Текст книги "Имитация (СИ)"
Автор книги: Sonota Megami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Моя новая жизнь налаживалась и казалась мне весьма забавной. Стать веселее и безумнее, как я наивно думал, она уже не могла. Но вскоре я понял, как ошибся. Письмо с предложением занять место преподавателя ритмики в Вэстонском колледже стало для меня абсолютной неожиданностью, и сперва я решил, что это лишь чья-то глупая шутка. В престижную школу для мальчиков женщину-преподавателя никто не пригласил бы. А обучать сынков высшего сословия танцам… Что за безумец мог придумать такое изощренное издевательство над наследниками знатных родов?
Комментарий к Часть шестая
* – Стич (англ.) Stitch – «стежок»
========== Часть седьмая ==========
По комнатам вновь разносится приглушенная трель. Мисс Стич опирается ладонью о подоконник и, приоткрыв створку оконной рамы, с высоты второго этажа пытается разглядеть слишком настойчивого джентльмена у входной двери, который уже минут пять без перерыва терзает кнопку звонка.
В открытое окно вместе с отголосками звуков городской жизни врываются по-осеннему прохладные потоки воздуха, колышут легкие занавески, треплют тонкие пряди медно-рыжих волос, обрамляющие бледное узкое лицо женщины. Она раздраженно поджимает губы, заранее зная, с чем связана настойчивость джентльмена. Максимилиана уже видела его однажды, когда он оставлял у входной двери второй конверт.
На первое письмо с предложением занять должность преподавателя, обнаружившееся в конверте с гербом Вэстонского колледжа, мисс Максимилиана Стич ответила вежливым отказом, как и подобало, в письменной форме. Тогда письмо принес почтальон по адресу, где размещались помещения организованной ею школы танцев. Жизнь уважаемой в обществе дамы безопасна и размеренна, и поддаваться на авантюры у Макс не возникло желания. Тем более, что учебный год в колледже к тому времени уже начался, и внезапный набор преподавательского состава в учебное заведение, славящееся своими устоявшимися, традициями выглядел слишком неправдоподобным.
Личность хирурга, ставшая скорее помехой, давно “похоронена” под слоем новых жизненных приоритетов. Макс уже легко и непринужденно воспринимает обращение “мисс” и, не задумываясь, говорит и даже думает о себе в женском роде. Необходимость выпускать изначально более адекватного соседа по разуму исчезает. Тем более, что альтер-эго, будучи не в курсе изменений, лишь портит тщательно продуманный образ. И обращение в первом письме “мистер Максимилиан Стич” удивило и, пожалуй, испугало новоявленную мисс.
В период между получением первого и следующего письма, подписанного директором Вэстонского колледжа, причем без указания имени того, кто занимает эту должность, мисс Стич успевает приобрести небольшую квартирку в той части города, где обитают зажиточные горожане, средний класс, не имеющие дворянских титулов.
То, что второе послание приносит не почтальон, а высокий темноволосый джентльмен в длинной темной одежде по адресу нового жилья, мисс Стич кажется неприятно подозрительным. Мужчина просто оставляет конверт на пороге, садится в экипаж с завешенными черной тканью окошками и уезжает. Текст второго письма более настойчив и воспринимается почти как приказ. Причем между строк проскальзывает нечто, подавляющее волю, чему сложно противиться. Но Макс находит в себе смелость ослушаться.
Этого события не достаточно, чтобы начать страдать манией преследования. Макс просто игнорирует это послание, не отвечая на него вовсе. Но все же несколько дней старается не выходить из дома, особенно в темное время суток. Тем более, что желание убивать, “приступы жажды”, как называет эти ощущения мисс Стич, в последние месяцы посещают не часто. Жажда все реже гонит хрупкое женское тело посреди ночи в скрытые от посторонних взглядов подворотни бедных районов Лондона, где проще поймать пьяную, беспечную, беззащитную жертву. Макс втайне надеется, что когда-нибудь сможет вовсе избавиться от этого недуга.
И вот теперь тот же джентльмен, который приносил второе письмо, настойчиво жмет кнопку звонка, оглашающего весь дом неприятными, режущими слух звуками. Чтобы не потревожить соседей, мисс Стич нехотя спускается вниз по лестнице и впускает незваного гостя.
– Заместитель директора Вэстонского колледжа, Йоган Агарес, – представляется мужчина, вручая мисс Стич продолговатый конверт из плотной бумаги.
Джентльмен держится прямо, подчеркнуто холодно. Взгляд его светлых глаз устремлен в никуда. Словно Агарес давно для себя решил, что особа, стоящая перед ним, не заслуживает ни малейшего внимания.
Макс сразу же распечатывает конверт, бегло просматривает текст – идентичную копию второго письма с приглашением занять должность, которой просто не может существовать в указанном учебном заведении, обратив внимание на подпись.
– А имя у директора есть? – мисс Стич испытывающе глядит на немногословного гостя.
Не получив ни ответа, ни хоть какой-либо эмоциональной реакции на свой вопрос, мисс Стич хмурится, нервно сжимает пальцы, сминая ими край жакета, пряча вечно синюшные ногти. Чтобы кожа на кончиках пальцев не отмирала и не начинала разлагаться из-за недостаточного кровообращения, приходится выполнять регулярные физические упражнения.
Макс бросает беглый взгляд на руки мужчины, который пару минут назад зачем-то скинул белые перчатки, и к ее горлу подкатывает тяжелый горьковатый ком. Ногти Агареса серо-синие с шелушащейся вокруг них кожей, осыпающейся на ткань добротного костюма тонкими чешуйками.
Английские джентльмены обычно ведут себя подчеркнуто холодно и безразлично. Наигранная безэмоциональность человеческих особей, в чьих сердцах трепещет живой огонь, всегда выглядит забавно. В этом же субъекте Макс интуитивно угадывает оттенок апатии другого плана. Эта безучастность несет в себе угрозу. А отсутствие тепла, биения жизни, обычно легко различимого на уровне солнечного сплетения, действует на ту, которая привыкла питаться этим незримым пламенем, по-настоящему пугающе. Впервые за месяцы, проведенные в чужом теле, Макс испытывает такой отчетливый, дикий страх.
Разум восстает, но против своей воли мисс Стич дает согласие на участие в очевидной авантюре.
Йоган Агарес снимает пальто мисс Стич с крючка, вбитого в стену прихожей, небрежно и грубо швыряет предмет одежды ей в руки:
– Одевайтесь и следуйте за мной. Вас ждут.
– Чтобы ехать в колледж, мне нужно собрать вещи… – Макс все еще пытается неуверенно сопротивляться, хотя бы вербально.
– Ваши вещи привезут позже. Следуйте за мной. – Холодный тон, в котором невозможно уловить ни единой эмоции, лишь подчеркивает жуткую догадку: скоро мисс Стич встретится с Создателем. Не тем абстрактным, гневом которого пугают грешников, а тем, кто создал из двух мертвецов новую странную форму жизни.
Макс неспешно одевает пальто. Агарес запоздало пытается проявить вежливость и помочь даме с верхней одеждой. Макс, в ужасе отшатнувшись, пытается избежать прикосновений его рук с посиневшими и облезлыми кончиками пальцев и внезапно заходится истеричным смехом.
– Ну надо же… боюсь себе подобных.
Но в ответ мисс Стич наталкивается все на тот же холодный, ничего не выражающий взгляд и замолкает.
Агарес едва заметным жестом указывает спутнице на выход, и сам не отстает ни на шаг. Это уже больше напоминает конвой. Напротив парадного входа, через дорогу, их ожидает экипаж, припаркованный у обочины.
Лицо извозчика, сидящего на “козлах” черной повозки с занавешенными окошками, скрыто под шляпой с обширными полями, и разглядеть издали его практически невозможно. Но когда Макс приближается, то видит, что поверх глаз возницы повязан обрывок грязной ткани. Глаза двух белых, тощих лошадей, запряженных в повозку, не слишком плотно прикрыты черными пластинами – шорами, и кажется, будто под ними на этом месте зияют провалы пустых глазниц.
Макс нервно вздрагивает и, резко развернувшись, пытается сбежать. Но ее плечи обхватывают руки Агареса. Физическая сила заместителя директора даже превышает ее собственную, Макс шипит от досады и уступает. Мысленно обозвав карету “экипаж смерти”, женщина безропотно бредет к ней, словно на казнь. А она-то наивно полагала, что в новой жизни обретет свободу и будет предоставлена сама себе.
Их ожидают. За темной занавеской отчетливо проступают очертания мужского силуэта. Того, кто находился в экипаже, Макс еще не может разглядеть. Но его присутствие отзывается ощущением тумана в сознании, болезненной тяжестью и шумом в голове, напоминающим тихий, назойливый шепот.
Экипаж нагоняет жути, но страшнее всего сейчас столкнуться с тем, кто находится внутри. Карета оказывается пуста. Неужели спутник Агареса был лишь плодом разыгравшегося воображения? Макс готова поклясться, что пару секунд назад, до того, как перед ней распахнулась дверца экипажа, внутри отчетливо виднелся темный мужской силуэт.
Все время, что заняло путешествие в карете, заместитель директора молчит и даже не подает признаков жизни. Макс, сомкнув веки, старательно пытается подражать своему конвоиру. По прибытию на территорию колледжа Агарес, не позволив гостье даже осмотреться, провожает мисс Стич в здание, где размещены личные комнаты преподавателей.
– Территорию колледжа покидать запрещено.
От этих слов Макс все же взрывается и, повысив голос, пытается возразить:
– Насколько я знаю, колледж – не тюрьма, а я – не преступница. Вы не вправе мне указывать.
– Территорию колледжа покидать запрещено. Это – распоряжение директора.
“Да что ж ты, как заведенный?!”
– Я хочу встретиться с директором и обсудить эту деталь.
– Все вопросы можете задавать мне. Встреча с директором невозможна. Это – …
– Распоряжение директора, – недовольно, весьма громко фыркает мисс Стич, тем самым не дав Агаресу закончить фразу, – я тоже так умею, повторять заученную фразу, словно заезженную пластинку, видите, – усмехается Макс.
Но заместитель директора лишь окидывает собеседницу непонимающим взглядом, а на его лице не отражается ни единой эмоции.
– Ваши вещи привезут сегодня. Территорию колледжа покидать запрещено.
Макс, хмурясь, глядит на закрывшиеся за Агаресом двери и сжимает затекшие от бездействия пальцы. Этот тип вызывает у нее острое желание вцепиться ему в глотку. Но Макс понимает, что заместитель директора – лишь марионетка, исполняющая чью-то волю.
========== Часть восьмая ==========
“Лебединая беседка”, действительно украшенная скульптурой, изображающей эту благородную птицу, располагалась в живописной части парка на территории колледжа, и считалась самым желанным местом отдыха для студентов. Столь же желанным, как все недоступное и труднодостижимое в этом мире. Резные деревянные перила, радующие глаз тонкой работой, мягкие диванчики, низкие, изящные столики с расставленными на них фруктами и угощениями, – вся эта роскошь предназначалась лишь избранным. Но тех, кому было доступно это место отдыха, судя по выражениям их лиц, уже не радовала ни роскошь, ни высокий статус. Опять в ящиках для писем всех четырех префектов оказались приглашения директора колледжа на полуночное чаепитие.
Староста факультета “Зеленый лев” полулежал в плетеном кресле. На его коленях разместилась бита для игры в крикет. Пальцы юноши время от времени то с силой сжимали рукоять, то нежно поглаживали гладкую поверхность биты. Гринхилл, раскачиваясь, несколько раз стукнулся затылком о деревянный брус перил, расположенных позади него, обвел растерянным взглядом остальных префектов, приложился о перила головой снова, выражая полное отчаяние.
– Не старайся, – прошипел Вайолет, – мозг все равно не пострадает по причине его отсутствия. Раньше нужно было давать голове встряску, чтобы она заработала. По твоей вине мы все теперь замешаны в этой дурацкой истории. Еще и успокаивать тебя должны. Нечего теперь заниматься самоистязанием, поздно.
– Подумаешь, чаепитие, – фыркнул Редмонд, – ну, отпустит этот чудик несколько своих злобных шуточек. Переживем.
– Я убью его, клянусь, когда-нибудь сорвусь и убью! – Гринхилл прошелся раскрытой ладонью по лицу, словно вытирая что-то, и, скривившись от отвращения, повел широкими плечами. Нахлынувшие воспоминания никак не способствовали восстановлению душевного равновесия…
Удар наотмашь. Клюшка для крикета как-то непривычно спружинила, встретившись с препятствием – человеческим черепом; на плоскости деревянной поверхности остались темные пятна. Удивительно, но после первой атаки Арден устоял на ногах. Еще удар, более сокрушительный, теперь уже ребром клюшки – так получилось. Случайно. Кости черепа жертвы не выдержали и треснули. Сила действия равна силе противодействия, с которой мельчайшие частички кожи, волос, кости, смешиваясь с алой кровью, брызнули в лицо Гринхилла, скатываясь вниз, покрывая неприглядными пятнами воротник и лацканы пиджака. Рефлекторно облизнув пересохшие губы, убийца ощутил во рту солоновато-терпкий привкус крови его жертвы. По надбровным дугам заскользили теплые струйки. Вязкая, пахнущая железом субстанция, скатываясь с волосков бровей, заливала убийце глаза.
Ноги Ардена подкосились, глазные яблоки закатились под верхние веки, и тело старшеклассника рухнуло на пол. На голову испускающего, как тогда показалось убийце, последний вздох ученика обрушился еще удар, за которым последовала успокаивающая, безболезненная тьма беспамятства. Следующей под сокрушительный удар биты попала голова заместителя директора, оказавшаяся значительно крепче черепа Дерека Ардена.
– Вот дьявол, кровищи сколько! Если ее обнаружат – проблем не избежать. Нужно здесь все отмыть…
Гринхилл вздрогнул, от воспоминаний.
– А ты почему молчишь? – прошелестел вкрадчивый голос Грегори Вайолетта. Староста факультета “Фиолетовый волк” из-под надвинутого глубокого капюшона накидки сверлил взглядом в упор префекта “Сапфирового филина”, расположившегося на мягком диванчике неподалеку от кресла, в котором предавался моральному самобичеванию Гринхилл. – Там ведь, скорее всего, и проректор снова будет.
– А что я должен говорить? – Блуэр разглядывал ухоженные ногти на аристократически длинных пальцах. Интеллектуал, лучший ученик в колледже, никогда не проявляющий агрессии, ему все еще казалось, что на руках засохли пятна крови. После всего, что произошло, видеть Йохана Агареса почти живым и почти в добром здравии было… жутко. Но Блуэр сохранял невозмутимое спокойствие.
Той ночью Арден не пришел в себя, но все еще дышал. Свидетель – проректор, после удара по голове очнулся довольно быстро, но обнаружил, что связан и заперт в одной из кладовых.
– Мы не выкрутимся теперь. Его нужно заставить молчать. Предлагаю заплатить ему за сохранность этой незначительной тайны сумму, от которой он не сможет отказаться. – Рэдмонд все еще надеялся решить проблему мирным способом.
– А потом платить снова и снова? Ну нет, я не собираюсь попадаться на поводок шантажиста. Нужно заставить его замолчать навсегда. – Зловеще зашипел Вайолет.
– Как? – вспылил Гринхилл. Грозный “лев” отличался почти детской наивностью и такой же импульсивностью поступков.
– Так же, как ты упокоил Ардена. Вот доведи до логического окончания начатое. – С откровенно скучающим видом и безразличием в голосе протянул Вайолет.
– Я?.. Н-нет, – запинаясь, прошептал Гринхилл, – я не смогу! – поняв наконец-то, на что его толкает товарищ. – Это же будет настоящее, хладнокровное убийство.
– Ты ведь уже убил один раз. Одним трупом больше, одним меньше. Какая разница?
– Я разозлился… Я… Я не понимал, что делаю. И он – не мертв. Значит, я – не убийца. И не стану им!
– Он настучал Ардену по голове в состоянии аффекта. А убить из хладнокровного расчета не в состоянии. Какая ирония! – едва заметно усмехнулся Блуэр. – Не беспокойтесь, я сам заставлю проректора замолчать.
Йоган Агарес даже не кричал, когда префект достал из кармана форменных брюк складной нож, щелкнул пружинный механизм, и в мерцающем свете пламени тоненькой восковой свечи тускло блеснуло лезвие. Проректор до последнего не верил, что Блуэр решится на подобное.
А потом Агарес уже не мог произнести и членораздельного звука – лишь воздух, смешиваясь с кровью, булькал в порезанном горле. Блуэр никогда не отличался особой физической силой, к тому же, не ухаживал за ненужным до этого времени оружием: лезвие ножа давно затупилось и чуть поржавело по краю. И потому все получилось не слишком быстро и не с первого раза.
Интеллигентно поправляя очки, Блуэр наблюдал, как его связанная жертва дергается и, бессмысленно надеясь спасти свою жизнь, хватает раскрытым ртом воздух, как вздуваются и лопаются окрашенные кровью, розовые пузырьки – смесь слюны и воздуха – по краям резаных ран.
Йохан Агарес умирал мучительно медленно. Он был еще в сознании и, спустя сутки, видел, как незнакомец в темной одежде склонился над ним. Бледно-серое лицо, пересеченное шрамом, обрамленное длинными седыми волосами, показалось в тот момент проректору лишь бредом, вызванным болью, сковавшей тело…
Британский телеграф славится скоростью передачи посланий во всем современном мире. Префектам казалось, что они нашли оптимальное решение, и выход из сложившейся ситуации прост. Но проблемы лишь начались. Следующим утром к воротам Вэстонского колледжа подъехал экипаж. В карете, скрытый тенью, восседал тот, кто стал самой главной “головной болью” юных аристократов.
– Да вы все четверо, никак, к собственным похоронам готовились. – Хихикая, осведомился прибывший в экипаже мрачный субъект. Префекты принимали гостя в библиотеке, заранее позаботившись, чтобы никто из студентов не посмел войти туда.
Гринхилл лишь моргнул. Вайолет что-то пробубнил себе под нос. Редмонд суетился вокруг гостя, подливая ему чай в чашку, помня, что дядюшка Алистер обещал шкуру живьем с племянничка спустить, если гость останется недоволен, лишь Блуэр сохранял видимость спокойствия, но нервно сняв и протерев очки, он тоже выдал свое волнение.
– У вас странные намеки. – Чеканя каждое слово, через силу выдавил староста “Сапфирового филина”. – Что дало повод вам так думать?
– Новая форма, новая обувь. Ты, верзила, ну-ка, подыми ногу. – Неожиданный, стремительный удар под колено непонятно откуда возникшей в руках незнакомца дощечкой с нанесенными на поверхность необычными знаками заставил Гринхилла рефлекторно подкинуть ногу вверх. – Так и есть, даже подошвы нисколько не стерты. Могу и гробы вам подобрать. Хотите цвет обивки, подходящий к вашим фамилиям?
Получив в ответ лишь напряженное молчание, гость цокнул языком:
– Нет? Ну, что же это я? Ай-яй. Сразу и не догадался. Вы же кровь отмывали. Неужели сами? Извозились, как черти, должно быть, вот и пришлось старую одежду и обувь выбросить. Особенно обувь. Кровь очень плохо отмывается с кожаных подошв. Что ж раньше не позвали? Какое веселье я пропустил! Представители самых знатных родов Британии в качестве поломоек. Я бы на это поглядел. – Рот незнакомца растянулся в глумливой ухмылке. – Ну, да ладно. У вас еще есть шанс исправиться. Как известно, вы заказываете одну… ммм… популярную процедуру в обществе “Аврора”. Поэтому необходимо доказать верность этой организации. Мистер Редмонд, ваш дядя несомненно должен был вас научить, как это делается. – Мужчина в темном балахоне с несоразмерно длинными рукавами и мятом, грязноватом цилиндре, надвинутом так, что под прижатой головным убором длинной седой челкой невозможно было разглядеть глаза, потер ладони. – Ну же, я жду.
Префекты переглянулись. Редмонд тяжело вздохнул, поднялся со стула, куда только недавно устало плюхнулся.
– Нет! – Рявкнул Гринхилл, кладя руку на плечо товарища, пытаясь усадить его обратно на стул. – Он не будет этого делать. И никто из нас.
– Что же вы, молодые люди, с обществом хотите сотрудничать, а правилам следовать не желаете? Так не пойдет. Прощайте. – Гость резко поднялся с кресла и повернулся к двери, делая вид, что намерен уйти.
– Стойте. Вот черт!
Все четверо префектов сбились плечом к плечу в центре комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу и обмениваясь растерянными взглядами.
– “Феникс”, – все четверо, как по команде, вскинули руки и, согнув ногу в колене, приподняли вверх.
– Отлично, и-хи-хи. У вас четверых отлично получается веселить меня. Думаю, сработаемся. Показывайте своих покойничков.
Спустя несколько минут специалист по оживлению мертвецов, как его назвал недавно прибывший доктор Стокер, выглянул из кладовой, где студенты прятали мертвецов. Широкая улыбка, с которой префекты только начали свыкаться, исчезла. Гость кусал длинный черный ноготь и раскачивался на высоких каблуках, словно что-то обдумывал. Когда он заговорил, его голос стал похожим на скрип плохо смазанных ржавых дверных петель:
– Вы оживление заказывали. Молодые люди, вы в курсе, что покойнички-то ваши – живы? И-хи-хи. Я все сделаю, как договаривались. Ваших художеств они не вспомнят. Вот только стоить вам это будет дороже.
– Сколько? Называйте любую цену. Мы… можем добавить еще тысячу фунтов. Больше у нас нет. Все же наши родители щедры, но не на столько. – Блуэр снова нервно поправил очки.
– Нет-нет. С доктором Стокером вы уже расплатились. У меня же особый тариф.
Требования гостя были необычны, даже слишком оригинальны. Но чего еще можно было ждать от психа, подобного ему?
– Мы согласны. Эмм… Как к вам обращаться? – Блуэр мужественно взял на себя дальнейшие переговоры с гостем, который в этот момент совершенно невозмутимо переворачивал и ощупывал окровавленные полутрупы.
– Директор, это ведь очевидно.
– Да, директор, сэр.
Теперь на каждом полуночном чаепитии старостам оглашался список требований, от выполнения которых невозможно было отвертеться. Префектам казалось, что все служит лишь одной цели – развлечению психопата, который держит старост факультетов на крепкой привязи леденящего ужаса.
========== Часть девятая ==========
Извилистые тропинки парка, по обеим сторонам которых подымаются темные ветви аккуратно постриженного кустарника, в полуночной тьме напоминают лабиринт. Порывистый, по-осеннему пронзительный ветер срывает и уносит сухие, оранжево-бурые листья, время от времени швыряя их в лицо юношей. Четырем префектам действительно кажется, что они пробираются по мрачным коридорам лабиринта, с каждым шагом приближаясь к логову чудовища. Они догадываются, что им ничего не угрожает, до тех пор, пока они выполняют условия договора. Но неизвестность гнетет и пугает сильнее реальной угрозы физической расправы. Ожидание смерти хуже самой смерти. А юноши не знают, где и в какой момент их настигнет провидение, кто бродит в живом лабиринте. И этот тихий шелест издает ветер, играющий ветвями кустарника, или жертвы, поменявшиеся местами со своими мучителями, ставшие сами охотниками в ночной тьме?
Позади раздается тихий треск сухой ветки. Гринхилл резко оборачивается, вскидывает биту, рассекая лишь воздух пустого пространства.
Он готов поклясться, что видел чье-то бледное лицо и слышал тяжелое, хриплое дыхание у себя за спиной.
– Арден! – слишком громко для ночного времени суток вопит Гринхилл. Его голос перекатывается по растительному лабиринту. Ветер подхватывает последний слог и, словно перекати-поле, уносит во тьму.
– Там никого нет! – шикнув на чрезмерно эмоционального товарища, бормочет Блуэр. – Сохраняй спокойствие.
– Я видел, точно видел Ардена вон там, в темноте, позади нас. – Не отступается от своих слов Гринхилл, вызывая тем самым у Редмонда сдавленные тихие, несколько нервные смешки.
– Директор сказал, что не смог оживить Дерека, потому что ты ему нанес непоправимые повреждения мозга. Это все ветер. Тебе просто показалось. – Блуэр судит сам по себе.
Ему тоже за каждым темным углом мерещится проректор. С момента, когда Лоуренс увидел Йогана Агареса уже не мертвым, юноша больше не смог нормально уснуть. Те короткие мгновения, когда обессиливший организм брал свое, и Блуэр проваливался в кратковременную, беспокойную дрему, – не в счет. Он отчаянно боится мести проректора. В краткие моменты неспокойного сна в мозгу всплывают яркие картинки возможной расправы: как Агарес поступает со студентом так же, как Лоуренс поступил с ним. Хватаясь за горло, которое, казалось, пылает от несуществующих порезов, с явным усилием вдыхая пересохшим ртом обжигающий воздух, Блуэр просыпался в холодном поту и долго бродил по комнате без возможности уснуть. Поэтому сейчас он прекрасно понимает Гринхилла, который в каждой тени видит притаившегося и жаждущего отмщения мертвеца.
– Да? А кто тогда написал письмо герцогу Клеменсу? Я лично отдавал его почтальону и узнал почерк Дерека.
– Ты умеешь успокоить, Редмонд. Почерк и подделать можно. И нечего ухмыляться. Гринхилл с перепугу сейчас нам головы своей битой проломит, пока ему мерещатся восставшие мертвецы. Посмотрим, будет тебе потом весело или нет.
– И мы присоединимся к уже существующей забавной компании. – Продолжает невпопад, как считают остальные префекты, веселиться Редмонд.
Теперь уже всем четверым мерещатся мертвецы буквально за каждым кустом. Произведение искусства мастера топиара плавно сменяется широкой дорожкой, усыпанной мелким цветным гравием, создающим под ногами причудливые, изящные узоры, ведущей к резиденции директора колледжа.
– На этот раз мы будем играть по нашим правилам. – Наигранно самоуверенно заявляет Гринхилл, держа биту навесу. Но руки его слегка подрагивают.
В саду ночью в это время года уже холодно. Юноши кутаются в тонкие пальто, полы которых трепещут от порывов ледяного ветра. Кажется, к взвеси капелек влаги в воздухе примешиваются твердые снежинки, похожие на мелкую крупу. Большие, обтянутые плотной вощеной бумагой фонари колышутся в воздушных потоках. Крепления источников света теряются во тьме, и от этого создается впечатление, что мерцающие сферы, нарушая закон гравитации, зависли в пространстве между ночным, низким, темным небом и хрустящим под ногами гравием на земле. Световые круги выхватывают бьющие наискосок осадки. Бумажные, словно бутафорские, фонари дают недостаточно света, и окружающие предметы, отбрасывая длинные, гротескные тени, кажутся объектами, выпавшими из иного мира, в котором искажены все известные законы природы.
Юноши, выдыхая облачка пара, дуют на свои окоченевшие пальцы. Но тому, кто восседает во главе огромного стола, расположенного у высокой каменной кладки, нет дела до холода. Мужчина, расслабленно откинувшийся на высокую, мягкую спинку кресла, пожалуй, наслаждается царящей в саду почти нереальной атмосферой, леденящими тело и душу полутонами, смесью сумрака и слепящего, режущего света.
С момента их первой встречи мрачный гость, ставший теперь хозяином этого замкнутого мирка, изменился. Вместо поношенного балахона – костюм из добротной ткани, сшитый идеально по фигуре, вместо головного убора странной конструкции – цилиндр от лучшего в Лондоне мастера. Замысловатый, сложный в исполнении, никогда ранее не виденный узел, которым был завязан галстук Директора, привлек внимание Редмонда. Подчеркнуто холеный наряд дополняют до зеркального блеска начищенные туфли и белые лайковые перчатки.
Если ранее незнакомец казался лишь мрачным, неприятным субъектом, который слишком увлекается черным юмором, то спустя какое-то время, префекты начали сомневаться, что новый директор – человек. Густая тень частично скрывает фигуру самозванца, которого в силу обстоятельств префекты называют Директором колледжа и, с уверенностью умело блефующих карточных шулеров, убеждают в этом всех преподавателей и студентов.
Вокруг кресла, в котором, тихо хихикая, восседает Директор, словно распространяется иная, чуждая реальному миру материя. Так выглядит горячий воздух, дрожащий над пламенем, либо мираж, влекущий изможденного пустыней путника. Потусторонняя “маска” столь идеальна, что издали новоявленного главу колледжа сложно отличить от настоящего директора, ныне отсутствующего. Это обстоятельство лишь доказывает префектам, что они попали в зависимость от существа из иного мира, не человека.
– Какие настороженные взгляды. Никак решили продолжить свои развлечения и явились убивать теперь и меня, молодые люди? – подавшись вперед, Директор поставил локти на стол и переплел тонкие длинные пальцы, затянутые в белую, тончайшей выделки кожу перчаток. Его руки: подвижные и ловкие привлекают внимание юношей. – Или пришли спросить меня: из чьей столь тонкой кожи сделаны мои перчатки?.. – Директор, опираясь ладонями о стол привстает. В этот момент в его голосе проскальзывает ощутимая угроза. Заметив смятение, отразившееся на лицах студентов, Директор тихо хихикает.
– Вы – шарлатан. Вы не выполнили свою часть договора. Ардена нет среди живых. Через два месяца начнутся рождественские каникулы. И кого мы отправим к герцогу Клеменсу?
В подтверждение слов Блуэра Герман Гринхилл опирается ладонями о край столешницы с его стороны и подается вперед, пытаясь выглядеть еще шире в плечах, выше и внушительнее.
– Вы так стараетесь занять как можно больше пространства, мистер Гринхилл. Как люди похожи на животных в своем проявлении агрессии. Поразительно… И как же смешно, когда, обладая интеллектом, вы искренне верите в незыблемость собственного мирка, выстроенного на основе ощущений ущербных органов чувств.
– Не уходите от ответа на заданный вопрос. Вы обещали оживление двух человек. И где Дерек?
Лицо новоявленного Директора сейчас скрывает густая тень, но несколько иной природы, чем та, к которой привыкли люди. Не подчиняющаяся обычным физическим законам дифракции и отражения света тьма, ложась на лицо, словно крупные, размашистые мазки кисти незримого художника, до неузнаваемости изменяет черты незнакомца. По желанию Директора верхний, фальшивый слой “сползает”, открывая взглядам привычную, истинную картину: нечеловечески бледное лицо, пересеченное грубым шрамом, мерцающие меж прядями серебристой челки слишком яркие, светящиеся во тьме, золотисто-зеленые глаза.
– Я не намерен выслушивать претензии. Вы здесь, потому что я хочу сообщить радостную новость, которую вы четверо будете обязаны донести до учеников своих факультетов. С завтрашнего дня в список предметов, обязательных для всех студентов, вводится еще один. Назовем его… “ритмика”. Ведь если я скажу, что этот предмет – танцы, вот тот верзила, чего доброго, захочет сломать на моей голове его биту. А тогда мне придется пополнить свою коллекцию новой куклой.
– Танцы? Вы издеваетесь?! – выкрикнул Гринхилл и, пошатнувшись, рухнул грудью на поверхность столешницы, словно на доли секунды потерял сознание.
– Куда он подевался?.. – озираясь, тут же удивленно прошептал Вайолет.
Им всем четверым показалось, что они лишь моргнули – одновременно – их кто-то заставил это сделать. Но в это мгновение, пока мир временно потух в глазах юношей, Директор просто растворился в воздухе.
