Текст книги "Потерянные крылья (СИ)"
Автор книги: Soul_Elis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== Пролог ==========
Схит был хоть молод, но невероятно целеустремлен. А потому, как только в адском чертоге открылась новая вакансия, немедля поскакал в канцелярию. Последние недели удача улыбалась ему, как и любому другом бесу, и направление на пусть и мелкую, но не последнюю должность кухонного служки, было быстро получено.
Его первой работой в преобразившемся при новой власти чертоге стала беспокойная беготня с подносом на балу в Преисподней: Адская пляска, как и добрый десяток других закостенелых и изрядно наскучивших традиций, была упразднена одним уверенным щелчком пальцев, на кончиках которых играло голубое пламя. Сегодня здесь царит не буйная волна пляшущих бесов, но легкий и волшебный вальс: ни барабанов, ни языков пламени, а новый Владыка не таится в тени, вяло притаптывая ногой, а выводит идеальные круги, сильной рукой обхватив талию своей возлюбленной.
Об этом диковинном создании на кухне ходили разные слухи, но все они сводились к одному – именно с ней новый Повелитель не только сокрушил Сатану, но и поставил на колени пуховых кур из Цитадели. Однако логичный апокалипсис, к которому готовили каждого порядочного беса с младых когтей, так и не наступил. Схит прекрасно помнил, как белая буря порушила башни, напугала огненных драконов, вырвала каждую душу, но потом, словно послушный пёс, услышавший хозяйское «к ноге» прекратила свои бесчинства, и оставила все три мира растерянно шевелить губами. В Раю торжествовали, приписав все заслуги в спасательной операции себе, в Аду на радостях жарили самые отборные грешные души, а на смертной земле разводили руками, бормоча что-то несуразное про глобальное потепление, тектонические сдвиги и неведомые дыры.
Единственная реальная дыра, оставленная внезапно исчезнувшим Сатаной, затянулась очень быстро – Первый Всадник Геральд, наконец, явился из своего добровольного изгнания во всем былом великолепии и занял место, что ему пророчили ещё после бунта Адского стола и того позорного соглашения. Схита в те времена даже и планах не было, но отец его прекрасно помнил великую битву, что закончилась убогим перемирием с чёртовыми пуховыми курами. Но вот Первый Всадник пришел, и не один, а с этой удивительной бессмертной. Называть возлюбленную Владыки демоницей не поворачивался даже самый длинный бесовский язык: первая леди Преисподней была кем угодно, только не демоном. Виктория, принёсшая победу, как назло отказывалась воевать – только читала, вытянув ноги на холодном полу и прислонившись спиной к трону, на котором восседал Повелитель, перелистывая последние сводки.
Мягкий свет, излучаемый бессмертной, не могли скрыть даже ее угольные крылья. Не ангел, не демон и уже давно не непризнанная леди Уокер просто была собой. В тёмных углах шептались о неведомой силе, что таилась к глубине ее синих глаз, но если там что и было, то никогда не показывалось наружу, предпочитая отсиживаться до нового Конца Света. Безусловно, она была хороша в наложении чар и знала самые действенные техники исцеления, которые раз за разом демонстрировала на кухне, где регулярно прищемляли хвосты и обламывали рога. А еще великолепно лавировала меж серых колонн тронного зала, но истинное зло, к которому так привыкли изрядно запуганные обитатели чертога, творить не желала.
Несмотря на абсолютную неканоничность Госпожи, новичок, да и все остальные подданные, не признаваясь ни себе, ни кому-либо другому, тихо восхищались мягкой улыбкой и удивительным магнетизмом, что она излучала. Однажды, незаметный и юркий, Схит краем косого глаза увидел, хотя, кого тут обманывать – он возмутительно подглядел, как леди Уокер, прижатая черными крыльями к такой же стене, обвивает своими точеными бедрами напряженную талию Повелителя, запустив тонкие пальцы в его шевелюру. И если бы в маленькой комнатенке негодника был предусмотрен холодный душ, он бы немедля в него поскакал. Вместо этого, впервые за всю свою наглую демоническую жизнь, бес подумал, что обязательно пойдет на следующий бал, но уже не в качестве обслуги, а как гость, и непременно найдет там свою собственную, единственную и неповторимую, неземную и безумно прекрасную Леди. И будет улыбаться также светло и мечтательно, как Владыка, когда думает, что его никто не видит.
Нет, Ад не замёрз, но определенно преобразился – порой мелкому служке и вовсе казалось, что Преисподняя смело может дать сотню очков форы стерильному ватному Раю по части благодати. И все, наконец, стало так, как высек на стенах главного храма еще сам Малеборг. Но дальше «да возвысится же мое подземное царство над небесным» древний пророк писать отказался, и в один из прекрасных дней, что предшествовали Церемонии слияния, прекрасная Виктория внезапно пропала.
Раздавленный и разбитый Первый Всадник, проведя 40 дней в неустанных поисках, покинул чертог и каменной статуей засел на берегу Коцита.
Схит, приносивший Господину глифт, стал последним, кто его видел.
========== Часть 1. Птица под водой ==========
Уставший, но не растерявший благодушие за долгий день, Иммануил Мортель внимательно наблюдал за нервными шагами своей пациентки, задумчиво крутившей пальцами тонкий золотистый локон. Последние полгода их встречи по вечерам искренне удивляли опытного психиатра: у этой необычной леди была замечательная жизнь, и чем лучше она становилась, тем сильнее та печалилась.
– Элизабет, я прошу вас, остановитесь хоть на миг, ради всего святого! – мягко произнес он. – Скоро у меня закружится голова и вы потеряете своего терпеливого слушателя. Сядьте и расскажите, что именно в предложении декана вас так огорчило?
Немного подумав, она бессильно опустилась на край темно-зеленой кушетки.
– Меня все устраивает, профессор Мортель… – тонкие пальцы продолжают закручивать мягкие волосы в спираль. – И не устраивает одновременно. Я понимаю, что эти мысли глупы, но я не хочу ни этого дурацкого повышения, ни дополнительных денег, которыми буквально трясут у моего носа, будто чертовы чеки что-то значат.
– Почему же, Элли? – он прекрасно знал причину такой двойственной и весьма резкой реакции, но было крайне важно услышать ответ от самой Элизабет.
– Потому что тогда я окончательно поверю в реальность происходящего, и мне придется ее принять, – та откинулась на изголовье и обреченно посмотрела в потолок.
– Мне очень жаль, Элли. Мне действительно жаль, – Мортель сочувственно вздохнул и поправил очки: она была, пожалуй, самой чудесной его гостьей за последние годы, и взявший с себя самого слово никогда не привязываться к пациентам врач все же дал слабину. – Но вы – часть этого мира, так откройтесь ему. Уверен, ему есть чем вас порадовать!
Элизабет встала и вернулась к измерению ширины обильно заставленного вазонами с сочными тропическими цветами кабинета. Казалось, что в ее голове одновременно и полно и пусто – рассеянный взгляд сменялся напряженным, но после молодую женщину снова отпускало и она замедляла торопливый шаг.
– Мисс Стоунволл, я искренне надеюсь, что за эти месяцы мы стали не просто коллегами, но и друзьями, а поэтому позволю себе дать вам один простой совет – примите этот мир, который, как показали недавние события, удивительно хрупок. Вам повезло выстоять, выжить, так почему бы не начать жизнь с начала?
– Я бы рада, профессор, – Элизабет, наконец, сконцентрировалась на диалоге и отпустила волосы. – Но я не уверена, что эта новая жизнь – моя. Будто я была рождена птицей, а названа рыбой, и теперь вынуждена пускать пузыри под водой, ведь это так естественно.
– Вам все еще снятся эти пугающие сны? – Мортель сдвинул брови, и сложил пальцы перед лицом. – Я полагал, что последние ночи были спокойными.
– Меня хватило ровно на двое суток, дорогой друг, – горько усмехнулась Элли из угла. – Все повторяется. Все всегда повторяется. Порой я жалею, что меня не вынесли оттуда вперед ногами.
– Это удивительно жестокие слова, мисс Стоунволл! – слушатель окончательно утратил остатки расположения. – Крайне опрометчивые, я бы сказал. Когда вы открылись мне, я, уважая вас как профессионала и коллегу, согласился предоставить свои консультации. Но я решительно не могу вам помочь, если вы сами того не хотите!
Элизабет поспешно подняла руки в капитулирующем жесте: в глазах пронесся испуг – мир она не любила, но искренне привязалась к старому профессору и этим встречам.
– Прошу прощения, сэр. Я больше не озвучу эту мысль, – сделав пару шагов к его креслу, она наклонилась, прикоснулась к плечу своего верного слушателя и заглянула ему в глаза. – Просто мне не дает покоя ваша теория.
– Элли, – голос пожилого мужчины смягчился, и он накрыл своей ладонью ее руку. – Это всего лишь глупая догадка, которой безумный старик неосмотрительно поделился с вами после двух бокалов бурбона. – Оснований полагать, что травма отразилась на вашей личности, нет – снимки и тесты чисты.
– Как по мне, профессор, на них все же есть пара темных пятен. – Элизабет вернулась на кушетку и, мрачно зевнув, потянулась за своим портфелем. – И мне бы очень хотелось пролить на них свет.
– Всему свое время, Элли. А пока, если вас так тяготит предложение декана, сообщите ему, что вам нужно время для принятия решения. Уверен, он не захочет вас отпускать, а потому предоставит вам требуемое. – Мортель встал и пожал ее тонкую руку. – До четверга, мисс Стоунволл. И надеюсь увидеть вас на нашем традиционном полузаконном собрании в субботу.
– До четверга, профессор, – Элизабет решительно направилась к двери, но в последний момент замерла, – И я подумаю насчет субботы, дорогой друг.
Проводив взглядом тонкую фигуру, Иммануил Мортель вновь погрузился в свое кресло. Безусловно, ее растерянность можно было понять, но старый профессор никак не мог взять в толк, почему Элизабет так упорно отказывается принимать подарок судьбы.
Подумать только, еще год назад ее, полуживую и уже считавшуюся потерянной, достали из-под обломков, вытащили с того света и вернули в этот прекрасный обновленный мир. Пара воспоминаний о прошлом – небольшая плата за вторую жизнь, и другая бы уже давно целовала землю, пускалась в пляс и возносила молитвы, но Элли Стоунволл, упрямая и непримиримая, продолжала искать изъяны в этом даре небес. Будто дала себе слово, что не начнет жить по-настоящему, пока не поймет, что именно оставила под развалинами той рухнувшей парковки, гостиницы, или под чем там она была похоронена заживо? «Элизабет-Элизабет, так вы действительно потеряете эту прекрасную жизнь».
***
Ее комнату снова несет на себе не самый вежливый великан – стены дрожат, а в распахнутые окна врывается холодный ветер. Элизабет резко поднялась в постели и привычным движением дернула выключатель. Мягкий свет приструнил гиганта, и тот вернул спальню на место.
Она нащупала ступнями холодный паркет, и побрела в ванную комнату.
– Элли-Элли, какого черта творится в твоей покалеченной голове? Неужели землятресение окончательно превратило твое серое вещество в болтушку и ты вечно будешь просыпаться среди ночи? – она всматривалась в свое отражение, ища в нем ответ, но хмурая заспанная барышня в зеркале упорно хранила молчание.
Элизабет Стоунволл, уже как почти год скрепя сердцем и скрипя зубами обитала в этих стенах Принстонского кампуса. Пришла всего на месяц, но, как говаривал мистер Альберт Нок, нет ничего более постоянного, чем временное. Университетские чинуши довольно быстро сообразили, что нет преподавателя лучше чем тот, что живет одной лишь работой, и вцепились в хрупкие плечи «дорогой мисс Элизабет, знания и нестандартный подход которой восхищают», отказавшись отпускать ее сначала до конца семестра, а потом и до выпуска текущего курса. И даже не успев понять, как такое могло случиться, она перевезла в преподавательское крыло свои скромные пожитки, застряв там окончательно и бесповоротно.
Шумные студенты не раздражали, напротив, их вечные кричалки «давайте скорее приступим к Маркизу де Саду и пойдемте с нами пить и петь, мы ведь почти ровесники, мисс Стоунволл» создавали приятный аккомпанемент ее печальной песне. И, возможно, она бы примирилась и с удивительно удачной карьерой, и с ухаживаниями не самых, надо заметить, занудных, коллег, и даже с еженедельным «мисс Стоунволл, лучше вас никто не справится с этими дикарями, поэтому возьмите и эту группу, будьте любезны», но было одно гигантское, как территория Принстона, «но» – она видела совсем другую жизнь, и последняя была ей куда ближе.
Минутная стрелка часов пересекла очередной рубеж, и Элли, неловко натянув спортивный костюм, покинула свой темный угол. До закрытия ближайшего паба оставалась еще пара часов и она, по единственной приятной традиции в этом чужом месте тихой тенью проскользнула в знакомую дверь.
Бурбон тянулся вяло, но она упорно продолжала его глотать, надеясь, что вот-вот, и желанная дремота накроет ее своим мягким одеялом. «Отчего люди не летают как птицы?», – вспоминала она в голове русскую классику, касаясь взглядом таявшего в стакане льда. Действительно, почему ей приходится ходить по этой земле, посещать занятия, учить идиотов и слушать гундеж коллег? Но пары крыльев, пускай и куриных, за спиной все еще не наблюдалось, а потому заказ пришлось повторить. И только желанная сонная усталость, наконец, соизволила явиться, как звонкий голос над ухом разогнал едва сгустившийся слабый туман.
– Мисс Стоунволл! Какая неожиданная и приятная встреча! – как черт из табакерки, на соседнем стуле внезапно возник профессор Хоббс. – В вашем кубке воды уже больше, чем градусов, так что предлагаю срочно его сменить!
Элли смерила коллегу самым тяжелым из всех доступных в арсенале сонной и изрядно набравшейся леди взглядом, но Хоббс, словно мальчишка, продолжал сверлить ее глазами, невозмутимо улыбаться, и всем своим изрядно помятым видом показывая, что так просто от него не отделаться.
– У меня есть хоть один шанс скрыться, Уолтер? – прятать раздражение было бессмысленно, поэтому грубый вопрос был вложен в наспех собранную улыбку иронии. – Мои лекции начнутся уже через четыре часа, и я бы не хотела подавать дурной пример.
– О, мисс Стоунволл, вы уже давно потеряли в глазах этих чудных оболдуев все очки строгого преподавателя! – Хоббс радостно хохотнул и придвинул к ней стакан. – Зато совершенно точно получили твердую пятерку как самая приятная замена старику Хиршу. Ох, знали бы этого гнусного типа лично, не сомневались бы в моих словах! Ни в едином. Но, – интонация его голоса внезапно переменилась и он впервые посмотрел на нее серьезно. – Мне решительно не нравится наблюдать за вами здесь каждую ночь. Читать нотации не в моих правилах, но я мог бы вас выслушать, и, возможно даже дать совет.
На миг Элизабет подумалось, что она действительно хотела бы поделиться с этим странным неловким типом тем, что так ее беспокоит. Тем, что не решалась озвучивать даже в уютных стенах единственному, кого называла другом, тем, в чем не решалась признаваться даже себе самой. Но, в последний момент, как умудреный жизнью старый карп, она все же сорвалась с крючка и захлопнула едва открывшийся рот.
– Простите, мистер Хоббс, но мне и правда пора. – Элли поспешно бросила на барную стойку двадцатку и скрылась так быстро, что неудавшийся исповедник еще долго растерянно хлопал глазами ей вслед.
«Как можно сказать малознакомому коллеге, что сходишь с ума? И ты совершенно точно едешь в направлении мягких белых стен, если думаешь, что такое можно произность вслух. О, ты определенно движешься к тишине и покою какой-нибудь богадельни из серии «Приют имени святой карги, которая пожертвовала свою жалкую душу несуществующему господу», если обсуждаешь это сама с собой!», – злая и пьяная ругала себя она, пересекая мокрое от росы поле.
Горячие потоки воды окончательно добили измученное тело и дух, и Элизабет Стоунволл, заживо похороненная во время серии землятресений на подземной парковке аэропорта Кеннеди, потерявшая воспоминания и всякое желание жить в этом новом дивном мире, рухнула на подушку. Ей вновь, как и последние одиннадцать месяцев, снился один и тот же лучший в мире сон: она, легкая и счастливая, кружит меж серебристых колонн в огромной зале под нежный струнный квартет. Выгибается, подлетает и возвращается в руки самого прекрасного из всех мужчин. Нет, лица своего удивительного партнера она никогда не видела, но каждой клеткой ощущала на себе его взгляд. Холодный и теплый, спокойный и бушующий, полный нежности и всепоглощающей страсти. Жар голубого огня.
Ох, не потому она раз разом отвергала сладкие предложения коллег, что считала последних недостойными своего общества. И не потому стремилась прожить очередной день как можно быстрее, что терпеть не могла свою работу. Единственным, кто тронул ее так и не ожившее сердце, стал этот сказочный незнакомец, которого она беззаветно полюбила в первую же ночь, очнувшись в больнице. И лишь беспокойный сон на слишком твердом для ее хрупкой спины матрасе дарил ей короткие часы счастья, коих ни разу не случалось пока она бодростовала.
Да, мисс Элизабет, вы опеределенно нездоровы душой, ведь не может молодая образованная женщина любить того, кого нет, даже если начитается самых дешевых бульварных романов в мягких обложках. Не может разумная и уверенная в себе леди добровольно отказаться от света дня ради болезненных коротких ночей. Да, мисс Элизабет, вы совершенно точно закончите свое бесславное существование в «Приюте имени святой карги, которая пожертвовала свою жалкую душу несуществующему господу», ибо его построили для аккурат под вас.
========== Часть 2. День чуда ==========
«Мисс Стоунволл!»: звонкий мальчишеский голос вывел ее из ступора. Элизабет медленно оглядела просторную аудиторию. Свет, пробивавшийся из высоких окон, мягко бродил по низким ученическим столам и аскетичным скамьям, осторожно изучая сидящих на них «дикарей». Нежелание декана отпускать преподавателя на замену было объяснимо, отчасти потому, что «неразумные обезьяны», как было приятно называть студентов в профессорских кабинетах, беззаветно влюбились в мисс Стоунволл. Она не пыталась с ними подружиться, сблизиться или найти пресловутый подход к молодым умам – она просто рассказывала все, что знает о своем непростом предмете, не навязывая классические догмы и «правильные» толкования. Она всегда давала выбор, которого по иронии лишили ее саму.
– Да, мистер Поуп? – девушка перевела взгляд на источник внезапного шума. – Вы что-то хотели?
– Почему Данте считает, что любовь обращает нас к богу? Ведь эта же любовь и становится причиной падения в ад! Мне и самому, порой, кажется, что я пару раз побывал там из-за всех этих чувств, – на последней фразе юноша заметно смутился, отведя взгляд от Элизабет. – Что божественного в любви?
– Мистер Поуп, а вы сами как думаете? – она невольно провела параллель между своими занятиями здесь и долгими беседами в кабинете Мортеля по вторникам и четвергам – старый профессор тоже никогда не отвечал на ее вопросы, предпочитая давать ей право самой искать ответы. Но если она понимала правила этой игры, то нервный студент, уже пожалевший о поднятой теме, совершенно запутался.
– Я не знаю, мисс Стоунволл… На ум приходит только бред о любви истинной и ложной, – Поуп окончательно притих, озираясь на сокурсников, в тайне боясь быть осмеянным за внезапный порыв.
– А что в вашем понимании «ложная» любовь, Дэвид? – голос Элизабет смягчился и она намеренно назвала юношу по имени. – Чем она отличается от «истинной»?
– Если ложная любовь ведет в ад, – студент вновь набрался храбрости и, твердо взглянув на преподавателя, добавил. – Значит, это и не любовь вовсе. Выходит, не та половина.
– Прекрасная мысль, мистер Поуп, – Стоунволл тепло улыбнулась и вновь обвела аудиторию взглядом. – А кто может рассказать, откуда пошла теория о половинах?
– Это все Платон, мисс, – юная особа у окна сверкнула глазами и немного привстала, собрав расслабленную от теплого солнца позу в ту, что больше подходит для ответа, – Платон в своем «Пире» писал, что боги испугались людей, у которых было по две головы, две пары рук и ног, и разделили их пополам. С тех пор половинки ходят по земле и ищут друг друга.
– Чудесно, мисс Вайс. – Элизабет посмотрела на маленькие наручные часы и вновь улыбнулась. – Думаю, после такой продуктивной лекции будет закономерным отпустить вас на несколько минут пораньше, тем более, что погода так прекрасна!
Ответом ей был радостный гомон.
Рассеянно складывая материалы в грубый кожаный портфель, она окончательно погрузилась в свои мысли, и совершенно справедливо вскрикнула, когда плеча коснулась чья-то горячая ладонь. Резко обернувшись, она было открыла рот, чтобы уничтожить нахала, однако увидев покаянные глаза Хоббса, выдохнула.
– Уолтер, дайте мне слово, что больше не будете так подкрадываться, – окончательно успокоившись, она сложила руки на груди и укоризненно посмотрел на коллегу.
– Элизабет, я несколько раз звал вас, но вы, видимо, были настолько увлечены своими бумагами, что решили меня не слышать, – Хоббс гоготнул и потер ладони.– Я, между прочим, решил напугать вас по важному делу: вы соизволите явиться наш субботний сабантуй?
– Я еще не решила, Уолтер. Я давно планировала выбраться в город, так что не уверена. А ваши посиделки меня порой нервируют, – Элизабет не стала вдаваться в подробности своего плана изрядно набраться вне кампуса, чтобы избежать того внимания, что он уделил ей в последнюю встречу за стойкой университетского бара.
– О, вам необязательно бежать за границу, чтобы спокойно выпить, – Хоббс явно читал ее мысли. – Даю слово, никто из нас не будет вам мешать. Но социализация – неотъемлемая часть процесса. Насколько я знаю, вы умудрились так поразить наших надутых индюков, что получили постоянное место, а это значит, что вам категорически необходимо влиться в нашу профессорскую братию. И это не приглашение, – он заговорщически понизил голос и почти зашептал. – Это посвящение, Элизабет.
***
Сменив строгий пиджак на мягкую толстовку, а узкие брюки на свободные джинсы, Элли придирчиво оглядела свой домашний мини-бар – приходить с пустыми руками на такие, пускай и сомнительные, мероприятия – моветон. Под аккомпанемент тяжелого вздоха рука вытянула бутылку восхитительного бурбона 10-летней выдержки, купленную еще полгода назад на случай, если произойдет чудо и ее прежняя жизнь вернется. «Видимо, не сегодня, мисс», – подумала Элизабет и решительно вышла из комнаты – раньше начнется, раньше закончится.
В большом кабинете Хоббса было немноголюдно – только самые близкие коллеги и, что удивительно, несколько студентов – лучших на своих курсах и достаточно взрослых для подобных посиделок.
– О, обворожительная мисс Стоунволл! – Хоббс по доброй традиции появился из ниоткуда, обдав Элизабет принятой смесью ароматов коньяка и сдержанного парфюма. – Я готов носить вас на руках, ведь до последнего боялся, что вы все же предпочтете нашему обществу иное.
– Добрый вечер, Уолтер. Я с удовольствием разделю с вами этот вечер, но предупреждаю заранее – к полуночи я превращусь в мышь и выскользну в свою нору. – настроение Элли, на удивление поднялось – у Хоббса был редкий дар заряжать окружающих радостью. – Надеюсь, вы не останетесь в обиде, тем более, что я принесла подарок.
– Великолепно, Элизабет! Едва вас увидев, я сразу понял, что вы – наш человек! – Хоббс с любовью взглянул на бутылку, бережно забрал ее из рук девушки и повернулся к остальной компании. – Друзья, сегодня обворожительная мисс Стоунволл угощает нас самым изысканным напитком богов, предлагаю поаплодировать ей за такой прекрасный дар!
Элли сдержанно кивнула коллегам и студентам, среди которых, как ни странно был и юный Поуп с утренней лекции, и тихо удалилась в угол, где пустели два уютных мягких кресла.
«Просто спокойно пересиди тут пару часов и прошмыгни в дверь, никто и не заметит», – думала она, крутя бокал с бурбоном, – «Да, сегодня чуда не произошло, но это не повод не попробовать». Из раздумий ее вновь вырвал Хоббс. Мужчина радостно плюхнулся на свободное кресло рядом и внимательно прошелся взглядом по ее лицу.
– Что вас гнетет, мисс Стоунволл? – всем своим видом он дал понять, что на этот раз сбежать, оставив мятую купюру, не получится. – Я даю слово, что ваши откровения останутся похоронены в моей маленькой черепушке.
– Вы удивительно проницательны, Уолтер, – Элли на миг прикрыла глаза, будто принимая самое сложное решение в своей жизни. – Думаю, вы, да и многие ваши коллеги знают, что моя дружба с профессором Мортелем не ограничивается воскресными завтраками. Я пытаюсь разобраться в том, чем стала моя жизнь после «дня икс», когда наша маленькая планетка чуть не полетела в тартарары.
– О, Элизабет, я ведь даже об этом и не подумал, – по резко сменившему радость на сожаление лицу Хоббса было ясно – он действительно выбросил из головы ту череду страшных катаклизмов, накрывших Землю так же внезапно, как и отступивших. – Мне очень жаль, что я был так бесцеремонен и глуп…
– Все в порядке, Уолтер, я выжила, а это, как говорит профессор Мортель, самое главное. – Элли улыбнулась, окончательно расслабившись от виноватого вида коллеги. – Проблема в том, что решительно ничего не помню о том, что было до того.
– Как это? Вы преподаете не самый простой предмет в одном из лучших колледжей! Без должной квалификации и знаний, как ни удивительно, это невозможно. Кроме этого, я не раз слышал, как вы говорили по телефону с родственниками. – глаза Хоббса расширились и он испытывающее уставился ими на девушку. – Я не подслушивал, естественно, но беседу с дражайшей семьей сложно спутать с заказом китайской лапши.
– Все верно, Уолтер, – Элизабет мягко коснулась его плеча, успокаивая раскрасневшегося коллегу. – Вы правы, я знаю свой предмет, знаю, что у меня есть две родные сестры и чудесная тетушка, которая нас воспитала. Я могу написать список всех мальчишек, в которых влюблялась с начальной школы и до выпускного, номера своей первой машины и домашний номер телефона в той жуткой квартирке, где жила на первом курсе, – она могла бы перечислять еще долго, но вдруг осеклась, ощутив предательскую слезу в собственном голосе. – Но я совершенно ничего не чувствую. Я не помню радости, которую испытывала на первом свидании, не помню, как была счастлива, получив права, не помню страха, который должна была испытать при переезде. Я помню ту жизнь, как чужую, словно она перестала быть моей год назад.
– Неужели? – Хоббс, будучи теологом, моментально сменил замешательство на любопытство. – Это удивительно, Элизабет. Думаю, теперь понятно, отчего старый профессор так скрывает тему своей новой научной работы. – Вы и правда удивительны, мисс Стоунволл.
– Благодарю, Уолтер, – Элли горько усмехнулась и допила свой бурбон «на день чуда». – Пожалуй, мне пора.
– Нет-нет-нет, что вы, Элизабет, не убегайте так быстро! В ту ночь я обещал не только вас выслушать, но и дать совет, и я свое слово сдержу, – Хоббс быстро подлил янтарной жидкости в ее стакан. – Итак, главный вопрос, мисс – есть ли хоть что-то, что вызывает у вас эмоции?
Элизабет словно впервые посмотрела на этого нелепого угловатого мужчину: нет, он был далеко не так прост, как могло показаться. В Уолтере Хоббсе было нечто, что успокаивало – в серых глазах таился невероятный живой ум и интеллект. «Неудивительно, что он стал самым молодым профессором Принстона», – подумала она.
– Да, Уолтер, пожалуй. Кроме странных сказочных снов, никак не вяжущихся с моей жизнью, я порой с невероятным теплом вспоминаю наш второй дом в Мэне, куда я ездила дважды в год дышать воздухом и смотреть на воду. И тогда, и сейчас я думаю, что это лучшее место в мире, – проговорив это, теперь уже сама Элли выжидательно посмотрела на коллегу. – Но что это по-вашему даст?
– О, Элизабет, это дает мне полное право заявить, что судьба существует! – глаза Хоббса засветились от предвкушения. – Думаю, вам непременно стоит туда отправиться. Именно это место может стать стартовой точкой, с которой прежняя жизнь начнет к вам возвращаться. Странно, что Мортель не посоветовал вам сделать это сразу, – Уолтер на миг задумался, но вскоре вернулся к привычно быстрой манере разговора. – Более того, сегодня я узнал, что мой друг и коллега, профессор Шпеер как раз вскоре направится в Монреаль! Думаю, он будет рад вашей компании, тем более, что…
– Уолтер, – Элли, наплевав на правила приличия, прервала коллегу. – Я не могу просто взять и уехать на другой конец страны в надежде, что дом из забытого детства вернет мне мои чувства.
– Чушь, дорогая мисс Стоунволл. Вы можете, а главное – должны. Я непременно познакомлю вас с профессором Шпеером – он прилетает только сегодня вечером как приглашенный лектор для моих оболтусов, а к концу недели возвращается в родную Канаду. И вы обязаны воспользоваться этой удачей, – Хоббс сжал ее руку, подмигнул и испарился, оставив Элизабет ошарашено смотреть в пустоту, которую миг назад заполнял его деловой и не терпящий возражений монолог. Однако насладиться одиночеством ей не позволили – набравшийся коньяка юный Поуп осторожно сел на край освобожденного Хоббсом кресла.
– Мисс Стоунволл, а почему боги испугались людей? – он явно не смог выбросить мысли, что появились на утренней лекции. – Что их напугало настолько, чтобы разделить людей на половины?
– Отними даже у сильнейшего его часть, его любовь, его смысл, и он перестанет представлять угрозу. Даже бессмертный без любви – ничто. Ведь так, мисс Стоунволл? – сухой жесткий голос заставил вновь погрузившуюся в раздумья Элизабет поднять глаза: ответ сошел с уст явно уставшего незнакомца с резкими чертами лица.
Бокал с бубоном, купленным «на случай чуда» с глухим стуком упал на мягкий ковер: на девушку сверху вниз смотрели те самые ледяные светящие голубым огнем глаза.
========== Часть 3. Утраченный престол ==========
Длинные пальцы торопливо перебирали потертые страницы, а острый взгляд быстро скользил по рукописным строчкам. Внезапный порыв ярости, и вот очередная книга, обиженно шелестя, отлетела в угол, взглянув из темноты с немым укором на несдержанного читателя. Ребекка Уокер резко потянулась наверх и вытащила следующий томик. Спустя пару минут и тот полетел в тень.
Когда-то золотокрылый Серафим, теперь – серая мышь, вынужденная влачить своё бессмертное существование в школьной библиотеке, пятую неделю проводила учёт книг. Учитывать тут было нечего – лишенная короны, прав, полномочий и влияния, она бесцеремонно была возвращена, сброшена, изгнана, туда, откуда когда-то начинала. Ирония? Вряд ли. Скорее, круг жизни, в жернова которой попала ещё одна ослеплённая алчностью бессмертная душа.
