сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
— Джонс! На землю! Лежать, мать твою! — и ещё: — Шекли, не смей!
Джамбала, находившийся ближе всех к светловолосому, выхватившему револьвер, успел ринуться на него и толкнуть в бок, но это не помогло. Прогремело два выстрела, похожих на удары грома. Джонс отлетел к скале, перекатился на спину и застыл, безжизненно уставившись в небо. По его подбородку потекла кровавая пена.
От толчка Джамбалы мистер Шекли тоже покачнулся, однако удержался на ногах. Он смерил его яростным взглядом, но тут же это выражение на его красивом лице сменилось злорадным восторгом.
— Что ты натворил! — проорал сержант, пробегая мимо них и устремляясь к распростёртому на камнях телу каторжника. Тот был мёртв, Джамбала не сомневался.
— Подонок сдох! — торжествующе возвестил мистер Шекли, деловито засовывая револьвер в кобуру. — Я готов ответить за это перед законом, — напыщенно добавил он. Уверен, что любой суд присяжных меня оправдает. Тем более все слышали, что он не подчинился вашему приказу, не остановился и, если бы я его не застрелил, сумел бы снова сбежать.
— Да неужели? — гневно выпалил сержант, выпрямляясь — он щупал пульс на шее убитого. — Что это за пальба по людям, словно по куропаткам! Дайте сюда свой револьвер, немедленно!
Шекли неохотно подчинился, заявив:
— Покойный профессор Монтгомери был не только моим учителем, но и другом. Мразь, убившая его, не имеет права называться человеком и ходить по земле.
Джамбала вовсе не собирался говорить такое именно сейчас, но словно со стороны услышал, как произносит на языке ванисуйю:
— Вы же ходите по земле, хотя убили его.
То, как они все выпучили глаза и разинули рты, было даже смешно, словно с ними заговорила скала, возле которой они стояли, или труп каторжника.
Но ведь, возможно, так оно и было: по воле Великого Эму Джамбала стал голосом погибшего Фредерика Джонса.
— Он убил Джонса, — наконец медленно проговорил сержант, всё ещё сжимая в руке револьвер мистера Шекли, и Джамбала внезапно понял, как же ему повезло, что это оружие перекочевало к сержанту.
Потому что взгляд мистера Шекли был взглядом разъярённого хищника. Он-то сразу сообразил, что имел в виду следопыт.
Джамбала покачал головой и объяснил сержанту, как мог:
— Он убил профа и теперь убил Джонса. Потому что тот был свидетелем.
— Да что ты такое порешь, гадёныш черномазый! — закричал мистер Шекли, угрожающе надвигаясь на Джамбалу, но сержант быстро отпихнул его в сторону, всё ещё сжимая в руке револьвер, и снял с пояса наручники, перебросив их Сэму со словами:
— А ну-ка, надень их на него, Сэмми. Ричард Шекли, вы арестованы за убийство Фредерика Джонса… пока что, и вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, будет записано и может считаться свидетельством против вас в суде, — добавил он, а потом хмуро повернулся к Джамбале и сказал: — Если ты вдруг решил заговорить, как Валаамова ослица, сынок, то я хочу слышать всё от начала до конца. Все твои соображения.
Под его мрачным взглядом Джамбале захотелось поёжиться. Он покосился на Шекли, которого Сэм всей своей грузной тушей придавил к скале, надевая на него наручники, вздохнул и проговорил:
— Этот Фредерик Джонс вошёл в палатку, ближнюю к горам. Мистер Шекли уже был там с профом. Был там, а не прибежал позже. Они ссорились. То есть проф и мистер Шекли. У Джонса был нож. Он потребовал денег… возможно, еды или автомашину. Схватил профа как заложника. Мистер Шекли начал бороться с ним и одолевал. Он сильный. Так они боролись, а проф был между ними. Пока нож не оказался в руках у мистера Шекли.
— Да что за бред! — закричал Шекли, безуспешно пытаясь вывернуться из хватки Сэма.
— И тогда он этим ножом перерезал горло профу. Он понял, на кого можно свалить за это вину. Вбежала красивая миссис, начала стрелять в каторжника, тот был ранен, но выскочил и убежал, прямо сквозь стену палатки, — одним духом выпалил Джамбала. Подумал и добавил: — Мистеру Шекли надо было тогда же преследовать Джонса и убить его, но он не знал наших гор. И ему ещё надо было объяснить красивой миссис и всем, почему на нём кровь профа. Вот он и принялся таскать мертвеца туда-сюда. И успел спрятать бумажник, нож и статуэтку Великого Эму. Как будто всё это оказалось у каторжника. Как будто бы тот ограбил профа.
— Но зачем ему было всё это делать? — сдвинув брови, требовательно спросил сержант, и Шекли тут же подхватил:
— Вот именно! Зачем мне надо было это делать?!
— Вы спите с красивой миссис, а проф, наверно, это узнал, — исчерпывающе объяснил Джамбала, и над тропинкой повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь отдалённым плеском пробегающего по своему каменистому ложу ручья.
— И как же я должен доказывать твою версию, сынок? — наконец осведомился сержант ровным негромким голосом, но Джамбала чувствовал, что тот наконец-то ему поверил. Поверил! Он пожал плечами и ответил так же негромко:
— У Джонса, — он мотнул головой в сторону мертвеца, — нет никакого ножа. Но нож наверняка можно найти в лагере или в окрестностях, если хорошо поискать. А ещё можно найти бумажник профа… и статуэтку Великого Эму.
Он посмотрел в сторону притихшего Шекли. Тот плотно сжал губы, решив, очевидно, последовать заклинанию, которое только что произнёс сержант, — про то, что каждое слово может быть использовано против него в суде.
— Ясно, — после долгой паузы подытожил сержант, тоже поглядев на Шекли, и взялся за висевшую на поясе рацию. Очевидно, он хотел, чтобы сюда прибыли наконец армейские части, про которые он толковал в лагере. Но, прежде чем их вызвать, он ещё раз посмотрел на Джамбалу и как-то очень устало произнёс:
— Сынок, почему же ты не рассказал этого всего сразу, если подозревал о случившемся?
Джамбала глянул на него как на несмышлёныша и объяснил:
— Я не мог бы ничего доказать раньше. Я же просто чуял. Мне бы никто не поверил, пока этот, — он указал подбородком на Шекли, — не попытался убить ещё раз... Моё слово было бы против его слова. А Джонса всё равно надо было поймать — как беглого и как свидетеля. Но я виноват, — закончил он уже тише, упавшим голосом, низко опуская голову. — Я догадывался, что он попытается убить Джонса, что он для этого пошёл с нами, но я недосмотрел. Я виноват, — повторил он с тоской, — и Великий Эму не будет доволен мною.
* * *
Дальше всё было просто. Прилетел жужжащий пятнистый вертолёт, блестя лопастями винтов; он забрал арестованного мистера Шекли, а также Джамбалу, сержанта, Сэма и труп Джонса в чёрном мешке. Сержант попросил приземлиться в лагере археологов, и при виде трупа каторжника и Шекли в наручниках красивая ванисуйю, жена профессора, тут же начала рыдать и кричать, что она видела, как Шекли прячет под обрывом какой-то свёрток на рассвете после убийства, но решила смолчать.
— У меня ведь никого не осталось, не осталось, я не виновата, — надрывно повторяла она.
Но вот статуэтки как раз в свёртке и не оказалось. Только нож в запёкшейся крови и бумажник. Джамбала совершенно упал духом.
Великий Эму не простил его.
Пока сержант собирал улики, временами нехорошо ругаясь на ходивших за ним по пятам, охавших и ахавших археологов, Сэм увёз Джамбалу в посёлок нунггубуйю на джипе.
Сам сержант появился возле хижины семьи Джамбалы на следующий день к вечеру. Он возник у входа, поприветствовал всех сидящих у очага и поманил Джамбалу к себе. Тот вышел медленно, неохотно, ибо не ожидал ничего хорошего. Накануне вечером, вернувшись от археологов, он сразу упал на подстилку и заснул мёртвым сном, даже не посмотрев на небо, в глаза Великого Эму.
Ему было очень стыдно.
Но сержант повёл его к джипу, откуда вытащил три больших мешка с мукой и рисом, а также длинную тяжёлую коробку с брякавшими внутри жестянками. Братья и сёстры Джамбалы радостно высыпали из хижины с криками и визгом, но сержант прицыкнул на них и сам потащил два мешка, а Джамбала — оставшийся мешок и консервы.
Пока мать Джамбалы суетилась у очага, собираясь напечь лепёшек, сержант снова кивком головы показал своему следопыту на выход, и они вернулись к джипу. В вечереющее небо Джамбала упорно не смотрел, только себе под ноги. Но сержант тронул его за руку. Джамбала поднял глаза и онемел: на раскрытой ладони полицейского лежала высеченная из камня статуэтка Великого Эму, маленькая, с грубо обозначенными глазами и клювом.
— Бери, — сурово сказал сержант и сунул статуэтку в руки Джамбале. — Я, конечно, превысил свои полномочия, утаив вещдок, но, чтобы осудить этого психа, там хватит всего остального. А это — твоё.
Устало улыбнувшись, он подмигнул остолбеневшему Джамбале, похлопал его по плечу, сел в свой джип и укатил, подняв облако бурой пыли.
Джамбала крепко сжал статуэтку в ладони, она была гладкой и прохладной. Он несмело поднял глаза на небо. Великий Эму смотрел на него оттуда — спокойно и строго, как всегда. Он простил!
Джамбала перевёл глаза на статуэтку у себя в руке и заплакал.
Со стороны селения послышался зов. Кто-то выкликал его имя. Мать стояла возле хижины в своей развевающейся холщовой юбке и звала его протяжно и ласково.
Джамбала утёр глаза кулаком и пошёл ужинать.
========== С помощью Великого Эму ==========
Комментарий к С помощью Великого Эму
Написано для команды Британских детективов на ФБ-22:
https://sfb2022.diary.ru/p221274916.htm?index=2#linkmore221274916m2
Волею Великого Эму, всегда взирающего с небес на своих детей — племя нунггубуйю, Джамбала, молодой следопыт, стал помощником и правой рукой сержанта Хокинса в любом расследовании, которое тот вёл.
С тех пор, как Джамбала выяснил, что на самом деле профессора из лагеря археологов, белых людей-ванисуйю, убил его ученик, а вовсе не беглый каторжник, на розыски которого сержант и отрядил Джамбалу, следопыт даже не пытался отказать полицейскому. И не только потому, что тот втайне от всех отдал ему каменную статуэтку Великого Эму, найденную профессором в раскопе. Джамбале нравилось помогать сержанту в его расследованиях, тем более что тот всегда после этого привозил в посёлок нунггубуйю много мешков с рисом и мукой, а ещё банки с консервированным мясом. Можно было даже сказать, что Джамбала охотился для сержанта и вместе с ним. Хотя иногда во время такой охоты возникали недоразумения.
Например, когда потерялась Энни Гладстон, пятнадцатилетняя дочка богатого ванисуйю Гладстона, у которого был большой красивый дом, много лошадей и коров, ванисуйю решили, что Энни заблудилась в буше. А на самом деле она уехала на мотоцикле с молодым парнем из города. Отец, беловолосый краснолицый великан, собравший на её поиски в буше целый отряд, очень сильно разозлился, когда Джамбала, изучив следы Энни, ему об этом сказал. Он ударил Джамбалу, и, если бы тот не успел увернуться, ходить бы ему без передних зубов, что мешало бы раскусить даже чёрствую лепёшку. Сержант Хокинс оттащил беснующегося Гладстона, а через день приехал в посёлок племени и сообщил, что девчонку нашли, мол, в одном из байкерских клубов. Отец забрал её домой, и с тех пор Джамбала обходил его усадьбу десятой дорогой.
Но вышло так, что молодой следопыт вновь понадобился сержанту Хокинсу, чтобы поработать именно на Гладстона. На этот раз у того не дочка сбежала в город, а угнали лучшую племенную кобылу, занесённую в какой-то там «реестр» — Джамбала так и не понял, в какой. Кобыла ко всему прочему была жеребой, и случка произошла с отменным производителем, так что похититель получал сразу двух породистых животных. Их можно было бы, перебив кобыле клеймо, продать, либо, не рискуя разоблачением, просто получать от кобылы доброе потомство.
— Не хочу я связываться с этим Гладстоном, — угрюмо пробурчал Джамбала, покосившись на сержанта из-под шапки спутанных волос.
— Он сказал, что лично тебе заплатит, если кобыла найдётся, — исчерпывающе высказался Хокинс, и Джамбала закатил глаза.
— Мне-то он вообще ничего не заплатит, — продолжал гнуть своё полицейский. — Его люди уже один раз обошли окрестности, но лошади не нашли. Не упрямься, парень, надо действовать, пока следы не остыли. Сам знаешь.
Джамбала знал. Он вздохнул и сдался. Лошадь-то вовсе не была виновата, что её хозяин — такой камайсойю, вонючка. Она могла погибнуть: не от рук похитителя, так от зубов стаи динго, если никто её не крал, а она убежала сама. И потом, с помощью сержанта Джамбала обрёл каменное изображение Великого Эму, и, возможно, Великий Эму желал, чтобы Джамбала теперь всегда сержанту помогал. Пока тот не состарится.
Он с сомнением поглядел на Хокинса, прикидывая, как скоро тот войдёт в старческий возраст. По всему получалось, что нескоро — ещё зим двадцать. Это было дольше, чем вся минувшая жизнь самого Джамбалы.
Сержант истолковал взгляд следопыта по-своему и торопливо добавил:
— Я тоже с тобой расплачусь. Десять банок мясных консервов.
— Двадцать. И мешок муки, — с достоинством уточнил Джамбала после приличествующей моменту паузы.
— Обдираешь ты меня, сынок, — пожаловался сержант с ухмылкой облегчения на квадратной обветренной физиономии. — Хорошо, по рукам. Но только если кобыла найдётся.
— Она найдётся, — величественно заявил Джамбала.
* * *
Не теряя больше времени, сержант привёз Джамбалу на своём пропылённом джипе к воротам владений ванисуйю Гладстона — деревянной арке, торчащей посреди рыже-бурой равнины. Джамбала привычно удивился, зачем Гладстон возвёл такую арку, будто бы её нельзя обойти или объехать. Харайе — глупость. Но он, как всегда, держал своё мнение при себе, просто выскочив из джипа и распахнув створки ворот под аркой.
— Сделано как в Штатах на ранчо, — с усмешкой сказал сержант, всё-таки заметив удивление Джамбалы. — Ковбойские фильмы видал, парень?
Джамбала покачал головой. Он не видал.
Сержант подкатил прямиком к конюшням — двум приземистым длинным зданиям, возле которых толклось несколько человек — работники Гладстона, понял Джамбала. Некоторых из них он знал. Все они с любопытством на него поглядывали, приподняв свои широкополые шляпы при виде сержанта, который вылез из джипа вместе с Джамбалой.
— Парни, где хозяин? — нетерпеливо окликнул тот, но сам Гладстон уже выходил из дверей конюшни, отряхивая сюртук и бриджи от соломенной трухи.
— Приветствую, — сумрачно бросил он при виде приехавших.
— Утречка, — коротко ответил сержант, а Джамбала выдавил:
— Хай.
Тут случилось ещё кое-что примечательное. Из тех же конюшенных дверей выскочила и решительно направилась к джипу кудрявая ванисуйю в тёмном свитере и коричневых бриджах для верховой езды. На её хорошеньком детском личике было написано самое упрямое выражение. Беловолосая голова её была гордо откинута, подбородок воинственно выпячен. Энни, беглая дочка Гладстона, определил Джамбала, укрывавшийся за широкой спиной сержанта, и не ошибся.
— Папа, постой, — возбуждённо выпалила девчонка, подбегая к ним. — Вы собираетесь в буш искать мою Красотку? Тогда я с вами!
— Ничего подобного, — сурово возразил отец, но кудряшка отпрыгнула и зашипела, как змея барранга:
— Ты и так держишь меня под замком вот уже второй месяц, — говоря это, она бросила на Джамбалу уничтожающий взгляд, явно будучи в курсе, кто он и какую роль сыграл в её поимке. — Это моя лошадь, я тоже хочу её искать!
Её голубые глаза налились слезами.
Джамбала прекрасно понимал, что Гладстон сдастся — так и вышло.
— Седлай Питера, — проворчал он, нервно постукивая хлыстом по голенищу своего высокого ботинка.
Просияв, девчонка опрометью метнулась обратно в конюшню, а сержант кивком указал Джамбале на заднее сиденье джипа и предложил хозяину поместья:
— Садитесь рядом со мною. Мисс Гладстон тоже можно было бы в машину сесть.
Гладстон полоснул по Джамбале не менее уничтожающим взглядом, чем его дочь, и буркнул:
— Нельзя.
Джамбала не сказать чтобы обиделся. Он знал, что предложить дочке такого богатого и спесивого ванисуйю сесть рядом с «або» — аборигеном — сущее оскорбление. Сержант как будто не понимал этого.
Так они все вчетвером и направились на пастбище, откуда пропала кобыла: впереди джип с ними троими, позади на вороном мерине — беловолосая кудряшка.
Пастбище было пустым: видно, Гладстон распорядился перегнать лошадей в другое место. Прошедший здесь не так давно дождь канул в бурую землю, но всё равно облегчил задачу Джамбале. Он выпрыгнул из джипа, едва сержант затормозил. Все остальные тоже вылезли, спешилась и девчонка.
Пастбище было истоптано следами лошадиных и коровьих копыт. Джамбала на миг закрыл глаза и заставил себя всецело сосредоточиться на наблюдении. Он присаживался то возле одной, то возле другой цепочки следов, неразличимой для глаз ванисуйю, но он, да ещё благодаря дождю, видел эти следы так, будто они были буквами в книгах ванисуйю.
Он поглядел на Гладстона и негромко спросил, уже не прикидываясь, будто не понимает чужого языка:
