер предложил мне поискать в своем прошлом хоть что-то, что может вызвать эмоциональный отклик. И благодаря вам его план, возможно, удастся, – подытожила она и выжидательно посмотрела на своего спутника.
Шпеер не торопился комментировать ни потрясающую историю спасения, ни страшный диагноз, поставленный ей Мортелем, ни счастливую череду совпадений, приведших к этой поездке.
– Мне жаль, что вы так мучаетесь, Элизабет. Я и подумать не мог, что вам настолько тяжело, – наконец, произнес он. Его лицо ничего не выражало, но побелевшие костяшки пальцев, впившихся в руль, говорили намного больше, чем тысяча сочувственных вздохов.
– Все в порядке, Альберт, – девушка поторопилась натянуть на лицо самую естественную улыбку и вложить в голос радостные ноты. – Я жива, здорова, во всяком случае физически, и впереди меня ждет если не открытие, то хотя бы приятное место. Да и компания по пути к нему тоже не самая плохая, – последняя фраза вышла неожиданно искренней и теплой, но Шпеер предпочел сделать вид, что не услышал ее.
Элли внезапно задумалась, что так и не смогла выяснить, есть ли у сурового профессора жена или подруга – этот вопрос сейчас волновал ее, пожалуй, не меньше, чем поиски утраченных чувств. Но говорить о таком сейчас было как минимум бестактно, а как максимум – глупо. Девушка потянулась за бутылкой воды, сделала небольшой глоток и вернула свой взгляд к уже потемневшей дороге, невольно зевнув.
– Осталось немного, Элизабет. Мы приедем даже быстрее, чем я рассчитывал, – покосившись на навигатор сказал Шпеер. – Уже через пару часов вы будете отдыхать, даю слово.
– Спасибо, Альберт, – улыбнулась Элли и вновь уставилась в окно. Казалось, что после спонтанной исповеди в ее голове ни осталось ни слов, ни сил, чтобы их произносить. Ей уже не хотелось ни расспрашивать его о жизни, ни слушать его ответы: единственным, о чем она сейчас мечтала, была полная пены ванна.
Девушка неожиданно для себя представила тишину, белые мыльные облака, горячую воду и сильные руки, что обнимали ее уставшие от статичной позы плечи. И руки эти принадлежали вполне определенному мужчине.
«Как ты могла настолько заинтересоваться кем-то, с кем провела в машине всего несколько часов? Ты ходила на четыре свидания с тем миловидным писателем, что две недели читал лекции по европейской литературе двадцатого века, но от единственного робкого поцелуя чуть не вывернулась наизнанку. А тут – неприветливый холодный незнакомец и сразу в ванну? Да, мисс Элизабет, безумие вкупе с годом воздержания окончательно извратили вашу нежную натуру»
В маленьком отеле в приличном районе Милфорда было тихо и спокойно, а еще совершенно пусто: в распоряжении Стоунволл и Шпеера были любые номера на выбор, и ее больная и немного сонная подростковая фантазия о том, как они делят одну узкую кровать на двоих, была нещадно растоптана парой ключ-карт. Девушка было предложила оплатить и его размещение, но профессор лишь отмахнулся, бросив на стойку ресепшена ненормально толстую пачку наличных.
– Альберт, я думала, вы взяли одноместный номер на ночь, а не люкс для новобрачных на месяц, – рассмеялась Элизабет, указывая на зажатую тонкой серебряной лентой стопку Бэнов Франклинов.
– Я не разбираюсь в ваших деньгах, – буркнул внезапно потемневший Шпеер. – Давайте свою сумку.
Растерявшаяся от очередного перепада настроения попутчика, Элли протянула во властную ладонь саквояж и поплелась в сторону лифта, опустив плечи. Дверь в номер Шпеера захлопнулась громче и быстрее, чем ей бы хотелось, но сил на анализ нестабильного поведения профессора у нее уже не оставалось, а потому, затащив вещи в свою комнату, она отогнала дурное предчувствие, достала из сумки пижаму, а из шкафа – белый пушистый халат.
Ванной в номере не было, и Элизабет, в очередной раз усмехнувшись своей неожиданно нахлынувшей в пути озабоченной наивности, встала под горячий душ: может, она и была рождена птицей, но воду любила как самая последняя рыба. Отжимая мокрые волосы мягким белым полотенцем, она медленно расхаживала по комнате, уже представляя как открывает скрипучую дверь в старый дом, выходит к огромному озеру и наслаждается тишиной Мусхед-лейк. Громкий стук выдернул ее из раздумий бесцеремонно и грубо, и босые пальцы неожиданно встретились с углом кровати. Выругавшись так, как мог бы браниться докер, но никак не приличная молодая женщина, преподающая литературу в Принстоне, Элизабет доковыляла до двери и злобно распахнула ее.
– Что? – вопрос прозвучал резче, чем того заслуживал даже грубиян-профессор со своим переменчивым, как осенняя погода, настроением.
– Простите, мисс Стоунволл, я не хотел вас обижать еще раз, полагаю, ваша реакция закономерна, – увидев перекошенное красное лицо девушки, Шпеер склонил голову и развернулся к своей двери, стоящей напротив.
– Нет-нет, Альберт, вы здесь совершенно ни при чем, – поспешно крикнула его спине Элли. – Я просто ударилась ногой как раз, когда вы постучали. Это банальное совпадение, пожалуйста, не принимайте на свой счет. И извините за слова, которые вы могли слышать, пока ждали тут – они были адресованы не вам, а чертовой ножке кровати.
Профессор остановился, оглядел девушку с головы до ног и только теперь заметил нелепо подогнутую правую ногу.
– Ох, Элизабет, как же вы умудрились? Никогда бы не заподозрил вас в неуклюжести! – Шпеер наметил улыбку и вернулся к проему. – Давайте, я посмотрю.
– В этом нет никакой необходимости, Альберт, – улыбнулась девушка, но приглашающий жест все же сделала, отступая внутрь.
– Я обещаю, что лечить не буду, а просто посмотрю, – к профессору вновь вернулось хорошее настроение и он хитро улыбнулся, садясь на корточки у кровати.
Красная, но уже не от боли, Элизабет опустилась на край постели и протянула узкую стопу в широкую руку Шпеера, завороженно наблюдая за тем, как медленно он касается уже успевших припухнуть пальцев. Руки, что осторожно ощупывали щиколотки, несомненно, перенеслись из того измерения, в котором она кружила свой вальс. Руки, что аккуратно постукивали по тонким костям, бесспорно крепко держали ее талию там, где она была счастлива. Напряжение в комнате можно было, пожалуй, резать любыми подручными средствами, но молчание не нарушал ни Альберт, так и не выпустивший ее ногу, ни она, боявшаяся сделать лишний вздох.
«Какая ванная, мисс Стоунволл, вот ваша самая желанная фантазия. И она вот-вот сбудется», – думала она, замерев каменной статуей.
– Вы женаты, Альберт? – вопрос прозвенел кнутом в тишине, и лишь спустя мгновение девушка поняла, что эти страшные слова вырвались из ее рта. Элли инстинктивно прикрыла губы. – Простите, профессор.
Шпеер одарил ее тяжелым взглядом исподлобья и встал, выпустив из пальцев нежную щиколотку.
– Я был готов связать себя до конца жизни с любимой женщиной, однако скрепить свой союз нам так и не удалось, – он тихо повернул ручку и вышел наружу. – Извинения приняты.
***
Не проронив ни слова за завтраком, они так же молча сели в машину и тронулись. Уже к закату Шпеер планировал привезти Элли в Гринвилл. И это была единственная фраза, произнесенная в салоне за первые два часа поездки. Девушка тоже предпочитала ничего не говорить, и не смотреть на него, и даже не дышать в его сторону. Настолько неловко и глупо она не чувствовала себя никогда – в колледже повода краснеть не случилось, а до Принстона она вообще ничего не ощущала. Пара остановок у придорожных забегаловок, немой обед в Аббат-Вилладж, который Элизабет оплатила, как и обещала, когда они еще могли открывать рты в присутствии друг друга, и еще два часа под спокойный шум мотора.
