Текст книги "Цивилизация Х. Инспекция"

Автор книги: Сергей Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Да, конечно, – подавленно ответила она.

Лужнецкий заканчивал составление протокола, когда в дверь позвонили. Хозяйка тихо извинилась и, поднявшись с дивана, зашаркала в коридор, а вскоре вернулась в сопровождении лейтенанта Воробьёва. Лужнецкий мельком взглянул на него и понял, что тот пришел не с пустыми руками.

– Что у тебя, Влад? – спросил он, продолжая писать быстрым, уверенным почерком.

– Надо бы поговорить, Станислав Андреевич, – ответил лейтенант, давая понять, что информация конфиденциальная.

Кивнув головой, Лужнецкий закончил писать и придвинул листы к хозяйке:

– Ознакомьтесь и распишитесь вот здесь, если нет замечаний. И ещё приготовьте паспорт, пожалуйста.

– Да-да, – немного растерянно ответила та и засуетилась в поисках очков, – я сейчас.

– Вы разрешите, мы с коллегой поговорим у вас на кухне? – вежливо спросил Лужнецкий.

– Да, пожалуйста, только у меня там не очень прибрано, извините…

Пройдя на кухню и прикрыв дверь, капитан нетерпеливо спросил Воробьева, на ходу достающего из папки бланки протоколов:

– Ну, что у тебя, Влад? Только покороче, самое важное. Бумаги убери, некогда читать.

– Если коротко, шеф, то есть свидетели, которые видели, как около десяти вечера от Харитоновой вышел её друг, Горин Дмитрий Алексеевич, – начал Воробьёв, но капитан жестом остановил его.

– Это я уже знаю. Знаю и то, что у него с Харитоновой была крутая разборка из-за третьего персонажа – её нового ухажера по имени Олег. Неплохо бы поскорее выяснить фамилию этого бизнесмена, вбившего клин между влюбленными.

– Так я уже выяснил это, Станислав Андреевич, – довольно ответил Воробьёв. – Его фамилия – Трутнев, зовут Олегом Константиновичем. Он действительно довольно крутой бизнесмен, владеет торговой фирмой "Унита". У него "Пассат" рубинового цвета, то ли "металлик", то ли "слюда", на котором он и приезжал к Харитоновой вчера, перед тем как она разругалась с Гориным. Я даже узнал его кличку: О'Кей, видимо, по инициалам. Он ухлёстывает за ней уже с полгода.

– Молодец, Влад, много накопал, но меня больше всего интересует другое: кто выходил из квартиры Харитоновой около четырёх часов утра? Узнаем это – найдём убийцу.

– Ну, его мы и так найдём, – возразил лейтенант. – Улик-то предостаточно, да и пальчики… А ещё, шеф, я не сказал самого главного – один из жильцов дома рано утром выгуливал собаку и видел мужчину, выходящего из этого подъезда. Вот его словесное описание.

Он протянул Лужнецкому листок, и тот внимательно прочитал показания, задумчиво потирая рукой подбородок и морща лоб.

– Высокий, худощавый, тёмноволосый, в хорошем костюме и галстуке… Хм-м… Влад, подожди-ка минуточку, я сейчас… – капитан вышел из кухни.

Кондратьева уже закончила чтение протокола и ждала его возвращения, изредка утирая глаза платком.

– Ознакомились? – спросил Лужнецкий и, увидев кивок, довольно сказал: – Очень хорошо… Елена Константиновна, у меня к вам ещё один вопрос. Вы не могли бы описать, как выглядит Горин?

– Отчего же, могу… Он довольно симпатичный, интеллигентный молодой человек, лет около тридцати, тёмноволосый, высокий, но худой…

– А как он был одет в тот вечер?

– Одет?.. – растерянно переспросила Кондратьева.

– Ну да. Вы же сказали, что видели его или похожего на него мужчину, когда тот выходил из подъезда.

– Да-да, припоминаю… Он был одет в тёмный костюм. Кажется, тёмно-синий, но не уверена. Я его видела мельком.

– И последнее, Елена Константиновна… Возможно, вы знаете, где он живет? – спросил Лужнецкий.

– Где-то в Автозаводском районе. Он снимает комнату.

Вернувшись в квартиру убитой, Лужнецкий отправил Воробьёва найти адрес Горина и привезти главного подозреваемого, а сам внимательно перечитал показания свидетелей и попытался представить общую картину происшедшего. Все внешне выглядело до банальности просто: один из "углов" любовного треугольника в припадке дикой ревности убивает свою возлюбленную. В практике Лужнецкого уже бывали подобные случаи, которые, как правило, быстро раскрывали по горячим следам. Вот и теперь Стас думал о том, что дело будет вскоре закрыто, а это положительно скажется на показателях бригады. Лужнецкий не был карьеристом, но и майорскую звезду не считал лишней, все же какая-то прибавка к жалованью.

Но на душе у Стаса было все же неспокойно. Ему не хотелось делать окончательных выводов. Интуиция подсказывала, что здесь далеко не все так просто… Он ощущал какое-то смутное беспокойство и тревогу, но не мог понять причин своих сомнений. Все факты и улики однозначно указывают на Горина как на наиболее вероятного убийцу, но именно их обилие настораживало и пугало. "Каким бы психом ни оказался Горин, но что-то с трудом верится, чтобы он не попытался уничтожить хоть часть следов своего преступления, – размышлял Лужнецкий. – Если же он сделал это в состоянии аффекта, то логичнее было бы ожидать, что он либо остался бы на месте преступления и заявил о нем сам, либо сделал это позже".

Его интеллектуальные упражнения прервало появление Букина и Василенко. Прямо с порога опер чуть взволнованно выпалил:

– Товарищ капитан, приехал Трутнев. Привести сюда?

– Как, сам приехал? – удивился Лужнецкий и взглянул на часы. Было около десяти утра.

– Да, сам, – ответил Василенко, – на всё том же "Пассате". Говорит, что они с Харитоновой собирались провести выходные на природе, у него на даче.

– Он в курсе происшедшего?

– Пришлось сказать, товарищ капитан, – ответил Василенко с усмешкой. – Нахальный мужик, прёт, как танк, еле уговорили…

– Его понять можно: как-никак, а убита любимая девушка, – вставил Букин. – Он ждёт на площадке.

– Ладно, пойдём поговорим с ним, – ответил Лужнецкий, поднимаясь. Заметив на лице Букина нетерпение поделиться информацией, мягко осадил его: – Потом, Виктор, потом…

Трутнев поджидал их за дверью. Он расхаживал по площадке взад и вперёд, сцепив руки за спиной на сотовом телефоне. Лужнецкий окинул его цепким, внимательным взглядом, словно фотографируя, и тут же анализируя полученную фотографию в своем "компьютере". На вид Трутневу, как и Горину, было около тридцати или чуть больше. На его спортивной, крепкой фигуре прекрасно сидел джинсовый костюм (уместный для поездки за город), а на загорелой шее блестела желтизной увесистая цепь – избитый в анекдотах атрибут типичного "нового русского". Черты его лица, холёного и лощёного, не отличались утонченностью и красотой, но были правильными и довольно мужественными. Его даже можно было бы назвать привлекательным, если бы не глаза – холодные, жёсткие и… лживые, способные, как ртуть, меняться ежесекундно. Тонкие губы Трутнева были плотно сжаты, и от них веяло угрозой. В целом Трутнев не понравился Лужнецкому, впрочем, как и многие другие представители класса "свободных предпринимателей", сделавшие состояние весьма сомнительными способами и зачастую тесно связанные с криминалом. "От него дурно пахнет, несмотря на французский парфюм", – подумал Лужнецкий и сухо представился:

– Капитан Лужнецкий. Если не ошибаюсь, вы – Трутнев?

Тот перестал расхаживать и, оценивающе взглянув на следователя, заносчиво ответил:

– Да, я, Олег Константинович Трутнев. Может, вы объясните мне, что произошло?

– Вам уже объяснили. Произошло убийство вашей знакомой Екатерины Харитоновой, ведётся следствие. Что вам неясно? – спросил Лужнецкий, продолжая изучать собеседника.

– Мне неясно, почему никто толком не может сказать, как такое могло случиться, и кто это сделал? – настаивал Трутнев, злобно сверкая глазами.

– Именно в этом мы и пытаемся разобраться, – ответил капитан и подумал: "А у него стальные нервы. Что-то не видно, что он слишком переживает о смерти своей возлюбленной. А, может, и любви-то особой не было? Просто захотелось отбить девушку у соперника… Постой-ка, а это вполне возможно. Надо разобраться во взаимоотношениях всех троих". – Олег Константинович, мне нужно подробно поговорить с вами. Давайте спустимся во двор и побеседуем в машине. Здесь неудобно…

– Ладно, идёмте, – нехотя согласился Трутнев и стал спускаться по лестнице, всем своим видом демонстрируя неудовольствие и раздражение.

Они расположились в шикарном кожаном салоне "Пассата". Лужнецкий, чуть заметно усмехнувшись, взглянул на самоуверенную и надменную физиономию Трутнева, на которой не было видно и следа горя и отчаяния, и сказал:

– Итак, господин Трутнев, расскажите мне подробно, что вы делали с прошлого вечера по настоящее время.

– Это что, допрос? – буркнул тот, доставая сигарету.

– Пока – беседа.

– Что значит "пока"? Вы что, меня подозреваете? – раздражённо спросил Трутнев, и на его скулах выступили желваки.

– Пока у меня нет оснований вычеркнуть вас из списка подозреваемых, – спокойно ответил Лужнецкий и раскрыл блокнот. – Совершено жестокое убийство, а вы были в доме потерпевшей незадолго до того, как её нашли мертвой. Так я жду объяснений.

Беседа продолжалась около часа. Лужнецкий дотошно расспросил Трутнева о каждом его шаге, о взаимоотношениях с Харитоновой. Прощупал и относительно Горина и убедился в правильности своего предположения: все трое давно были связаны друг с другом, и эта связь полнилась конфликтами и противоречиями. Оформив протокол и сняв с Трутнева отпечатки, Лужнецкий тут же передал их эксперту и получил отрицательное заключение. Отпечатки владельца "Пассата" не совпадали с теми, что были обнаружены на ноже, да и обувь он носил не 43-го, а 42-го размера. Попросив Трутнева на время не уезжать из города, Лужецкий сухо попрощался с ним и вернулся в квартиру №5. Уже пришла машина, чтобы забрать тело Харитоновой, а эксперты закончили свою работу. Оставшись вдвоём с Букиным, капитан спросил немного устало:

– Ты что-то хотел сообщить, Виктор?

– Да, Стас, я тут кое-что накопал, – ответил старший лейтенант. – Во-первых, о Харитоновой. Ей 24 года, имеет высшее образование, работала преподавателем в колледже. Родители проживают в Самаре. В наш город приехала после окончания института три года назад и с тех пор жила в этой квартире, которая принадлежала её бабушке. Старушка вскоре умерла от инсульта, оставив недвижимость внучке. Соседями и сослуживцами по работе в целом характеризуется положительно…

– Ты и на работе побывал? – удивился Лужнецкий. – Когда успел?

– Да, побывал, – довольно ответил Букин, – и даже смог переговорить с одной из её подруг. Надо сказать, что, несмотря на общительность и доброжелательность Харитоновой, друзей и подруг у неё было не много. Так вот, её подруга – Галина Рюмина, с которой они вместе работали на одной кафедре, рассказала мне, что самым близким другом Харитоновой был Горин Дмитрий Алексеевич. Харитонова и Горин познакомились на новогодней вечеринке два года назад. Это было у кого-то из их общих знакомых на квартире. Между ними сразу вспыхнула страстная любовь, и с тех пор ни один мужчина не интересовал её всерьез.

– А как же Трутнев? – прервал его Лужнецкий.

– Подожди, Стас, дойду и до этого господинчика, – ответил Букин. – Да, со слов Рюминой, их роман был бурным и страстным, как в кино. Подруги и знакомые даже завидовали им, пока не появился этот самый Трутнев. Оказывается, когда-то между Гориным и Трутневым были деловые отношения. Горин, как говорят, гений в своем роде, только непризнанный. Он прекрасный программист и компьютерщик. Поначалу работал на "дядю", им просто пользовались. Ну, парню такое положение осточертело, и он подался в бизнес. С двумя своими друзьями создал небольшую фирму, занимающуюся разработкой и внедрением компьютерных программ, а заодно торгующую всей этой электроникой. Поначалу им везло, а потом начались проблемы. Всё, как обычно: "крыша", долги и так далее… Вот тут-то судьба и свела его с Трутневым. Я не выяснил всех деталей, да это сейчас и неважно, но они заключили какую-то крупную сделку. Горин поставил на кон всё и, разумеется, прогорел начисто. Тёмная история, но, по слухам, Трутнев умышленно его подставил, а потом прибрал к рукам то, что осталось от фирмы, якобы за долги. Горину даже пришлось продать свою квартиру, чтобы рассчитаться с долгами. С тех пор между ними взаимная неприязнь, если не сказать хуже. В общем, бизнесмен из Горина не получился. Для этого дела он слишком честен, порядочен и наивен… Потеряв почти всё, он начал с нуля: устроился в какую-то фирму программистом, снял комнату и зарёкся когда-либо ещё начинать свое дело. Вот тогда-то он и познакомился с Харитоновой. Дело шло к браку, хотя было препятствие: финансовое положение обоих. Горин из кожи вон лез, чтобы подзаработать, но, как хронический неудачник, без существенных успехов. А потом и вовсе потерял работу, стал перебиваться случайными заработками. Не брезговал ничем, начиная от грузчика в магазине до сторожа в детском садике. Видимо, Харитонова стала терять надежду, что её возлюбленный когда-либо добьётся успеха, и между ними начались размолвки. Она хотела завести его, что ли, чтобы он, наконец, научился зарабатывать…

Вот тут-то и появился Трутнев. Сначала Харитонова его не подпускала к себе, игнорировала ухаживания, но постепенно он сломил её сопротивление и добился благосклонности. Рюмина мне сказала, что Катерина сделала это умышленно, чтобы растормошить Горина. В общем, её роман с Трутневым не был серьезён, а должен был сыграть роль дополнительного раздражителя. Не знаю, насколько это подействовало на Горина в плане развития деловых способностей, но парень страшно заревновал её. Ещё бы, его старый недруг и здесь перешёл дорогу. Сначала обобрал до нитки, а теперь покусился на любовь… Знаешь, Стас, сдаётся мне, что это именно Горин убил Харитонову. Её отношения с Трутневым зашли довольно далеко, хотела она этого или нет, и он, должно быть, решил любой ценой не дать тому завладеть самым дорогим, что у него оставалось.

– Возможно, ты прав, – задумчиво ответил Лужнецкий. – Всё указывает на Горина, но я бы пока не сбрасывал со счетов и Трутнева. Если он способен на подлость, то ведь предела этому нет. Он и за Харитоновой-то стал ухлестывать, думаю, не из-за бурной страсти и глубокого чувства к ней, а из-за желания побольнее ударить по Горину. Видимо, их старый конфликт был весьма серьёзным. Да и вообще такого сорта мужики относятся к женщинам чисто потребительски. Понравилась куколка, и он её любой ценой заполучит, а если не сможет, то и другому не даст. Собственник, причем агрессивный…

– Да, кстати, а что он тебе пел? – спросил Букин с интересом.

– Говорит, что расстался с Харитоновой мирно, около десяти, потому что ему позвонили насчёт срочной деловой встречи. А планировал провести с ней весь вечер, и, возможно, остаться до утра. Сегодня же они должны были поехать к нему на дачу, потому он и заехал… В общем, его видели до двух часов ночи, но это ещё нужно проверить, Потом он уехал домой, в своей коттедж в Ягодном. Алиби не стопроцентное, сам понимаешь. У него было два часа, чтобы вернуться, убить Харитонову, а потом снова приехать домой. Теоретически, конечно, но проверить надо.

– Стас, а мы не слишком ли мудрим? Пальчики-то на ноже не Трутнева, стало быть, не он убил Харитонову, – засомневался Букин. – Да если бы и он, то разве так наследил? К тому же, как мне удалось выяснить, этот господинчик связан с бригадой Корноухова и даже водит дружбу с Вахой-Большим, так что найти профессионала для него не проблема.

– Вот даже как?! – удивился Лужнецкий. – Откуда информация?

– От ребят из УБОПа, – ответил Букин. – Он не раз попадал в поле их зрения, но зацепить не могли. Очень хитёр и осторожен…

– Вот видишь, Трутнев вполне мог организовать всё так, чтобы подозрение пало на Горина. Обилие улик на него настораживает, а потому не исключено, что его подставляют. Придётся отрабатывать обе версии, Виктор.

– А других версий нет? – спросил старший лейтенант. – Ведь убийство мог совершить кто-то третий.

– Теоретически – да, но мотивы, – с сомнением ответил Лужнецкий. – Ограбление отпадает. Тогда кому и зачем понадобилось убивать девушку?

– А если изнасилование?

– Возможно, но пока у нас нет заключения экспертов. И опять-таки сомнительно. Разве стала бы она открывать дверь постороннему мужчине ночью? Нет, это маловероятно. Пока что будем отрабатывать Горина и Трутнева.

Телефон на тумбочке залился звонкой трелью, и Лужнецкий снял трубку, мельком взглянув на часы. Было 11.05.

– Станислав Андреевич, это Воробьёв, – зазвучал голос лейтенанта. – Докладываю: Горин не появлялся дома с прошлого вечера.

– То есть как, совсем? – встревожился Лужнецкий.

– Ну да. Хозяйка говорит, что он ушёл часов в восемь вечера и с тех пор не возвращался. Дверь комнаты закрыта на замок.

– А как он был одет? Выяснил?

– Да. На нем был тёмно-синий шерстяной костюм в тонкую полоску, голубая рубашка и галстук. Хозяйка сообщила, что он собирался к своей девушке. Он сам сказал ей об этом.

– Ты откуда звонишь, Влад?

– Из его квартиры. Вернее, из квартиры, где он снимает комнату.

– Вот что, оставайся там. Возможно, Горин ещё появится дома, тогда немедленно вези его в Управление. С тобой есть ещё кто-нибудь?

– Да.

– Хорошо. Дай номер телефона. Я постараюсь связаться с начальством и взять ордер, – сказал Лужнецкий и раскрыл блокнот. Записав номер, он положил трубку и, обернувшись к Букину, уже понявшему смысл разговора, хмуро сказал: – Похоже, Виктор, Горина придётся объявлять в розыск.

– Значит, дело упрощается? Тем лучше. Его-то мы найдем, Стас, обязательно. Долго он не сможет скрываться. Ему и податься-то некуда. Я выявил почти всех его знакомых, друзей, родственников. Найдём, – уверенно сказал Букин.

– Твоими бы устами… – усмехнулся Лужнецкий и снял трубку телефона, намереваясь переговорить с начальником отдела. – Ну, что стоишь? Бери машину и начинай прочёсывать все адреса. Куй железо, пока горячо…

– Понял, Стас, – ответил старший лейтенант и быстро исчез за дверью.

Трутнев был в ярости. До сих пор никто и никогда не мог лишить его того, что принадлежало ему по праву, никто и никогда не смел встать у него на пути, особенно тогда, когда он почти достиг желанной цели. Он мог сломить и растоптать почти любого, кто осмеливался перечить его воле и желаниям, кто мешал ему невольно или по злому умыслу, а тех, кого не мог, покупал или уничтожал.

После разговора со следователем Олег кипел от злобы. Намеки этого легавого были довольно прозрачны, чтобы не догадаться, что Катьку убил Горин, убил потому, что ненавидел его, Трутнева, убил в отместку за то, что она, наконец, поумнела и выбрала преуспевающего, крутого парня, а не тряпку и хронического неудачника…

Любил ли Трутнев её? На этот вопрос он и сам не мог дать однозначного ответа. Пожалуй, любил, но весьма своеобразно, по крайней мере, не так, как это обычно понимается. Он любил её тело, желал его и добивался права обладания им, за что готов был пойти на любые расходы. Ему осточертели продажные "резиновые куклы", бесчувственные "секс-автоматы", за деньги, выполняющие любую прихоть и фантазию, но совершенно не способные понять его и хотя бы чуть-чуть искренне посочувствовать рисковой жизни бизнесмена. Ему осточертели дни и ночи в одиночестве, в огромном десятикомнатном коттедже, в котором негде было скрыться от самого себя и от того постоянно гнетущего чувства страха, которое преследовало его уже не первый год. Он не раз пытался отделаться от него, устраивая шумные пьяные оргии с девицами и "друзьями", но это помогало лишь на время, а потом страх вновь хватал его за горло и не выпускал из своих цепких лап. Олегу необходимо было живое существо, способное воспринимать его как человека со всеми достоинствами и недостатками, с кем можно было бы не только заниматься сексом, но и поделиться сокровенным, просто выговориться, когда уж совсем невмоготу. Таким "домашним существом" и должна была стать Катя, на которую он "запал" сразу, лишь только увидел её.

Впрочем, была и ещё одна причина, по которой Трутнев начал ухаживать за ней. Ему очень хотелось отбить такую красотку у этого недоумка Горина, которого так и не удалось окончательно втоптать в грязь и раздавить как червяка, чего он, безусловно, заслуживал, посмев отказаться от "заказа" самого Вахи. Трутнев сразу же решил, что Катя должна принадлежать только ему и никому больше. Мысли о женитьбе его, правда, не посещали, в планы входило лишь сделать её любовницей. И вот, когда он уже считал её своей, этот гад лишил его любимой игрушки!

Трутнев вел "Пассат" в привычной резкой манере, кусая губы от злобы и досады, и вынашивал планы мести. В этом его изощренный ум был весьма изобретателен, и вскоре губы скривились в зловещей усмешке. Он набрал на трубке сотового телефона известный ему номер, и через минуту услышал как всегда немного флегматичный голос с кавказским акцентом:

– Да, слушаю…

– Привет, Ваха, это Олег, – сказал Трутнев. – Я тебя не слишком побеспокоил?

– Нет, дорогой, не слишком, – с лёгкой иронией ответил собеседник. – Ты по делу или просто решил проведать меня?

– По делу, Ваха, по делу, – угрюмо ответил Трутнев и, выдержав паузу, сказал: – Дело старое, ещё двухлетней давности… Тогда не доделали, так сейчас аукается… Помнишь, мы раскручивали одного фраера, чтобы он сделал ключик к любому банку?

– Как же, дорогой, помню, конечно. Жаль, что этот проект не удался. Очень интересный был проект… А в чём, собственно, дело? Он что, раскрыл рот?

– Пока нет, Ваха, но очень даже может. Понимаешь, эта гнида из ревности убила мою девчонку, и теперь его ищут менты. Сам знаешь: заметут, начнут трясти, всплывет и наш "заказ", а это нам ни к чему. А он, гад, обязательно постарается натравить на нас легавых.

– Но ведь до сих пор не натравил, – возразил Ваха.

– До сегодняшнего дня у него хватало ума этого не делать, а теперь он слетел с катушек и способен на всё. Терять ему больше нечего, к тому же ненавидит меня. Я у него увёл девчонку.

– Значит, у тебя с ним личное? – иронично спросил Ваха.

– Если бы только личное, я бы сам с ним разобрался, но он опасен и для тебя, – ответил Трутнев.

– Ладно, согласен, – после минутных раздумий сказал Ваха. – Что предлагаешь?

– Что, что?! Мочить, конечно… Но нужно всё сделать аккуратно. Я у ментов сейчас на примете, мне светиться никак нельзя. Пусть твои парни изобразят его самоубийство. В это должны поверить, после того как он прирезал свою бывшую подругу. Вот ублюдок, исполосовал её всю!.. Да, нужно поторапливаться, пока ментовка не разыскала его раньше. Тогда – пиши "пропало".

– Хорошо, я пришлю к тебе моих мальчиков. Объяснишь им что к чему. Ты куда сейчас направляешься?

– На дачу.

– Это правильно. Сиди там и постарайся, чтобы тебя постоянно кто-то видел. Пошуми немного, но в пределах разумного. Мне не звони, только в самом крайнем случае. Усёк, Олежек? – спросил Ваха.

– А как же! Ладно, буду ждать парней. Только пришли потолковее, – попросил Трутнев. – Дело срочное и деликатное…

– Не суетись, пришлю самых лучших. Они разыщут твоего клиента, будь спокоен. Ну всё, пока, Олежек.

– Пока, Ваха. – Трутнев положил трубку и довольно ощерился.

Глава 3.

«Акулы пера».

Они бежали по пустынному ночному шоссе, отливающему ртутью в холодном лунном свете, и казалось, ему не будет конца. Сердце билось так, что вот-вот выпрыгнет из груди, но останавливаться нельзя – преследователи совсем близко. За спиной всё ярче разгоралось радужное зарево, и они уже слышали урчание мотора. Страх сводил с ума и парализовал способность мыслить, словно бичом подгоняя их бежать всё быстрее и быстрее по этому бесконечному шоссе, похожему на беличье колесо. Артём взглянул на перекошенное от напряжения лицо Марины и понял, что силы её на исходе. Он схватил её за руку как раз в тот момент, когда она споткнулась и едва не упала на асфальт. Ему хотелось подбодрить её, но слова застряли в пересохшем саднящем горле, из которого со свистом вырывалось горячее дыхание.

Урчание мотора за спиной вдруг стало угрожающим. Машина взревела торжествующе и обдала их потоком яркого света. Артём непроизвольно обернулся, и сердце в ужасе сжалось в комок. Огромный джип нёсся прямо на них, и в слепящем свете фар они заметались, как беспомощные зайцы. Ещё мгновение, и всё будет кончено! Что есть сил, Артем толкнул Марину под откос, но сам не избежал страшного удара, отбросившего его на обочину. Он не почувствовал боли, яркая вспышка ослепила его, и он потерял сознание…

Открыв глаза, Артём Калашников увидел перед собой что-то туманно-белое и расслабленно улыбнулся: «Должно быть, я на пути в рай». Он не сразу почувствовал, что кто-то тормошит его, но затем услышал взволнованный голос Марины:

– Тёма, что с тобой? Приснилось чего?..

«Приснилось? – с удивлением подумал он. – Ну конечно, приснилось! Фу ты, чёрт!..»

Он поискал взглядом Марину и увидел возле себя её лицо, трогательное, обеспокоенное и слегка помятое после сна, с нависшей прядью густых тёмных волос. Облегченно вздохнув, он ответил чуть виновато:

– Я тебя разбудил? Извини… Привиделся какой-то кошмар…

– Слава богу!.. Как ты меня напугал!

Марина прильнула губами к его губам. Он ощутил её упругую горячую грудь и, озорно улыбнувшись, скользнул руками по шелковистой коже её спины и соблазнительным ягодицам. Марина без слов поняла его желание и укоризненно прошептала:

– А на работу мы уже не пойдём?.. Посмотри на часы, дорогой.

Артём скосил глаза на настенные часы.

– Вот так всегда, – недовольно проворчал он, – работа, работа, а личной жизнью занимаешься урывками.

– Ну уж, и урывками, – с иронией сказала Марина. – Ты всю ночь мне спать не давал. Кобелино!

– Хм-м, я думал, это ты мне спать не давала, – хмыкнул Артём.

Он пытался поддерживать разговор в шутливом ключе, но в памяти вновь и вновь всплывали обрывки кошмарного сна, и он никак не мог от них отделаться.

Марина посмотрела вслед его удаляющейся в душ крепкой, хорошо сложенной фигуре и, тихонько вздохнув, тоже встала с кровати. Накинув халат, она прошла на кухню. Минут через пять на плите уже весело шипела яичница, а в кофеварке закипала вода. Девушка резала хлеб, чтобы приготовить тосты, когда в комнате зазвонил телефон. Она машинально пошла к аппарату, но остановилась на полпути, вдруг вспомнив, что могут звонить и из редакции. Об их романе все давно знали, но давать повод для новых сплетен ей не хотелось.

– Артём, тебя к телефону! – крикнула она, стараясь перекричать шум воды.

Не прошло и двадцати секунд, как тот выскочил из ванной, и, оставляя на линолеуме мокрые следы, схватил трубку:

– Алло, Калашников у аппарата!

Марина прикрыла дверь и вернулась на кухню. Вскоре завтрак был готов, и она заботливо накрыла на стол. Артём появился минут через пять, уже в брюках. Он аккуратно расчёсывал свои ещё влажные волосы.

– Кто звонил? – с улыбкой спросила девушка.

– Мой осведомитель из ментовки. Очередное убийство на почве ревности. – Артём с наслаждением втянул воздух. – Ах, какой запах, быка сейчас бы съел… Парнишка зарезал свою девчонку, подловив её с соперником. Всё просто до банальности, аж тошно становится.

– Как ты можешь так говорить! – возмутилась Марина. – Это же ужасно!

– Ужасно, конечно, – согласился Артём, садясь за стол. – Но что поделаешь, наш мир давно сошёл с ума. Люди истребляют друг друга, как мух, и делают это с превеликим удовольствием. Если так будет продолжаться и дальше, то очень скоро мы вымрем как вид.

– Ну ты и циник, Артём! – возмутилась Марина. – Похоже, работа в криминальной хронике сделала тебя толстокожим. Ты уже перестал сопереживать, потому и заметки твои похожи на биржевые сводки. Убито столько-то, изнасиловано столько, ограблено столько… А ведь всё это живые люди, со своими бедами, проблемами, горем. Почему бы ни писать об этом?

– А кому нужно такое копание в человеческих душах? Люди в собственной разобраться не хотят, а ты думаешь, что будут читать о чужой? – возразил Артём, придвигая к себе тарелку с дымящейся яичницей. – Им ведь побольше крови подавай, чтобы нервы пощекотать, повозмущаться праведным гневом о бессилии власти. А на то, что делается у соседа или на улице, по большому счёту – начхать. Каждый из своей ракушки поглядывает да трясётся: лишь бы не меня, родимого, лишь бы не со мной. Знаешь, Маришка, какой самый сильный инстинкт человека?

– Судя по тебе – половой, – с усмешкой ответила она.

– А вот и нет, дорогая. Самый сильный инстинкт – инстинкт жизни. За собственную шкуру человек трясется всю жизнь, потому что нет для него ничего более ценного, чем собственное "Я". А со смертью исчезает и тело, и его душа. Это ведь мы только для собственного утешения придумали религии и сказки про Рай и Ад, про загробную жизнь и прочее, прочее, прочее… На самом деле со смертью человека кончается всё. Финита ля комедия! Остаются разве что воспоминания близких, да и те не вечны.

– Спорный тезис.

– Ты о чём? О воспоминаниях?

– Нет, о том, что ты сказал перед этим.

– А-а-а… – с улыбкой протянул Артём и хотел было развить тему, но, взглянув на часы, заторопился. – Извини, Маришка, поговорим как-нибудь в другой раз.

– Поедешь на место преступления? – спросила она.

– Да. Это же мой хлебушко с маслицем. Ключи на тумбочке, не забудь. Ну, я побежал.

– Беги, беги, – ответила она вслед исчезнувшему за дверью Артёму, но уже не иронично, а с легкой грустью.

Их роман длился больше года, и они с самого начала установили статус-кво, оставляющий каждому полную свободу. Встречи происходили попеременно то на его, то на её территории, где они со всей страстью предавались сексу, не требуя друг от друга никаких обязательств. Это устраивало обоих. Ни он, ни она никогда не заводили разговора о возможном браке, считая его чисто формальным актом. А чувства испытывали друг к другу самые тёплые и нежные. В глубине души Марина надеялась, что Артём захочет ребенка…

Вздохнув, она с усмешкой сказала себе:

– Дура ты, Маринка. Корчишь из себя эмансипе, а всё равно ведь баба. Двадцать пять уже, пора бы и о детях подумать…

Она вошла в ванную и, сбросив халат, встала под душ. Ей некуда было торопиться. Свою статью в субботнее приложение Марина сдала ещё вчера, а сегодня в редакции работы для неё почти не было. Либеральность шефа позволяла работать в свободном режиме. Можно было бы и вовсе не ходить сегодня на работу, но вчера её заинтриговал разговор с одним из давних информаторов, пообещавшим вывести на сенсационный материал. Как раз сегодня после обеда он должен ей звонить в редакцию, а, значит, придётся ехать.

Капитан Лужнецкий опечатывал дверь квартиры № 5, когда на площадку поднялся Василенко вместе с высоким, крепким брюнетом в лёгком летнем костюме табачного цвета и в зеленой майке. На груди у него висела фотокамера, а карман пиджака оттопыривался от диктофона. «Чёрт, только его мне не хватало!» – подумал капитан, и, скорчив кислую гримасу, едко сказал: