Текст книги "Спасибо, что спас меня (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Он с нечеловеческой скоростью сбегал туда и обратно, еще каким-то образом не разлив воду в стакане.

Найл присел на кровати, хотя, судя по его виду, это было адски больно, его можно похвалить за такое мужество. Он закидывает таблетки в рот, запивая их водой, ложась обратно.

Зейн стоит в комнате еще минут десять, Найл успокаивается и засыпает.

Пакистанец даже не заметил, что он сжал стакан так сильно, что когда он поставил его на стол, тонкий хрусталь развалился. Из ладони Зейна потекла тонкая ниточка крови, стекло его почти не задело. Он наклеил пластырь, выкидывая осколки в мусорку. Все это время Зейн находился в странной прострации, застряв в потемках своего разума.

Он присел на стул, не в силах больше игнорировать приток мыслей в голове. Он начал снова переживать старые воспоминания, глаза стали влажными. Зейн быстро выгнал эти мысли из головы, ведь он обещал больше никогда не плакать, потому что плакать – удел слабых, а Зейн не слабый, он самый сильный, ему надо выстоять в этом мире.

Он вернулся в спальню, где сел на кресло, наблюдая. Это была одна из его дебильных привычек. Он ее ненавидел, но не мог лишиться.

Найл снова открыл глаза, теперь уже не пугаясь, как прежде, просто садясь на кровати, смотря прямо в глаза незнакомцу.

– Ты хочешь знать, кто я? – голос его тихий, манящий, тембр голоса вызывал мурашки по коже.

– Возможно, – Найл обыгрывает. Его голос тоже тихий, но немного выше, чем у альфы напротив. Зейн, если честно, немного удивился.

– Ты меня не боишься? – Малик потирает подбородок пальцами.

– Максимум, что ты сделаешь, это убьешь меня. Я не боюсь смерти, потому что вынес уже все круги ада.

Глаза старшего полезли на лоб. Только что этот маленький омежка ныл от боли и сейчас он просто… пугает. Серьезно. Он пугает Зейна.

– Я Зейн. Прости, если я напугал тебя.

– Извинения не принимаются.

– Ох, ну ладно. Я бы тоже не простил себя, – тон Малика меняется на более и менее веселый. – Я обычный бизнесмен. Мне двадцать один.

– Откуда ты знаешь Лиама? – Найл резко его перебивает.

– Мы коллеги. Вернее были коллегами.

– У вас что-то случилось? Поэтому я здесь? – Зейн ухмыляется.

– Возможно. Когда ты перестал бояться говорить со мной? – Зейн встает с кресла, желая разглядеть омегу поближе. Он делал это против своей воли, его тело двигалось само.

– Хуже мне уже все равно не будет, – Зейн присаживается на кровать, видя, как лицо младшего меняется и даже февральское солнце спряталось за облака.

– Ты можешь рассказать мне? – он пытается втереться в доверие, хотя не уверен, что хочет это слышать.

– Что у вас с ним случилось? – Найл переводит тему, жалобно подымая свои голубые глаза.

– Ты уверен, что хочешь знать?

– Не думаю, что я услышу что-либо новое и шокирующее для меня, но я должен знать, почему я ночую здесь, а не дома.

Зейн немного опешил, не зная, с чего начать, поворачивая голову к окну, начиная с самого начала.

– Три года назад мы с Лиамом были друзьями. Мы были теми еще парнями, то и дело, попадали в передряги, но нам было плевать. Наши родители всегда покрывали нас. Мы и не парились насчет учебы, ведь светлое будущее с семейным бизнесом нам было обеспечено. У нас была развязная жизнь и партнеры на одну ночь.

Но потом я заметил, что Лиам все больше и больше стервенел. Я слышал, как люди, уходившие с ним, рыдали и кричали, а после они не появлялись на занятиях месяцами, и все говорили, что они в больнице, – Зейн почесал затылок. – Было немного не по себе, о нем стали ходить слухи, и его дурная репутация разнеслась по вузу со скоростью света. Все дошло и до меня. Говорили, что он насиловал ребят, которых он находил на вечеринках у друзей или в барах. Я не поверил, если честно, – Малик виновато опустил голову, все еще коря себя за прошлое. – Он был моим другом, мне было плевать, о чем сплетничают завистники.

А потом я нашел себе парня, с которым стал встречаться. Его звали Эрни, и он поменял мои взгляды на мир. Я перестал ходить на тусовки, проводя тихие вечера с ним дома. Мы любили друг друга, а потом он забеременел. Я был на седьмом небе от счастья. Но Лиаму это, по-видимому, не понравилось. Мы с ним крупно поссорились, а через две недели мне позвонили из больницы. Он изнасиловал Эрни, убив его. Я готов был расчленить его, а части тела разбросать по миру, – Зейн запускает ладонь в волосы, пока Найл внимательно следит за его двигающимися губами. – Господи, у меня был нервный срыв, я посещал психолога пару месяцев. В суде его родители как обычно все замяли. После этого мы перестали общаться, и я ушел в тень, ожидая. Лиам изнасиловал еще пару омег за эти два года, а с тобой решил пожениться. Поэтому ты здесь, – Зейн заканчивает свой рассказ, поворачивая голову к омеге.

– Ты хотел меня убить?

– Да, если честно. Но я передумал, не бойся, – они оба издают подавленные смешки. Найл – потому что он все еще немного побаивался, но Лиам всегда учил его быть безразличным в любой ситуации, а Зейн, скорее всего, просто автоматически повторил за младшим.

В комнате повисла пугающая тишина. Было некомфортно, даже чересчур, но они оба не знали, что спросить.

– А ты не боишься, что тебя поймают? – Найл нарушил тишину, потому что из-за нее он отчетливо слышал свое сердцебиение, которое его стало раздражать.

– На самом деле, я еще не думал об этом, – их глаза встречаются, и они не в силах оторваться. Странная мысль проскальзывает в сознании обоих, Найл опускает свой взгляд чуть ниже, снова следя за губами Зейна. – Меня больше волнует, почему вы все еще вместе. Я слышал, у него была «жена» полгода назад, но они развелись через два месяца брака. Неужели, он испытывает к тебе что-то? – последний вопрос прозвучал с укоризненной ноткой, что было странно, как будто Зейн ревновал.

– Я не знаю. На самом деле, наши родители свели нас для объединения собственных корпораций в одну большую, чтобы заработать все деньги мира, – Найл вздыхает, настолько громко, что, кажется, это было сделано специально, но это не так.

– Ого, как ты с ним живешь? Это ведь ужасно.

– Я не знаю, честно. Но, мне кажется, в нем есть что-то такое, что цепляет меня. Я бы давно сбежал куда-нибудь, но он всегда делает так, что я его жалею. Он умеет быть нежным, если честно, – омега закрывает глаза, блаженно переживая те моменты (у них с Лиамом были счастливые моменты, ого, прям ОГО).

– Иногда я забываю, что тебе всего семнадцать… – Зейн улыбается, смотря на Найла, который, наверное, впервые чувствует себя нормально и в безопасности.

Найл падает на кровать, потягиваясь, Зейн не может оторваться от этого зрелища: маленький, сонный мальчик с растрепанными волосами цвета пшеницы; одеяло, запутавшееся в его тонких, изящных ножках; свитерок, который приподнялся, оголяя его молочную кожу; выпирающий животик, придающий ему еще большую уязвимость; синяки на бедрах, раскраской похожие на картинки галактик в учебниках астрономии.

Нет, это было так прекрасно, что Зейн невольно провел языком по своей верхней губе. Он не видел никого прекраснее. И все эти прекрасные мысли улетучились, когда Найл захотел встать, но не смог, издавая протяжный, скулящий стон.

Он снова плакал от боли, извиваясь в постели, как уж, и сжимал тонкую ткань простыни, как единственное спасение. А когда Зейн вернулся с таблеткой, он схватил его за ворот рубашки, зажмуривая глаза до звездочек.

А потом он отключился. Опять.

Зейну стало настолько не по себе, что он, ни о чем не думая, оставил дом, запрыгнул в машину и поехал как можно дальше и быстрее.

Остановился Малик далеко за городом, свернув на обочину.

Он силой сжимал руль, его костяшки побелели, а ногу свело судорогой от того напора, с которой он давил на газ. Он тяжело дышал, его взгляд был темный, как ночь.

Через два часа он вернулся. Дома все было, как прежде. Натянутая атмосфера никуда не исчезла. Найл все также спал на кровати, у него был жар. Зейн притащил всю свою аптечку в спальню и запасся водой. Найл выпил необходимые таблетки, Зейн боялся, что его вырвет.

Малик ходил по дому, везде открывая окна, чтобы выветрить бациллы, чтобы ему стало легче дышать, ведь он не мог находиться рядом с омегой долго. Его душило чувство вины, чувство не идеальности, не совершенства его собственной души и моральных устоев.

Он подогнал себя под шаблон всех тех богачей.

Он ненавидел это, поэтому перестал ходить на светские вечеринки со своими родителями еще в пятнадцать. Он никогда не хвастался своим богатством и, если честно, он готов был понести наказание за все, что он сделал, будучи бешеным подростком, но его родители не хотели нести на себе бремя «родителей уголовника».

Он вернулся в спальню, застревая в дверном проеме. Уже давно за полночь, луна за городом светит настолько ярко, что иногда кажется, что это на самом деле солнце. Звезды мерцают, их бесконечное множество, их ничто не затемняет. Они свободны, как и луна. Как каким-то хотел быть Найл.

Зейн опирается плечом об косяк, складывая руки на груди. Он снова начал рассматривать омегу, с непонятным желанием охотника, проходя глазами по всем его линиям и изгибам, думая про себя, насколько тот идеален.

Вот почему Лиам бережет его.

Малик подходит ближе, целуя омегу в лоб, проверяя его температуру.

– Вроде нет, – говорит он про себя, ложась рядом.

Найл, в футболке Зейна, даже не дергается. Малик прижимается как можно ближе, обводя младшего рукой, кладя ладонь на его живот, накрывая их ноги одеялом.

Зачем он это делал, он не знает и не сможет объяснить. Ему внезапно захотелось передать Найлу, что он в безопасности. И его ребенок тоже.

Зейн зарылся носом в его волосы, которые пахли ромашками. Ромашки – простые цветы, ничем не примечательные, они никому ничего не должны, и они притягивают добро и невинность. Их любят за их простоту.

Это идеально характеризовало Найла.

Зейн быстро заснул, что было очень необычно, ведь его уже долгое время мучила бессонница. Найлу снова стало плохо через некоторое время, он схватил руку Зейна на своем животе и с силой сжал ее, отчего Малик проснулся. Он начал выводить круги по его животу, успокаивая, прижимаясь губами к его макушке. Найла взяла мелкая дрожь, он резко побледнел, его конечности стали холодными буквально за секунду.

Зейн встал, накрывая Найла больше, и пошел закрывать все окна в доме как можно скорее, чтобы Найл не чувствовал пустоту около себя.

Он вернулся в спальню, снимая с себя джинсы и рубашку, натягивая пижамные штаны, возвращаясь в постель. Найлу стало легче, он повернулся лицом к Зейну, тот немного отодвинулся, чтобы не сильно зажать живот.

И Зейн пролежал там часа два, думая обо всем, слушая спокойное дыхание Найла, его громкое сердцебиение. Он заснул только когда солнце начало подыматься, под мягкое сопение Найла.

***

– Да мне вообще похуй, что у вас еще куча дел! – Лиам был весь на нервах последние два дня. Найл так и не вернулся домой. – Если я, блять, прошу обшарить город еще раз, вы обязаны обшарить город еще раз! Простите, мисс, потому что мистером я вас назвать не могу, вы конченный ублюдок, если моего мужа не будет у меня завтра, я обращусь в ФБР!

О-ох, как же он был зол. Он уже успел разбить все декоративные статуэтки, чайный сервиз, пару тарелок. Он был настолько зол, что если его заставляли сесть за стол, чтобы поесть (потому что он перестал есть), он гнул вилки и ложки и мог сломать лезвие ножа.

– Лиам, малыш, успокойся, ты ведь не виноват, – его мать пыталась его успокоить, но все тщетно. – Надо беречь свои нервы, Найла мы найдем.

– Если только уже мертвым, – он сжал в руке телефон, снова начиная набирать Найла.

Если он чувствовал, что сейчас сорвется, он набирал номер, но каждый раз он слышал: «Набранный вами номер не зарегистрирован в базе, повторите попытку».

– Мама, я думаю, тебе пора.

– Но…

– Мам, давай, я хочу побыть наедине, тебя заждался отец.

– Я позвоню.

Она надевает свою маленькую, декоративную шляпку и, разворачиваясь, уходит, еле слышно, но раздраженно хлопая дверью.

– Почему он, почему не я? Что он мог сделать кому-то, он даже пожить еще не успел, – Лиам встает с дивана, швыряя телефон куда-то в самый дальний угол, от него не было пользы.

Он тяжело выдыхает, беря в руки их совместную фотографию с Найлом. Это свадьба. Он улыбается, проводя пальцем по фигуре омеги. Лиам рассматривает фотографию десять минут, замечая, наконец-то, что Найл не испытывал дикого восторга от этого.

Его лицо улыбается, но его глаза мертвы. Он ничего не чувствовал тогда, как, возможно, и сейчас.

Лиам вспоминает все те разы, когда он срывался и как он продумывал план наказания два дня назад, просто за то, что Найл не надел шапку.

Лиам прижимается спиной к стене, опускаясь вниз.

– Пожалуйста, не надо!

Они недавно тоже поссорились, хотя Лиам просто снова сорвался. Он никогда не винил себя за это, потому что думал, что ласки, которые он дарит Найлу, компенсируют боль.

Но ничто не может скомпенсировать боль.

– Я, блять, по-человечески просил мне не звонить.

– Прости…

– Бог простит.

Он помнит, каким жестоким был, как ему нравился истерический плач младшего.

– Пожалуйста, не трогай меня.

Громкий шлепок. Ягодица покраснела, теперь это отлично сочетается с небольшими синяками от пальцев.

– Пожалуйста, Лиам…

Лиам снимает с себя ремень. Толстый, из натуральной крокодильей кожи, он переливался при свете лампы.

– Сначала ты не делаешь то, о чем я тебя прошу, а потом ты просишь пощады? – удар ремнем, настолько сильный, что кожа немного расходится тонкой полосой. – Ты не считаешь, что это слишком нагло? – еще один удар, Найл кусает свой кулак, чтобы не закричать. – Я не слышу.

– Прости, – сопровождающий удар.

– Неправильно, – Лиам ударяет два раза, Найл не сдерживает визг.

– Прости, пожалуйста, папочка, – слезы катятся градом по его щекам.

– Я подумаю.

Лиам помнит, как холодно он произносил все эти слова, как сильно он возбуждался от страданий.

– А пока ты отработаешь.

– Не надо, пожалуйста…

Найла грубо переворачивают на спину, не давая окровавленной заднице дотронуться до постели, хотя пару капель падают на простынь. Лиам закидывает его ноги себе на плечи.

– Постарайся для папочки.

Найл начинает плакать сильнее, всхлипывая. Почувствовав член Лиама в себе, он сильно напрягся, получая сильную пощечину.

– Я не просил тебя.

Он изо всех сил пытается расслабиться, но ничего не выходит. Тянущая боль внизу живота пускает импульсы по всему телу, оставаясь дрожью в конечностях.

Лиам помнит каждое слово, каждую просьбу, каждую мольбу Найла, но в тот момент это его не останавливало.

Неожиданно для себя, его глаза сами по себе намокают и начинают щипать.

– Боже, прости…

Он выкидывает фотографию, стекло трескается прямо на лице Найла, и получается так, что никто, кроме маленького омеги, не задет.

Лиам встает, идя на кухню, доставая бутылку крепкого шардоне. Он снова начинает хлестать алкоголь, дабы затуманить разум. Травка, которую он достал у друга, «для крайних случаев», уже завернута в косячок, развеиваясь легким дымком по кухне.

Он выпил бутылку, но не решился взять еще одну.

Главное оставаться максимально адекватным.

Пейн поднялся в спальню, постель была холодная, поэтому Лиам на ней не спал. Он спал на кресле рядом с окном, представляя, что как только он проснется, Найл будет здесь. В первую ночь это не сбылось, а Лиам будто застрял в своем ночном кошмаре.

(Он любил Найла на самом деле, просто он выражал свою любовь по-своему, а то, что люди этого не понимают – это их проблемы.)

Он подходит к шкафу с одеждой, доставая свою спортивную кофту, которая уже ему не принадлежала. Найл отобрал ее и частенько в ней ходил. Она идеально сидела на нем, прикрывая его животик, а рукава были немного длинными, поэтому Найл часто делал себе «лапки».

Лиам надевает мастерку, которая уже пропиталась запахом омеги. Он внюхивается, прикрывая глаза. Он опускает голову немного ниже, протягивая руки к коробке.

В этой коробке лежали те самые фигурки героев из «Мстителей», которые так понравились Найлу в первый день их знакомства. Он так сильно любил их, что часто доставал их и рассматривал. Он еще не нашел места, куда их поставить, поэтому они хранились в маленькой, аккуратной коробочке в шкафу.

Лиам рассматривает фигуры, представляя, как маленькие пальчики его мужа изящно крутят фигурки в своей миниатюрной ручке. Он кладет фигурки обратно, кидая коробку на кровать. Он подходит в прикроватной тумбочке со стороны Найла, открывая верхний ящичек.

«Волк с Уолл-стрит» – его любимая книга, а фильм ему нравился еще больше. Он перечитывал ее раз пятьдесят, у нее потерлась обложка, она была немного исцарапана. Страницы помяты на уголках, потому что Найл не видит смысла в закладках. Ее форзацы исписаны комментариями и миллионами благодарностей автору. На полях также комментарии к некоторым моментам, любимые фразы и цитаты выделены маркером зеленого цвета, потому что это любимый цвет Найла.

Еще там лежит его блокнот и карандаши. Найл любил рисовать, он никогда и никому об этом не говорил. Он не любил рисовать природу, натуру, людей, соблюдая все необходимые правила рисования. Но его рисунки героев комиксов выходили настолько прекрасно, что казалось, что он распечатал это и вклеил в блокнот.

Лиам закрывает верхнюю полку, открывая нижнюю, в которой лежал ноутбук омеги. На нем пароль, но Лиам знал его. У него на пустом рабочем столе (потому что Найл ненавидел наполненность рабочего стола, у него все было закреплено на панели задач) стоит Крис Эванс (Найл дикий поклонник Капитана Америки, он даже заказал себе пижаму, оформленную под костюм).

Здесь много фотографий, есть даже его старые, которым уже пару лет.

Лиам открывает папку, и самая первая из фотографий, судя по количеству детей, накрытому столу на фоне, и горы подарков – это его день рождения. И судя по размытой цифре на гирлянде, ему исполнилось пятнадцать.

Найл здесь настолько милый, что Лиам широко улыбается, и его мышцы остаются в таком положении настолько долго, что кажется, они ему уже болят.

Найл здесь еще такой маленький. Волосы длиннее, чем сейчас, и высветлены больше; брекеты, с зелеными резиночками, потому что это его любимый цвет; его сияющие голубые глаза, они настолько яркие и выразительные, что это пугает. Это была его отличительная черта. Они были цвета океана, но не бушующего, а наоборот, очень спокойного, тихого океана. Океана, который давал свою любовь всем, но в который, впоследствии, скинули горы мусора.

Лиам так любил эти глаза, он был готов отдать все на свете, чтобы хоть еще разок увидеть их. Он листает фотографии, Найл смотрит на него с улыбкой. Нет такой фотографии, где он был бы немного грустным хотя бы.

Лиам сидит за ноутбуком на полу; книга лежит рядом; и блокнот открыт на одной из страниц, где Найл, по просьбе Лиама, изобразил его в виде Железного человека; фигурки разбросаны.

Лиам доходит до самой последней, которая была сделана в тот день, когда Найл узнал, что беремен. Последняя искренняя улыбка, которая не кривится от боли, которая чиста.

Он залазит в следующую папку, с фотографиями их свадьбы.

Ни одной фотографии, где Найл улыбается так же, как и на тех, что были в другой папке.

Разве это не пугающе?

Лиам видит на фотографиях себя, такого озлобленного. На одной из фотографий видно, как рукав пиджака облегает напряженную руку Лиама, который придерживает Найла за талию. У омеги покрасневшие глаза, настолько кривая улыбка, что кажется, все слепыми были, когда делали это фото.

А еще, здесь есть видео. Судя по длине, здесь почти вся церемония. Лиам открывает видео, начиная его смотреть.

Начинается все со слов священника, потом уверенное «согласен» Лиама, и такое подавленное «согласен» Найла.

Лиам видит, как Найл начинает моргать, чтобы не заплакать, а потом маленькая девочка ему что-то шепчет.

Пейн делает максимально громко, чтобы расслышать, что она ему говорит, но музыка все заглушает.

Он видит, как нехотя Найл его целовал, как родители смотрели на них. Они были разочарованы. Не счастливы, это точно.

Их план не удался, он провалился. Мать Найла пьет успокоительное литрами уже второй день и все названивает Лиаму. Их отцы делают все, чтобы найти омегу прежде, чем его превратят в разделочное мясо. Его мать достала свою черную шляпку с вуалью, как будто бы кто-то умер. НО НАЙЛ НЕ УМЕР!

Боже, Лиама так бесила его мать, что он не мог находиться с ней дольше часа.

Ей, скорее всего, было плевать больше всех. Его родители такие дерьмовые, поэтому он издевается над слабыми.

Лиам уснул на полу спальни, слава богу, у них там мягкий ковер, так и не досмотрев видео. Он уснул, откидывая одну руку вперед, потому что он привык класть ее на Найла. В районе талии Лиаму было непривычно пусто, потому что Найл обожал закидывать на него свою ногу. Лиам ощущал только моральную и физическую пустоту.

Он, наконец, понял, как сильно он любит своего Найла.

========== Глава девятая. ==========

– Доброе утро…

Найл приоткрывает свои голубые глазенки, сладко зевая.

– Давно ты на меня смотришь? – он потирает глаза ладонями, а альфа рядом широко улыбается.

– Не знаю, наверное, – Зейн встает с постели, распахивая шторы.

Утро было ясным и солнечным, необычно для февраля теплым. Что-то подсказывало, что будет хороший день.

– Как себя чувствуешь?

– Нормально, я думаю, – Найл присел на кровати, потягиваясь.

– Тебе нельзя вставать, пока ты не подкрепишься, – Зейн обходит комнату, подходя к двери. – Я приготовлю что-нибудь, жди меня здесь, – он выходит, улыбаясь Найлу, а тот готов поклясться, что это не тот Зейн, который был вчера.

Странное изменение в его голосе, в его манерах, в его речи. Он спал с омегой, что уже удивительно, и спал крепко, что удивляет еще больше.

Это был определенно не тот Зейн, который был до этого.

***

– Кому я, блять, нужен в такую, сука, рань? – Лиам был слегка недоволен раздражающей мелодией телефона, но звонил кто-то настойчивый.

(Откуда вообще в этой комнате городской телефон и почему звонят на него?)

Пейн открывает свои глаза, беря телефон в руки.

Номер не определился.

– Алло?

– Мистер Лиам Джеймс Пейн? – голос довольно тонкий, похож на голос молодого парня, но достаточно уверенный.

– Да, это я.

– Вас беспокоит капитан Миллс, – Лиам не помнит такой фамилии, и те, к кому он обращался, точно не были капитанами. – Это ведь вы ищете своего супруга?

– Да, – Лиам делает паузу, пока на другом конце трубки кто-то (возможно Миллс) листает какие-то бумаги. – Но я не помню, чтобы обращался к вам.

– Вы и не обращались, это ваш отец. Я из отдела по пропавшим без вести. В районом отделе, куда вы, собственно, обратились, не расследуют дела такого характера.

– Оу, ясно, так вы сможете найти моего мужа? – Лиам встает с пола, он внезапно почувствовал прилив сил.

– Найл Джеймс Пейн, не так ли?

– Да, он самый.

– Мистер Пейн, не могли бы мы с вами встретиться?

– Конечно, когда?

– Я вам перезвоню. До встречи.

– До свиданья, – этого Миллс, скорее всего, не услышал.

Лиам спускается вниз, параллельно подбирая фотографию, ставя ее на тумбочку. На первом этаже стоит странный запах. Он заходит на кухню, открывая окно, и поворачивается к столу.

Травка.

Класс.

Он быстро ее прячет, надеясь, что запах нигде не останется. Ставит чайник, поворачиваясь к двери, он краем глаза замечает свой мобильник. Лиам идет к нему, подымая, протирая экран.

Двадцать семь пропущенных. Ого.

Три из них от матери, два – от отца. Остальные были от капитана (Лиам хотел поскорее увидеть его вживую, потому что столь молодой голос не присущ людям со званием капитана) Миллс, настолько преданных своей профессии людей Лиам мало встречал.

Он предпринимает еще одну тщетную попытку набора номера Найла. Все, что он слышит – это мягкий голос девушки, который так приятно сообщает дерьмовую новость.

Лиам идет обратно на кухню, присаживаясь за стол, он ее оглядывает.

– Мы сделаем кухню в зеленом цвете.

– Лиам, но я нашла в каталоге такой приятный шоколадный оттенок! Она идеально сюда впишется! Ты только взгляни!

– Мама, если Найл сказал, что хочет зеленую кухню, мы сделаем ее, блять, зеленой.

– С моим мнением в этом доме никто даже не считается!

– И не будет. Это наш с Найлом дом.

Зеленый. Любимый цвет маленького омеги. Теперь Лиам смотрит на этот цвет совершенно по-другому. Если он замечает на ком-то зеленый джемпер или зеленую футболку, он сразу представляет, как эта вещь будет сидеть на Найле. Он никогда не придавал значения зеленому цвету и теперь даже заметил, что футбольное поле зеленое, что у него было зеленое одеяло, что у Найла десятки пар зеленых носков. Он никогда не придавал значения траве, листьям, хотя они тоже зеленые.

Лиам встает со стула, когда слышит свист чайника, чтобы заварить чашечку кофе. Он протягивает руку к шкафчику, открывая его, откуда выпадает коробка с зеленым чаем.

Лиам готов был зарыдать от его сраной сентиментальности, но он заварил себе зеленый чай.

Потому что зеленый – любимый цвет Найла, даже если дело касается чая.

***

– Я конечно не повар, но кое-что умею, – Зейн заходит с подносом в спальню.

– Я уже чувствую запах.

– Это плохо? – Зейн резко останавливается, подымая одну бровь высоко вверх. Найл начинает громко смеяться от одного только вида альфы. – Это хорошо? Хорошо или плохо? – Зейн как будто специально показывал из себя дурачка.

– Это очень даже хорошо, – Найл усаживается поудобней. У него болят все кости и мышцы от неподвижности. Он все-таки пролежал в кровати несколько дней.

Зейн садится на край кровати, ставя поднос на прикроватную тумбочку. Он передает тарелку Найлу, а омега ее благополучно чуть не роняет, потому что она слишком горячая для него.

– Ауч! – Найл хватается пальцами за уши, а Зейн заливается звонким смехом.

Найл никогда прежде не слышал его смех, но он может с точностью сказать – этот смех создан богами, он звучит как мелодия тысячи золотых арф, на которых играют маленькие ангелы.

Бесподобно.

– Это не смешно!

– У тебя очень чувствительная кожа, – Зейн берет в свою руку тарелку, передавая вилку Найлу. – Смотри, я ничего не чувствую.

– Можно мне тоже так?

– Как?

– Ничего не чувствовать.

Между ними повисла напрягающая тишина, они оба смотрели друг другу в глаза, и в мыслях обоих снова проскочила эта странная мысль, которую никто из них озвучивать не собирался.

Они оба поняли, что Найл имел в виду не физические, а моральные чувства.

– Нет, это больно. Ты думаешь, что лишаешься всех чувств, но на самом деле, ты лишаешься всего, приумножая боль. Ты ставишь стену между собой и окружающим миром, играя крепкого бойца, а за стеной ты превращаешься в сахар, который тает настолько быстро, что люди могут задаться вопросом: «Реально ли это?».

Это только увеличило напряжение, но они все еще смотрели друг другу в глаза.

Зейн был готов поклясться, что прочел в глазах омеги кое-что странное.

Он попытался выкинуть это из головы.

– Прости, – Найл шепчет, ему это напомнило одну из ситуаций с Лиамом. Он не мог передать словами, как сильно боялся.

– Все в порядке.

Они попытались опустить этот момент, обмениваясь улыбками.

– Ты не завтракал.

– Да брось, Найл, мне это не надо.

– Пища нужна всем, бегом, – омега протягивает вилку Зейну, который нехотя на него смотрит. – Я не возьму ничего в рот, пока ты не поешь.

– Найл, я приготовил это тебе.

– Я все равно все не съем. Ты не ел столько же, сколько и я, я готов поклясться, – Найл наклоняет голову, вычитывая в глазах Зейна то самое «я сделаю это, только если ты отъебешься».

– Да, ладно, – Малик выхватывает вилку из руки омеги. – Но ты со мной.

– Мне лишь бы не напрягаться, – Зейн вскидывает бровь, а Найл прищуривает взгляд, ухмыляясь.

– Боже, моя жизнь была ничем до появления тебя, – это должно было прозвучать обидно, но Найл как школьница смущается, его щеки розовеют, он прячет свои глаза.

Зейн не может не налюбоваться такой чистой красотой.

– Мы когда-нибудь позавтракаем или нет?

– Ох, ну конечно!

Зейн отламывает кусочек, кладя себе в рот, а потом делает это для Найла. Сначала это было весело, а потом на подбородке Найла оказалась малюпасенькая крошка от тоста. Зейн мог бы проигнорировать это, потому что, блин, эта маленькая крошка еле видна, и она сама бы упала без чьей-либо помощи. (Но, черт меня подери, здесь давно творится что-то неладное.)

Зейн сначала жестом, без слов, указал младшему на его подбородок, а потом просто протянул пальцы к нему. Найл замер, внимательно следя за рукой альфы, которая так нежно убрала крошку. (После такого в фильмах обычно сосутся.)

Между ними опять воцарилась тишина. И она была не просто напрягающей, она была сексуально напрягающей.

– Я тебе экспонат или что? – Найл не чувствовал себя комфортно под таким пристальным взглядом Зейна, который в буквальном смысле завис.

– М-м?

– Я сказал: хватит на меня глазеть, я все еще замужем, – Найл трясет рукой с кольцом прямо перед лицом Малика. (Чем он, блять, хвастается?)

– Ага, да, прости, – речь заторможенная, он еще не пришел в себя.

– Могу ли я принять душ? – Найл встает с постели, придерживая живот рукой.

– Эм-м-м, да, я сейчас принесу тебе полотенце и чистые вещи.

– Спасибо.

Зейн встал с постели, пошел в другую комнату за вещами. Он остановился у шкафа, прислонившись лбом к дверце. Кровь в венах забурлила, нервные импульсы шли от мозга вниз, оставаясь в его половом органе. Он протяжно и шумно выдохнул, открывая шкаф, чтобы найти что-либо, что несильно бы висело на Найле.

Он возвращается в спальню, где омега, широко распахнув окно, оперся ручками о подоконник, подставляя свою голову легкому ветерку.

– Можно будет мне выйти на улицу? – сказал он, услышав шаркающие шаги Зейна.

– Скучаешь по свежему воздуху? – он кладет аккуратно сложенные вещи на краешек кровати.

– Очень.

– Я принес вещи, – Найл медленно к нему повернулся на носочках. – Ванная прямо по коридору, последняя дверь слева.

– Спасибо.

Они обмениваются глупыми взглядами, Зейн, засунув руки в карманы своих штанов, вышел из комнаты, спускаясь вниз.

Найл взял свои(?) вещи и пошел в ванную.

Зейн на кухне пытался сделать что-то с собой, со своим желанием, мечась туда-сюда, хватаясь за голову.

«Что за хуйня, Малик?»

«Отъебитесь».

«Он же полный набор!»

«Ничего нет».

«Ему семнадцать, он замужем, он беремен! Ассорти!»

«Да, блять, ничего НЕТ!»

«Ты говоришь одно, а твой дружок говорит мне кое-что другое. Его история интересней».

«Идите все нахуй».

Найл снимает с себя футболку, оглядывая тело, которое «заживало». Впервые оно выглядело более и менее здоровым. Побоев почти не осталось, ярких, свежих синяков не было.

Он раздевается, заходя в кабинку душа.