Текст книги "Прогулки по набережной (СИ)"

Автор книги: Синий Мцыри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– О, – кивнул Харт. – Понимаю.

– Я не хотел бы оставлять их надолго, – пожал плечами Эггзи. – Но и жрать надо… о, теперь вы думаете, что я прикрываюсь мамой и мелкой, да?

– Нет, отнюдь, – Харт странно разглядывал его. – Я могу предложить вам помощь?

– Наваляете моему отчиму и его дружкам? – Эггзи скептически поднял брови, а потом его затопила жгучая волна стыда. – Ох, бля. Простите, мистер Харт, я…

– Знаете, – Харт перебил его, повысив голос. – Были времена, когда я сказал бы «да» и подтвердил свои слова действиями. И они были не так давно, Эггзи, не делайте такое лицо.

– Сколько вам лет? – вырвалось у Эггзи. Харт пожал плечами:

– Наверняка даже больше, чем вы думаете, Эггзи. Но поверьте мне, возраст не имел для меня значения.

Почему-то Эггзи поверил. Он опустил глаза на ноги Харта, его неподвижные руки, бледные кисти, сложенные на подлокотники кресла и пристегнутые ремнями.

Наверное, он потерял подвижность недавно. Его тело не выглядело как тело человека, который давно не пользовался своими конечностями. У Харта были крепкие руки и плечи, подтянутый живот и сильные на вид ноги.

Эггзи должен был заметить раньше. У инвалида было тело тренированного военного. Оружие, которым никто не пользовался.

– Почему-то у меня ощущение, что вы сказали лишнего, – пробормотал он, осторожно поднимая взгляд на лицо Харта. Тот улыбнулся краем губ:

– Почему, как вы думаете, контракт требует, чтобы вы жили здесь?

– Ха-ха, – Эггзи скрестил руки на груди. Харт поднял брови и невинно похлопал глазами:

– На выходе Рокси выдаст вам мешок для тела. На нем вы напишете свое имя, фамилию и информацию о ближайшем родственнике. И если вы хоть когда-то…

– Я понял, – Эггзи хохотнул уже по-настоящему, изображая затянутую петлю вокруг своей шеи. Мистер Харт был из тех людей, которые могли ему понравиться, если их хорошее настроение совпадало с хорошим днем Эггзи.

Учитывая последний год, Эггзи никто в принципе не мог понравиться.

– Я не буду вытирать вам задницу, – заявил он, упрямо поджимая губы. Харт вежливо покивал:

– Надеюсь на то, что однажды вам просто надоест моя грязная задница, и…

– Бросьте, вы найдете кого получше для этого. И чулки… что за сраный пункт с чулками?

– Если в сосудах от застоя крови в силу моей неподвижности образуется сгусток, он может попасть по кровотоку в сердце, и я умру. Поэтому я ношу одежду, стимулирующую кровообращение, – оттарабанил Харт как по написанному, внимательно наблюдая за лицом Эггзи. Эггзи закатил глаза:

– Найдите надевателя чулок.

– Я вычту его жалование из вашего?

– Шиш вам. У меня же должна быть прибавка за ваш…

– Что?

– Чувство юмора, – дернул плечом Эггзи. – Или ищите полный боекомплект в службе нянь и сиделок.

– Вы умеете вести переговоры, – с неудовольствием заметил Харт. Эггзи ослепительно улыбнулся:

– Ставьте галочку. Я еще нехуево пою.

– Охотно верю. Пожалуйста, не пойте, Эггзи.

– Колыбельные? Нет? Ну как хотите…

– Ты сошел с ума, – заявил Мерлин с порога. – И Ланселот тоже. Не ожидал от нее подобного…

– Потом поноешь, – отрезал Гарри. – Ты выяснил то, что я просил?

– И прислал данные на твой компьютер, – кивнул Мерлин, сбрасывая пиджак и вешая его на спинку стула. – Это в твоем кабинете. Том, где газеты по стенам. Такой еще все время запертый.

Они церемонно помолчали. Наконец, Гарри тяжело уронил:

– Очень смешно, Мерлин.

– Я уже сказал тебе, твой компьютер слушается твоих голосовых команд. Все, что нужно, это войти в комнату и скомандовать.

– Вот именно. Войти. Мерлин, прошу, хотя бы не сегодня.

– Это еще почему? – Мерлин присел на спинку дивана и скрестил руки на груди. – Ты позволяешь себе все, что хочешь, почему бы мне наконец не получить то, что хочу я?

– Тебе нужен координатор, который не может нажимать на кнопки. Чтобы ты мог отойти на другую должность.

– Да, я хочу узурпировать трон и перестать с тобой нянчиться. И спустя год я решил, что ты достаточно самостоятельный человек, чтобы хотя бы выбрать себе нормальную сиделку. Я погорячился.

– Мерлин, – тихо пробормотал Гарри. – Ты сам читал данные, которые ты собрал?

– Гарри, – Мерлин тяжело сполз на диван, перекидывая ноги через спинку. Он сам не знал, почему совершает столько лишних движений, может, потому что рад был покинуть свой пост у координаторского стола, а может, беспомощность Гарри заставляла беспокоиться за себя, хотеть стряхнуть это передающееся оцепенение.

– Это сын Ли, Мерлин. Ты отлично знаешь, что я хочу ему помочь.

– И поэтому он помогает тебе, – Мерлин прикрыл глаза. – Гарри, ты уверен, что хотел бы для него именно этого? Устрой его на нормальную работу, пусть он пойдет в университет, мы можем сделать его хоть магистром в Оксфорде!

– Он проходил военную службу и занимался спортивной гимнастикой. И сидел в тюрьме за угон… Я не думаю, Мерлин, что ему нужна поддержка сверху. Пусть он добьется чего-то сам. Если бы он искал легких путей, он бы набрал тот номер с медали.

– Может быть, он его однажды наберет.

– Может, однажды меня уже не будет на свете, Мерлин, – Гарри странно дернул головой, как будто хотел шевельнуться всем телом, рвался, и не мог. – Меня уже почти нет. От меня осталась одна голова с бесполезным придатком. Я хочу сделать для него что-нибудь сейчас. Или заставить его сделать что-то для себя самого.

– Ты сошел с ума, – повторил Мерлин, и Гарри вдруг засмеялся.

– Когда ты говорил мне это в последний раз, я еще мог делать глупости.

– Ничего не меняется, – Мерлин закатил глаза, – в этом ты по-прежнему профессионал.

– Как там, – Гарри кашлянул, – как там отбор в Галахады?

– Отложен на неопределенный срок. Слишком много работы. В Лондоне сейчас никого из действующих, и я заберу еще и Ланселот, боюсь.

– Забирай, я не думаю, что мне нужна такая тщательная охрана, – Гарри пожал бы плечами, если бы мог. За последний год его всегда невыразительное лицо обрело богатейшую мимику, но он все еще пытался оставаться бесстрастным. – Эггзи справляется.

– Кто будет охранять тебя от Эггзи?

– Я все еще кое-что могу, Мерлин, – сварливо отозвался Гарри. Мерлин заинтересованно поднял брови и медленно произнес:

– Я буду следить за ним. Стандартных средств должно хватить. Мои люди наблюдают издалека, Гарри, но ты понимаешь, что если что-то случится, то счет обычно идет на секунды.

– Это мальчик из семьи, которую я осиротил, Мерлин. Не убийца, не террорист, не злой гений со старыми счетами. Какого черта?

– «Мальчик». Это я хочу спросить, какого черта, Гарри.

– У тебя все?

Мерлин поднялся и потянулся за пиджаком. Набросил на плечи, никуда не торопясь, разглядывая лицо Гарри. А потом нагнулся, опираясь руками о спинку коляски, и пробормотал почти беззвучно:

– Может, Рокси и права. Если бы не эта чертова коляска, я бы поверил в тебя прежнего. Что с тобой сделал этот пацан за два дня?

– Тебе честно ответить? – Гарри дернул уголком рта.

– По возможности. Мое воспитание и протокол пока не позволяют мне взломать записи с твоих очков. Пока.

– Он сказал мне, что я мудак с серебряной ложкой в заднице, который думает о себе невесть что. Что у меня мерзкий характер и выправка самого блядского командира из его учебки, и даже хуже. И что я больной извращенец.

– Он нашел мистера Пиклза, полагаю.

– Нет, я просто попросил его побрить меня опасной бритвой. К мистеру Пиклзу он не заглядывает. Это странно, Мерлин, я думал, он будет более любопытным. Но он не залезает в комнаты, которые ему не показывают.

– Откуда тебе знать?

– Он все время рядом.

Гарри не лгал. Он вообще не имел такой привычки, напротив, он предпочитал правду прочим видам оружия, разве что делая иногда исключения для зонта. К зонту Гарри питал слабость.

Еще одной слабостью Гарри Харта всегда был алкоголь.

И тяга к риску, в конце концов.

Все три допущения Гарри своими слабостями не считал, но это был Гарри.

Наклевывалась четвертая, – подумал Мерлин, неторопливо отставив в сторону бокал с виски.

Он даже не мог вспомнить, когда завел привычку пить на работе что-то крепче чая, но подозревал, что это было как-то связано с недавним концом света.

Мерлин изменил своим принципам и воспитанию в тот же вечер, вернувшись к себе, с легкостью убедив себя, что делает это ради безопасности Гарри. Ну и вдобавок, Гарри нельзя было удивить слежкой, он привык к ней так же, как привык по утрам бриться, сам, а потом и с чужой помощью.

Мерлин просмотрел двадцать часов записей с очков Гарри, вскрыв старый канал, признанный нерабочим официально с момента отставки Гарри. Это было не совсем так. Канал был признан нерабочим, но не стал таким. За Гарри просто перестали следить через очки, оставив внешнее наблюдение на штатных сотрудников.

Но канал работал. Гарри исправно писал день за днем своей жизни, не прикрывая ничего, то ли по старой профессиональной привычке, то ли назло Мерлину и своему прошлому. На его рассеянность рассчитывать не приходилось – Гарри никогда не бывал рассеянным всерьез. Скорее, он просто оставил любезно приоткрытой дверь своей комнаты – взгляни, если желаешь. Как воспитанные люди не заклеивают конверт, передавая его через чужие руки.

Из расчета, что никто туда не заглянет – или точно сунет свой нос.

Мерлин тяжело вздохнул, ставя запись на паузу, и потер переносицу под очками.

Эггзи катал Гарри в коляске по дому, в какой-то момент презрительно фыркнул на пандус на лестнице и стал втаскивать Гарри наверх, взваливая тяжелое неподвижное тело на спину и матерясь в голос. Мерлин видел, как Гарри кладет голову набок, устроив ее на плече Эггзи, камера давала боковой вид и записывала тяжелое злое дыхание.

Эггзи забывал о Гарри, залипнув на экран телевизора, но потом, оправдываясь, устраивал его на софе перед ящиком, укутав во все одеяла, и очень долго бегал из кухни в гостиную, пытаясь приготовить правильный чай. Казалось, Гарри доставляло удовольствие командовать и – господи боже – капризничать.

Эггзи делал воду в душе слишком горячей, и Гарри шипел, когда струи касались его лица и шеи – там, где он еще мог чувствовать.

Эггзи постригал ему ногти, срезая слишком много. Гарри равнодушно комментировал выступившую на кончиках пальцев кровь, и уже не равнодушно протестовал против разноцветных детских пластырей, которыми Эггзи залепил его израненные пальцы.

Эггзи, поломавшись, встал на колени на второй день и натянул на Гарри компрессионные чулки. Наблюдая глазами Гарри за непокорной рожей парня, Мерлин хмыкнул.

И недостойно захохотал в голос, когда Эггзи приволок из гардеробной и напялил на Гарри коричневые броги. Гарри обливал Эггзи оскорбленным молчанием и сгущенным презрением весь день после этого.

Броги мальчишка с него не снял, мстительно затянув шнурки потуже. Пронять его зверским выражением лица у Гарри, судя по всему, не получалось.

Гарри отомстил ближе к полудню, когда Эггзи принялся причесывать его мокрые волосы после душа.

Волосы упрямо завивались, не желая ложиться ровной волной надо лбом, прическа, которой Гарри не изменял годами, не давалась с легкостью. Гарри молчал, как партизан, изредка поглядывая на полки ванной со стоящими на ней средствами для укладки, на которые Эггзи не догадался обратить внимание.

Эггзи рычал и сквернословил, сражаясь с расческой.

Кухарка, подавшая обед, с интересом поглядывала в окошко из кухни в столовую. Гарри пристально следил за тем, как Эггзи разглядывает сложенный перед ним строй вилок. Спустя напряженную паузу мальчишка решил, что лучшая защита – нападение. Он вскинул голову и хмуро пригрозил:

– Если вы мне не поможете, я помогу вам пережевывать пищу, Гарри.

Гарри помолчал для проформы, прежде чем с неохотой обронить:

– Манеры – лицо мужчины, Эггзи. Прошу вас помнить об этом. Неужели вы не знаете даже простого правила, что начинать следует с приборов, лежащих ближе всего к тарелке?

– К какой именно тарелке? Их тут пять, прикиньте!

Мерлин с ухмылкой прокрутил запись ближе к вечеру.

Эггзи укладывал Гарри в постель, упаковав его в полосатую пижаму. Гарри разглядывал потолок, не прерывая своего презрительного молчания. Мерлин сделал в планшете пометку с числом записи. На всякий случай.

Эггзи поправил под головой Гарри подушку и, нагнувшись, издевательски звучно чмокнул в лоб.

Гарри, не выдержав, выругался.

Мерлин прикрыл глаза, улыбаясь, и приложился к остаткам виски.

– Так, ну, на сегодня, кажется все. Ах, да. Колыбельная.

Мерлин открыл глаза, недоверчиво уставившись на экран.

– Вы свободны, Эггзи, я смогу обойтись без этого, благодарю.

– Ну что вы, Гарри, мне нетрудно!

Мерлин предусмотрительно сделал звук потише и зачем-то оглянулся на пустую операторскую за собой. Шел третий час пополуночи, и в этой части базы никого не могло быть, но все же.

Эггзи затянул «Приведи меня в церковь». Чуть сиплым, но в общем-то, неплохим голосом. Правда, слух Эггзи изменял.

Как и музыкальный вкус. Впрочем, чувство юмора с лихвой окупало огрехи.

– Дьявол, заткнитесь немедленно!

– Манеры – лицо мужчины, Гарри. «Мы рождены ненормальными, нам это все говорят…»

– Эггзи!

– «А-а-а-аминь!»

Мерлин закрыл окно видео и откинулся в кресле. Гарри, кажется, действительно был в безопасности.

Роксана покинула корабль спустя еще два дня, сославшись на основную работу, оказывается, она приглядывала за Гарри только по старой дружбе. Эггзи остался один.

Ну, не совсем. Дороти приходила каждый день, и если честно, Эггзи готов был молиться этой женщине, при условии, что об этом не узнает мама.

Дороти готовила стейк, за который можно было продать душу. Которому можно было продать душу.

И ела заказанный на дом фаст-фуд, трапезы ресторанного уровня вызывали у нее отвращение. Эггзи подозревал, что сам он тоже однажды наестся вдоволь снобской кухни и решит вернуться к истокам. Пока же он наслаждался.

Эшли, масажистка, приходила через день по утрам, и Эггзи обнаружил, что с ней можно поболтать кроме прочего, о футболе – муж Эшли был фанатом, – и о компьютерных играх. У Эшли был сын-подросток.

Нэнси, домработница, тоже была ничего, Эггзи был бы рад, если бы она заглядывала чаще, чем два раза в неделю. У Нэнси росла дочка того же возраста, что и Дэйзи, и Эггзи очень оценил пару советов о том, как успокоить ребенка, который не желает спать.

Также у Гарри Харта был поверенный, некий мистер Абрамс, с которым Эггзи как-то пришлось говорить по телефону. Роль секретаря Рокси предательски переложила на самого Эггзи.

В замке мистера Харта стало пусто.

На самом деле, дом Харта населяли миллиарды засушенных бабочек и странных звуков. В нем все время что-то шуршало, щелкало и попискивало электроникой, дом напоминал огромного робота, который сожрал людей. Все было оборудовано под нужды хозяина, и Эггзи иногда гадал, нахрена вообще нужен он сам.

Наконец, в доме были запертые комнаты, ключей от которых не было. Это тоже удручало, но не слишком, потому что с запертыми дверями-то Эггзи умел разговаривать по душам.

– Но Рокс! Моя единственная отрада в этом доме! – сокрушался Эггзи, протягивая Гарри ложку с овсянкой.

Шел пятый день его новой работы.

Мама не звонила, Эггзи не стал звонить домой сам. Он рассчитывал заявиться с первой зарплатой, как с белым флагом.

– Это было вероломство с ее стороны, – легко согласился Гарри и поморщился: – Горячо.

– Моя мама говорит: «Горячо – подуй», – мудро изрек Эггзи, держа ложку у рта Гарри. Гарри поднял брови:

– Я не буду дуть на кашу.

– Я тоже не буду, – пожал плечами Эггзи. – Не любите погорячее?

– Я начинаю подозревать, что Роксана сбежала от вас, – вздохнул Гарри. Эггзи пожал плечами и отправил ложку себе в рот.

– Нисколько не горячо. Вы что, проснулись с мыслью, что вы принцесса, Гарри? Это, кстати, обалденно вкусная каша, поверить не могу, что говорю это про овсянку. Дороти добавила туда яблок, как я советовал. И, по-моему, корицу.

– В вас умер повар, кроме прочих умерших в вас выдающихся людей, Эггзи?

– Нет, он жив и передает вам привет, – Эггзи зачерпнул еще каши, с тоской думая, что так и научится спускать с рук любой гнилой базар в свой адрес. – У меня есть сестра. Со временем учишься скармливать несъедобную еду под видом вкусной. Очень удобно.

– Поэтому вы едите мой завтрак сам?

Эггзи отложил ложку и подпер подбородок кулаком, разглядывая Гарри. Гарри уставился на него в ответ, сузив глаза. Эггзи вздохнул.

– Вы в настроении.

– Смотря для чего, – сухо ответил Гарри. Эггзи подобрал ложку и предложил Гарри.

– Уже остыло, прошу вас. Слушайте, я никогда не спрашивал вас о планах на день. Мы просто шли по графику, физиотерапевт, мытье слона…

– Мытье слона?

– Да, Гарри, не будьте мелочным. Чем хотите заняться сегодня?

– Выжить было бы недурно, – сварливо отозвался Гарри. – Подайте мне салфетку.

– О, – Эггзи промокнул его губы салфеткой. – Выжить. Даже не знаю. Для чего еще у вас есть настроение? Хотите погулять по набережной? Ресторан? Кино? Парк развлечений?

– Парк развлечений, – уточнил Гарри, подняв брови. Эггзи кивнул и потянулся за яблоком, заскользил ножом по кругу, снимая кожицу. Гарри наблюдал за его действиями.

– Хотите на колесо обозрения? Лондонский Глаз, м? Вы когда-нибудь смотрели на Темзу с верхотуры?

– Не раз, – Гарри впал в странную прострацию – Эггзи уже заметил, у него бывало, – и позволил скормить себе ломтик яблока. – Ничего любопытного, боюсь.

– Как скажете, – Эггзи пожал плечами. Гарри остановил на нем цепкий взгляд, который, Эггзи мог клясться, еще секунду назад был отсутствующим.

– Вы хотели покататься на колесе обозрения.

– Я хотел вывезти вас куда-нибудь и потерять. А что?

– Вы никогда не были на колесе обозрения. А на Тауэрском мосту?

Эггзи попытался заткнуть рот Гарри еще ломтиком яблока, но Гарри уже уперся. Он пристально разглядывал лицо Эггзи, как будто увидел его впервые.

– Вы хотели погулять по Лондону, Эггзи. Не потому, что я этого хотел.

– Вы что, думаете, я никогда этого не делал? – Эггзи помешал остывшую кашу, хмурясь. Гарри наклонил голову:

– У нас с вами два разных Лондона, но это легко поправить. Хотите, я устрою вам экскурсию по своему?

– Я сброшу вас с Лондонского моста, – Эггзи зловеще поиграл бровями.

– Я выживу, – с сожалением покачал головой Гарри. – Там не самая большая высота, вряд ли я разобьюсь насмерть.

– А на верхнем уровне? – Эггзи поднес к его лицу чай, но Гарри увернулся.

– Туда не залезть с коляской.

– А кто сказал «коляска»? – Эггзи лукаво улыбнулся. Гарри закатил глаза и все-таки отпил чай. Он мотнул головой, показывая, что ему хватит, и поспешно заявил:

– Будьте добры, сегодня оксфорды.

У Гарри были руки и ноги опытного бойца. Не то чтобы Эггзи пялился. Он отвык делать это достаточно быстро.

Просто он видел, когда смотрел.

Он знал, что жизнь накладывает отпечаток, пишет историю по телу, хотят люди того, или нет. Он надеялся, что Гарри хотя бы хотел.

Эггзи сгибал и разгибал его неподвижные ноги и руки, мял ступни и голени, ладони и бедра, морщась – твердые, напряженные мышцы словно жили своей жизнью, не слушаясь хозяина, не желая сдаваться. Гарри не управлял своим телом, но его тело не было мертвым. Как будто постоянно было скручено судорогой. Сопротивлялось своей неподвижности, искало контакт с мозгом.

Эггзи насмотрелся на достаточное количество голых мужиков – в учебке, на секции, в тюрьме, – чтобы один вид обнаженного мужского тела вызывал у него неприязнь.

Да его воротило бы, не знай он точно, что Гарри не шевельнется. Странное это было чувство. Все равно что статуе массаж делать.

Но в какие-то моменты ему хотелось, чтобы Гарри реагировал.

Иногда Эггзи, не выдержав, просто щекотал пятки, тыкал пальцем под ребра, дергал за волосы на груди.

Гарри смотрел в потолок, демонстративно молчал.

Иногда Эггзи старательно отводил взгляд от швов и шрамов.

Через неделю он все равно знал их все наизусть, чувствовал под рубашкой, поднимая Гарри с койки и усаживая в кресло. Но глаза отводил.

Тогда Гарри, наоборот, внимательно следил за лицом Эггзи.

– Как карта Лондона, – Эггзи провел пальцем по животу. – Чаринг-Кросс. Вестминстерское. Трафальгарская площадь. – Он ткнул в круглый шрам над пупком, неаккуратную плюху, оставленную явно крупнокалиберной пулей.

– Перестаньте, Эггзи. Если бы я знал, что экскурсии по городу выйдут мне боком…

– Роули Уэй, – Эггзи хлопнул Гарри по голому бедру, проследил подушечкой по косому темному шву, уходящему от колена к паху. – Жопа мира. Мы никогда не были в гостях у меня… Что это такое, Гарри? Вас собака подрала, или что?

– Можно и так сказать, – Гарри пожал бы плечами – каким-то образом он умел передавать это движение исключительно выражением лица. Эггзи щедро плюхнул массажную мазь на его живот, размазал по безобразному шраму, который в лучшем случае вызывал ассоциации с сильным ожогом. Ему не хотелось думать, что что-то или кто-то выдрало из живота Гарри кусок плоти.

– Это все случилось, когда вы, ну, – Эггзи махнул рукой на шею Гарри, зная, что тот поймет. Гарри опустил на него пустой взгляд и выдержал театральную паузу. Как он это делал, Эггзи не вполне понимал, но за эти вот паузы он успевал десять раз поменять приоритеты и проклясть Гарри Харта. Ему надо было быть школьным учителем. Может, Гарри и был.

«Не дури. Школьные учителя не выглядят, как Терминатор на пенсии».

– Эггзи, – наконец, тяжело обронил Гарри. – Когда вы задаете мне подобные вопросы, я не знаю, как мне реагировать.

– Простите, – Эггзи пожал плечами и принялся усиленно растирать правое бедро. – Я уже говорил вам, манеры – не мое.

– Не в манерах дело, Эггзи. Вы отлично знаете, что все эти раны были нанесены в разное время и не могут относиться к одному несчастному случаю.

– Это был несчастный случай, выходит.

– Не совсем, Эггзи. Скорее, закономерный финал.

– Это случилось тогда, в День В, да? – Эггзи нерешительно поднял глаза. – Ваша травма. Последняя, полагаю.

– Ну, не такая уж и последняя, боюсь, ведь уже после этого вы постригали мне ногти, Эггзи, – Гарри дернул бровью и чуть улыбнулся. – Моральный ущерб я не считаю.

– Какие мы нежные, – фыркнул Эггзи и ущипнул Гарри за бок. Он не знал, зачем, может, для собственного облегчения. – Подумаешь, броги.

– Оксфорды, Эггзи. Всегда оксфорды. Не броги.

Эггзи осторожно завинтил банку с мазью и потянулся за салфетками. Некоторые вещи не могли померещиться с недосыпу, по неопытности, спьяну или под кайфом. Даже если бы кто-нибудь растолкал Эггзи среди ночи, он бы мгновенно проснулся, услышав это.

– Гарри, – он широко улыбнулся. – Вы похожи на одного моего знакомого.

– Знакомого.

– Не совсем, строго говоря. Он знал мое имя, а я не знал его. Но он тоже считал, что оксфорды лучше, чем броги.

– А вы?

– А я думаю, что кроссы лучше, дело вкуса, сделайте лицо попроще, Гарри. Что вы хотите на завтрак?

Гарри запрещали пить кофе.

Эггзи внимательно изучил его медицинскую карту, которая была достаточно толстой, чтобы нагнать ужас на любого любопытного человека. Но недостаточно, чтобы вместить все травмы Гарри.

Запись начиналась только со дня, когда Гарри отказалось служить его собственное тело.

Огнестрельное ранение головы. Черепно-мозговая, повреждение левой части лобной доли мозга.

И долгий и нудный год, все изменения в деталях, километры врачебных заключений – Эггзи уснул лицом на клавиатуре, на двадцатой странице поиска Гугла, прежде чем разобрался, что Гарри пролежал в коме три месяца, а потом очнулся и узнал невеселые новости о себе.

В отчетах упоминалось влияние предыдущей травмы – контузия головного мозга, полугодовая кома – на текущее положение дел. Башку Гарри, судя по всему, не берег.

И это не говоря об остальных следах веселой жизни. Раздевая и одевая Гарри каждый день, Эггзи насчитал двадцать ножевых и пять огнестрельных ранений, без учета всякой экзотики, вроде ожогов и прочих шрамов, природы которых он даже определить не мог.

У Гарри Харта была однажды другая жизнь, чересчур увлекательная и удивительно долгая, если Эггзи хотя бы примерно правильно представлял себе, чем занимался Гарри Харт.

Может, Гарри был копом. А потом что-то случилось, и Эггзи догадывался, что.

Наверное, на земле не осталось ни одного живого человека, которому не о чем было бы сожалеть. Разве что дети, дети не поддались общему безумию.

Эггзи не очень любил вспоминать, чем занимался сам год назад, в один погожий июльский денек, и решил, что Гарри, наверное, тоже.

Но никто не запрещал ему наблюдать и запоминать.

В доме Гарри не было оружия, не было полицейской формы, знаков отличия, даже значка и удостоверения.

Ну, если бы такая жизнь привела Эггзи к такому финалу, он бы тоже постарался избавиться от болезненных напоминаний о ней. В теории.

Другое дело, Гарри. Он мог жаловаться на неудобства, на погоду, на запахи и звуки, он вообще обожал пожаловаться, но он никогда не жаловался на свою участь. Если он и жалел, то никак этого не демонстрировал.

Может, смирился.

Эггзи знал себя, он сам не привязывался к вещам, потому что отлично знал, как они легко уходят и приходят, но единственное вещественное напоминание в его жизни не было связано ни с чем положительным.

У него была медаль покойного отца, глядя на которую, можно было всегда вспомнить, что папа не вернется домой. Что Рождество – нихрена не праздник. Что звонок в дверь – это по определению хуевый знак. Что чужой мужик в доме ничего хорошего не обозначает. Последнее правило вообще поражало своим постоянством.

Но Эггзи никогда не пытался забыть.

И если он не ошибся в Гарри, Гарри тоже не стал бы пытаться.

Так что идею с копом Эггзи отмел спустя неделю.

Эггзи отложил в сторону пухлую медицинскую карту и заглянул в опустевший кофейник. Гарри был противопоказан кофе, поэтому Эггзи пил растворимую бурду, чтобы не дразнить его запахом варящегося напитка. Он сам не знал, зачем проявляет подобную деликатность, не ожидал ее от себя, и объяснять себе тоже не торопился.

Гарри и так на него дурно влиял.

Эггзи фыркнул и пошел на кухню, чтобы заварить себе еще.

Он планировал засидеться допоздна. Гарри отбыл ко сну уже три часа назад, но Эггзи здорово сомневался, что этого достаточно. Разведку лучше было проводить тогда, когда Гарри уснет наверняка.

Эггзи не испытывал дискомфорта, входя туда, где его не ждали.

Никогда.

Однако проникновение на чужую территорию никогда не было настолько… личным.

В вооруженном ограблении не было столько интимности, сколько во взломе чьей-то истории. За закрытыми дверями его не ждали трофеи, которые можно было продать и озолотиться.

Всего лишь чужое грязное белье, секреты и вещи, на которые Гарри не хотел смотреть по каким-то причинам. Эггзи здорово сомневался, что домработница бы не управилась с тремя дополнительными запертыми комнатами в огромном доме.

Первая дверь, узкая и маленькая, как дверь кладовой, за лестницей на первом этаже, была загорожена придвинутой тумбой. Эггзи знал этот вид ловушек, где вся суть была не в замке, а именно в предмете, который ни в коем случае нельзя перемещать. Присев, он увидел тонкий до прозрачности провод, тянущийся от одной из ножек тумбы к стене. Эггзи медленно выдохнул.

В доме не было камер, или не было заметных простому человеку камер.

Эггзи зачем-то огляделся, прежде чем перерезать провод.

Ничего не произошло, не раздалось ни звука, ни заверещавшей сигнализации, ни писка охранной системы, ничего. Эггзи медленно выдохнул и плавно сдвинул тумбочку в сторону.

Замок взламывался шпилькой, и это было слишком просто.

За дверью обнаружилась маленькая аккуратная уборная. Эггзи застыл, рассматривая поблескивающий в полумраке унитаз и белеющую раковину. В узкое окно под потолком проникал тусклый свет уличного фонаря. Эггзи нашарил рядом с собой выключатель.

Он чуть не заорал, когда встретился взглядом с собакой, неподвижно лежащей на полке прямо над унитазом. Эггзи перевел дыхание.

Псина не двигалась, изучая непрошенного гостя пустыми стеклянными глазами.

Эггзи шагнул вперед и протянул руку, медленно провел пальцами по шерсти, почесал между ушей.

На табличке под псиной значилось: «Мистер Пиклз».

– Привет, мистер Пиклз, – пробормотал Эггзи, оглядываясь по сторонам. Все стены, от панелей до потолка, были часто увешаны рамками, под пыльными стеклами замерли приколотые булавками бабочки.

Туалет был полон трупов, даже то, что это были трупы насекомых и одной маленькой собаки, не особо помогало.

Эггзи выключил свет и осторожно прикрыл за собой дверь. Замок щелкнул, захлопываясь. Эггзи придвинул тумбочку на место, поймав себя на том, что дышит слишком тяжело.

Окей, у Гарри Харта была собака. И он не придумал другого способа увековечить свою любовь к несчастной твари, кроме как сделать из нее чучело.

У Гарри Харта было покрытое шрамами тело, чучело пса в сортире и никаких напоминаний о прошлой работе.

Для таксидермиста Гарри крайне плохо берег собственную шкуру.

Эггзи прикрыл глаза, отдуваясь, как будто вынырнул из воды.

Здравый смысл в самых непечатных выражениях заявлял, что это было не его дело.

Что-то, похожее на чутье, еще громче орало, что еще как его.

Эггзи поднял голову к потолку. Оставалась вечно запертая первая дверь на площадке второго этажа, и маленькая комната в конце коридора – Эггзи видел однажды, как туда входила Роксана.

– Ладно, – пробормотал он. – Во второй комнате будут трупы жены и детишек, а в третьей – полное досье на меня с фотографиями. Охуеть история. Как в кино.

Эггзи решил начать с еще одной чашки кофе, когда в гарнитуре – черт, он был уверен, что выключил ее! – раздался хрип.

Эггзи подпрыгнул, сшибив журнальный столик, и даже не почувствовал стыда за свой испуг.

Звуковое сопровождение было что надо.

Гарри хрипел и задыхался в наушнике, Эггзи не сразу разобрал, что пугающие хлюпающие звуки, прерывистые и громкие – это сорванное дыхание. Эггзи откашлялся:

– Гарри? Что с вами?

Ответом ему был тихий и сиплый, но очень отчетливый стон.

Эггзи перепрыгнул через опрокинутый столик и помчался на второй этаж, перескакивая через две ступеньки.

Он толкнул дверь в спальню кулаком, не думая, что в этот раз Гарри станет читать ему лекцию о том, что надо стучать.

Гарри хватал ртом воздух, выгнув шею, вдавливая голову в подушку, его растрепанные волосы прилипли к мокрому лбу, глаза были плотно закрыты. Эггзи подлетел, врезавшись в постель коленями, и нагнулся, чтобы включить ночник.

– Гарри!

Гарри открыл глаза, закусывая нижнюю губу добела. Эггзи поймал его потемневший, пустой взгляд, и чуть не шарахнулся. Гарри снова закрыл покрасневшие глаза и рвано выдохнул, отворачивая голову. На его шее блестели крупные капли пота. Эггзи нагнулся ниже и провел ладонью по его лбу, чувствуя чужую дрожь, собирая ледяную влагу. В висках колотился пульс. Эггзи надавил сильнее, как будто хотел разгладить морщины, выровнять надувшиеся вены. Гарри вдруг притих, глубоко вдыхая и выдыхая.