Текст книги "Безальтернативная история"
Автор книги: Шлифовальщик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Вдруг раздался топот копыт. Перед отдыхающими матросами появился конный отряд. Стёпка вспомнил, что опять забыл выставить охранение. Но, слава богу, это были свои. Два десятка всадников, все, как на подбор, чернявые, с пейсами, в кожанках и с красными звёздами на кожаных кепках. Пьяные матросы недружелюбно смотрели на прибывших.
Всадник на вороном коне подъехал к Стёпке, угадав в нём командира, и потребовал от Чеботаря немедленного ответа:
– Кто такие? Откуда? Сколько вас?
– Сам-то ты кто такой? – нахмурился Стёпка.
Матросы подобрались, угрожающе заклацали затворы. Всадник не смутился. Спешившись, он вынул мандат и предъявил его Чеботарю.
– Комиссар особой еврейской карательно-расстрельной конной эскадрильи (Стёпка перевёл дух и мысленно проклял свою работу) товарищ Лихтер. Ты грамотный? Вот и читай, там всё написано.
Стёпка, быстро пробежав глазами по мандату, понял, что товарищи прибыли серьёзные, и ответно представился. Потом, не удержавшись, спросил ехидно:
– А за вами, случайно, пулемётная фаланга не движется?
Вообще-то Чеботарь хотел отпустить другую шутку. Прочитав в мандате, что товарища Лихтера зовут Абрам (боже, покарай мемсценаристов!), Стёпка хотел поинтересоваться, есть ли у комиссара жена Сара, но не решился.
– Неосторожно, гражданин матрос! – сдвинул чёрные брови Лихтер в ответ на Стёпкину реплику. – Очень неосторожно!
При таких словах «конная эскадрилья» как по команде вынула маузеры. Стёпкины молодцы тоже встрепенулись. Комиссар вынул из внутреннего кармана лист бумаги и протянул его Чеботарю. Стёпка прочёл следующее:
«Телеграмма N666. Всем комиссарам особых еврейских экзекуционных подразделений Красной Армии следует немедленно организовать массовые казни великоросской и малоросской сволочи для приближения Мировой Революции. Расстреливать, сжигать и четвертовать архибеспощадно! Не жалеть ни стариков, ни женщин, ни детей. Особое внимание обратить на семьи учителей, врачей и инженеров, которые следует искоренять полностью вплоть до младенцев обоих полов. Вшивые интеллигентишки – это дерьмо нации на службе буржуев. Также самым безжалостным образом следует уничтожать православных священников и их родных до пятого колена, и как можно больше. Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Ленин-Бланк»
Сценаристы уже в который раз перестарались: еврейские особые сотни, Ленин по фамилии Бланк, дьявольский номер телеграммы… Перепились в реале, что ли, или в ряды сценаристов пробрались фанатичные антисемиты-сатанисты. Рассерженный Чеботарь поднял глаза к небу и крикнул:
– Эй, там! Полегче!
Это не ускользнуло от внимательного взгляда тёмных глаз товарища Лихтера:
– Молишься, матрос? Непорядок, товарищ! Пережиток! А как же классовая сознательность?
Вспомнив важное, комиссар оглянулся и посмотрел на золотые купола деревенской церкви:
– Кстати, о боге: что вы с церковью собираетесь сделать?
– Как обычно, – ответил Стёпка. – Склад там будет сельхозпродукции.
– Неверно рассуждаешь, товарищ! Не усёк текущего момента. Так вот, церковь будет переоборудована под синагогу.
– С чего ради? – удивился сбитый с толку командир. – Мы ведь от бога отказались!
– Мы отказались от православия. Разницу чуешь? У нас теперь будет другая религия, настоящая, народно-революционная. Так товарищ Ленин-Бланк приказал.
– Так ведь мы атеизм проповедуем…
– Атеизм, – улыбнулся Лихтер, – это замаскированный иудаизм. А Мировая революция – это установление законной власти сионистов и масонов. Что тут непонятного?
Дима Закоркин вдруг вспомнил, что читал обо всём об этом в реале в какой-то националистической газетёнке: про то, что Ленин на самом деле еврей Бланк, что революция – это приход к власти сионистов и прочую чепуху. Странно, с чего вдруг меминженеры начали переделывать мемориум под националистов? Понятно, что Ленин – упырь, садист и убийца, но чтобы он при этом был отъявленным сионистом, явный перебор!..
Стёпка-Дима осторожно вынул из кармана бушлата совромер и исподтишка навёл его на товарища Лихтера. Комиссар оказался прошляком. В его «конной эскадрилье» большинство бойцов тоже полупрозрачные. Сценарий в мемориуме – вещь гибкая. Диме – опытному актёру – часто приходилось на ходу подстраиваться под новые условия. Но как подыграть этому сионисту Лихтеру, Закоркин не знал. Комиссар, видя замешательство Стёпки, помог:
– Ну что стоишь, матросская душа? – ободряюще улыбнулся он. – Собирай деревню – казнить будем.
– Кого казнить?
– Всех, разумеется! Всю деревню под пулемёты. А дома сожжём.
– За что казнить-то? – возмутился Чеботарь при полном молчании братвы.
– Как за что? – удивился Лихтер. – За то, что эти селяне – великорусская сволочь, которую требуется истреблять. Телеграмму читал?
Степан уже не мог изображать из себя сознательного матроса революции:
– Подожди, товарищ! Я понимаю, когда мы вешаем и порем отдельно взятых стариков. Но всю деревню – это уже лишку!
– Перебор с точки зрения гнилой буржуазной интеллигенции! – парировал комиссар. – А с точки зрения бойцов Мировой Революции – в самый раз! А ты строй свою братву на репетицию.
– Какую репетицию?
– Новую строевую песню будем разучивать. Товарищ Бланк-Ленин приказал, чтобы в Красной Армии главной строевой и походной песней была «Хава Нагила».
Стёпка вторично поднял глаза к небу, высказал несколько ядрёных морских проклятий невидимым сценаристам и приказал братве строиться в две шеренги.
Глава 5
Историки говорят, что мемориум – это огромный виртуально-интерактивный музей, созданный самой природой, в котором хранится вся история человечества и, довеском, всей Вселенной. Программисты утверждают, что мемориум – невероятного объёма сервер, на который каждый миг резервируется чудовищная база данных – наша Вселенная; резервная копия Вселенной сохраняется каждую планковскую единицу времени. С точки зрения эзотериков мемориум представляет собой хранилище судеб всего сущего: как былиночек-песчиночек, так и звёзд с галактиками. Физиков мемориум интересует как некий протокол взаимодействия каждого материального объекта с окружающей средой.
Но есть ещё и мемористы, знатоки молодой науки мемористики. Их мнение: мемориум – аналог пространственно-временного континуума. В последнем происходит движение материи, а мемориум связан с её отражением – другим не менее важным атрибутом. Движение меряют энергией, а отражение – информацией. Но самое интересное свойство мемориума – то, что на него можно активно воздействовать, менять события, законсервированные в нём, добавлять и удалять объекты, править законы. Это всё равно, что подделывать гигантский документ, в котором зафиксирована вся история Мироздания.
А также есть коммерсанты, для которых мемориум – огромных размеров кошелёк, из которого надо умудриться вытянуть немного деньжат. Для ушлого человека возможностей заработать тьма: организация погружений в мемориум, реклама в «запротоколированном» прошлом… Ведь туристу-обывателю, по сути, нужно немногое – поглазеть на гладиаторские бои или Полтавскую битву вживую, поиграть в пейнтбол с динозаврами, сделать селфи с Клеопатрой или Цезарем да выложить фото в социальную сеть.
И есть ещё одна группа людей, мнение которых мало кого интересует, потому что оно весьма специфическое. Это разного рода жульё, которое, по закону развития человеческого общества, всегда притягивается туда, где есть деньги.
Камеру восемнадцать СИЗО-2 в шутку называют мемкамерой. Там содержатся подследственные, пойманные оперативниками Мемконтроля. Таких жуликов следователи называют мемачами.
Самая неавторитетная категория в камере – так называемые «политические». Это разного рода анархисты, террористы и прочая шушера, которые погружаются в мемориум, чтобы убить какую-нибудь крупную историческую фигуру или устроить государственный переворот. Таким образом наивные мечтают изменить ход истории, забывая, что они изменяют лишь меморную историю, а никак не повлияет на настоящее, разве что косвенно. К ним же относят дереалов – идиотов, мечтающих навсегда переместиться из реального мира в меморный. Закон это запрещает делать, иначе бы многие «обычные» преступники прятались бы от следственных органов в мемориуме. Среди дереалов огромный процент разного рода ролевиков, мечтающих скинуться на альтерну, смоделированную под какой-нибудь фэнтезийный мир, и дереалиться туда навеки.
Самая многочисленная группа в камере – канцеляры. Это ловкие пройдохи, зарабатывающие добычей и обреаливанием из мемориума разных документов. На этом можно очень неплохо заработать. Скажем, полная версия второго тома «Мёртвых душ» ценится недорого, а вот за мифический план Даллеса, подписанный лично господином Даллесом, политики национально-патриотического толка платят очень солидные деньги. Подлинники Протоколов сионских мудрецов, Летописи Аскольда и Некрономикона тоже весьма котируются на чёрном рынке альт-исторических документов. За такие опасные деяния канцеляров и ловят – стране и без таких «сенсационных» документов проблем хватает.
Похожи на канцеляров абстраги и ложачники. Абстраги обреаливают такие вещицы как «очень красивая картина», «очень грустная мелодия», то есть, что надумано, но не оформлено в нотах, красках и прочем. Государство борется с абстрагами из-за того, что те вносят нездоровую конкуренцию во все сферы общественной жизни. Например, кто будет покупать продукцию отечественного автопрома, если абстраг вытащит из мемориума «очень быстрый, экономный и удобный автомобиль»! С ложачниками ещё больше проблем: те таскают из мемориума ложаки – ошибочные вещи, рождённые байками и слухами, а то и ошибочными научными теориями. Красная ртуть, унобтаниум, теплород, красная плёнка… Естественно, в нашем мире ложаки работать не могут – законы природы не позволят. Но их свойства, обреаливаясь, становятся невероятно странными, а у некоторых даже опасными. Поэтому на всякий случай государство запретило обреаливание и использование ложаков.
Ещё искуснее компры. Эти работают на политиков и звёзд шоу-бизнеса, добывая лжекомпромат. Всё выглядит примерно так: хочет кандидат в депутаты Иванов выиграть выборы у кандидата Петрова. Он нанимает компра, тот генерирует крохотную альтерну, в которой Петров – наркоман, расист и злостный алиментщик. Погружается компр в альтерну, делает снимки и видеозаписи и передаёт их Иванову, который затем или обнародует их или начнёт шантаж Петрова. Создать альтерну стоит огромных денег, но что не сделаешь ради депутатского кресла.
Витя Холодов по кличке Сугроб, занимающий почётный нижний ярус койки у окна – мемач самой высокой квалификации, фатумист. Деятельность фатумистов, романтично именуемых похитителями судеб, заключается в умелом использовании парадокса Демьянова-Розенгольца. Если внедрить мемтуриста в какую-нибудь историческую фигуру – носителя (самый дорогой вид мемтуризма), а затем воздействовать на него хистприбором фатуматором, то по возвращении турист повторит судьбу носителя. Мемористы-теоретики уже который год бьются над этой проблемой, пытаясь понять, почему судьбы из мемориума реализуются в нашей реальности. Конечно, судьба Петра Первого или Ивана Грозного, прифатумленная к нашему современнику – совру, не повторится на сто процентов, но основные её черты сохранятся. Криминальность ситуации в том, что носителю также передаётся судьба совра. Это сулит разными неприятностями в историческом процессе, поэтому государство объявило судьбообмен преступным деянием.
– Подследственный Холодов, на выход!
Снова на допрос! Виктор встрепенулся и двинулся к двери камеры. «Руки за спину, лицом к стене», «Прямо», «Налево», «Лицом к стене» – и вот фатумист уже в комнате для допросов. За столом сидит подозрительно знакомый лысоватый мужчина в тёмно-синей форме Мемконтроля с погонами полковника или, как у них, старший советник вроде.
– Ну, здравствуй, Сугроб, – улыбнулся полковник. – Витя Холодов, бывший отличник и спортсмен, лучший студент на курсе. Давненько не виделись!
– День добрый, Саша Бурлаков, – узнав бывшего однокурсника, ответно осклабился Виктор, – бывший хорошист и карьерист. Староста курса. Смотрю, карьерка-то у тебя продолжает переть! В твои годы в войсках ещё майорами ходят.
– У тебя, вижу, тоже всё складывается неплохо, – парировал Бурлаков. – Многие в твои годы на районе мобилы отжимают. А ты уже фатумист! Да ты присаживайся, не стесняйся!
– Гляжу, таким же краснобаем и остался, – заметил фатумист, усаживаясь. – Тебя не переговорить. У вас в Мемконтроле за словоблудие звания присваивают? Удивительно тогда, что ты ещё не генерал.
Несмотря на всяческие законы о борьбе с табакокурением, Бурлаков вынул пачку сигарет и закурил. Бывший спортсмен Холодов отказался. Полковник вынул папку с бумагами и, словно не обращая внимания на Виктора, углубился в изучение.
– Как тебя чёрт дёрнул на судьбу Наполеона замахнуться? – спросил он, не отрываясь от бумаг. – Это ведь сложно: в Мемконтроле Франции ребята – будь здоров! Да ещё, смотрю, и Интермем к твоему розыску подключали. Крупная ты рыба, Витя! Сразу видно, кандидат наук.
Холодову было стыдно за эту последнюю неудавшуюся афёру, поэтому он промолчал. Зря Виктор тогда связался с этим торгашом, который хотел повторить судьбу императора Франции. Просто сумма впечатлила, которую платил торгаш – генеральный поставщик чего-то там откуда-то там. Холодов криво усмехнулся, вспомнив, какая паника началась во Франции, когда Бонапарт после обмена судьбами, вместо того, чтобы завоёвывать Россию, организовал туда поставки бургундского вина и прованского масла, сопровождаемые шумной рекламной компанией. Наши тоже напугались, когда торгаш недуром полез в президенты, обещая президентский пост заменить императорским троном, себя короновать и после отправиться завоёвывать Европу. За дело взялся Интермем, судьбы торгаша и Наполеона снова обменяли, а Виктор, кандидат наук и бывший доцент кафедры прикладной мемористики, сейчас сидит в этой комнате без шнурков и поясного ремня.
– Чего молчишь? – поднял голову Бурлаков. – Может, Наполеон – это тема твоей будущей докторской? Да, Бонапарт – это сильно! Теперь ты точно криминальным авторитетом станешь. Кто там у вас по масти выше фатумиста? Катала? Медвежатник?
– Нет, до каталы мне далеко. Катала – масть серьёзная, типа твоей. Кто ты по должности, забыл спросить? Главный гауляйтер мемориума?
– Всего-навсего начальник отдела эпохальных инспекторов, увы.
– Да, невнушительно звучит, – согласился Виктор. – Пресновато… У вас, госслужащих, любят более вычурные названия – ведущий специалист по борьбе с решением вопросов планирования эффективного использования…
– Конечно, пресновато, – перешёл в словесную контратаку Бурлаков. – По сравнению с твоей будущей должностью – швея-мотористка исправительной колонии. Будешь стараться – повышение получишь: старшая швея. Или ты лес валить предпочитаешь?
– Уж лучше лес валить, чем на госпайке сидеть. Поделись, какую премию за меня получишь? Пачку индийского чая или банку зелёного горошка? Будет чем детишек побаловать в праздник!
– Уж лучше горошек есть по праздникам чем тюремную баланду, – в тон Виктору ответил полковник. – Тебе десятка светит, не меньше. Выйдешь на волю – уже за сорок будет. А жизнь, Витя, после сорока не начинается. Это придумали для утешения старых дев постбальзаковского возраста. Жизнь после сорока – это морщины, одышка, тахикардия и аденома простаты. А в качестве пенитенциарного бонуса – туберкулёз и отбитые почки.
– Десятку – это ты хватил! – попытался возразить фатумист.
– Никак не меньше, поверь! Десять лет курортного отдыха в заполярном круге, всё включено. Только пообщаться тебе будет не с кем. Тебя будут окружать татуированное бычьё и гопники, которые вряд ли знакомы с тезисами твоей диссертации.
– Ты, видать, штатным проповедников в Мемконтроле подрабатываешь, Санёк?
– Скорее, штатный прорицатель, – ощерился Бурлаков. – Твоё будущее предсказываю, которое ты вполне можешь изменить.
С этого бы и начинал, подумал Виктор. Не поиздеваться же пришёл сюда целый начальник отдела.
– Выкладывай.
Карьерист Саша Бурлаков едва заметно улыбнулся.
– У меня есть работёнка для тебя…
– Эпохальным инспектором? – не удержался Виктор. – Ну, знаешь, за вашу зарплату…
– Инспектором я бы тебя хоть сейчас взял, – серьёзно заявил полковник. – Но дело у меня чуть другого касается. Ты решаешь эту проблемку, я устраиваю тебе условный срок.
– Гарантии?
Бурлаков усмехнулся:
– Ты детективы читал, Витя? Никаких гарантий, кроме моего честного слова! И выбора у тебя нет: или соглашайся, или отправляйся в Колымский санаторий на полный пансион с диетическим питанием.
– Ты судья, что ли, чтобы срок назначать?
– Это моя забота, как договориться с судом о твоей судьбе. Хотя, будь я фатумистом, я бы тебе вкатил судьбу Робинзона, чтобы не видеть подольше. Но, увы, мне сейчас нужна твоя помощь. Ты знаешь мемориум как свои пять пальцев, а у меня кадровый голод в отделе.
Когда собеседники перешли к делу, иронично-ёрнический тон беседы поменялся на деловой. Виктор даже забыл, где он находится, увлёкшись проблемой, изложенной полковником.
– Националисты, говоришь, расплодились?
– Именно. Особенно в советском периоде. Проходу от них нет: бритоголовые при Брежневе, русофилы при Сталине… Мемтуристы завалили жалобами, а начальство давит.
– За нарушение Исторической доктрины Российской Федерации? – догадался Холодов. – Ведь там чёрным по белому сказано «не допускать в мемориуме проявлений национализма, расизма, шовинизма…»
– Если бы только это! – вздохнул Бурлаков. – Ещё и Мемконтроль Израиля постоянно претензии шлёт за антисемитизм: Ленин – еврей, Сталин – еврей, еврейские карательные эскадроны по мемориуму скачут…
Виктор рассмеялся:
– Насчёт Сталина чушь, это легко поправить. А Ленин, я слышал, сам был, вроде как…
– Да какой из Ленина еврей! – досадливо сморщился полковник. – Где ты видел рыжих лысых евреев с узкими глазами и калмыцкими скулами?
Бурлаков поднялся из-за стола и стал расхаживать по тесной комнате.
– Сталинская эпоха вообще одна из самых сложных. А нас там, как назло, диссонанс на диссонансе. Вначале был «Сталин готовился завоевать Европу – Сталин был не готов к войне». Ладно, консонировали. Сделали так, что Сталин готовился к наступательной войне, не знаю, есть такая или нет. Потом другой диссонанс возник: «комсомольцы жируют – в комсомол загоняют насильно». И с этим справились, консонировали так, что в комсомоле жирует только верхушка. Тут новый диссонанс – «При Сталине расстреливали за анекдот – публикации сатириков типа Зощенко, Булгакова и Ильфа с Петровым». Ладно, консонировали: сделали так, что цензура запрещала эти вещи, но Сталин во время очередной пьянки лично разрешил. Тупо, конечно, но прокатило.
Полковник раздражённо вынул сигарету, прикурил от тлеющего окурка первой и усиленно задымил:
– А теперь националисты подгадили ещё одним диссонансом: «Сталин уничтожал евреев – Сталин сам был евреем». Как его консонировать прикажешь? Сам знаешь, что диссонансы ведут к хистпарадоксам и вызывают биение мемориума: появляются парадоксальные события, возникают неучтённые альтерны с антилогичными законами…
– Убрать националистов из мемориума, и пусть вождь продолжает евреев уничтожать, – предложил Виктор.
– Это и ослу понятно! Кто только убирать будет? У меня на сталинской эпохе самая большая текучка. Недавно инспектор сменился – перевели с эпохи Екатерины Второй. Привык он там в носу ковырять – никаких проблем!
– Не скажи. Был я в той эпохе как-то раз по молодости, один альт-документик добывал насчёт продажи Аляски. Там бедную Катю куча мемпутешественников одолевает. Одни хотят фаворитами заделаться, другие – отомстить за проданную Аляску. Им чихать, что не Катя продавала. И убивали её не одну сотню раз, поверь. Ты видел когда-нибудь убитых в мемориуме, которые по исторической логике должны продолжать жить? Они и живут и не живут одновременно. Мы их неваляшками называем. Очень неприятное зрелище! Особенно неваляшки, которых много раз умертвляют…
Бурлаков прервал воспоминания Виктора:
– Да плевать на Катю! У меня другая проблема: через месяц мемориум должен посетить президент с командой. Он хочет пробежаться по советскому времени, увидеть величие Родины. Мне начальство задачу поставило – чтобы всё чисто было. Асфальт везде, российские флаги вместо красных, надписи «СССР» поудалять и всё такое. Забот по горло, тем более что нужно ещё отовсюду вычистить коммунистов.
– Как это? – удивился фатумист. – Там весь всё ими пропитано!
– То-то и оно! По последней редакции Исторической доктрины наша страна должна процветать без всяких коммунистов. А те должны ей только мешать цвести. Работы море! Скажем, Гагарин по Доктрине должен быть антикоммунистом и, к тому же, православным. Попробуй-ка сделай! Поэтому мне совершенно некогда ещё и с националистами возиться!
Виктор рассмеялся:
– Похоже, команда президента сама вносит кучу диссонансов! СССР без коммунистов – как кино без попкорна! С прошлым президентом, помню, проще было. Он был либерал-западник, поэтому СССР был империей зла, а у власти – злые коммуняки. Всё предельно ясно! А нынешний патриот, по-моему, сам внутренне диссонирует: и страна должна быть великой, и коммунисты плохие. Хоть бы определился!
– При либеральном президенте было ничуть не проще, – возразил фатумисту Бурлаков. – В тогдашней Доктрине было сказано, что Сталин в тридцать седьмом уничтожил сто миллионов человек. Где мне было столько народу набрать для расстрелов? Да и вообще не твоё это дело – президентов обсуждать, – спохватился он, – Твоя задача – реальный срок не получить. И для этого нужно сильно-сильно постараться националистов вычистить из советского периода. А уж с коммунистами мы сами справимся. На всё просто рук не хватит.
Полковник продолжил уже холодно-деловым тоном, каким он, наверное, давал указания подчинённым эпохальным инспекторам:
– Сейчас я тебя оформляю, мы едет к нам в управление. Там сядешь у меня в кабинете, жалобы почитаешь от мемтуристов, от хистактёров. Их не так много. Потом вместе обговорим, каким образом будем дальше действовать. Думая, тебе придётся погружаться однозначно. Возможно даже в военное время.
– В сталинскую эпоху опасно погружаться… – почесал в затылке Виктор. – Тем более на фронт. Подкачка будет?
– Любая, – пообещал Бурлаков. – Противопулевая, противопыточная, силовая… Хистприборы сам скажешь, какие нужны будут, выдадим. Даже авторегулятор хистсжатия. Учти, что сейчас в войне действует не прежняя доктрина «трупами завалили», а новая, патриотическая – «победил простой мужик вопреки коммунистам».
Холодов впервые почувствовал преимущество госслужбы. Хоть и зарплаты мизерные, зато погружаться можно спокойно. Не из самодельной скрипучей мемкапсулы где-нибудь в подвале заброшенного дома, когда нужен напарник, стоящий на шухере. Да и на обвесе можно не экономить: хистприборы, подкачка… Всё за казённый счёт – красота! С таким оборудованием можно не только националистов найти, а хоть чёрта раздобыть и обреалить!
