Текст книги "Два в одном (СИ)"
Автор книги: SecretKeeper
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
Annotation
Ты живешь обычной жизнью студента. Учишься а в свободное время подрабатываешь, помогая старичку-затворнику приглядывать за домом. И все хорошо, пока в какой-то момент ты не сунул свой длинный нос куда не стоит.
И вот ты уже лежишь прикованный к алтарю, а психопат собирается принести тебя в жертву демону, чтобы занять твое тело.
Но и у демона есть свои планы. Пока культист отвлекается – демон предлагает тебе свои условия сделки, и ты соглашаешься (а что остается?)
Дальнейшая череда событий плностью перевернет твою жизнь, хоть и осталось жить всего тридцать дней, и хочется провести их отрываясь полную катушку и ни о чем не жалея. И даже демон готов в этом помочь...
Два в одном
Глава 1. Будешь зажиматься – отпугнешь.
Глава 2. Учись, малыш, пригодится.
лирическое отстутпление 1
Глава 3. Загадывай желания с умом.
Глава 4. Запретное слово "Нет"
Глава 5. И все это -для тебя одного
лирическое отстутпление 2
Глава 6. Что это, и кому принадлежит?
Глава 7. Поверь, мне очень приятно с тобой познакомиться
Глава 8. Кто у вас за парня?
Глава 9. Бойся... жаждать...
лирическое отстутпление 3
Глава 9-1
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Интерлюдия
Глава 18
лирическое отстутпление 4
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Интерлюдия 2
Глава 22
Глава 23
Глава 24
лирическое отстутпление 5
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Лирическое отступление 6
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Глава... предпоследняя.
Глава 45, заключительная
Бонусная глава ++
Два в одном
Глава 1. Будешь зажиматься – отпугнешь.
С чего бы начать? Как вообще начинают рассказывать историю своей жизни? Обычно это человек преклонных лет, в кресле перед камином или за массивным письменным столом в кабинете старательно припоминает события такой долгой, насыщенной приключениями, событиями, переделками и женщинами жизни… Простите, это не мой случай. Мне до восемнадцати как раз два дня осталось. Но историю своей жизни хочется вспомнить в мельчайших подробностях.
Пожалуй, начну с вопроса.
Вы когда-нибудь оказывались в ситуации неизбежной смерти? Случалось ли видеть или ощущать приближающуюся смерть, холодную злую и костлявую руку, запускающую таймер, медленно и неумолимо отсчитывающий в обратном порядке сколько дней, часов, минут и секунд до неумолимого и бесповоротного конца? А потом вдруг чья-то воля останавливает таймер, или даже увеличивает время на циферблате – пусть и незначительно? Надеюсь, такого опыта у вас нет…
Говорят, когда человек на грани смерти – перед его глазами проносится вся его жизнь. Врут, как оказалось. Никаких воспоминаний, ничего подобного, только пульсирующая боль и чувство холода, расползающееся от раны в груди, из которой медленно капля за каплей с кровью вытекает и сама жизнь. Еще говорят, что умирать страшно. Но на самом деле страха как такового нет, наоборот, когда уже все непоправимое случилось – присутствует легкое сожаление и какая-то апатия.
Глаза потихоньку застилает темнота, кончики пальцев рук и ног холодеют, и практически уже не слушаются. Впрочем, когда лежишь прикованным к жертвенному алтарю на манер рисунка «Да Винчи» – так и так особо не подвигаешься…
Вот надо оно мне было – совать свой длинный нос в потайной ход за стенным шкафом? Все по классике – узкий проход на цокольный этаж, в подвал… оборудованный как оказалось под какое-то странное святилище посвященное не то Ктулху, ни то еще какой пакости из его братии… и как в дешевом американском кино: круг на полу, неизвестные письмена, стол с пыточными приборами, а в противоположной от входа стороне к столбу прикована обнаженная девушка, причем замученная, вся в застарелых порезах, шрамах и ожогах… он ее пытает! Вот ведь старый выродок! Нужно срочно валить из особняка «доброго дядюшки Лусиано» и звать Имперскую полицию, пусть они его…
Примерно так я думал, первые пару секунд, когда увидел все это. И ломанулся было наверх, именно с такой мыслью. Но на пороге уже стоял старый итальяшка, в рясе священнослужителя, с четками и крестиком в руках. И даже стола была надета…а в левой руке был зажат ритуальный нож, который явно не был частью дресс-кода священника церкви Святого Престола… Я не успел даже сообразить, что происходит, как в груди стало пусто и холодно, руки и ноги ослабли, а сознание померкло. Следующий момент, который я помню – как я уже лежу прикованный в центре того самого круга, ремнями, так продуманно расположенными по периметру в нужной конфигурации. Злобный смех мерзкого старикашки, и тихий шепот чужих мыслей в своем мозгу, который я сначала воспринял за галлюцинацию…
Сквозь белый шум в ушах прорвался тихий смешок женским голосом, напоминая, что я не единственный пленник в этом адском подвале, и я запрокинул голову вверх, чтобы поймать в поле зрения прикованную к столбу – так же испещренному письменами и закорючками – массивными цепями обнажённую девушку кукольной внешности. Стройная, фигурная и смазливая, и… полностью обнаженная. Любой пацан или мужик от такого зрелища слюной истечет, как, впрочем, и любая женщина тоже – ядовитой.
Все бы ничего, только лицо девушки было изможденным и исхудавшим, щеки впали, волосы грязными лохмотьями свисают вниз, едва прикрывая угадывающуюся под ними грудь-двоечку. Лишь глаза пылают багровым потусторонним огнем, а на лице застыла омерзительная ухмылка, больше похожая на звериный оскал.
«Ну, вот и все, дружок, – очередной раз ощутил я чужую мысль в своей голове. – Осталось совсем чуть-чуть, пока этот старый греховодник завершит ритуал превозношения, и вернется сюда, чтобы занять твое молодое, свежее и полное жизни тело. А твоя душа отправится вместо него в ад, платить за его грехи. Последний шанс для тебя – принять мое предложение. И тогда, по крайней мере, он получит по заслугам…»
– Шанс? Какой в этом шанс? Что будет со мной? Ведь после того, как ты с ним разделаешься, – меня ты тоже не отпустишь, так ведь? Какой смысл тогда…
Девушка покачала головой, глядя на меня как на дитя неразумное.
«Мы ведь уже это обсудили. У тебя все равно нет выхода получше. Откажись – и для тебя это конец пути. А если согласишься – я, по крайней мере, могу тебе обещать, что отомщу за нас обоих! Дай мне шанс вырваться из сдерживающих печатей, и я этого подлого святошу отправлю в ад своими руками, где ему и место. Ну а твое тело – моя заслуженная плата, дружок. Я не святая, и в благотворительность играть не буду, уж прости. Какое-то время поживу твоей жизнью, а потом… уже не важно. Зато, как я тебе обещала, твою маму я не трону, даже готова оберегать и защищать… ну, пока буду рядом, и ситуация позволит. И, так уж и быть, по доброте душевной, я дам тебе тридцать дней, вместо трех, как предлагала сначала. Все-таки ты очень юн, и не попробовал еще этой жизни во всей ее прелести… Успеешь привести в порядок все незаконченные дела, с мамой попрощаешься, даже девственность потерять сможешь… А не справишься сам – я помогу… – улыбка девушки, все еще прикованной цепями стала более плотоядной. – Это достаточно хорошее и честное предложение, малыш. Твое сердце пробито, тело, как саркофаг для души все равно умирает, и становится непригодным. Тебе осталось не так уж долго, счет идет на минуты... Решайся!»
Если честно, когда лежишь на полу в подвале, в луже собственной крови, и чувствуешь холодную поступь смерти и ее костлявую руку на своем горле – хочется согласиться на что угодно, лишь бы отсрочить, отодвинуть тот самый миг, выиграть себе хоть немного времени. Дать себе возможность вынырнуть из глубины и сделать хотя бы еще один глоток свежего воздуха. Но при этом забывать о цене, и о том, КТО предлагает помощь – не стоит вдвойне…
– Если я откажусь, то умру… а ты останешься здесь гнить. Проиграют все. А если соглашусь – выигрываешь только ты… тебе не кажется это, мягко говоря, несправедливым?
– Более чем справедливо, как по мне. Впрочем, откажись, и подари тело этому выродку, и когда он его займет – вернется к тебе домой уже представляясь твоим именем, пойдет за тебя в университет, сможет трахать девчонок, пока ты будешь в аду загорать…
Я сжал зубы, зажмурился и отвернулся. Вот же сука, но она права…
– Давай так: если выполнишь мои условия – я пойду на сделку. Все до одного условия, без исключений! – я устало закрыл глаза, собираясь с мыслями, хотя думать становилось все труднее. – Во-первых, мою мать, да и любого человека, кого я хочу или захочу оберегать в будущем – беречь и защищать всеми доступными тебе силами. Во-вторых, тридцать дней моей полной свободы, ни секундой ранее мне не мешать, не чинить препятствий никаким другим способом, что бы вокруг меня или со мной не происходило – не вмешиваться без моего разрешения. Никаких попыток меня убить, или перехватить контроль над телом до истечения срока. На все время, пока я остаюсь у руля – мое тело должно быть сильным и здоровым, и ты обязана за этим следить... Третье – моя душа и душа дорогих мне людей неприкосновенна, не важно, что случится или произойдет – это правило нерушимо. Ну и после того, как ты захватишь контроль над телом – ты меня… в смысле мою душу не трогаешь, не изгоняешь не запираешь и не пленяешь никаким образом. Я никуда не ухожу, и останусь наблюдателем столько, сколько пожелаю, пока сам не решусь отойти в мир иной... И наконец – ты выполнишь три моих желания просьбы или ограничения, которые я озвучу в будущем. Исполнишь безо всяких условий и оговорок. Исполнишь незамедлительно, или максимально быстро, насколько это в принципе возможно. И главное: ты не вправе перехватить мое тело до тех пор, пока не исполнишь последнее желание, даже если истечет оговоренный срок. Если нет – сделки не будет…
Девушка снова оскалилась, криво ухмыльнулась, зыркнув своими потусторонними глазами, преисполненными тьмой, и в моей голове зазвучало:
«Поправка. Эти тридцать дней я вправе видеть твоими глазами, слышать ушами, и действовать в любой манере, используя твое тело, если это не препятствует тебе или твоим озвученным условиям и требованиям, либо требуется для выполнения твоих условий или защиты. И твои три желания не могут касаться нашего договора, нельзя желать его изменить или отсрочить. Также их исполнение должно быть мне по силам, и соразмерно получаемой плате. Попросить меня сделать тебя всемогущим – не получится… Ну и последнее – все три желания или условия ты должен озвучить в тот же самый срок, не превышающий тридцать дней. Условие что я не смогу получить свое по договору пока не выполню все желания сохраняется, если я не смогу их выполнить вовремя, но озвучены они должны быть до истечения срока. Все остальное – без проблем…»
Пространство перед моим лицом налилось золотистым светом, из искрящихся нитей соткался лист бумаги или пергамента, на котором, судя по всему, был изложен текст договора. Вот только взгляд не мог сфокусироваться чтобы прочитать текст, все плыло и рассыпалось на отдельные фрагменты.
– Я почти ничего не вижу… – прохрипел из последних сил. – У меня в глазах темнеет и сил читать не остается… Поэтому, важный момент: любое условие, которое ты добавила без моего ведома, и мы не обговорили заранее – делает договор недействительным. Это принципиальное условие. Так что, если там есть подвох лучше убери…
Из глотки девушки вырвалось нечленораздельное шипение, после чего она разъяренно махнула рукой.
«Все честно. Условие принимается. Подписывай. Кровью! Можешь поранить свой палец…»
Собрав остатки сил, я укусил себя за мизинец и кое-как черканул кровью примерно в том месте, которое было оставлено для меня и где должна стоять моя подпись. Девушка еще сильнее оскалилась, глаза запылали багровым светом, а из глотки вырвался хриплый каркающий смех.
«Вот и молодец. А теперь расслабься и готовься получать удовольствие... думаю мы с тобой станем очень хм… близкими друзьями…»
И меня охватила агония. Я почувствовал, как тело словно обволакивает и окружает что-то темное, липкое и невыносимо горячее. Нечто чужеродное, потустороннее хлынуло на мою кожу, в рот, нос и глаза. Пылая адским огнем, едва не крича от ломоты в позвоночнике, ощущал, как дыхание перехватило, а в рану на груди словно проникло темное щупальце, которое шарило под ребрами. Казалось, невыносимая пытка терзала меня целую вечность, и в какой-то момент наконец разум не выдержал, и я просто отрубился.
Сколько я провалялся без сознания – не помню. В какой-то момент громкие выкрики и звуки шлепков и ударов заставили меня очнуться. Медленно, стараясь не шуметь – повернул голову наверх, в сторону прикованной девушки, чтобы увидеть источник шума.
– Хватит притворяться, демон! Меня не обманешь, мы оба знаем, что ты не можешь умереть! – кричал старикашка в рясе священника, при помощи встряхиваний и пощечин пытаясь привести в чувство скованную массивными цепями незнакомку.
Мои конечности словно похолодели и затекли, тело не слушалось, и как я вдруг осознал – я даже воздухом не дышу! И сердце не бьется! На мгновение мне стало по-настоящему холодно и страшно.
«Действуем сейчас, пока он еще не понял! Чтобы наш план наконец завершился – позволь мне взять контроль над телом, и дай разобраться с нашей общей проблемой» – словно шепотом зазвучало в моей голове.
– Даю разрешение, – одними губами прошептал я, и тут же ощутил, как руки и ноги пришли в движение сами по себе.
Необычное ощущение, словно ты расслабился и включил автопилот, а тело начало действовать самостоятельно. Руки рванулись, порвав веревки, словно старую тряпку. Тело вскочило на ноги, избавляясь и от оков на лодыжках. Потянулось, возвращая подвижность, глаза мигом обшарили обстановку. Я стоял посреди круга, начерченного кровью и окруженный свечами по его контуру. Впереди, пока еще спиной ко мне все тот же чокнутый старикашка тряс безвольное тело девушки, шипя и брызжа слюной от злости, но та висела на цепях сломанной куклой, голова склонилась под неестественным углом, а изо рта стекала струйка слюны – по всем признакам она уже была мертва. Точнее – тело мертво.
Дальше все произошло слишком быстро, старикашка просто не успел среагировать. Его голова только-только начала поворачиваться, как мои руки с быстротой молнии метнулись вперед, сложив вместе большие и указательные пальцы. Я почувствовал, как они с чавкающим звуком входят в плоть старикашки, выкалывая ему глаза. Фу-у, гадость…
Кровь потекла по рукам, брызнула на мое лицо, старикашка закричал от чудовищной боли. Моя правая рука рванулась, перехватывая запястье противника с занесенным ритуальным кинжалом, выкручивая под таким острым углом, что послышался очередной хруст выворачиваемого сустава и ломания костей. Сжимаемый нож выпал из руки, и откатился немного в сторону.
– Что… Как ты… – прохрипел он, но моя вторая рука схватила его за горло и повалила на спину посреди магического круга.
– Вот ты и попался, Лусиано Капоцци, – прохрипел кто-то чужой моими губами. – Я тебя предупреждала, что рано или поздно освобожусь, и тебе придется заплатить по счетам!
– К-х-х… невозможно… – хрипел старикашка. – Богомерзкое отродье! Как ты… кто тебя освободил?
– Это я-то богомерзкая? И это говорит священник-ренегат, предавший клятву Творцу, практикующий колдовские ритуалы, как ты говоришь – бесовский промысел! Пора на страшный суд – платить за свои грехи, отче, – ядовито ухмыльнулись мои губы, а на лице проступила гримаса отвращения. – Тебя в аду заждались!
Рука схватила старика за гортань, сжала, мои пальцы скрючились и задеревенели, рывок – и я вырвал ему глотку в тот же миг Лусиано закряхтел, забулькал, содрогаясь в агонии своих последних секунд жизни.
Словно со стороны наблюдаю, как управляющий моими руками демон рывком разрывает на груди старикашки рясу, и ножом наносит несколько порезов в виде неизвестных оккультных знаков.
«Повторяй за мной», – услышал я в своей голове, а затем все тот же шепчущий голос затянул речитатив на неизвестном мне языке.
Я кое-как повторял за демоном туго ворочающимся во рту языком и непослушными губами, наблюдая, как нанесенные порезы раскаляются багровым огнем, и от тела повеяло странной синевато-серой дымкой, которая втягивалась в меня. Тело старикашки побледнело, начало иссыхать, скорчилось, превратившись в высохшую мумию, а я в свою очередь почувствовал, как мои раны медленно затягиваются, тело наливается теплом, а еще через несколько мгновений я наконец снова почувствовал первые гулкие удары где-то внутри. И я не сразу понял, что это были первые робкие попытки биться моего вновь запустившегося сердца.
«Ну наконец-то, старый ублюдок сдох! Свобода!!» – снова слышу я в моей голове чужой голос, на этот раз с победными нотами.
Накатывает слабость, руки дрожат, а ноги отказываются держать. По всем конечностям словно бьет электричеством, щиплет и колет. Ощущение складывалось такое, что я отсидел все руки и ноги сразу, и теперь пытаюсь встать и удержаться на ногах ровно. В глазах снова начинает темнеть, хочется просто прилечь и отдохнуть, потерять сознание. Одновременно просыпается дикая, буквально нестерпимая жажда.
– Эй ты, – позвал я неуверенно. – Как тебя там… Что со мной такое? Почему так хреново…
«Это тело еще помнит, что было мертво, – отозвался шепот в голове, – ему нужно восстановиться и перестроиться. Скоро ты будешь в норме. И помни, у тебя тридцать дней, и время пошло. Советую провести их на полную, хахахаха!» – тварь в моей голове расхохоталась тонким женским голосом.
Корчась на негнущихся ногах и придерживаясь за стены, я пополз к ступенькам железной лестницы – ведущей прочь из подвала. Кое-как нащупал в темноте рычаг, надавил на него, и книжная полка, загораживающая выход – отъехала прочь. Выбрался из библиотеки в коридор, добравшись до ванной комнаты, повернул кран, включив подачу воды, и принялся жадно пить. После нескольких крупных глотков, желудок скрутило, и меня вытошнило прямо в ванную какой-то желто-зеленой отвратительной дрянью. Кое-как пересилив себя, я снова напился и снова опорожнил желудок. После третьего раза, наконец стало полегче, и я осел прямо тут на пол, незаметно для себя отъезжая.
Не могу сказать, сколько времени я провалялся на полу в ванной. Пришел в себя от терзающей меня жажды – и не отходя далеко снова напился воды. Попробовал подняться, и тело неожиданно легко послушалось.
«Проснулся наконец, спящий красавец! Целый день потратить на сон – как же расточительно, в твоем-то случае. Ты же помнишь, тебе осталось двадцать девять дней, не стоит растрачивать их впустую!» – напомнил о себе все тот же голос в голове, который, как ни странно, постепенно начал приобретать мелодичные женские тона и кокетливые нотки, вместо сухого и хриплого дребезжания.
В голове разом прояснилось. Промелькнул флешбэк, и я мигом вспомнил все, что пережил за последние двое суток, от чего мне снова захотелось проблеваться…
Ведь начинался день как обычно: учеба, прогулка, да и поручение старого Лусиано, по договоренности с которым я приглядывал за его домом, раз в месяц кормил собак, пока день или два старик отъезжал по своим делам. Да уж, знать бы заранее, какая на самом деле мразь скрывается под видом добродушного старичка-итальянца, два года, назад купившего дом за пару кварталов от того, где жили мы с мамой, и переехавшего сюда доживать свой век.
Выполнять мелкие поручения для Лусиано, и присматривать за домом – отличная и непыльная была подработка… по крайней мере так мне казалось изначально. Представил все, что со мной произошло за последние двое суток, и во что мне в итоге выльется это знание… Но уже поздно сожалеть.
Выбравшись в гостиную, я приблизился к зеркалу в пол и критично осмотрел себя сверху донизу. Ну да ну да… Раньше я себе нравился куда больше. Лицо, которое до этого было вполне фотогеничным и аккуратным – теперь представляло из себя сплошной синяк: гематома на левой щеке распухла до размеров давленого грейпфрута, а радужки глаз, которые были раньше светло-голубыми – стали черными с красноватым отливом. Довершали это веселую композицию залитые кровью пополам с чем-то еще джинсы. И не важно, что кровь моя собственная – в таком виде домой точно не пойдешь – прохожие заметят, или еще более вероятно охрана поселка на камеры увидит, и здравствуй полицейский участок. Но и тут оставаться не стоит: мать уже наверняка оборвала телефоны больниц и моргов, и сюда обязательно кто-нибудь заявится в процессе моих поисков – это вопрос недолгого времени. О том, как объяснить свое присутствие в чужом доме, посреди ночи (на часах было без пятнадцати два) да еще и с двумя садистски изувеченными трупами в подвале – даже думать не хотелось. Логика с позором спряталась в глубины сознания, уступив место липкому страху.
С другой стороны… а какая мне теперь разница? Через двадцать девять дней мне будет все равно, пусть хоть в тюрьму засадят, или на казнь отправят. Демон в любом случае не даст себя убить, а когда он присвоит мое тело…
«Что, уже готов сдаться? Ты прав, зачем, собственно, тянуть, спрашивается. Уступи мне это тело сейчас, и я быстро справлюсь с проблемой».
– Отстань, шизофрения, – буркнул я. – Твое время еще не пришло.
«Как знаешь. Но если что, я всегда готова, только позови».
Не слушая звучащий в голове голос, я медленно опустился в кресло у окна, рядом с журнальным столиком, на котором помимо рамки с фото и чахлого фикуса стоял графин с темной жидкостью и пара бокалов под виски. Проигнорировав бокалы, я открыл пробку и сделал несколько глотков прямо из горла, а затем закашлялся – напиток оказался очень крепким. Перед глазами все поплыло – алкоголь пополам с проступившими на глазах слезами превратили обзор в сплошное мутное месиво. Зато страх постепенно отступал, уступая место спокойствию и расслабленности.
Как ни странно, вместо того, чтобы начать путаться в своих мыслях – я почувствовал, как в голове наоборот прояснилось. Я сделал глубокий вдох, огляделся вокруг. Задумался.
Итак, что мы имеем? Дом был пустым, да это и не удивительно, с учетом того, что старый Лусиано огородил купленный особняк высоченным забором и жил затворником, ни с кем не общаясь, и никого вовнутрь не пуская. Насколько я знал, родичей у него тоже не было, за все время никто ни разу его не навещал. Значит, по крайней мере сразу его не хватятся. Главную опасность представляет только мое отсутствие дома достаточно долго, чтобы мать заявила в полицию, а те в свою очередь пришли сюда опросить Лусиано. Поэтому, нужно возвращаться домой как можно скорее. Сидеть тихо как мышь под веником. Осталось придумать, где я пропадал эти два дня, как получил эти раны на груди и как вообще выжил… Хотя стоп. Рана…
Я пощупал свою грудь. Рана отсутствовала, кожа груди была идеально чистой. Похоже демон исцелил опасную рану. А вот на гематому на лице – не расщедрился. Но уже легче по крайней мере. Осталось придумать, что случилось со мной и моими шмотками…
А, собственно, чего тут думать? Самый надежный вариант – он же самый простой и логичный. Завис после универа у одногруппников, пригласили на днюху, попал на вписку, там надрался, шмотки и телефон украли… Вполне себе рабочая легенда для матери, да и для любого слишком любопытного чела вполне сгодится.
Кое-как поднялся на ноги, прошелся по всем комнатам первого этажа, чтобы опустить и подкрутить везде жалюзи. Нашел возле входа на крючке брелок с ключами и встроенным ДУ электронных замков ворот. Хотел было уже выйти на улицу, но бросил взгляд на себя в зеркало и передумал. Вместо этого, поднялся на второй этаж, в спальню чертова сектанта, и порылся в шкафах на предмет каких-нибудь шмоток, которые решил позаимствовать. На одной из полок помимо старых брюк и футболок явно слишком уж большого размера – неожиданно обнаружились скомканные и утрамбованные в пакет джинсы и спортивная куртка, пропахшие старьем, видимо принадлежало это все кому-то другому, но по крайней мере одежда была неброских цветов, и всего на размер больше моего. Здесь же, в ящике стола обнаружился и кошелек с банковскими картами, правами, и плотной стопкой пятитысячных купюр. И пистолет, к которому потянулась было рука, но я ее сразу одернул.
Подавив желание хапнуть сразу всю пачку денег, я аккуратно вытащил одну купюру, остальные вместе с кошельком оставил на месте. Вместо парадной двери – воспользовался черным ходом, выводящим на задворки, узкий переулок, в конце которого стояли в ряд мусорные баки, где складировали мусор сразу с нескольких домов в ожидании, когда его вывезут.
Ключи и брелок замотал в старый пакет и запихнул в узкую щель между электрощитом и забором дома Лусиано, повыше. Заткнул еще охапкой старых опавших листьев, собранных у обочины, и, убедившись, что меня никто не видел медленно двинулся по дороге. Окружными путями добрался до автобусной остановки, а от нее уже медленно и пошатываясь побрел домой.
Вокруг было тихо и безлюдно, что и не удивительно – на небе темным-темно, сверчки стрекочут, только где-то вдалеке немного светлеет полоске предвещающая наступление рассвета. Проезжающая мимо машина немного притормозила. Увидев характерную расцветку и выключенную мигалку на крыше, я вздрогнул. Как назло – полицейский патруль. Стараясь вести себя максимально естественно – мельком глянул в сторону авто, не сбавляя при этом шага и двигаясь дальше. Окно с моей стороны приспустилось, и в левую скулу ударил свет фонарика.
– Эй! – позвал меня страж порядка. – Чего гуляем так поздно?
– Да вот, вечеринка у друзей не задалась… домой возвращаюсь… – отвечая я снова повернулся к полицейским лицом, и свет фонаря подсветил бланши и гематому на щеке. Полицай присвистнул.
– Вот это я понимаю, не задалось… а ну стой! Зовут-то как?
Я обреченно остановился, и, выдохнув, сквозь зубы ответил…
* * * * *
Не прошло полтора часа, как я оказался дома. И да, я был прав, маман успела поставить на уши все окрестные больницы, морги, и естественно полицию чаша сия не минула. На меня выдали ориентировку, и первый же патруль доставил меня в участок, а еще через пятнадцать минут мама подписывала документы, готовясь меня забрать.
– Между прочим, мне уже восемнадцать, – буркнул я, прикрывая глаза.
– Согласно документам, вам исполнится восемнадцать только через три дня, поэтому для нас вы еще несовершеннолетний.
– Там ошибка. Фактически мой день рождения был пять дней назад…
– На вашем месте я бы не слишком хорохорился: ваш внешний вид и состояние алкогольного опьянения формально несовершеннолетнего – лишний повод проверить ваших так называемых университетских приятелей, – пригрозил полицейский.
Я заткнулся, решив не переигрывать, чего доброго, и правда начнут копать, поймают на вранье, и… не, ну нафиг. Тем более, что в универе у меня не то, чтобы приятели, хороших знакомых можно пересчитать по пальцам.
Дом, в котором мы с мамой жили последние лет пять – представлял из себя большой четырехэтажный коттедж в довольно известном элитном коттеджном поселке. Это был большой, красивый особняк, обширная ухоженная прилежащая территория, с двумя бассейнами, садом, небольшим зеленым лабиринтом, небольшой хвойной лесопосадкой. Зимой, когда все вокруг покрывалось снегом особняк начинал смахивать на резиденцию деда мороза, а летом – на загородный дом отдыха. На учебу тебя отвозит и провозит водитель на авто, а на праздники можно устроить пикник на природе далеко не отходя. Казалось бы, жизнь удалась, чего еще нужно для счастья? На самом деле не все так радужно.
К сожалению, дом принадлежал не нам. Ну то есть не нашей семье, в которой состоим только мы с мамой. Мама работает здесь горничной, а дом принадлежит ее работодателю – Петр Петровичу. Стареющий успешный бизнесмен, который в лихие свои года умудрился сколотить капиталец, и успешно переквалифицироваться из нового русского с сомнительной репутацией в относительно честного предпринимателя, и при этом смог не загреметь за решетку.
Надо сказать Петр Петрович и его жена на поверку оказались хорошими людьми. Маму не обижали, платили хорошо, предоставили нам две отдельные комнаты в личное пользование в крыле для персонала (как впрочем и другим проживающим здесь сотрудникам в лице хмурого охранника Димы и престарелого садовника Юрия Сергеевича, и еще одной горничной – пышногрудой зеленоглазой блондинке лет двадцати трех по имени Лиза).
Пока я учился в школе – Дима, выполняющий обязанности шофера отвозил меня на учебу и забирал вместе с младшим сыном Петра Петровича. Ничего не поменялось, когда мы оба доросли и до универа. Сына его, кстати, звали Денисом и отношения с ним как-то не заладились еще со школы. Он не упускал случая чтобы меня поддеть, отпустить колкость, иной раз у нас едва ли до драки не доходило. В мою сторону прослеживались посылы классического буллинга, пусть и в облегченной форме. Конечно, его отец не одобрял такого, но не будешь же бегать жаловаться при каждом удобном и неудобном случае.
И когда мы перешли в универ – наша взаимная неприязнь только усугубилась. Вокруг Дениса сразу образовалась компания единомышленников, считающих себя хозяевами жизни, и я, как и все мои одногруппники сразу же ощутили на себе всю полноту и последствия их нездорового интереса. Дениса и его дружков ненавидели все поголовно в универе, начиная одногруппниками и заканчивая даже некоторыми преподавателями. А из-за того, что привозили и забирали нас вместе – часть этой ненависти доставалась и мне. Наверное, поэтому я до сих пор не завел себе девушку. Хотя, будем честны – там и без Дениса обозревших хватает, чего только стоят эти номинальные дворяне – титул которых не дает ровным счетом ничего кроме пафосного звучания, а ведут себя так, словно вокруг все холопы да крепостные (которых не существует больше пары веков) …
Маман отчитывала меня минут двадцать, пуская в ход все свои любимые аргументы, которые, по правде сказать, давно потеряли эффективность. Я по привычке состроил виноватую и покорную гримасу, но мысли блуждали далеко, и сводились в основном к оставшимся считанным дням моей жизни.
–Мам, со мной все нормально. Я просто… так получилось. Прости, больше такого не повторится.
– Сегодня дома останешься, – тоном, не терпящим возражений, сообщила она. – И никаких больше гулянок, ты наказан на ближайшую неделю точно. Надеюсь, у тебя осталось что-то из заработанных тобой денег, потому что от меня ты точно не получишь ни копейки, пока не поумнеешь, – отрезала она ворчливо, выходя за дверь.
Я остался наедине со своими мыслями, которые все больше вгоняли меня в депрессию, так как в основном сводились к одному. Уснуть тоже не получалось. Даже в социалках не посидеть – телефон в сломанном состоянии остался валяться в подвале Лусиано. Провел рукой по гематоме на лице и болезненно цыкнул.
