Текст книги "Barfuss (Босиком по мостовой) (СИ)"
Автор книги: Sgt. Muck
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
В то время как Дин придумывал себе оправдание. Низко? Вероятно. Отвращение к себе? Очень кстати. Не мог же он все это время не подозревать этой склонности к подобному типу парней. Бывало, он спал с парнями. Бывало, его не волновал вопрос возможности и ориентации. Бывало, он пробовал и снизу, и сверху. Но не цепляло. Как не цепляли девушки. Как будто его время еще не пришло остановиться, понять, чего он хочет. Сейчас то, конечно, тем более было не то время.
И тем не менее ему страшно хотелось протянуть руку и коснуться светлой и нежной кожи живота Кастиэля. Вероятно, парень бы даже не понял. Вероятно, Дин мог бы сделать все, что угодно, без малейшего сопротивления. Только это отвратительно. Должно быть, сказалась перестрелка, погоня и беспокойная ночь в машине. Как хорошо, что человек может прятать самые грязные мысли подальше.
Как хорошо, что мораль, несмотря на опошление, на стереотипность и нелогичность, заложена в каждом из нас. Поэтому Дин попросту повел его за руку к воде, вспоминая, как когда-то водил Сэма в ванную, когда тот был еще совсем маленьким.
***
Кастиэль смущенно кутался в большую ему рубашку Дина. За последние два часа он как будто бы перестал думать и говорить про себя, что с ним никогда не случалось. Вокруг было так много того, что он никогда не знал и не ощущал, что думать не было нужды. А еще рядом был Дин, и Дина было больше, чем кого бы то ни было за всю жизнь Кастиэля. Он не понимал, почему Дин порой хмуриться, когда отворачивается и думает, что Кастиэль его не видит. Разве можно еще о чем-то думать после того, как они так здорово провели время в этой речке, которая оказалась совсем не холодной? Кастиэль никогда не смеялся так много. У него болели щеки, а еще казалось, что вода осталась в ушах, сколько он ни прыгал смешно на одной ноге, как показывал ему Дин. Как можно после всего этого думать о чем-то еще? Ведь это прекрасное утро (хотя технически был день).
И теперь, когда Дин сидел рядом на этой же поляне, на которой он решил остаться после того, как после покупок на ближайшей заправке увидел патруль полицейских, чересчур усиленно рассматривающих темноволосых юношей, Кастиэль мог продолжить изучать его. В больнице у него не было живой розы. Никогда. Он никогда не видел их живыми с тех пор, как мама ушла. А Дин напоминал ему розу, которую он хотел нарисовать, но рисовать не было смысла, ведь вот он, живой и лучше нарисованного. Для Кастиэля Дин стал целым миром, пусть никто из них об этом не подозревал.
Кажется, Кастиэль перестал думать в тот момент, когда Дин взял его за руку. В процессе раздевания не было ничего не обычного, разве что никто не торопил Кастиэля. А он торопился по привычке сам и едва не упал. От одного прикосновения сильной руки к его руке Кастиэлю стало слишком жарко. Он так удивился этому ощущению, ведь он не мог заболеть, что посмотрел на Дина прямо. Ему приходилось щуриться, чтобы разглядеть, но он был зачарован. Неужели все на улицах были такими? Ему было жалко, что он не прошелся по улице просто так, не гонясь за уборщиком. Были ли они все такие красивые, такие, как Дин? В нем было все такое простое и такое притягательное, как шоколадный торт на Рождество. Кастиэлю бы очень хотелось прикоснуться к Дину, как он всегда подбирался на кухне к торту еще до наступления праздничного ужина. Неважно, что он не хотел есть как следует, просто было что-то волшебное в этом первом знакомстве. Своя традиция.
А потом была теплая вода. И Кастиэль совершенно не понимал, что в ней надо делать, когда Дин подобрался к нему совершенно незаметно под водой и потянул вниз. Кастиэль испугался так, что не разбирал, как ему стоит ухватиться за Дина. А Дин только смеялся, несмотря на то, что испуганный Кастиэль обнимал его руками и ногами и отказывался отпускать. Он научил Кастиэля плавать. Кастиэлю это давалось слишком тяжело, он уставал от пары движений, но зато мог легко лежать на спине и разглядывать небо. Это было так красиво. Вода держала его без проблем, ведь он, наверное, ничего не весил, а рядом плавал Дин. И хотя Кастиэль не видел его, только бесконечную высоту неба, ему было тепло от того, что Дин где-то рядом. Вот бы так продолжалось вечно.
Но Дин запретил ему лежать так и дальше, потому что Кастиэль мог замерзнуть. Он страховал его, удерживаясь на воде рядом, пока Кастиэль неуверенно плыл в сторону микроскопического пляжика, где можно было встать на песчаное дно ногами. И тогда Кастиэль понял, что действительно замерз. А потом была игра. Наверное, потому что Кастиэль помнил только радужные брызги и легкую прохладу. Он выдыхался слишком быстро, но от этого все равно старался бежать за Дином и от него по воде, потому что это было здорово. Они когда-то бегали так с Гартом. Только Гарт был… другим.
А Кастиэлю очень хотелось поймать Дина. Только ему, конечно, не хватало для этого сил.
– Черт, я совсем не подумал о еде, – хлопнул себя по лбу Дин, набрасывая прямо так, на мокрые плечи обратно футболку, чтобы она прикрывала спину. – Ты, наверное, с утра есть хочешь?
– Нет, – покачал головой Кастиэль. Он совершенно не хотел есть. И он отчаянно не хотел уезжать отсюда куда-то еще. Здесь был другой Дин. Не тот, что прижимал его вчера в этом шуме к себе, защищая. Не тот, что держал его за руку. Не тот, что спал с утра в машине. Он был каким-то снова другим, а Кастиэлю это слишком нравилось. Он так хотел остаться, что шагнул к Дину и прижался к нему, не замечая того, что от оставшейся на коже воды по спине побежали мурашки. Он попросил. Просто, закрыв глаза, ожидая, что его ударят, сделают что угодно, заставлял себя думать о том, что здесь ему слишком хорошо, чтобы он не попросил. Молчание затянулось, а Дин даже не двигался. И наконец что-то словно переключилось в Дине, очень громко для Кастиэля, потому что он обнял Кастиэля поперек плеч, как обнимают, наверное, маленьких детей. Кастиэль иногда обнимал так Банши. Она была, в сущности, очень несчастливой девочкой.
– Я только съезжу за едой и вернусь, – и в самом деле. Он заставил Кастиэля переодеться в свои вещи, что лежали у него в сумке в машине, а потом попросил никуда отсюда не уходить. И Кастиэль просидел на этой поляне все полчаса, легко уйдя в свои мысли. Иногда он вставал, босыми ногами чувствуя свежую и нагревшуюся на солнце траву, а потом садился вновь. Рубашка Дина пахла так знакомо, что он кутался все сильнее и сильнее, и в одном лишь желании снова увидеть Дина он легко прождал все полчаса, а может, и больше. Дин приветствовал его гудком.
Кастиэлю, кажется, захотелось есть.
Он не умел думать о том, что будет завтра. Там, в больнице, завтра всегда одно и то же. А сейчас, на траве перед отдающей тепло машиной, рядом с Дином, который, кажется, интереснее всего мира – как можно жить в мире, где на одного человека уходит столько времени – Кастиэль подумал о том, каким будет завтра. Он не знал. Это его как будто бы испугало, хотя Кастиэль не очень хорошо знал, каким бывает страх. Тогда, на чердаке, ноги его отказывались держать, а сейчас просто болел живот. Несильно, но как-то очень ощутимо. Кастиэл потер его, надеясь, что все пройдет. Хотелось молчать. Как так, ведь он мечтал задать Дину тысячу вопросов, а теперь не может и слова сказать? Должен ли был он вообще обнимать Дина? Это было очень приятно. И очень просто.
А еще тепло. Кастиэль покраснел почему-то, продолжая думать об этом, а Дин как будто бы не замечал.
Принесенный ему из придорожного кафе обед таял на глазах, в отличие от обеда Кастиэля. Он не смог съесть больше двух ложек. Не хотелось. Да и при попытке съесть больше начинало тошнить. Кастиэль отложил в сторону кусочки курицы, но тошнота усилилась. Он поднялся на ноги, не понимая, почему мир вокруг так кружиться, когда Дин мгновенно оказался рядом – и Кастиэль не видел его, потому что в глазах темнело, а ощущал один лишь запах. Это был слишком приятный запах.
Он не смог нарисовать бы Дина, потому что Дин – больше, чем просто картинка. На этом он отключился.
***
– Похоже, что у него анемия. Я не уверен, что смогу сказать вам больше без истории болезни, но на данный момент у него остро не хватает гемоглобина в крови. Сейчас он на уровне пятидесяти, и я не могу сразу сказать, почему так происходит, – Кастиэль сидел на кушетке, поджав под себя ноги. Стоило ему увидеть доктора, как он мгновенно закрылся и перестал разговаривать. Дин привез его сюда уже в сознании, когда в тот момент, когда Кастиэль обмяк в его руках, уже начал волноваться. Если честно, он откровенно запаниковал. Кастиэль не приходил в себя, и тут уже никакая угроза тюрьмы не испугала Дина – он ринулся искать ближайшую больницу. Кастиэль открыл глаза минут через десять, но как будто бы не понимал, что с ним происходит. Он не сопротивлялся, когда Дин взял его на руки и понес в приемное отделение больницы. Черт, он на уши поставил эту гребанную больницу, чтобы они осмотрели Кастиэля. И вот теперь врач говорит ему какие-то непонятные слова, от которых Дину становится еще хуже.
– Короче, док, – рыкнул на него Дин. Кастиэль мельком посмотрел на него, но тут же снова отвел взгляд. В больничной рубашке он снова выглядел беззащитным и бессильным. Это был не тот Кастиэль. Неужели Дин единственный из всех людей, кто слышал его голос?
– Попробуйте накормить его мясом. Может быть, причина в питании. Но я ничего не могу сделать, чтобы помочь вам, без обследований! Если вы ляжете к нам на обследование, мистер Винчестер, – Дин решил назвать Кастиэля своим родственником, не особенно думая о последствиях. Но неожиданно доктор замолчал. Его пейджер яро засигналил, и доктор натянул очки, чтобы прочесть сообщение. Что-то в его реакции показалось Дину тревожным – глаза доктора нехорошо забегали. Он посмотрел испуганно на Дина, потом на Кастиэля, а потом извинился и протиснулся мимо Дина к выходу.
– Подождите, быть может, я приглашу гематолога с шестого этажа, он скажет вам больше, – дрожащий голос доктора был Дину уже знаком. Как только закрылась дверь, он бросил Кастиэлю обратно одежду. Однако Кастиэль был настолько безучастен ко всему, что Дин, недолго думая, снова потянул его на себя, надеясь отвести к машине. Кастиэль как будто отключился. Он действительно ничего не весил. Было ли Дину страшно? Черт, он не знал, что его теперь пугало. Он просто поднял Кастиэля и вылетел в коридор, сбивая на пути зазевавшихся интернов. Его пытались задержать охранники, но они были толстыми и неповоротливыми, так что Дин даже с Кастиэлем на руках сумел опередить их. Вскоре Импала резко стартанула с места, унося их прочь от больницы и этого городка.
– Кастиэль, скажи мне хоть что-нибудь, – напряженно смотря на дорогу, попросил его Дин. Кастиэль как будто проснулся, смущенно посмотрев на Дина сподлобья. – Что случилось?
– Я думал, ты меня оставишь там. Ты мог меня там оставить, – пробормотал Кастиэль. И Дин понял – действительно мог, только не захотел. Не подумал. Решил, что Кастиэль – это полностью его ответственность. Неужели он так тяжело переживал потерю Сэма, о котором привык заботиться? Он не знал. Теперь вся полиция ищет их в округе. А он должен остановиться… накормить… – Не оставляй меня, пожалуйста, – и Дин снова вспомнил, о чем он думал. Заботы о будущем так быстро накрывали его, что он как будто за секунду забыл о проблеме Кастиэля. Он не может обманывать Кастиэля. Он не должен подумать, будто бы Дин что-то к нему испытывает. Как человек, которому не все равно. Ведь Дин не собирался его забирать, а спас просто потому, что это глупо. Но было поздно, и привязанность Кастиэля читалась в его глазах.
========== Часть IV. Кастиэль верит Дину. ==========
День клонился к вечеру. Совет врача помог, хоть и ненадолго – если до того Кастиэль не хотел есть, то при первом же взгляде на мясо он как будто бы оживился. Они сидели в кафе, когда Дин внимательно наблюдал за процессом поглощения еды – румянца на щеках не появилось, но Кастиэль стал как будто бы добрее. Дин не смог заставить себя сказать ему правду. Что-то мешало. Казалось бы, так просто сказать, что Кастиэль будет обязан вернуться в клинику. Не сейчас, так тогда, когда Дин будет в безопасности, когда отец исправит все проблемы Дина. На этот раз пора было признать, что несмотря на свою якобы самостоятельность, Дину с самого начала нужно было попросту пойти вслед за отцом и Сэмом. Тогда он никогда не оказался бы в такой ситуации.
По правде говоря, он уже не знал, плохо это или хорошо. Потому что, кажется, Кастиэль действительно радовался тому, что находился с ним, Дином. И если первый день это было похоже скорее на радость от свободы, то теперь его взгляд был направлен только на Дина и ни на кого больше. Так же как и его первая улыбка от какой-то вскользь произнесенной шутки была предназначена Дину. Это трудно объяснить тому, кто никогда не бывал изгоем. Дин отлично знал, что это такое. И порой он не подпускал к себе никого вообще, помня о том, кем считают его Сэм и отец. И если когда-то давно он был не согласен с этим, то со временем смирился. Ему казалось, что они правы – теперь он будет навсегда один, потому что приносит одни неприятности. Это милый комплекс у подростка и смущение для взрослого мужчины, который никогда не обременит этим хорошую девушку, которая жаждет семью и будущего.
Но Кастиэля он как будто бы уже не смог бы потянуть за собой. Он скорее хотел бы выбраться и забрать Кастиэля с собой. Кастиэль был похож на отличный мотив.
И уж Кастиэлю как будто бы нечего было терять.
После больницы что-то изменилось. Неуловимо. Неощутимо. Оно прокралось между и поставило их в равные условия, хотя Кастиэль по-прежнему оглядывался по сторонам слишком увлеченно, подобно ребенку. Он словно бы восстановил силы и даже шел самостоятельно, отпустив руку Дина – именно отпустив, хотя Дину казалось, что это он поддерживает Кастиэля. И Дин пропустил его вперед.
Только потом он заметил, что Кастиэль идет по тротуару босиком, в его, Диновых, вещах, которые велики ему размера на два, даже если рубашка утянута, а джинсы висят на честном слове. Он привлекал внимание и осуждение, но люди наталкивались на его добрый взгляд и как будто бы стеснялись того, что о нем подумают. Дин пропустил его вперед и шел чуть позади, внимательно наблюдая за Кастиэлем. А ведь он по-прежнему проверяет свою тетрадь, как будто там есть что-то сокровенное. Он прячет в вещах что-то, что не показал даже Дину. И он идет прямо посреди города босиком, улыбаясь каждому встречному. Кастиэль был особенным.
Но когда он обернулся и улыбнулся Дину, как будто говорил, что вот та улица, о которой он мечтал, Дину показалось, что как прежде уже не будет и потому, что он не хочет отпускать Кастиэля из своей жизни. Это как факт, который следовало бы принять. Что ждет Дина? Это неважно, его ждет прежде всего семья. А что ждет Кастиэля? Только больница и таблетки. Для него это неприемлемо, ведь он совершенно нормален.
Он просто другой.
Кастиэль вернулся к нему легким шагом, разворачиваясь и беря его за руку. Он, конечно, не знал о том, что подумали бы люди. И Дин хотел бы забыть о том, что они подумают. Но он не смог вырвать руку, даже если бы и захотел – он не смог бы объяснить Кастиэлю, что люди по большей части слишком жестоки и к себе, и к окружающим. Особенно про то, как выглядят два парня, идущие рука об руку. Но несмотря ни на что, улыбка Кастиэля стоила общественного мнения. Тем более, если она совершенно точно принадлежала только Дину.
Это было решение Дина, снять номер в гостинице на одну ночь. Их будут искать, но, скорее всего, по трассам, ведь они думают что Дин пытается уехать. А спать здесь, на кровати, прямо перед носом полиции – это ли не настоящий отдых? Пожалуй, решение было настолько иррационально, насколько правильно. Не было времени для сомнений, тем более что с каждым часом патруль все чаще проезжал по улицам. Импала осталась на одной из платных стоянок, где никто не догадался бы ее искать, тем более что Дин снял номера и спрятал их в багажнике, решив, что стереотипный поступок бандита из фильмов поможет.
Да и Кастиэль как будто бы не выдержал еще одной ночи на сидении автомобиля. За один день Дин научился думать за двоих. Он не умел делать этого два десятка лет, что Сэм требовал от него этого вместе с отцом. И всего лишь один парень оказался способен изменить Дина Винчестера за два дня. Было ли все это случайно?
Он не стал ничего объяснять молчаливой девушке-администраторше в дешевом мотеле. Она даже едва посмотрела на них, что выдавало ее профессионализм в том, чтобы молчать и не запоминать. А Дин редко когда мог сказать, что на него не обратили внимания. Значит, мотель он выбрал правильно. Он хотел взять два номера, но Кастиэль едва заметно потянул его за рукав, даже скорее неосознанно – и выбор был сделан. Один с двумя кроватями.
Номер оказался даже вполне приличным. Аккуратные, хотя и старые кровати, чистое белье, тоже не раз стиранное, скрипящий пол и потемневшие обои, но создавалось впечатление скорее хорошего мотеля, чем плохого. Сюда приходили не убивать и грабить. Сюда приходили для сохранения тайны, и это не всегда был секс. Но об этом думать не хотелось. Дину как будто бы больше всего хотелось спать. Поэтому он стянул порядком надоевшую грязную футболку, оставив прежде куртку на вешалке. Он порылся в сумке в поисках бритвы, когда заметил, что Кастиэль тоже стянул футболку. Он сделал это смущенно – и тут Дин мысленно едва не послал сам себя на все буквы. Ведь он не сказал Кастиэлю, что так нужно делать не всегда!
– Если хочешь, иди первым, – пробормотал он невнятно, и Кастиэль посмотрел на него тем самым взглядом. Он задержался на щеках Дина, на его губах и как будто задумчиво кивнул. Он попросту пошел в сторону ванной. Дин же проводил его взглядом, не представляя, что происходит. Он вообще был не лучшим в том, как удержать контроль над ситуацией. Он смотрел, как Кастиэль пытается стать незаметным под взглядом Дина, как поникают плечи и как он теряет мгновенно все, что делает его особенным. Он закрывается. Мог ли он всю свою жизнь молчать? Мог. В таком состоянии он был меньше всего похож на нормального человека, это правда.
И Дин не мог видеть этого. Он многое в своей жизни сделал неправильно, но сейчас это было не так важно, как помочь кому-то понять, где это самое «правильно». Он сделал шаг вперед прежде, чем даже понял, что он собирается сделать. По сути – ничего. Просто быть рядом, особенно если для Кастиэля это почему-то так важно. Он бесшумно подошел к замершему в дверях Кастиэлю, парню, который действительно никогда не имел шанса жить нормальной жизнью. Рядом с ним Дину хотелось быть лучше в основном потому, что у него этот шанс был. И он его так бездарно просрал.
Кастиэль даже не вздрогнул, когда Дин положил ладонь меж его лопаток. Не было таких слов, чтобы объяснить происходящее. Не было таких слов, чтобы исправить то, что они уже сделали неправильно. Кастиэль был не тем, кем его видел поначалу Дин. Дин был не тем человеком, кто ушел из психбольницы с острым ощущением снова отпустить себя и перестать решать и отвечать за свои поступки. Иногда нужно совсем немногое, чтобы понять, где была та самая важная черта, за которой уже нельзя вернуться назад. Черта Дина минула много лет назад. У Кастиэля черты никогда и не было.
Его ладонь едва поместилась меж его лопаток, занимая одну треть спины. Кастиэль чуть повернулся, но остановился в последний момент. Темные волосы были растрепаны, и Дин пригладил их одним движением. Кастиэль не был виноват в том, что Дину так отчаянно кто-то нужен был именно в тот момент. И он точно не имел права спрашивать у Кастиэля его ответ. Потому что Кастиэль ничего об этом не знал. Так что нужно было сделать что-то правильное согласно морали и неправильное для себя – отступить.
Секунды тянулись слишком долго. Наконец Дин отступил. Кастиэль неслышно вздохнул и сделал шаг в ванную. Дверь за ним неслышно закрылась, но звука щеколды не было. При желании Дин мог войти. Но это была война с самим собой: и Дин не вошел. Он переоделся, включил телевизор и заказал кое-какую еду, которую тут готовили, как оказалось, ведь мотель другой стороной выходил на дорогу, где была обустроена очередная забегаловка. Через минут десять в номер принесли пакеты с едой и не проявили никакого любопытства вообще. Это был идеальный мотель для того, чтобы спрятаться.
И Дин решил выключить свет, доверив освещение телевизору. Не за чем раздражать чужие взгляды лишним светом. Он лежал на кровати и бесстыдно ел картошку, решив не ждать, когда Кастиэль выйдет из душа – он в обед почти ничего не ел, впервые настолько переволновавшись, хотя ни секунды на его лице не отразилось этого волнения, он был уверен. В какой-то момент Дин понял, что пропустил выход Кастиэля из душа. Он моргнул, но зрение перестраивалось слишком медленно. Сперва он увидел бледный отпечаток лица, очень медленно различал взгляд, опущенный в пол, потом руку, придерживающую небольшое полотенце почему-то у груди, просто смятым, без попытки себя прикрыть. Он стоял в двери ванной, все еще отчасти мокрый, отчасти вытеревшийся, как будто какая-то идея застала его на середине ванной процедуры, и теперь он замер, размышляя над ней.
– Кас? – Кастиэль поднял взгляд на Дина. Он улыбнулся как-то совсем неуверенно и сделал шаг вперед. Не стоит упоминать, что он был полностью обнажен, а Дин мгновенно решил смотреть только на его лицо. Это был явно не момент для комедии «фу, закройся», чего он там, в конце концов, не видел. Но что бы это не занимало Кастиэля, оно было для него важным. И Дин выключил телевизор. Теперь в номере было темно, и лишь едва заметный свет фонаря с улицы позволял различать какие-то общие черты.
Дин протянул руку и включил торшер. Запахло нагревающейся пылью лампочки, которую никто давно не включал. Кастиэль неуверенно подошел к кровати Дина и осторожно сел на самый край. Дину были видны тонкие ключицы, проступающие под кожей, и цепочку позвонков на спине ровно до того момента, пока Кастиэль не повернулся к нему лицом.
– Кас? – повторил Дин еще тише. Он подавил желание пощелкать перед его лицом. Это был какой-то очень важный момент, и ему нельзя было его портить.
– Я тебе верю, – наконец произнес он. Полотенце упало на его колени, а руками он закрыл лицо, не выдержав взгляда Дина. Вполне возможно, что он хотел сказать другое. Вполне возможно, что Дин мог неправильно его понять. Но в темноте номера, когда вся жизнь уже и так никогда не будет прежней, кажется, что можно все. И что это правильно. Ночью границы правильности стираются.
– Это очень зря, – ответил правду Дин, в первый раз за все это время. Кастиэль пожал плечами, а потом Дину показалось, что он плачет. Но стоило отнять руки от лица, как Дин увидел его улыбку. Кастиэль пытался подавить смех.
– Я такое в кино видел, – пояснил он тихо, все еще улыбаясь. Он смотрел на Дина не как парень, который чего-то не понимает. Он понимал, каким-то образом, но наверстывал все, что было упущено. Он ощущал, что между ними что-то есть еще раньше, чем это понял Дин. Оно не было случайным притяжением и случайной симпатией. Так совпало время. Так совпала потребность.
Не было ничего сложного в том, чтобы потянуть Кастиэля за руку к себе. Он понял. Может потому, что верил. А может… Дину надоело может.
Кастиэль был слишком легким, но он как будто бы заранее знал, как устроиться. Не было ни одного момента неловкости, он просто сел меж разведенных бедер Дина и позволил обнять себя. В прохладном воздухе номера он как будто бы сам подался к груди Дина, утыкаясь лбом в его руку. Это было неудобно, не на десятки минут, но нужно в данный момент. Объятие, которое никто не видит и о котором никто не знает. Удобное объятие в сумраке, в котором уже нет вопросов. Все должно быть так.
– В больнице никогда никого похожего не было, – Кастиэль не стал добавлять «на тебя». – А потом ты меня спас. Как будто тебе не все равно. И сегодня снова. Я ведь ничего не почувствовал бы. Просто умер без сознания.
– Не преувеличивай, – пробормотал Дин прямо ему на ухо, утыкаясь носом в темные волосы. Это уютно. Это просто. Это легко. Почему после долгой погони зачем-то эфемерным вроде отношений все в конечном итоге оказывается так просто? Да и кто сказал, что это отношения? Это ошибка, которую пока еще можно допустить.
– Я чувствую, что я умру, – и Дин не знал, почему он так сделал. Почему он вообще счел это лучшим выходом. Он хотел бы, чтобы эти слова никогда не произносились. Не тем, ради кого он решил вернуться к нормальным людям. Ради того, кто остановил его в последний момент от окончательного падения. Он просто повернул голову Кастиэля к себе и накрыл его губы своими, заставляя замолчать. Кастиэль мгновение был погружен в эту простую мысль о своей смерти, но его глаза удивленно раскрывались. Он не шевелился, а Дин не знал, как извиниться. Если он отстраниться, ему нужно будет извиниться, а он не умеет этого делать. Все было просто еще секунду назад. Где он прокололся?
Кастиэль закрыл глаза. Он неумело ткнулся губами в ответ, улыбаясь, руша последние барьеры Дина. Ведь он мог бы послушать мораль, да только его инстинкт говорил ему, что Кастиэлю это нужно так же, как и ему. Он никогда и ни с кем не был. Это будет его долгом за то, что он заставил Дина увидеть. Он никогда не думал, что будет должен парню, который ходит по мостовой босиком.
Он приоткрыл губы и почти ласково поцеловал его верхнюю губу, надеясь, что Кастиэль поймет. Тот едва заметно выдохнул и попробовал повторить, но губы соскользнули, а прикосновение чужого языка заставило Дина забыть обо всех обещаниях не торопиться. Он мгновенно оказался сверху, толкнув Кастиэля на подушки и целуя по-настоящему, то ли специально наталкиваясь на неумелый ответ, то ли не думая об этом. Кастиэль удивленно посмотрел на Дина теми же широко открытыми глазами, когда Дин коснулся ладонью его живота. Никакого пресса, никакой маски, никакой попытки быть кем-то другим. Кастиэль был тем, кем он и являлся. Он был уникальным.
Он судорожно прижал обеими ладонями руку Дина к своему животу. Кастиэль даже дышал через раз, и это было слишком легко заметить. Дин попробовал высвободить руку, но Кастиэль даже не отреагировал. И тогда Дин поцеловал его снова, пользуясь приоткрытым ртом, скользя губами по губами, прикасаясь языком к ним и не решаясь пройти дальше. Кастиэль поначалу просто лежал, не зная, как ответить, но первый же его ответ показался Дину уже не таким простым – он сумел понять, на что это похоже. И теперь он снова улыбался, сумасшедший, от одного настроения к другому, так легко, как никогда не светит Дину. Он целовался самозабвенно и слишком быстро учился, отпустив руку Дина и мгновенно переплетя руки за его шеей. Он не возражал. Ни разу за все то время, что Дин пытался найти ответ на вопрос, почему он это делает и действительно ли это нужно. Как же ему тяжело понять, где то, что стоит делать, а где то, что не стоит делать. Почему весь этот талант ушел Сэму?
Он скользнул ладонями по нежной коже живота к бокам и выше, к груди, не представляя, почему никогда раньше он не замечал своей симпатии к подобной стройности. То, настолько Кастиэль был гармоничен в своей стройности, почему-то заводило его сильнее всего. Ведь он мог бы найти девушку ради стройности, но Кастиэль был другим и определенно более желанным в тот момент. Дин замер, пытаясь понять последнее, что его удерживало: хочет ли он просто воспользоваться тем, что у Кастиэля никого не было или он действительно хочет этого для себя и одновременно для Кастиэля? Почему все так трудно.
Кастиэль робко подтянулся на руках и прижался к Дину всем телом, пряча взгляд. Он уткнулся лбом в изгиб плеча Дина, едва лишь застонав от того, как мягко легли руки Дина на его обнаженную поясницу. Ладони скользнули по ямочкам у основания спины, едва заметным, и Кастиэль опустился обратно – его руки не могли выдерживать вес тела даже такой короткий промежуток времени. Он зачем-то скрестил руки на груди, отчаянно краснея – на бледных щеках это выглядело слишком неестественно, но Дин без труда развел их в стороны. Он искал в синих глазах хоть каплю неуверенности. Но вместо этого видел лишь восторг и восхищение.
Кастиэль не дал ему произнести и слова. Он воспринимал это как игру, в которой каждый новый опыт стоило тут же использовать. Он коснулся кончиком языка губ Дина, проведя меж них, едва ли проникая внутрь, когда Дин поймал момент и позволил их языкам столкнуться. Кастиэль едва заметно дернулся навстречу навесающему над ним Дину, как будто бы… Как будто бы был возбужден. Он покраснел, снова отстраняясь от губ Дина, еще сильнее, когда понял, что Дин это заметил. На нем не было никакой одежды вообще, а потому эрекция была настолько заметна. Судя по его удивлению и стыду, он никогда не испытывал ничего подобного, но должен был знать об этом. Как воспитывают детей в таких больницах? Вряд ли объясняют, как и с кем. И потому Кастиэль не возражает против того, что для многих является отвратительным.
Спать с представителем своего пола.
Дин снова провел по его волосам, не зная, как еще отвлечь. Ему показалось, что если бы Кастиэль возненавидел себя за эту реакцию, Дин бы больше не смог себя сдерживать. Он сделал бы все, чтобы доказать Кастиэлю, что это нормально. Что это правильно. Но, кажется, он недооценил доверие Кастиэля к себе, потому что парень просто расслабился. В тот момент, когда Дин ожидал от него смущения, Кастиэль попросту расслабился.
Дин прижался губами к его шее. Каждый поцелуй был необычным, потому что каждая реакция Кастиэля была уникальной. Он то смущался, то подавался навстречу, то изгибался на кровати от простых поцелуев над ключицами, то сдерживал себя из последних сил, когда Дин ласково провел языком по напряженному соску. Кастиэль издал неопределенный звук и тут же закрыл себе рот обеими ладонями, впервые пугаясь своей реакции. Но Дину не составляло развести его руки в стороны и повторить то же с другим соском. Кастиэль прикусил губу, вероятно, до боли, но не издал не звука. Он догадался поднять руку и сжать в ладони короткие русые волосы Дина – рукам он доверял больше, чем голосу.
Дину некуда было спешить. Уже завтра он предстанет перед отцом и Сэмом и признается во всем. Они оба стали достаточно влиятельными людьми, чтобы вытащить Дина из всего этого. Однако Дин не хотел думать о будущем унижении. Он хотел отвлечься, но стыд за использование для этого Кастиэля быстро прошел – ровно тогда, когда от гибкого тела, что так и норовило прижаться к нему, Дин начал возбуждаться сам, бесконтрольно, дико и как никогда раньше.
