Текст книги "Святой - Русский йогурт"

Автор книги: SonikX

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Что случилось? – Бокун и Волков вскинули головы к небу.

"Так принюхивается волчья стая, – мелькнуло у Бокуна, – стоит вожаку почуять опасность".

– В лагере собаки, – едва слышно бросил Бендич.

Бокуну показалось, что он тоже различает запах псины, постепенно приобретающий очертания. Он вытянул шею, вбирая ноздрями воздух и закрыв глаза.

На черном экране век появилось пять рыжих собачьих морд. Анатолий был почти уверен, что их было именно пять.

– У абхазов пять собак, – тихо сказал старлей.

Лица солдат преобразились. Тревога сменилась глубокой ненавистью.

В армии Бокун наконец понял: у каждого человека должен быть враг. Человек может существовать только как отражение собственного врага: без врага он ноль, пустое место. Для солдата спецназа самым опасным врагом стала собака.

– Мы – волки, – часто повторял Бокун. – Стая волков. Мы презираем слабость, а еще сильнее мы презираем слабых людей. Это слабые люди, чтобы защитить себя от нас, волков, придумали собак...

– Почему ты думаешь, что это абхазы? – спросил Бокун.

– Сейчас в Кодорском ущелье умирает от голода несколько тысяч грузинских семей. Абхазы шли туда.

– Тогда нам нечего их опасаться?

– Если это мародеры, то да. Но мы не можем рисковать.

Бендич не сразу, медленно стал карабкаться по отвесной скале – в обход неожиданной преграды.

Сверху отряд увидеть было нельзя, а абхазы даже не побеспокоились выставить посты.

Следом за командиром поднимался Бокун. Пальцы сами цеплялись за трещины и выступы, подчиняясь правилу игры "Здесь очень высоко". С таким же успехом можно было бы лезть на стены пятиэтажного дома. В тот миг, когда тело Бокуна начинало предательски клониться назад, он успевал протянуть руку и впиться в скользкий мертвый выступ скалы. На секунду его пальцы расслабляли хватку. Бокун делал новый бросок и опять умудрялся в последнюю минуту сохранить равновесие. Рядом ползли новый радист звена Денис Дронов и Волков. Жила, положив на колено "Калашников", ждал внизу.

"Если бы я сейчас потерял сознание, – высветилось у Бокуна в голове, то упал бы прямо на Жилу.

А если бы меня чуть-чуть отнесло ветром, то пролетел бы еще метров двадцать вниз и превратился в маленькое черное пятно на снегу".

Наверху совсем рассвело. Сквозь облака проступали голубые прожилки неба. Отряд снова стоял на ногах. Они могли гордиться собой.

С неба сорвался холодный ветер, ударил в спину, заметая следы. Лучшей погоды для грязной работы не придумаешь.

Бокуна охватил азарт погони. Они гнались за добычей, кто-то другой гнался за ними. Внезапный порыв ветра донес присутствие врага. Собаки! Бокун уже не знал, услышал ли он сначала лай или же это был запах. Абхазы собирались переждать еще дня два, отдохнуть и с новыми силами ударить на Кодорское ущелье, когда собаки, увязавшиеся еще от Эшеры, вдруг нашли след...

Дорога появилась из ниоткуда. Отряд вдруг остановился. На снегу ясно читались следы от колес. Прошло часа два, как тут проехала машина.

– Мы опоздали, – сержант нагнулся, рассматривая колею.

Бендич оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Бокуна:

– Кажется, мы по уши в дерьме.

– Что будем делать?

– Ждать.

Они опустились на землю за камнями. Бокун не помнил, сколько прошло времени: час, два? Толчок в бок вырвал его из небытия.

– Не спи, – зашептал Бендич, – а то пропустишь самое интересное.

Бокун прищурился. "Мицубиси-Страда" медленно катила вниз по дороге, осторожно поворачивая на склонах. Два человека сидели в кабине машины, а еще двое – в кузове с накрытыми брезентом ящиками. У одного из них, высокого смуглого абхаза с черной копной волос, рукав фуфайки был перевязан зеленой и красной лентами.

Бендич сделал знак "Работаем на всю катушку", что означало – размажьте их по этой дороге!

Бокун неуловимым движением перевел "Калашников" в сторону кузова и дал длинную очередь. Осколки стекла с жалобным перезвоном разлетелись во все стороны, а на белой эмали машины возникли черные рваные дыры.

Водитель "Мицубиси" крутанул руль. Немой крик. застрял у него в горле. На лобовом стекле расцвела паутина от пуль. Жила, выкатившись на середину колеи, бил прямо по колесам. Но джип не рухнул в пропасть.

Сидящий в кабине человек успел ударом приклада вытолкнуть мертвого шофера из машины и, когда та была уже у самого края, нажал на тормоза.

Бой продолжался меньше минуты. Бендич даже ни разу не нажал на курок.

"Да и зачем? – подумал Бокун. – Командиру не обязательно лишний раз выпячиваться и палить почем зря. Он не дворовый мальчишка в тире, цену себе и другим знает".

Единственный оставшийся в живых абхаз, пятясь, вылез на дорогу.

– Брось автомат! – раздался короткий приказ.

Абхаз медленно поднял руки.

– Вы кто? Ангелы? – спросил он вдруг, и у него на лице расцвела безумная улыбка.

– Вроде этого, – ответил один из пяти человек, тесным кольцом обступивших машину.

– Кажется, мужик на игле, – тихо заметил Денис.

– Точно, – согласился Жила и сделал было шаг в сторону пленного.

– Стоять! – крикнул Бендич. – Ты, Жила, к джипу ближе чем на три метра чтоб не подходил. И к этому... – он ткнул автоматом в сторону абхаза, ...тоже.

– Чего? – не понял Петька.

– Повторить? – Бендич бросил на Двужильного уничтожающий взгляд.

Тот обиженно замолчал.

– Денис, обыщи его, – коротко приказал командир.

Солдат тут же подскочил к абхазу и по-деловому, ничего не пропуская, обшарил его с головы до ног.

– А это что? – с этими словами спецназовец достал из-за пазухи абхаза сосуд из толстого, почти в сантиметр толщиной, стекла, отдаленно напоминающий мензурку. Стеклянный сосуд был с обеих сторон наглухо запаян. Стенки его матовые, почти непрозрачные, отсвечивали металлическим блеском. Он напоминал сосульку из ртути и, казалось, вот-вот выскользнет из руки Дениса.

Абхаз посмотрел на людей на дороге, потом снова перевел взгляд на колбу, и какое-то смутное выражение – Толику показалось, что это страх, мелькнуло у него на лице.

– Как тебя зовут? – спросил Бендич.

– Тенгиз.

– Тенгиз? – Бендич ухмыльнулся; заостренное лицо его с чертами хорька зло оскалилось. – Что это за дерьмо, Тенгиз, ты сунул в карман?

– Может, наркотик какой? – попытался угадать Волков.

Он стоял, устало опираясь на автомат.

– Вряд ли, – не согласился Денис, с любопытством рассматривая содержимое колбы.

Что-то в глубине ее шевельнулось, словно очнувшись после многолетней спячки. Что-то крохотное, размером с небольшую градину или хлебный шарик, какие иногда лепят за столом дети. Это нечто "смотрело", хотя скорее всего у него даже не было глаз. Маленький шарик уткнулся в стенку мензурки, куда его заточили люди. Он так и пожирал взглядом огромную гору костей, мяса и крови.

– Командир, там внутри что-то есть, – удивленно сказал Денис.

В эту минуту один из абхазов, что лежали, уткнувшись лицами в брезент на дне "Мицубиси", вдруг на секунду приподнял голову и издал глухой стон. Бокун тут же вскинул автомат, но из горла несчастного хлынул поток крови, и несколько теплых багровых пятен расплылись по заснеженной колее.

– Ты осторожней, понял? – Бендич перевел взгляд на Тенгиза:

– Что в бутылке?

Абхаз молчал.

Денис прищурился, силясь рассмотреть тщедушный комок за стеклом. Он пальцем протер гладкую поверхность колбы, несколько раз встряхнул ее наподобие градусника и снова посмотрел на свет. Внутри ничего не происходило.

– Фигня какая-то, – солдат уже собирался оставить это бесполезное занятие, но тут густая струйка крови стекла у него по разодранной щеке.

– У-у-угг! – Невидимый импульс, похожий на разряд электричества, прошел по руке с колбой, отчего мышцы на ней вздулись, и коротким замыканием разорвался у спецназовца в мозгу.

Денис рванулся, закрывая уши ладонями, выронил колбу, и она со звуком лопнувшей кости раскололась о камень. Парень начал бешено топтать снег, осколки и крохотную тварь из пробирки.

– Денис! – Бендич невольно шарахнулся в сторону, увлекая за собой Двужильного.

Бокун, Андрей Волков и абхаз остались стоять на месте.

Денис успокоился, только когда под подошвами обнажилась черная полоса асфальта.

Бокун жадно втянул носом воздух, но не почувствовал ничего, кроме уже привычного запаха человеческой крови.

"Зарин, зоман – отравляющие химические вещества... Острый запах чеснока... Надеть противогазы", – уроки химзащиты, преподанные отставным майором, считавшим, что смысл жизни в том, чтобы перетрахать как можно больше баб, запомнились...

Солдат присел на корточки, прислонился спиной к машине. Из щели под колесом сочилась и падала на снег кровь. Он нашел взглядом бледно-розовое пятно.

– Ну? – Бендич не спускал с него глаз.

– Что бы это ни было, – заметил Денис, поднимаясь, – у меня нет ни малейшего желания брать эту дрянь снова в руки.

– Толян! – окликнул Бокуна командир. – Что там?

Тот, аккуратно подняв полог брезента, стараясь не выпачкаться, орудовал внутри джипа.

– Ну что там? – Бендич продолжал стоять в нескольких шагах от "Мицубиси".

– Какие-то ящики. Открыть?

– Не надо.

– Так, может, там чего ценного?

Бендич сразу насторожился. Кажется, такая идея до сих пор не приходила ему в голову.

– Чего в ящиках? – он повернулся к абхазу.

– Говорили, что платина.

– Платина?! – у Жилы перехватило дыхание. – Командир, ты слышал?

– Кто говорил? – сухо спросил Бендич.

– Да вот он, – Тенгиз кивнул в сторону развороченной пулями кабины.

– Ерунда, – сказал старлей. – Нет никакой платины.

Бокун отдернул руку от замка на цинковой крышке рядом с набитым по трафарету "Опасно";

Допрос продолжался. Бокун знал, командир гикаться с пленным не будет, и ждал развязки. Ему осточертели эти горы, бесконечные рейды, нескончаемая кровавая чехарда со смертью.

– Сам внутрь заглядывал? – цедил Бендич, зайдя за спину абхаза.

– Не помню.

– Ах, не помнишь? – взревел Бендич. – Денис!

Короткий удар в солнечное сплетение отбросил абхаза к скале.

– А теперь?

Бокун с любопытством наблюдал из кузова, как солдат "обрабатывал" абхаза. Тенгиз попытался приподняться, но Денис ударом сапога швырнул его на снег.

– Вспомнил! Вспомнил... – Тенгиз выставил перед собой ладонь, словно защищаясь от нового удара.

– Ну?

Пленный облизал пересохшие губы, затравленно переводя взгляд с Дениса на офицера за его спиной.

– Вверх по дороге... Главный сказал: "Тенгиз, русские держали там много разной техники, теперь они ушли. Мы кое-что возьмем, и у нас будут деньги. Человек из Стамбула ждет в Гудауте".

– "Там" – это где?

Денис сделал резкий выпад ногой, целясь в голову.

Удар раздробил переносицу, и острый осколок кости вылез наружу. Лицо Тенгиза потеряло прежние черты.

Из перекошенного носа текли клюквенные, с пузырьками воздуха потоки.

– Говори, – спецназовец тучей навис над абхазом.

Тенгиз продолжал молчать.

– Игорь, – Бокун замер в кузове, прислушиваясь, – собаки.

Собачий лай, еще мгновение назад еле различимый, теперь гремел, разлетаясь звонким эхом.

– Вот ты, – абхаз вдруг ткнул пальцем в сторону Двужильного, отчего Петька как-то весь сжался, – тебя убьют.

– И тебя, – пленный перевел палец на Волкова.

– И тебя, – теперь Тенгиз смотрел на Дениса.

Абхаз невидящим взглядом прошелся по Бендичу и остановился на Бокуне.

– А вот тебе не повезло. Тебя не убьют.

Командир отряда нажал на курок. Тенгиз упал на спину. Из дыры на его животе поднималась струйка дыма.

– Уходим! – скомандовал Бендич. Он посмотрел на Дениса с Андреем и добавил:

– Вы с Волковым займетесь машиной. Потом нас догоните.

Группа мгновенно разделилась.

– Денис, – Бендич отвел спецназовца в сторону и зашептал на ухо:

– Ты что-нибудь слышал о бактериологическом оружии?

Тот состроил кислую мину:

– Бактерии разные, вроде того?

– Не совсем. Представь себе рой ядовитых пчел, а может, что и похуже. Так вот, я хочу, чтобы они, – он кивнул в сторону "Мицубиси", – зажарились в своих цинковых гробах. Ты меня понял?

Денис кивнул.

– Выполняй.

– Командир, – спецназовец задержался на секунду. – Пусть вместо Волкова останется Жила. Андрюха и так еле ноги переставляет.

– Ты что, в няньки к нему пошел? Ладно. Только смотри, если Двужильный полезет в ящики... – Бендич положил руку на автомат.

– Понял, – Денис еще раз кивнул.

– Жила! – окликнул он Петьку. – Заменишь Волкова. Командир приказал.

Двужильный что-то недовольно пробормотал, но прежде чем отряд скрылся за поворотом, он уже лежал под джипом, прикрепляя взрывчатку.

– В бой не ввязываться! – бросил напоследок Бендич.

Теперь они шли втроем: впереди старлей, за ним Волков, последним был Бокун. Они поднимались по дороге, стараясь не оглядываться. Внезапно прогремел взрыв, и столб огня взвился над горой. Огненный гриб с черными нефтяными прожилками закрыл собой солнце. Сразу же за взрывом грохот автоматных очередей ворвался в горы.

Вначале Бокун еще мог разобрать в отголосках эха, как в ответ на беспорядочную стрельбу скупо, разборчиво огрызается "АКМ" Жилы, поддерживаемый "Калашниковым" Дениса. Затем звуки смешались, превратившись в оглушительный гул, в котором прорвалось верхнее сопрано ручного пулемета.

***

Лаборатория располагалась на холме, один из склонов которого упирался в отвесную скалу, а другой пропастью обрывался вниз. Со стороны дороги шла металлическая сетка с высокими зелеными воротами посередине и вышкой. Для автономного существования здесь были предусмотрены собственная электростанция и даже хлебопекарня. Сердцем лаборатории являлось трехэтажное, облицованное красным кирпичом здание с парой окон под самой крышей. Выглядело оно угрожающе и обилием острых углов напоминало лютеранскую кирху.

– Что делаем? – спросил Анатолий командира.

– Ты, – тот повернулся к Бокуну, – глянь, может, найдешь что-то вроде "красной кнопки". Тогда зови нас.

– Думаешь, у них была система самоуничтожения?

Не слишком ли круто для сельской местности?

– Слушай, – Бендич схватил подчиненного за ворот камуфлированной куртки. – Мне наплевать, что ты думаешь. Понял? Выполняй!

Связь с базой отсутствовала. Горы фонили, Волков с остервенением теребил антенну-"куликовку" молчавшей радиостанции.

– Могила, командир! Связи не будет! – мрачно объявил он.

Бокун провернул металлическую скобу двери главного трехэтажного корпуса. Меры предосторожности когда-то здесь применялись серьезные. Даже входная дверь закрывалась герметически. Куски оборванной резиновой прокладки жирными змеями развевались по ветру.

Луч фонарика высветил ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Анатолий осторожно перешагнул порог. Дверь за ним захлопнулась. Темнота стала почти непроницаемой. Бокун начал осторожно подниматься наверх.

– Десять, одиннадцать... – считал он ступеньки.

На тринадцатой Анатолий остановился: погас фонарь. Бокун тряхнул его несколько раз, беспомощно пощелкал выключателем, а потом со злостью швырнул в темноту. Звука не последовало. Мрак поглотил фонарик, растворил в своем бездонном брюхе. Анатолий потянулся в карман за коробком. Короткая вспышка и спичка потухла. Но за это время Бокун сумел рассмотреть путь на полшага вперед. Над головой свисали провода, куски кабеля.

В последнее мгновение он успел отпрянуть назад и рухнуть плашмя на пол. Осколки битого кирпича полетели вниз. И снова ни звука. Дрожащей рукой Анатолий провел спичкой по краю коробка. Раз, еще раз, пока новая вспышка не озарила рваную дыру провала с острыми зубьями арматуры по краям.

– Приехали! – процедил Бокун и вдруг присвистнул от удивления.

Внизу тускло поблескивали расставленные на стеллажах вдоль стен стеклянные колбы. Анатолий прополз чуть вперед и, держась левой рукой за металлический прут, торчащий из бетонной плиты, наклонился, свесился почти до пояса. Он представил себя сунувшим голову в пасть чудовищу.

Колбы, тысячи колб в пластмассовых воронках рыбьими зрачками уставились на человека, извивающегося у края западни. Бокун попытался выпрямиться, вытащить себя из дыры, но мышцы живота беспомощно размякли. Он медленно сползал вниз. Куски штукатурки, кирпича передвигались под Анатолием, и он двигался вместе с ними, погружался в черную щель проема. Мрак, вцепившись густыми темными щупальцами, тащил его на дно.

Анатолий рванулся из последних сил и вырвался из бездны. Он откатился от провала в полу, тяжело дыша. Мышцы на ногах вздулись, перед глазами плясали разноцветные круги.

Пятясь, он направился к выходу, когда вдруг раздался оглушительной силы взрыв. Не удержавшись, Бокун кубарем скатился по лестнице. Что-то со свистом ударило с той стороны в дверь.

– Бокун! – едва различимый за выстрелами, звал голос Бендича. – Бокун!

Анатолий, навалившись плечом на дверь, зажмурился, закрыл глаза руками от яркого дневного света.

– Игорь! – заорал Бокун, все еще не в силах поднять веки.

Воздух сотрясали выстрелы. От дороги по направлению к главному корпусу перебегали черные фигурки людей. Часть лаборатории была объята пламенем.

– Толик, прикрой! – крикнул старлей и двинулся через дорогу в сторону открытой двери.

За Бендичем семенил Андрей Волков.

Бокун дал длинную очередь в сторону абхазов.

– Быстрее, Волков, мать твою! – шептал Бокун.

– Ну, где он там?! – Бендич вставлял новый рожок.

Андрей остановился на середине дороги, опустился на одно колено, втянув голову в плечи.

– Кажется, его зацепило, – прохрипел Бокун.

– Блин, Волков! – с какой-то тоскою матюкнулся Бендич и прорычал прямо в ухо распластавшемуся рядом Бокуну:

– Не давай им высунуться. Прижми гадов. Я за Андрюхой.

Бендич метнулся было к дверному проему, но вдруг от нападавших отделился высокий худощавый человек и с автоматом наперевес двинулся в сторону Волкова. Он шел не прячась и улыбался, а "Калашников" в его руках строчил словно взбесившийся. И старлей отступил.

Палец Бокуна прирос к курку. Он стрелял, стараясь не глядеть на корчащегося в грязи Волкова, и только повторял:

– Быстрее, быстрее...

Волков беспомощно барахтался на дороге. Внезапно что-то сверкнуло, и столб пламени взметнулся на том месте, где мгновение назад был Андрей.

– Волков... – только и прошептал Анатолий.

– Не ной! – зло бросил командир. – Мы должны найти эту чертову кнопку.

Бокун хотел предупредить его, но Бендич был уже наверху.

– Командир! – Анатолий попробовал подняться и не смог.

А Бендич бежал по коридору в поисках кнопки.

И когда он достиг края бездны, его пронзительный крик заставил Бокуна зажать ладонями уши.

– Игорь! – прохрипел Анатолий. – Игорь!

Молчание. Порыв ветра за дверью донес странный шорох, словно кто-то крался вдоль стены.

– Солдат! Руки за голову и выходи сдаваться, – настаивал голос. – Думай быстрее. Я ждать не буду.

– Кто ты?.. – спросил Бокун.

– Ты, сучок, разговариваешь с Солодником Мхачители. Запомни это имя. И мой тебе совет: хочешь спасти собственную задницу – выползай наружу.

Бокун подполз ближе к двери, передернул затвор.

– Солодник, – как можно громче сказал он, – ты ведь пришел за стеклянными колбами, которыми набита эта гребаная лаборатория?!

– Угадал, солдат!

– Тогда получи... – выдохнул Бокун.

В тот момент, когда он дал очередь из автомата, небо вдруг раскололось, мир задрожал и со странным грохотом начал расползаться по швам. Все вокруг затянулось непроницаемой мглой.

Российский фронтовой истребитель "Су-24" с полным боекомплектом, перейдя в пике, разъяренной осой обрушился на "Красную Горку". Когда через четыре часа после назначенного срока отряд не вышел на связь, летчик запросил центр:

– Блиндаж, я Сто первый... Я уже на подсосе, что делать?! Метеоусловия ухудшаются.

– Сто первый, приступайте к нейтрализации... – просипели наушники гермошлема.

Делая круг за кругом, "Су-24" методично утюжил лабораторию авиабомбами, оставив на десерт пару высокоточных ракет. Набрав высоту, пилот несуетливо, словно на показательных маневрах, положил машину в боевое, атакующее пике. Высокоточная ракета "Х-59М", расправив крылья стабилизаторов, подмигнув пылающим оранжевым соплом, ушла в сторону тонувшей в облаках дыма лаборатории. Следом, оставляя за собой белый шлейф, ушла вторая ракета.

– Блиндаж, – докладывал летчик, – нейтрализация завершена... Беру курс на базу...

Ослепший, с набитыми невидимой ватой ушами и обгоревшей спиной, Бокун лежал, уткнувшись лицом в грязь. Его трясло как в лихорадке. Но он все еще жил.

Какая-то неведомая сила подняла его с земли, поставила на ноги и скомандовала: "Иди!"

И он пошел. Оглохший, слепой, пошел, потому что в спецназе Бокуна научили одному: выполнять приказы.

Бокуна подобрали незнакомые люди. Кто они были – абхазы, менгрелы, местные греки? Добравшись до Гудауты, Анатолий пришел к ограде 643-ге российского зенитного полка.

И ему опять повезло: отправили в Сочи, потом на самолете перевезли в реабилитационный центр под Москвой.

Допрашивать его приходили люди из прокуратуры, военной разведки. Но что он мог рассказать им о гибели командира и остальных?

И от Бокуна отстали. О нем попросту постарались забыть, как и о "Красной Горке".

Анатолий назвал свою болезнь "эффектом невидимки". Тебя не видят, не слышат, так, словно тебя и нет вовсе. Соседи по палате его не замечали, главврач забывал посмотреть на обходах. Бокун подолгу простаивал у окошка в столовой, ожидая своей порции, пока повариха, проворно работая черпаком с загнутой ручкой, разливала по тарелкам суп.

Мысль о том, что теперь придется вернуться домой, ни разу не пришла в голову Бокуну. Дома о нем тоже забыли, потеряли, как забывают старую, ненужную вещь, заброшенную на антресоли.

И когда пришло время выписываться, оказалось, что ему некуда ехать. Из госпиталя он пошел на вокзал, сел в первую попавшуюся электричку, чтобы через два часа выйти в незнакомом городке между Москвой и Ленинградом.

Полгода Бокун проработал грузчиком. Занятие это оказалось довольно прибыльным, особенно для человека, который мог рассчитывать разве что на пенсию по инвалидности. Анатолий прижился на железнодорожных складах, где рядом с бетонной глыбой вокзала за невысоким забором стоял длинный, выложенный красным кирпичом сарай.

В будке жили "железнодорожники" – каста, находящаяся на три ступеньки выше обыкновенных бомжей. У них было свое жилье, постоянная работа, чем ныне в городе мог похвастаться далеко не каждый.

Разгружать приходилось все, от угля до финских холодильников. Но обитатели зеленого фургона могли по праву считать себя специалистами узкого профиля, предпочитая спирт и его производные. Склады представляли собой что-то вроде перевалочной базы, на которой поставщики из-за рубежа сбрасывали алкоголь. Отсюда "огненная вода" распределялась по столице и Подмосковью.

"Тиры", груженные сорокалитровыми бочками со спиртом для подпольных разливочных заводиков, шли за город на авиационные склады.

От перекатывания бочек с фур в ангары к утру переставала разгибаться спина, а холод от бетонного пола пробирал насквозь. К тому же в такие дни "железнодорожникам" почти ничего не перепадало.

Другое дело, когда приходила партия шампанского или водки. Обычно это были вагоны. Их разгружали на складе рядом с вокзалом, выстроившись в живую цепочку: два человека внутри вагона, двое под навесом и еще двое – на складе. Картонные ящики с бутылками передавались из рук в руки. Иногда бутылки бились, отчего приходилось поддерживать намокшее дно. В воздухе стоял приторный запах муската и водки, а содержимое разбитых бутылок текло по рукам, пьянило до одури.

Как только начальство начинало замачивать с представителями таможни снятие пломб с груза, грузчики по одному перебирались в глубь вагона и там переливали в пустые пластмассовые бутылки "некондиционные" остатки. На какое-то время разгрузка прекращалась, но потом снова шла своим чередом, под громкий смех и шутки заметно повеселевших "железнодорожников".

Тогда-то Бокун впервые и увидел Спыхальского, хозяина одной из фирм, ввозивших в Россию алкоголь. Поляк отличался от остальных фирмачей умением хорошо одеваться, но при этом оставаться нарочито простым.

Анатолию Анджей показался хитрым, но не жадным.

Спыхальский тоже заметил новенького и какое-то время приглядывался к нему, имея на Бокуна определенные виды.

Однажды после удачно проведенного дела Спыхальский заглянул во времянку к грузчикам, чтобы "пообщаться с народом". Народ, как обычно, пил. Хозяин презентовал ящик водки по случаю праздника и уже собирался уходить, но услышал, как бригадир, мужчина лет под сорок, с тщательно зализанными назад волосами, под которыми предательски поблескивала плешь, взахлеб рассказывал полупридуманную-полуреальную историю Анатолия Бокуна.

– Я тебе говорю, – обращаясь неизвестно к кому, мусоля в толстых, с пожелтевшими ногтями пальцах огурец, кричал он, – голыми руками сотню уложил, не меньше. Весь Кавказ на уши поставил.

– Это кто? – Анджей остановился у порога.

– Новенький наш, Толик!

– Если он такой герой, – спросил Спыхальский, – чего же в грузчики подался?

– Предали их! – уверенно, с внезапной ненавистью прохрипел бригадир. Заплатили кому-то наверху, весь их взвод и положили. Он потом собирался найти того гада, который их продал. Даже из госпиталя сбежал.

– И что?

– А ничего, – по щекам бригадира покатились слезы. – Продали Россию!

Спыхальский ни о чем больше не спрашивал и поспешил уйти, боясь, что и ему придется выпить за Россию. А через какое-то время Анджей позвал к себе Бокуна и, отведя в сторону, предложил стать своим телохранителем. Анатолий согласился. Он исчез из общины грузчиков так же неожиданно, как и появился там.

Доказывать преданность новым хозяевам пришлось не на словах, а на деле. Анджей Спыхальский оказался трусоватым типом и перестраховщиком. Всю грязную работу он стремился перекладывать на плечи других.

А грязи вокруг его бизнеса было, как навоза вокруг колхозного свинарника.

Внешне предприятие поляка выглядело очень даже респектабельно. Фирма осуществляла оптовые поставки продовольствия в Россию. Ее название мелькало в списках спонсоров, жертвовавших приличные суммы на содержание детских домов и организацию благотворительных обедов для малоимущих.

Бокун корчился от смеха, когда рьяный католик выстаивал службу в православном храме, а потом замаливал грехи перед иконой Божьей Матери Ченстоховской, Королевы Польши. Ее образок был закреплен на приборной панели личного автомобиля поляка. Выйдя из церкви, очумевший от ладана и непонятного пения на старославянском, Спыхальский прямо в машине начинал читать молитвы, фанатично таращась на скорбный лик Богоматери, укоряюще взирающей на прохиндейское чадо. Насиловал свою совесть пан Анджей только потому, что среди высокопоставленных московских чиновников посещение богослужений вошло в моду и стало обязательным ритуалом, как когда-то стояние с красными бантами на трибунах перед ликующими колоннами.

Когда новый босс Анатолия шептался с дородными дядьками, державшими мерцающие восковые свечи, или, расстегнув кожаное портмоне, доставал купюры, чтобы пожертвовать на нужды церкви, Бокун рассматривал иконы. Душу бывшего офицера спецподразделения "Кречет" образы мучеников, праведников, страдальцев за веру абсолютно не трогали. Она оставалась спокойной, как болотистое лесное озерцо, зарастающее тиной.

В роли "шестерки", годной лишь на то, чтобы прикрывать спину хозяина да тащить его на себе из борделя, Бокун пробыл недолго. Подвернулся удобный случай показать, чего стоит профессионал высшей пробы.

Какие-то ублюдки умыкнули трейлер, загруженный под завязку шведской водкой "Абсолют". Вообще-то "Абсолют" сварганили и разлили на подпольном заводике в Венгрии, но ценность груза от этого нисколько не уменьшалась. По сопроводительным документам, выправленным безукоризненно, трейлер вез шоколадные бисквиты. Опломбированный чин по чину транспорт миновал четыре границы, а на таможенных складах в Москве покладистый инспектор, подкармливаемый Спыхальским, был готов оформить нужные бумаги и растаможить груз. Покупатели, привлеченные дешевизной престижной водки, по предоплате перечислили деньги за испарившийся товар.

Поляк рвал на себе волосы. Содержимое машины застраховали на мизерную сумму. К властям обращаться было рискованно. Покупатели давили на Спыхальского, требуя оплаченный товар.

Неделю Бокун мотался по трассе, собирая по крупицам сведения об исчезнувшей машине. Он беседовал с хамоватыми буфетчицами придорожных кафешек, обхаживал неприступных королев бензоколонок, пил с ночными сторожами автостоянок. Круг поисков сужался. Нужен был трейлер "Скания" с венгерскими номерами и нарисованной на стене контейнера девушкой, жующей бисквит. По яркой, приметной картине и запоминали машину.

Бокун установил, что транспорт пересек рубеж Смоленской области. Далее фуры никто не видел.

Упорства Анатолию было не занимать. Он землю носом рыл, пока не нащупал ниточку, которая привела его к четырем отморозкам, промышлявшим грабежом на дорогах.

Завсегдатаи дешевых столовок вполголоса судачили о бесчинствах банды Бормана, державшего в страхе всю округу. Бандит, по слухам, был уволен из милиции за взяточничество, но старые связи сохранил, отстегивая бывшим сослуживцам долю из награбленного. Правда, опять же по слухам, этот самый Борман предпочитал трясти частников и автобусы с челноками.

Догадки подкреплялись фактами. Замухрышка-дедок, сшивавшийся у придорожного кафе, сообщил Бокуну о своем счастье. Подвыпившие парни в порыве щедрости дали ему на опохмелку ополовиненную бутыль заморской водки, которой у них хоть залейся.

Из котомки, болтающейся за плечами, дед достал бутылку матового стекла с голубыми буквами. По отсутствию фабричной маркировки на донышке сосуда Бокун определил – водка "левая", из пропавшей партии.

Похитителей Анатолий ловил, что называется, на живца. Приманкой был он сам и одолженная у Спыхальского иномарка. Рассчитал точно. Крутую тачку, приткнувшуюся на пустынной стоянке среди леса, налетчики обойти своим вниманием никак не могли.

Слишком легкой и лакомой добычей казался "Форд" с копошащимся под капотом одиноким водителем.

Смеркалось. Из бежевой "девятки", въехавшей на асфальтовый пятачок, окруженный лесом, вышли четверо. Бокун уже взял на примету "жигуль", мотавшийся мимо него в третий раз. На этот раз машина с потушенными фарами, будто крадучись, пробралась по едва приметной колее со стороны леса.

– Заглох? – Немолодой, за сорок, мужчина в джинсовой рубашке с закатанными рукавами делано улыбнулся. Карман его брюк оттягивал тяжелый предмет, по очертаниям, которого можно было угадать оружие.

– Аккумулятор, что л", подсел. Остановился перекусить и никак не могу завестись, – ответил широкой улыбкой Бокун. – Вот, мужики, неудача!..

Четверка переглянулась и разразилась лающим смехом.

– Да, братан, не повезло тебе, – скалился пожилой, блестя золотом фикс. – Мы за ремонт дорого берем, не разбашляешься!