Текст книги "Спасибо, что спас меня (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Найл спал, он очень устал за последние несколько дней, ему нужен покой. Тихо посапывая, дергая руками, он выглядел как Спящая Красавица. Пару мгновений назад и этот вид вызвал бы у Лиама бурю эмоций, восхищение, любовь, собственную удачу, что ему выпало жить и оберегать это чудо. Но не сейчас. Только злость, желание отыграться на ком-то горело внутри, сжигая остатки последней нежности и собственной вины.

Он резко подался вперед, садясь на ноги Найла, зажимая бедра коленями. Звонкая пощечина заставляет младшего открыть глаза от неожиданности. Найл резко схватился за щеку, которая ужасно пекла: пощечина была сильной.

– Что у вас с Маликом?! – Лиам кричит, его брови сведены на переносице, в глазах отдается упрек.

– Н-ничего…

– Врешь, поганец, – еще одна звонкая пощечина, намного сильнее, чем предыдущая, кровь начинает капать из носа омеги.

– Прости, пожалуйста, – Лиам встает с места, он уже перешагнул границу, назад не вернется, пока не сделает то, зачем перешагнул – месть, месть и еще раз месть.

– Да как же ты меня уже заебал со своими извинениями! – грубо разводит ноги омеги, устраиваясь между ними. – Что у вас с ним было?!

– Мы поцеловались, – из-за плача фраза прозвучала нечленораздельно, но Лиам все понял, к сожалению. – Пожалуйста, не надо…

– Надо, потому что ты провинился.

Ненужные предметы одежды быстро оказались на полу. Лиам припадает к шее омеги, оставляя там новую багровую метку. Найл не может перестать плакать, его всхлипы как всегда громкие, умоляющие, но Лиам научился их игнорировать. Он опустился ниже, целуя низ живота, проводя по нему языком. Закончив свои ласки, он усаживается удобнее, разводя ноги Найла сильнее.

– Пожалуйста, наш малыш умрет…

Слезы перемешались с кровью, которая затекает в уши от положения его головы, пачкая волосы и подушки. Лиам затыкает его своими пальцами, пихая два в рот. Найл послушно их лижет, пока Лиам вводит в него свой член. Пальцы мешают ему зажать зубы, он издает подавленный вскрик.

Старший делает толчок, кладя другую руку Найлу на живот. Омега зажмуривает глаза, внутри ужасное ощущение. Ребенок двигается, он чувствует. Каждый толчок, грубый, сопровождающийся полу визгом, убивал внутри что-то или кого-то. Лиам вынимает пальцы изо рта омеги с пошлым хлюпом.

Ноги схватила судорога, Найл положил руки на живот, выгибаясь дугой. Лиам взял его за талию, приподымая, не давая снова упасть на кровать. Это было чертовски неудобно, Найл не убирал руки от живота, кровь капнула ему на грудь. Лиам почувствовал скорую разрядку, прижимая Найла к себе сильнее, усаживая его себе на колени.

– Я хочу слышать тебя.

Найла сжимают крепко за челюсть, открывая его ротик.

– Ну же, малыш, я хочу услышать твои стоны.

Найл пытается напрячь свои голосовые связки, но у него выходит только дикий, разрывающий горло и лопающий барабанные перепонки крик. Это было убийственно, он прозвучал как сирена на атомной станции при утечке газа. Лиам обильно кончил из-за этого, пачкая всю постель.

Он оставил полуживого Найла в спальне, идя вниз, на кухню. Он берет телефон, закуривает сигарету, набирая номер капитана Миллс.

– Мистер Миллс?

– Мистер Пейн? Ваш муж готов рассказать все следствию?

– Нет, но он рассказал мне кое-что.

– Правда? И что же это?

– Вы можете пробить в базе Зейна Малика?

– Конечно.

– Перезвоните мне, если найдете его. До свидания.

– До встречи, Лиам.

========== Глава одиннадцатая. ==========

Зейн не был пьян, о чем он сейчас жалеет, когда к нему в дом ворвались полицейские с травматами.

Было около полудня, час пик. Зейн сидел на своем кресле в своей квартире, потягивая крепкий кофе из своей чашки, думая, как отобрать Найла у Лиама. Людей было много, огромный поток машин создал пробку. Это было похоже на муравейник, Зейн любил наблюдать. Он помнит только, как повернул голову, когда услышал треск выбивающейся из петель двери, а потом все фрагментами. Вот его уже приложили к столу, приказывая не двигаться, обыскали, надели наручники. Вывели, он не оказывал сопротивление. Потом кромешная тьма, дыра в памяти, он не помнит дорогу и первые пару дней в следственном изоляторе. Он помнит только разговор со следователем и красивую фотографию Найла, которая украшала папку по делу, названную именем маленького омеги. Он не понимал, почему так.

Найл не говорил ни с кем, перестал замечать угрозы Лиама в свой адрес. Перестал замечать боль в животе, перестал жаловаться. Он сидел за столом, прямо перед капитаном Миллс, который пытался выдавить из него хоть слово, но Лиам запрещал ему, зажимая рукой его затылок. В конце концов, Найл просто кивнул головой, подтверждая всю ложь Лиама, которую тот наплел.

Найлу было страшно. Все, что говорил Зейн про Лиама, сущая правда.

Лиам сделал все возможное, чтобы Зейна поскорее засадили, чтобы он не мешался под ногами. И, конечно, первое, и последнее слушание состоялось буквально через две недели.

В зале суда было тихо, душно. Найл хотел выйти, но Лиам ему не давал. Он пару раз встретился с Зейном взглядами, но каждый раз Пейн сжимал его бок, показывая свое недовольство. (Это была одна из его дебильных привычек.) Было страшно, было ужасное чувство вины, такое тяжеленное, весом с тонну, которое тащило сердце вниз. Лиам позаботился о самом лучшем адвокате округа, о самом дорогом, который курил коллекционные сигары и носил платочек в кармане своего пиджака буквально всегда. Таким людям можно доверять.

Лиам стоял посреди зала, говоря красивую речь, выставляя Зейна извергом, пока люди немо приоткрывали свои рты. Зачитывая с бумажки все нанесенные увечья Найлу, выделяя пафосно:

«Прошу заметить, господин судья, вероятность выкидыша у моего супруга составляет семьдесят».

Мама Найла плакала, прижимая его голову к себе, а тот хотел плюнуть Лиаму в лицо, потому что он так равнодушно зачитал все это, как будто вовсе и не был причастен. Его это не волновало, ему плевать, родится ребенок или нет.

Зейн прошептал что-то вроде: «Конченный ублюдок», – поворачивая голову в сторону Найла, заседавшего на первой скамье. Зейн видел, как тому больно, как эта вся ситуация приводит его в немой ужас. Взгляд такой же пустой, как когда Найл показывал ему свои синяки. Взгляд умоляющий, он как будто цеплялся за жизнь всеми силами, но готов был умереть в эту же секунду. Зейн игнорировал все осуждающие взгляды в свою сторону: эти люди ничего не знают, они смотрят на Лиама, как на героя, который обзвонил все ближайшие округи и подключил ФБР, чтобы найти своего муженька, но они не знали, что это все он. Это все сделал он.

Лиам закончил, адвокат Зейна по его приказу ничего не ответил в его защиту. Да Зейну уже давно похер. Найл теребил свой листочек с записанной речью, которую сочинил Лиам – ему стоит стать писателем, таких красивых и нереальных историй не пишет никто. Наступила очередь Найла.

– Я могу пойти с тобой, – Лиам дает ему пройти, не отпуская руку.

– Нет, я хорошо себя чувствую.

Лиам отпустил его руку, Найл сделал шаг в сторону, встречаясь взглядом с Зейном. Искра пробежала между ними, альфа понимал, что то, что сейчас скажет младший – клевета, он не думает так, это не искренне. Найл почувствовал свою вину в разы сильнее, с этим надо что-то делать. Буквально минута на раздумья: он разворачивает листок.

– Я, Найл Джеймс Пейн, потерпевший, хотел бы сказать пару слов.

Слезы начинают щипать глаза, он делает паузу. Лиам нервно дергает коленом, его мать сжимает коленную чашечку. «Успокойся», – произносит она, но Лиаму это ни капли не помогает.

– Знаете, – Лиам сжимает челюсть, все не так, как там написано, – Мой муж написал мне тут кое-что, – Найл демонстрирующе трясет листком. – Но это неправда, – внутри Лиама что-то падает, он срывается с цепи, но его мать не дает ему встать. Держит колено, больно впиваясь своими ноготками ему в кожу через ткань брюк.

Найл делает паузу, по залу проходятся возмущенные охи. Зейн выпрямляется на стуле, ухмыляясь.

Найл, блять, все-таки всемогущий. Он никогда ничего не боялся, он выставлял себя таким. И что происходит у него в голове, не знает никто. Никто не может предсказать его действий, никто не может завладеть им и подчинить себе. Он как бомба замедленного действия: она тихая, но страшная. Он просто правит этим миром, все склоняются у его ног по одному только его вздоху. Он владеет всем, он что-то большее, чем солнце.

И Найл наконец-то свободен.

– Некоторые данные подделаны в моей карточке, – омега чувствует себя необъяснимо хорошо, ничего не боится. – Если вы, господин судья, перечитаете мое дело, то заметите, что все внутренние повреждения матки датируются декабрем, а у мистера Малика я был намного позже, – Лиам не выдерживает, сжимает кулаки, что замечает его отец. Он кидает на Лиама взгляд, говорящий: «Если это правда, ты мне больше не сын». – Из этого выходит, что это сделал кто-то другой.

Немая пауза, Лиам кипит от злости, все сидящие в зале повернулись в его сторону, включая Зейна, который открыто улыбался.

– Зейн наоборот помог мне. Это вместе с ним я навестил гинеколога, который пролил свет на всю серьезность ситуации. Это он спас меня, когда я чуть не умер вместе с ребенком. Вы не справедливо выставляете его виновником, называя героем моего мужа. Но это не так. В этой истории роли перемешались. Видите, – он показывает пальцем на Зейна, – там герой.

Снова пауза, все происходит как сон наяву. Кто-то встает, чтобы похлопать – и вот уже весь зал громко аплодирует. Лиам срывается с места, но его перехватывает охрана. Найла берет за руку отец.

– Тише, тише, – судья стучит молоточком. – Я думаю, на этом наше заседание окончено. Мы, с представителями каждой стороны, пересмотрим дело еще раз.

Это было нереально. Найл чувствовал себя необычно легко, он как будто долго был под водой, а теперь ему снова дали возможность дышать. Он как будто только что был на волоске от смерти, но он спасся. Он чувствовал себя так, как будто прыгнул со скалы, но у него выросли крылья. Только у чистой души, подобной ангелу, могут вырасти крылья.

Люди томным потоком выходили из зала, семьи, некогда собиравшиеся объединиться в одну династию, окинули друг друга зловещими взглядами. Лиам, корчившийся от боли, потому что ему вывернули руки два охранника покрупнее его, пристально смотрел на Найла, но младший не боялся. Зейна подхватил за руку еще один охранник, Найл заметил это и побежал туда.

– Я могу с тобой поговорить?

– Я переговорю с ребятами, ты пока побудь с родителями, хорошо? – самая красивая улыбка в мире только что ослепила Найла: он утонул в любви.

– Ладно.

Лиама вывели, он выкрикивал маты, дергался, и Найл улыбнулся во все тридцать два зуба, когда услышал от судьи: «Этот парень по-крупному попадет, я чувствую».

Родители Найла разговаривали с какими-то людьми, в их числе был Миллс, который извинялся, когда к ним подошел приятный парень в форме, немного отличавшейся от других.

– Мистер Найл Хоран? – омега повернулся, услышав свое имя. – У мистера Малика есть пару минут, я отведу вас к нему.

– Мам? – Найл повернулся к ней, дергая за рукав блузки.

– Вы приведете его в холл? Боюсь, он сам заблудиться.

– Конечно, мисс.

Они оба развернулись, Найла повели не через главный выход, а через какой-то другой, который вел к камерам временного содержания. Темный коридор, аккуратно убранные камеры: они были похожи на ту, что у Зейна в подвале.

Еще пару шагов – и Найл стоит у кабинета, у которого имеется стеклянная вставка на одной из стен. Ему открывают дверь, он залетает в кабинет, сразу попадая в руки Зейну, цепляясь друг за друга, как в последний раз. Пауза, они сцепляют свои губы в самом страстном, в самом рваном поцелуе. Каждый пытается взять главенство на себя, но Найл сдается первым, его тело обмякло в сильных руках, он стоит на ногах только благодаря альфе. Они отрываются друг от друга, прижимаясь лбами – их глаза встречаются, взгляды переплетаются, говорят что-то без слов.

– Я люблю тебя, – голос тихий, немного хрипит, низкий. Найл отчетливее почувствовал запах сигарет.

– Я тоже люблю тебя, – они снова целуются, но уже без животной страсти. Медленно, прикусывая губу старшего, Найл обхватывает лицо Зейна руками, мило хихикая. Зейн не сдерживает свою нежность, улыбаясь, проводит языком по верхней губе Найла.

Они снова отрываются друг от друга, Найл кладет свою голову Зейну на плечо. Какое-то чувство собственного спокойствия охватило его целиком и полностью, и он впервые почувствовал себя по-настоящему в безопасности. Нет той тревоги, с которой он просыпался каждый раз рядом с Лиамом. Нет той удушающей вины, которую он постоянно чувствовал, даже если ничего не сделал. Есть только он, Зейн и их бесконечность, потому что они никогда не расстанутся. Это точно.

– Мистер Малик, нам пора, – Зейн отпустил Найла, проводя своей рукой по его предплечью, хватаясь за кисть, целуя ее несколько раз.

– Я вернусь, я обещаю.

– Я знаю, – Зейна выводят, снова цепляя на его руки наручники. – Я знаю.

Шепот отдался эхом, Найл слушал шаркающие шаги нескольких человек, среди которых так знакомо выделялась походка Зейна. Найла вывел в холл тот же самый парень, что и привел сюда, где его ждали родители.

– Мы посадим его в тюрьму, – злобный оскал его отца, с выбеленными до блеска зубами, которые ослепляли, немного пугал.

Найл ничего не ответил, они просто вышли на улицу и поехали домой.

***

Родители забрали Найла домой, желая не иметь ничего общего больше с семьей Пейнов. Контракт давно сожгли, разрушая огромную империю бизнеса. Они уже собрались разводиться. Ребенка, как решил Найл, надо оставить, потому что Зейн против абортов. Они проводят все свое свободное время вместе, родители Найла не против. Главное, чтобы их малыш был счастлив.

Прошло около двух недель, Зейна отпустили пока, под подписку о невыезде. Но ему никуда не надо, ведь весь его мир помещается в маленького парня, по имени Найл, который сияет каждый раз, когда видит маленького и ребенка со словами: «Наш малыш будет таким же прекрасным». И его, кажется, не волнует, что скажут люди.

– Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя? – Найл стоит у прилавка с мороженым, держа Зейна за руку, а тот готов был прыгнуть со скалы в самую бурную реку каждый раз, когда слышал эти слова. Они как алкоголь после тяжелого дня, как примирительный секс после ссоры, как доза для наркомана, как купание в кристально чистом озере, ограниченном водопадом с одной стороны.

– О-ох, ну выбирай.

И Найл не может сдержать восторга, вешаясь Зейну на шею, начиная целовать его щеку. А Зейн не может удержать свою безграничную любовь и ласку, наблюдая за этим лучиком солнца. Как быстро этот малыш занял его сердце? Очень быстро. И самое главное: Зейн не против. Сколько раз он уверял себя, что не полюбит кого-то так же чисто и искренне, как Эрни, но один парень уместился в его сердце, выстроил себе уютный домик в темной душе альфы и начал украшать ее изнутри цветами, воздушными шариками и смехом. Удивительно, как один случай может изменить вашу жизнь, и вы никогда не вспомните о своей прежней.

– Ты самый красивый.

Легкие комплименты, которые без умолку раздавались из уст старшего, придавали Найлу уверенности, чувство собственного достоинства, а главное – такое же значение величины, как у луны среди звезд. Он больше не чувствовал себя ничтожным, не чувствовал себя простой звездой, которая каждую ночь появляется в разных местах, как будто у нее нет собственного уголочка на небе, а иногда и вовсе не загоравшеюся белым светом. Он – луна, он что-то, у чего есть дом, место в этом мире, за чем любят наблюдать люди, пытаются быть похожими. Он чувствовал себя кем-то.

***

День расторжения самого ужасного во всей истории брака. Последняя встреча с Лиамом, на которую Найл так не хотел идти.

Они, с нотариусом и Зейном, стояли около кабинета в полицейском участке, потому что Лиама задержали. Его даже не хотят выпустить для подписания каких-то бумажек, он ведь не убьет никого по дороге в загс. Хотя… Сейчас на нем висело около десяти убийств, к котором он так или иначе причастен. Самый громкий серийный убийца за всю историю существования этого города. Полицейские ходят к друзьям, рассказывая очередные истории со своей работы, а эта – самая изощренная.

Найл топтался на месте, не желая присесть. Складывая руки на своем достаточно выступающем животе, он раздраженно выдыхал, а Зейн чувствовал, что младший сейчас накричит на кого-нибудь.

– Пойдемте, – из того кабинета наконец-то вышел лейтенант, приглашая внутрь. – Присаживайтесь, – Найл садится на стул, Зейн держит его за руку, чувствуя, как омега сжимает его ладонь, как он волнуется.

Нотариус достает бумаги из своего портфеля, просматривая их сквозь толстые стекла очков. Он кладет их на стол, все это время за ним следит Найл, который старается не поднимать голову и не смотреть Лиаму в глаза, который сидел напротив. Но Пейна сейчас не волновал Найл. Они с Зейном играли в гляделки, их животная сущность просыпалась, готовая разорвать в клочья противника. Их оскал волка проглядывался изнутри, они уже набили друг другу морды, даже не единожды, в своем подсознании.

Все открыто игнорируют нотариуса, который вслух перечитывает условия договора. Найл все-таки поднимает глаза, замечая, как Лиам уставился на Зейна, и дергает Малика за руку, заставляя наклониться.

– Зейн, можешь выйти, ты сейчас сгоришь, – Найл шепчет, тот последний раз смотрит Лиаму в глаза и выходит из помещения, тяжело выдыхая в коридоре.

Омега поднимает глаза, встречаясь с глазами альфы напротив, но сразу переводя взгляд на стол.

– Найлер, забери дом себе, – говорит вдруг Лиам, перебивая нотариуса. – Это будет подарок моему ребенку, – он протягивает руку вперед, с желанием взять руку Найла, но тот реагирует быстрее.

– Он больше не твой.

Найлу протягивают свидетельство, прося расписаться. Он без колебаний выводит свою быструю и большую роспись, сразу же протягивая бумагу Лиаму.

– Я ведь люблю тебя, – альфа медленно подписывает, смотря на Найла жалобно. Жалости он точно не вызывал.

– Надо было вспоминать об этом тогда, когда ты жестоко меня имел с ребенком внутри, – Найл встает, получается немного неуклюже из-за его положения сейчас, но его строгий и равнодушный тон сделал свое дело.

Он уверенно выходит из кабинета, беря Зейна за руку, переплетая их пальцы, крепко сжимая его ладонь. Нет, никто больше не помешает ему быть счастливым.

***

Самое обычное утро, самая обычная обстановка самого обычного буднего дня. Найл проснулся удивительно рано, сам этого не заметив. Он привел себя в порядок, проверил телефон. Все было очень хорошо, но все хорошее рано или поздно заканчивается.

Панические атаки начались у Найла на третьем месяце беременности и продолжаются до сих пор с небольшими интервалами.

– Ма-а-а-а-ам!

Он упал на пол, ноги внезапно стали ватными, он их не чувствовал.

– Ма-а-а-а-ам!

Родители сбежались на крик, его мать резко села на колени рядом с Найлом.

– Что случилось? – она приподняла его голову, жестами показывая мужу вызывать скорую.

– Я не чувствую, – он делает паузу, начиная рыдать взахлеб. – Я не чувствую малыша внутри, мам!

Он срывается на крик на последнем слове, пытаясь схватить ртом воздух, которого так не хватало. Внутри что-то давило, но это был не ребенок. Найл не чувствовал малыша внутри.

Паника внезапно накатила большой волной, жизнь пронеслась у него перед глазами. Он снова почувствовал страх, как будто бы Лиам стоял рядом, готовый наказать. Холодок прошелся по позвоночнику, он выгнулся дугой, его голова упала на пол, громко ударяясь затылком.

– Нет, нет, нет! Он не должен умереть! Позвоните Зейну, пожалуйста!

Паралич ног начал медленно переходить к рукам, он тоже перестал их чувствовать, они с глухим стуком упали на пол по обе стороны его головы, ударяясь костяшками пальцев. Слезы скатывались по его вискам, попадая в волосы.

Скорая забрала его, вколов лошадиную дозу снотворного, насунув на его побледневшее личико кислородную маску. В эти минуты он выглядел так, как выглядел тогда, когда Зейн приехал с ним в больницу: бледный, он приобрел грязный цвет дождливого неба; мешки под глазами представляли собой две соседние галактики такого же фиолетового цвета; конечности вдруг стали слишком тонкими, длинные пальцы смотрелись непропорционально; а все его тело растеклось на кушетке, как будто у него нет костей.

Шум клиники, к которой он так привык, его разбудил. Один из врачей, что его окружили, с ужасом наблюдал за хлопающими глазками омеги.

«Медсестра, еще снотворного!»

Свет слишком яркий, открыть глаза полностью не получалось, поэтому он продолжал ими моргать, желая загородиться от света рукой, но он ее не чувствовал. Суматоха вокруг него подсказывала, что что-то случилось, его лицо было ограждено какой-то тряпкой, чтобы не запачкать кровью (насколько он понял). Он ничего не видел, накручивал себя и одновременно молился, чтобы малыш выжил. Вот рядом появилась медсестра, протирая плечо, едкий запах медицинского спирта приударил, напрягая все нервные окончания в носовой полости. Укол был безболезненным, Найл все еще не чувствовал ничего ниже своей шеи.

Его мать сидела в коридоре, одной рукой потирая крестик на шее. Отец ходит туда-сюда, раздражаясь с каждым шагом, с каждой мыслью о мести. Медсестра заходит и выходит из помещения, ее постоянно дергают волнующиеся родители, но она всегда опускает свои глаза и говорит, что пока что ничего. Ничего в каком смысле? Ничего нельзя сделать, чтобы он или его ребенок жил? Вы пока ничего не можете сделать, поэтому сидите там уже второй час?

«Следите за давлением, медсестра!»

«Оно падает, сэр».

«Новокаин, срочно!»

Найл все слышит, но ничего не чувствует опять. Медсестра сделала ему укол, как он понял по шороху рядом и запаху спирта.

«Ничего не происходит».

Найл слышит пищание прибора где-то сзади, судя по интервалам между пиками, все в порядке. Снова шорох рядом, а потом резкая тишина. Как будто все в этом помещении замерли. Никаких разговоров, абсолютно ничего. Он двигает глазными яблоками под веками, пытаясь открыть глаза, но у него не получается. Куда они все смотрят? Найл перестает пытаться что-либо сделать, расслабляясь, а потом он понимает. Прибор сзади пищал интенсивнее и чаще, с ним одновременно пищало еще что-то. Пара секунд – снова суматоха, снова крики и приказы врачей медсестрам.

«Разряд».

Он слышит стук дефибриллятора, а потом резкий импульс по всему телу. Он не может издать ни единого звука. Только слеза скатывается по виску.

«Еще разряд».

Еще один импульс по всему телу, Найл выгибается дугой на хирургическом столе. Он чувствует свои конечности, немного приподымает руку, двигает пальцем, что замечает доктор.

«К искусственной вентиляции легких его подключите, срочно!»

Трубку вставляют в его глотку, он чувствует поток воздуха внутри. Через пару секунд он перестает слышать звуки, засыпает.

Зейн мчался с работы, как только мог, но удача сегодня не на его стороне: в такую крупную пробку попадают раз в жизни. И Зейну выпал такой шанс сегодня – будет, что внукам рассказать. Он выскакивает из машины, хлопая дверью, он даже не накинул на себя куртку или пиджак, хотя на улице было довольно прохладно. Быстро спрашивает у девушки в регистратуре, куда положили Найла. Она пыталась ему объяснить, но все, что он понял – это находилось на третьем этаже. Не стал ждать лифта: перешагивая по три ступени, он быстро добрался до места назначения. Коридор тихий, слышны только неравномерные вдохи и выдохи матери Найла, потому что она плакала.

Он за два шага буквально подбежал к ним, пожал руку отцу, но сбитое дыхание не давало возможности спросить, что же с Найлом. Мистер Хоран просто показал рукой через плечо на двустворчатую дверь, ведущую в операционную. Сама дверь внушала ужас: немного пожелтевшая, хотя реставрировали больницу совсем недавно, из-за двери доносился неразборчивый разговор и хорошо слышное тут пищание приборов. Но еще больше пугало Зейна то, что там лежит его Найл. Это не просто рандомный человек, которого он совсем не знает, а просто прошел мимо и решил прислушаться. Нет, там лежит Найл, и ситуация намного хуже, чем была тогда. Тогда Зейн находился в другом измерении, поэтому плохо помнит самые ужасные моменты. А сейчас он переживает их с новой силой.

Еще два часа ожидания – и к ним выходит медсестра, снимая с себя окровавленные перчатки и повязку, показывая свои припущенные уголки рта. Казалось, что хуже быть не может.

– Я могу говорить, да? – она намекала на Зейна, посчитала его лишним человеком, но отец Найла заступился.

– Он жених.

Она осмотрела всех жалобными глазами.

– Мы не смогли спасти ребенка, из-за потери около трехсот миллилитров жидкости нарушилась внутри бактериальная среда матки, произошло нарушение баланса витаминов, что привело к гибели ребенка. Но мы смогли провести операцию на прямую кишку, ваш сын очень скоро реабилитируется.

Ее приятный голос помогал воспринимать все более сглажено. Мама Найла упала на плечо своему мужу, она резко стала вся бледная, неживая.

Зейн отключился еще когда она вышла, мозг перестал работать, отказываясь принимать информацию. Внутри что-то обрушилось, он перестал чувствовать себя здесь. Он переместился куда-то далеко, желая оградить себя от всего ужаса реального мира.

– Нам нужен кто-то, кто подежурит с ним первую ночь.

– Я могу, – откликнулся Зейн, приподымая руку, делая неуверенный шаг вперед.

Отец Найла кивает головой.

– Да, я пока приведу ее в себя, – они с женой разворачиваются, она не в силах двигаться, он ведет ее. – Ты ведь сам разберешься, верно?

– Конечно, мистер Хоран. Я не подведу.

Выбеленные стены палаты, от которых тошнило. Такие же белые стулья и стол, подоконник. Такая же белая кровать, на которой лежал такой же болезненно белый Найл. Только Зейн разбавлял эти белые краски своими черными брюками. Он определенно ненавидит белый цвет.

Уже давно темно, уже давно небо усыпано звездами, которых сегодня было удивительно много, как будто кто-то разбрызгал щедрое количество краски на черный холст. Луна сегодня была очаровательно хороша, хотя Зейн был с этим не согласен. Если Найл могущественный, и он руководит всем, то почему луна сегодня такая яркая? Кто-то забрал у него главенство? Кто-то сбросил его со счетов? Или может Найл сегодня возродится? А что, если это ребенок внутри него, являлся его силой, руководил Найлом, как посредником, смешав в себе две противоположности: злобу и ненависть одного отца и открытость и невинность другого? Ребенок являлся антагонистом, по сути, может это придавало ему сил?

Из глубоких размышлений Зейна вырвал слабый всхлип омеги.

– Мам? – он шепчет, сил не хватает, чтобы повысить голос.

– Я здесь, – Зейн тихо встает со стула, перемещаясь на кровать.

– Зейн, он умер? – Найл открывает глаза, их голубизна только что осветила комнату самым красивым светом. Такой свет видят только когда попадают в рай, как говорят люди постарше.

Зейн не знает, как ответить, потому что произносить это вслух страшно. Он просто берет руку Найла в свою и прикладывает ее к животу омеги. Трех секунд хватает, чтобы понять все. Найл сжимает одеяло своими пальчиками, до побеления костяшек. Зейн чувствует напряжение маленькой ладони под его собственной рукой и сжимает ее, пытаясь успокоить, пытаясь показать, что он здесь в любом случае.

Еще пара тихих секунд, жалостливый взгляд карих глаз на голубые: Найл сдается. Первая слеза прокладывает влажный путь всем остальным, он ломается. Зейн ложится рядом, нежно обводя рукой вокруг тела омеги. Найл теснится ближе, приподымая одеяло, пуская Зейна. Альфа прижимается губами ко лбу Найла, чувствуя его напряжение. Тихий плач, мягкое хныканье распространилось по комнате. Слышать это – настоящая пытка. Найл прижимает свои руки снова к животу, сжимая кожу. Там больше ничего нет. Омега борется с диким желанием разодрать его ногтями, вспороть чем-либо, что попадется под руку. Он с силой чешет живот, Зейн чувствует острые движения рук.

– Не надо, – он оставляет легкий поцелуй на лбу Найла, кладя свои руки поверх рук омеги.

Томное дыхание, возобновившийся плач. Дрожь охватила тело омеги, Зейн прижал его к себе сильнее. Младший немного переместил руки, теперь правая лежала на месте укола капельницы в левом предплечье.

– Он умер, – произносит Найл через долгий час плача.

– Я все равно люблю его, как своего, – Зейн шепчет, опаляя горячим дыханием лицо Найла.

Снова немая пауза, Найл приподымает голову, чтобы посмотреть Зейну в глаза. Уголки их опущены слишком сильно, ресницы прикрывали пол глаза, падая длинной тенью от лунного света. Их взгляды снова встречаются, Зейн видит только большие красные глаза, молящие хоть о капле справедливости от мира и какой-то вербальной помощи. Их краснота смотрелась на фоне голубой радужки, как смотрится пятно крови в вычищенном бассейне какого-то богатого папика, которого застрелили прямо в том самом бассейне.

Найл смело тянется подбородком повыше, чтобы дотянуться до таких манящих губ Зейна. Альфа решает облегчить ненасытному задачу, опуская голову немного ниже, сразу же впиваясь в губы омеги. Поцелуй был сильным, таким необходимым сейчас, таким светлым и чистым. Они боролись за главенство снова, но альфа решил уступить, пуская Найла в свой рот. Омега не растерялся, проводя языком по верхнему ряду зубов Зейна, акцентируя внимание на двух, симметричных относительно друг друга, клыках. Рот старшего был теплым, со вкусом спелой вишни.

Они снова неохотно оторвались, Найл прислонился лбом к ключице Зейна. Старший прижал его еще ближе к себе, кладя одну руку на поясницу, а другой поглаживал его голову, играясь с немного отросшими прядями.

– Я люблю тебя, – шепчет Зейн, зарываясь носом в шею омеги, вдыхая его запах.

– Я тоже люблю тебя.

Они погрузились в вечность с этими словами, дыша ровно, синхронно. Их сердца бились в унисон. Луна продолжала светить точно так же, как и светила до этого. Ярко, ослепляюще. Звезд на небе визуально стало больше. Найл чувствовал себя луной, все еще, рядом с Зейном. А Зейн чувствовал себя одной незначительной звездочкой, на которую Найл предпочитает смотреть перед сном. Они заснули, с прекрасными мыслями о своем будущем.

Найл все-таки могущественен сам по себе. Сейчас Зейн это понимает. Найл та сила, которая руководит им, которой он бескорыстно отдался. Он одновременно силен и слаб рядом с ним. Он одновременно в здравом уме и в полном опьянении разума. Он одновременно считает себя первым рядом с ним и одновременно одним из тысячи почитающих его могущество. Найл – парадокс. Он самый слабый и самый сильный человек, которого Зейн когда-либо встречал.