Текст книги "Однажды и вы вернётесь домой (СИ)"
Автор книги: sillvercat
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
И она кокетливо захихикала, поправляя светлые кудряшки, а Марк возмущённо насупился. Старая кошёлка, как она смеет!
Но зато он теперь точно знал, где удобнее всего застать Йаке.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, Южная Дакота.
– Нет, про пляску Солнца я больше ничего не скажу тебе, винчинчала-васичу, и не упрашивай меня даже. Зато могу рассказать про Татанку – бизона. Это имя бизоньего бога, духа всех живущих бизонов. Многие Святые люди считали Татанку маской самого Солнца. Ведь Татанка – это большой красный бизон, а я говорил тебе, что красный цвет – это цвет Солнца. Во всяком случае, бизоний бог – доброе существо. Но есть ещё и чудовище, белый бизон Гнаски, который тоже никакой не бизон, винчинчала-васичу, а маска старухи Ваканки в нашем мире. Как Солнце пребывает в мире живых, так и Ваканка живет в мире умерших, но полной свободы она не имеет и потому частенько втайне от Солнца проникает в наш мир. Она пожирает души-наги, не нашедшие дороги ни к Чёрным Холмам, ни к Бесконечному Огню. А перед тем, как сожрать новую душу, Гнаски видится ей во сне и тем самым выдаёт себя. Иногда это не наги, а еще живущая душа, нийя, которая может убить самого Гнаски. Это большая радость для всех и удача – убить белого бизона. Его дарят Солнцу. Все остальные бизоны – солнечные существа, как и сами люди. Все мы – дети солнца, и много великих воинов родилось от браков бизоньего народа с людьми. Мы плачем, когда белые убивают бизонов, ведь они нам братья.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
При виде Марка, неожиданно возникшего на пороге склада «Семь-одиннадцать», где Йаке прилежно расставлял ящики с консервированными бобами, тот сперва удивлённо заморгал. Но потом на его лицо вернулась привычная невозмутимо-каменная маска.
– Поработать пришёл? – с некоторой ехидцей осведомился он, наблюдая, как Марк осторожно пробирается между рядами ящиков, мешков и коробок.
– Типа того, – отпарировал Марк, останавливаясь прямо перед ним. – Хочу с тобой поговорить.
– О чём это? – Йаке изогнул тёмные брови, и Марк на миг сам забыл, о чём, таращась на него. Даже грубый казённый комбинезон не мог испортить диковатой резкой красоты этого парня.
Марк шумно выдохнул и нахмурился:
– Сначала вот.
Он достал из спортивной сумки яркий пакет из «Макдональдса», справедливо рассудив, что навряд ли Йаке откажется от еды после нескольких часов не самой лёгкой работы. И оказался прав. Йаке смешно подёргал носом, принюхиваясь к аппетитно пахнущим свёрткам, потом махнул рукой и уселся прямо на ящики, рассеянно кивнув Марку на свободное место рядом с собой.
Каким же счастьем было сидеть рядом с ним, почти незаметно касаясь коленом его твёрдого бедра, обтянутого грубой тканью комбинезона, и наблюдать, как он жадно ест, запивая гамбургеры молочным коктейлем, машинально облизывая пальцы и вытирая губы салфеткой… Марк прямо засмотрелся на эти губы и не заметил, что Йаке перестал жевать и прищурился:
– Что?
Тёмные глаза его блеснули сквозь густые ресницы – остро и, как показалось оробевшему Марку, зло.
– Ну накормил ты меня, и что дальше?
– Ни-ничего… – с запинкой, растерянно пробормотал Марк и, наконец решившись, бухнул:
– Что у тебя за проблемы?
Йаке на мгновение опустил ресницы и начал аккуратно складывать остатки продуктов обратно в пакет.
– Никаких проблем, – коротко бросил он. – С чего ты взял?
– С того! – загорячился Марк. – Ты какой-то… не такой. Будто тебя что-то гложет.
Он схватил Йаке за запястье, на секунду ощутив под пальцами жар его гладкой смуглой кожи.
– Иди ты! – Йаке рывком высвободился, явно начиная злиться – глаза его вспыхнули, на шее в вырезе рубахи забилась жилка, и Марку невыносимо захотелось коснуться её губами. Он вздрогнул и глухо вымолвил:
– Скажи! Дай мне в морду, если тебе легче от этого станет, но скажи. Может быть, я смогу чем-то помочь. Пожалуйста, Йаке!
Тот несколько мгновений смотрел в полные отчаяния и мольбы глаза Марка. А потом, остывая, угрюмо буркнул:
– Ничем.
И отвернулся.
– Йаке!
Марк снова схватил его за руку, и тот, как ни странно, уже не отдёрнул её. По-прежнему не глядя на Марка, он с усилием выговорил:
– Мне нужно попасть в Холмы, вот и всё. Но это невозможно, если я не хочу снова сесть в тюрягу, конечно же. – Усмешка искривила его потрескавшиеся губы. – Я бы сел… потом, если б мне только удалось добраться до Холмов. – Он запнулся, увидев, как растерянно моргает Марк. – Я же говорил, тебе не понять. Забей.
И он встал с ящиков, выпрямившись во весь рост.
– Погоди! – Марк тоже вскочил. Он должен был докопаться до истины – сейчас или никогда. Любой ценой, пусть даже Йаке действительно даст ему в морду, сочтя приставалой. Но он просто не мог видеть его в таком состоянии. – Расскажи по порядку, и я пойму. Ты хочешь уехать к своим родным?
Йаке в явном замешательстве запустил пальцы в свои чёрные волосы, собранные сзади резинкой:
– Ну и липучий же ты… Нет у меня родных. И я вообще, если что… – Он опять запнулся, но выговорил: – Я фактически не коренной американец. Не лакота.
– Как это? – обалдел Марк. А Йаке, глядя в его ошеломлённое лицо, устало объяснил:
– Чтобы получить этот статус, надо родиться и жить в резервации. А мои дед с бабкой уехали оттуда, ещё когда отец был трёхлеткой. А мама у меня вообще была не лакота. И даже не индеанка. Она была из чиканос, латина. Так что для племени я никто. – Он развёл руками и вдруг, помолчав, выпалил: – Но я хочу в Чёрные Холмы, в Паха Сапа! Мне нужно… – Он вновь осёкся и пробурчал: – Отстань, а?
Марк тоже взъерошил себе волосы обеими руками, забыв о причёске. Всё то, что ему запомнилось из ночных интернет-бдений на разных сайтах, завертелось у него в голове. Статус коренного американца, льготы, субсидии, социальное расслоение…
– Твои родители умерли? – осторожно спросил он, и Йаке только кивнул:
– Как и дед с бабкой. Говорю же, в резервации я никому не нужен.
– А ты узнавал? – требовательно спросил Марк, и Йаке привычно дёрнул широким плечом:
– Ненавижу навязываться. И одалживаться. Скажут – полукровка хренов, куда лезешь. В Совете племени всё завязано на деньгах, вот и всё. Слушай, отвянь ты от меня! Зачем тебе это всё нужно?
«Мне нужен ты!» – чуть было не заорал Марк. Но вслух сказал как мог более спокойно:
– А преподобный не хочет отвезти тебя туда… ну, в Холмы?
Йаке закатил глаза с таким видом, будто Марк невесть о чём его спросил. Например, не собирается ли преподобный сходить с Йаке в казино.
– Он не захочет, если узнает, зачем мне это надо.
– А зачем тебе надо? – не выдержал Марк.
Он понимал, что уже достал Йаке до печёнок и рискует вот-вот получить от него по загривку, но…
– Не твоё дело, – решительно заявил Йаке, шагнув в сторону, и легко подхватил с пола очередной ящик. – Накормил – спасибо, а выворачиваться тут перед тобой я не собираюсь. Усёк?
Он со стуком загнал ящик в угол и нагнулся за следующим.
Марк вдруг обиделся так, что даже в глазах защипало. Йаке не доверял ему ничуточки! А ведь он изо всех сил старался убедить его в том, что просто хочет помочь!
Но Йаке упорно ему не верил.
Ну и ладно, подумаешь! Он, Марк, тоже никогда никому не навязывался и не будет.
Ни слова больше не говоря, он поднял с пола помятый пакет и, аккуратно его сложив, засунул в корзину для мусора. И направился к выходу, холодно бросив:
– Как хочешь. Пока.
Йаке молча кивнул и поднял следующий ящик. Просто робот какой-то, а не человек!
Сердито сопя, Марк завернул за угол склада, сел за руль «рено» и укатил.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, Южная Дакота.
– Наши Холмы, Паха Сапа – Черные Холмы – священное место для любого лакота. Это средоточие силы, обиталище духов, где обретаются видения. Чтобы получить имя, юноши приходят туда и постятся особым образом. Того, кто достоин видения, посещает посланник Вакан Танка, которого можно спросить о чём хочешь, и получить ответ. Внутри холмов скрыт тот мир, куда однажды возвратятся и живые, и мёртвые, и воины, и бизоны.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Глубоко заполночь Марк с досадой захлопнул ни в чём не повинный лэптоп и рухнул ничком на свою кровать, засунув обе руки под подушку. Йаке хочет поститься в своих Холмах и получить имя? Но ведь оно у него уже есть… и как, интересно, он умудрился его получить, если никогда не был в Паха Сапа и не связывался со своими сородичами в резервации? Ещё одна загадка.
Марк всей кожей чувствовал, что Йаке, который старался закрыться от него на сто замков да ещё и отгородиться забором при этом, отчаянно нуждается хоть в какой-то поддержке. Он явно привык быть один и ни на кого не надеяться, но сейчас ему просто необходима была помощь.
Что же делать, ну что?!
Марк опять поднялся с постели, рывком выдернул из гардероба старые поношенные джинсы и футболку, уже не заботясь, от Кельвина Кляйна она или нет, и начал торопливо одеваться. Если он, чёрт возьми, не позаботится о Йаке, то этого никто не сделает!
Он не стал выводить «рено» из гаража, а отправился к дому преподобного пешком, прячась в густой тени домов, если вдруг замечал редких прохожих или проезжавшую машину. Марк никогда ещё не выходил из дому так поздно, и, хотя в пригородах Рокфорда, где они жили, уровень преступности считался очень низким, ему было сильно не по себе.
А вдруг преподобный услышит шум и вызовет полицию? Вот будет картина!
И почему только он не попросил у Йаке номер его мобильника?
Впрочем, тот навряд ли бы дал его Марку.
Все эти мысли вертелись в голове у Марка, как древняя пластинка, пока он, пыхтя, карабкался через живую изгородь и, шёпотом чертыхаясь, выдирал из штанов репьи. Уже подойдя к тёмному тихому дому, он сообразил, что понятия не имеет, в какую комнату поселили Йаке, и запаниковал было, но справедливо решил, что, наверное, в гостевой.
Марк не раз бывал приглашён в дом к добряку-священнику и прекрасно помнил расположение комнат. У него, по счастью, была превосходная зрительная память. Утешая и подбадривая себя этим фактом, Марк зашёл за угол и отсчитал второе окно слева. Подобрал горсть песчинок и гальки с дорожки, неловко размахнулся и бросил в окно. Камушки забарабанили по стеклу, и Марк в ужасе метнулся в кусты.
Пластиковая оконная створка неожиданно распахнулась, и Марк уже готов был улицезреть перед собой старуху-экономку Эмми Уэнтворт в ночном колпаке, которая вот-вот завопит: «Караул, насилуют!»
Но наружу высунулся Йаке, внимательно вглядываясь в темноту сада, и Марк, с величайшим облегчением вздохнув, снова оказался под окном.
Увидев его, Йаке только поднял брови и, одним движением оказавшись на подоконнике, спрыгнул вниз мягко, как огромная кошка. Он был босиком, в обрезанных по колено старых джинсах и тёмной майке, со взъерошенными волосами… и смотрелся в сто раз лучше топ-моделей из соответствующих журналов, которые Марк втихаря покупал.
Марк тихонько вздохнул и тут же ойкнул, когда отнюдь не ласковая рука Йаке сгребла его за плечо и поволокла за собой. Он несколько раз споткнулся и едва удержался на ногах, пока вслед за Йаке дошёл до сарая, используемого преподобным как склад пожертвованных прихожанами вещей. Дверь была незаперта; Йаке всё так же, без церемоний, втолкнул Марка внутрь, едва не впечатав его лбом в косяк.
Марк собрался было запротестовать против такого обращения, но прикусил язык, взглянув в разъярённое лицо Йаке. Не стоило злить его сильнее, чем он уже разозлился.
Йаке достал из кармана крохотный фонарик, включил его и швырнул на грубо сколоченный стол, заваленный всяким старьём. В луче света заплясали пылинки. Марк чихнул и нервно потёр переносицу.
– Чего тебе опять от меня надо? – зловещим полушёпотом осведомился Йаке, склоняя голову к плечу. – Чего ты пристал? Я уже сказал, что у тебя ничего со мной не выгорит, а ты всё лезешь и лезешь!
Слышать это было обидно, но обижаться Марку было некогда. Он должен был немедленно сказать всё, что хотел, пока Йаке его отсюда не вышвырнул.
– Я хочу тебе помочь… и могу, – объявил Марк и на миг прикусил губу. – Мне плевать, что у меня с тобой выгорит или не выгорит. – Он покривил душой, говоря это, но продолжал, не сводя глаз с замкнутого смуглого лица Йаке. – Если ты так рвёшься в эти свои Холмы, я могу тебя отвезти. Вот и всё.
– Да ты ёбнулся, что ли? – после долгой паузы поинтересовался Йаке, скрестив руки на груди. – Папа твой позвонит в полицию, едва заметит, что тебя нету в кроватке… и преподобный тоже.
– Я всё продумал, – заторопился Марк. В последние два дня он действительно думал только об этом. – Мы скажем преподобному, что вместе едем в летний лагерь… и он не станет нас искать… какое-то время. Вот за это время мы и доберёмся до… Паха Сапа, и ты осуществишь там всё, что хочешь. А потом… уже неважно, что будет потом.
– А твой отец? – напряжённо вслушиваясь в каждое слово, осведомился Йаке.
Видя этот его интерес, Марк так и подскочил. Йаке, по крайней мере, его не гнал!
– Папа уезжает на деловую встречу в Торонто! – выпалил он с готовностью. – С завтрашнего дня и на две недели! Я буду ему звонить с дороги… будто бы… ну, будто бы я дома.
Он замолк, тяжело дыша и облизывая губы.
– Послушай, – с силой добавил он, чувствуя, как Йаке колеблется. – Говорю же, тебя поймают, если ты сбежишь один! Я стану тебе отличным прикрытием! У меня есть и права, и папин «додж»! Он оставит его и полетит в Торонто самолётом! Я пригоню «додж» из аэропорта! Соглашайся же! Соглашайся!
Он почти прокричал это, позабыв об осторожности, и Йаке на миг зажал ему рот ладонью. Марк так и подскочил, но Йаке тут же отпустил его и раздельно, едва ли не по слогам, произнёс:
– Зачем ты это делаешь? Ты ведь понятия не имеешь, что мне там нужно!
– Потому что это тебе нужно… – прошептал Марк, сглотнув. – Потому что ты мне… ну… нравишься.
Он неловко закашлялся, поперхнувшись невысказанным: «Потому что ты мне нужен!».
Йаке досадливо отмахнулся, помотав головой, и Марк весь похолодел от обиды и гнева, чувствуя, что сейчас всё вот-вот пойдёт прахом.
– Ты меня презираешь! – выдавил он отчаянным срывающимся полушёпотом. – Не хочешь от меня ничего принимать, потому что я гей! – Он глубоко втянул в себя пропахший пылью и старыми тряпками воздух, чувствуя, как дрожит голос, и зная, что за это Йаке начнёт ещё больше презирать его. – А между прочим, геи у вас… у лакота считались священными существами! Им поклонялись! И они могли выбирать себе в партнёры кого хотели! А я хочу тебя! Давай же, прибей меня теперь за это!
Он крепко-накрепко зажмурился, пытаясь удержать проклятые слёзы, которые уже щекотали ему перехваченное спазмом горло и жгли глаза.
– Да провались ты! – прорычал Йаке у него над головой, сгребая его за плечи, чтобы яростно встряхнуть. Марк запрокинул голову, и их губы сами собой встретились.
Это было как удар – ошеломляюще, больно, жарко и невыносимо сладко. Горячие потрескавшиеся губы Йаке терзали его рот, наказывая и лаская, и Марк задыхался, цепляясь за его локти, словно боялся утонуть, застигнутый приливом.
Наконец Йаке оттолкнул его и выпрямился. Он тоже дышал так, будто сам только что вынырнул из полосы прибоя и распластался на мокром песке.
В ушах у Марка нарастал тонкий звон, а на губах стыла солёная горечь. Он сжал губы, инстинктивно пытаясь сохранить вкус этого поцелуя.
Вкус Йаке.
Сам Йаке взирал на него с бессильной свирепостью, как настоящий волк, попавший в охотничий капкан. Только что не рычал.
Марк неожиданно понял, что начинает улыбаться.
Боже…
Как же это было смешно! Как прекрасно!
– Я тебя больше не трону, клянусь! – пообещал он со всей возможной торжественностью, но не выдержав, так и зашёлся от смеха. – Ты меня.. не бойся…
– Заткнись, ты… священное существо! – процедил Йаке, вспыхнув до корней волос и торопливо отвернувшись. – Просто ты ведёшь себя, как девчонка какая-нибудь дурная, вот и всё! И всё, и ничего такого… Не угорай, а то получишь!
Марк, продолжая неудержимо смеяться, перехватил его кулак обеими ладонями и крепко сжал:
– Так ты согласен?
Йаке тяжело вздохнул и демонстративно закатил глаза:
– А куда мне от тебя деваться? Завтра и двинем. Но потом не жалуйся, я тебя предупредил!
Глядя в его сердитые, недовольные и смущённые глаза, которые тот старательно отводил, Марк азартно выдохнул:
– Я хочу… ещё знаешь, что?
– Да иди ты! – в явной панике рявкнул Йаке и попытался выдернуть у Марка из ладоней свою руку – но не тут-то было.
– Я хочу… – неумолимо продолжал Марк, кусая губы, чтобы сохранить хоть какое-то подобие серьёзности в такой важный момент, – получить индейское имя! Имя лакота!
Он решил было, что сейчас Йаке велит ему валить ко всем чертям, но тот неожиданно буркнул:
– Подумаешь, задачка! Ты воробей, вот ты кто. Пачаншихута.
Марк поморгал, не зная, обижаться ему или ликовать. Йаке дал ему имя!
– Тогда… Бешеный Воробей, – уточнил он солидно. – Пачан… шихута Витко и Йаке Витко. – Он мечтательно улыбнулся, а потом деловито нахмурился, спохватившись. Не стоило настораживать Йаке раньше времени таким вот энтузиазмом. Успеется. Всё успеется, и поцелуи, и…. – Так что, завтра выезжаем? По рукам?
И Йаке, вздохнув, снова протянул ему свою крепкую ладонь.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Я устал, винчинчала-васичу, устал рассказывать тебе всё это, но я знаю, что говорю не только для тебя, но для всех детей лакота. Послушай ещё, я расскажу про Анпету Вакан, Свет Дня. Это тот день, когда все вернутся в старый мир, в наш индейский мир, каким он был когда-то, до прихода васичу. Там всё остается по-прежнему прекрасным. Об этом сказала одна девушка лакота. Однажды она встала рано поутру. Все её родные и её жених были убиты васичу. Густой туман стоял над Черными Холмами, и она, всмотревшись в дымку, увидела последнее стадо бизонов, появившееся из ниоткуда. Вожак вёл его прямо к горе. За ним следовали коровы, телята и несколько молодых быков, которым удалось уцелеть. Девушка увидела, как раскрылась скала. Мир внутри горы был чистым и зелёным, таким, каким она видела его, когда была совсем маленькой девочкой: реки были прозрачными, цвели дикие сливы. Бизоны возвращались в тот мир красоты, чтобы навсегда остаться в нём. Тогда вожак, в котором она узнала бизоньего бога Татанку, обернулся и крикнул ей: «Однажды и вы вернётесь домой!».
Я верю в это, я знаю это… и я, Анункасан Сапа, всё сказал.
Хейапи!
========== Йаке ==========
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Вакан Танка? Ты спрашиваешь о Вакан Танке, винчинчала-васичу? Я говорил о нём не раз, называя неназываемое, а ты спрашиваешь меня только сейчас? О, женщины! Не смущайся, винчинчала, и не красней, это не упрёк. Женские мысли обычно короче мужских, они редко устремляются вдаль и вглубь, женщин привлекает сиюминутное. Но вы прекрасны, все до единой, вы принадлежите Вечной Женщине и Солнцу – Ви. С «ви» начинаются слова «винчинчала» – «девочка», «виньян» – «женщина». Виньян – продолжательница людского рода, творительница жизни. Мужчина зачинает дитя, но не может его вынашивать, поэтому лишь женщина способна по-настоящему создавать жизнь.
Ох, я разбрасываюсь словами и мыслями, а ведь я собирался говорить о священном! Хотя что может быть священнее жизни? Вакан Танка – Великая Тайна, тайна жизни, единство четырёх Священных четвёрок, винчинчала-васичу. Две из них – добрые, мы называем их Вакан Уасака: Солнце, Небесный Дух, Мать-земля и Отец скал. Им подчиняются Луна, Ветер, Вечная Женщина и Крылатый Дух. Они помогают и живущим, и ушедшим, они добры к людям и всему живому, не чинят зла. Ты можешь просить их о помощи и защите, винчинчала-васичу, и они помогут. Если это суждено.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Марк не помнил, как добрался до дома. Вероятно, долетел, размахивая крыльями, доставшимися ему от Йаке, пусть воробьиными, но крыльями! Он не хотел задумываться о том, пренебрежительное это прозвище или ласковое. И почему Йаке ассоциирует его, Марка, именно с воробьём, уж не потому ли, что он чересчур остроносый, мелкий и много болтает? Это, конечно, были важные вопросы, но ничто не могло сравниться с тем, что Йаке его – поцеловал!
Первый поцелуй в жизни Марка стал таким великим событием, что он не мог опошлить его даже записью в своём тайном, закрытом для всех блоге. Он мог только снова и снова вспоминать, как сухие потрескавшиеся губы Йаке впились в его губы, жадно их раскрывая. И при этом воспоминании у Марка сладко и больно ныло всё внутри, словно он опять очутился в объятиях Йаке, прижавшись всем телом к его напрягшемуся горячему телу.
А Йаке завёлся, да ещё как! Марк же почувствовал!
«Потому что ты ведёшь себя, как девчонка какая-то дурная, вот я и…»
Конечно же, он именно так и должен был оправдаться! Вот смешной…
Марк пролежал без сна остаток ночи, вспоминая, мечтая и улыбаясь, пока не услышал, как в своей спальне начал возиться папа, собираясь в дорогу. Тут он и сам спохватился – пора было готовиться к грядущей поездке с Йаке в неизвестность!
Стоя над раскрытым чемоданом с дорожным несессером в руках, Марк, впрочем, опять задумался – как раз об этой неизвестности. Зачем Йаке так рвался в свои Чёрные Холмы?
Марк прочёл всё, что смог найти в Интернете о священных горах лакота, о Паха Сапа – Чёрных Холмах. Он даже до Дэна Симмонза добрался, но и эта многостраничная эпопея мало что ему дала. Йаке искал видений? Хотел получить новое имя? Зачем, если он так явно гордился тем, которое носил?
Объяснить Марку всё до конца мог только сам Йаке, и Марк собирался вытрясти из него это объяснение любой ценой. Возможно, Йаке считал, что Марк просто доставит его к Чёрным Холмам через территорию трёх штатов, а потом помашет ручкой и свалит в туман?
Долго же ему пришлось бы этого дожидаться!
Оставлять Йаке одного Марк не собирался ни сейчас, ни потом.
Никогда.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Чёрные Холмы, Паха Сапа – это обиталище добрых духов, винчинчала-васичу, то место, где земля может раскрыться, а прошлое – слиться с настоящим и будущим. Мы приходим туда искать видений и разговаривать с добрыми духами. Там живёт Вакан Уасака, вся священная четвёрка добрых духов, и в этом месте Отец скал главенствует над нею.
Да, и я приходил туда искать видений, искать себе новое имя, имя воина. Мне было четырнадцать зим от роду. Тогда васичу ещё не разорили нашу землю дотла, хотя уже охотились на людей лакота, словно на бизонов. Война стояла перед входами в наши палатки, и многие лакота, сами не зная того, были обречены. Я молился и постился в полном одиночестве, войдя под сень Паха Сапа, и горы высились надо мною, как лики людей, давно ушедших или ещё не родившихся. Я только смачивал губы водой из ручья и пел священные песни, пока хватало сил. На пятый день я очень ослабел. Я лежал у подножия огромного кедра и смотрел в небо сквозь переплетение ветвей. Вечное небо, Скан, готово было принять меня, и Бесконечный огонь ждал, когда к нему придёт моя душа, «наги». И тут я услышал клёкот орла, огромного чёрного орла, который спустился прямо ко мне и сел рядом. Он был величиной с человека, и клюв его был покрыт свежей кровью, но я не боялся его. Он стал моим покровителем, духом, который всю жизнь незримо парит надо мною и оберегает от зла. Анункасан Сапа, Чёрный Орёл – вот имя, что я получил от него, забыв младенческое прозвище, данное мне матерью.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Марк очень любил папу и обычно грустил, когда тот надолго уезжал из дома. Ведь, по сути, папа был его единственным другом, единственным человеком, который понимал его. Но сейчас, провожая отца на посадку в самолёт, он едва не приплясывал от нетерпения, изо всех сил стараясь это скрыть. Наконец папа прошёл предполётный контроль, и Марк, в последний раз махнув ему рукой, стремглав кинулся к «доджу», оставшемуся на стоянке у аэропорта. Предстояло ещё запудрить мозги преподобному Лайтману, опекуну Йаке, но Марк надеялся на то, что это будет самым простым делом – добряк-пастор знал Марка с пелёнок, дружил с его родителями и никогда не заподозрил бы Марка ни в чём дурном.
Получилось всё именно так, как и предполагал Марк. Наивный старичок очень обрадовался тому, что у Йаке появился друг, тем более «такой замечательный молодой человек, как Марк, талантливый и чуткий», как он выразился, провожая Йаке до машины. Марк залился краской до самой макушки под ироническим взглядом Йаке.
У того с собой была лишь спортивная сумка, перекинутая через плечо, и не сказать, что туго набитая. Впрочем, Марк уже давно понял, что Йаке во всём придерживался минимализма.
Марк открыл ему багажник, а сам торопливо шлёпнулся на водительское место, стараясь не глядеть на Йаке, который невозмутимо обогнул «додж», распахнул дверцу и степенно уселся рядом, усмехаясь уголком губ. Марк, конечно же, сразу вспомнил вкус этих самых губ и покраснел ещё больше, хотя, казалось, больше и некуда было.
– Помолчи, а? – простонал он то ли умоляюще, то ли угрожающе, включив зажигание и ненароком задев коленку Йаке, который с трудом уместил свои длинные ноги под приборной панелью. – Мне и без того…
Он запнулся.
– Ссыкотно? – ехидно подсказал ему Йаке. Он, видимо, тоже почти не спал после ночного ухода Марка и чувствовал сейчас ту же неловкость, что и Марк, потому и язвил. – Дальше будет хуже, учти. Ты, конечно, артист и всё такое, но копы могут не отстать от нас так легко, если вдруг стопорнут. Я тебя про тюрягу предупреждал? Примеришь оранжевую робу вместо своего навороченного прикида, реально.
– От-ва-ли, – по слогам процедил Марк, выводя «додж» на шоссе. – Ты меня что, нарочно запугиваешь?
– Да, – подтвердил Йаке негромко и серьёзно. – Насчёт тюряги я гоню, конечно, никто тебя туда сразу не засунет, такого примерного ангелочка, все сразу кинутся тебя выручать по первому же звонку… но…
Он помедлил, подбирая слова. Марк искоса посмотрел на него – прядь воронёных волос падала Йаке на лоб, выбившись из небрежно собранного сзади хвоста. Марку ужасно захотелось поправить эту прядку, однако он не осмелился.
– Что «но»? – вместо этого спросил он и опять уставился на дорогу. Следовало быть крайне внимательным, скорость не превышать и вообще никак не привлекать к себе внимания сил правопорядка – тут Йаке был абсолютно прав.
– Но ты себе всю жизнь перекорёжишь, – настойчиво произнёс Йаке. – Мне-то терять нечего, а ты что в резюме для разных крутых универов напишешь? Что угнал папину тачку ради бешеного правонарушителя-скина?
– Что такое «скин»? – помолчав, спросил Марк, и Йаке по своей привычке закатил глаза:
– Краснокожий, что, что. Ты по теме скажи, не перескакивай!
– Насрать, – лаконично и без раздумий ответил Марк, вздохнув так глубоко, что в горле аж запершило. – Папа мне всегда говорил, что надо правильно расставлять приоритеты. Так вот, мой приоритет – ты. Вот и всё.
– Да, парень, ты реально спятил, – после длинной, очень длинной паузы пробормотал Йаке и затих.
Марк опять краем глаза глянул на него – тот привалился плечом к дверце, умостившись поудобнее, и закрыл глаза, сделав вид, что спит, или на самом деле задремав. Поэтому Марк наконец-то получил возможность беспрепятственно любоваться чёткими линями его скулы и подбородка, угольной тенью сомкнутых ресниц, ямкой в углу твёрдого рта…
Губы Йаке шевельнулись:
– На дорогу лучше зырь.
У-у, волчара вреднющий!
Марк обиженно отвернулся.
…Им везло. Им очень сильно везло – их «додж» никто не остановил, они не привлекли ничьего внимания ни на бензозаправке, ни в кафе, где они купили жареного цыплёнка по-кентуккски на вынос и кофе. Подумаешь, два пацана на машине, эка невидаль!
Нервничавший доселе Марк немного расслабился, хотя по мере продвижения назревал новый повод для беспокойства. В груди у него вновь сладко щемило при мысли о неизбежно предстоящей совместной ночёвки, но он страшно боялся сам всё испортить. Потому что Йаке явно думал о том же самом, только в ином – не сладостном, а скорее паническом – разрезе. Он не смотрел на Марка, досадливо хмурился и молчал как каменный.
Вот дурачок-то.
Марк прямо плавился от нежности, косясь на его сумрачную физиономию, но тоже молчал.
Когда в наступившей темноте они остановились возле придорожного мотеля, Йаке наконец решительно заявил:
– Я заночую в машине.
Марк был готов к такому повороту событий и немедля отозвался:
– Хватит придуриваться! Ты тут не поместишься. Боишься меня, что ли? Я тебя не изнасилую.
Он по-разбойничьи прищурился. Такой аргумент бил ниже пояса, но как раз этого ему и хотелось.
– Иди ты… – вяло огрызнулся Йаке, уныло вылезая из машины и открывая багажник, чтобы достать вещи. – Иди… вон в кассу, закажи два номера.
– Денег нет на два, – кротко предъявил Марк второй неоспоримый аргумент, изо всех сил пряча ликующую улыбку. – Можешь лечь на полу, так уж и быть.
Йаке только зубами скрипнул, и Марк не выдержал – рассмеялся.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Я старик, винчинчала-васичу, и время моё утекает. Но я любил любить, хотя почти позабыл о том, как это делается… Ты улыбаешься, и это хорошо. Я сболтнул такую несусветную глупость только для того, чтобы рассмешить тебя. Конечно же, я не забыл. Ваши Шина Сапа – Чёрные Рясы – всё время твердят о том, что влечение тел – это грех, но это не грех, винчинчала-васичу.
Наши тела созданы Вакан Танкой гармонично и соразмерно, и он вложил в них тягу друг к другу, чтобы ни одному живому существу не было одиноко. Чтобы холодная пустота не поселялась ни в чьём сердце, ибо нет ничего страшнее такой пустоты.
*
20.. год, мотель на федеральной трассе, штат Айова.
Конечно же, Йаке не лёг на полу. Он наверняка прекрасно понимал, каким идиотизмом это бы выглядело. Когда Марк вернулся из душа, он уже лежал на своей половине широченной двуспальной кровати, отвернувшись к тумбочке и замотавшись в простыню, как в кокон. Старательно делал вид, что спит, но его выдавало совершенно неслышное дыхание.
– Спящие люди так не дышат, – ехидно проронил Марк, аккуратно развешивая на спинке стула свою влажную футболку. – Они, как минимум, сопят.
Йаке старательно прикидывался глухонемым. Из-под верхнего края белого кокона торчали пряди его растрёпанных иссиня-чёрных волос, а из-под нижнего высовывались смуглые пятки. При его размерах закутаться в простыню как следует было просто невозможно.
Марк нечеловеческим усилием воли удержался от того, чтобы не пощекотать его за пятку, понимая, что с психу Йаке вполне способен врезать ему этой самой пяткой в нос. Он просто осторожно прилёг на свою половину кровати, собираясь дождаться, когда тот немного успокоится и расслабится.
