355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » shellina » Достигнуть границ (СИ) » Текст книги (страница 17)
Достигнуть границ (СИ)
  • Текст добавлен: 30 декабря 2021, 06:01

Текст книги "Достигнуть границ (СИ)"


Автор книги: shellina



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

– Господи, ну почему так долго? – я обхватил голову руками, когда за дверью раздался очередной болезненный вскрик, который быстро прервался потоком изощренной брани, в котором самое малое, что со мной грозили сделать – это лишить предмета гордости всех мужчин. К счастью, брань была исключительно на французском, который при российском дворе мало кто понимал. Румянцев, являющийся крестным отцом императрицы в православии, и сидящий тут же, в ожидании, когда Филиппа разродится, покосился на меня, но ничего не сказал. Я же повернулся к Лерхе, который сидел недалеко от дверей с объемной сумкой, чтобы в случае непредвиденной ситуации бежать на помощь своим коллегам, которые в это время находились рядом с Филиппой. – Почему ты здесь, а не там, – я встал и указал пальцем на двери спальни.

– Потому что с государыней там сейчас Левре, Кондоиди и та девушка, которую Левре позвал, Анжелика Кудрэ. Я же не акушер в большей степени. То есть, наблюдать за нормальной беременностью и принять роды я, конечно, могу, но это не моя основная работа, государь, – попытался достучаться до моего разума Лерхе. – С государыней сейчас самые лучшие представители профессии. Те самые, которые вывели за столь короткое время родовое дело в Российской империи на совершенно новый лад. Императрица молодая, здоровая и сильная. У нее широкие бедра, и нет никакой вероятности того, что ребенку будет невозможно пройти.

– Но, почему так долго? – я запустил руки в волосы и рванул.

– Потому что это первые роды, государь, – Лерхе вздохнул. Я понимаю, он уже устал от меня, но меня этот докторишка может понять?

Когда сегодня утром начались схватки и отошли воды я с ужасом начал представлять себе все что угодно, включая смерть в муках Филиппы и детей. Но даже тогда я не думал, что все это займет столько времени!

– Еще слишком рано, рано! Ты сам об этом говорил, – и я ткнул Лерхе пальцем в грудь.

– Двойня редко рождается в срок, государь, и это нормально, – в очередной раз вздохнул Лерхе.

– Да что в это может быть нормального?!

– Государь, тут гонец прибыл, вести дюже срочные привез, – в дверь будуара просунулась голова Митьки, и одновременно с этим из-за двери спальни раздался очередной болезненный стон, услышав который, он побледнел и в тот же миг скрылся.

– Иди, государь, Петр Алексеевич, прими гонца. Все время быстрее пойдет. Да не бойся, ежели что, не приведи Господи, случится, тебе сразу сообщат. А что долго, так это нормально. Вот помню, Мария Андреевна Катюху рожала, так бедняга весь день и вечер промучилась, почитай до ночи самой. Ничего, потом все легче будет идти и быстрее. Как только первенец дорогу на свет божий из материнской утробы пробьет.

Я дико на него взглянул и вышел из будуара в коридор, в котором расположились все фрейлины с супругами, и чинно ждали, когда можно будет пройти, чтобы поздравить императрицу с рождением детей.

Когда я появился из будуара, все, включая дам вскочили и застыли в поклоне. Я же, выцепив взглядом Митьку, кивнул ему на дверь в соседнюю комнату, которая в итоге оказалась комнатой для горничных императрицы. Девицы все стояли перед иконой и молились. Услышав звук открываемой двери, они резво вскочили на ноги, глядя на меня огромными перепуганными глазами.

– Все вон, – для наглядности я указал пальцем на дверь. подошел к столу, снял со стула этакую весьма пикантную смесь турецких женских шаровар с панталонами из моего мира, которые все больше и больше набирали популярность среди женщин, потому что позволяли скрывать то, что не предназначено для мужского взгляда и при этом не париться насчет новых фасонов платьев, которые не подразумевали ни каркасов, ни множества нижних юбок, и отшвырнул их на чью-то кровать, после чего сел на стул и посмотрел на Митьку. – Ну, и где твой гонец?

– Сейчас приведу, – он сразу же исчез, оставив меня созерцать платье, той самой модели, висящее на спинке соседнего стула. Качество было не очень, не императорское, естественно, но вполне себе ничего.

Я, когда в первые разы пытался определить их стиль, долго думал, и наконец изрек гениальную мысль, что, получается, это нечто среднее между греческой тогой и традиционным русским сарафаном. Идея прижилась, и часто даже самые смелые модницы стали использовать некоторые элементы тех самых сарафанов, о которых я, вроде бы в шутку упомянул. Но самое интересное заключалось в том, что эти платья произвели фурор при французском дворе, который до этого являлся законодателем мировой моды. Тут уж я постарался, чего уж там скромничать, просто послал Лизке телегу с этим добром, а она пришла от подарков в восторг, ну а так как слово герцогини Орлеанской во многих вопросах считалось едва ли не последней инстанцией, то очень скоро французский двор щеголял в фасонах, изобретенных российской императрицей. Ну а что еще Филиппа с ножницами и старыми платьями делала? Правильно, новый фасон изобретала, который так и назвали Филиппинский.

Дверь приоткрылась, оторвав меня от созерцания платья. Здесь не было слышно криков Филиппы, и это немного успокаивало. Не так чтобы полностью, но немного все же успокаивало.

– Государь, Петр Алексеевич, гонец последнего этапа Алексей Рыжов, – объявил Митька и втолкнул в тесную комнатку высокого офицера, который тут же встал навытяжку, не сводя с меня взгляда. Обычно я с гонцами дел не имею, их выпотрошивает тот же Митька. Но тут непонятная картина, то ли Митьке сейчас сильно некогда, он жену успокаивает, которая сжалась в комочек в коридоре, сильно переживая за свою государыню, то ли он таким образом попытался меня отвлечь от переживаний. Как бы то ни было, но гонец стоял сейчас передо мной и старательно старался не коситься на элементы женского гардероба, разбросанного по всей комнатке.

– И что за новости ты мне привез, Алексей Рожков? – спросил я его, привлекая внимание снова к своей персоне.

– Письмо от графа Головкина, письмо от герцогини Орлеанской и письмо от графини Миллезимо, государь, Петр Алексеевич, – он протянул мне письма, которые были так странно отправлены мне, едва не спросив про то, кто такая графиня Миллезимо и откуда она знает посла, с которым и сумела передать письмо. И лишь когда я взял письма в руки, до меня дошло, ну конечно, это же Катька Долгорукая. Чего это она объявилась так внезапно?

– На словах что-то было? – я бросил взгляд на гонца, но тот покачал головой. – Ступай, тебе нужно отдохнуть, – это я проговорил, распечатывая письмо от Катьки. Все письма уже были проверены на наличие яда и других неприятных сюрпризов и небрежно заклеены снова. И зачем стараются, спрашивается? Думают, что я получаю удовольствие от вскрытия печатей? Развернув лист, я погрузился в чтение. Письмо было коротким, но необычайно важным. А еще Екатерина сильно рисковала, прислав его мне. Что случилось бы, попади оно не в те руки, я не хочу даже представлять себе. Отложив в сторону открытое письмо, я вскрыл Лизкино. Это было попроще, и в общем-то содержало информацию, которую я и так знал, вот только причины этих событий самой Елизавете знать не полагалось, поэтому спасибо ей огромное за то, что она таким вот образом попыталась меня предупредить о смене некоторых декораций. Ну и наконец письмо Головкина. Оно только подтверждало то, что было написано Елизаветой. Некоторое время я сидел неподвижно, гладя на лампадку перед иконой, затем резко встал со стула и подошел к двери. – Кузин и Шереметьев ко мне, галопом! – рявкнул я и, захлопнув за собой дверь, снова сел на стул. Митька с Петькой вошли в комнатку через минуту, и сразу стало тесно. Я придвинул им письмо графини. – Читайте.

Пару минут было тихо, затем Митька отодвинул письмо в сторону.

– Быть того не может, – протянул он.

– Еще как может, вот только от Австрии я такого ну никак не ожидал, – Петька встал и принялся мерять комнатку шагами, опираясь на трость. – Я не пойму, чего они хотят этим добиться? – и он указал на письмо. – Османы никогда не бывают честными со своими союзниками, это противоречит всему, что я о них знаю, – добавил он.

– Это все знают, – я гипнотизировал взглядом письмо в надежде, что оно куда-нибудь исчезнет. Но письмо оставалось лежать на месте, притягивая наши взгляды. – Думаю, что Австрию больше беспокоит усиление Пруссии. И послы в Порту должны будут выпросить у дивана гарантию того, что войска из Европы не уйдут, а ударят по Пруссии, армия которой похоже решила переехать под Стокгольм. Они уже столько месяцев не могут взять столицу, что я бы на месте Леопольда плюнул на это гиблое дело и попытался бы заключить мир.

– Значит, нужно сделать так, чтобы Леопольд плюнул и вернулся в Берлин. Мы корабли у них не отобрали? – задал вполне логичный вопрос Петька.

– Не все, – я задумался. – А что если небольшое восстание шляхты в Варшаве? Поляки славятся тем, что любят такую вот свинью ближним подкладывать.

– Думаешь, государь, это сработает? – недоверчиво спросил Митька.

– Не знаю. Но в любом случае, пруссаки должны будут вернуться.

– Австрия, скорее всего, рассчитывает на помощь Франции. При любом раскладе, французы с радостью придут…

– Не придут, – я пальцами придвинул им второе письмо. – Неделю назад в Париже нелепо погиб кардинал Флери. Представляете, гулял по собственному саду, любовался снежком пушистым, летящим с небес на землю, поскользнулся и упал, а следом упала сорвавшаяся с карниза здоровенная сосулька да прямиков на затылок кардинала. Ужас какой, неправда ли? Митька, мы должны отправить письмо с сожалениями нашему царственному собрату, королю Людовику, которому сейчас точно не до огрызка Польши, ни до Австрии с Пруссией. К тому же трагически погиб очередной премьер-министр, и правительство нашего царственного собрата Георга сейчас занято больше выяснением отношений, чем планированием военной помощи кому бы то ни было, да и в Американских колониях совсем беда. Колонисты решили, что им не нужна Великобритания в качестве метрополии. Похоже, они готовы начать бунт, который очень быстро в самую настоящую войну может перерасти.

– Какой кошмар, – покачал головой Петька. – Это надо же, что в мире творится. Да, пользуясь случаем, хочу сообщить, что буквально три часа назад принял представителей сразу трех посольств. Принял их верительные грамоты, выяснил основную причину посольств и теперь даже не знаю, допускать их до тебя, государь, Петр Алексеевич, или же не стоит?

– И кто там притащился в такое время? – Я что есть сил прислушивался, но не мог услышать ни звука из спальни Филиппы.

– Послы Венеции и Генуи – эти с претензиями по поводу Греции. Хотят, мол, прежнее влияние, ежели нам удастся османов выкинуть вон с островов…

– Хрен им, – тут же ответил я, не дав даже договорить. – Мы такие деньжищи туда закинули, и вот просто так взять и отдать тем, кто доблестно просрал свой шанс? А они больше ничего не хотят? Чтобы я им корону свою венчальную на престол подарил в знак уважения? Я не приму эти посольства, иначе разгорится дипломатический скандал. И Венеция, и Генуя утрутся, кто они такие в сравнении с Российской империей, но осадок все равно останется, и бродить хуже браги будет. Так что ты их, Петя, как-нибудь поделикатнее вышвырни отсюда, – Петька серьезно кивнул. – И кто третий?

– О, третье посольство из Дели. До Великого Могола дошло, что можно не играть в святую невинность, а попросить помощи у почти соседа в связи с начавшимися нападениями персов. Пока еще не слишком разрушительными, но с каждым разом набирающими обороты. Послы с огромным караваном подарков и заверений.

– Ежели сегодня все пройдет как надо, то на послезавтра назначь. Филиппа тоже подаркам пущай порадуется. А помочь можно. Надир-шах так нас некрасиво обмануть хотел, что грех его не наказать за это. Но должно быть условие. Мы помогаем, и даже, я оставлю у Великого Могола пару полков для дальнейшей защиты с одним условием – всех католиков из Индии высвистнут с треском, ежели надо, то полки помогут, и торговля будет вестись исключительно с Российской империей. Ежели нет, то пущай просят покровительство и защиты и Ост-Индийской компании, ежели Дели сохранят, конечно. А подарки я все равно приму. Там должны быть безумные подарки. Про Варшаву не забудь. Да отряди гонца, пущай флот предупредят, что в незамерзающих портах готовят корабли к эвакуации Леопольда с его армией. Мы же не звери, мы завсегда поможем своему верному союзнику.

И я стремительно поднялся со стула и вышел из комнаты, практически бегом добравшись до будуара Филиппы. Это еще Петька о четвертом посольстве не знает от цинцев, которое вот-вот должно подойти. Я знаю, потому что мне в письме об этом Лаптев отписал, который встретил это посольство во время своих научных изысканий на Амуре. Цинцы весьма недовольны тем, что китайцы нашли лазейку и теперь потихоньку бегут в Российскую империю, весьма активно крестясь в православие и предлагая помощь в строительствах городов-портов на отошедших мне территориях. Ну а я-то что сделать могу? У меня и так санитарные кордоны повсюду стоят. Иноземцы уже воют, ну что тут поделать, ежели я разных смертельных инфекций как огня боюсь, и вовсю потакаю своей паранойе. А китайцы так сильно цинцев не любят, что готовы очень на многое, лишь бы из-под их контроля уйти. Мне же китайцы, особенно те, что владеют определенными навыками лишними не будут, ну не депортировать же несчастных. Тем более, что слово «депортация» еще не придумали. Так что цинцам придется лишь смириться с тем, что император в Российской империи такой вот блаженный – всем помочь готов. Как вот сейчас очень даже готов помочь Великому Моголу, и почти за просто так, я же не обворовывать его хочу, а торговать. Правда в отсутствие конкурентов, но это, право, такая мелочь.

В будуаре было подозрительно тихо. У меня аж в глазах потемнело, когда я вошел, а вокруг звенящая тишина. Чуть ли не бегом бросился к дверям в спальню жены и уже открыл дверь, как на меня обрушился яростный детский рев, к которому тут же присоединился второй.

Я отступил и без сил рухнул на стоящую недалеко от двери софу. Господи Боже мой, почему я слышу детей, но не слышу Филиппу? Что происходит?

– Что происходит? – тихо задал я вопрос, но меня, как оказалось услышали.

– О, ваше императорское величество, поздравляю, – из спальни вышла молодая женщина в строгом чепце, которая несла на руках шевелящийся кулек. Он был такой маленький. – Эта наша принцесса, боевая девчушка, родилась первой, опередив своего брата почти на целый час, – проворковала она и вдруг протянула кулек мне. Я вскочил в панике, оглядываясь по сторонам. Как такую кроху вообще можно на руки взять, я же раздавлю ее. – Держите, ваше императорское величество, она же ваша.

– Филиппа… – сумел проскрипеть я, все еще не решаясь взять из рук акушерки кулек.

– О, с ее величеством все хорошо, но она немного устала. Мы приведем ее и дофина в порядок, и вы сможете войти, иначе я боюсь, что меня отравят, если я допущу вас увидеть ее величество в растрепанном виде. – Дофина? И тут до мен дошло, что мы говорим по-французски. Ах, да, это же Анжелика… как там ее, не помню. Ее тот акушер, который все бегал с изобретенным им же прибором, тазомером, кажется, притащил в Россию. Совершенно машинально я сделал шаг в сторону спальни и тут мне на руки лег теплый шевелящийся и покряхтывающий кулек. Паника снова накрыла меня с головой. Я совершенно не понимал, что мне делать. – Держите ее крепче, ей не нравится, что ее держат над пропастью. Не бойтесь, вы ее не раздавите. – Я последовал дельному в общем-то совету и прижал кулек к груди и только после этого решил посмотреть. Понять на кого было похоже это крохотное нахмуренное личико было невозможно. Время шло, а я продолжал стоять, жадно вглядываясь в крохотные черты, и тут ей похоже надоело, что я ничего не делаю и просто стою столбом, потому что она начала снова ворочаться и кряхтеть, и через минуту сумела вытащить крошечную ручку. Я осторожно поднял указательный палец и дотронулся до кулачка, на котором было видно маленькие ямочки. Ручка тут же раскрылась и ухватила мой палец, а взгляд младенца встретился с моим. И вот тогда я понял, что означает понятие любовь. Совершенно иррациональное, необъяснимое, но, тем не менее, безумно огромное, включающее в себя весь мир. Любовь отца к своему ребенку. И осознание, что все, чего я добился, все, что я делал здесь, нередко рвя жилы, я делал для нее и для ее младшего брата.

– Вы можете войти, государь, – я перевел взгляд на Лерхе. Вот почему я так разволновался, потому что не увидел его в будуаре, и решил, что в спальне понадобилась помощь. Она, скорее всего и понадобилась, но в плане уборки, переодевании Филиппы и моего сына, смены постели и бог знает, чего еще.

Я вошел, неся дочь на руках. Филиппа полусидела на огромной кровати, с таким же кульком на руках, что был и у меня. Несмотря на то, что ее явно вымыли, переодели и расчесали, выглядела она утомленной. Да и к тому же дети явно проявляли беспокойство. Я сел со своей драгоценной ношей рядом с женой, слегка касаясь плечом ее плеча, и поглядывая на нее и на сына.

– Они голодны, – безапелляционно произнес Кондоиди. – Если ваши величества позволят, я передам их высочеств кормилицам, – все правильно, знатные дамы не выкармливали своих детей. Да и Филиппе не хватит молока на двоих.

– Тщательно следи за тем, что они едят, – я пристально посмотрел на него. – Дети еще слишком малы, чтобы жирные колбасы с брагой употреблять.

– Да, государь, я прослежу, – он поклонился. – Вы правы, то, что ест кормилица, то ест и дитя, – и он выскочил из спальни, явно направляясь в смежную комнату, которая в ближайший месяц будет детской. На этом настояла сама Филиппа, которая не хотела терять детей из вида ни на секунду. Эту комнату приготовили уже давно, да и кормилиц Филиппа присмотрела среди прислуги заранее. У меня из рук дочь забрала все та же Анжелика, а когда она вернулась за наследником, то я прежде чем передать его ей, долго держал сына в руках, пока он не скривил личико и не захныкал.

– Ваше императорское величество, его высочество голоден, – напомнила мне акушерка и я весьма неохотно передал его ей.

– Спасибо тебе, родная, – наклонившись, я поцеловал Филиппу в влажный от пота лоб.

– У меня грудь болит, – внезапно пожаловалась она, поднося руку к перевязанной очень туго груди, чтобы остановить выработку молока.

– Это скоро пройдет, – я еще раз ее поцеловал в лоб и поднялся с кровати.

– Как мы назовем их? – я на секунду задумался, а затем решительно произнес. – Я долго думал над этим вопросом и решил, что будет лучше назвать их в честь по-настоящему сильных личностей. Русью правило немало правителей и некоторые из них изменяли историю в прямом смысле этого слова. Некоторых из них звали одинаково. Я предлагаю назвать их именами тех правителей, среди которых я не встречал слабых личностей: сына – Владимир, дочь – Ольга.

– Красивые имена, мне нравится, – Филиппа улыбнулась.

– Я должен оповестить всех, кто уже нюхательные соли нюхает от волнения, и я не о дамах сейчас говорю, потому что точно видел, как Ягужинский отбирает у жены флакон, – Филиппа прижала руку ко рту и хихикнула, – что у нас родился цесаревич Владимир и Великая княжна Ольга. А послезавтра мы будем принимать много различных даров от Великого Могола, который хочет этим купить пару наших полков. Обожаю открывать подарки, а ты? – и я, подмигнув ей, вышел из спальни, чтобы объявить радостную новость.

Эпилог

7 лет спустя

Я сидел верхом на коне и принимал военный парад, проходящий через недавно установленную триумфальную арку. Парад посвящался окончательной победе над османской империей, в войну с которой мы все же вынуждены были ввязаться. Благо к тому времени Порта была настолько обескровлена, что ее победить было довольно несложно. Тем более, что бывшим союзникам было некогда, они друг другом занимались: Австрия против Пруссии, и этому противостоянию не было видно конца. Я же под шумок захапал Кенинсберг. Но тут все произошло очень даже интересно. Князь Трубецкой слегка охренел, когда к нему заявились все три губернатора и предложили взять тройственный город под свою руку, потому что они деловые люди, а бизнес страдает, да и за жизнь во время этих бесконечных склок как-то боязно. Они знают, что надо принимать православие, но вполне готовы к этому, и вообще они все деловые люди, так что давайте договоримся полюбовно. Трубецкой почесал тыкву, и решил на свой страх и риск помочь, раз так настойчиво просят. Когда же разразился скандал, он попытался сдать назад, но троица ушлых бургомистров начала выкручивать ему руки на манер: «Ах ты, гад, помотросил и бросить захотел? Нет уж, раз обещал – женись!» В общем, пришлось в срочном порядке направлять туда Шереметьева и Ушакова для выяснения подробностей и наведения порядка. Пришлось в результате пожертвовать Данцигом, с которым с самого начала начали возникать множество мелких проблем и не очень мелких проблем. Прикинув все «за» и «против», я решился на обмен. Правда, пришлось срочно менять границу, но в итоге все вышло довольно неплохо.

– Ваше императорское величество, могу я воспользоваться ситуацией и спросить вас о том, когда вы снимите эмбарго на поставку в Великобританию так необходимых нам материалов? – прошептал английский посол, чья кобылка пристроилась возле Цезаря только потому, что он не видел в ней соперника и не проявлял агрессии.

– Я вам в тысячный раз повторяю, я не накладывал эмбарго на продукцию. Хотите, покупайте, вы же сами не хотите. А вывоз древесину запрещен под страхом смертной казни, она нам самим нужна.

– Ну конечно, особенно с учетом торговли с Индией, которую вы практически монополизировали, вытеснив Ост-Индийскую компанию, – продолжал шептать англичанин. Я покосился на него. Он что совсем страх потерял, кретин? То, что я позволил Георгу прислать посла, которого сначала так сильно ждал, а потом долго не давал такого права, еще не значит, что я дал слабину и кинусь к Англии с распростертыми объятьями.

– Это было решение Великого Могола. А на своих землях только он вправе решать с кем ему торговать, а с кем нет. Он попросил помощи, кто же вам виноват, что вы отказались, а мы нет? Теперь пожинайте плоды собственной глупости.

– Мы не могли, у нас были сложности с флотом, которые мы не можем решить до сих пор. И в колониях начались волнения…

– Ах, да, вы, когда уже разберетесь с колониями? Мне как соседу весьма неприятно, что мимо меня постоянно бегают вооруженные люди, часто забываясь и пересекая границу.

– Мы бы уже давно разобрались с Американскими колониями, если бы кто-то не продавал мятежникам, да и индейцам оружие! – взвился англичанин.

– Мы продаем оружие тем, кто первое, не воюет этим оружием против нас, и второе, тому, кто платит, это всего лишь торговля и никаких других подоплек я в этом не вижу. А вы, господин Флипс, похоже начали забываться, – я кивнул гвардейцу, который подскочил к послу и подхватил под уздцы его лошадь, чтобы отвести от меня подальше. – Вам отказано от посещения двора на три месяца, не скучайте.

– Ваше величество, ваше величество… – заверещал Флипс, но его уже оттащили от меня, и я наконец-то вздохнул с облегчением. Место посла тут же занял открытый экипаж, ноу-хау, изобретенное Шереметьевым, нога которого ездить верхом не позволяла, а ветра в волосы хотелось.

– Как же он мне уже надоел, – посетовал министр иностранных дел, покосившись на верещавшего англичанина. – Просто проходу не дет.

– Англичане никак не могут понять, что им никто ничего не должен, – я поморщился. – Что французы?

– А что французы? Французы веселятся на вечных балах и карнавалах и активно осваивают свои острова. Островов много, а твердой руки нет. Вот и что им делать беднягам?

– Продолжать веселиться, – я хмыкнул. – Когда Георгу вручат дополнительный сюрприз в виде претендента на корону?

– Через два месяца, – Петька улыбнулся. – Толстой скучает. А когда Толстой скучает, это может плохо закончится. Можно добавить неразберихи у персов? – я покосился на него. Уж не знаю, что ему персы сделали, но он почему-то жутко на них злился и пытался нагадить при каждом удобном случае.

– Попробуй, только сомневаюсь, что персы не вычислят мужчину вполне европейской внешности.

– Вот и пускай докажет, что он такой незаменимый, – Петька жестко ухмыльнулся. – О, вот это дура, – он задрал голову вверх, где как раз над аркой проплывал вытянутый шар, с герметичной коробкой под брюхом. Не было видно ни пара, ни веревок, шар двигался хоть и медленно, но сам и в том направлении, куда нужно было пилоту. Это был не дирижабль в чистом виде, но нечто очень на него похожее. Эйлер все-таки использовал водород. Это делало шар опасным, склонным к взрывам и горению, поэтому до пассажирских перевозок было еще очень далеко, а вот проблема с почтовой связью, связью среди войск и быстрая переброска необходимого вооружения была практически решена. Но сам Эйлер вовсе не хотел останавливаться на достигнутом. Это была его идефикс, и многое очень быстро пошло у моих ученых семимильными шагами, когда они все-таки расшифровали метод Гауса. Особенный прорыв был в вычислении составляющий разных видов стали, где собственно метод Гауса нашел в моем мире наибольшее практическое применение.

– Не толкайся, дай мне посмотреть, – раздался неподалеку сердитый детский голосок.

– Сам не толкайся, а лучше подвинься, – вторил ему второй, принадлежащий девочке.

– Почему это я должен двигаться? Сама двигайся!

– Потому что я старшая, вот, – в голосе девочке прозвучало такое самодовольство, я что не сдержался и прыснул, тут же изобразив приступ кашля, закрыв рот кулаком. Шереметьев покосился в сторону второй открытой коляске, где и пытались отпихнуть друг друга с траектории лучшего обзора два маленьких человечка с очень пышными титулами. – Мама, ну скажи ему!

– Мама, ты ей должна сказать!

– Владимир, Ольга, немедленно прекратите. Сядьте прямо и внимательно смотрите на происходящее без лишних движений. На вас смотрят почти все солдаты, они должны видеть, что Великие князья уважают их труды и подвиги, спокойный голос Филиппы осадил этих маленьких гиперактивных бесят, с которыми порой никто не мог справиться, кроме родителей.

– Государь, я видел проект последнего указа. Ты ограничил титулование Великих князей и княжон исключительно детьми императора. С чем это связано? – Шереметьев оторвал взгляд от детей, и посмотрел на меня.

– Чтобы не плодить дармоедов, – я пожал плечами. – Даже Великие князья должны учиться. Ольга точно в институт благородных девиц пойдет. Владимир же мечтает о морской школе. Я его неволить не буду. Хочет стать гардемарином, значит станет им. Ты-то своего Алешку куда хочешь отдать?

– Да все туда же, в навигатскую. Он хочет повидать все наши острова, просто бредит ими, – Шереметьев покачал головой. – Я обещал его к Ваньке отправить с очередной оказией, когда подрастет, естественно, – мы переглянулись и синхронно улыбнулись. Да, сейчас часто разговоры на детей переходили. Но это нормально, они же наше будущее. Я поправил перевязь со шпагой и кобурой с самым настоящим револьвером. Не совсем таким, какой я видел когда-то в фильмах про ковбоев, но очень похожим.

– Так, пора, – последний солдат вошел на площадь через триумфальную арку и занял свое место.

Я выехал, с трудом сдерживая коня, которому уже надоело смирно стоять, но он все же подчинился моей руке и пошел красивым шагом вперед высоко поднимая одновременно изящные и мощные ноги. Проехав вдоль шеренг, провожавших каждое мое движение настороженным и одновременно восхищенным взглядом, я остановился на середине площади. На площади был создан великолепный акустический эффект, который позволял мне говорить, не напрягая связок.

– Солдаты и офицеры, мы прошли все вместе длинный и сложный путь. Многое уже было сделано, многое нам еще предстоит сделать, но одно мы должны помнить, мы сильны, пока мы – единое целое, пока мы кулак, никто не сможет сломать нам пальцы по одному. Только от нас зависит, как будем жить мы сами и как будут жить наши потомки, только мы сами куем свою судьбу и не полагаемся на случайности. У нашей родины много врагов и снаружи и, как не прискорбно, внутри, но пока мы стоим на ее защите, никому не удастся нас сломить. Ура! – шпага из ножен, и снова по кругу, теперь уже рысью, провожаемый звенящим в небе «Ура».

* * *

Почти триста лет спустя

Молодой физик Петр Романов и выходец из Греческой Российской республики Александр Поплаутис вошли в камеру к непонятному объекту и приготовились провести новую серию тестов, направленных на выяснение принадлежности этой странной штуковины, у которой даже названия не было, и которая выпускала периодически какие-то странные частицы, расшифровать которые ученым пока не удалось.

Как только Петр протянул руку с щупом в направлении объекта, раздался негромкий хлопок и оба молодых ученых отлетели к противоположной стене, сильно ударившись о нее спинами в защитных костюмах. Объект же, внезапно потускнел и спустя минуту покрылся трещинами и рассыпался в мелкодисперсную пыль, которая тут же втянулась в мощную вентиляционную систему этой изолированной камеры.

Медленно поднявшись на ноги, Петр повертел в руках уже не нужный щуп и швырнул его на лабораторный столик.

– Ну все, большой и жирный писец к нам скоро придет. Готовься, Санек, уже завтра нас в какую-нибудь провинциальную дыру, типа Павлуцкой губернии отошлют за провал важного эксперимента.

– Ну, Павлуцкая – это еще нормально, там хоть жарко, есть океан и девушки в бикини. Будет хуже, если мы на Аляску работать поедем, – Александр поморщился, потирая ушибленную поясницу.

– На Аляске хотя бы есть над чем работать. А девушки в бикини и солнечные пляжи на берегу океана быстро надоедят, а из научных изысканий мы там сможем изучить лишь глубину носопырки какого-нибудь ирокеза, в которой он ковыряет пальцем, рассматривая девушек в бикини на берегу океана, – выпалил Петр и ударил ладонью по панели замка, чтобы выйти уже из камеры и снять уже ненужный защитный костюм.

Уже в раздевалке, вытирая влажные после душа волосы, Александр сел рядом с Петром на лавочке и задал давно интересующий его вопрос, который только сейчас решил задать напарнику.

– Слушай, ты же имеешь какое-то отношение к правящему дому? – Петр покосился на него.

– Племянник, – наконец, неохотно ответил он.

– Я никак не могу понять, а почему не Великий князь?

– Потому что указ Петра второго об определении императорской семьи все еще действует. Мать была Великой княжной, но, выйдя замуж за какого-то пятиюродного брата, который уже даже родственником не считается, просто однофамильцем, титул тау же потеряла. Вот такая жуткая несправедливость. И я тебе больше скажу, то, что я племянник императора Георгия, только все усугубляет, а тебе просто не повезло быть моим напарником.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю