Текст книги "Дети Драконьего леса: Эластэ Кора (СИ)"

Автор книги: shaeliin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Осторожно! – закричал рыцарь, сообразив, что его спутнику не до наблюдения за дорогой. – Ступеньки!

Спасибо, искренне подумал господин Иона, порываясь бежать и по лестнице тоже – левая подошва соскользнула к стене, а правая поехала назад, и колдун едва не рухнул на обледеневшие стальные ребра винта.

– Господин, перила для кого? – изумленно осведомился Лука. – То есть я в курсе, что вы спешили, но мы все еще в подземелье, и карты местности у нас, как ни обидно, нет.

– Угу, – кротко согласился его спутник. – Эти твари за нами не летят. Скорее всего, они ограничены одним коридором.

– Вот как?

– Да, это нежить, выведенная искусственно. В отличие от наших вурдалаков или упырей, она не способна разгуливать от могилы к могиле – она обязана охранять какое-то определенное место. Опять же – скорее всего, ее поставили на защиту озера. Любопытно, что с ним не так… – господин Иона усмехнулся в ответ на явную растерянность Луки и покаянно развел руками: – И в то же время совершенно не любопытно.

Лестница, вопреки обыкновению, уводила гостей наверх – спиралью закручивалась в абсолютную темноту шахты, скалилась уже привычными гроздьями сосулек. Несколько раз Лука и господин Иона были вынуждены передохнуть, причем колдун сидел на обледеневших ступеньках, не шевелясь, а рыцарь напряженно поглядывал на пройденные пролеты, опасаясь различить на фоне звенящей подземной тишины знакомое сосредоточенное жужжание.

Потом лестница кончилась, и на замену ей пришли длинные темные коридоры – господин Иона выругался и вызвал себе на помощь восемь блеклых голубых шариков, которые заинтригованно завозились на его плечах и на локтях, окружая сиянием невысокую худую фигуру. Лука с легким удивлением понял, что по куртке его спутника ползают светлячки – и без особой надежды попросил одного себе. Удивление выросло, потому что колдун молча снял с рукава ближайший голубой шарик и передал его рыцарю.

Светлячок был еле теплым и напрочь отказывался прятаться у Луки в ладонях; рыцарь пересадил его на воротник, и там сотворенное магией крохотное создание как будто с облегчением выдохнуло, вцепилось невесомыми лапками в толком неразличимые швы и замерло. Юноше настойчиво казалось, что он продолжает слышать его размеренное дыхание.

Под сводчатым потолком висели грязные седые сети; в них уже не было пауков, и они безысходно покачивались над головами случайных путников, как знамена войска, уничтоженного на поле боя. На стенах черными квадратами выступали забытые картины; снимать их господин Иона не отважился, да и вряд ли они были способны пояснить, о какой двери так упрямо и так устало умолял хозяин мелодичного голоса.

…в первом же зале, вроде бы совсем недалеко от поверхности, колдун и рыцарь наткнулись на очередных мертвецов. Они сидели в обитых кожей креслах, они горбились на неудобных деревянных стульях, они лежали на ковре у камина – господин Иона скривился и отвернулся, потому что абы как обтянутые останками высохшей плоти скелеты у решетки были ужасно маленькими.

– Это не люди, – опытно сообщил ему Лука. – И не гномы. И не эльфы, но тогда я понятия не имею, кто. Хайли, господин? Мне до сих пор не выпадало шанса на них посмотреть.

– Нет. – Колдун опустился на корточки в шаге от погибшего ребенка, протянул руку и коснулся уцелевших прядей золотисто-рыжих волос. Пряди с шелестом рассыпались под его пальцами, и светлячки на рукавах обеспокоенно вздрогнули – ох… сколько смертей, господин Иона, сколько сломанных судеб…

Судьбы нет, возражал он, стараясь не провалиться в карминовый полумрак с тенями сотен и сотен оборванных обгоревших нитей. Мы выбираем сами – а если не сами, то кто-нибудь выбирает за нас. Я не знаю, кто ты и почему ты говоришь со мной, но ответь – почему ты представляешь сломанным то, чего нет на свете?

Судьба есть, с любовью отзывался неизвестный. И ты можешь управлять ее рубежами – давай, попробуй, они же мертвы, им же все равно, отдыхают ли они в креслах или верно тебе служат…

– Господин?.. – едва донеслось до его слуха, и он вынырнул, настороженно поглядел на Луку и потребовал:

– Уходим отсюда.

– Конечно, – с готовностью ответил рыцарь. – Мне тоже в этом зале… не по себе.

Господин Иона кивнул – и сообразил, что все это время его спутник прижимал к себе какую-то книгу. Потрепанную старую книгу с потускневшими серебряными вставками в корешке.

– Я хотел вам показать, – немедленно признался Лука. – Подумал, что вам будет интересно. Я, правда, ни слова не сумел разобрать, но вы же колдун, вы наверняка сумеете. Давайте, господин, поднимайтесь. К Дьяволу эти подземелья и этих покойников, я так скучаю по солнцу и по луне, и по ветру, и даже по снегу – вы не поверите!

Он улыбнулся, и колдун, помедлив, улыбнулся ему в ответ.

Книга обреченно хрустнула, из-под страниц на пол высыпался целый водопад пыли. Взгляд господина Ионы скользнул по аккуратным литерам, выведенным в эпиграфе – единственную строку, не утонувшую в бурых каплях и не стертую с желтого пергамента, еле получилось угадать.

«…зеленый мрамор древних усыпальниц…»

– Ты прав, – согласился колдун, снимая с локтя сонного светлячка и предлагая светлячку полюбоваться обрывками чужих записей. – Мне будет интересно.

========== 7 ==========

Пыль скрипела под его ботинками, как снег – он кривился и ругался, но в конце концов молча сел на непреодолимый порог и с явным сожалением покосился на своего спутника.

Георг порылся в походной сумке и тяжело вздохнул – еды не осталось. У нее хотя бы выходило отвлечь рыцаря от мыслей о предстоящем девичьем смехе и негромком, но крайне выразительном шарканье подошвы – а теперь Георгу было не за что цепляться, кроме гладкой кожаной куртки Говарда или деревянной рукояти кистеня.

Солнце неуклонно пряталось где-то за белоснежными пиками, по Тропе Великанов ручьями растекались безжалостные тени. Рыцарь отстраненно подумал, что это позор, что у него трясутся руки и ноги, что ему банально не хватит сил на битву с предполагаемой нежитью – но страха не было, рыцарь как будто следил за собой со стороны, и от этого зрелища хотелось выть. Зачем, спрашивал себя он, ты вышел за надежные городские стены, зачем ты согласился охранять господина Иону? Какого Дьявола тебя дернуло совершить никому не нужный подвиг – он ведь забудется, едва ты закроешь глаза, ни один летописец не упомянет на пергаменте твое имя, ты не заслуживаешь подобной чести…

…Говард не боялся тоже – но не боялся иначе. Сообразив, что пересечь порог и выбраться на Тропу не выйдет, он сосредоточенно прогулялся по всем коридорам, лестницам и залам, уделив особое внимание окнам и дверям. Уцелевшие рамы не поддавались, выбитые – не позволяли рыцарю высунуться наружу; он словно бы стучался упрямым лбом о невидимые барьеры, поглаживал их ладонями в поисках отсутствующей слабины и в отчаянии бил кулаками, надеясь, что они разлетятся.

На закате он остановился, устроился на ближайшем подоконнике и посоветовал Георгу зарядить арбалет. Георг подчинился, все так же отстраненно думая, что вот, на заснеженную Тропу ложатся ранние сумерки, а потом они становятся поздними и расползаются густой красноватой темнотой.

Невесомые детские шаги вполне ожидаемо прозвучали на верхних этажах – незадолго после полуночи, когда карминовая луна, укрытая пеленой облаков, зависла над потрепанными старыми башнями. Георг обреченно улыбнулся, а Говард вскинулся, как готовый к атаке зверь – но почему-то не спрыгнул с подоконника. Лишь напряженно огляделся и крепче стиснул рукоять меча – ну давай же, мол, откуда сегодня ты возникнешь?

Подошва шаркнула у самого порога – не выразительно, дошло до Говарда, а естественно, как если бы ее хозяин скитался по заброшенной крепости годами. Потом шаркнула еще раз – немного ближе; потом коридор утонул в раскатистом чужом смехе, но смеялась не маленькая девочка, а самостоятельный взрослый человек с арбалетом на подпрыгивающих коленях.

– Георг? – рыцарь так удивился, что забыл даже о невидимой нежити. – Ты чего?

Его спутник не отвечал. Раскачиваясь и таращась в полумрак перед собой, он смеялся и смеялся, и никто ему не отвечал, и затихло неизменное шарканье расхлябанной подошвы – затихло все, разве что эхо носилось под каменными сводами и волной падало на уцелевшие стекла.

– Георг? – тихо повторил Говард. – Пожалуйста, успокойся.

…его спутник подавился хохотом и всхлипнул – чтобы спустя секунду расплакаться не хуже ребенка.

Рыцарь соскочил на холодный каменный пол, требовательно посмотрел на место, где, по его мнению, находилась невидимая тварь. Она не нападала и не издевалась – она внимательно изучала гостей, и ей было неприятно, что один из них сломался так запросто, а второй по-прежнему сопротивляется и готовится к бою.

– Ты как я, – шепнула она из угла, и Говард немедленно развернулся. От пустоты не веяло угрозой и не веяло ужасом, нет – от нее, сообразил рыцарь, пахло, едва различимо пахло давно покинутым кладбищем, свежей весенней травой и шумными раскатами грома. Она рассеянно шевельнулась – и рыцарь уловил шелест ее одежды, вроде бы, шуршание пышных юбок, хотя голос был определенно мужской. – Ты – пленник в этой крепости. Скажи мне, ты видишь выход? – Пустота угрюмо выдохнула и призналась: – Я не вижу выхода.

Говард подался было навстречу – понятия не имея, чтобы ударить или поймать, но пол крыльями погибших бабочек рассыпался под его ногами, перенес рыцаря – как будто в мерцающее звездное небо. Кажется – протяни ладонь, и коснешься южной стрелки Западного Компаса; но потом небо исчезает, а ты почему-то стоишь на земляном полу незнакомой кухни и с недоумением косишься на ее хозяев.

Голубоглазая светловолосая девушка стояла у стола, острие ножа ловило отблески зажженной свечи. Надо было всего лишь разделать свежую куриную тушку, девушка многократно этим занималась, но лезвие почему-то соскользнуло с выпотрошенного куска мяса и вонзилось в ее большой палец. Она не успела ни остановить его, ни хотя бы испугаться; хрустнула кость, и отрубленная часть ее тела с глухим стуком оказалась на глиняном полу.

Девушка изумленно моргнула – и закричала так, что у Говарда заложило уши. Он зажмурился, выругался, а затем…

Седая сгорбленная женщина тянулась к полке в углу спальни, желая достать потрепанную книгу в переплете из выделанной кожи. Уголок переплета задел шкатулку с бесполезными уже кольцами и подвесками; женщина неловко дернулась, когда украшенный резьбой уголок вскользь ударил ее по виску. Глубокая ссадина полыхнула крупными карминовыми каплями, загорелась невыносимой болью и как будто погасила свет; хозяйка шкатулки медленно осела на пол, зажимая раненый висок шероховатыми скрюченными пальцами.

Странный парень в подпоясанном балахоне и расхлябанных ботинках наблюдал за ней с подоконника. С его ладоней, сложенных в некое подобие чаши, на пол катились ручейки холодной воды.

– Весь наш мир состоит из вероятностей, – многозначительно произнес он, и у него дернулись губы – как если бы он хотел улыбнуться, а должен был показаться непреклонным и строгим. – Нити складываются в полотно. Переплетая между собой нити, собирая их в узлы, образуя новый рисунок… мы влияем на свое будущее. И на свое прошлое. В нашем ремесле главное – не перестараться… не напортачить… потому что если мы допустим ошибку, мы наверняка исчезнем. Представь, что связала из теплой шерсти новый хороший свитер… но из рукава торчит оборванная нить, и если ты за нее потянешь – вся твоя работа развалится. Точно так же и с мировым полотном. Если нечаянно оборвать какую-то нить и оставить ее болтаться, кто-нибудь однажды за нее дернет. Гера, – странный парень тяжело вздохнул – совсем как невидимка в покинутой крепости, и до Говарда счастливым искристым звоном донесся ответный девичий смех. – Ты понимаешь меня?

…все это время седая сгорбленная женщина сидела на полу, и кровь, как ливень, падала на ее подол, собиралась в маленькие соленые реки. Ноздри щекотал настойчивый запах железа; крылья погибших бабочек водопадом рухнули у рыцаря из-под ног, снова мелькнули синие небеса, покрытые звездами, как веснушками. Он попробовал убежать, и небо глухим позвякиванием отозвалось на эту его оплошность; что-то неподъемное и отчаянно ледяное сковало правую лодыжку – Говард упал и расшиб скулу о плоский вытянутый валун.

Валун кренился к настоящей, горной реке. Странный парень в подпоясанном балахоне любовался ее напористым течением, а к нему с восторгом прижималась девочка лет восьми – да нет, сообразил Говард, что за глупость, это взрослая девушка, просто у нее маленькое хрупкое тело, как будто ему запретили меняться и расти. На плечах узорами выступают серые кружева роскошного платья… на запястьях поблескивают браслеты…

В его золотисто-рыжих волосах тонкой искрой выступает одинокое красное перо. Это перо невозможно выдернуть и выбросить, оно – незаменимая часть недавнего полета, момента, когда подошвы расхлябанных ботинок отрываются от ненадежных досок подвесного моста и превращаются в сильные когтистые лапы…

– Научи меня, Лори, – негромко просит девушка. – Пожалуйста, научи меня летать.

…когти сохраняются, но не под ботинками, а на хрупких тонких фалангах – странный парень в подпоясанном балахоне касается волос девушки с такой осторожностью, как будто опасается по ошибке отсечь прядь.

…и снова – крылья погибших бабочек.

В просторном зале нет короля и нет королевы, никто не скучает и не стучит по обтянутым бархатом подлокотникам удобного трона. Только странный парень с молочно-розовой кожей поднимает со стола кувшин, льет себе в кубок мерцающую алую жидкость; в оковах серебряных бортиков она перестает быть жидкостью, распускается огненным цветком, и языки пламени срываются в лихорадочный торопливый танец.

Он подносит их ко рту – и пьет, а девушка в роскошном сером платье испуганно мечется вокруг, с отчаянием смотрит на своего спутника, сжимает бессильные кулаки:

– Зачем, Лори? Зачем ты это делаешь?!

Он пьет – до последнего уголька, с явным удовольствием возвращает кубок на столешницу:

– Чтобы, рассыпаясь пеплом, однажды родиться вновь.

…Идти – по самой границе древнего некрополя, не подземного, а спрятанного у спуска в заснеженную долину; ощущать, как сбитые в единое покрывало снежинки трескаются внизу, как у зимы постепенно разваливается хребет. Наступит весна… вернется тепло, на низких, не выше пояса феникса, яблонях появятся белые бутоны… родятся изумрудные листья, ветер будет ласково их трепать – мол, мои любимые, мои славные, как же я по вам соскучился!..

У некрополя нити вероятностей больше никуда не ведут. Под могильными плитами покоятся мертвые – а мертвых ни в коем случае нельзя тревожить; нельзя, если ты не маг, если ты не можешь ими управлять и не можешь заставить лечь обратно под обледеневшую землю. Но ты и не намерен их выпускать, не намерен баловаться; ты пришел, чтобы лечь рядом, чтобы впустить в себя их воспоминания, чтобы выяснить – а правда ли ты единственный, правда ли не было волшебников до тебя? Камни обжигают невыносимым холодом твои лопатки; стоило надеть плащ, но ты же гордый, ты же отмахнулся от верного слуги – не нужно, я и так не замерзну…

Жаркие, провонявшие потом и сталью кузницы в альдамасовых чертогах. Переходы и террасы, картинные галереи, спальни; все, кто в них живет, занимаются либо кузнечным делом, либо составлением карт, либо чтением написанных фениксами книг. Впрочем, кто-то вышивает прекрасные гобелены… кто-то готовит ужин, рассчитывая накормить сына и поболтать с ним о его свежеиспеченной семье – он ведь только женился, интересно, не жалеет ли о своем выборе, все ли в порядке с его супругой, хорошо ли она его кормит, заботится ли о нем… а кто-то скитается по запретным тоннелям, наивно рассчитывая, что его не разоблачат.

И все они умирают, будучи невероятно старыми. Гномы живут недолго, до обидного мало по сравнению с фениксами; какие-то четыреста лет, и сморщенное тело, измученное, слабое, больное, перестает работать и погружает своего хозяина в бесконечную темноту. В бесконечный сон… который не закончится и не оборвется – разве что Создателю мира захочется поиграть со временем, раскрутив часы в обратную сторону.

И – нет. Гномы не знали об узлах, о нитях и полотне.

…звякающая цепь свисала с его лодыжки – он выхватил из ножен стилет и принялся по ней бить, но она не поддавалась, а у него не было ключа. Да нет, хуже – с каждой секундой она все плотнее сжималась вокруг его ноги; и если поначалу ему было всего лишь неуютно, то теперь стало больно. Вот под безучастными к его страху звеньями рвется ткань… а вот – молочно-розовой линией выступает пока еще целая кость. Окровавленные обрывки сухожилий…

Этого не может быть, отрешенно подумал Говард. Я сплю, я задремал у подоконника в обветшалой крепости, и мне снится правдоподобный кошмар. Все нормально, и я вовсе не ранен – только надо непременно проснуться. Вот сейчас я ущипну себя за бедро…

За спиной надменно хлопнули створки. Он осознал, что сидит на снегу и сжимает локоть Георга – а позади безмолвной укоризненной тенью высится покинутая гномья крепость. Над заснеженными пиками разливает по облакам кровь карминовая луна… и неожиданно блекло мерцает Западный Компас.

– Мы живы, – пробормотал он, не спеша подниматься.

– Живы, – согласился Георг. – И нас почему-то отпустили. Говард, – рыцарь обернулся и вопросительно посмотрел на своего спутника, – ты ведь говорил, что мы имеем дело с нежитью. Что мы обязаны от нее избавиться, или найти ее логово, это не важно. Важно то, что… Говард, разве это нежить? Перед тем, как нас вышвырнули за дверь, мне почудилось – я вижу молодого парня, вроде бы эльфа, которого держит за руку маленькая девочка в таком необычном платье с кружевами на плечах и на локтях… Говард, мы ведь не сунемся туда опять? Не будем продолжать охоту, а?

– Не будем, – согласился рыцарь. – Но есть одна проблема.

– Какая? – настороженно уточнил Георг.

Говард криво усмехнулся и переставил походную сумку на колени, чтобы в нее больше не набивался вездесущий снег.

– Я бы предложил вместо охоты продолжить поиски наших спутников… но, кажется, я не могу встать.

========== 8 ==========

За час до ночевки под розовыми звездами Западного Компаса колдун вытащил из походной сумки подобранную Лукой книгу. Она снова обреченно хрустнула под пальцами – а он внимательно вчитался в не убитые временем безучастные фразы, констатацию произошедших событий, упоминание смутно знакомых имен – вероятно, из некрополя, с тысяч каменных постаментов. Ну да; в конце декабря командиру Легиона принесли добрую весть о мальчике, рожденном в ночь полнолуния; мальчика назвали Тэри, и его мать предполагала, что он вырастет сильным и храбрым воином – как отец. Командир Легиона обратился к подгорному королю с просьбой покинуть внешнюю цитадель, и король ему, разумеется, позволил; в те времена еще никто не знал, что спустя два десятка лет Эре-Тэри будут поклоняться и бормотать, что он – последняя надежда племени фениксов, что если он проиграет и не принесет своей семье победу, его семья навеки закроется в подземных коридорах и больше не выйдет на проклятую госпожой Герой мощеную дорогу. О сути проклятия автор книги не рассказывал, но господину Ионе попался любопытный отрывок диалога, в котором госпожа Эре-Вира, возлюбленная господина Эре-Тэри, каялась в суеверном страхе перед какими-то големами. «Выбрались из-под земли, из-под камней, как будто разорвали нашему Альдамасу брюхо; выпрямились во весь рост – и за их спинами пропало небо». После этого отрывка господин Иона ощутил некое беспокойство, но списал его на усталость.

Так, значит, расу фениксов обрекли на гибель эти загадочные големы, подумал он. Господина Эре-Тэри убили, и у них просто не осталось надежды. Хотя, оборвал себя колдун, им ведь ничего не стоило пойти за своими соседями, обосноваться на пустошах Саберны и жить вдали от подземного некрополя. Память – это хорошо, но запираться ради нее в холодных подгорных залах? Ждать, пока закончатся еда и вода – или вообще не искушать себя ими, неподвижно сидеть в обитом кожей кресле и наблюдать, как в камине медленно угасает огонь?..

– Господин Иона, вы так споткнетесь и загремите в ущелье. Вам не хватает осторожности.

В льдисто-голубых глазах Луки отражалось веселое скопление крохотных оранжевых огней. Тропа Великанов приблизилась вплотную к северному перевалу Талайны, но обогнала его по высоте – и рыцарю с колдуном выпал шанс полюбоваться распятой между склонами крепостью.

– С такими темпами, – задыхаясь и глотая слова, произнес господин Иона, – мы скорее станем гостями королевы Дитвел, чем найдем необходимую мне вещь. Где, – возмутился он, – чертовы руины, где дворцы гномов, где проклятые запертые двери? Где голос, который так упрямо звал меня сюда? Maare solen de krii, говорил он – а теперь заткнулся, причем заткнулся именно в тот момент, когда я нуждался в его участии больше всего! Я не сомневался, что вот мы залезем на эту кошками драную мощеную дорогу, и я все пойму, мне все объяснят – но вместо объяснений мы бродим по забитому покойниками подгорью, понятия не имея, КТО эти покойники! И что самое мерзкое, после спонтанной телепортации мы так и не нашли Георга с Говардом – и если мы отсюда выберемся, я буду корить себя за это всю жизнь!

Он притих, едва дыша и в глубине души надеясь, что Лука рассердится и залепит ему безжалостную оплеуху. Но Лука сощурился и уставился на нечто неясное у колдуна за спиной:

– А там разве не они?

Господин Иона обернулся.

…Говард шел, тяжело опираясь на подставленное плечо Георга – и болезненно припадал на правую ногу. Заметив Луку, оба рыцаря остановились, и Говард осторожно опустился на снег.

– О великие Боги, – высказался колдун – и бросился им навстречу.

Говард выглядел ужасно – бледный, с мелкими каплями пота на висках и сухими обветренными губами, он вымученно улыбнулся и пожал господину Ионе руку – причем его ладонь была холоднее льда. Георг, наоборот, как будто возмужал за те пару дней, что колдун его не видел; тем не менее, он почему-то держался позади, не спеша обсуждать с Лукой детали совершенных подвигов.

– Кто тебя ранил? – сосредоточенно осведомился господин Иона, присаживаясь на корточки рядом с Говардом. – И, будь любезен, подними штанину. Я хочу посмотреть.

– Меня и Георга… выбросило туда, где Тропа Великанов заканчивается, – тихо ответил рыцарь, пока Лука безостановочно болтал о подземном некрополе и о мертвецах, облитых жидким оловом. – Мы пошли обратно и обнаружили на пути старую гномью крепость. Подумали, что не помешает ее исследовать… и вот…

Под штаниной темнело внушительное пятно кровоподтека. Кое-где ободранное и тошнотворно мягкое; господин Иона порылся в походной сумке и вытащил пять флаконов с на всякий случай захваченными зельями. Потом потребовал у Луки нож и честно предупредил:

– Будет больно.

Изувеченная кожа разошлась под острием, как разорванная по шву ткань. Говард стиснул зубы, а Лука отвернулся – и лишь Георг бесстрастно следил за аккуратной работой колдуна.

…Говард рассказывал о невесомых шагах и о детском смехе, о двери, которая так и не открылась – господин Иона потребовал описать ее как можно подробнее, чувствуя, как по хребту ползут обжигающие лапки мороза. Потом рыцарь упомянул яркие кошмарные сны, чужой палец, который с глухим стуком упал на глиняный пол, странного парня в подпоясанном балахоне – смутно похожего на эльфа, но не эльфа, иначе его кожа не была бы молочно-розовой.

– Да, и еще, – закончив, несколько виновато произнес он. – После того, как нам не дали выйти из крепости и снова появились те невесомые шаги, я боюсь, Георг немного… повредился в уме. То есть порой он бывает вполне спокойным, разговаривает со мной, мы вместе размышляем, куда вы могли пойти и получится ли снова пересечься… а иногда молчит, как сейчас, и не реагирует ни на одно мое слово.

Господин Иона обработал рану зельем из очередного флакона и принялся бережно перевязывать. Говард стоически терпел, а вот Лука недоверчиво посмотрел на Георга и, как игрушечного, подергал за манжету рукава; Георг пошатнулся, но так и не пошевелился.

– Это из-за страха? – тоскливо прошептал он, не сводя с приятеля настороженного, полного надежды взгляда. – Потому что он боялся?

Господин Иона выпрямился и сунул в карман опустевшие стеклянные сосуды.

– Полагаю, да, – кивнул он. – Если там, в крепости, была нежить, то победить Говарда у нее не вышло – Говард не раз и не два скитался по Тринне и всякое повидал, его не напугаешь какими-то пассивными… то есть относительно безопасными, не причиняющими вреда… невидимками. А Георг, как ни крути, не ожидал наткнуться на что-нибудь подобное. К сожалению, у меня в сумке нет зелья, способного ему помочь, как нет и подходящего заклятия в арсенале. Я думал, он знает, на что идет. Я ошибся. Он тоже.

– Но мы ведь его не бросим? – жалобно попросил Лука. – Он ведь был и будет нашим боевым товарищем, я прав?

– Конечно.

Ночную стоянку обустроили на том же участке Тропы, где произошла такая внезапная встреча; Георг послушно укутался в одеяло и улегся на снег, ничего никому не сказав. Говард пожаловался, что боль в лодыжке мешает ему спать – а потом нахмурился, как будто что-то припоминая; колдун сидел рядом с ним, монотонно листая широкие желтые страницы. Господин Эре-Лори, наследник подземных городов, так и не дожил до дня своей коронации; его отца уничтожил один из големов, а мать зачахла от горя.

– Мой господин, – тихо обратился к спутнику Говард. – Я ведь сказал, что меня и Георга выбросило туда, где Тропа Великанов заканчивается, так?

– Да, – подтвердил господин Иона. – А что?

– Возможно, я ошибаюсь и вместо ноги пострадал мой рассудок, но… мой господин, мы видели внизу Талайну и побережье Искристого Моря. То есть мы, по сути, вас обогнали, верно? Мы посовещались и пришли к выводу, что надо идти обратно. Сунулись в покинутую крепость, а теперь…

– Теперь вы с нами и все в порядке, – нахмурился колдун. И тут же сообразил: – Погоди…

– Да, – повторил за ним Говард. – Мы серьезно вас обгоняли, но сегодня почему-то были позади. Кроме того, я был уверен, что мы идем на восток – а мы шли на запад… к Талайне, хотя расстояние между нами и ее границами, по идее, должно было расти.

Господин Иона взволнованно растрепал свои длинные медные волосы.

– Но я не понимаю, – пробормотал он.

– Я тоже, – согласился рыцарь. – Но мне показалось, что это важная информация.

Что за бред, лихорадочно прикинул колдун. Крепость плохо пошутила и вышвырнула своих гостей подальше? Но нет, по словам Говарда, они полдня просидели в ее тени – пока не поутихла боль в раненой лодыжке и до Георга не дошло, что он способен помочь своему спутнику идти. Я бы предположил, что крепость перемещается по Альдамасу наравне с нами, то ускользая от путников, то с неизвестными целями добровольно им показываясь – но какой же силы ритуал для этого понадобился?..

Или, мрачно возразил сам себе он, Искристое Море и Талайна были частью кошмара, а потом Говард перепутал их с реальностью.

– Георгу постоянно чудится что-то, – все так же тихо добавил рыцарь, поняв, что беседа окончена и колдун слишком озадачен, чтобы выдвигать свои теории вслух. – Он говорит, что за нами идет какой-то странный парень, а еще маленькая девочка, и что маленькую девочку искренне забавляют наши скитания по горам. Я понятия не имею, стоит ли ему верить… но, мой господин, меня тоже донимают несуществующие образы. Боковым зрением… я смутно различаю птиц. Огромных алых птиц над заснеженными пиками.

Господин Иона помедлил.

– Фениксов?

– Не знаю, – пожал плечами Говард.

Спокойно, посоветовал себе колдун. Спокойно. В нашем отряде сперва я один блистал некоторыми причудами, а причуды, забери их Дьявол, заразны, и мои спутники заразились ими по самое не хочу. Или, снова мрачно возразил себе он, до них добрался тот же настойчивый голос, что и до меня, и этот голос убеждает их: фениксы… какой-то парень и какая-то маленькая девочка… невесомые шаги, смех, крепость, не имеющая фундамента – или нет, имеющая фундамент, но способная переносить его по своему желанию, хоть на запад, хоть на восток, больше или меньше солнца…

…несмотря на все пережитые потрясения, колдуна клонило в сон. Было бы неплохо сопоставить полученные сведения с книгой, именами в подземном некрополе и своим собственным недавним видением, подумал он – и провалился в ласковый полумрак, и болтался в нем до утра, пока его не разбудило сияние рассветных небес.

========== 9 ==========

…в детстве он любил изобретать блинчики – именно изобретать, а не готовить, потому что мама готовила их сноровисто и невозмутимо, а для него это было целым приключением. Он приносил в кухню высокий табурет, вскарабкивался на него и с головой уходил в мир, где шипело на сковороде горячее тесто, постепенно покрываясь хрустящей рыжеватой корочкой.

В доме жила кошка – ленивая пушистая Мура, и отец частенько называл ее дурой, убеждая всех, что просто путает буквы. Младший брат смеялся и спрашивал, скоро ли можно будет ухватить с тарелки блинчик; старший отгонял его половником и сурово клялся, что никто не тронет ни один изобретенный им кусочек теста, пока со сковородки не будут сняты все.

Они были счастливой семьей – пока с потолка однажды не пошел снег и пока улыбчивый мужчина с россыпью амулетов на груди не сказал: да, ваш ребенок – маг, и я могу обеспечить его необходимыми уроками. Без определенных знаний о мировом полотне он будет откровенно опасен.

Нет, семья не рассыпалась и не испортилась – родители все так же любили своих детей, к старшему сыну приезжали на выходных и кормили всякими вкусностями. Он обожал сидеть с мамой на лавочке в парке и слушать, что вот, Мура снова родила котят, а подарить их некому, в деревне и так у всех по две – по три кошки, что неделю назад в деревне была ярмарка, и мама купила себе страшно дорогие обсидиановые бусы – правда, красивые? Он обожал срывать с тополей листья, накрывать их обеими ладонями – и выпускать на свободу мотыльков; потом ему объяснили, что это неправильно, что магией надо пользоваться не так – и он, к невероятной гордости своего учителя, остепенился.

В первые дни учитель ему не нравился – какой-то излишне строгий; потом они подружились, и уроки частенько тянулись от рассвета и до заката, а там и до глухой ночи. Они сидели за столом в кухне и рисовали диаграммы на дешевом пергаменте, они обсуждали компоненты заклятий, они составляли зелья; зелья до сих пор выходили у повзрослевшего колдуна паршиво, и он предпочитал покупать их у более опытных и надежных травников.