Текст книги "Через секунды, сквозь века (СИ)"
Автор книги: shizandra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– И… чем же я их раздражаю? Я не единственный одиночка в вашей клинике.
– Зато самый беспокойный.
– Я почти никуда не выхожу! – он вскинул голову, и выпавшая из хвостика прядка хлестнула его по лицу. – Я ни с кем не разговариваю и никому не мешаю.
– У меня другая информация на этот счет, – Илья сузил глаза. – А ты, похоже, действительно ничего не знаешь о себе. С тобой ночами… скучать не приходится. И знаешь, я, пожалуй, действительно приведу к тебе экзорциста. Мне все больше кажется, что тебе нужна его помощь, а не моя.
Саша дернулся, глаза распахнулись, и Илья тихо рассмеялся про себя. О, да… В точку.
– Вы лжете!
– О нет, Саша. Я умею врать, но в твоем случае считаю это неразумным. Правда гораздо интереснее. Как думаешь, почему я спрашивал тебя о том, какие языки ты знаешь? Ты отлично умеешь игнорировать то, что тебе не нравится или ты не можешь понять. Продолжай в том же духе и кто знает, может, прогулка при луне тебе понравится больше. Хотя ты все равно об этом не вспомнишь. Как и множество других не менее интересных вещей, которые с тобой происходят, но на которые тебе плевать.
Лицо Саши исказила судорога, пальцы сжались в кулак.
– Уходите, – почти прорычал он, глядя на Илью сквозь завесу волос. – Убирайтесь!
– Как скажешь, – Семенов неторопливо выпрямился. – Если передумаешь – дай знать.
Ольга догнала его у самой двери клиники.
– Какого черта?! – она схватила его за воротник больничного халата и встряхнула, словно пытаясь выбить из него ответ. – Ты что делаешь, идиот?!
– Я благодарен тебе за высокую оценку моих умственных способностей, – он оторвал ее от себя и сжал локти, глядя прямо в глаза. – Дыши глубже. Иначе я пожалуюсь твоему мужу, что ты ко мне пристаешь.
– Придурок, – бросила Ольга и отошла. – Зачем ты его довел? Его пришлось успокаивать.
– А тебе вдруг стало жалко бедного мальчика? – Илья чуть сузил глаза.
– Я просто не понимаю, что ты делаешь и зачем. Чем дольше ты с ним общаешься, тем больше сам становишься похожим на психа.
– Возможно, ты не так уж и не права, – он хмыкнул, вспомнив свои ночные… галлюцинации. – Но это единственный способ заставить его раскрыться. Иначе я ничем не смогу ему помочь.
– Это жестоко.
– Это милосердней, чем лоботомия, – отрезал Илья. – Я всего лишь лишил его комфортного существования. Заставил наконец подумать о том, что происходит с ним, а не прятаться от самого себя.
– И ты думаешь, что это поможет? – теперь Ольга смотрела на него с любопытством.
– Он умен. Но у него есть слабое место.
– О котором ты мне, конечно, пока не скажешь.
– Не скажу.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – она только вздохнула, окончательно успокаиваясь. – Если не секрет, какой вопрос был главным в его тесте?
Илья хмыкнул.
– «Вам нужно, чтобы один человек получил важные для вас документы, но вы ограничены во времени, и вам нужно успеть попасть в еще одно место. Вы отправите документы по почте, с курьером или отвезете сами?» Он написал, что отвезет их сам.
========== 6. ==========
6.
– Так больше продолжаться не может, – Ольга положила руку ему на плечо, и Илья оторвался от мониторов. – Это уже издевательство.
– Если он хочет издеваться над собой, пусть продолжает в том же духе.
– Ему нужно поспать. Он на грани истощения.
– Он упрям, как стадо ослов, – Семенов лишь на мгновение позволил прорваться в голос раздражению. – Он не решит свои проблемы, если перестанет спать.
– Тотальный контроль…
– Он помешан на нем. И если бы он так не боялся того, что с ним происходит, он никогда бы не позволил себе забывать.
– Но своими словами ты…
– Он пытается снова обрести контроль над телом и рассудком. А с моих слов он знает, что сон – его самое слабое место.
– В нем слишком много страха, что кто-то узнает его тайны.
– Мы должны выбить этот страх другим, более сильным.
– Страх неизвестности?
– Да. Это. И страх потери контроля. Пока он позволял себе об этом не думать, ему казалось, что все хорошо. Я заставил его изменить свое мнение. Но он еще сопротивляется.
– Кажется, я начинаю уважать этого мальчика.
– Тебе всегда нравились упрямые, я помню, – хмыкнул Илья.
– Уговори его поспать хоть немного.
– Он хочет измотать себя до такого состояния, чтобы потом просто свалиться. Идея интересная. И я хочу посмотреть, что из этого выйдет.
– Когда ты успел стать такой сволочью? – Ольга отстранилась от него.
– Когда услышал и увидел то, чего нет, – Илья обозначил улыбку и снова повернулся к монитору. – Это не просто профессиональная гордость, Оля.
Яковлева только поджала губы.
– Надеюсь, ты уже нашел того врача, который будет лечить ТЕБЯ. Потому что я этим заниматься точно не буду.
– Тогда потеряешь хорошего работодателя, – Илья выразительно посмотрел на нее, и женщина, без труда расшифровав его взгляд, вышла.
Семенов сдвинул брови, снова переводя взгляд на монитор. Саша по-прежнему сидел на подоконнике открытого окна и, как казалось, бездумно смотрел в ночной парк. Вот только Илья ни на грамм не верил его мечтательно-задумчивому виду. У него ум, как у старика. Но реакции, эмоции – как у ребенка. И иногда они командуют его рассудком. Вряд ли Саша знает, что такое гармония. В нем живет не один демон, и каждый тянет его в свою сторону. Пока он контролировал себя, то казался целым. Да и был целым. Мастер игнорировать то, что мешает достижению цели… Илья вскинул голову и выматерился. Цель. У Саши была цель, которой он не знал сам, но которой подчинил всю свою жизнь. Теперь он считает, что она потеряна. Значит, необходимость в дальнейшем контроле отсутствует. Он ослабил его и начал «разваливаться». Илья закусил губу, все так же глядя на сидящего Сашу. Железный характер. Он не спит уже почти двое суток. Выглядит ужасно, но держится. Глупец. Хотя… Он просто не знает последствий.
…Звук прокатился по коридорам и этажам, забился, как птица в клетке, в тупичках и лестничных площадках, а потом вырвался на свободу порывом ветра, распахнувшим окна. Как загустевшая кровь, тягучий и темный. Вой, крик, стон – он был всем этим, и от него волоски на теле встали дыбом. Прокатился и растворился, оставив после себя тишину. Илья замер за столом, словно боясь пошевелиться, а потом мониторы просто погасли. Везде, каждый этаж, каждая палата. Экраны показывали только черноту. Илья потянулся к телефону, и тут словно вся клиника взорвалась от крика. Мощный вопль ужаса сотряс стены, и Семенов вскочил. Вылетел из кабинета, в последний момент успев придержать Ольгу, отшатнувшуюся от его двери.
– Что случилось?
– Пациенты… – ее губы подрагивали, а в глазах затаился страх. – Они боятся. Что это было, Илья?! Что за звук?!
– Неважно, – он чуть встряхнул ее за плечи. – Собери всех, позвони тем, кто уже ушел и не успел далеко отъехать, пусть возвращаются. Разбей людей на группы по трое и обходите палаты.
– Успокоительное? – четкие указания помогли Ольге прийти в себя.
– Да. Начни с тех, кто испугался больше всех. Может, остальные успеют успокоиться сами.
– А ты?
– А я… – Илья отпустил ее и отступил, глядя на темный провал лестницы, ведущей наверх. Там выключили свет? – Проведаю того, кто это все начал.
– Илья!
– Иди, – он несильно подтолкнул Ольгу, а сам почти бегом направился к лестнице. Саша, это Саша… Черт!
Он летел по лестнице, даже не видя ступенек. Толкнул дверь отделения и ввалился в коридор. Окинул его заполошным взглядом и замер. Почему здесь никого нет?! Где дежурная, где остальной персонал?! Почему так темно и… почему здесь так тихо?
Собственные шаги в полумраке отдавались гулким эхом, а дыхание казалось почти оглушительным. Почему.? Там, внизу, пациенты кричат потому, что им страшно. А здесь… Здесь те, кого нельзя выпускать, те, кто всегда закрыт на замок. Буйные. Но почему они молчат?!
…Дверь ЕГО палаты была открыта настежь, и проем зиял абсолютной темнотой. Только… голос… и… шорох…
Илья на минуту зажмурился, медленно выдыхая. Страх… Он наполнял каждую клетку тела. Страх, а еще злость. Илья сжал пальцы в кулак так, чтобы ногти впились в кожу и, не сводя глаз с темного прямоугольника двери, направился к нему. Теперь не были слышны даже его шаги. И дыхания как будто не было. Он замер на пороге, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Вдохнул и захлебнулся воздухом, когда услышал плач. Тихий, отчаянный плач, полный ужаса. И голос, Сашин голос…
– Не трогайте… отпустите… пожалуйста… пожалуйста… не трогайте…
Внутри поднялась волна злости, и страх отступил. Илья выдохнул и шагнул через порог. Щеки что-то коснулось, и дверь за спиной захлопнулась с громким стуком. Илья зарычал, чувствуя себя беспомощным в кромешной темноте, а потом в глаза ударил свет. Яркий, резкий. Такой, что ему пришлось на миг зажмуриться. Но даже тогда под веками разливалось зеленоватое свечение. Илья прикрыл лицо ладонью и приоткрыл глаза. Кинул взгляд вперед и отшатнулся. Саша висел в воздухе, словно распятый на невидимом кресте. Длинными растрепанными волосами играл ветер, а вокруг всей его фигуры билось зеленое пламя. Черные провалы глазниц, казалось, светились, и Илья захлебнулся воздухом, с отчаянием понимая, что контроль стремительно утекает, а тело и сознание захватывает ужас. Голова Саши поднялась, и Семенов застыл под взглядом его ставших уже нормальными глаз. Отчаянным, умоляющим… Саша… Он все понимал, все осознавал. И…
– Помогите… – его губы шевельнулись, но голос показался скрипом ржавого железа по стеклу. – Пожалуйста… – по его щекам потекли слезы, и Илья с ужасом понял, что они почти черные в этом свете. – Пожалуйста…
Тело все сделало само. Шаг, еще шаг… Бесшумное, не дающее ни грамма тепла призрачное пламя взметнулось и опало. А глаза Саши жили, умоляли, требовали, просили… Илья протянул руку, коснулся его и вдруг все исчезло. Огонь, свечение, шорох… И Саша, как марионетка, которой вдруг обрезали все нити, рухнул вниз. Тишина оглушила, и в ней, казалось, был слышен стук их сердец. Секунда, еще одна… Они ползли, как черепахи в этой тьме. Вздох, и в окно мягко проник луч света. Уличные фонари…
Илья пошатнулся на дрожащих ногах, и опустился на пол рядом с Сашей. Коснулся плеча, и тот медленно поднял голову, глядя прямо в его глаза. С ужасом, надеждой.
– Помогите мне… пожалуйста… – хриплый голос, казалось, царапал его горло. Илья втянул воздух сквозь стиснутые зубы и потянул его на себя, баюкая, как маленького.
– Помогу, Саша, помогу… Если ты позволишь…
========== 7. ==========
– Ты закрываешься, – Илья стоял у окна и смотрел на парк.
– Нет.
– Да. И не спорь, – он потер глаза каким-то по-детски беззащитным жестом. Он дико устал за последнюю неделю, но чем дальше, тем больше ему казалось, что они, он, топчется на одном месте.
– Может, вы задаете не те вопросы? – Саша уже сидел на кушетке, и смотрел в пол, зажав руки коленями. Бесцветный голос, пустой. Он тоже устал. Вот только его усталость была в разы хуже. Когда живешь всю жизнь и вдруг понимаешь, что чужой сам для себя…
– Нам обоим нужно отдохнуть и выспаться, – Илья вздохнул и вернулся к нему. Сел рядом, чуть сжал плечо.
– Я не закрываюсь, – Саша упрямо помотал головой. – Я делаю все, что вы говорите.
– Да – когда в сознании. Но в тебе слишком сильно живет страх. И он не пускает нас дальше.
– Какой страх? – Саша кинул на него быстрый взгляд из-под ресниц.
– Если бы я знал, – Илья пожал плечами. – За эти дни я узнал о тебе много всего, но на главный вопрос ты так не ответил.
– Мои прошлые жизни вас не очень заинтересовали, да? – усмехнулся Саша.
– Ну почему же… Твои похождения в шкуре немецкого ефрейтора были занимательными, – Илья отразил его усмешку. – Но ты замолкаешь, как только я хочу увидеть что-то большее. Что-то дальше, чем пара веков назад.
Саша нахмурился:
– Я не знаю, как это можно изменить. Я хочу наконец понять и… избавиться от этого всего. Действительно хочу.
– Значит, избавишься. Просто на это нужно время. Возвращайся в палату, Саша. Попроси снотворного у дежурной и хорошенько выспись. А потом мы вместе будем думать, как обойти твои блоки.
Саша встал, покусывая губы. Поколебался немного, а потом все-таки спросил нарочито равнодушно:
– Вам все также весело со мной по ночам?
Илья сузил глаза, хмыкнув про себя. Рисовать незнакомца Саша не перестал, и коллекция портретов его пополнилась, но больше никаких сверхъестественных вещей не происходило, что не могло не радовать. Клиника потихоньку вошла в свой обычный режим, Сашу снова переселили, и ничего больше не напоминало о той странной и страшной ночи. Вопросов о том, что произошло, Саша не задавал, но упрямиться перестал, и Илья сделал вид, что ничего не было. Отношения между ними, конечно, были далеки от совершенства, но налаживались, и это не могло не радовать.
– Понятия не имею, – Илья пожал плечами. – Я по ночам сплю дома. Так что, как ты понимаешь, веселья мало.
Саша только вздохнул с облегчением и улыбнулся.
– До завтра?
– Да, – Илья кивнул. – Постарайся выспаться как следует.
Саша опустил взгляд и вышел из кабинета, а Илья вернулся в кресло. Дело сдвинулось с мертвой точки, но настроение стремительно ухудшалось. Он забросил почти все свои дела, занявшись Сашей вплотную, и даже Ольга старалась теперь к нему не приставать, но, похоже, зря. Время ушло, а они так и не поняли самого главного. Но хоть теперь стало понятно, откуда Саша знает столько языков. Прошлые жизни… Он не помнит о них, пока находится в сознании. Но стоит только ему отключиться… Сначала Илья не поверил в то, что Саша рассказывает под гипнозом, но эти самые рассказы были настолько полными и яркими и изобиловали такими мельчайшими деталями и подробностями, что Илья сомневаться перестал. Как и скрывать от Саши темы их бесед. Тот сначала проявил вполне объяснимое в таком случае любопытство, а потом снова замкнулся, когда понял, что ничего из его рассказов не может объяснить того, что с ним случилось.
Илья выдохнул и потянулся к ящику стола. Вытянул папку и бросил ее на столешницу. Он записывал сеансы гипноза и отдавал практикантам для того, чтобы их перевели в текст. Интонации и манеру речи он и так успел выучить наизусть, а вот сами истории лучше было читать с листа. Забавно, но идея о памяти «прошлых жизней» пришла к Илье только к третьему сеансу, когда жизнь современного Саши полностью оказалась перед ним. И в ней не было ничего особенного, ничего такого, за что можно было бы уцепиться, и чем можно было бы объяснить происходящие с ним вещи. Ну, а потом Саша сам соскользнул в одну из своих предыдущих жизней. И Илья пришел в тихий ужас от того массива информации, что свалился на него вдруг, стоило только копнуть немного глубже. Ему понадобилось время, чтобы продраться через все, что он уже услышал – зачастую даже на незнакомом ему языке, но потраченное время того стоило. У всех жизней Саши было одно общее, что роднило его с Сашей сегодняшним. Он тоже кого-то искал. Искал, торопился, не успевал и снова искал.
Илья поджал губы и вытянул первый листок со стенографией. В этой жизни Саша был немецким ефрейтором. Изменившимся голосом он рассказывал Илье как мечется, утопая в каше из снега и грязи. Только что закончился бой, его отряду удалось его выиграть, но сердце ломило не от потерь личного состава, а от того, что чувствовало, знало: где-то здесь, совсем рядом тот, кого он искал в других всю свою жизнь. Илью корежило от боли, поющей в голосе Саши, который вдруг споткнулся о тело убитого мальчишки-партизана. Врага, в котором он узнал того, кто был, оказывается, всей жизнью. Что с ефрейтором было дальше, Илья так и не узнал, и узнавать не стремился. Ему и без того хватало информации с головой.
Следующий лист – еще одна жизнь. Революционная Франция и у Саши там красивое имя – Марсель. Этакий бунтующий Гаврош, мелкий и юркий строитель баррикад, вор и сорвиголова, отчаянно ищущий смерти и острых ощущений. Без принципов и тормозов, искренне ненавидящий богачей и политиков, всех тех, кто довел его семью до нищеты и смерти. Илье казалось, что он чувствовал на языке привкус пороха и слышал, как поют у виска пули, пущенные солдатами. Это он, а не Саша-Марсель бежал по выщербленным мостовым и прятался в переулках, только бы успеть. Успеть спасти того, кто оказался в среде тех, кого он так ненавидел. Он не знал, что с ним и почему вдруг фотография в газете заставила сжаться сердце, но он бежал, бежал, и вылетел на площадь одновременно с тем, как на камни осело бездыханное тело с торчащей из груди рукояткой ножа мясника. И это Илья, а не Саша-Марсель захлебывался слезами и горем, стоя коленями на грязной мостовой. Черт знает что. Илья встряхнулся, словно выныривая из омута чужой памяти, чтобы потянуться за следующим листком и окунуться в совсем другую жизнь.
Скрип мачты, соленые брызги, потемневшее дерево палубы и провонявший рыбой такелаж – это только в фильмах пиратские корабли выглядят романтично. В реальной жизни все было по-другому. Саша так и не назвал свое имя, он вообще удивительно мало говорил о себе. Только то, что на его корабль напали, и он попал в плен к пиратам. За него рассчитывали взять выкуп, поэтому оставили в живых. И вся его жизнь превратилась в существование, сложенное из качки, отвратительной вони, сальных шуточек пиратов и начавшейся лихорадки. Он метался в бреду, и точно также метался в бреду Саша, лежащий на кушетке в его кабинете. Он, как и тот, из прошлого, не знал, что с ним происходит, но погружался в бред все сильнее, пока на горизонте не появился военный корабль, посланный за ним. Что случилось дальше – Илья смог понять только, перечитав несколько раз записанное. Саша говорил сумбурно, то и дело срываясь на смесь английского и испанского, его речь была невнятной, несвязной, он проглатывал окончания и целые слова, но Илья все же разобрался. Саша снова не успел. И на присланном вдогонку корабле во время абордажа погиб тот, кого он не знал, но искал из жизни в жизнь.
Илья вернул лист в папку и задумался. После этой «жизни» все закончилось. Саша рассказывал все больше подробностей о своих уже известных Илье ипостасях, но стоило заглянуть глубже, как словно срабатывал блок. И Илья не мог понять его причину. Из всех предположений был только страх перед чем-то или кем-то. А, может, и сам Саша настолько сильно не хотел ничего вспоминать, что даже желание разобраться не могло разрушить этот блок. И что с этим делать, Илья не знал, но чувствовал, что время утекает сквозь пальцы. Он не мог даже себе объяснить, откуда у него взялось это ощущение, но состояние Саши ухудшалось. Пока это не проявлялось настолько явно, но Илья замечал и спонтанно появляющийся тремор в пальцах, и становящийся все более беспокойным сон. Взгляд все чаще словно обращался внутрь себя, глаза мутнели. Саша ел все меньше и держался на непонятных Илье резервах. Ольга почти рычала, но Илья стоял на своем. Нельзя бросать все сейчас, просто нельзя. Иначе все, чего они добились, все, что Саша уже пережил, сломает парня окончательно. Но как взломать этот чертов блок…
Илья снял очки, сжал переносицу пальцами и, вернув очки на место, рывком встал из кресла. Похоже, пришла пора тяжелой артиллерии.
========== 8. ==========
…– Вы изменили распорядок, – не вопрос, констатация факта. Саша нервничал. Илья не позвал его на сеанс ни утром, ни днем. Только когда на улице стемнело, Семенов пригласил Сашу.– Думаете, если выбьете меня из зоны комфорта, это поможет?
– Я должен попытаться, – Илья пожал плечами и, подойдя к своему столу, взял заранее наполненный бокал и протянул его Саше. – Возьми.
– И как к этому относится врачебная этика? – тот усмехнулся, но взял.
– Никак. Но это поможет тебе расслабиться. Здесь всего лишь легкое вино. Выпей, как компот.
Саша хмыкнул, но послушно выпил, отдав Илье уже пустой бокал.
– Спасибо, было вкусно.
– Я знаю, – Семенов улыбнулся и устроился в своем кресле. – Мне оно самому нравится. И я вдруг подумал, что тебе оно тоже придется по душе. Ты ведь не часто пил вино?
– Как-то было не до алкоголя, – Саша пожал плечами, откидываясь на спинку кушетки и заметно расслабляясь.
– И оно заставляет терять контроль, – закончил за него Илья, запуская метроном. Взгляд Саши ушел в сторону и словно прикипел к маятнику. – Считай, Саша. Просто считай.
Саша сморгнул и послушно принялся за счет в такт движения метроном:
– Один, два, три…
Прислушиваясь к его голосу, становящемуся все более безразличным и пустым, Илья дотянулся до папки на столе.
– Стоп.
Саша замолк.
– Посмотри на меня, – четко, но не жестко приказал Илья, и Саша перевел на него глаза, в которых не было ничего. Совсем. Жутковатое зрелище, к которому Илья так и не смог до конца привыкнуть. – Я хочу, чтобы ты сказал мне, кто это, – открыв папку, он вытянул один из листов бумаги и показал его Саше. До сих пор он не делал этого, ограничиваясь только устными вопросами, но Саша не отвечал и молчал до тех пор, пока не получал нового вопроса. Теперь же… – Посмотри сюда, Саша. Кто это?
Тот перевел взгляд на рисунок, вздрогнул, потом еще раз, словно хотел отшатнуться, но гипноз замедлял реакции.
– Ну же, Саша. Ты знаешь, кто это, – Илья достал еще один рисунок. Опасная грань. Очень. – Просто скажи мне. Назови хотя бы имя.
– Нет… – глухо прохрипел тот, и Илья впервые за все сеансы увидел его больше не пустые глаза. Отчаяние, страх, боль. – Нет! – Саша снова дернулся, не в силах отвести взгляд от карандашных линий на бумаге.
– Тогда, может быть, этот? – Семенов отложил в сторону те рисунки, что держал в руках и взял другой из тех, что нашел в комнате. Судя по виду, он был одним из первых, нарисованных Сашей. Портрет был неровным, немного изломанным, словно рука того, кто держал в руках карандаш, дрожала.
Саша застонал, прикусив губу, мотнул головой, не отводя взгляда повлажневших глаз. Его обычно спокойное лицо исказилось, сломалось, став вдруг некрасивым. Но с губ так и не сорвалось ни слова.
– Кто это, Саша? Кто?!
– Артур. Брайан. Гордон. Сэм. Элиас. Игорь. Отто. Артур. Брайан. Гордон. Сэм. Элиас. Игорь. Отто, – заговорил вдруг Саша чужим голосом, захлебываясь воздухом и словами. – Артур, Брайан. Гордон. Сэм. Элиас. Игорь. Отто. Артур… – он повторял и повторял, заходясь в треморе, то выплевывая, то выстанывая имена. – Артур. Брайан. Гордон. Сэм…
Илья отшвырнул рисунки, вскочил с места и вдруг все закончилось. Саша замолчал, нелепо открыв рот, а потом его голова свесилась на грудь, словно он потерял сознание. Илья шагнул вперед… и замер от раскатившегося по кабинету жуткого, леденящего смеха. По ногам и спине прошелся сквозняк, втянул по позвоночнику, распахнувшиеся створки окна ударили в стены, бумаги разлетелись, а книги с полок посыпались на пол.
– Саша…
– Его нет, – светловолосая голова поднялась, и Илья отшатнулся, врезавшись в края сидения кресла. С тонкого лица Саши смотрели абсолютно черные глаза. Его губы кривились, ломались, скалясь. Угрожающий рык, который, казалось, не в состоянии издать человеческое горло, заставил Илью вздрогнуть от ужаса. И голос стал другим. Страшным, чужим, ледяным. А потом пришла настоящая ярость. На себя, на собственную трусость, на то, что он потерял столько времени.
– И кто же ты? – ноги не держали, но садиться он не собирался. Только так, стоя, смотреть на то, чем стал вдруг Саша, смотреть сверху вниз. – Артур? Брайан? Элиас?
От прозвучавших имен Саша зашипел потревоженной змеей.
– Проклятый грешник! Трус, заслуживший свой ад! – он дернулся вперед, и Илья не успел. Цепкие ледяные пальцы сжали его запястье, мгновенное головокружение, и реальный мир вдруг исчез, сменившись кадрами, обрывками чужой жизни.
…Лес – заметенный снегом, темный, страшный. Расплывшиеся кровавые следы, ведущие куда-то вглубь. Бездыханный волк и человек в разодранной одежде. Из-за кровавой корки лица было почти не разглядеть, но он дышал, он был жив.
…Незнакомец тяжел, и под его тяжестью ноги проваливались в снег глубже, чем обычно. Дорога до дома измотала и закончилась, когда уже пришла ночь.
…Неровный свет от очага выхватывал скудную обстановку, деревянные стены, развешанные пучки трав и лежащего на грубо сколоченной кровати человека. Уже без одежды, чисто обмытый – он был в беспамятстве, метался от жара, но даже таким Илья его узнал. Тот самый, с рисунков Саши. Только здесь он старше, черты лица тверже и грубее.
…День и ночь сливается в одно. Иногда от вьюги сотрясался дом, иногда волчий вой заставлял волоски на теле подниматься дыбом. Раненый уже не метался от жара, и Илья видел его глаза, но не успел зафиксировать их цвет.
Он увидел их позже, когда мужчина оказался вдруг так близко, что была видна каждая ресничка. Его взгляд был таким жарким, яростным, шалым, почти ненавидящим. Они много и подолгу разговаривали, рана на боку и груди затягивалась и тому, чьими глазами смотрел Илья, не хотелось его отпускать.
А потом Илье показалось, что это он почти кричит от поглотившей вдруг боли, счастья и удовольствия. Чужие объятия были такими властными и сильными, губы – до странного неопытными, но жадными. Тело было словно в лихорадке, боль между бедер можно было едва терпеть, но в груди разливалось странное, безумное счастье.
…Одиночество и тихое отчаяние день превратили в ночь. Илья не знал, не мог знать чужих мыслей, он только чувствовал, но они заставляли дыхание срываться. Дни сменялись днями, закончилась зима, пришла весна. Тоска немного утихла, или тот, кто ее чувствовал, привык к ней.
…Всадники заполнили весь двор. Громкие, страшные, в черных хламидах и цепях. Никаких объяснений, только ярость, безжалостность и холод металла, обжегшего запястья.
…Усталость, страх, голод, сырость и холод. Он сутки провел в каменных застенках, и дневной свет ослепил на миг. Свет факелов, орудия пыток, и голос, говоривший на незнаком языке, но Илья его почему-то понимал. Обвинение в колдовстве. Удивление – это все, что накрыло девятым валом. Удивление и непонимание. А потом появился ОН. Когда-то спасенный, когда-то любовник. Он в серой хламиде инквизитора, его глаза были холодны, но во взгляде за ненавистью плескалась тоска. Он смотрел и говорил, говорил, говорил, без утайки рассказывая, как заблудился в лесу, как на него напал волк и как его спасли. Спасли только для того, чтобы околдовать, погубить душу давшего обет целибата. Совратить, заставив желать себя, возлечь с мужчиной, полюбить его больше своего святого долга. Что это, если не колдовство?
…Илья кричал, захлебываясь криком и слезами. Кричал от чужой боли, наполнявшей его собственное тело. Все, все, что угодно, только бы прекратились эти пытки, только бы пришел конец. Порванные сухожилия, поломанные кости и мертво все внутри. Приговор прозвучал, как музыка. Конец, скоро будет конец.
…Секунды текли так медленно. Все решено, скорей бы рассвет. От боли сводило все тело, спасал только холод, унимая боль. Шаги в гулкой тишине были еле слышны, и на секунду охватила паника. Неужели снова? Неужели опять?! Но дверь открылась непривычно тихо, не до конца, и захлопнулась сразу за спиной пришедшего. Мутный свет и изображение перед глазами расплывалось, но голос был слишком знаком. Он говорил и говорил что-то, но слова и их смысл проникли в сознание только вместе с прикосновением, от которого тело выгнуло в дугу. Сухие губы прикоснулись к губам, и это словно заставило проснуться. Неверие, жгучая обида и боль. Он бы откатился подальше, если бы мог, но у его любимого палача были такие теплые, нежные руки. Он говорил о том, что страх затмил ему разум. Что никогда никого прежде он не любил с такой силой. Что сожалеет и что поможет. Им нужно только дождаться утренних сумерек, пока охрана еще не сменилась. Болью огрызалось все тело, но в чужих руках было спокойно и так хорошо. Он поверил. Еще один раз. Терять все равно больше нечего, а сердце билось от надежды и даже не на жизнь, а на счастье быть с тем, кого так любишь.
…Слишком неловок и неуклюж. Кости на ногах после пыток остались целы, но пальцы вывернуты, а руки висели плетью. Невозможно бежать, даже нормально идти, а впереди ступеньки, двор и забор. Он вскрикнул, когда его подхватили на руки. Вынесли во двор, поставили у незапертой калитки и толкнули прочь, умоляя уходить. Там, за спиной доносились крики и бряцанье оружия. Илья чувствовал только чужое отчаяние. Калитку захлопнули за его спиной.
…Он бежал, бежал прочь. Оскальзывая, запинаясь, чуть не воя от боли и вытирая слезы напополам с кровью, сочащейся из пораненной брови и губы. Он слышал крики за спиной, вздрагивал от страха и, в конце концов, спрятался под перевернутой сломанной телегой. Погоня не заметила его, но он все равно просидел там до самой темноты, рискнув выбраться лишь когда на землю опустилась темнота. В чьем-то дворе он украл сушащуюся рубашку, из хлева – подобрал не съеденное скотиной. И схоронился до утра, укрывшись старой дерюгой.
…Утром жителей начали сгонять на площадь. Его не заметили, но он сам пошел следом, услышав разговор. Сегодня казнь, кого-то сожгут на костре. Пособника дьявола, который помог колдуну сбежать.
…Он торопился как мог, но тело не слушалось. Он был похож на пьяного или прокаженного, и его словно не замечали. А все, чего хотел он – это успеть. Успеть сказать, успеть спасти. Но на площадь попал, когда треск костра заглушил полный боли и муки человеческий крик. Он не успел.
…Он стоял на коленях в грязи, под проливным дождем. Вокруг – никого. Только воздух был наполнен смрадом и запахом дыма. Илья не слышал голос, но губы шевелились сами: «Я найду тебя. Через десять лет или сто, но я найду тебя. Клянусь в этом тебе своей душой и жизнью. Найду».
Реальный мир словно ударил под дых. Илья захлебнулся воздухом, закашлялся, срывая очки с лица. Его согнуло пополам, дрожь в пальцах было не остановить. Перед глазами все еще мелькали кадры чужой жизни, с которыми мозг пытался справиться, но дыхание уже приходило в норму.
– Что тебе нужно? – собственный голос был сорванным, горло саднило. Он кричал? Илья медленно выпрямился, щурясь. Саша… Вернее, то, что было вместо Саши, улыбалось, глядя на него черными глазами.
– Чтобы он меня отпустил, – в расширенных во всю радужку зрачках полыхнуло пламя ярости.
– А разве он тебя держит? – от пережитого еще подрагивали руки, но Илья все-таки смог заставить себя успокоиться. Вернул очки на место, попытался собрать бумаги на столе.
– Он провел ритуал. Через одну или две жизни. Переродился колдуном и призвал меня, чтобы я помог ему отыскать своего шелудивого пса! – выплюнул «Саша». – Только его убили до того, как он смог закончить призыв. Я успел дать ему свое обещание, а он мне – нет. И теперь я привязан к его душе. Из раза в раз, из жизни в жизнь, я скитаюсь по векам за ним следом. Не успевая снова и снова. Хочешь спасти этого парня? Ты знаешь что делать, – почти мурлыкнул он, закрыл глаза, и Саша вдруг забился. Застонал, царапая обивку мебели, выгнулся и обмяк, теряя сознание.
