Текст книги "Святой - Русский йогурт"

Автор книги: SonikX

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Он добрался до журнального столика, подтянул к себе за провод блок радиотелефона и набрал номер.

– Алле-е... Солодник?! – голосом умирающего спросил Сапрыкин. – Беар, не грызи...

Собака играла с выдвинутой телескопической антенной телефона.

– Это я не тебе! – простонал мэр голосом примадонны оперного театра. Он достал меня! – Сапрыкин замолчал, давая собеседнику время ощутить весь трагизм пережитого.

– Обделался! – насмешливо отозвался тот. – Смени подгузники и приготовься! Скоро будем подводить общий знаменатель под этой бодягой...

***

Серая пластиковая коробка от "глока" лежала на дне спортивной сумки, завернутая в рубашку.

Старший следователь Баранов проводил несанкционированный обыск в номере гостиницы. Проводил один, без понятых, без ордера в кармане, действуя на свой страх и риск.

Хотя рисковал он не особенно, зная, что постоялец гостиницы Дмитрий Рогожин в данный момент вдыхает ароматы городской свалки или гоняет чай со старым отставником-майором.

Спившийся сторож Егор стучал Баранову о каждом шаге незваного пришельца, запутавшего и без того дьявольский расклад...

Марк Игнатьевич удивился беспечности Ветрова, сосредоточившегося после зверского убийства мэра на коммерческих сделках, попойках в сауне и разборках с торгашами, утаивающими, по мнению подполковника, доходы.

Сам Баранов пытался докопаться до истинных заказчиков, не без основания полагая, что и им могут посворачивать шеи. Больно уж лакомым куском была империя Хрунцалова.

Кое-что матерому следаку удалось нащупать...

Пообтиравшись по блатхатам в Москве, где гужевались старинные приятели, не забывшие мента с хваткой бультерьера и со сговорчивым нравом, Марк Игнатьевич раздобыл интересную информацию, дававшую пищу для ума.

Блатняки в один голос утверждали, что в уголовном мире бродят слухи о таинственной организации, сплоченной жесткой дисциплиной, со своим уставом и кодексом чести. Чужаков туда принимают после тщательной проверки, просвечивая чуть ли не рентгеном, и обратной дороги оттуда нет.

От карточного шулера по прозвищу Фикус, потрошившего пассажиров в аэропорту Шереметьево-1, Марк Игнатьевич услышал версию финала деятельности авторитета из подмосковного Пушкино.

Фикус доверял следователю, отпустившему его брата-наркомана, попавшегося с "дурью" в кармане. Шулер презентовал Баранову колечко с рубином. Марк Игнатьевич был для Фикуса в замазке, то есть, говоря человеческим языком, купленным.

В разговоре шулер невзначай заметил:

– А мусора на Попика за солидные башли озлобились!

Азербайджанец Артур Гареев через "челноков", мотавшихся в Польшу за товаром, установил связь с тамошними компаньонами.

Поляки по заказу Попика купили разливочную линию итальянского производства. Как раз благодаря телевидению россияне предпочитали косеть от водки "Распутин", подмигивающей голографическими наклейками.

Расторопные поляки для комплекта пригнали две фуры с пустой тарой. На западные бутылки ни одна русская пробка не накручивалась.

Но Попик не растерялся. Отпечатал в типографии этикетки "Столичной" и приступил к розливу.

– Водка, надо признаться, была нехилой! – заверил Фикус. – Тройной очистки через угольные фильтры. Попик марку берег! Базарят, полмиллиона "зелени" сорвал! Мировецкий куш!

Далее, по версии карточного шулера, у Артура Гареева начались неприятности. Команда спецназовцев ворвалась в дом, когда он праздновал свой день рождения. Уложили гостей, пересчитали им ребра прикладами автоматов.

Во время обыска нашли винтовку со снайперским прицелом, бронежилеты, радиостанции. Попику удалось сбежать.

Линию демонтировали и передали какой-то фирме.

– Наехали на азера по наводке! – стучал кулаком по столу Фикус. – Я отвечаю! В аэропорту базар двух иностранцев подслушал.

– Ты же языков не знаешь! "Гуд бай" и "мани" – весь твой словарный запас! – подначивал Баранов.

– Дурила! – кривился шулер. – Их русский провожал. В Варшаву кенты сматывались, а русскому поручение давали: срочно нанять рабочих, зарегистрировать фирму и передать ментовке три джипа "Мицубиси". У меня слух, как у совы! – говорил Фикус, бурно жестикулируя. – Тузы талдычили русскому: впредь таких проколов не допускать! Гасить подпольных производителей спиртного любыми способами!

"Гасить!" – это слово не давало Марку Игнатьевичу покоя.

Он привык гасить других. В камерах следственного изолятора, где бетонные стены поглощали звук, а надзиратели были немы, словно рабы.

***

Странная смерть Кириллова, этого сопляка, твердившего о гуманном отношении к людям, окончательно лишила Баранова сна.

Повеситься в подвале московской многоэтажки...

Кириллов – самоубийца? В это он не мог поверить, успев приглядеться к пареньку-жизнелюбу.

Следователь положил футляр пистолета обратно. В огнестрельном оружии Баранов разбирался средне.

Дырку от "Макарова" он мог отличить от отверстия, проделанного "стечкиным", но не более того. И не его обязанностью было подменять специалистов по баллистике.

"Глок", австрийский пистолет под девятимиллиметровый патрон, – мысли завертелись в голове у Баранова, точно карусель в городском парке. – У машины на трассе при осмотре нашли пригоршню гильз... девятимиллиметровых. В кабине пробоины от автоматического оружия. Причем стреляли короткими очередями по скатам, а затем по водителям..." – Марк Игнатьевич прислонился лбом к оконному стеклу.

Он анализировал вчерашний инцидент.

Два "КамАЗа", перевозившие спирт, были остановлены человеком на красном "Пежо". Он попросил сопроводительные бумаги, а когда водители послали его подальше, достал пушку и, пообещав сжечь шоферюг вместе со спиртом, отнял все документы на груз.

В этой части для Баранова все было ясно. Робин Гудом с большой дороги был брательник этого рохли – Рогожина, исполнившего уготованную ему роль и отлеживающегося в камере перед спектаклем в суде.

Вторая часть была пугающей...

Водители развернулись, решив вернуться в город.

Без документов их арестовали бы на первом попавшемся посту ГАИ.

У заброшенного хутора, в девятнадцати километрах от города, по встречной полосе двигалась белая "восьмерка". Заложив вираж, она перегородила трассу, и из нее выскочил мужчина с маской на лице.

Идущий первым грузовик свернул в кювет, второй затормозил, но его занесло и ударило прицепом о придорожное дерево. Водитель проломил грудную клетку о руль.

Мужчина в маске принял его за мертвого. Водителя же первого "КамАЗа", выбравшегося из кабины, он хладнокровно расстрелял в упор.

Рассоединив сцепки и вышвырнув потерявшего сознание шофера на шоссе, налетчик угнал грузовик, оставив белую "восьмерку" на месте аварии.

Таковы были скупые факты – по показаниям карельского шоферюги, загипсованного, обколотого болеутоляющими средствами.

Баранов почесал переносицу. Он всегда так делал в минуты напряженного раздумья.

"Этот спецназовец добывает компромат на Ветрова. От кого он узнал о поставке спирта? Не имеет значения... Нет, стоп! Красный "Пежо"? Малиновый...

Такой роскошной тачкой владеет только Сапрыкин!

Водитель перепутал цвета! Дальтоник хренов! – Баранов прошел в туалет, напился воды из крана. – С Рогожиным-старшим проблем не будет! Разбойное нападение – раз, хранение огнестрельного оружия – два, можно для страховки подложить какую-нибудь свинью – три! Спецназовец наверняка орудовал в "горячих точках". Щепотка "дури", каннабиса, например... Сапрыкин! Оратор площадной! Об угоне машины не заикнулся. Значит, сам ключики Рогожину вручил. Хорошо, побалакаем и с тобой, господин мэр! – Марк Игнатьевич шел по коридору, освещенному лампами дневного света. – Надо доложить Ветрову об офицерике. Задергается плешивый... А зачем? – Вопрос был внезапный и сулил новый поворот мыслей. – Зачем Рогожина сдавать? Не он главный враг.

Враг тот, кто натравливает спецназовца на нашу компанию! – рассуждения Баранова приобретали логическую стройность. Мозаика складывалась в картинку, где не хватало основного фрагмента. – Хрунцалова грохнули вместе с бабой. Мы сразу же уделали ее бывшего муженька... Нам подсунули Сергея. – Впервые он назвал жертву по имени. – Подсунули, будучи твердо уверены, что брат станет действовать, а не писать по инстанциям!"

Марк Игнатьевич, считавший себя прохиндеем из прохиндеев, способным окрутить и заморочить голову любому, ощутил себя мухой, запутавшейся в липкой паутине. Им манипулировали, водили его на ниточке А кукловод, поставивший эту пьесу, в конце концов бросит его в ящик вместе с Рогожиным, Ветровым и другими, внесенными в смертный реестр.

Палач в черной маске исполнит приговор...

Холодный пот струйками стекал по спине.

– Товарищ следователь! – Водитель, которому Баранов перед обыском приказал сидеть тихо, как мышь в норе, мчался по коридору, грохоча сапогами. Тревога! – голосил он. – Нападение на конвой!

– Какой конвой?! – заорал Баранов, едва удерживаясь на подогнувшихся ногах.

Два часа тому назад "автозак" вырулил с внутреннего дворика СИЗО на центральную магистраль города. В боксе, отделенном от остального пространства решеткой, находился подследственный Рогожин Сергей Иванович. У управления машина притормозила, поджидая "девяностодевятку" Ветрова. Они отправлялись в Москву, чтобы передать замордованного Марком Игнатьевичем человека, ставшего отработанным материалом, по этапу правосудия.

– За нами кто-то едет! – Конвоир, сидевший по правую руку от водителя, наблюдал за дорогой в зеркало обзора Водитель давил педаль газа, стараясь не отстать от белой машины подполковника Ветрова.

– Чего командир с нами поперся? – конвоир заслонил рукой лицо.

Весеннее солнце нагло лезло в кабину.

– В Москве по шопам прошвырнуться. Костюмов тренировочных понакупать. Ветров – спортсмен! – с издевкой произнес водитель. – А этот "КамАЗ" давно за нами увязался. Висит на хвосте!

– Сбавь скорость, скоро поворот! – Конвоир ослабил ремень, опоясывающий выпуклый живот.

Водитель хмыкнул:

– Ишь, требух наел!

– Тебе какое дело! – с обидой отозвался конвоир. – Я от картошки пухну. На мясо денег не хватает.

Что на тещиной даче вырастим, то и едим. "КамАЗ" обгонять собрался.

– Дальнобойщик! Телегу оттарабанил и домой спешит.

Я мечтал на "тирах" колесить по заграницам, – с затаенной грустью произнес водитель "автозака". – Сегодня в Греции, завтра в Швеции, послезавтра в Венеции...

"КамАЗ", опережая "автозак" на корпус, сделал отчаянный поворот влево.

– Тормози! – выкрикнул бледнеющий конвоир.

Водитель, вместо того чтобы затормозить, увеличивал скорость, матюкаясь себе под нос. Казалось, что грузовик вышел из-под контроля, несясь по центру трассы.

– Офонарел, недоносок! – опустив ветровое стекло, крикнул водитель "автозака".

Конвоир видел стриженый затылок, складку на шее и розовые на просвет уши соседа, вцепившегося в баранку. Когда водитель обернулся, над переносицей между бровей зияла багровая точка входного отверстия пули. Точка сокращалась и расширялась, словно живое существо, паразитирующее на голове водителя.

Две параллельные дорожки алого цвета прочертили лицо, огибая стекленеющие глаза.

"Автозак" падал удивительно медленно, вылетев в глубокий кювет. Машина совершила сложный кульбит, перевернулась вверх тормашками.

Взвизгнув покрышками, "КамАЗ" проделал короткий тормозной путь, перегородил трассу. Черноволосый человек с орлиным профилем неторопливо выпрыгнул из кабины, посмотрел на удаляющуюся белую машину Ветрова. Упругой походкой хищника он направился к перевернутому "автозаку".

Выползшего из кабины конвоира киллер убил походя – выстрелил из удлиненного глушителем пистолета.

Двери кунга открылись...

Покончив с конвоирами, оглушенными падением, черноволосый вернулся к старшему, лежавшему у кабины, достал ключи из нагрудного кармана.

Машина подполковника Ветрова возвращалась, сверкая горящими фарами.

Черноволосый спрятал пистолет за пазуху, переступил через агонизирующего конвоира и, нагнув голову, пробрался внутрь кунга...

Подполковник Ветров пропустил момент катастрофы. Он настраивал магнитолу на волну радиостанции, передающей известия, когда оглушительный грохот заставил его обернуться...

Спускаясь по склону кювета, Ветров поскользнулся, упал на спину. Он скатился в придорожную канаву, наполненную жидкой грязью, содрал кожу со щеки, зацепившись за колючий кустарник.

Отплевываясь, Ветров вскочил на ноги. Перед ним, точно выросший из-под земли, стоял черноволосый мужчина, а за его спиной бледной тенью маячил Сергей Рогожин.

– Кто позволил выпустить арестованного?! – сипло выкрикнул подполковник. – Это ты, сучий потрох, аварию устроил? Жертвы есть?

– Я устроил! – тихо, одними губами молвил киллер.

И ребристой поверхностью глушителя саданул подполковника по скуле. Из раны выступили бисеринки крови. Рукоять пистолета ударила Ветрова в ухо.

Тот шлепнулся туда, откуда только что поднялся.

Черноволосый двинул поверженного милиционера в солнечное сплетение. Ветров охнул, ловя ртом воздух, а наемный убийца просунул ему глушитель в рот.

– С тобой пытались договориться?! – бесстрастно произнес человек с орлиным профилем, плавно нажимая на курок.

***

Спиртовой завод нельзя назвать высшим достижением прогресса. По сути, он представляет собой набор соединенных герметических емкостей ректификационных колонн.

Так уж сложилось, что большинство предприятий, выдающих "живую воду", сосредоточено в радиусе шестисот километров от Москвы.

Хрунцалов переоборудовал "коптилку", производившую в прошлом бетон и асфальт, сохранив в неприкосновенности ее неприглядный вид. Низкий бетонный куб с трубами, укрепленными тросами растяжек, походил на крематорий, пропустивший через свои печи не одну сотню людей.

Территория вокруг бывшего асфальтобетонного завода была захламлена искореженными транспортерами, ржавыми бочками и бог весть еще каким металлоломом. Свободной от мусора оставалась только подъездная дорога с будкой сторожа у ворот.

Редкий перелесок подковой огибал отвоеванную настырными людишками территорию, огороженную забором из бетонных плит и осыпающейся кирпичной кладки.

К проему в стене, куда мог въехать бульдозер, направлялись двое высокий широкоплечий Рогожин и ссутулившийся Степаныч. Они подошли со стороны леса, оставив у обочины шоссе позаимствованный у Сапрыкина "Пежо".

– Степаныч, на кой ляд ты со мной потащился? – шепотом говорил Рогожин. – За инструмент – спасибо! Ювелирная отмычка, но работенка плевая. Изъять бухгалтерию из сейфа, и айда! Козыри у нас на руках!

– Не говори "гоп", пока не перепрыгнул! – возразил старик. – А как собаки накинутся или сторож проснется? Я план у Кеши-Философа раздобыл?

– Ты! – подтвердил Дмитрий, переступая через обломок бетонного столба.

– Значит, имею право участвовать в операции, – Степаныч был серьезным, словно рейнджер, пробирающийся по неприятельским тылам.

Старик действительно постарался, опросив аборигенов городской свалки на предмет описания завода и кратчайшего пути к закутку директора.

Кеша-Философ, не гнушавшийся любым заработком, летом чистил выгребные ямы сортиров. Нормальных туалетов на заводе руководство не предусмотрело. За спиртягу бомж-интеллектуал ведрами выносил дерьмо в ближайший ручей. Он-то и начертил план подступов к кабинету, где в сейфе хранилась вся документация, предупредив, что дверь металлическая, а замок с секретом прикреплен заваренными сваркой болтами...

В будке сторожа света не было.

– Дрыхнет! – удовлетворенно констатировал Степаныч. – Фартит нам, Дмитрий. С машинами гладко вышло. Сейчас еще компрой разживемся!

Входные ворота в цех были приоткрыты ровно настолько, чтобы протиснуться боком в узкую щель.

Степаныч отстал. А нагнал Дмитрия, когда тот уже проник внутрь завода.

– Тачку отличную присмотрел! – объяснил он задержку. – На колесах, с рессорами. Стырю.

– Ворюга! – беззвучно рассмеялся Рогожин.

Петляя по лабиринту переходов между серебристыми колоннами, они пробрались к комнатушке у противоположной от ворот стены. В темноте – ночь выдалась безлунной – двое взломщиков то и дело натыкались на редуты бочек. Здание одновременно было и цехом, и складом.

– Кажись, она! – прошептал Степаныч, высвечивая фонариком окрашенную дверь.

Он подал напарнику отмычку из высокопрочной стали. На стержень отмычки была приварена гайка. Отмычку надлежало вставить в замочную скважину, наложить на гайку обыкновенный ключ на двенадцать и повернуть. Стержень скручивал замок в мгновение ока.

– Подкачала отмычка! – сквозь зубы выругался Рогожин. – Диаметр велик, не входит в замочную скважину.

Попытался исправить положение Степаныч, но и его постигла неудача.

– Ничего, Дима, найду что-нибудь поувесистее, вобьем, раскудрить его в качель, этот.., моржовый!

Дай мне фонарик! – Он выхватил из рук Рогожина тускло светящийся фонарь.

Фигура старика растворилась во тьме.

Дмитрий прислонился спиной к кирпичной кладке, рассматривая колонны. Они возвышались металлическими монументами, а их вершины упирались в потолок.

– Дверь на себя открывается! Чего скребешься, входи! – словно гром с неба прозвучал раскатистый баритон.

Рогожин остолбенел. Западня была полной неожиданностью для него. С машинами на трассе он сработал безупречно чисто, а тут...

В комнате зажегся свет. Рогожина держал на мушке незнакомый человек с колючими глазами. По его скулам ходили ходуном желваки размером с голубиное яйцо.

– Входи, или я стреляю! – рявкнул он.

Дмитрий подчинился.

– Пушку двумя пальчиками аккуратненько достаем и бросаем без резких движений, – хриплым от волнения голосом произнес незнакомец. – Так, хорошо. Ноги на ширину плеч, руки за голову, лицом к стене, – командовал он.

– Мы что, на уроке физкультуры? – Дмитрий не потерял способности шутить.

Человек у него за спиной прерывисто дышал.

– Рогожин, у нас будет возможность поупражняться в остроумии. И для начала расшифруй ребус... Не оборачиваться! – прикрикнул он, пресекая попытку Дмитрия рассмотреть его. – Ты профи, Рогожин, разведчик, что же ты так подставился? Они нас уделали, – сорвался незнакомец на пронзительный вопль.

– Позволь мне обернуться. Я сяду на корточки, а ты отойди в противоположный угол!

– Добро! – согласился тот. – Постарайся не бросаться на меня, когда услышишь мою фамилию. Я – старший следователь Баранов.

– Баранов?! – Дмитрий развернулся резче, чем следовало бы.

Мучитель его брата отпрянул в дальний угол:

– Ни шага вперед! Замри!

Два ствола, милицейский "Макаров" и "глок" Рогожина, были готовы немедленно изрыгнуть свинец.

– Замри и слушай! Мы – пешки, которых беспощадно сдают под бой! Горькое удивление обманутого сквозило в словах Баранова. – Изложу кратко суть. Фирма, которая дорожит своей незапятнанной репутацией, желает заполучить заводики, связи, клиентов покойного борова Хрунцалова, которого ее же люди замочили. Но компания блюдет принцип: ни единого пятнышка на ее вывеске. Головастые дяди выбирают козлов отпущения – тебя и твоего брата.

Вся вина ложится на тебя, Рогожин! Они втягивают тебя в наши кровавые разборки! – Баранов будто погружался в пучину отчаяния. – Я вывернул руки Сапрыкину, этой мрази, работающей на компанию! Он полное дерьмо! Запел, как канарейка... Я следующий в списке, Рогожин, после Ветрова, тебя, твоего брата...

Дмитрий молниеносным броском достал следователя, обрушился на него всей тяжестью тела. Они катались по полу среди обломков стульев, упавших со стола вазонов. Баранов яростно сопротивлялся, пытаясь дотянуться до выбитого Рогожиным оружия. Следователь извивался угрем, сумел все-таки подхватить "Макаров".

Рогожин видел перед собой только перекошенные бешенством глаза, когда раздалось несколько оглушительных хлопков и в комнате запахло пороховой гарью.

Стрелял Баранов, не оглядываясь, на звук скрипнувшей двери. Дмитрий перехватил руку следователя.

Из-за его плеча он увидел падающего вперед лицом человека, а за ним стоял второй, горбоносый мужчина с гладко зачесанными черными волосами, поспешивший захлопнуть металлическую дверь, от которой рикошетом отскакивали пули, посылаемые Рогожиным.

Куртка с правой стороны быстро набухала кровью.

Дмитрий напрягся, сталкивая с себя простреленного навылет Баранова. Следователь, исходивший кровавой пеной, сипел в рацию, извлеченную из внутреннего кармана:

– Всем постам! Немедленно всем к "коптилке"!..

Он угасающим взглядом посмотрел на Дмитрия, вывернул рот в немом крике и почти насильно вложил ему в руку какой-то округлый предмет. Дрогнув, Баранов вытянулся в полный рост и больше не подавал признаков жизни.

С оружием на изготовку Дмитрий приблизился к двери и, превозмогая боль, перевернул труп. Исхудавшее, восковой бледности лицо брата было скорбным.

– Серега! – Рогожин опустился на колени...

Земля и небо горели. Стена голубого огня надвигалась с неукротимой яростью стихии, вырвавшейся на свободу.

***

Степаныч волоком тащил Рогожина.

Старик спрятался, услыхав, как Баранов приказывал Дмитрию зайти. Выбрал наблюдательный пункт за пирамидой бочек. Отставной майор слышал, как к воротам подъехала машина. Не упустил он из поля зрения и уверенно вышагивающего мужчину, прикрывавшегося живым щитом – Сергеем Рогожиным. Его сникшую фигуру Степаныч опознал.

Стрельба и стоны не обратили старика в бегство.

Он пробуравил куском арматуры бочку, наклонил ее, чтобы содержимое поскорее выливалось на пол.

Самоуверенный мужик стерег выход из закутка директора, держа наготове длинноствольный пистолет.

И лишь когда языки голубого пламени стали в человеческий рост, горбоносый подпер дверь кабинета ломом, покинул объятый пламенем цех...

Дмитрий пришел в себя.

– Степаныч... – В отблесках пламени отставной майор с опаленными волосами казался рисованным фиолетовыми красками персонажем мультяшных ужастиков. – Что с братом?

– Зашуровал нас, сволочуга! – скороговоркой отвечал старик. – Одну дверь заклинил, вторую... А я пластитом стенку разнес. В пролом и выберемся.

Он торопился. Огонь подбирался к ректификационным колоннам.

– Что с братом, Степаныч?! – повторил Дмитрий.

Рука Рогожина разжалась. Красный пластмассовый брелок в форме эллипса пересекала надпись;

"Стар-дринк".

Было без четверти час. Ночь холодной щекой прижалась к оконному стеклу.

– Да... Этот ваш Святой... – Солодник на мгновение потерял нить разговора, тупо уставившись в серый гербарий обоев на стене, и какое-то время беспомощно моргал красными, с редкими ресницами веками. Он вдруг улыбнулся, поймав ускользающую мысль:

– Это смешно, но, знаешь, шикарно умер!

– Кто? – не понял Спыхальский.

– Рогожин. Кличка у него такая – Святой. Фанфаронство, конечно, но даже на меня произвел впечатление. Крепкий тип. Мало кто так умирает.

На дне граненого стакана с отпечатками чьих-то жирных пальцев было совсем пусто, и Анджей поспешил разлить по новой.

– Не меняй руку, – заметил из своего угла Бокун и тут же спросил Солодника:

– Ты уверен, что убил его?

Спыхальский озабоченно оглянулся на товарища, но смог разглядеть только бесформенное пятно, отдаленно напоминающее человека.

– Пшестань, курва, гадаць глупства, – Анджей, хватив лишку, перешел на польский.

– Заткнись! – бросил Бокун.

Спыхальский замолк, обиженно откинувшись на спинку дивана.

– Черт, кажется, кровь! – Солодник с любопытством смотрел на черные струпья под ногтями.

– Я спрашивал про Святого! – вскипел Бокун.

– Уверен ли я, что убил? – Солодник сделал большой глоток и, не поморщившись, ответил:

– Нет, не уверен.

Снова зависла пауза. И сразу за ней раздался дикий смех. Вдруг рука абхаза взлетела, и на Анатолия уставилось металлическое рыло пистолета. Злобная улыбка не сходила с лица Солодника.

– Бабах, и тебя нет, – он изобразил выстрел и снова весело заржал. Это легко, очень легко. С тех пор как я понял, что это легко, смерть стала моей профессией. Но ты, Бокун, не бойся. Очень прошу – не бойся. Страх убивает людей чуть раньше, чем это делает пуля. Святой мертв...

"Штеер был прав... – подумал Анатолий. – Мы перехитрили сами себя. В один прекрасный день они прикончат нас точно так, как остальных, и этот же Солодник нажмет на курок".

Бокун ощущал себя механизмом, в котором весь набор шестеренок и пружин покрылся рыжей ржавчиной. А напротив сидел Мхачители и что-то не переставая говорил, говорил.

"Никто, кроме двух-трех человек, не знает, что сегодня произошло в городе, – мелькнуло в голове у Бокуна. – Мы сделали свое дело. Такая отличная компания – ребята для грязной работы. И это, кажется, начинает мне нравиться".

Он потянулся к водке, по привычке ища, чем запить. Рядом на столе стояла бутылка со "Стар-дринком"...

Бокун точно знал, что не выпустит Мхачители из города.

– Ты уверен, что старший Рогожин мертв? – опять спросил он Солодника. Это очень важно.

Ствол пистолета снова взлетел вверх.

– Андрей! – прорычал Мхачители. – Твой хозяин действует мне на нервы.

– Он не мой хозяин, – нервно заметил Анджей. – Вы, двай курдулли, спокуй! Успокойтесь!

Поляк, вернувшись в Россию, окончательно перестал понимать, что происходит вокруг.

– Толик, ты же слышал, – залепетал Спыхальский. – Рогожин умер. Зачем зря злишь нашего друга?

Но Мхачители уже завелся:

– Андрей, я его убью! Он мне надоел, честное слово.

– Не надо, – жалобно попросил Анджей. – Не надо его убивать. Он просто хочет быть уверенным, понимаешь?

– Тогда пусть отправляется следом за своим Святым на тот свет.

Бокун молчал.

– Хочешь? – Пистолет уткнулся ему прямо в лоб. – Это совсем не больно. Ну скажи, что хочешь.

На мгновение их взгляды встретились. Но Солодник не смог различить в глазах у Бокуна ничего, кроме пустоты.

– Мне пора идти. – Анатолий поднялся из-за стола. Он хотел еще что-то добавить, но передумал.

– Куда ты? – окликнул его Анджей. – Давай еще выпьем...

...На рассвете человек в черной маске поднялся через чердачный люк на крышу дома, где в квартире на третьем этаже спал Солодник. Он спустил три килограмма тротила на уровень окна так, что пакет, разбив стекло, влетел в комнату. От удара замкнуло контакты.

Взрыв оказался чудовищной силы: рухнула часть крыши, разрушились стены, похоронив под бетонным крошевом исполнившего работу абхаза.

Глава 4

Долго небо над городом оставалось непроницаемым, остекленевшим. Подступавший к свалке лес потерянно тянулся черными вершинами к мятым серым облакам.

Было раннее утро.

– Спи, – тихо сказал Степаныч, когда Дмитрий попытался его остановить. – К обеду вернусь.

Рогожин заметил сверток в руках хозяина землянки. Большой красный пакет с эмблемой "Стар-дринк", перевязанный крест-накрест бечевкой.

– Я с тобой, – Дмитрий попытался подняться.

– Лежи! – приказал Степаныч. – Если замечу, что увязался за мной, мало не покажется. Отвоевался, хватит.

– И куда ты потащишься с этой своей хреновиной?

– В город.

– В город! – не выдержал Рогожин. – С кого собираешься начать? – с вызовом спросил он. – С вице-мэра или, может быть, с Бокуна?

– С Бокуна!

Степаныч решительно двинулся к выходу.

– Стой! Не делай этого! – крикнул Рогожин и попытался встать. – Откуда ты знаешь, может, игра еще не закончилась и они только ждут, когда мы вылезем из этой чертовой норы. Хватит, слышишь?!

Но дверь за Степанычем уже закрылась. Дмитрий отчетливо различил, как лязгнул замок с той стороны.

– Открой! – он обрушился на дверь с кулаками. – Открывай, гад!

– Приду к двум часам, – повторил старик и вдруг добавил:

– Не рви глотку. Теперь моя очередь.

Рогожин плечом навалился на дверь, но та не поддалась.

– Вернись!!! – закричал Дмитрий и, обессиленный, рухнул на кровать.

...Степаныч шел по свалке мимо гор мусора одному ему известными тропами, стараясь не оборачиваться.

На отставного майора нахлынули воспоминания.

Прошлое, словно голодный зверь, вырвавшись из самых дальних задворков памяти, стало когтистой лапой рвать сердце. Он больше не думал ни о мине, ни о Бокуне, для которого она предназначалась, ни о Дмитрии Рогожине, запертом в землянке.

На заборе рядом с офисом "Стар-дринк" висела симпатичная табличка.

– Прием с восьми, – окликнул Степаныча молодой человек, пристроившийся на бордюре у дороги. – А ты тоже насчет работы?

– Чего? – не понял старик.

– Говорю, – парень зябко поежился, – тоже по объявлению? Я как прочитал в газете, что им требуется водитель, так пришел еще с вечера. За мной еще трое занимали. Да ты не волнуйся. Хотя с хорошей работой сейчас напряг, а эти – фирма стоящая.

Степаныч слушал, с трудом понимая, о чем идет речь.

Он опустился рядом с пареньком. Положил перед собой на асфальт сверток.

– Смотри! – удивился его новый знакомый. – С таким пакетом тебя точно примут.

Старик тупо уставился на красный пакет с большой белой звездой и надписью "Стар-дринк" посередине.

– Я тебе его подарю... – сказал он. – Потом... Может быть...

– Да ладно, – отмахнулся тот, довольный, что можно поболтать. – Если устроюсь на работу, такого добра еще и тебе принесу, а нет – на хрен оно мне нужно! Если честно, я и пойло ихнее только под хорошую водку могу потреблять. Как запивон оно еще так себе.

С той стороны ограды напротив них остановился охранник.

– Вылупился, – незлобно фыркнул парень.

– Сколько времени? – спросил Степаныч.

В эту минуту из-за поворота показалась машина и медленно двинулась по направлению к главному входу в офис.

Степаныч взял пакет; Краем глаза он заметил, как охранник направился к калитке. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Степаныч нащупал узкую грань коробки со встроенным детонатором.

"БМВ" остановился у ворот.

– Эй! – Охранник уже вышел за ограду.

– Чего? – Сосед Степаныча недоуменно глянул через плечо.

– Стой! – Рука человека в униформе рванулась к кобуре.

Степаныч, держа перед собой на вытянутых руках сверток, метнулся к машине. В два прыжка он оказался возле автомобиля и со всей силы саданул пакетом по крыше. Но ничего не произошло.

Мгновенно сориентировавшись, водитель дал задний ход. Открытая почти наполовину передняя дверца "БМВ" внезапно захлопнулась.

– Стой! – Дуло милицейского пистолета уставилось прямо на отставного майора.

Степаныч, ударившись о переднее крыло, вдруг оказался перед колесами автомобиля. Он нелепо растянулся на спине, не выпуская из рук мины, которой так и не было суждено взорваться в этот день. Водитель дал передний ход.

Последнее, что увидел Степаныч, был черный обруч колеса и металлическое брюхо, похожее на могильную плиту.

– Суки! – тихо охнул паренек да так и застыл рядом с милиционером, поспешившим отвести глаза.

Случайная прохожая с ребенком на руках, бледнея, юркнула в подворотню.

Мелкий моросящий дождь нудно выстукивал каплями, барабанившими по крыше землянки, заунывную похоронную мелодию.

Дмитрий в кромешной темноте, полусогнувшись, ходил по логову, натыкаясь то на острые углы каких-то ящиков, то на железные бока остывшей "буржуйки". Керосиновую лампу он не зажигал.