Текст книги "Мой Джеймс Дин (СИ)"

Автор книги: SHEL.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Тренировка сегодня – просто каторга. Душой я не здесь, далеко отсюда, туда бы и рванул, но надо «пахать, пахать, пахать», как твердит Грач. Свой сюрприз Эдику я забрал у часовщика как раз перед тренировкой, и теперь он жжет, все мысли занимает. Так хочется скорее вручить его, а главное, посмотреть в глаза Эдика при этом. Вот только как вручать, я еще не придумал. Он ведь, какой бы нежный ни был, все ж таки не девочка-припевочка. Да и я наплевал на всякие излишние атрибуты. Можно было, конечно, прикупить красную бархатную коробочку с атласной подушечкой, которую мне так упорно навязывала продавщица в ювелирке. Но мне показалось, что это будет излишне пафосно и даже пошловато. Поэтому сунул колечко – рифлёный золотой ободок – в обычный полиэтиленовый пакетик с застежкой. Колечко простое, единственное – на внутренней стороне выгравирована надпись «Эдик, я тебя люблю».

Хех, вот у часовщика физиономия вытянулась, когда он принимал мой заказ!

Пока переодевался после тренировки, прикидывал, как лучше преподнести ему сюрприз. Не просто же так. Считай, сердце дарю. В кино, видал, в бокал с вином кидают или в пирожное. Но что-то меня подобный расклад не вдохновлял. Вдруг проглотит? И вообще…

Тут меня по плечу хлопнул Валерка Кулаков.

– Хэппи бёздей!

– Чего? – я как-то с трудом вернулся из своих заоблачных дум на землю грешную и не сразу сообразил, какой еще бёздей.

– Ту ю?

Я хлопал глазами ну точно как в поговорке про барана и ворота.

– С днем рождения, полиглот!

– Ааа. Спасибо, – допер-таки я наконец.

– Ну что, давай по пивку за твои именины?

– Да я как-то вымотан.

– Салют, амигос, – громыхнул чей-то басок. – Я слышал, у кого-то сегодня именины?

В раздевалку забурился Валеркин брат.

– Да вон у Димыча. Причем не просто день рождения, а во-сем-на-дца-ти-ле-тие!

– Ого! – Глеб стиснул меня на секунду. – Так ты уже большой мальчик. Можно пить, курить и трахаться.

Все заржали. Я тоже хмыкнул, типа оценил юмор.

– Поздравляю! – Глеб слегка потрепал меня по затылку.

– А он зажать собрался такой повод! – встрял Валерка.

– Да не зажать! Давайте на выходных, сегодня вообще я никакой.

– У тебя на выходных день рождения? – спросил Глеб. – Нет. Сегодня. А водку пить это не ящики таскать, так что не бзди. Ну че, народ, куда рванем?

Я молчал. А что тут скажешь?

– Димыч, у тебя ж теперь своя хата!

Вот верно ж говорят: молчание – золото. Какого хера я об этом вспомнил только сейчас?

В общем, развели меня по полной, я и глазом моргнуть не успел. По пути заехали в супермаркет, купили пива, водки, колбасы, маринованных огурцов и всякой прочей снеди такой, чтобы есть сразу и не париться с готовкой.

Но на этом нашествие незваных гостей не закончилось. Минут через тридцать как уселись, заявилась Липина. Якобы поздравить. Хотя что уж я так? Может, и вправду именно поздравить. Хотя сдается мне, что с проверкой. Максова Маринка вчера сболтнула, что Олеська ей плакалась. Мол, чувствует, что я охладел, и подозревает, что у меня завелась другая. Еще и совета спрашивала, как выяснить наверняка. И тут она меня, конечно, поздравила, но быстрым цепким взглядом обшарила комнату и прихожую, и лишь убедившись, что из дам она здесь в единственном экземпляре, вроде как успокоилась. Только спросила с упреком:

– А почему ты меня не позвал?

– Да я и не хотел отмечать, и не собирался даже. Пацаны вон как с ножом к горлу: давай, давай.

– И правильно! – воскликнула она бодренько. – Нечего в день рождения сидеть одному.

И расслабилась. И водку пила за милую душу, а то всё “я не пью, я не пью”. Я, впрочем, тоже не за ворот лил. Вскоре усталость как ветром сдуло. Врубили музон, и мы с Олеськой даже исполнили нечто эротично-зажигательное. Правда, двигался я больше на автомате и чувствовал лишь ее ладошки на своей заднице.

Всё плыло, как в мареве. Глеб кинул тост за меня. Потом народ потребовал, чтобы мы поцеловались. Ну, я притянул ее за талию и всосался под дружное раз, два, три…

А потом меня вдруг как укололо. Бросил взгляд в сторону, на дверь и увидел Эдика.

========== ГЛАВА 17-18 ==========

ГЛАВА 17 Эдик

Я долго ломал голову, что бы подарить Димке. Сильно личное я пока не решался. Димка, конечно, сейчас со мной, но… он ни разу не намекнул о дальнейших планах насчет нас. То есть я вообще сделал вывод, что таковых у него и нет. Я, видать, для него был как экзотика, новый опыт, удивительный эксперимент. Может, это и обидно, я-то к нему всей душой, но с другой стороны, разве вправе я от него чего-то требовать? Месяц назад я и об этом мечтать не смел. Вот она, ненасытная людская натура, что ни дай – всё мало. Поэтому худо-бедно получалось усмирять свои эгоистичные порывы. И все-таки, что подарить?

Не личное, без всяких намеков и полезное…

В общем, особо не мудрствуя, подарил ему книгу. А что? Книга – лучший подарок. Правда, книга электронная, но я закинул в нее все свои любимые произведения, а заодно те, что шли по программе.

Потом гадал ждать до завтра, как договорились или все же…? Да и как так, мой Димка сидит в своё восемнадцатилетие один? Решил, что хороша ложка к обеду, так что забегу быстренько, вручу ему презент и назад. Обременять его лишними хлопотами не хотел, поэтому поехал без звонка.

Уже на лестнице понял – где-то гулянка в полном разгаре. А минуту спустя… не где-то, а у Димки. И дверь даже не закрыта. Я заглянул. Зачем? Сам не знаю. Ведь если не звал он меня на свой праздник, значит, и видеть меня сегодня не хотел, значит, и быть меня здесь не должно. Но проклятое любопытство или что-то еще потянуло же меня сунуть свой нос к нему.

В комнате было человек семь-восемь. Я не разглядел, я видел только Димку, как он обнимал Олесю Липину и целовал ее. Не просто так, а по-настоящему. Жадно, страстно, самозабвенно. Как вчера целовал меня. Как умеет целовать только он.

А потом он открыл глаза и увидел меня. Взгляд его вдруг стал осмысленным. Он удивился и, может, еще что-то, больше я не видел. Кажется, все поплыло перед глазами. Я хотел немедленно сбежать, скрыться, не позориться дальше. Но проклятое тело вдруг одеревенело, и я продолжал стоять на пороге столбом, бессмысленной чуркой. Не в силах шевельнуться. Как вдруг услышал:

– Эдя…, – это Димка, но его тут же перебил другой голос, грубый, резкий, знакомый до боли, до ужаса, до отвращения.

– Бляяяядь, это ты что ли, Морозов? Тебя-то, пидораса, сюда каким ветром занесло?

Кулаков. Тот, кого я старательно забывал все это время и, казалось, даже забыл. И вот он тут теперь, в одной компании с моим Димой. Нет, не с моим. Я просто идиот, редкостный тупица.

– Морозов, ты чего молчишь? – Кулаков вышел из-за стола и медленно двинулся ко мне. – Ты как тут вообще? Впрочем, оставайся. Вспомним былое. Мы по тебе скучали. Ты так охуительно дрочил! Повторишь для нас? А? Или тебе больше по вкусу в жопу…

Наконец я отмер. Рванул в прихожую, оттуда – в подъезд. Последнее, что я слышал, как Кулаков крикнул:

– Эээ, ты куда, блядь?

И дружный хохот.

Я мчал, не разбирая дороги. Лишь бы подальше, куда – все равно. Умереть хотел, отчаянно, неистово. Почти молил о смерти. Но сам решиться не мог. Трус. Слабак. Неведомо как добежал до моста, а это добрых шесть километров в противоположную от моего дома сторону. Прыгнуть? Ангара даже в лютый мороз живая, черная, зовет и тянет, как бездна. И машины в такой час редки. Какой же я трус и слабак! Вот же простое решение – прыгнуть и покончить с этой никчёмной жизнью. Потому что зачем я тут? Но с горечью осознав, что не могу, я упал на колени, прямо там, бессильно вцепившись в поручни, и завыл.

ГЛАВА 18 Дима

Взгляд Эдика как ушат ледяной воды. Я хлопал ртом, не в силах выдавить ни звука.

Как такая фигня могла случиться? Это, блядь, какая-то до невозможности дурная насмешка судьбы. Я отпрянул от Липиной. Потянулся к нему, как услышал голос Глеба:

– Морозов…

Я и не сразу понял, что Глеб говорит про Эдика. Да и когда понял, охренел настолько, что окаменел. И это нифига не образное выражение.

Глеб нес какую-то совершенно дикую пургу, а Эдик… на нем лица не было. А затем он убежал. И только с его уходом я мало-помалу осознал происходящее.

– Глеб, это вот ты сейчас про Эдика говорил?

– Ага, – растянул лыбу Кулаковский брательник. – А ты его что, знаешь? Серьезно? Только не говори, что ты с этим пидором общаешься.

– Он наш учитель, – хихикнула Липина.

– Учитель?! – Глеб аж подпрыгнул. – Представляю, чему вас этот учитель научит. Как дрочить в сортире у всех на глазах или как в жопу давать.

– Ты о чем? – хрипло спросил я, чувствуя странное ледяное спокойствие, практически мертвое. Я так и подумал – мертвый штиль. А это обычно предвестник страшного шторма.

То, что рассказал этот сука Глеб даже в моем мозгу не умещалось, а ведь я не далеко не праведник и сам страсть как любил приколы. Но, блядь, это… Ни в какие ворота! Почему все остальные ржали? Почему Липина, краснея и фыркая, тоже смеялась? Разве это смешно?!

И тут меня прорвало. Вот он, страшный шторм. Всем пиздец. Стол с грохотом полетел в сторону, потому что стоял между мной и Глебом. Тот не успел среагировать, и я набросился на него. Удар. Хруст кости. Из сопатки хлынула кровища. Но мне этого мало. Бью его морду сучью с таким остервенением, что в жизни не испытывал. Меня пытались оттащить. Но со мной и так-то трудно совладать, а в ярости вообще нехрен соваться. Разве что вырубить.

В конце концов, кто-то так и сделал. Гулко тукнуло по голове, и настала темнота.

Когда я очнулся, в квартире никого не было. Только погром. Голова раскалывалась. Мутило и шатало из стороны в сторону. За окном ночь. Первая мысль была – пить! Но как только напился, вспомнил про Эдика. И внутри все так больно съежилось, терпеть невозможно. Я оделся и двинул к нему. Шатаясь, добрел до его дома, выблевав по пути маринованные огурцы.

Звонил в домофон раз за разом. Эдик не подходил. Потом орал его под окнами. Блядь, орал, что люблю его. Отозвалось пара человек. Да только не Эдик. Обозвали меня пидором и послали нахуй.

Я понял, что хоть околею тут, он не выйдет. И это не просто обида. Что-то сломалось в нем. А как собрать, склеить – неизвестно. Да и подпустит ли он меня к себе? Подпустит или нет, плевать. Сам подойду!

Я пошел домой. Завтра в школе он от меня никуда не денется. И мы поговорим.

Я проспал! Безбожно, чудовищно проспал. Не то что на первый урок, а вообще. Если я вот сейчас мгновенно оденусь и, не завтракая, помчусь на всех парусах в школу, то, может быть, успею к шестому уроку.

В другой раз я бы просто плюнул и забил. Учеба меня волновала в данный момент меньше всего. Но мне надо было, просто жизненно необходимо, поговорить с Эдиком. Набрал его, но он сбросил! Еще пять попыток – всё тщетно. Сбрасывал. Набил смску: «Эдик, возьми трубку. Надо поговорить». Не перезвонил. Не ответил. Ну что, я не гордый. Снова его набрал. И снова идите в жопу. Блядь, Эдик, какого хрена?! Придется горе тащиться к Магомету.

Я наскоро ополоснул помятую физиономию, почистил зубы, зажевал орбит, хотя вряд ли это скроет мой выхлоп, затем натянул джинсы, черную водолазку, накинул куртку и бегом в альма-матер. А там меня ждали! Правда без цветов и фанфар. Прямо с урока вызвали к директору. А там как раз полиция по мою душу. Оказывается, Валеркин брательник словил от меня очень нехило. Помимо носа, я ему сломал еще и челюсть, и пару ребер. Ну и сотрясение вдогонку устроил. И теперь он весь такой красавец лежит в травме. По иронии судьбы в той же больничке, где лежал Эдик.

Тетка в отделении нарисовала мне мое будущее в красках. Охуительная перспектива, скажу я вам. Но все равно не жалею, что ушатал этого сучёныша Глеба. Я бы и второй раз так же сделал. Жалею только об одном, что с Эдиком поговорить не удалось. И когда теперь удастся?

Батя залупился и сказал по телефону: «Ты же, блядь, взрослый, совершеннолетний, вот и выпутывайся сам».

Самое херовое, что колечко мое, так и не подаренное, изъяли, когда сажали в аквариум, типа на хранение или куда, не знаю.

Хмырь, что меня допрашивал, настроен был воинственно. Допытывал, за что я избил гражданина Кулакова? А что я мог сказать? За то, что он унижал парня, которого я люблю? Да я даже на уровне собственных мыслей не мог повторить ту мерзость, что рассказывал Глеб, не говоря уж о том, чтобы это кому-то передать.

Так что впухать мне, очевидно, придется по полной программе. А я даже не знаю, какая это статья, сколько за нее светит? Надо будет поинтересоваться у хмыря.

========== ГЛАВА 19-20 ==========

ГЛАВА 19 Эдик

Там, на мосту, я забылся. Наверное, потерял сознание. Очнулся оттого, что меня кто-то толкал в плечо. Мужчина, самый обычный на вид. Лет сорока. В черной куртке и норковой ушанке.

– Эй, парень, тебе что, плохо?

Я кивнул.

– Может, тебя это, в больницу?

Я покачал головой.

– Что с тобой?

– Спасибо, мне уже лучше, – сказал я и попробовал подняться, но ноги, видимо, затекли, и меня повело. Едва снова не грохнулся.

– Ёпт. Да ты не держишься на ногах. Вроде и не бухой. Может, тебя до дому подбросить?

Я посмотрел – рядом у обочины притулилась ауди.

– Здесь же нельзя…

– А мимо умирающего проезжать можно? Но так-то да, верно, поэтому давай, садись скорее.

Он довез меня до дому, от денег отказался наотрез. Господи, я чуть не расплакался. Этот неожиданно добрый жест меня потряс до глубины души. Да нет, не чуть, таки расплакался. Лепетал какие-то слова благодарности.

– Эк тебя приперло!

– Не то слово, – пробормотал я. – Я ведь с моста хотел, да не смог…

И сам не знаю как, но выложил ему почти всё. Почти. Димку вот только назвал просто другом. Нет, не просто, назвал его Другом. Лучшим, единственным. Которого нет дороже и который предал меня.

– Перетерпи, – посоветовал он. – Со временем все пройдет.

Банально донельзя. Лучше бы посоветовал, как перетерпеть? Как пережить это время?

– Он ведь тебе не просто друг, да?

– Что? – я испуганно глянул на него.

– Друг, говорю, тебе не просто друг?

Я онемел. Он вдруг погладил кончиками пальцев по щеке, обвел губы. И посмотрел так, что мне стало страшно.

Я судорожно сглотнул, отстранился и тихо выдавил:

– Не надо.

Он хмыкнул.

Начало светать, и я смог лучше разглядеть его. Нет, ему, пожалуй, и все пятьдесят. И несмотря на то, что он старался держаться просто, в нем чувствовались повадки птицы высокого полета. Персоны, привыкшей командовать.

Я устыдился своих несдержанных излияний и поспешил откланяться. Он задумчиво кивнул, но затем вдруг достал из портмоне визитку и всучил мне в руку.

– Ты парень, вижу, неплохой. Мало ли. Звони, если что.

Автоматом сунул визитку в карман куртки, в десятый раз поблагодарил и поплелся домой.

Мало-мальски привел себя в порядок. Насколько возможно. План был прост: прийти к Борису Матвеевичу, объяснить ему, что дорабатывать не смогу по личным обстоятельствам, извиниться и больше туда ни ногой. Никогда!

Борис Матвеевич долго меня уламывал, но тут уж я оставался непреклонен. Подписал заявление. Обещал даже практику проставить, чего уж я не ожидал.

– Завтра забегай, заберешь трудовую и всё остальное.

В коридоре встретил Липину, и чуть не умер. Вот же незадача! Я опустил глаза, думая прошмыгнуть мимо, но она цапнула меня за рукав.

– Эдуард Вениаминович, подождите! Вы не расстраивайтесь из-за Колесникова. Я же вас предупреждала.

– Я из-за Колесникова не расстраиваюсь, – сухо и бесцветно вымолвил я.

– Да я знаю, что вы с ним… ну типа сдружились.

Меня попеременно бросало то в холод, то в жар. Он ей об этом рассказал?! О нас?!

– Он говорил, что втерся вам в друзья, чтобы вы его не сдали. Ну… за побои. Я же говорила, что он вообще без стыда и совести.

– Олеся, твоя забота, конечно, трогает, но мне нет дела до Колесникова, – я сам удивился тому, как сухо звучал мой голос. – И еще, если ты всегда знала, что он без стыда и совести, зачем же встречаешься с ним?

Она осеклась, кажется, смутилась, но мне и правда было все равно, я просто пошел дальше, по коридору вниз, в вестибюль и прочь отсюда. Навсегда. Нет, к сожалению, еще придется вернуться сюда завтра. Но то будет уж точно последний раз.

День провел кое-как. Подмывало напиться и забыться, только и сдерживало то, что завтра надо будет вернуться в эту проклятую школу. Черт, почему проклятую? Школа тут ни при чем. Я сам во всем виноват. И все же…

Насколько день был ужасен, ночь оказалась еще хуже. Даже несмотря на то, что я практически не спал накануне – отключка на мосту вряд ли сойдет за здоровый сон – промаялся до утра. Выглядел натуральным зомби. Пусть! Перед кем мне там красоваться?

Делопроизводитель сунула мне документы.

– Только зайдите в приемную, шлепните у секретаря печать. Я не успела.

Я поплелся в приемную. Секретарша как раз говорила по телефону и кивнула мне на кресло, мол, присядьте, подождите. Я опустился, тем более и правда с таким дефицитом сна стоялось тяжко.

В директорской кто-то громко разговаривал. То есть как кто? Борис Матвеевич. А вот его собеседника я не узнал. Да я и не вслушивался, пока один из них не назвал фамилию Колесников. Тут я встрепенулся, вопреки собственной воли. Каждый нерв взвился…

– Пусть он хотя бы доучится! – воскликнул Борис Матвеевич.

Как это – хотя бы?! Разве Диме светило не доучиться? Я такого не помнил.

– Давайте сюда ваши бумаги, – окликнула меня секретарша.

Я механически сунул ей документы, продолжая впитывать в себя слова, доносящиеся из директорской.

– Всё, готово.

Но я не спешил уходить.

– Мне еще к Борису Матвеевичу надо… по делу…

– Ну, ждите, – равнодушно произнесла секретарша и уткнулась в монитор.

Ждать пришлось недолго. Вскоре посетитель вылетел из директорской, да так стремительно, что я едва успел его разглядеть.

– Борис Матвеевич, – сунулся я несмело.

– Ааа, Эдик, заходи, – выглядел директор встревоженным и вместе с тем усталым. – Забрал документы?

– Да, спасибо. Борис Матвеевич, вы уж простите, я нечаянно услышал… у Колесникова проблемы? Просто я… ну… мне казалось, он неплохой ученик…

– Еще какие! И отец его уперся как баран, а мог бы разрулить влет. Ему раз плюнуть.

– А что такое? Что случилось?

– Да… Подрался он вчера. Избил какого-то Кулакова. Да что там, покалечил. Тот на него заявление написал. Сидит теперь наш Колесников в КПЗ. Оттуда его, скорее всего, выпустят не сегодня-завтра. Но следствия и суда не избежать. Тем более, как выяснилось, он совершеннолетний. Мы со своей стороны, конечно, характеристику ему напишем, походатайствуем…

Дима избил Кулакова?! Покалечил?! Сердце ухнуло, пропустило удар. Я не слышал больше ничего. Борис Матвеевич наверное счел, что я хам или псих, потому что выбежал из его кабинета как ошпаренный. Потом снова ворвался:

– Борис Матвеевич, а он где?

– Так в Октябрьском отделении… Это седьмой отдел полиции…

Октябрьское отделение находилось в двух остановках от школы. Ждать маршрутку не было сил, понесся бегом.

Влетел в здание и уперся в турникет.

– Куда? – рявкнул из окошка товарищ в погонах. Черт, я – осел, даже в званиях не смыслю. Вот как его назвать? Как к нему обратиться?

– Я не знаю, к кому точно… В общем, тут мой ученик…

– Чего?

– Здесь в КПЗ сидит мой ученик. Я хотел бы выяснить…

– И что?

Диалог явно не складывался, да и я волновался, не мог нормально сформулировать мысль.

В конце концов с меня потребовали паспорт, я сунул руки в карманы, заранее зная, что паспорта у меня нет. Фоном мелькнула мысль, что где-то по пути потерял трудовую и документы по практике. С собой-то у меня их не было. Нет паспорта? Мне указали на дверь.

Нащупал в кармане карточку. Извлек на свет божий – визитка. Чья? Вчитываюсь: Ивлев Сергей Иванович, подполковник юстиции, седьмой отдел полиции УМВД… Господи, это же вчерашний хозяин ауди!

Неужели бывают такие чудеса?! Такие невероятные совпадения?

Набираю номер с карточки, гудки, гудки, голос. Жесткий, твердый, но… была ни была:

– Это…

Как мне назваться-то? Я ж вчера вроде и не представился даже, просто вывалил все свои переживания и ускакал.

– Вы вчера меня на мосту подобрали.

– Ааа, – странное дело, но голос сразу смягчился. – Помню. Что-то…

Но в волнении я, невежливый, перебиваю его:

– Вы говорили, что можно к вам обратиться в случае чего. Мне очень нужна ваша помощь. Мой друг, ну тот самый, он…

– Тот, из-за которого ты с моста…

– Да-да. В общем, он у вас.

– У нас?

– В КПЗ. Но он не виноват, то есть не совсем…

Я запутался в словах.

– Ты где?

– На проходной, но у меня нет паспорта.

– Передай трубку дежурному…

ГЛАВА 20 Дима

Хмырь, что так усердно меня прессовал накануне, вдруг изменил настрой и вполне мило заявил, что ж я, мол, раньше молчал? О чем?! Хер пойми. В общем, отпустили меня на все четыре стороны. И даже вещи вернули: сотовый, mp3-плеер, ключи и, главное, пакетик с колечком.

Чувствую себя полным идиотом. Оборачиваюсь и… глазам не верю. Эдик!

Шли к Эдику. К себе не хотелось, у меня сейчас реально клоака, но антураж – фигня, главное, я от него, друга своего синеглазого, оторваться не мог, хоть и придолбался с допросом:

– Кто такой Сергей Иванович? Откуда ты его знаешь?

Эдик бормотал в ответ какую-то невнятицу. А я почти беситься начал.

– Нет, ты скажи конкретно!

У подъезда столкнулись с мужиком. Тот зыркнул на меня злобно и вдруг выдал:

– Это ты орал всю ночь, люблю, блядь, Эдика?

В первый миг я опешил, Эдик вообще, по-моему, чуть не грохнулся.

– Ну я. И что?

– И то. Еще раз орать будешь…

– Захочу и буду! – двинул я на него, но Эдик упреждающе перехватил меня.

– Дима, тебе мало? Опять в обезьянник захотелось?

Мужик только сплюнул нам вслед.

– Ты правда орал это? – тихо спросил Эдик уже в квартире.

– Угу. Сука он, весь сюрприз испортил, – буркнул я, скидывая куртку. – В общем, вот…

Я вложил в ладонь ошарашенного Эдика свой презент. Пусть красиво и необыкновенно не получилось, но что уж теперь…

– Всё, Эдичка, теперь ты мною окольцован. Никуда не денешься.

Он стал было лепетать: «Ой, зачем? Не надо было», но потом разглядел надпись и вмиг посерьезнел. Спросил глазами: «Правда?!». И я ответил: «Да!».

Конечно, да! Ведь ты такой… слов нет. Мыслей нет. Потому что когда ты целуешь меня, я себя забываю. Но я еще успею тебе сказать всё, что думаю, что чувствую. И не раз…