Текст книги "Спасибо, что спас меня (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

«Странное оборудование».

«С каких пор в душе кнопок больше, чем в самолетах?»

«Окей, что из этого простая подача воды?»

«Эм-м-м-м…»

«Нажму на любую кнопку».

Найл тыкает пальцем на кнопочку, немного поежившись, и на него внезапно полилась холодная, просто леденящая дух вода.(Поправка: это была не просто вода, это был снег.)

Омега завизжал.

Зейн преодолел расстояние от кухни до ванной рекордно быстро.

– Твою мать! – Малик запрыгнул в кабинку, пытаясь рукой выключить воду. – С тобой все в порядке?

Найл странно вжался в самого себя, даже его живот визуально стал меньше, он трясся от холода.

Зейн додумался протянуть руку к полотенцу, накрывая им младшего.

Никого из них сейчас не тревожило то, что Найл абсолютно голый, Зейн полностью мокрый, штаны намокли, показывая его полу стояк. Омега громко стучал зубами, Малик взял его за подбородок. С минуту они стояли так, не двигаясь, пока по лицу Зейна пробегали влажные дорожки капель, падающих с челки. Глаза Найла бегали, выражали немой ужас, легкую боязнь ситуации, но также наслаждение ею. Темный взгляд Зейна исследовал лицо Найла, проходя от его голубых глаз, по аккуратному носику к губам, прекрасного цвета малины, немного приоткрытым. Весь момент был настолько личным, интимным, что казалось, что даже воздух нарушает идиллию ситуации. Немного подумав, Зейн начал медленно приближаться к лицу омеги, не разрывая зрительного контакта, как бы выпрашивая разрешение.

Когда их лица оказались предельно близко, он остановился, Найл в предвкушении удовольствия прикрыл глаза, его ресницы трепетали. И Зейн принял это за «да». Они тихонько дотронулись губами, Малик чувствовал приятный вкус карамели, такой завораживающий, притягивающий. Одной свободной рукой он обхватил талию омеги, пуская ее под полотенце, ощущая приятную, мягкую наощупь кожу. Поцелуй затянулся, перерастая в страстный, Найл приоткрыл рот, пуская Зейна внутрь. Язык альфы горячий, обжигающий. Напоминает вкус Лиама – немного дорогого алкоголя и сигарет.

Они не отрывались друг от друга, прижавшись слишком близко. Им не хватало воздуха, но никто из них не решался первым прервать такой сладкий поцелуй.

Ничто их не притесняло, они полностью открылись, ни о чем не думая, наслаждаясь моментом.

Моментом, когда Найл почувствовал себя свободным, находясь в заточении.

Моментом, когда Зейн начал чувствовать что-то еще, кроме боли.

Момент наслаждения нарушил звонок в дверь.

Они нехотя отрываются, уставившись друг другу в глаза. Не разрывая зрительного контакта, Зейн тихо шепчет: «Это Луи». Он протягивает руку, регулируя воду, выходит из ванной, так же быстро, как он и появился, оставляя омегу совсем одного со своими мыслями.

Потому что во время поцелуя Найл нервно теребил свое обручальное кольцо, а тело начало ломить.

И да, он чувствовал свою вину.

– Приветики, дружи-, – Луи с порога собирался обнять Зейна, но увидев, что он мокрый, замер, – Ого, тебя что, соседи залили? – Томлинсон издает легкий смешок, проходя в помещение. – Или, стой, погоди, на тебя напала стая школьниц? – он прямо заливается открытым смехом, думая, что шутка удачная, но замечая краем глаза угрюмый взгляд друга, резко перестает. – Неужели тебя изнасиловал тот худощавый пацаненок?

– Луи, я бы въебал тебе хорошенько, но прямо сейчас ты не моя самая первая проблема, – Зейн наконец-то закрывает дверь.

– Оу, и кто же это? Пейн? Каким-то задним числом вылезло что-то еще? – Луи присаживается на диван в гостиной, по-хозяйски раскладывая руки на спинку, закидывая одну ногу на другую.

– Сплюнь, блять. Хуже просто быть не может, – Зейн присаживается на соседнее кресло. – Зачем ты приехал?

– А, мне Рапунцель звонила, передала, что ты дерьмо полное в ухаживании за людьми, – Зейн приподнял одну бровь вверх, Луи подмигнул ему. – Да-да.

– Я просил тебя, не называть его Рапунцель. Ему не очень это нравится.

– Он продинамил меня три раза! – Луи переходит на повышенные тона.

– Потому что ты дерьмо полное во флирте, чувак, – Малик встал с кресла, подмигивая другу, который сидел с самым злым выражением лица, которое он мог сделать.

– Я вырву твои яйца, Алладин.

– Иди нахуй.

– Я тоже люблю тебя, – это сопровождалось средним пальцем Зейна и милым смешком Луи.

Этих двоих никто и никогда не разлучит.

Зейн поднялся в спальню, чтобы привести себя в порядок, натыкаясь на смущенного Найла в коридоре.

– Зейн… Эм, – омега запинался, не осмеливаясь посмотреть в глаза старшему.

– Найл…

– Нет, стой, можно я скажу? – он приподнял руку перед собой, дотрагиваясь до груди Зейна, заставляя его остановиться. – Спасибо, – он громко выдыхает, убирая руку. – Ты не можешь на что-либо рассчитывать, я не подведу своих родителей, прости… Они вырастили меня таким, к сожалению, и лучше я буду терпеть боль, но они будут счастливы, чем я буду счастлив, а они несчастны. Я люблю Лиама, а он любит меня, и мы счастливы, потому что у нас будет малыш. Я уверен, что он найдет меня любым способом, поэтому вот, да, прости.

И на одном издыхании он это тараторит, пока сердце Зейна разваливалось, не успев еще окрепнуть, на мелкие кусочки.

– Все в порядке. Я не достоин такого, как ты. Твоя курточка и обувь внизу, можешь выйти на улицу, там во дворе Марти, мой сторожевой пес, но он не лает на беременных. И, дверь всегда открыта, можешь сбежать, если хочешь, я тебя не держу, – он улыбается омеге, настолько криво, что это заметил бы слепой. И Найл снова чувствует себя виноватым.

Ничего не сказав, он обошел Зейна, спускаясь вниз.

– О, Аврора, приветики, а ты куда это собрался? – Луи встал с дивана, загораживая путь омеге.

– Я не Аврора и я на улицу, – Найл сказал это самым равнодушным и раздраженным тоном, что сам удивился. Но ему это нравилось.

– Ох-хо-хо, как у нас птичка защебетала. Ничего теперь не боишься?

– Я не сбегу, потому что я просто не в состоянии. Если ты не знаешь, как работает беременность, я тебе подробно расскажу и даже продемонстрирую, – Луи делает шаг в сторону, давая Найлу пройти.

– Вау, вау, Аврора, я не ожидал. Очень даже дерзко, вау, – Луи был удивлен, даже немного больше, чем надо.

Найл идет дальше, он выглядел бы угрожающе, если бы не его живот и вид невинного ангелочка. В комнате появляется Зейн, они с Луи переглядываются, а потом слышат громкий хлопок дверью. Воу.

– Если этот щенок собирается показывать характер здесь, то ты обратно закинешь его в подвал, – Зейн не слушает, уходит на кухню. – Он ведет себя так, как будто его не похитили, а пригласи на курорт.

– Луи, закрой свое ебало. Раздражает.

– А он тебя не раздражает? – Малик присаживается за стол, Луи упирается руками о спинку стула напротив.

– Нет.

Луи больше нечего сказать и тупые шутки не лезут в голову, так что он сдается. Он подходит к окну молча, начиная смотреть за Найлом.

– Луи, я поцеловал его, – Томлинсон медленно поворачивается в сторону Зейна, его глаза заметно округлились.

– Прости, что? Нет, серьезно?

– Да, блять.

– Тут даже пошутить нельзя! – Луи хлопает в ладоши. – Поздравляю, ты меня сделал, я принесу тебе Оскар! Никто еще не загонял меня в тупик своими дебильными новостями!

– Луи, заткнись, это не смешно.

– Нет, это вообще не смешно, – Луи присаживается на стул. – Не говори, что он тебя зацепил.

– Он похож на Эрни. У него даже запах такой, – Зейн встает с места, подходя к окну, где Найл рассматривает чуть появившиеся подснежники. – Он блондин и у него голубые глаза, цвета весеннего неба, когда ему грустно, глубокого и насыщенного цвета океана, когда он неподдельно рад и глухого, совсем бледного и грязного голубого, когда он не чувствует ничего, кроме пустоты, – глаза его слезятся, но он не пытается это скрыть. – У них примерно одинаковый рост, и чтобы мне поцеловать его, стоит немного наклонить голову. Его кожа, молочного оттенка, мягкая, как и кожа Эрни. Я спал с ним две ночи, и мне хватило этого, чтобы вспомнить все.

– Все? – Луи подымается с места, становясь рядом с Зейном.

– Буквально все. Я вспомнил его голос, его манеру говорить. Его смех, его любимые шутки, – Зейн пытается улыбнуться, но его лицо грустит, оно не позволяет. – Слова, которые его смешили, которые было стыдно говорить на улице. Я вспомнил его привычки, его любимые позы во сне. Но Найл все равно немного другой. В нем меня цепляет не то, что было в Эрни, а наоборот; что-то такое, чего я не вижу и не понимаю, но я чувствую, что это мне надо.

– Слушай, старик, поступай так, как считаешь нужным. Я все равно всегда против, – Луи хлопает его по плечу, Зейн смахивает слезу пальцем.

– Ох, ну спасибо. Я тут тебе душу излил, а ты. Друг называется, – Луи прижимается ближе, обнимая Малика, тот обнимает в ответ.

***

«Он даже дышит, как он. Его ритм такой же. Меня это пугает. Я знаю, ты не понимаешь, но, черт меня подери, сама судьба послала мне его. Посмотри. Он с интересом маленького ребенка срывает эти цветы. Как Эрни. Он тоже был ребенком, а я должен был защитить его. Но я не смог. Не это ли второй шанс? Я думаю, что да. Даже Марти ему полюбился. Ты знаешь, ведь он тоже меня продинамил. Пару часов назад. Он сказал, что готов терпеть все, что угодно ради родителей. Как Эрни. Эрни души в них не чаял и делал все, что они ему прикажут. Бедный ребенок. А ему ведь тоже было семнадцать. Странное совпадение, не так ли?»

========== Глава десятая. ==========

Дождь шел, не переставая, уже четвертый день подряд, а Найл забыл, как дышать. С плохой погодой приходит плохое настроение, потому что ваши планы идут под откос, даже если вы ничего не планировали, на подсознательном уровне вы думаете о том, как много бы всего сделали, если бы не погодные условия. Серые будни, неделя взаперти с камнем на душе из-за собственной ничтожности убивают.

Панические атаки начались у Найла на третьем месяце беременности и продолжаются до сих пор. Их не вылечить, как говорят доктора, нет лекарства. Все, что вы можете сделать – это переждать, как моряки пережидают шторм в открытом море.

Зейн чувствовал себя не лучше. Состояние омеги приводило его в немой ужас, понимание жестокости человеческой души его пугало. Насколько черствым надо быть, чтобы сотворить такое?

Найл проснулся от неприятных ощущений в области бедер, было как-то мокро, слишком влажно. Живот не болел, поэтому волноваться не стоило. Он лениво приоткрыл глаза, увидел за окном темную ночь. Он оперся рукой о кровать, чтобы встать, поставил руку прямо туда, где было мокро. Быстро включил лампу и чуть не потерял сознание. Огромная лужа крови на простынях, запачканные ладони, одежда, одеяло. Он попытался встать, но не устоял на ногах, падая с грохотом на спину.

Зейн спал плохо, оттого проснулся и мигом помчался в спальню, где находился омега.

– Найл?! – ответить сил нет, поэтому он издает протяжный и болезненный стон. – О, господи, что случилось?!

Количество крови пугало альфу.

– Черт меня подери, сейчас, сейчас, – он метнулся в свою комнату за телефоном, дрожащими пальцами набирая номер.

Скорая пообещала приехать через полчаса.

– Так, ты можешь сказать мне, что болит? – Зейн сел на пол рядом с Найлом, подкладывая под его голову подушку, потому что попытка его поднять провалилась, сопровождаясь воплем.

– Нет… ничего, – что-то задело его изнутри, омега выгнулся дугой. – А-ах, живот, живот…

Найл отключился, это хорошо, он не будет чувствовать боль. Два санитара вынесли его на носилках наружу, Зейн поехал с ними.

В больнице все было очень плохо. Зейн мог поклясться, что услышал от одной из медсестер что-то вроде:

«Это бесполезно, один из них точно погибнет».

Эта фраза перевернула его мир с ног наголову, а у Зейна в этом случае плохой вестибулярный аппарат.

Он присел на стулья, когда Найла отвезли в реанимацию. На омегу надели кислородную маску, врачи всех расталкивали, и Зейн слышал только: «Пульс слабый. Кубик лидокаина, срочно! Принесите анестетик, кто-нибудь!»

Все это произошло слишком быстро, слишком резко. Для восприятия это было тяжело, Зейн просто отключился на стуле в коридоре. Он не помнит как проснулся, как зашел в палату, как поцеловал Найла в лоб. Он помнит только мягкие слова медсестры, отпечатавшиеся в его мозге в замедленной съемке почему-то.

«Вашего мужа и ребенка спасли. Он буквально родился в рубашке у вас».

Ее улыбка искренняя, Зейн понимал.

Он не помнит, как прошло двое суток, как врач зашел в палату и повесил на кровать Найла его карточку, где было записано имя и фамилия. «Найл Пейн», – Зейн не сразу заметил, не сразу понял, почему медсестра вдруг стала косо на него смотреть.

– Это ведь тот самый похищенный мальчик, – он не придал этому значения, все еще находясь в прострации, наблюдая за Найлом, который сливался с выбеленными простынями.

– Да, его муж всю страну на уши поднял, – удивительно, как много люди знают о других, даже ни разу не разговаривая лично.

Его никто не выгонял, никто не трогал. Он сидел там, в своих пижамных штанах, накинутой кожанке, рваной футболке с перепачканными в крови руками. Его никто не искал, он даже не закрыл дом и не выключил свет в спальне, но как же ему сейчас плевать. Все, что сейчас его волновало – жизнь омеги и его ребенка.

***

– Мистер Пейн? – Лиам сидел в ванной уже второй час, вода давно остыла, а он потерял надежду.

«Вашего мужа и след простыл», – он никогда не забудет эти слова, сказанные ему пару дней назад, он уже не помнит кем.

– Да, это я. Что-то новое, капитан?

– Вашего мужа нашли.

Лиам резко почувствовал холод воды, его сердце резко растаяло, болезненно воспринимая каждый вздох, как будто кровь была с крупинками стали, царапая сосуды изнутри, а в его животе появились бабочки, порхающие.

– Стойте, что? – он не мог сдержать слез, улыбка растянулась от уха до уха, обнажая выбеленные зубы.

– Да, он в больнице, в тяжелом состоянии, как мне сообщили. Мне не сказали, кто его привез. Вы сможете встретиться прямо сегодня! – Миллс шаркает пальцами по столу в поисках чего-то. – Вот, он в больнице имени святого Патрика, она в центре, знаете?

– Конечно! Я могу его навестить?

– Да, скажете, что вы его муж, вас пустят, я приеду, как только смогу.

– Спасибо огромное, до встречи.

– До свиданья, Лиам.

Пейн не мог сдержать радости. Он вышел из ванной, закрепляя полотенце низко на бедрах. Томные мокрые шаги последовали до спальни, где, скидывая с себя полотенце, он надевает боксеры. Проводит по волосам рукой, параллельно набирая номер матери. А потом и мистера Хорана. Он падает на кровать, вытягиваясь, как кот, от одного только осознания того, что Найл снова будет ему принадлежать. Разглядывает себя любимого в зеркале, открывая шкаф. Надо появиться в чем-то особенном. Он достает костюм, рубашку, идеально белого цвета, без изъянов. Лаковые туфли, в которых было видно собственное отражение, отлично дополнили наряд, делая его слишком вычурным, богатым.

По дороге в больницу он заехал за цветами – самый дорогой букет для его самого дорогого мальчика. Его машина слегка (сильно) выделялась среди других, не таких дорогих. Он вылез из машины, поправляя ворот рубашки и волосы в зеркале. Он выглядел так, как будто Найл не выжил, а умер и ему устроили похороны. Все было слишком. Слишком дорого, вычурно, роскошно, Найл не любил такое.

***

Зейн сидел в палате, неподвижно, ни о чем не догадываясь. Он наконец-то пришел в себя, наконец-то стал воспринимать реальность, а все потому, что Найл тоже очнулся. Он теперь мог дышать без кислородной маски и понемногу ел. Он сидел на кровати и протягивал руки к тумбочкам.

– Может хватит?

– Хватит что?

– На меня пялиться, – Найл закрыл глаза Зейна своей ладошкой.

– Не могу, прости, ты слишком прекрасен, чтобы оторвать от тебя глаза, – Малик берет руку омеги в свою и мягко ее целует.

– Ты слишком вежлив ко мне. Я ведь уже сказал нет.

– Но ты передумал, – они смотрят друг другу в глаза, Зейн немного щурится.

– Возможно, – Найл прячет свои стыдливые глазки от мягкого взора альфы.

Они нежатся в лучах весеннего солнца, которое наконец-то вытеснило тучи. А может, Найл как-то влияет на погоду? Возможно. Он сам по себе может управлять миром, но ему это не надо. Он еще так молод, чтобы использовать свое могущество. Посмотрите, он заставил каменное сердце альфы разбиться вдребезги, а потом снова собрал его. Сшил из самого мягкого фетра, наполнив сладкой ватой, потому что Зейн чувствовал именно так. Найл был чем-то, что заставляет корабли тонуть, что сбивает с курса самолеты, что движет сходящими с рельс поездами. Он был природной катастрофой: чертовски разрушителен, но такой красивый, и вы не можете им управлять, даже если он поддается. Это вы думаете, что управляете им, он заставляет вас так думать, но на самом деле он ищет ваши слабости, чтобы использовать их против вас.

– Ты прекрасен, – Зейн без устали делает комплименты, Найл каждый раз краснеет, его румянец придает ему здоровый вид. – Я сейчас вернусь, – Зейн выходит из палаты, целуя руки омеги, не сдерживаясь, переходя к шее, но Найл его отталкивает.

Зейн идет прямо по коридору, когда ему навстречу идет Лиам с медсестрой. Он накидывает капюшон, сбежать некуда, прячет лицо, как может, засовывая руки в карманы.

Лиаму фигура человека, идущего впереди, знакома, он не понимает, кто это. «Странный тип», – подумал он про себя, пытаясь выкинуть это из головы. Зейн его цепляет, но Лиам сдерживается.

Они прошли мимо друг друга, а внутри что-то всполохнуло. Старый конфликт снова загорелся ярким пламенем в груди Лиама, и к чему это, он не понимал. Зейн выбежал из здания и поскорее скрылся, чтобы его больше никто не трогал.

Дверь в палату с силой распахнулась, Найл улыбнулся самой яркой улыбкой на свете, но когда он увидел того, кто зашел, она резко искривилась, потемнела, его мышцы свело. Только слепой этого не заметит, а в этом случае у Лиама вообще нет глаз.

– Господи, я так долго этого ждал, – он кидается омеге в объятия, Найлу приходится обнять в ответ. – Я так скучал, – хватка усиливается, дыхание немного затрудняется. Сердце Найла только что сжалось до размера атома, он снова стал видеть все в серых красках, снова нахлынуло чувство страха перед этим человеком.

– И я, – он шепчет, слезы наворачиваются на глаза.

– Это тебе, солнце, – Лиам протягивает букет, от которого так и веет запахом пачки денег, что Найл так не любил. Они медленно целуются, Найл чувствует ничего, кроме отвращения. Странно, но теперь ему никого не жалко.

– Спасибо, – он пытается, пытается изо всех сил, но не может. Не может сдержать слезы. – Прости, – он смахивает их, пока Лиам присаживается на кровать.

– Я нашел тебя, – шепчет, в его голосе слышно ничего, кроме чувства собственного превосходства над другими. – Я заберу тебя домой прямо сейчас, – обнимает, прижимая голову к своей груди, поглаживая позвоночник. – Никто больше не посмеет забрать тебя у меня, – кладет руку на живот, мягко выводя круги. – Я люблю тебя и нашего малыша и ни за что на свете не дам ему умереть не родившись.

Эти слова должны были как-то задеть Найла, но нет. Ничего не вышло, ровным счетом ничего.

Повысив голос на медсестру, назвав свою фамилию настолько громко, что слышала вся больница и пару смежных улиц, они уезжают домой раньше положенного, рекомендуемого врачом. Но Лиама не волнует, что внутриматочное кровотечение может случиться еще раз и этот раз точно будет роковым, он думает только о себе, поэтому побыстрее увез Найла домой.

Те же старые стены, покрашенные в серый, та же мебель, угнетающая, тот же запах: алкоголь, алкоголь и еще раз алкоголь. Сколько Лиам выпил? Найл даже не чувствовал себя в безопасности, хотя Лиам уверял его.

Найл поднялся в спальню без лишних разговоров и прилег, снова начиная плакать. Отчего, он сам не понимал, чувства перемешались, он думал только о Зейне. Куда делся Малик? Его мысли о нем мешали ему, он снял обручальное кольцо, оно давило. Найл не помнит, как Лиам прилег рядом, нависая, как целовал ключицы, переходя ниже, как расцеловал живот, в перерывах предлагая имена ребенку, потому что «уже пора», как спустился еще ниже и стянул штаны, оставляя на бедрах новые метки. Но зато Найл помнит, как Лиам стервенел, кусая сильнее, как он попросил альфу остановиться, со слезами на глазах и впервые его послушали. Лиам прилег рядом, извиняясь, не искренне, это читалось по его лицу, обнимая как можно крепче, накрывая ладонью живот. И он почувствовал кое-что, что не описать словами.

Они оба почувствовали шевеление малыша, легкий толчок его маленькой конечностью. Этот момент был настолько красивым, что было больно. Он был настолько сильным, показывая, как ничто не может двигать чистой невинностью, как ничто не сломает дух невинного, как прекрасно они встают после болезненного падения. Это доказывало, что Найл правит миром, что он всемогущ. Лиам не мог сдержать радости.

– Он шевельнулся, он шевельнулся, Найл! – альфа вскочил с места, прижимаясь ухом к животу.

– Да, он шевельнулся, Лиам. Он живой, – Найл только что растаял, чему он не был рад.

– Боже, я слышу, как он двигается! – кто бы мог подумать, что самый жестокий в мире человек превратится в ребенка, когда услышит собственного малыша.

Найл заснул через некоторое время, ему хотелось плакать от нежности альфы, а Лиам не мог насладиться минутами этого момента. Ребенок перестал толкаться, он заснул вместе с Найлом, а старший не мог успокоиться. Он так и заснул, когда уже было за полночь, на омеге.

Найл всю неделю ждал звонка от Зейна, потому что его сердце кричало ему, что тот позвонит. Родители устроили настоящий пир, мама Найла не отпускала его руку целый день, что с ним пробыла. Он понимает, он понимает, потому что он у нее единственный. Она не могла его потерять. Его отец с отцом Лиама накидались как следует, приглашая Лиама, но тот отказывался. Ради Найла, как он себя уверял. Вся семья сложилась у ног омеги, что еще раз доказывало, какой силой он обладает.

Родители уехали, все вернулось на круги своя. Все те же стены, все тот же диван, кровать все такая же не заправленная, потому что в любое время дня Найл мог в нее вернуться. Все те же передачи по телеку, та же музыка. Тот же вид за окном, те же покачивающиеся от ветра тонкие деревья. Те же слова Лиама, от которых уже тошнит, обещания такие же сухие, невыполнимые, все те же поцелуи, мягко переходящие в страстные, но Найл всегда останавливался. Рано или поздно Лиам сорвется. Люди не меняются. Никогда, они лишь снимают свою маску. Лиам свою давно снял и теперь надевает ее лишь по праздникам.

Все тот же серый вечер, такие же уговоры поесть, потому что «таблетки не усваиваются самостоятельно, им нужны животные белки», Найл соглашается.

Тихо. Настолько, что это сравнимо с криком тысячи павлинов с коршунами. Мысли о Зейне не покидают, Найлу стыдно, он сидит за столом с собственным мужем, думая о другом. Лиам был подонком, но он ни разу не изменял.

– Что-то случилось? – Найл уставился в одну точку, что-то явно руководило его разумом сейчас.

– Что? – омега отрывается от раздумий, замечая в глазах Лиама ту искру, ту самую искру, главное сейчас ее не разжечь. – Прости…

– Все в порядке.

Снова тишина, снова режущие мозг недосказанности. На свой страх и риск, Найл задает вопрос:

– У тебя была жена? – Лиам резко выпрямляется на месте, вопрос был самым неожиданным из возможных.

– Она умерла, – он резко отрезает. Ненавидит говорить о своем прошлом, тем более если ему задают прямые вопросы. – А что?

– Ничего, – Найл боится, он очень сильно боится, но раз уж начал – доведи до конца. – А что за история с беременным омегой из твоего вуза?

Челюсть Лиама напряглась, желваки выступили на его скулах. Темные глаза поднялись, выглядывая из-подо лба.

– Откуда ты знаешь? – пытается, ох, как пытается выглядеть не так, как будто готов на убийство прямо сейчас.

– Я задал вопрос первым, – Найл обыгрывает, выглядит уверенным, а внутри он уже тысячу и один раз продумал всю последующую ситуацию.

– Несчастный случай, больше не могу ничего сказать.

Он встает, пытаясь вести себя непринужденно, как будто его это ни капли не волновало. У младшего здоровый интерес к прошлому супруга, вот и все.

– Правда? – Найл тоже встает, ему не хватает воздуха. Панические атаки – дело серьезное.

– Да, а что тебе наплели про меня? – ну все, Найл срывается, коварное чувство охватывает его целиком и полностью.

– Да много чего, знаешь ли! – начинает кричать, плакать, не контролирует себя. – Ты убил его! Убил! И его ребенка тоже! Ты не заслуживаешь счастливой жизни! – Найл открывает верхний ящичек, доставая самый большой нож, беря его двумя руками, направляя острие на живот.

– Найл, стой! – Лиам делает шаг, омега дергает ножом, прижимая уголочек лезвия к ткани своего свитера.

– Это ты стой! Ты не достоин ребенка! Ты убил одного! – он вообще не мог как-либо управлять собой, потому что никогда в жизни он бы не прижал нож к собственному ребенку.

– Господи, нет, – Лиам дергается с места, выхватывая нож из рук омеги, его немного задело, теперь будет шрам на предплечье, но ему сейчас все равно. Альфа крепко зажимает руки Найла, пытаясь его усмирить. Младший дергается, брыкается, кричит.

– Пусти меня! Пусти! Я не дам этому ребенку жизнь, ни за что!

Больнее всего для Лиама слышать это. Это как удар ниже пояса: запрещено, но действенно. Это как кинжалом в сердце, как попасть в открытый океан без никого, как напиться и понять, что алкоголь просрочен.

Найл успокаивается потихоньку, Лиам несет его в спальню.

– Прости…

Извиняться не за что, Найл. Ты могущественный, но ты не управляешь собой.

Лиам кладет его на постель, ложась рядом. Найл переворачивается на бок, дыша Лиаму в грудь, опаляя своим горячим дыханием его ледяное сердце. Старший протягивает руки, обнимая Найла настолько крепко, что тому не хватает кислорода, но он не жалуется. Дыхание все еще неровное, это отчетливо слышно в пугающей тишине вечера. Излишняя, но уместная умиротворенность распласталась тихим невесомым покрывальцем в комнате. Слышны уверенные движения Лиама рукой по затылку младшего.

– Я люблю тебя…

Слова тихие, многообещающие, искренние. Лиам целует омегу в лоб, тот щекочет своими пальчиками бедро старшего.

– И я тебя.

Слишком нежно, слишком мягко, слишком сладко. Так непривычно слышать это от Лиама. С мыслью о том, что это время, которое он провел в немом одиночестве, его исправило, показало ему, как не стоит делать, Найл засыпает. Засыпает, прижавшись лбом к крепкой груди Лиама, чувствуя его сердцебиение. Лиам заснул почти сразу же, прижавшись губами к макушке младшего, вдыхая его своеобразный запах, чувствуя резкий запах чужого альфы, пытаясь не обращать на него внимания.

***

Зейн сидел в своем кабинете, в доме посреди города. Богатая квартира в одной из элитных многоэтажек. Он ненавидел роскошь, но деньги надо было куда-то девать. Окна от пола до потолка, из которых видно весь город. Зейн подливал себе виски, наблюдая, как все гаснут и гаснут фонари ночного города, выискивая глазами дом Найла. Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Нас поймают! – Луи встревожен, наркотики и выпивка не помогают успокоиться.

– Да заткнись ты уже, раздражает, – он делает глоток, опустошая стакан, вставая с места.

– Ты просто так отдал его? Ты серьезно?! – Луи активно машет руками, в его глазах животная дикость, его лицо выражает вздор.

– Луи, он чуть не умер.

– А как же Рапунцель? Нет, нельзя было ему позвонить, чтобы он это замял?

Зейн не слушает, уходит в другую комнату, захлопывая дверь прямо перед носом Луи. Его это бесит. Луи думает только о том, как бы спасти свою шкуру. Никто не заставлял его участвовать в этом. Зейн уже давно нашел номер Найла в справочнике, ему не хватало сил и смелости позвонить. Он знает, что его звонка ждут. Он сейчас ни о чем не думает, не прячется, пускай его найдут, ему плевать. Зейн не может перестать думать о том, что сейчас, возможно, вытворяют с Найлом. Сердце зажимается каждый раз, когда он вспоминает его огромный синяк на животе: гематома, похожая на Австралию, растекавшаяся по его животу как сироп. Внутренности делают двойное сальто назад, когда он вспоминает гримасу боли, которая украшала лицо Найла. Но больше всего его пугало то, что они, возможно, больше никогда не встретятся, не поговорят. Он боится, что ему не хватит смелости позвонить.

Но ему хватило. На следующее утро, найдя Луи на кожаном диване в кабинете, в не самом трезвом состоянии, он решается. Или сейчас, или никогда.

***

В доме Пейнов повисло напряжение. Лиам сидел на кухне, выкуривая очередную сигарету, с повязкой на руке. Он думает про себя, что его маленький порез никогда не сравнится с тем, что он сделал. Вчерашний случай тому подтверждение. Он однажды убил человека, даже двух, которые ничего ему не сделали. Хотя, если быть честным, сколько «несчастных» случаев он подстроил? Ему быстро надоедали люди, он быстро их лишался. Но Найл особенный, единственный, кого Лиам по-настоящему любит.

Тихое утро, тихие облака, странствующие по миру. Теплый дым сигареты, теплый кофе. Громкие мысли, громкий телефонный звонок.

Лиам встает с места, монотонно шагая к телефону, он думает, что стоит сменить мелодию, потому что она его раздражает. Номер незнакомый.

– Алло? – Лиам слышит знакомый голос, пламя внутри загорелось ярко, настолько, что это ослепляло.

– Здравствуйте.

– Найл Джеймс Пейн здесь проживает? – Лиам вспоминает того парня из больницы, с капюшоном на голове.

– Да, но он спит, ему что-нибудь передать, мистер Малик? – ухмылка украсила его лицо буквально за долю секунды.

– Пейн, – голос стал тише, слышалась нотка открытой ненависти.

– Сколько лет, сколько зим. Тебе что-то от него нужно?

– Нет, уже ничего.

– Струсил, – Лиам шепчет, сохраняет внутреннее спокойствие, манипулирует Зейном и его злостью, знает, что тот готов на многое.

– Я подам на тебя в суд, если с ним случится что-то еще, я заживо тебя сожгу, – Зейн пылает, кровь бурлит, кулаки чешутся.

– Ох, ну чего же так агрессивно. Что ж мы, не друзья что ли? Как вы с Эрни поживаете? Я слышал, у вас должен появиться малыш, – жестоко, Зейн понял, что у Лиама нет предела.

– Мы были бы в порядке, если бы не ты. Я надеюсь, Найл сбежит от тебя. Ты его не достоин, – Зейн сжимает зубы, его колотит.

– Ты достоин?

– Спроси у него, я тебя ненавижу.

– Взаимно, – Зейн скидывает.

Лиам пытается переосмыслить последние слова Зейна. «Спроси у него», – как будто у них с Зейном что-то было, как будто Найл умалчивает о своем грешке. Он любит все преувеличивать и накручивать себя.

Злость внутри набирает обороты, кто-то подливает бензин в огонь. Лиам быстро появляется в спальне, смотря своими разъяренными глазами на омегу.