Текст книги "Поруганные (СИ)"

Автор книги: Solveig Ericson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Да, не нравился он мне, много вопросов лишних задавал, – а он, оказывается, шутник.

– Жестоко, – буркнул я.

– Может быть, – пожал плечами Ликос, – так что ты хотел узнать?

– Все, – и я даже не запнулся от такой наглости, – расскажи мне о себе все.

– Прямо так и все? – прищурился он.

– Все, – подтвердил я.

– Даже, когда у меня подмышками волосы стали расти?

Издевается.

– Нет, мне будет достаточно знать, когда они у тебя на лобке выросли, – съязвил я, но видя, что улыбка альбиноса стала еще шире, спросил, – как ты родился?

– Из пробирки я родился. Я и мой брат-близнец Влад, – произнес он, глядя на меня своими холодными глазами.

Я поежился, вновь ощутив холод его взгляда. Ликос кивнул на кресло, стоящее рядом с постелью, и я устроился в нем. Волколак остался стоять, прислонившись к столу и скрестив руки на груди.

– Влад? Это, тот самый вампир, который с катушек слетел? – кажется, я скоро перестану удивляться чему-либо.

– Да, у нас одинаковый набор человеческой ДНК. Мы развивались в разных утробах, у нас разные суррогатные матери, которых мы не видели с рождения, мы росли в лаборатории под кодовыми именами ГОБН – 01 и ГОБН – 02, к нам по-другому и не обращались. Это отец дал нам имена. Влада он назвал в честь Трансильванского графа Влада Цепиша, прототипа Дракулы, а мое имя, в переводе с греческого, означает «волк».

Так, моя голова начинала понемногу гудеть.

– Отец?

– Исаев Дмитрий Анатольевич – сумасшедший генетик, лучший в своем деле. Он не был нам биологическим отцом, но мы воспринимали его именно так… Я воспринимал… а Влад убил его…

Я сглотнул, во рту стало нестерпимо сухо.

– Почему? – тихо спросил я.

Ликос долго молчал, разглядывая шкуру на стене, его лицо не отражало эмоций, только ноздри раздулись и побелели по краям. Я не стал настаивать на дальнейшем разговоре, потому что чувствовал, как ему больно вспоминать это, даже через сотню лет.

– Нам никогда не давали человеческой крови, отец знал, что это сведет нас с ума, но смысл и был в том, чтобы мы были монстрами, правда управляемыми, – продолжил он спустя время. – Мы росли в полтора раза быстрее обычных детей, когда нам исполнилось по двенадцать, наша внешность уже тянула на семнадцать – девятнадцать, мы стали меняться, отец сказал, что сильный выброс тестостерона в кровь, провоцирует нашу трансформацию. Он учил нас владеть изменениями, направляя в нужное нам русло энергию и предотвращать ненужную метаморфозу.

Он снова замолчал. Я считал удары собственного сердца. Спустя тридцать толчков, он продолжил:

– Правительство решило вмешаться в ход эксперимента, Ему не терпелось опробовать своё новое оружие, изучить все преимущества и слабости. Нас стали поить кровью людей, на меня это почти не подействовало, я справился с этой зависимостью, а Влад нет. Он дурел от человеческой крови, подсел на неё как на наркотик. Отец видел его одержимость и страдал, осознав, что потерял сына… Он любил нас, действительно, любил… Наши силы росли, Влад становился неуправляемым и смертельно опасным, к тому времени, как… всё это произошло, подросло новое поколение.

– Тридцать таких, как ты и тридцать таких, как он, – вспомнил я.

– Да, но они еще не подошли к трансформации, хотя были на грани. Правительство вынесло приговор – Влада нужно подвергнуть утилизации, как бракованный материал, они посчитали, что опыт не удался, слишком мой братец стал диким. Отец был приговорен уничтожить сына, должен был ввести в кровь яд… Я не мог смотреть на это, я не присутствовал там, – он потер лицо ладонью, убрал руку, вздохнул, – остались записи с камер слежения, это было … было ужасно, Влад разорвал отца как старую ветошь, уничтожил охрану и смылся, забрав с собой себе подобных… Я решил, что мне ничего не осталось, как поступить так же. Ребята не сопротивлялись, пошли со мной, мы долго скрывались в лесах, преследуемые по пятам спецназом. А когда узнали, что творится, было уже слишком поздно.

Я переваривал услышанное, опустив голову и рассматривая трещины в пластиковом полу.

– А как твой отец смог создать вас, откуда у него был код ДНК вампира и вервольфа? – этот вопрос меня действительно мучил давно, и я нарушил образовавшуюся тишину.

– Он годы убил на изучение легенд и мифов, еще больше времени он потратил на путешествие по странам, где когда-либо были зафиксированы случаи нападения на людей вампирами и оборотнями. Как одержимый исколесил весь белый свет.

Последовавший вздох был тяжелым, его грудь поднялась и опустилась подобно кузнечным мехам.

– Удивительно, но вампира он нашел вблизи Трансильвании в древнем заброшенном склепе в Карпатских горах. Местные крестьяне рассказывали о частых пропажах домашнего скота и списывали это на волков, но отец заметил, что волки не подходят настолько близко к человеческим селениям столь часто, особенно летом. Люди приняли его за помешанного, даже в Румынии суеверия осталось мало. Но отец выследил этого вампира. Это было жалкое, измученное существо, не имевшее ничего общего с теми детьми ночи, о которых рассказывают легенды. Он даже не сопротивлялся отцу, который смог его вывести из страны. Отец показывал мне записи исследования вампира. Жалкий, больной, полностью отказавшийся от человеческой крови, что и погубило его окончательно. Никто так и не узнал, за что это существо столь жестоко наказало себя, он не разговаривал, его голосовые связки были полностью атрофированы. Этот вампир умер через год.

В полумраке глаза Ликоса блестели двумя осколками льда, но сейчас этот лед был жарким и обжигал меня своею глубиной.

– А как же ДНК вервольфа? А как вы нашли Убежище? – у меня еще были вопросы, и я надеялся получить на них ответы.

– Где он нашел вервольфов, я не знаю, у них была целая община, существование которой держалось в строжайшей секретности, отец обещал сохранить тайну и они позволили ему взять у них пробу крови. Если они и были где-то на этом материке, то скорей всего Влад их уничтожил. Их слабостью было то, что полнолуние связывало их по рукам и ногам, сделать что-либо со своим врагом вне этой фазы луны они не могли. Отец же изменил их ДНК, соединяя с ДНК человека, поэтому мы независим от размера бледного диска над головой.

Убежище мы нашли уже после того, как была объявлена эвакуация, мы просто наткнулись на запахи в этой части тайги и выждали, когда кто-нибудь появится, нам пришлось долго ждать... мы тогда напугали местных до чертиков, но люди от безысходности и страха согласились с нами сотрудничать. А потом и вниз пустили.

Голова моя распухла. Я провел ладонями ото лба до затылка, растирая пальцами гудящую кожу, снова посмотрел на Ликоса и задал следующий вопрос:

– А имена кто вам давал?

– Имена? Да ребята сами друг другу давали, кому приятно носить код вместо имени? Их всех звали по порядковым номерам: ГОБН – 20 или ГОБН – 31.

– А почему ты ГОБН-01?

– Я родился первым, Влад через два часа.

– А-а! Слушай, вот, вы не зависите от луны, а те вампиры как были усовершенствованны?

– Они не боятся солнца, видят инфракрасное излучение… да вроде все. Отец говорил, что со времен их способности увеличатся, но при мне ничего подобного не было.

– Но стригои не переносят солнечного света.

– Стригои – генетические отбросы, мутанты, если это слово применимо к ним, исходя из того, что мы – совершенный генетический материал.

– Боже, как все сложно, – выдохнул я, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. В моей голове сейчас была абсолютная каша, видать мозг пытался рассортировать информацию по степени значимости.

Неожиданно для себя я почувствовал поток воздуха и открыл глаза. Ликос сидел на корточках передо мной и пристально разглядывал мое лицо. Я удивленно вздернул брови.

– Что?

Он промолчал продолжая изучать меня: взгляд скользнул по губам, подбородку, шее…

– Ликос? – насторожился я.

– Не бойся, – шепнул он, вставая на колени и наклоняясь ко мне. Его руки легли на подлокотники. Мое сердце застучало так сильно, что мне казалось, будто я сам слышу его удары.

– Что ты делаешь? – спросил я по возможности твердо.

Все равно голос дрогнул, и как ему не дрогнуть, когда меня вновь обнюхивали?! Ликос втягивал воздух рядом со мной, едва не касаясь самой кожи.

– Ты пахнешь замечательно, мне нравится, – прошептал он рядом с моим ухом, – сразу понравилось.

– Чем это? – я пытался мыслить связно, но это получалось с трудом, и я никак не мог вспомнить, почему мне надо уйти сейчас.

– Твой страх, – сказал он, зарываясь носом в мои волосы, – он пахнет иначе… вкуснее.

Длинная коса упала мне на колени, и я непроизвольно стал гладить её, наматывая на руку.

– Почему?...

– Не знаю…

Он убрал с моей шеи волосы и прошелся по коже горячим языком, словно слизывая что-то. Я, наконец-то, пришел в себя, уперся рукой ему в голую грудь, пытаясь оттолкнуть, и отдернул руку. Меня почему-то стало смущать, что рядом со мной полуголый мужик в одних штанах.

– Я, пожалуй, пойду к себе, – сказал я.

Ликос взглянул на меня. Я сглотнул. Его глаза были прищурены, ноздри трепетали.

– Да, иди…пожалуй, – повторил он за мной, а сам склонился, дыша мне на губы. Я вжался в кресло, не зная, как реагировать…

– Волосы отпусти.

– Что? – не понял я.

– Волосы мои отпусти, ты держишь их, – лицо Ликоса было сдержанным и не выражало больше никаких эмоций.

Я взглянул себе на руку, и обнаружил его косу, намотанную на свою руку почти до локтя. Быстро скинув белые кольца, я выскользнул из кресла боком, стараясь не задевать волколака. Меня проводили до двери тяжелым взглядом.

– Спокойной ночи, – пробормотал я, выскальзывая в коридор.

Я спустился к себе на уровень, все еще пребывая в ступоре. Вот что это было? Я даже не знаю, что и думать? Может это их какая-то волколачья особенность? Пойду с Женькой пообщаюсь, он у нас специалист по мужским знакам внимания… женщин то у нас мало было…

Задумавшись над поведением Ликоса, я забыл постучаться и открыл дверь в чужую комнату без спроса. Из темноты на меня сверкнули два янтарных глаза, и я остановился, потеряв, и так не до конца вернувшийся дар речи. Буря растянул губы в ухмылке, закинув за голову одну руку. Затем я увидел вскинувшуюся блондинистую макушку Женьки и его большие и испуганные глаза.

– Эээ, я… – что говорят в таких случаях? – Позже зайду, ага?

Я выскочил пулей за дверь и захлопнул её за собой. Двинуться я смог не сразу. А когда собрался с мыслями, то дверь отварилась, и мне явился завернутый в простыню юноша.

– Рин, ты…– начал он смущено.

– Да, ладно, расслабься, Жека, – успокоил я его. – Ничего нового о тебе я не узнал.

Он распахнул свои голубые глаза и покраснел от плеч до макушки.

– Откуда?..– совсем поникшим голосом спросил меня парень.

– У нас станция то маленькая, – хлопнул я его по плечу.

– Да… да, маленькая, – он в конец смутился и стал изучать пол.

– Да не скажу я никому, не ссы, – обнадежил я его, – или ты думаешь, что я убегу, с воплями: «помогите, извращенец!»

Женя вскинул на меня глаза и досадливо сморщился.

– Это твое личное дело парень, да и если судить объективно, то клеймить у нас придется каждого третьего мужика. Я же знаю, что вы с Аллом… были вместе.

– Мы давно уже… «не вместе».

– Знаю.

– Но ты ведь не такой?

– Я – нет. И что с того, это не меняет дела. Ладно, спи спокойно. Буря… надо же, – хохотнул я, разворачиваясь и направляясь к себе.

Стоп! Буря – волколак, Ликос тоже. Мне, что же, расценивать его вечернее представление, как попытку соблазнить меня? У них все волколаки бисексуальны? Или только гомосексуальны. Ай, голова уже болит.

Черт, что делать?!

***

Я умудрялся вот уже неделю избегать Ликоса. Нас быстро вводили в быт станции, разбрасывая по уровням, предлагая на выбор ту или иную работу. Мы втягивались с удовольствием и небывалым рвением, стараясь быть причастными к их жизни. И как-то за всем этим я не успевал задуматься над возникшей проблемой. Если она, конечно, возникла, может я сам себя и накрутил.

Я шел по 20-у уровню, где находились школа, детсад и библиотека. Вот в библиотеку я и направлялся, когда затормозил возле широкого окна, за которым копошились детишки, примерно трехгодовалого возраста. Меня надолго приклеило, у нас-то давно дети не рождались, самому младшему сейчас было пятнадцать. А тут такие мелкие зайцы, прыгают и скачут, достают няньку по полной программе. Смешные. Рассматривая их, я стал замечать среди детей и малышей с янтарными глазами. Дети волколаков. Вот как…

А потом я увидел и мальчика с абсолютно белоснежными кудряшками и светло-голубыми глазами.

Сердце замерло, и меня прошиб холодный пот.

– Что ты тут делаешь? – услышал я спокойный голос.

Повернувшись на него, я увидел Джулию.

– На детей смотрю, – ответил я, возвращаясь взглядом к малышу-альбиносу, – у нас давно детей не рождалось.

– Странно, – удивилась рыжая «волчица».

– Ага. Слушай, а вон тот «белоснежный» малыш, он ведь Ликоса?

– Да.

– А кто мать? – спросил я спустя минуту.

– Я.

Я повернулся к ней, чувствуя, что стал бледней обычного.

– А почему вы не живете вместе?

Джулия улыбнулась несколько скупо.

– У нас не те отношения, чтобы связывать друг друга.

– Но…

– Ребенок не повод для брака.

Когда я, наконец, собрался с духом хотя бы просто взглянуть в глаза Ликосу, если не поговорить, то он во главе с волколакми уже отправился за нашими людьми.

Глава 5

Они меня притягивали, не могу не признать этого. Из всего убежища только к Джулии и её сыну меня тянуло как магнитом. За последнюю неделю проводить вечера вчетвером стало для меня привычкой.

А началось все с того, что Джулия не раз и не два ловила меня возле смотрового окна в детском саду. Я смотрел на сына Ликоса и думал, что беловолосый волколак был когда-то вот таким: маленьким и трогательным. И кто-то растил из него идеальную смертоносную машину… И этого человека он называл отцом.

Джулия обратила внимание на мою одинокую фигуру, часто маячившую возле окна. Спросила, не в библиотеку ли я иду. Ну, да, конечная цель библиотека. Волчице стало интересно, что именно я там хочу найти. Я ответил: все! Она рассмеялась. У неё красивый смех и выглядит она при этом очень…не знаю, свободной, наверное, открытой, легкой… И я вдруг ляпнул, что хотел бы больше узнать про эвакуацию и то, что творилось на поверхности после. Джулия пригласила меня к себе. Вот так просто.

Пришел я не один, а с Аделью. Девочка была непреклонна в своем желание пойти со мной, и мне ничего другого не оставалось, как подчиниться.

В комнате Джулии мне понравилось, как только я вошел. Меня словно обернули во все её вязанные из лоскутов одеяла и сунули в руки охапку самодельных мягких игрушек. Маленький Лион и Адель быстро нашли точки соприкосновения: лечили какому-то плюшевому медведю лапу, предварительно её «сломав». Ни одна игрушка не осталась без внимания «доктолёв». К концу вечера они все были перебинтованы всевозможными тряпочками и шарфами.

– Ты говорил, что хотел бы знать об эвакуации больше, – начала Джулия разговор спустя минуту неловкого сопения с моей стороны.

– Эмм.. ну, да, – вспомнил я причину своего приглашения и заерзал в кресле.

– Я думала, что Ликос все вам рассказал.

– В общих чертах, – кивнул я.

– Про своего отца рассказал?

Я кивнул сдержанно. Я не понимал этого человека.

– Значит ты знаешь, как смог сбежать Влад?

– Да.

– Если честно, я даже не знаю, что добавить, – задумалась Джулия.

– А ты рассказывай все, что знаешь, – я улыбнулся. Скромный такой.

– Нехилые у тебя запросы, – рассмеялась волчица в ответ.

Из того, что она мне рассказала, я действительно почти всё уже знал. Джулия это объяснила тем, что сама все слышала от кого-то, а не была свидетельницей событий, так как родилась на десятилетия позже. Она была инфицированным волколаком. Единственное что стало для меня новостью, так это полное исчезновение стригоев и вампиров спустя год после эвакуации.

– Ликос знал, где обосновался Влад со своей тридцаткой и «новобранцами», но такое глобальное исчезновение кровососов, осталось для нас непонятным, – говорила Джулия. – Скорей всего сам Влад и подчистил за собой хвосты, такое количество ртов просто так не прокормишь.

– Но как это возможно? – удивился я. – Их должно быть тьма тьмущая была.

– Так оно и было, – подтвердила волчица.

– Тогда как?

– А кто его знает? – развела она руками.

Мне нравилось проводить вечера с рыжей волчицей. Я прекрасно знал, что кроме дружеской беседы мне рассчитывать не на что. А жаль…

Я как-то задал вопрос, сколько Лиону лет.

– Полтора, – она взглянула на увлекшегося рисованием мальчика и вздохнула. – А выглядит на четыре… Он слишком быстро растет, я не успеваю за ним… не успеваю насладиться его детством.

Лион поднял от бумаги счастливое лицо и помахал перепачканной черным рукой. Дети беззаботно развалились на полу, перевернувшись на животы, и усердно что-то малевали углем.

Мать смотрела на сына с нежной грустью… а сколько её было в колыбельных, которые она пела ему перед сном. У Джулии был завораживающий глубокий голос, и исполненные ей песни ввергали меня в состояние экстатического транса. Я слушал и почти не дышал и не шевелился, а только следил за ней взглядом. Наблюдал, как она склоняется к сыну, и рыжая прядь непременно соскальзывает ей на щеку, и мне безумно хотелось дотронуться до мягких волос также свободно, как и волчица прикасалась к волосам своего сына, перебирая белые прядки.

– Когда зимний вечер уснет тихим сном,

Сосульками ветер шумит за окном,

Луна потихоньку из снега встает

И желтым цыпленком по небу идет.

Ах, что Вы хотите? Хорошие сны.

Вы мне расскажите о тропах лесных,

Где все словно в сказке, где сказка сама

Красавица русская бродит зима.

Но что это? Холод на землю упал,

И небо погасло, как синий кристалл.

Тот желтый цыпленок, что в небе гулял,

Все белые звезды, как зерна склевал…*

– Ты скучаешь по нему? – спросила вдруг волчица, сломав уютную тишину, которая наступала после её колыбельных. Шел конец третьей недели, как Ликос ушел за нашими людьми. И да, я скучал. Но это те чувства и желания, которые я бы не хотел выставлять на всеобщее обозрение. Только врать Джулии я не мог.

– Да, – ответил я, не избегая её взгляда. В свое короткое «да» я вложил многое: все свои терзания и сомнения, которые переродились в это «да».

– Я тоже, – и с её стороны это не было вызовом мне. И ревностью это тоже не было. Просто она решила не врать мне и открыться. Так же, как и я.

Только я не испытал по этому поводу ни грамма радости… Мне совершенно не хотелось быть одной из сторон треугольника, потому что какой стороной меня не разверни, хоть передом, хоть задом, результат один: третий лишний.

Грубо, зато правда.

***

Мы уговорили Джулию подняться на поверхность. Ну, хорошо, не «мы», а Адель с Лионом. Этим маленьким лисам невозможно отказать. Малышня в течение недели ходила за волчицей и просила сводить их погулять. После долгих уговоров и двух пар «несчастных» детских глаз, броня Джулии треснула. Захватив с собой с десяток волколаков, мы отправились «гулять».

Я больше месяца не поднимался на поверхность, а здесь оказывается уже осень. Безоблачное небо, еще теплое солнце, мир вокруг желто-красный и паутинки летают в воздухе, невидимой щекоткой облепляя лицо. Бабье лето. Я накачал легкие до отказа, и шумно выдохнул. Воздух хотелось не только вдыхать полной грудью, но и хватать горстями, втирать в кожу. Не то чтобы в Убежище было затхло, нет, там была мощная вентиляционная система, но со сладким лесным воздухом это не сравнишь.

Мы отошли где-то метров на сто от ГУ к озеру. Адель с Лионом были в восторге и настолько бурно выражали свою радость, что Джулии периодически приходилось отгонять их от воды. Я наблюдал, как они с визгом разбегаются от неё в разные стороны, маленькие цветные мячики с развивающимися шарфами за плечами. Мне хотелось самому бегать и кричать, и я пританцовывал на месте, как гарцующий конь.

Всё произошло слишком быстро. Волколаки вдруг ощерились и согнали нас вместе, взяв в кольцо. Джулия подхватила на руки сразу обоих малышей. Она хоть и была женщиной, но физически оставалась сильнее меня. Я стал оглядываться по сторонам, пытаясь рассмотреть хоть что-то за широкими спинами волколаков. Такая возможность представилась тут же: стригои посыпались как снег на голову. Блин, крупными такими снежинками, будь они не ладны. Но что-то в их атаке было не так… Они нападали при ярком свете, истекая кровавыми слезами (странно, я ведь видел, что вся жидкость в их организме прозрачная). К тому же они крались молчаливыми тенями, без обычных своих диких воплей. И еще одна странность: белые обычно нападали хаотично, ими руководил голод и желание достать жратву любой ценой, даже если эта цена – их части тела. А в этой атаке чувствовался слабенький и прозрачный, но все же стратегический план. В чем он заключается, я понял, когда стригоям удалось оттеснить меня из круга и оставить без защиты. В глазах заискрилось и побелело от крепкого удара по затылку.

***

– Открой глаза, красавчик, – чья-то рука весьма ощутимо отвесила мне пощечину.

Я уже достаточно пришел в себя, чтобы понять, что голос принадлежит мужчине. А вместе с возвращенным сознанием, вернулась и боль в затылке. Я даже не пытался сдерживать стоны и вести себя мужественно, терпеть стиснув зубы.

– Чем ты меня приложил, придурок? – простонал я, поднимаясь в положение сидя, при этом разглядывая парня. То, что это он меня вырубил, сомнений не было.

– Вот этим, – юноша помахал перед моим лицом кистями, сцепленными в замок.

– Не плохо, – похвалил я, пытаясь оглядеться. А толку? Тайгу я не знал. Мы в лесу, вот все, что можно было понять. Я повернулся к своему похитителю, – чего надо?

Он встал и улыбнулся счастливой улыбкой, демонстрируя свои клыки. К клыкам я привык, но сейчас передо мной был не волколак, а бледный пацан, примерно моей комплекции и возрастом чуть младше меня. У него были бы самые обычные серые глаза… Были бы, если бы не зрачки сузившиеся до едва различимой точки. Его кожа была почти белой с синеватым оттенком, вены стелились очень близко к её поверхности, а на голых от плеч руках сосуды вились толстыми шнурами до самых пальцев, кончики которых были унизаны острыми когтями. Только потом я узнаю, что вены так набухнуть могут только у голодного вампа.

– Вставай, – сказал он, не прекращая улыбаться.

Я медленно встал. Внутри нарастал ком страха.

– Теперь беги, – парень махнул рукой в сторону.

– Зачем? – напрягся я, чувствуя, что ничего хорошего меня не ждет.

– Я не люблю пассивную жертву, мне нравится, когда добыча сопротивляется, боится, борется за свою жизнь до последней капли крови. Это вкусно. Ну?!

Улыбка его трансформировалась в оскал, верхняя губа поднялась, оголив бледные десны. Мне было страшно. Мне было очень страшно, но бежать и петлять от хищника по-заячьи, я был не намерен.

– Нет, – ответил я, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Это ощущалось ледяной коркой сползающей со лба на подбородок.

– Мне так не нравится, – вампир надул губы и стал накручивать на палец русую прядь из длинного конского хвоста. Выглядел он заправской кокеткой, и это меня совсем выбило из колеи.

Пока я хлопал непонимающе глазами, настроение у парня резко изменилось. Я оказался поваленным на землю и оседланным.

– Ладно, пойдет и так, – вздохнул и рванул меня за волосы на себя. – Боишься? Правильно, бойся, от страха кровь такая сладкая.

Я на автомате уперся ему в грудь, ледяную и беззвучную, но как бы я не старался, а оттолкнуть его не смог. Вампир позволил мне потрепыхаться, а потом рассмеялся.

– Ну, хватит. Кстати, если выживешь, и тебя найдут, передай Ликосу привет от Влада, он очень просил, – и дернул мою голову вбок. Я зажмурился от страха и закусил губу до крови. Помню, успел еще подумать, что врет он все – кровь все такая же соленая, а не сладкая.

Клыки легко пробили кожу. Боль от укуса напомнила удар по свежей гематоме, но она стала быстро ослабевать. По мере уменьшения болезненных ощущений у меня стали неметь губы. Мое тело обмякло, и «объятия» кровососа стали крепче.

Вернулась ледяная корка, только на этот раз она стекла по всему телу и застряла в кончиках пальцев. И после я уже не слышал сосущих звуков, не ощущал жадного, холодного рта на своей шее. Белый туман поглотил меня и соблазнил тяжелым сном.

***

Меня ломало. Мое тело выкручивало, выворачивало наизнанку. Это была боль на грани восприятия. Я никогда не думал, что можно ТАК чувствовать каждую клетку своего организма. Я сгорал заживо, сквозь мои вены проталкивали металлические тросы, разрывая сосуды в лохмотья. И снова холод, кровь замерзала, внутри меня образовалась глыба льда, давящая на сердце. Мое тело стало трясти в ознобе, и по разорванным венам потек жидкий азот. Кажется, я кричал, но этот ад не прекращался и не давал мне уйти от реальности в небытие, заставляя корчиться в бесконечных муках. Или мне казалось, что в бесконечных… Я не знал, что было свидетелем моей агонии – солнце или луна, и сколько раз одно светило сменило другое на небе. Я был слеп.

Боль отпускала долго. Затихая, она скручивала мышцы судорогами и, наконец, наступило долгожданное освобождение. Абсолютная тьма и тишина. Вакуум.

И в этом вакууме меня посетило Оно. Именно – Оно. Потому что я боялся дать ЭТОМУ логическое название, тогда бы мне пришлось признать, что ЭТОГО у меня больше нет. Мало того, мне пришлось бы пережить мысль, что Оно когда-то существовало во мне.

Я открыл глаза, но мир вокруг не изменился. Тьма. Но эта тьма стала рассеиваться светом, источник которого я не мог определить, пока не понял, что этим источником является моя кожа. Свечение усиливалось до тех пор, пока тьма ни стала сияющей белой. Потом свет начал мешаться с темнотой и тускнеть. Надо мной зависло эфемерное тело. Я оказался лицом к лицу с чем-то до сих пор невиданным, но в перетекающей игре светотеней я узнал себя. Оно прикоснулось к моему лицу невесомой ладонью, оставив на щеке ощущение теплого бриза, и внутри меня гулким шепотом прокатились слова:

– Не теряй себя…

И после этих слов свет вытолкнул тьму и сжался в маленькую точку, которая беззвучно лопнула, растворившись в темноте золотыми искрами.

Не знаю, сколько я провел в таком состоянии, но из анабиоза меня вывел голос, громыхнувший поблизости.

– Рин!

Мышцы напряглись, в голове бухнуло: «ВРАГ!» – приводя мое тело в состояние боевой готовности. Каждый сенсор, за исключением зрения, улавливал малейший сигнал извне. На меня обрушились звуки, запахи, тактильные ощущения. Я чувствовал, с какой стороны чужой, слышал его дыхание и сердцебиение. Гулкое, размеренное. Тук-тук…тук-тук…

Каждый волосок на моем теле завибрировал, поднялся дыбом, почуяв опасность. Я был погребен под слоем опавшей листвы, и справа от меня чьи-то ступни шуршали лесной подстилкой. Подпустив потенциального врага, как можно ближе, я бросился на него, выставив вперед руки, будто у меня были когти, и когда мои пальцы пробили плоть врага, я понял, что да – были. Я успел вонзить клыки прежде, чем меня пригвоздили к земле, обездвижив руки.

– Рин! Рин! Успокойся! Это я – Ликос! Рин!

– Ликос?!

Я втянул его запах: смесь хвои, свежей дождевой горечи… Он пах лесом, но к запаху леса примешивался аромат, характерный только для белоснежного волколака: поношенной кожи, пота и меха. Это успокоило меня.

Я тщетно шарил глазами в темноте, пытаясь его увидеть.

– Ликос? – позвал я.

– Я, – волколак скатился с меня и сел рядом.

– Я не вижу тебя, – пожаловался я, садясь следом.

– Бывает такое, когда вампиры берут слишком много крови. Но это пройдет… Кто это сделал?

– Не знаю, – признался я, потирая место укуса. Шея болела, но никаких следов не осталось, – совсем молодой парень, сероглазый, русоволосый.

Я пытался задушить в себе зарождающуюся истерику, связанную с моим изменившимся статусом.

– Вряд ли он так молод, как ты думаешь, – усмешка справа от меня.

– О, Господи! – я подскочил в ужасе. – Джулия с детьми!

– С ними все в порядке, – поспешил меня успокоить волколак. Тяжелая горячая ладонь легла мне на плечо. – Отбились.

Я расслабился и повел плечом, сбрасывая его руку.

– Я теперь вампир, да? – знаю, что вопрос из ряда «тупой, еще тупее», но его необходимо было озвучить. Убить маленькую, трепыхающуюся надежду.

– Да, – скупо.

– Изменить ничего нельзя?

– Нет.

Не знаю, что в таком случае чувствуют другие, но в моей голове была сейчас гудящая пустота.

– Знаешь, – произнес я после длительного молчания, – а ты отвратителен на вкус.

Смех.

– Знаю, так задумано, иначе мы пережрали бы друг друга.

– Понятно, – я замолчал, погрузившись обратно в гудящую пустоту. Но потом вспомнил о послание и добавил, – Кстати, Влад передал тебе привет.

Тишина. Если таковая может быть в лесу. Судя по пению птиц, был день. Справа от меня зашуршала листва, ломающаяся под тяжестью большого тела, потом воздух разорвался со свистом и тяжелый удар сокрушил ствол дерева. Хруст и с громким трррзыы часть дерева рухнула на землю.

– Эй, – возмутился я, – не ломай деревья, они не причем!

И все же он слишком быстро двигается.

– Прости, это я виноват! – Ликос рухнул передо мной на колени, и я ощутил возле лица его дрожащие ладони.

Мне захотелось вмазать ему, как следует, чтобы не смел больше нести подобную ахинею, но мое тело свело судорогой. Я забился в припадке. Это длилось недолго, но чувствовал я себя после побывавшим под стадом быков.

– Что это было? – спросил я, когда смог отдышаться.

– Первый голод, – голос Ликоса резонировал внутри меня, потому что моя спина была тесно прижата к его груди. – Потом будет хуже, если ты не напьешься сейчас.

– Напьюсь чего? Крови? – меня передернуло.

– Да.

– Нет! – я попытался встать, но сильное головокружение бросило меня назад, в руки волколака.

– Тебе не обязательно пить человеческую кровь сейчас, можешь начать с животной.

– Мерзко, – пробормотал я ледяными губам, – не хочу быть кровососущей тварью.

– Тебе некуда деваться, – прошептал он мне в шею, а потом потерся щекой о мои волосы. – Дверь в обычную человеческую жизнь для тебя теперь закрыта.

– Знаю, но я не могу пить кровь, – ответил я упрямо, погружаясь в сон.

Ликос был как печка, и моему телу очень нравилось находиться в его объятиях, греясь, оно расслаблялось. Горячие губы ткнулись мне в плечо и долгими поцелуями поднялись до уха. Это откровенное действие вызвало во мне лишь чувство комфорта, не больше, не меньше. И еще запоздалую мысль, где это мой свитер?

– Не надо пользоваться моей слабостью, – промямлил я и отключился.

Мое пробуждение было более чем болезненным. Новая судорога, сильнее предыдущей, скрутила меня. Я пытался выползти из собственной кожи, вонзал когти в почву, но все равно закончил в позе эмбриона. Крупная дрожь сотрясала мое тело, слезы безостановочно текли из глаз, и я мог только тихо скулить.