Текст книги "Однажды и вы вернётесь домой (СИ)"
Автор книги: sillvercat
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Марк ==========
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
– Уоштело! Я доволен! Доволен, что ты слушаешь меня, винчинчала-васичу, и понимаешь меня. Хотя я, Анункасан Сапа, с трудом говорю на языке васичу, а ты совсем не знаешь языка свободных лакота. Я родился, когда лакота ещё были свободными, а стада буйволов наполняли прерию топотом своих копыт. Ты просишь меня рассказывать об этом, винчинчала-васичу, но я говорю не для тебя и не для себя. Если ты сохранишь мои слова в той волшебной коробке, которую держишь в руке, дети лакота, возможно, когда-нибудь услышат их. Сейчас эти слова им не нужны. Они согнулись перед силой васичу, остригли свои волосы и слушают только то, что им говорят Шина Сапа – Чёрные Рясы, потому что надеются, что васичу дадут им за это часть своей силы. О Вакан, какие же они глупцы! Майа Овичапаха, Мать всего сущего, отвернётся от них, если они забудут её. И тогда они погибнут.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
– Сегодня пятое апреля, – сказал Марк в камеру и поспешно опустил руку, которой собрался было пригладить волосы. Хотя запись эту он делал исключительно для себя и вешал в закрытый для всех блог, не стоило портить момент суетливыми жестами. Тем более что с его волосами всё было окей. Недаром он по сто раз в день утром и вечером проводил по ним жёсткой щёткой, как было принято в аристократических английских семействах. Он читал про это в журналах «Модерн Брайд», «Вог» и в маминых сентиментальных романах.
Чёрт! Задумавшись, Марк затянул паузу. Момент всё-таки был испорчен.
Он откашлялся, быстро пригладил волосы и снова нажал на клавишу.
– Сегодня пятое апреля. Знаменательный день в моей жизни. Я влюбился. Его зовут Йаке.
Йаке. Вот это имечко!
Вот это парень.
Марк Митчелл никогда раньше не встречал таких.
Он нажал на «Стоп» и закрыл глаза.
Да, он влюбился сразу же. Окончательно и бесповоротно. Втюрился, втрескался, запал. Влип.
Последнее слово было, возможно, наиболее точным, потому что Марк как раз поднимался с пола, весь залитый сладким и противным слашем, когда впервые увидел этого парня.
Тогда Марк ещё не знал, как его зовут, не знал, что Йаке только это имя и признаёт, только на него откликается. Он просто ошеломлённо стоял, машинально вытирал лицо промокшим носовым платком, перемазываясь при этом ещё больше, и пялился на незнакомца, как зачарованный.
Да и не он один. Вся толпа даунов, которых Марк от души презирал – старшеклассников средней школы имени Джона Адамса – наконец заткнулась, и в коридоре на миг наступила гулкая тишина. Только какая-то мелюзга во дворе продолжала визжать.
Марк тоже готов был завизжать, уставившись на новичка, который вообще ни на кого не смотрел. Преспокойно себе шёл, изучая таблички на дверях кабинетов – вышагивал плавной горделивой походкой. Будто вышедший на охоту зверь – пума какая-нибудь, например, или рысь.
Худое горбоносое лицо парня с острыми скулами – прямо обрезаться можно! – было совершенно равнодушным, словно и не на него сейчас были нацелены любопытные взгляды всей старшей школы. Одет он был кое-как – в линялые джинсы и синюю мятую футболку. Марк никогда и вообразить не мог, что обратит внимание на подобного оборванца дольше, чем на пять секунд.
Угольно-чёрные волосы новичка свободно рассыпались по спине и плечам. Плечи эти, кстати, были широченными, да и рост впечатлял – никак не ниже шести футов.
Марк скомкал замусоленный платок и окончательно выпрямился.
Тут взгляд тёмных, как смола, прищуренных глаз незнакомца упал прямо на него, и глаза эти чуть расширились. Марк с оборвавшимся сердцем сообразил, что выглядит, как полное дерьмо и лузер, кем он, по сути, и являлся. Его светло-бежевая рубашка от Бриони была безнадёжно заляпана ярко-розовыми брызгами проклятого слаша, аккуратная причёска превратилась в подобие вороньего гнезда.
Парень отвернулся, ещё раз посмотрел на табличку, украшавшую дверь кабинета американской истории, распахнул эту самую дверь и скрылся из виду.
Коридор возбуждённо загудел. Дауны немедля принялись обмениваться впечатлениями по поводу новичка, особенно девицы. Сьюлин, капитанша команды помпономахательниц, грудастая пышнокудрая рыжуха, что-то зашептала на ухо своей лучшей подружке, тощей блондиночке Рите, и Марк мог бы поклясться, что она шепчет: «Вот бы с кем перепихнуться!»
Ещё бы!
И тут до Марка наконец дошло, что потрясный парень вошёл прямиком в тот кабинет, где у него самого по расписанию был семинар!
Он опрометью ринулся в туалет, чтобы привести свою пострадавшую персону хотя бы в относительный порядок. В туалете, к счастью, не наблюдалось ни одного из уродов-футболистов, обычно донимавших Марка. Он как мог тщательно вымыл голову под краном, совсем измочив при этом рубашку, но надеялся на то, что шёлк быстро высохнет.
Рита и Сьюлин, эти тараторки, не раз с презрительным сожалением советовали ему не надевать в школу дорогие вещи. Ну а куда ещё Марку было их надевать, в конце-то концов?! Он пока что робел ходить в гей-клубы и вообще был домоседом. Опять же, слашем его обливали не каждый день, хотя толкали на ходу очень часто, а однажды даже швырнули в мусорный бак под издевательский гогот. Козлы. Хорошо, что в тот поганый день на нём были обычные «ливайсы» и цветная футболка, хоть и от Лакоста – после занятий в художественном классе он собирался подстригать газоны у соседей по кварталу. Он всегда старался сам зарабатывать и в реале, и в виртуале, чтобы оплачивать свои брендовые интернет-покупки, не клянча деньги у папы.
Марк старательно расчесал влажные волосы перед тусклым зеркалом и помчался в кабинет истории, моля Бога о том, чтобы харизматичный новичок не ошибся дверью.
Но он был там! Сидел за последним столом в углу, уткнувшись в свой мобильник и по-прежнему не обращая внимания на перешёптывания вокруг. Когда запыхавшийся Марк перешагнул порог класса, парень лишь на короткий миг вскинул на него безразличный взгляд.
«Ну ладно же», – сказал себе Марк и, тряхнув головой, прошествовал на своё место – перед самой учительской кафедрой. Он всегда предпочитал быть на виду у преподавателей. Чтобы те, во-первых, заметили, как Марк усердно занимается, ну а во-вторых – защитили его от даунов, если бы те, как нередко случалось, вздумали бомбардировать его шариками из жёваной бумаги. Но сейчас он впервые пожалел о своём выборе, ибо глазеть на новичка мог только искоса, делая вид, что роется в своей сумке.
Хотя практически тут же Марку выпал шанс рассмотреть его открыто. Преподавательница истории, мисс Клауд, внимательно изучив разложенные на столе бумаги, объявила:
– Джон Уанкроу!
Поскольку среди старшеклассников никого с таким именем прежде не наблюдалось, все сделали резонный вывод, что оно принадлежит новичку. Но тот и ухом не повёл. Сидел себе, вытянув длинные ноги, и изучал свой девайс так прилежно, словно только что его купил.
– Джон Уанкроу! – снова воскликнула мисс Клауд, уже с какой-то беспомощностью, и только тогда парень наконец поднял на неё глаза и поднялся сам, неспешно положив мобильник на стол.
– Меня зовут Йаке.
Голос его оказался мягким, низким, и проехался сразу по всем нервам затаившего дыхание Марка.
Дауны вокруг загудели, а мисс Клауд растерянно постучала карандашом по столу:
– Простите, но ведь вы значитесь в документах как Джон Уиллард Уанкроу…
– Если вы хотите, чтобы я откликался, зовите меня Йаке, – спокойно ответствовал парень и после паузы добавил: – Мэм.
Мисс Клауд развела руками – снова с какой-то неловкой беспомощностью. Глаза её за стёклами очков беспокойно заморгали:
– Это… интересное имя.
«Быстро же ты сдалась!» – со злорадным торжеством подумал Марк.
А парень сдержанно и безо всякого злорадства объяснил:
– Я из народа лакота. Резервация Пайн-Ридж. И мне не нужно белое имя васичу.
– Ишь ты! – издевательски бросил кто-то сзади. – Подумаешь, вождь!
По кабинету прокатился хохоток, и снова наступила напряжённая тишина.
– А что же означает это имя, позвольте спросить? – с живым интересом осведомилась мисс Клауд.
О да, Марку тоже хотелось бы это узнать!
Помолчав, Йаке коротко бросил:
– Волк.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, Южная Дакота.
– Тот, Кто Носит Серое Одеяло – так мы называем йаке, волка. Он не просто существо, но дух. Свободный дух. Почти в каждом йаке живёт душа ушедшего воина, которую мы называем «наги», – живёт, пока не соберётся с силами, чтобы уйти к Чёрным Холмам или к Бесконечному Огню. Наги может и навсегда войти в тело какого-нибудь йаке, чтобы остаться майашлеча, зверем-духом, который поёт у Бесконечного Огня свои песни. Ты можешь слышать эти песни каждую ночь на нашей земле, винчинчала-васичу. Твои отцы убили нас, убили буйволов, но не смогли убить йаке, и теперь Носящие Серые Одеяла поют по ночам погребальную песнь… Твои глаза грустят, винчинчала-васичу. Не печалься. Скажу тебе ещё, что сама Майа Овичапаха, Мать всего сущего, часто показывается людям в облике жёлтой, как земля, волчицы.
**
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Конечно же, после занятий Марк упустил Йаке из виду. Тот исчез так быстро, словно ему не внове были хитросплетения школьных коридоров, а Марк замешкался, уныло обдумывая, с какого бока лучше подъехать к новичку, чтобы тот не сразу вколотил его в пол.
И конечно же, неразлучные и непроходимые тупицы Сьюлин и Рита в своей униформе команды поддержки не преминули Марка поддеть, столкнувшись с ним на крыльце:
– Ищешь этого Йаке? Не дури, Принцесса. Он же тебя по стенке размажет, если поймёт, что ты ему глазки строишь.
Напевный голос Сьюлин был полон почти непритворного сочувствия.
– Отстань, Сью, – пробурчал Марк, пытаясь протиснуться мимо так, чтобы не задеть её пышную грудь, нарочито выпяченную вперёд. – Думаешь, он на твои глазки быстрее клюнет, что ли?
– У меня имеется кое-что получше глазок, – фыркнула та и нахально огладила себя по бёдрам. – Такого добра ты даже после пластической операции не наживёшь, Принцесса!
Вот кобыла!
Марк протестующе замычал и позорно удрал, слыша позади глупое хихиканье.
Понятное дело, что в ту ночь он спал от силы часа два. Лежал в обнимку с верным лэптопом и с тоской думал о том, что мерзавка Сьюлин права – гетеросексуальность новичка сомнений не вызывала. Но… но мечтать-то Марку никто не мог запретить! Он и мечтал, захлопнув наконец лэптоп, растянувшись на скомканных простынях и почти с отчаянием уставившись в тёмный потолок, по которому метались тени от раскачивавшихся за окном тополиных веток. Он снова как наяву, видел Йаке, мягкой поступью идущего по коридору, его резкое хмурое лицо, казавшееся совсем взрослым, и высокую крепкую фигуру.
Нет, это было невыносимо!
Папа безмятежно храпел за стеной, оглашая дом затейливыми руладами, а Марк вместо потолка снова уставился в монитор, лихорадочно вбивая в строку поискового запроса: «лакота», «йаке» и «резервация Пайн-Ридж».
Он еле дождался утра, но оделся очень тщательно – в бежевые слаксы и кофейную рубашку от Ральфа Лорена, подходившую к его светлым глазам и волосам. Потом слегка замазал тональником круги под глазами – следы ночного бдения, и неохотно спустился к завтраку. Он любил папу, но сейчас был не в том настроении, чтобы отвечать на его обычные подколки по поводу своей одежды или тональника.
Но сегодня отец, как ни странно, был немногословен, и, прихватив с собой завтрак, Марк с превеликим облегчением выскользнул за дверь, спеша к своему маленькому синему «рено». «Рено» был маминой машиной, в нём ещё сохранился аромат её старомодных французских духов «Клима», а в бардачке – всякие милые пустяковины, которые Марк берёг как зеницу ока. Права он получил в шестнадцать, совсем недавно, и относился к машине очень аккуратно, прежде всего потому, что она когда-то была маминой, и он боялся навредить ей неосторожным вождением.
Марк снова задумался обо всём, что прочёл ночью в Сети, и в этой задумчивости совершил роковую ошибку: припарковал «рено» не на учительской стоянке, на что выпросил полгода назад разрешение у директора – а на ученической, причём даже не заметил, что рядом стоит новёхонький чёрный «кадди» Задиры Фрэнка.
За что почти немедленно и поплатился.
Задира Фрэнк был квотербеком школьной футбольной команды, парнем Королевы Сьюлин… и ему в этой долбанной школе дозволялось практически всё. Поэтому Марк так и обмер, когда услышал за спиной его раздражённый голос:
– Эй, Принцесса! Ты не офигел ли? Ты как посмел свою поганую гейскую развалюху рядом с моей машиной поставить?
Марк похолодел и тут же вспыхнул от бессильного гнева.
– Это не… не развалюха! – запальчиво крикнул он, невольно сжав кулаки, но сразу осёкся. Не стоило злить Фрэнка ещё сильней: – Я отгоню её, извини.
– Мы сами, – промолвил Фрэнк почти ласково. – Мы тебе поможем, Принцесса. Мы всегда помогаем… бабам.
Его высоченная фигура, напоминавшая очертаниями хороший шкаф, высилась над малюткой «рено», как фигура палача. Позади него, злорадно ухмыляясь, стояли другие уроды из школьной футбольной команды. Всего четверо.
– Не смейте! – отчаянно крикнул Марк и затравленно огляделся, собираясь позвать на помощь.
Но было уже слишком поздно. Громилы с жеребячьим ржанием принялись раскачивать несчастный «рено», стараясь перевернуть его, а один из них, Санни, здоровенный чернокожий корнербек, ухватил Марка за грудки, едва не придушив.
«Боже, о Боже!» – в ужасе думал Марк, вспотев от страха, но ещё пытаясь трепыхаться. Радостная физиономия Санни и довольные рожи остальных придурков расплывались у него перед глазами. «Рено» жалобно скрипел, раскачиваясь в их огромных лапищах. Сейчас они перевернут автомобильчик, поставят на крышу, помнут дверцы! Изломают и погубят все мамины милые вещицы, которые Марк так заботливо сохранял!
Он судорожно зажмурился, желая, чтобы Санни наконец и впрямь придушил его.
Вдруг «рено» перестал скрипеть, а уроды – ржать. Напряжённый голос Задиры Фрэнка как-то сдавленно произнёс:
– А тебе чего здесь надо, ты…
Он не договорил. Раздался странный хруст, хрип и бульканье. Пальцы Санни, стискивавшие Марку горло, медленно разжались, и Марк кое-как приоткрыл один глаз.
Новичок, Йаке, спокойно стоял перед капотом «рено», скрестив руки на груди, а остальные ошалело пятились назад, прочь от него. Задира Фрэнк скрючился в три погибели и закрыл ладонями лицо – из-под ладоней его просачивались алые капли, падавшие на бетон стоянки.
Он корчился, даже не пытаясь разогнуться, и Марк вдруг ощутил прилив такого яростного восторга, какого раньше не испытывал никогда.
Задиру Фрэнка наконец-то накормили собственным пирожком! И кто!
Задыхаясь от смятения и ликования, Марк уставился на невозмутимое лицо Йаке.
– Ты чего-о? – прогундосил наконец Фрэнк с каким-то почти детским изумлением в голосе – ведь за всё время своего чемпионства он был неприкосновенен в драке и свыкся с этим. – Ты мне нос сломал, сука! У меня завтра игра! Я… сейчас пойду к Филину! К директору! Он вызовет полицию! И тебя посадят за нападение!
Он звучно хлюпнул пострадавшим носом, не отнимая рук от лица, а потом свирепо глянул на своих дружков потемневшими от боли глазами:
– Уройте же его, чего вы пялитесь?!
– Сам и урой, – пробурчал за всех Санни, стремительно разворачиваясь. – Ты чего, не видишь, что ли? Он же бешеный, этот краснокожий. Бешеный Волк!
– Ты угадал, – степенно кивнул Йаке, и угол его плотно сжатого рта дёрнулся в усмешке. – Моё полное имя – Йаке Витко. Бешеный Волк.
Проглотив слюну, Марк ошалело уставился сперва на бесстрастное лицо Йаке, а потом – на лужицу крови, расползающуюся по бетону под ногами Фрэнка.
Он почувствовал, как собственная кровь отливает у него от лица, и скулы словно стягивает морозом. Он не смел поднять глаз, борясь с неожиданно нахлынувшей тошнотой.
– Ты пожалеешь! – выкрикнул Фрэнк, и сразу же раздался дружный топот ног.
Верзилы из футбольной команды просто-напросто сбежали.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, Южная Дакота.
– Кровь? Кровь должна литься, винчинчала-васичу. Кровь – что вода в реке, бежит по жилам и пропитывает землю. Лакота не боятся крови и щедро проливают её – свою и чужую. Пощады мы не просим и не даём. Мы проливаем кровь врагов, чтобы обновить её, – так же, как они обновляют нашу. Ша – красный цвет, цвет крови и жизни. Святые люди называют тёмно-красный цвет краски, которую мы наносим на себя для Танца Солнца, цветом новой жизни. Красный цвет – это прошение о тепле и об изобилии животных, которых мы убиваем на охоте. Человек, который красит лицо и тело красным, нравится духам, винчинчала-васичу.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
– Трусы! – азартно заорал Марк срывавшимся от пережитого напряжения голосом. – Дураки и трусы!
Он порывисто обернулся и сразу сник, наткнувшись на пренебрежительно-насмешливый взгляд Йаке. Как лбом в стену врезался со всего размаху, честное слово.
Что Йаке должен был думать о нём самом?! Понятно что.
– Я не трус, – пробормотал Марк, вскидывая подбородок под этим испытующим взглядом и краснея до ушей. – Их слишком много, и они вечно меня достают. Потому что я не скрываю, что гей.
– Гордишься этим? – Йаке сощурил свои раскосые тёмные глаза.
– Жалеешь, что заступился за меня? – вспыхнул Марк и тоже вызывающе сощурился, хотя у него все поджилки тряслись, а сердце противно ёкало.
Так они и стояли, меряя друг друга взглядами, пока Йаке, снова чуть усмехнувшись, не проронил:
– Нет. Не жалею.
Со стороны школы раздался дружный топот нескольких пар ног, и оба они, как по команде, повернулись туда.
На автостоянку мчался начальник школьной охраны, мистер Коллинз, в сопровождении двух своих помощников. Было ясно, как день, что Задира Фрэнк добрался до директора. Как и обещал.
Марк испустил глубокий вздох.
– Тут я справлюсь сам – мне отлично удаются переговоры, – важно поведал он, расправив плечи. И, не сумев удержаться, всё-таки добавил: – Почему ты ни о чём не спросил этого мудака, а сразу ему врезал? Я, конечно, только рад этому, но…
– Если хочешь победить, всегда бей первым, а не защищайся, – преспокойно ответствовал Йаке, и Марк даже застонал – ну что за методы борьбы!
Но в кабинете директора Тейлора у Йаке хватило ума об этих первобытных методах умолчать. И вообще он почти всё время молчал, предоставив Марку гневно живописать, как всё было на самом деле, и размахивать руками. Он сидел на диване со скучающим и отрешённым видом и смотрел в окно, за которым бойко щебетали синицы, прыгавшие по веткам граба.
Казалось, что эти синицы гораздо интереснее ему, чем то, что происходит в кабинете, хотя здесь, между прочим, решалась его судьба.
– Ваш опекун, преподобный Лайтман, учитывая ваше прошлое, Джон Уанкроу, поручился за вас, – укоризненно проговорил директор, которого вся школа втихомолку звала Филином – за немигающий взгляд больших круглых глаз, ещё и увеличенных стёклами старомодных очков. – Я надеялся на ваше понимание ситуации.
– Он защитил меня! – в очередной раз пылко вскричал Марк. – Никто никогда меня не защищал! И администрация школы в том числе! – укоризненно прибавил он.
– Я не просил никого за меня поручаться, – пропустив этот супер-эмоциональный пассаж мимо ушей, почти лениво сказал Йаке.
– Вы предпочли бы остаться в исправительном заведении штата для подростков? – сухо осведомился Филин, и Марк так и ахнул, невольно вытаращившись на Йаке. Что?! Этот парень был в тюрьме?!
Хотя… такое было вполне возможным и даже предсказуемым.
– Нет, – легко ответил Йаке и повёл плечом. – Не предпочёл бы.
Мистер Тейлор с явным облегчением счёл этот ответ за признание вины и ещё долго читал нотацию о правилах поведения, принятых в этой средней школе, о её миролюбивых традициях, восходящих ко второму президенту Соединённых Штатов. Именем которого и была названа школа – то бишь Джону Адамсу.
И Марк, и Йаке молчали, слушая его разглагольствования как рекламную болтовню по телику, то есть пропуская мимо ушей.
Наконец Филин отпустил их, наложив на Йаке взыскание – ежедневное дежурство по столовой в течение двух недель. Йаке задумчиво кивнул и так стремительно вышел, по своей привычке, что Марк едва успел его догнать – уже за школой, всё на той же автостоянке.
Может быть, следовало остаться в школе, где всё ещё шли занятия, но Марку уже было на них наплевать.
– Постой! – запыхавшись, выкрикнул он, и Йаке остановился, искоса глядя на него.
Господи, как же он был красив, когда стоял вот так, засунув руки глубоко в карманы своей спортивной куртки! Длинные волосы его трепал ветерок и… и для полноты картины Йаке не хватало только мустанга под собой.
Или его, Марка.
Он сразу взмок от этой бесстыжей мысли. Откуда она, чёрт побери, взялась?! Он ведь ни разу в жизни даже не целовался.
– Ты что, и вправду сидел в тюрьме? – выпалил Марк, лишь бы что-то сказать, лишь бы удержать Йаке возле себя ещё хоть на минуту – и тут же понял, что это был не самый лучший вопрос.
Йаке раздражённо поморщился:
– Два месяца в Пеннингтоне. Потом меня забрал ваш священник, мистер Лайтман, оформил опекунство. Я его не просил.
– Понятно… – ошарашенно протянул Марк и снова ляпнул: – По твоей… этой философии… ну, бей первым и всё такое – неудивительно, что тебя посадили.
Йаке снова покривился и резко ответил:
– Если бы дураки-ирокезы, или как их там, сразу покрошили бы ваших отцов-основателей, едва те заявились сюда на своём сраном «Мейфлауэре», вместо того чтобы кормить их кукурузой, вся история пошла бы по-другому.
– Пожалуй… – хлопая глазами, пробормотал Марк. – Скажи об этом мисс Клауд.
– Скажу, – пообещал Йаке и снова повернулся, чтобы уйти.
Нет, Марк решительно не желал с ним расставаться!
– Постой же! – выкрикнул он в отчаянии. – Тебя, может, подвезти? – Он кивнул на свой «рено», так и оставшийся смирно стоять возле «кадиллака» Задиры Фрэнка. Выходит, Фрэнк не так уж страшно и пострадал, если его папочка тут же не примчался в школу и не повёз своего отпрыска к врачу, – мелькнула мысль.
Йаке сжал губы, и Марк, ловивший каждое его движение и эмоцию, будто радаром, выдавил с бешено забившимся сердцем:
– Ты не хочешь, потому что я гей?!
– Я не хочу, потому что я не влезу в эту твою игрушку, – исчерпывающе пояснил Йаке, сдвинув брови, и Марк от облегчения чуть не сел прямо на грязный бетон стоянки.
– Это мамина машина, – зачем-то сказал он, а потом добавил, поколебавшись: – Мама… она умерла. В прошлом году.
Йаке едва заметно кивнул, и опять воцарилось неловкое молчание.
– Как ты вообще относишься к геям? – наконец в упор спросил Марк, умоляюще на него уставившись. Он торопился выяснить всё сразу, чтобы знать, чего ему вообще ждать. И даже замычал от разочарования, когда Йаке с совершенно предсказуемым смешком откликнулся в стиле идиота-шоумена Зака Галифианакиса:
– Я к ним не отношусь. – И хмыкнул, покосившись на вытянувшееся лицо Марка: – Я девчонок люблю.
– А я – парней! – огрызнулся Марк и едва не брякнул: «Тебя, Йаке Витко!». Он сцепил зубы, катнув желваками не хуже Йаке, и храбро заявил: – Я тебя приглашаю на ужин в пиццерию Лукаса. Не отказывайся, а? Должен же я тебя… отблагодарить за своё чудесное спасение.
Он протараторил это, ненавидя свой вздрагивавший от волнения голос, но ничего не мог с собой поделать.
Господи, как же он хотел ещё немного побыть рядом с этим парнем!
Йаке подумал и снова решительно покачал головой:
– Нет. Извини.
– Но почему?! – закричал Марк.
И тот бесстрастно объяснил:
– Чтобы ты ничего не ждал и ни на что не надеялся. Говорю же – я не гей.
И пошёл прочь своей проклятущей плавной походочкой – поступью дикого зверя или воина, вышедшего на тропу войны.
– Тогда… просто спасибо тебе! – шмыгнув носом, мужественно закрыл тему Марк, приказав себе не раскисать, а немедля обдумать стратегию и тактику дальнейшего штурма этой крепости.
Йаке, чуть повернувшись к нему, весело отозвался:
– Если что, обращайся. Сниму со всех скальпы.
И Марк через силу засмеялся – ну что ему ещё оставалось делать?
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, Южная Дакота.
– Я, Анункасан Сапа, называю тебя «винчинчала», что означает «девочка». Но слово это начинается с «ви». Ви – Солнце, дарящее тепло, свет и жизнь. Лакота с почтением относятся к солнцу – подателю благ, отцу всех живущих. Солнце может принимать облик красного бизона. Я никогда не видел такого бизона, но Святые люди видели и говорили об этом. Наверное, я недостаточно свят для того, чтобы он показывался мне. Чтобы умилостивить Ви, мы танцуем для него Пляску Солнца в те дни, когда оно дольше всего стоит на небе. Но тебе незачем об этом знать, винчинчала-васичу. Ты испугаешься, если я начну рассказывать тебе об этой Пляске. Она кровава, но ты помнишь, что я говорил тебе о крови? Кровь должна литься. Взгляни на мои плечи – ты видишь эти шрамы? Это память о Пляске Солнца. Мальчик лакота становится воином и мужчиной только тогда, когда принесёт Солнцу жертву крови у Дерева Жизни – Ви Чан. Самый смелый и заслуженный воин срубал его, не давая коснуться земли, срубал и сучья на весу, и другие воины относили Ви Чан на место церемонии. Пляска Солнца начиналась утром следующего дня. Мы молились, глядя на восходящее солнце. А теперь я умолкаю, винчинчала-васичу. На Пляске Солнца не было места для женщин, и моим словам не место в твоих ушах.
*
20.. год, Рокфорд, Иллинойс.
Марк втайне надеялся на то, что ему ещё не раз придётся обратиться к Йаке за обещанной помощью. Ей-Богу, он ненавидел терпеть боль, однако ради Йаке согласен был дать какому-нибудь придурку Санни снова себя придушить. Или – пропади всё пропадом! – даже выбить зуб!
Но увы! Как по волшебству, Марка перестали изводить и дёргать самые гнусные школьные дауны, донимавшие его все два последних года, с тех пор как он во всеуслышание объявил себя геем. Одного урока, который Йаке преподал Задире Фрэнку, оказалось, как ни странно, достаточно.
Правда, в первую неделю после инцидента на автостоянке пара-тройка уродов из футбольной команды появилась в школе с кровоподтёками на унылых рожах, а Санни так и вовсе однажды на занятия не пришёл. Все они молчали как рыбы, но Марку было совершенно ясно, что уроды пытались взять реванш, но получили по заслугам.
Марку бы радоваться! Но…
Но он так невыносимо сох по Йаке, что даже похудел. Брендовые шмотки, приходившие ему по почте из интернет-магазинов, приходилось возвращать обратно, ибо не мог же Марк носить одежду, плохо на нём сидевшую! Тем более, что теперь он стал одеваться ещё тщательнее, чем прежде. И подолгу тоскливо рассматривал в зеркале свою бледную остроносую физиономию, находя светло-русый цвет своих волос блеклым, а серые глаза – невыразительными.
Но Марк с тоской понимал, что если он попытается купить лиловые или зелёные контактные линзы и выкрасить волосы в розовый цвет, Йаке его уж точно не захочет.
Тот даже не улыбался ему, встречая в школьных коридорах, где Марк, что греха таить, старательно его подкарауливал. Во время этих засад Марк отточил до предела мастерство скаута, но оно ему так ни разу и не пригодилось. Йаке просто молча ему кивал и растворялся, словно его и не было. А Марк лишь уныло слушал подначки Риты и Сьюлин, начинавшиеся со слов: «Ну, Принцесса, мы же тебя предупреждали!»
Чёрт бы их задрал совсем!
Впрочем, Йаке и с ними не тусил. Он вообще ни с кем не тусил – Марк знал. Марк следил! Зато Йаке исправно посещал все семинары и лекции – даже сверх обязательного по каждому выбранному предмету минимума. Марку оставалось только ходить на те же занятия, если они совпадали с его графиком – и исподтишка на Йаке пялиться. Тот делал вид, будто не замечает этих грустных взоров.
А может, и вправду не замечал.
Марк старательно отгонял от себя эти мысли. Открыто подойти к Йаке он не смел, сталкиваясь с его предупреждающим, исподлобья, взглядом, и боясь, что тот его просто-напросто прилюдно оттолкнёт – с него сталось бы! Кроме того, Марк хотел сохранить хоть призрачную, но надежду, которую отнял бы у него новый решительный отказ Йаке.
Зато он прошерстил весь Интернет в поисках материала о лакотах – за неимением лучшего времяпрепровождения – и от популярных статей уже перешёл к научным монографиям. Ещё немного – и он вполне мог бы сравняться познаниями с каким-нибудь принстоновским этнографом, а то и поступить в Принстон или Йель по этой части. Впереди маячили летние каникулы и решающий, предвыпускной год, а ему было совершенно не до грядущей экзаменационной гонки.
Все его честолюбивые мечты о славе художника, о карьере дизайнера вдруг отошли на задний план. Сейчас Марку был нужен только Йаке – и точка!
Перед самыми каникулами, в конце мая, проходя итоговые тесты, Марк начал сильно о нём беспокоиться. Что-то с Йаке было не так – это он сразу просёк. Были тому виной тесты или что-то другое, Марк не знал, но Йаке сильно осунулся, глаза его запали; резкие черты лица ещё сильнее обострились, а губы всегда были так плотно сжаты, словно он постоянно терпел какую-то боль.
И Марк наконец не выдержал. Ему стало совершенно наплевать на то, что Йаке его оттолкнёт – ведь не убьёт же, в конце-то концов! Он подкараулил его в столовой и напрямик спросил, глядя в непроницаемые тёмные глаза:
– Ты заболел, что ли?
– С чего ты взял? – поднял бровь Йаке.
– Конечно, как можно признаться в собственной слабости, ведь ты чёртов воин лакота! – зашипел Марк. Как же этот стоицизм его бесил, не передать! – Скажи честно! Ты болен? Или у тебя проблемы с тестами?
– Нет у меня никаких проблем, – заявил Йаке и улетучился. Вернее, попытался, но Марк догнал его под любопытными взглядами собравшихся в столовой даунов и решительно ухватил за твёрдый локоть, сам вздрогнув от этого прикосновения. И выпалил:
– Ты просто изменился.
– Я мутирую, – оскалился Йаке и издевательски прищурился. – Полнолуние как-никак.
Марк скрипнул зубами.
– Издеваешься?!
«Скотина!» – чуть не добавил он, но вовремя спохватился.
– И не думал, – заверил его Йаке, легко выдернул локоть из его ладони и исчез-таки, как натуральный оборотень.
Игнорируя раздавшиеся в столовой смешки и перешёптывания, Марк грохнул подносом о стойку и гордо вышел следом.
Гордость гордостью, но он совершенно не знал, как ему раскрутить Йаке на откровенность. И вообще, как искать его теперь, когда занятия в школе заканчивались?!
Сама того не зная, ему помогла миссис Уилкс, кассирша в универсаме «Семь-одиннадцать», которая болтала с предыдущей покупательницей, пока Марк аккуратно расставлял перед кассой выбранные товары.
– Мальчишка-краснокожий, которого опекает преподобный, теперь разгружает у нас товары, Элен. У него такой взгляд! Как у волка. Я его прямо боюсь… Но он красавчик! Ах, почему мне не шестнадцать…
