Текст книги "Безальтернативная история"
Автор книги: Шлифовальщик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Глава 9
Поначалу люди удивлялись, мол, как это можно менять в мемориуме события, подстраивая под ту или иную политическую точку зрения. События ведь уже произошли и намертво записались во вселенскую «базу данных». Как бы ни так, возражали мемористы. У материи есть разные формы движения: и движение неживой материи – звёзд, частиц, галактик, и жизнь, и социально-психологическая форма движения – разум. А поскольку отражение есть взаимодействие материальных объектов, то и у отражения имеются аналогичные формы. Если неживые объекты просто оставляют следы – царапины и вмятины, то живые реагируют на окружающую среду более сложным образом. Ну, а сознание – отражение разумной материи – тем более. И социальная жизнь в мемориуме – это не остатки вмятин и царапин, а зафиксированная сумма представлений о мире каждого человека.
Тогда и была открыта ещё одна концепция социальной части мемориума – материализованная суммарная память человечества. Если мы помним, что Ленин – злодей, Екатерина Вторая – нимфоманка, а Жуков – безжалостный и жестокий вояка, тысячами посылающий солдат на гибель, значит, в мемориуме они такими и будут. Разумеется, если так считает подавляющее большинство людей. Если один человек считает Александра Македонского бездарным полководцем, а остальное человечество – нет, то, разумеется, ничего в мемориуме с сыном Зевса не случится. А вот если почти все будут считать его бездарностью, тогда он изменится в бездарную сторону. Хуже, если мнения разделятся примерно пополам – возникнет диссонанс.
Узнав о таком замечательном свойстве мемориума, за дело принялись политиканы. Вначале, подстраивая под ту или иную политическую линию, они газетами и сайтами меняли мнение людей, которое тут же проецировалось в мемориум. Но тут один умник изобрёл хистусилитель, с помощью которого можно изменить запротоколированное прошлое, не спрашивая мнения большинства людей. Любой индивидуум может придумать какое-нибудь историческое событие или нового персонажа, а хистусилитель материализует, будто это явление – в головах миллиардов людей. И началось! Теперь каждый вновь избранный президент переписывал под себя не только Конституцию, но и историю.
Доходило до смешного. Когда Виктор учился в старших классах, появилась особая группа мемачей – копилефтеры. Они на заказ меняли авторов признанных шедевров, примерно так, как программисты могут изменить создателя-владельца у любого файла. Началось с того, что один известный олигарх попросил поменять у «Войны и мира» автора с Толстого на свою очередную пассию фотомодель Машу. Копилефтеры справились неплохо: удалили раннюю критику на роман, так как Маша якобы написала его в наши дни, заменили Толстого во всех учебниках, словом вызвали цепочную реакцию в мемориуме. Однако они упустили одну маленькую деталь – фильм «Война и мир». Эта киноэпопея бесконтрольно перегенерировалась, самопроизвольно сменила авторство одного Бондарчука на другого, и в результате на свет родился крепенький динамичный боевичок с потрясающими компьютерными спецэффектами в клипово-мелькающем формате. Молодёжи понравилось, а редкие эстеты разбивали от ярости телевизоры и пили вёдрами корвалол.
Смена авторства вошла в моду. Каждому захудалому хозяину ларька хотелось стать автором чего-нибудь эдакого. И вот тут случилась маленькая неприятность: один ушлый товарищ стал автором «Тараса Бульбы». А, поскольку в то время у власти стоял президент-либерал, то автора посадили, припаяв ему антисемитские и шовинистские высказывания в повести. Покумекав, власть решила, что негоже менять авторов у произведений, копилефтеров начали массово отлавливать и этот «бизнес» постепенно засох.
Профессор Воздвиженский нашёлся быстро. Но Холодов понял, что меморная эпопея ещё не закончилась – профессор тоже находился в мемориуме. Отдел регистрации вычислил, что Воздвиженский погружён в альтерну Академии биоэнергоинформатики. В наше время любая более-менее солидная организация, политическая партия, социальная группа стараются обзавестись собственной альтерной.
Альтерны, как явление, открыли не так давно. Чуть раньше них были открыты параллели – копии участков мемориума, идущие параллельно с Основной Линией. Интерес к последним возник после того, как люди научились погружаться в сознание известных исторических личностей. Появился новый вид мемтуризма, дорогой, но очень интересный. Однако Мемконтроль через некоторое время забил тревогу. Если каждый мемтурист начнёт перекраивать историческую фигуру под себя, но от Основной Линии скоро ничего не останется, кроме диссонансов. Мемористы возражали, указывая на связность. Как раз последняя и была темой диссертации Виктора. Холодов тогда доказывал постулат: чем известнее историческая личность, тем больше у неё коэффициент связности, то есть тем сложнее переделать и деятеля, и его судьбу. Известная историческая фигура связана событиями, другими людьми и обстоятельствами гораздо сильнее чем рядовой исторический персонаж. Скажем, попробуй-ка, например, сделать Гришку Распутина женоненавистником. Замаешься!
Хотя бывали и исключения. Так, один рок-музыкант накопил денег от концертов и внедрился в тело Ельцина. Аскетичный язвенник Ельцин моментально стал пьяницей. Более того, любитель музыки в теле первого президента России никак не мог удержаться от музыкальных пристрастий, поэтому Ельцин то дирижировал оркестром, то отплясывал со звёздами российской эстрады. Отсюда Виктор в диссертации делал глубокомысленный вывод, что связность первого президента была не очень большой, раз его какой-то неформал смог сбить с пути истинного.
Поэтому и понадобились параллели, чтобы такие горе-путешественники меняли любых деятелей на свой вкус и лад, а на Основной Линии это никак не отражалось. А потом появились альтерны – дальнейшее развитие концепции параллелей. Альтерна по сути – та же параллель, только существующая в мемориуме «на постоянной основе» для определённой социальной группы. И сразу возникла целая плеяда альтерн: магические, анархистские, альтернативно-исторические. Всю совокупность альтерн в мемориуме стали называть альтернариумом.
Виктор с альтернами учёных фриков был знаком только понаслышке. Он знал, например, что есть длинная альтернативно-историческая альтерна, где князь Владимир одновременно являлся Чингисханом, Мамай был русским вельможей, атланты и лемуряне воздвигали свои циклопические сооружения, а китайцы вообще были помесью русских и татар. Профессор Воздвиженский же обитал в естественнонаучной альтерне, которая располагалась в Безвременье – области мемориума, которая не привязывалась ни к какому историческому периоду, а болталась сама по себе. Ложачник Рома Гунявый, сосед Холодова-Сугроба по шконке в СИЗО, бывал в псевдонаучной альтерне не раз. Он вытаскивал оттуда разные медицинские ложаки вроде браслетов, регулирующих давление, и нейтрализаторов магнитного поля Земли, которые затем через посредников впаривал доверчивым бабушкам.
Погрузившись в естественнонаучную альтерну, Холодов тут же присел: над головой пронеслась пара дискообразных летательных аппаратов, сделанных по нацистским технологиям времён Второй Мировой войны. Сзади раздался сигнал. Виктор отскочил, едва не задетый инерциоидом, который на огромной скорости пронёсся мимо. Фатумист обнаружил, что материализовался на проезжей части, и благоразумно перешёл на тротуар. На проезжей части улицы мелькали инерциоиды и автомобили с двигателями на воде. Виктор огляделся в поисках здания меморного филиала Академии биоэнергоинформатики. Здание он обнаружил не сразу. Оно ютилось в самом конце улицы, стиснутое энергетическими пирамидами, в которых самозатачивались ножи, вечными двигателями самых удивительных конструкций, и генераторами Теслы, которые выстреливали шаровые молнии, сформированные из Мирового Эфира.
Пока Холодов шёл к Академии, он глазел по сторонам на разные диковинные штуковины, которые встречались здесь повсеместно. Трудно было догадаться даже об их назначении, не говоря уж об устройстве. Фатумист знал, что в подобных псевдонаучных альтернах фрики используют так называемую закваску: надумывают разные нелепые теории и законы, а затем наблюдают как несчастные прошляки-аборигены, подстраиваясь под эти законы, начинают усиленно изобретать всякие странные штуковины. Эти изобретения, зачастую бесполезные и даже вредные, нужны учёным не для обреаливания, а для того, чтобы натолкнуть на мысли и создать теории, ещё более бредовые чем были, тем самым вызвав новый приступ творчества у аборигенов-изобретателей. В теоретической мемористике это называется эффектом самоката, когда прошляки живут своей жизнью, в том числе и изобретают многочисленные механизмы разной степени нелепости.
В отличие зданий в реале, на входе у которых сидит охрана, требующая предъявить паспорт с пропиской, вход в Академию был свободным. Виктор направился блуждать по многочисленным коридорам, заглядывая в разные кабинеты и спрашивая, где найти профессора Воздвиженского. К сожалению, Холодов не знал, какой именно альтернативной наукой увлёкся профессор на старости лет, поэтому, когда его спрашивали, какое отделение ему нужно, Виктор только пожимал плечами. Фатумист уже начал уставать от расспросов многочисленных целителей, альт-лингвистов, специалистов по эгрегорам и разработчиков климатического оружия.
В одном из коридоров он столкнулся с плюгавым мужчиной, строго одетым и держащим в руке блокнот. У мужчины был не менее растерянный вид.
– Вы не знаете, как найти профессора Воздвиженского? – обратился к нему фатумист на всякий случай.
– Воздвиженский… – задумчиво пробормотал мужчина, роясь в блокноте. – Воздвиженский… Ах да, есть такой! Футурная мемористика. А футмемтористы у нас сидят в другом корпусе.
– А как?…
– Пойдёмте, я вас провожу.
Собеседники двинулись к лестнице. Слава богу, усталость в мемориуме переносилась гораздо легче, чем в реале, поэтому лифтом тут было пользоваться необязательно.
– Вы не из Мемконтроля случайно? – спросил мужчина.
– Почти… – не стал вдаваться в подробности Виктор.
Мужчина моментально преобразился: его растерянность на лице сменилась яростью.
– Вот бы и разобрались с этим гадюшником! А то всё на нас повесили!
– А вы, простите, откуда будете? – осторожно поинтересовался Холодов.
– Пискунов Юрий Брониславович из комиссии по борьбе с лженаукой. Прислали проинспектировать здешний заповедник мракобесов, рериховцев и разных звенящих кедров. Будь моя воля, я бы девять из десяти этих «учёных» посадил!
– А за что? – Виктор знал, за что.
Пискунов моментально взвился:
– Как за что?! За рептилоидов с НЛО! За планету Нибиру, чтоб её! За лемурян трёхглазых! За волновые геномы! За комету Еленин с синильной кислотой на хвосте!
Не будучи психологом, фатумист мог с уверенностью сказать, что любой фрик в споре с таким нервным учёным выиграет. Потому что фрик будет спокойно доказывать свою муть, а борец с лженаукой будет возмущённо корчиться от непроходимой тупости собеседника.
– Вы не расстраивайтесь так! – посоветовал Виктор, огибая бак со структурированной водой, выставленный в коридор. – Нет таких статей в уголовном кодексе, чтобы сажать за рептилоидов.
– А надо бы сделать! – упорствовал Юрий Брониславович. – Я тут полдня торчу, и уже голова кругом идёт от всех этих экстрасенсов и тесламанов!
Пискунов с яростью наподдал генератор торсионных полей, мирно работающий в конце коридора.
– Поаккуратнее, товарищ Пискунов! – посоветовал Виктор. – А то сделаете какую-нибудь дыру в пространстве и провалитесь туда.
– Ничего не будет! – с жаром возразил Юрий Брониславович. – Потому что всё это туфта, липа! Ни черта у этих фриков не работает, жуликов!
– Нанотехнологии в реале тоже не работают, – напомнил Виктор. – А, тем не менее, государственная стратегия.
– Причём тут нанотехнологии! – чуть смутившись, возразил Пискунов. – Они – действительно перспективное направление. А вот эта хренотень!..
Он ещё раз пнул торсионный генератор, и тот угрожающе загудел.
– Торсионные поля повышают удои скота и ветвистость пшеницы, – поддел Виктор, но он зря это сделал. Возмущённый до предела борец с лженаукой заорал:
– Смотри, невежда!
С этими словами он подошёл к торсионному генератору, сунул голову в отверстие в корпусе прибора и прогудел оттуда:
– Ну, гляди внимательно, повышаются у меня удои или ветвистость? Да я, между прочим…
Но Пискунов так и не успел договорить, что он «между прочим», так как торсионный генератор, взвыв, моментально испарил неверующего Фому. Кто его знает, может Пискунов был заброшен в параллельные миры, может, его унесла куда-нибудь антигравитация, или же энергия торсионного поля зашвырнула несчастного в иную точку пространства. Виктор посочувствовал бедняге, забывшему, что в альтерне физические законы устанавливает не природа, а человек, и любые альтернативно-научные штуковины в самом деле функционируют.
Кабинет футурной мемористики, вполне себе академической науки, по непонятным причинам обосновавшейся в этом заповеднике фриков, представлял собой тесную комнатку, захламлённую разнообразной мебелью и какими-то хитрыми хистприборами. Среди этого хлама Холодов разглядел молодого человека в очках с толстыми линзами. Неужели солидный седовласый старик Воздвиженский принял в альтерне такую невзрачную внешность?
– Профессор Воздвиженский? – аккуратно поинтересовался Виктор, притворив за собой дверь.
– Нет, его ассистент, Андрей Юшечкин, – дружелюбно улыбнулся молодой человек. – А вы – тоже футмеморист?
– Любитель, – ответно улыбнулся Холодов. – А где профессор?
– Он отсутствует, – ответил ассистент со странной фамилией. – Погрузился в мемориум второго порядка.
Ого, вот те раз! Вот и пойми этих умников, на кой ляд потребовалось учёному погружаться в такие дебри! Про мемориум второго порядка Виктор, разумеется, слышал, но никогда там не был. Второпорядковый мемориум или вторая производная, порождён обитателями «обычного» мемориума, так сказать, мемориум от мемориума, отражение отражённой материи, копия, сделанная резервной копией. Если реальный мир рождает мемориум, то почему бы и самому мемориуму не родить нечто подобное. Прыткий ложачник Гунявый рассказывал пару раз о мемориуме второго порядка и даже хвастался, что вытаскивал оттуда через «обычный» мемориум такие ложаки, глядя на которые шарики за ролики завернутся. Теоретическая мемористика не исключает существования мемориумов третьего, четвёртого и высших порядков, бесконечнопорядкового мемориума, а также мемориумов с дробными, мнимыми, комплексными и переменными порядками, но в такие дебри не забирался даже неутомимый Рома Гунявый.
– Профессор исследует потенциариум, – подсказал Юшечкин.
– А что это? – изумился Виктор, услышав незнакомый термин.
– Вы разве не футмеморист? – ответно удивился юноша, и Холодов выругал себя за неосторожность. – А мне послышалось…
– Сказал же, что любитель!
– Но даже любитель знает об исследованиях потенциариума, – неподкупно стоял на своём ассистент профессора. – Статьи регулярно печатаются, сайт есть…
– Я по другим вопросам специализировался, – Виктор усиленно припоминал всё, что ему известно о будущем в мемориуме. – Я изучал классическую футмемористику, меморное будущее…
Ассистент так презрительно рассмеялся, что Виктору стало стыдно за такой подход к изучению будущего.
– Меморное будущее! Какое в мемориуме будущее?! Если вы называете туманные и нелепые представления о будущем, которые материализуются в квазивремени мемориума, то это – детский лепет! Бывал я в таком «будущем»: полупрозрачные утопии, бесплотные очертания каких-то монстроидных зданий… Да ещё и пустых мест полно, незаполненных. Мы их кавернами называем. Чушь, а не будущее!
– А потенциариум?
– О, потенциариум – это новое слово в науке вообще! – раскраснелся пылкий юноша и без остановки скороговоркой понёс: – Материя движется в континууме, отражается в мемориуме, но все почему-то забыли о ещё одном таком атрибуте материи как возможность. Материя ещё и обладает потенциалом, так сказать, может! У материи есть не только энергия и информация, но и вероятность – мера возможности. И вот мир – «континуум» всех-всех возможностей – это и есть потенциариум. В потенциариуме одновременно существуют все возможности, даже самые невозможные. Вот оно, истинное будущее!
– Не пойму я что-то… – искренне признался Виктор. – Ну, потенциариум. Ну, третий атрибут материи. А почему в потенциариум можно попасть через мемориум? Да ещё и второго порядка?
Ассистент посмотрел на Холодова как на идиота:
– Так ведь в настоящий потенциариум пока не придумали способов путешествия! Пётр Вениаминович в мемориуме второго порядка создал альтерну, в которой смоделировал потенциариум, и теперь отправился туда изучать его свойства. И вернётся очень нескоро. Мы из-за лёгкого моделирования тут и торчим с профессором среди медиумов и фриков.
– А разве нельзя было смоделировать потенциариум в «классическом» мемориуме?
Юноша развёл руками:
– Увы! Для этого нужно создавать альтерну первого порядка. Там денег нужно раз в двадцать больше. А где ж их взять?
– Ладно, – махнул рукой Виктор, понимая, что от путешествия в мемориум второго порядка, точнее в модель потенциариума, ему не отвертеться. – У вас есть ещё одна мемкапсула второго порядка?
– Даже две! – улыбнулся ассистент. – Давайте отправимся в потенциариум, я вам помогу разыскать профессора. А то вы с непривычки там заблудитесь.
Глава 10
В первые десять минут после погружения Виктор ничего не мог разобрать среди хаотичного мелькания полупрозрачных призраков. Затем глаза начали постепенно привыкать, и он разглядел себя с Юшечкиным на площади небольшого города. Ассистент немедленно вынул координатор и начал вычислять местоположение профессора.
Прямо на них шла стайка молодёжи, не собираясь свернуть в сторону. Рассерженный таким хамством, Холодов всё же собрался посторониться, но не успел – молодые люди прошли сквозь них с ассистентом, словно призраки. Виктор вскрикнул от неожиданности, Юшечкин рассмеялся:
– Привыкайте! В потенциариуме несколько тел могут занять одно место. Вон на те здания гляньте.
Фатумист послушно повернул голову и в самом деле увидел странную картину, как три дома громоздились, абсолютно не мешая друг другу, на одной сравнительно небольшой площадке. Выглядело это так странно, что будь Виктор писателем, он не смог бы подобрать нужных слов, чтобы описать это явление – одновременное нахождение в одном месте нескольких объектов.
Молодые люди, бесцеремонно прошедшие сквозь мемпутешественников второго порядка, остановились неподалёку, встретив своего товарища.
– Пойдёшь в кино? – спросил кто-то из группы.
– Да – нет, – одновременно ответил встречный. Наверное, благодаря необычным свойствам потенциариума, он смог выдать два противоположных ответа одновременно, словно звезда российской эстрады, поющая сама с собой на два голоса под «фанеру».
– Ну, так разверсивайся быстрее! – поторопили встречного молодые люди.
Встречный раздвоился. Один из экземпляров отправился с группой молодых людей в кино, другой продолжил свой путь, так же без затруднений просочившись сквозь Холодова с Юшечкиным.
– Не завидуйте, – хихикнул ассистент. – Мы тоже можем разверсиваться. Это и есть настоящая свобода, когда не мучаешься выбором, как Буриданов осёл, а выбираешь сразу оба варианта. А то и больше…
– Ты давай профессора ищи, – напомнил Виктор.
– Ищу, ищу! – огрызнулся юноша, тыча в координатор.
Выругав про себя нерасторопного Юшечкина, Холодов стал озираться по сторонам, будто ожидая увидеть среди раздваивающихся полупрозрачных и не очень людей профессора. Возле памятника Ленину остановился роскошный лимузин. Из него вышел нарядный батюшка в роскошной ризе. Он поклонился памятнику и перекрестил вождя мирового пролетариата.
– Видали? – заметив, довольно спросил ассистент, будто бы сам лично примирил атеиста Ленина с православной церковью. – Общество полной гармонии, сплошное согласие и примирение! Красных с белыми, православных с атеистами, патриотов-славянофилов с либералами-западниками. А как иначе? В потенциариуме миллионы разных вариантов развития событий, истории, так что им между собой надо как-то уживаться…
– У нас в обществе тоже полная гармония, – хмыкнул Холодов. – Я живу на улице Коммунистической, напротив моего дома стрип-клуб. Гармоничней некуда – стрип-клуб на Коммунистической.
Ассистент рассмеялся:
– Я на Советской живу. У нас гей-парад недавно проходил. Тоже ничего звучит – гей-парад на Советской улице!
– Нашёл профессора? – перебил Виктор, удивляясь свойству творческой интеллигенции заводить пустые беседы в любой ситуации.
– Чуть-чуть осталось…
Виктор немного помолчал, глядя по сторонам.
– Почему тут некоторые прозрачные хотят? – неосторожно спросил он. – С мемориумом понятно, там прозрачные прошляки – это полузабытые или наспех смоделированные…
– О, здесь чуть по-другому! – обрадовался новой теме для разговора Юшечкин, оторвавшись от координатора. – Тут прозрачность характеризует вероятность. Вон мужик раздвоился и пошёл, один экземпляр, который направо завернул, почти матовый, другой – как стекло. Это значит, что у мужика пойти направо вероятность выше. Хотя можно усилить другую вероятность и сделать её более вероятной… Есть такой прибор для прокачки вероятностей…
– Ладно, занимайся, не отвлекайся.
Через пару минут Юшечкин наконец порадовал результатом:
– Профессор отправился в здешний пятидесятый год. Координаты я засёк. Отправляемся? – Ассистент достал потнавигатор – аналог мемнавигатора, только служащий для перемещения по потенциариуму.
– Поехали, конечно.
Опять щелчок, темнота перед глазами, и путешественники оказались в августе пятидесятого года. Вначале, оглядевшись, Виктор не заметил особых перемен – та же площадь с памятником вождю, прохожие разной степени прозрачности, здания, занимающие одно и то же место. Но потом различия с прошлым временем стали бросаться в глаза: большинство прохожих было одето в военную форму без погон. У многих на груди сияли награды – всё-таки война недавно закончилась.
– Видите, многие из военных прозрачные? – спросил Юшечкин.
– Ну?
– Это те, которые могли бы жить.
– В смысле? – не понял Виктор.
– Это – погибшие на войне, – серьёзно и грустно сказал ассистент. – Теперь они остались жить только в потенциариуме. Тут много таких: нерождённые дети, погибшие, умершие в раннем возрасте… Здесь они живут и здравствуют.
Навстречу путешественникам двигался странный субъект. Виктор бы назвал его нечеловеком. У нечеловека не были несветлые неволосы, несиние неглаза и невоенная неформа.
– Изъянец, – пояснил Юшечкин, отметив внимание Холодова, обращённое с нечеловеку. – Мы так называем тех, которые актуализировались.
Глядя в пустые глаза Виктора, ассистент добавил:
– Этот субъект переместился в реальный мир, актуализировался и поэтому изъялся из потенциариума. А здесь от него осталось пустое место, небытие. Но оно тоже упорядочено, поэтому мы видим, какие у него были глаза и волосы, – словно угадав мысли фатумиста прокомментировал Юшечкин.
– А почему именно он переместился, а не другая его ветка?
– Разные причины бывают. Неживые предметы актуализируются по принципу наименьшего действия. Механику изучал? Здесь ведь практически конфигурационное пространство.
– Ну, а живые организмы? – рассеянно спросил Виктор.
– Животные тоже перемещаются в положение, где их потенциальная энергия минимальна. Стараются актуализироваться так, чтобы побольше жрать и поменьше чего-то делать.
– Не только животные, – заметил фатумист. – Большинство людей тоже к такому стремится.
Пока Виктор провожал глазами несубъекта, ассистент, сверившись по потнавигатору, сказал:
– Профессор где-то рядом. Увы, тут, в мемориуме второго порядка, координаты вычисляются ещё хуже. Придётся ножками походить, поискать… Давайте-ка тут в центре поищем. Воздвиженский любит людные места, там лучше явления потенциариума просматриваются.
Путешественники двинулись вниз вдоль площади. Метров через сто началось форменное безобразие, которое не возникало даже в самых отвязных альтернах мемориума. На глаза путешественникам начали попадаться военные в форме, похожей на белогвардейскую времён Гражданской войны. Белогвардейцы были тоже с наградами. Помимо георгиевских крестов, Виктор с удивлением разглядел на их кителях медали «За взятие Будапешта», «За оборону Москвы» и странные награды вроде «За взятие Афин» и «Тридцатилетие Брусиловского прорыва». К белогвардейцам аборигены относились спокойно. А через некоторое время стали попадаться ещё более странные люди – в немецкой форме времён Второй Мировой. Невоенные прохожие при встрече обливали их ненавистью и старались побыстрее пройти мимо.
– Это что за явление? – спросил Виктор всезнающего ассистента, когда они поравнялись с немецким патрулём.
– Тихо! – дёрнул за рукав Холодова Юшечкин. – А то сейчас аусвайс затребуют!
Путешественники осторожно миновали патрульных, подозрительно посмотревших им вслед. Ассистент перевёл дух.
– Ну, так что это было? – продолжал наседать Виктор, настырно требуя ответа.
– Сам не понял, что ли? – отмахнулся Юшечкин. – Другая ветка истории – СССР оккупирован Германией. Это тебе не альтернариум, тут все варианты истории присутствуют одновременно. Кстати, у меня хистприборчик есть, вариатор. Он может выделять интересующую ветку, а остальные отключать. Так что, если надо…
К патрулю быстрыми шагами подошёл военный в форме советского лётчика с целым иконостасом орденов на груди, среди которых ярче всех сияла золотая звезда Героя. Он жестами попросил прикурить. Почиркав предложенной зажигалкой, лётчик прикурил папиросу, отдал зажигалку, дружелюбно кивнул немецким патрульным, словно однополчанам, и двинулся дальше.
– А что вы хотите, – предугадал вопрос Виктора Юшечкин, – люди из разных ветвей истории должны между собой как-то уживаться. Вот и уживаются, не грызть же друг друга сутками. Это явление мы называем взаимодействием разновозможных вариантов.
– Да, наворотили вы тут на пару с профессором! – возмутился Виктор. – Надеюсь, в настоящем потенциариуме такого безобразия нет, как в вашей корявой модели!
Не особо патриотичный Холодов с необъяснимой неприязнью посмотрел вслед патрулю, мерно вышагивающему вдоль по улице обычного городка в самом центре России. Только тут фатумист обратил внимание на руины, занимающие одно и то же место с обычными зданиями. Оно и понятно: руины от бомбёжек – следствие одной ветви истории, целые здания – другой. Ну, а белогвардейцы – некая третья ветка, в которой Октябрьской революции не было, и от фашистов пришлось отбиваться бравым поручикам и ротмистрам царской армии. Только уж больно призрачная эта третья ветвь. Виктор поделился своими наблюдениями с ассистентом.
– Не удивительно, – равнодушно ответил ассистент. – Если приглядеться, можно и четвёртую ветку разглядеть, которая вообще еле видна – СССР от нацистов освободили англичане с американцами. Есть и пятая, практически невозможная – Россия была освобождена инопланетянами.
– Какие ещё инопланетяне?! – раздражённо высказался Виктор, которого уже стала утомлять неопределённость потенциариума.
– С другой планеты, какие же ещё! Полностью невозможных событий в мире нет. То, что СССР могли освободить инопланетяне, вероятность крохотная, почти ничтожная, но в потенциариуме она тоже присутствует.
– Надо было в нашем времени подольше задержаться, – пробормотал Виктор себе под нос, но ассистент услышал.
– Зачем это? Мы ведь профессора…
– Посмотреть ту ветку, где инопланетяне российскую экономику поднимают. А то, похоже, без них мы сами не справимся: то доллар вверх скачет, то нефть вниз…
Юшечкин невесело хохотнул, затем некоторое время путешественники шли молча, оглядываясь по сторонам в поисках прыткого Воздвиженского. Но долго молчать ассистент, взявший на себя роль потенциарного гида, не мог. Он, бесцеремонно ткнув Виктора вбок, указал на огромный портрет Сталина, висевший на самом высоком здании на этой улице. На портрете было написано: «Слава великому Сталину – вождю Коммунистической партии, русскому националисту, эффективному менеджеру!»
– Ещё один пример гармонии, – хихикнул Юшечкин. – Так сказать, три в одном. Сталин – и националист, и коммерсант, и на дуде игрец! И никаких диссонансов, как в мемориуме. Тут их вообще не существует.
– Не удивительно! – фыркнул Виктор. – У нас Сталина тоже каждая партия старается под себя подгрести, приватизировать. Кроме ультралибералов закоренелых. Одни его благодарят, что он евреев из Политбюро вывел, другие – что был экономистом-прагматиком, установившим государственный капитализм… Так что у нас в реале ничуть не хуже чем в твоём потенциариуме.
– Только нацисты по улицам не разгуливают, – мрачно добавил ассистент.
– Да как сказать.
Профессор нашёлся на удивление быстро. Он мирно сибаритствовал в частном кафе в полукилометре от места высадки путешественников. Сначала Виктор не понял, с кем это Воздвиженский делит столик и оживлённо беседует. Но тут глаза фатумиста округлились – профессор занимал столик в трёх экземплярах. Потенциариум для людей профессорского склада – явная находка: можно, размножась, беседовать с самим собой, не боясь показаться сумасшедшим. Перед каждой из трёх версий профессора стояла чашечка кофе.
Силовой вариант задержания исключён. Во-первых, пока фатумист заламывает один экземпляр профессора, два других могут удрать. То есть большей своей частью профессор избежит ответственности за помощь националистам. Во-вторых, группу захвата не вызвать – мемсвязь не рассчитана на вызов из мемориума второго порядка. Но была не была, попробуем взять словоблудием, решил Виктор и, повернувшись к ассистенту, предложил:
– Ты погуляй пока… – Этого восторженного юношу нужно устранить на некоторое время, чтобы не вмешался.
– А что такое? – обидчиво вскинулся Юшечкин.
– Мне с профессором тет-а-тет поговорить нужно. Коммерческая тайна.
Под таким весомым аргументом ассистент сдался и, обиженно нахмурившись, двинулся в сторону от площади. Холодов, облегчённо вздохнув, начал аккуратно приближаться к профессору (профессорам). Воздвиженский не обращал внимания, так как он расплачивался за кофе.
– Сколько с меня?
– Триста и три рубля, – непонятно сказала официантка.
– Держите пятьсот и пять, – Профессор протянул одну купюру.
– Двести и два сдачи.
Фатумист без помощи ассистента понял, о чём идёт речь. Раз в потенциариуме всё такое многозначное, значит, и купюры тут многозначные. Мельком промелькнула мысль о странной потенциарной математике многозначных чисел, в которой если от пятисот-и-пяти отнять триста-и-три получается двести-и-два. Но эта мысль перебилась другой – как скрутить многократного профессора.
