Текст книги "Мой янтарный берег (СИ)"

Автор книги: Schwesterchen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Славка кивнул.

– Правда засчитана. Твоя очередь.

– Правда или вызов? – спросил Олег.

– Возьму и я правду, чтобы никому обидно не было.

– Куда ты ходил ночью?

– На свидание, – не моргнув глазом, сказал Славка.

Если у Олега и были какие-то соображения по поводу ночных свиданий – при живой-то невесте – он оставил их при себе.

– И кто она?

Строго говоря, это был уже второй вопрос. С другой стороны, Олег ответил подробно. Славкиному ответу, по сравнению, явно не хватало деталей.

– Одним словом хотя бы, – попросил Олег, по-своему расценив заминку.

Подобрать слово оказалось на удивление легко.

– Богиня.

– А ты кто?

Славка вскинул глаза. Олег смотрел по-прежнему – расфокусированно, мучительно пытаясь сосредоточиться. Руки его лежали на столе, и пальцы заметно подрагивали даже с опорой. Взгляд плыл. Черт с ним, все равно не соображает.

– Тоже одним словом? – усмехнулся Славка. И посерьезнел. – Охотник.

– Охотник, – повторил Олег с вялым удивлением. – И на кого охотишься?

Славка хлопнул в ладони. Ну, хватит! Хорошенького понемножку.

– Не наглей, это уже четвертый вопрос. Правда засчитана?

– Засчитана.

– Отлично. Правда или вызов?

Олег, начавший крениться носом в столешницу, вздрогнул и откинулся на спинку стула.

– Вызов.

Славка поднялся, подошел к бару и вернулся с бокалом. Олег застонал.

– До дна, – безжалостно припечатал Славка.

– Пеняй на себя, – предупредил Олег, подтягивая к себе бокал.

Славка понимающе кивнул.

– Стриптиз на столе танцуешь или грязно домогаешься всех, до кого дотянешься?

Олег сделал первый глоток и сморщил нос.

– Не исключено.

Славка хотел спросить, стриптиз или домогательства, а может, и то и другое, можно без хлеба. Потом сообразил, что для танцев парень перманентно не в форме, хмыкнул и бодро пообещал:

– Отобьюсь.

Он наблюдал, как Олег пьет, медленно, почти смакуя, и размышлял, как поступить, если и правда. Пара-тройка гомосексуальных контактов в памяти тела нашлась – так, ничего серьезного, скорее из любопытства и по пьяни. Что касается самого охотника Косо, тот, проводивший слишком много времени вне человеческой телесной оболочки, был и вовсе не против опыта, касающегося чувственных переживаний. Может, в самом деле развлечься? Славка взвесил «за» и «против» («за» было больше, «против» – весомее) и решил отбиваться. Не стоит еще больше усложнять ситуацию.

– Почему все время коньяк? – спросил Олег чуть заплетающимся языком.

Быстро же его пробрало! Славка хищно улыбнулся и с выражением продекламировал:

– Коньяк в графине – цвета янтаря, что, в общем, для Литвы симптоматично. Коньяк вас превращает в бунтаря. Что не практично. Да, но романтично.*

Олег отодвинул бокал.

– Пью я, а стихи читаешь ты, – пожаловался он. – Кто тут кого домогается?

Он опасно накренился на бок, но выровнялся.

– Косо, если хочешь еще раунд, надо быстрее, пока я… Короче, пока я. Правда или вызов?

– Вызов, – пожал плечами Славка.

Олег порылся в кармане (снова едва не свалившись со стула) и выудил янтарный браслет, дешевенький, собранный из тонких полупрозрачных пластинок, нанизанных на эластичную резинку.

– Это откуда? – удивился Славка.

– Купил… по дороге сюда… в городе, – паузы между словами становились все больше. – Понравилось… думал себе. Спрятал в сумку. И забыл. Ночью вспомнил. Надень.

– Ну хоть не обручальное кольцо, – Славка с сомнением покрутил браслет. – Тесноват будет. У тебя запястья тонкие,

Безделушка слегка давила, и пластинки не вполне сходились, но сидел браслет терпимо. Ощущения тоже не особенно тревожили: будто руку в горячую ванну окунул. Покрутив кистью, Славка вопросительно посмотрел на Олега.

– Носи до завтра, – добавил тот с закрытыми глазами. – Н-не снимай. Это… мой… вызов.

Вот, значит, как. Что ж, прекрасно. Это вызов, и охотник Косо его принимает. Славка ухмыльнулся – не заботясь, что получится: все равно смотреть некому. Игра началась.

Олег все-таки свалился со стула, но Славка успел его подхватить и отнес, теплого, потяжелевшего, на диван в гостиной. А сам устроился в кресле у камина и тоже задремал. Через несколько часов огонь погас. В черном зеве камина вспыхивали, перемигивались угли. И точно так же вспыхивали, теплясь, камни янтарного браслета на руке у Славки.

*

Славка открыл глаза на закате. В окна лился оранжевый свет, расчерчивал ковер неровными квадратами. Угли подернулись серебристой шубой пепла. На диване пошевелился, просыпаясь, Олег, и Славка повернулся к нему, разминая шею, которой долгий сон в скрюченном положении явно не пошел на пользу.

– Добрый вечер, соня. Как самочувствие? Лучше?

– Кто бы говорил, – пробормотал Олег и медленно сел. – Да, получше… спасибо. Лично тебе спасибо, и спасибо, что у меня не бывает похмелья. Что я натворил?

– А что ты последнее помнишь? – невинно поинтересовался Славка.

Олег посмотрел в потолок.

– Как заставил тебя надеть браслет, – уверенно сказал он. – Дальше темнота.

– Ага. Значит так, ты заставил меня надеть браслет, сказал, что вообще-то искал обручальное кольцо, но они все были слишком дорогие… Порывался встать на колени и уговаривал меня лететь с тобой в Канаду и выйти за тебя замуж.

Олег фыркнул.

– Нет, это перебор.

– Ну ладно, – Славка картинно поскреб макушку. – Тогда ты чуть не упал со стула, но я тебя поймал и понес сюда. И пока нес, ты мямлил сопливые комплименты и лез мне в штаны. А я лупил тебя по рукам, собрал твоей головой все углы и пять раз уронил. Все пять – крайне неудачно.

Олег слегка порозовел, но голос его остался ровным.

– Штаны и комплименты – это я мог. Но лупил и ронял, тем более неудачно, ты меня вряд ли: у меня ничего не болит.

– Так и быть. На самом деле ты ничего этого не делал, – сдался Славка. – В смысле, ты действительно едва не полетел со стула, но и все на этом. Вел себя прямо образцово-показательно, разве что сопел и пускал слюну мне на рубашку. Даже неинтересно. Я ожидал от тебя большего.

Олег с явным облегчением пожал плечами.

– Как твоя шизофрения? – спросил Славка, поднимаясь на ноги и потягиваясь.

– Притаилась, – на удивление спокойно сказал Олег. – Темноты, наверное, ждет.

– Тогда ужин? Пока не началось.

Готовить не хотелось, обошлись бутербродами. Ловко балансируя огромным блюдом, Славка вырулил на веранду, освещенную установленными по периметру ограды плоскими светильниками. Уже стемнело. Вокруг светильников роилась насекомая мелочь. Мелочь покрупнее с несчастным видом сидела за столом, под красной курткой, и шмыгала носом.

– Мне было темно, и я включила свет, – мрачно сказала она. – Я и звонила, и стучала, а вы не открываете.

– Мы спали, – извиняющимся тоном сказал Олег, несущий чайник.

Господи, он у этой человеческой личинки сейчас прощения просить начнет!

– На самом деле мы вампиры, – Славка с грохотом поставил блюдо на стол. – Молодец, что пришла после заката. Сейчас ты покушаешь, а потом покушаем мы. Тобой.

Девчонка свела к переносице едва заметные рыжие брови.

– Ты злой, – еще мрачнее констатировала она и схватила бутерброд.

Олег, у которого за сутки в животе побывали лишь двести грамм коньяка, от нее не отставал. Славка незаметно придвигал к нему бутерброды побольше. Пусть подзаправится перед финальной стадией поисков. У Славки было предчувствие, что эта ночь станет последней.

– Ты уже выждоровел? – с полным ртом спросила Света Олега.

– Почти, – откликнулся тот и добавил, ни к кому конкретно не обращаясь: – Мне кажется, сегодня я его найду.

Любопытная девчонка навострила ушки на макушке.

– Кого найдешь?

– Смысл жизни, – невозмутимо сказал Славка. – Дядя Олег ищет смысл жизни. Ему лавры Аристотеля покоя не дают.

– Арис… что?

– Ты хочешь сказать, будто знаешь, что такое «лавры»? – удивился Славка.

Малявка так яростно укусила бутерброд, словно представляла на его месте Славкино ухо.

– В супе лавровый лист есть, – неуверенно пробурчала она, на этот раз прожевав и проглотив.

– Косо… – Олег смотрел укоряюще, но Славка сделал вид, что всецело занят изгнанием поздней осы со своего ужина.

*

Славка не собирался спать. Думал, не получится, ведь дрых весь день, да еще шелест крыльев и Хранитель со своими поисками… Он только прилег на кровать с книгой. Потом на секунду закрыл глаза. А в следующую секунду свет за окном спальни был серый, предутренний, книга лежала на полу, а на краю кровати сидел Олег.

Мгновение Славка, полусонный, тупо смотрел ему в спину – странно умиротворенную, обтянутую давешним спортивным костюмом. Потом окликнул.

Олег повернулся вполоборота, подтянув под себя ногу. Полуприкрытые глаза казались узкими черными провалами. Худые пальцы медленно перебирали, поглаживали, словно четки, крупные бусы янтарного Ожерелья. Оно обвивало его шею в четыре ряда, но оставшийся кусок все равно свисал до колен.

Забыв, как дышать, Славка щелкнул выключателем бра. Вспыхнувший свет многократно отразился в неровных, разновеликих, разноцветных бусинах: льдистые, костяные, медовые, бурые, коричневые, красные, синие, зеленоватые… Ни один оттенок, ни одна форма не повторялись. Каждая бусина таила в себе свой, совершенно уникальный мир.

– Нашел, – сказал Славка, не отрывая взгляда от бус.

– Нашел, – глухо согласился Олег, поднял голову и посмотрел, как впервые.

Славке показалось, что в черноте глаз сверкнул ультрамарин.

– Здорово, – выговорил он немного нервно. – И где оно было?

Олег молчал, завороженный. Славка шевельнулся, подполз ближе. Ожерелье тянуло его как магнитом.

– Можно… – голос дрогнул, Славка до крови закусил щеку. «Держи себя в руках, идиот». – Можно мне посмотреть?

Пусть скажет «бери», или «на», или просто «да». Пусть даже ничего не скажет, просто снимет Ожерелье с шеи и даст в руки. И тогда все будет кончено. После стольких десятилетий, веков ожидания – все будет кончено.

Пальцы Олега, конвульсивно дернувшись, остановились.

– Можно посмотреть твой браслет?

Славка вздрогнул. Он совершенно забыл про этот дурацкий браслет. Приспособился к давящему жару и выкинул его из головы. Стараясь, чтобы было незаметно, Славка бросил взгляд на правое запястье. Янтарь, разумеется, умирал – прошли почти сутки. Но внешняя сторона янтарных пластин – там, где камни не касались кожи – была еще гладкая, блестящая. Можно и не разглядеть. Тем более в неверном свете.

– Конечно, – Славка протянул руку.

Короткое холодное касание – и браслет оказался у Олега. Но смотрел он не на украшение, а на запястье Славки, на отчетливый красный, как после несильного ожога, след. Славка проследил направление его взгляда.

– Я же говорил, что слишком тесный.

Несколько секунд Славка безнадежно верил, что обойдется. Но Олег вывернул браслет наизнанку – внутренней стороной наружу. Мутной белесой мертвой внутренней стороной. И смотрел долго, очень долго. Потом поднял глаза. Охотник Косо встретил этот взгляд, не дрогнув.

– Отдай мне Ожерелье, – спокойным, холодным, как Янтарное море, голосом потребовал он.

– Нет, – так же спокойно сказал Хранитель.

– Оно тебе ни к чему. Оно не спасет мир. А меня спасет.

– Нет.

– Проклятая птица затуманила вам разум. Она использует вас. Ты ничего не получишь за свою преданность и не понесешь наказание, если предашь. Отдай мне Ожерелье.

– Нет.

Охотник Косо потянулся за стрелой, и Славка с усилием потеснил его в сторону. Дождавшись, пока пропадет тяжесть колчана за плечами, выключил свет и откинулся на подушку.

– До заката, – буркнул он, уставясь в белеющий потолок. – Даю тебе время на размышления. Потом спрошу еще раз и выпущу Охотника. Иди спать. И Ожерелье сними, оно тебе не идет. Можешь не бояться, я все равно не могу его взять, пока ты сам не отдашь.

Олег дергано, как сломанный, встал, с усилием, будто тяжелое ярмо, снял Ожерелье, зажал его в кулаке и ушел. Славка закрыл глаза. Ему снились чужие миры, с тихим шелестом исчезающие в холодном синем пламени.

*

Спали до обеда, ели в молчании и без аппетита. Даже девчонка прикусила болтливый язычок и молча хлебала суп, шумно дуя на каждую ложку. Потом – словно фигурки из часов, двигающиеся по заведенному порядку – пошли на пляж. А погода стояла великолепная: синее небо, сколько хватало глаз, края белоснежных кучевых облаков едва выглядывали из-за дюн. Песок потеплел, даже вечный ветер притих, и волны, так свирепо бросавшиеся на берег, выбегали на отмель с едва слышным шуршанием, почти не баламутя воду. Море на мелководье было прозрачным, золотистым, зеленым.

Света, повеселев, полезла в редкостно теплую воду, просидела там битый час и вылезать не собиралась. Наверное, отрастила жабры и ждала появления чешуи с плавниками. Славка тоже окунулся несколько раз – больше нырял, стараясь слоем воды отгородиться от назойливого шума гигантских крыльев. Олег сидел возле моря, подставив спину солнцу, и смотрел, как шипящие волны облизывают ему босые ноги.

– Я бы на твоем месте искупался, – сказал Славка, улегшись на живот на мелком. Волны легонько толкали его в затылок.

– Потом, – обронил Олег, пересыпая мокрый песок.

Славка покачал головой.

– Сколько ты здесь? Почти две недели? И говоришь так каждый день. Боюсь, сейчас именно тот случай, когда потом может и не наступить.

Олег продолжал выводить бессмысленные каракули, тут же исчезающие под слоем воды.

– Стесняться тут некого, если ты этого еще не понял, – убеждал Славка. – Для малявки ты такой, какой есть, другого она не знает. Ты ей и без рук, без ног нравился бы. А я собираюсь тебя убить. Это во-первых. А во-вторых, вчера, поделюсь секретом, на полном серьезе решал, трахнуть ли тебя, если ты начнешь ко мне приставать, как грозился. Но ты приставать не стал – я еще не разобрался, к счастью или к сожалению. Короче, градус интимности уже достаточно высок, чтобы отправить к черту все стеснения.

– У меня плавок нет, – проговорил слегка ошарашенный этой речью Олег.

Славка сделал широкий жест.

– Пляж пустой, а меня ты ничем не удивишь.

Олег глазами указал на бултыхающуюся неподалеку Свету.

– Попросим, чтобы отвернулась, – вздохнул Славка. – Не делай такое лицо. Трусы-то у тебя есть? Ну и отлично. Высохнешь.

Подтянувшись на сухое, Олег снял джинсы. Славка посматривал краем глаза. Ноги как ноги, разве что кожа бледная. Даже мышцы не атрофировались. И стоило столько страдать?

Под радостный визг девчонки Олег пополз к морю.

Ближе к восьми вечера пришли тучи. С посеревшего моря задул пронизывающий ветер. Они оделись и перебрались с берега в дюны – ветер там поутих, но намного теплее не стало. Света, стуча зубами, жалась к Олегу. Тот обхватил ее рукой, пытаясь согреть, но и сам вздрагивал. Тем не менее никто даже не заикался о том, чтобы закругляться и идти домой.

– Можно костер развести, – осенило, наконец, Славку.

– Ура! – Света подскочила, словно на пружине. – Я веточек наберу, – важно сообщила она и направилась к темнеющему за дюнами лесу.

– Далеко не лезь, – крикнул ей вслед Олег и нахмурился. – Может, не стоит отпускать ее одну?

– Да ладно, она сама вызвалась, – отмахнулся Славка. – Медведей здесь нет. Маньяков, кроме нас с тобой, тоже.

Олег возмущенно фыркнул, а затем – совершенно без перехода – жалобно произнес:

– Мы с Караваем никого не убивали.

Славка приподнял бровь:

– Но?

– Ты говорил, что хочешь меня убить.

– Ты меня тоже, да? – Славка усмехнулся. – Я знаю. Знаю даже, как именно. Сказать?

Олег потер лоб, нос, закрыл лицо рукой.

– Нет. Пожалуйста.

Выглядел он, съежившийся, дрожащий, таким несчастным, что Славка вместо обычного презрения ощутил укол жалости и тронул парня за локоть. Пальцы Олега легли ему на запястье и застыли, едва касаясь, будто не зная, сжать или оттолкнуть.

– Это не ты. Это птица в твоей голове. Программа, согласно которой я – объект, несущий угрозу, и меня надо уничтожить. А Ожерелье – пусковой механизм, детонатор. Рано или поздно он сработает. Другое дело, позволю ли я тебе, но все равно. Но если ты отдашь Ожерелье, программа не запустится. Все пройдет и забудется, как страшный сон.

Олег молчал.

– И что, – не выдержал Славка, – даже не попробуешь ничего предпринять? Часики-то тикают.

Олег убрал руку и послал его. По крайней мере, прозвучало это именно так.

– А по-русски?

Олег отвернулся. Славка с некоторым сочувствием смотрел ему в спину.

– Ты ничего не хочешь спросить? Через несколько часов кого-то из нас не станет. А сейчас еще есть, кому спрашивать и кому отвечать. Так что? Есть вопросы?

– Нет, – выплюнул Олег. – Не знаю. Слишком много.

И снова стало тихо.

Минут через пять вернулась Света. Точнее, гора сухих сучков, обломков коры и ощетинившихся хвоей веток со Светой где-то внутри.

– Надорвешься! – подскочил Олег.

Попытался подскочить, разумеется.

– Не-а, я крепкая, – радостно сообщила гора и ухнула на песок.

Славка собрал этот художественный беспорядок в некое подобие кострища с небольшим бревном в основании и полюбовался результатом.

– А спички у тебя есть? – спросил Олег.

Спросил довольно бодро. То ли держал хорошую мину, не желая пугать девчонку, то ли предпочитал решать проблемы страусиным методом: совать голову в песок и надеяться, что хвост подпалят еще нескоро.

– Спички для дилетантов, – высокомерно сказал Славка.

Под его взглядом на конце ветки заплясал огонек. Со свистом вспыхнула хвоя. Занялась кора. Еще несколько секунд – и между дюн загорелся порядочный костер.

– Классный фокус! – с восторгом выпалила Света, сунув замерзшие руки едва не в пламя. – А меня научишь?

– Нет, – отрезал Славка.

– Плохой.

Сразу сделалось уютнее. Красные отблески ложились на песок и лица, искры, сверкая, поднимались к хмурому небу. Славка прищурился на тучи.

– Надеюсь, дождя не будет.

– Хлебушка нет… – протянула девчонка. – Мне нравится хлеб, когда на костре жаренный. А давайте страшные истории рассказывать! Дядя Олег, ты знаешь страшные истории?

– Я могу рассказать сказку, – предложил Славка, прежде чем Олег успел ответить.

– Страшную?

Славка повернулся к костру другим, подмерзшим боком.

– Во всяком случае, жестокую, – заверил он. – Так вот. Давным-давно, на берегу Моря, на большом дереве жила синяя Птица.

– Синих птиц не бывает, – чирикнула Света.

– Во-первых, бывают, – возразил Славка. – Во-вторых, даже если бы и не было, это сказка, а в сказках все бывает. В-третьих, заткнись и не мешай рассказывать.

Пигалица насупилась, выпятила нижнюю губу, но промолчала. Сделав вид, что не заметил тычок в ребра со стороны Олега, Славка продолжал:

– Синяя Птица, да. И было у нее в гнезде красивое янтарное Ожерелье. Да не простое. Каждая бусина показывала картинки.

– Как телевизор? – влезла девчонка.

– Вроде того. Очень красивые картинки, которые нигде больше не увидишь. Ни у кого такого чудесного Ожерелья не было, только у Птицы. А в другой далекой стране жил очень жадный Король. Он узнал про Ожерелье и захотел забрать его себе.

– Как ты мое сердечко, – закивала Света.

– Я его на минуту просил, – напомнил Славка. – А ты жадина-говядина.

И, не давая вовлечь себя в спор, торопливо заговорил дальше:

– Король хотел забрать Ожерелье насовсем, поэтому просить не стал, а решил его украсть. Но не королевское это дело, самому через Море плыть, и Король позвал своего верного слугу, Охотника.

Девчонка совершенно не умела держать язык за зубами.

– А этот Охотник, он был плохой или хороший?

Славка задумался.

– Наверное, как все люди. Где-то хороший, где-то не очень. Должно быть, все-таки больше не очень. Не перебивай. В общем, Охотник взял лук и стрелы, сел на лодку и поплыл к дереву, где жила Птица. Сначала он собирался ее убить, но она была такая… красивая, такая синяя, что он просто подождал, пока она улетит по делам. И пока она летала по делам, Охотник залез на дерево, забрал Ожерелье и поплыл обратно. Ветер был попутный, Охотник поставил парус, а сам сел рассматривать картинки. Он никогда не видел таких красивых картинок и так увлекся, что не замечал ничего вокруг. А Птица тем временем вернулась, увидела, что Ожерелье пропало, и отправилась в погоню.

– А откуда она знала, куда лететь? – снова встряла Света. – Ведь на море следов не остается.

– Это было ее Ожерелье, – пояснил Славка. – Она всегда знала, где оно находится.

– Вот бы с носками так, – впервые подал голос Олег.

– А еще с ключами и пультом от телевизора, – поддакнул Славка. – Увы. Короче говоря, Птица догнала Охотника, схватила и подняла в небо. Он пытался просить, предлагал ей деньги, но…

– Ему так хотелось досмотреть картинки?

Славка тяжко вздохнул.

– Если ты будешь постоянно перебивать, я и до утра не управлюсь. Не знаю. Может, ему понравились картинки, может, он боялся нарушить приказ Короля. Факт в том, что Птица рассердилась и бросила его вместе с Ожерельем в воду. Конечно же, Охотник умел плавать и даже не сильно ушибся, хотя падать было высоковато, но Ожерелье вдруг стало тяжелым-тяжелым и потянуло его на дно. Тонуть Охотник не хотел и выпустил Ожерелье. Пришлось ему возвращаться к Королю с пустыми руками. Жадный Король жутко рассердился, не стал слушать ни объяснений, ни оправданий, ни просьб и велел казнить Охотника. Да пострашнее, чтобы все знали, что бывает с теми, кто посмел его ослушаться.

– А у Охотника была жена? – спросила притихшая Света.

– Да, была. Очень красивая, и он очень ее любил. И ребенок у него был.

– Мальчик или девочка?

Славка пожал плечами.

– Они этого не знали. Он еще не родился.

– У тети Юли тоже еще не родился, – задумчиво сказала Света. – Но она рассказывала, что это будет мальчик.

– В этой сказке все было очень давно, – тихо объяснил Олег. – Тогда люди могли узнать, девочка у них или мальчик, только когда ребенок рождался.

– Ааа.

– Ну вот, Охотника казнили. Но ему было так больно и обидно умирать, что он умер не совсем до конца.

– Я знаю! – воскликнула девчонка. – Он превратился в привидение! – она оглянулась на темный гудящий лес за их спинами и добавила дрогнувшим голосом: – А мне совсем не страшно.

Славка потянул ее за куцый хвостик.

– Ага, то-то у тебя волосенки дыбом встали.

Света с неподдельным ужасом схватилась за голову, вырвав у Славки довольный смешок. Олег придвинулся к нему, и на этот раз Славкиным ребрам досталось куда крепче. Пожалуй, едва не до синяка. Защитник выискался, уже и пошутить нельзя…

– Да, именно в привидение, – Славка, потирая бок, смерил Олега многообещающим взглядом.

– И отомстил жадному Королю? – девчонка с ее крохотными мозгами уже забыла обиду. – И узнал, кто у него родился? А жена его видела? А узнала? Или испугалась и убежала? Вот я бы, наверное, испугалась, зато потом…

Славка посмотрел в огонь.

– Нет, – оборвал он поток болтовни. – Он никому не отомстил и свою жену больше не видел. Ведь он не сразу сделался привидением. А когда сделался, прошло много лет. Не стало уже ни Короля, ни жены, ни ребенка.

– Жаааалко, – протянула Света.

– К тому же после смерти Охотник изменился. Он мало думал о том, что случилось, пока он был еще жив. У него появились другие заботы. Дело в том, что Ожерелье не осталось на дне Моря. Птица его подобрала.

Девчонка снова завозилась.

– Она умела плавать?

– Не исключено, – согласился Славка, удивляясь, что до сих пор не прижег этой сороке язык совершенно случайно выстрелившим угольком. – Хотя, скорее всего, она просто попросила какую-нибудь большую рыбу. Так или иначе, Ожерелье снова оказалось у Птицы. Но она передумала хранить его у себя в Гнезде, ведь один раз его уже украли. И вообще, Птица обиделась и собиралась улететь в другое место, очень далеко. Не навсегда, но надолго.

– В Африку, – выпалила девчонка.

Славка мотнул головой.

– Еще дальше. Брать с собой Ожерелье она побоялась, мало ли, вдруг потеряется в далеких краях, ищи потом. Да и само Ожерелье не желало уходить от родного Моря. Тогда Птица решила отдать Ожерелье доброму Рыбаку, жившему недалеко от дерева – на хранение. А Рыбак потом должен был передать Ожерелье своим детям, внукам… ну и так далее.

Света слушала, разинув рот.

– Птица так надолго улетела?

– Так надолго, – подтвердил Славка. – Не забывай, что это была очень большая и очень волшебная Птица. Время для нее текло по-другому, не так, как для людей. Да, забыл сказать. Птица знала, что Охотник стал привидением, и хотела убить его насовсем.

– Чего это? – разочарованно воскликнула Света. – Она же добрая!

– Добрая-то добрая, но обиделась она действительно сильно. И огорчилась. И опасалась, что он снова украдет ее Ожерелье. И все-таки ей очень надо было улететь, поэтому разборки с Охотником она решила отложить на потом.

– В сказках не говорят «разборки», – заявила девчонка учительским тоном.

Олег хихикнул, а Славка всерьез оскорбился.

– Вот когда будешь рассказывать свою историю, тогда и слова будешь выбирать. Нашлась профессорша изящной словесности!

– И что было дальше? – быстро спросил Олег, не давая Свете прицепиться к значению трех последних слов.

Девчонка однако же влезла. Но хотя бы по делу.

– А Охотник знал, что Птица на него сердится?

– Конечно, – сказал Славка. – После смерти у него появилось несколько чудесных способностей.

– Например, проходить через стены?

– Ээ, нет, сквозь стены он ходить не умел. Зато, – Славка сделал страшные глаза, – он научился вселяться в другие предметы. Входить в них, как рука в перчатку, и заставлять двигаться.

– Или как нога в туфлю, – Света пошевелила пальцами в шлепанцах.

– Более того, – таинственно продолжал Славка, – он даже в людей вселяться мог. Только очень редко. И этой своей чудесной способностью он пользовался, чтобы добраться до Ожерелья.

– Он хотел опять его украсть? – ахнула Света.

– Он ведь знал, что Птица собирается его убить и отыщет его, где угодно. По-настоящему хорошо спрятаться можно было лишь в одном месте. Если помните, я говорил, что Ожерелье показывало волшебные картинки. Так вот, если бы Охотник заполучил Ожерелье, то мог бы попасть в какую-нибудь картинку. И Птице пришлось бы долго-долго его там искать. Бусин-то ого как много.

– Как в телевизор, – уверенно сказала Света. – Мне тетя Юля читала сказку про мальчика, который попал в телевизор и скакал с одного канала на другой.

– Ну да. Представь телевизор со спутниковой антенной, которая ловит штук сто каналов. Попробуй-ка все перебери.

– И что? – девчонка подпрыгивала от нетерпения. – У него получилось?

– Это было не так-то легко, – возразил Славка. – Охотник мог взять Ожерелье только в том случае, если Хранитель – будем называть этого Рыбака Хранителем – сам, по своему согласию, его отдаст. Чтобы этого не случилось, Птица заколдовала Рыбака так, чтобы он ни за что не соглашался отдавать. И это колдовство передалось детям Рыбака, внукам…

– …и так далее, – подхватила Света.

– Да. Правда, через много-много лет, когда люди стали меньше верить в сказки, колдовство немного выветрилось. Иногда Хранители даже не знали, что они Хранители. Например, если предыдущий Хранитель вдруг умирал или, к примеру, у него не оставалось детей. Тогда Ожерелью приходилось звать нового Хранителя из совершенно посторонних людей и передавать ему воспоминания. Ладно, я немного отвлекся. Короче, Птица заколдовала Рыбака, а еще рассказала ему, как узнать Охотника, если тот в чем-нибудь или ком-нибудь спрячется.

– И как? – затаила дыхание Света.

Славка выдержал паузу для пущего эффекта.

– Когда Охотник украл Ожерелье, на него обиделась не только Птица, но и весь янтарь. Вообще весь. Он стал обжигать Охотника, а если янтаря было много, он мог даже сжечь Охотнику оболочку. В смысле, тот предмет, в котором сидел Охотник. А когда янтаря было мало, рядом с Охотником он становился мутный и некрасивый. Вот так.

– Оооо, – протянула явно впечатленная Света.

– Долго-долго пытался Охотник раздобыть Ожерелье. Это было трудно, ведь он больше не мог его украсть, а заколдованные Хранители не соглашались его отдать. К тому же Охотник появлялся лишь летом и то не каждым. Уж не знаю, почему. Может, потому что он умер именно летом? А еще взять Ожерелье Охотник мог только тогда, когда вселялся в человека, что происходило очень и очень редко. Чтобы стать человеком, Охотнику приходилось много раз умирать – сгорать в янтаре. Поэтому он все время крутился перед глазами Хранителей в виде всяких вещей, чтобы они его сжигали. Но когда он все-таки делался человеком, то шел к дому, где лежало Ожерелье, находил Хранителя, втирался в доверие… Пробовал, во всяком случае. И его больше нельзя было сжечь так легко.

– Его вообще нельзя было убить, да? – прошептала Света. – Он был бессмертный?

– Как Кощей, – заверил Славка. – Хотя не совсем. Сам Охотник был практически бессмертный, да. А вот человек, которым он становился, мог умереть, как и обычные люди. Другое дело, что он быстренько бы перепрыгнул в другого человека – вот и все. Но Птица рассказала Хранителю, как убить Охотника-человека так, чтобы ему снова пришлось долго летать без оболочки. И Хранители его убивали.

– Иголкой из яйца?

– Ну нет, – прыснул Славка. – Смерть Кощея была в игле, это верно. А смерть Охотника оставалась в янтаре. Правда, когда Охотник сидел в человеке, его пришлось бы закопать в янтарь по макушку и оставить на денек. Очень неудобно. Птица подсказала способ побыстрее. Охотника можно было сильно ударить. Связать. Вырезать глаза и сердце и в раны положить янтарь. Тогда он перестал бы шевелиться и рассыпался мелкой синей пылью.

Девчонка сморщила нос:

– Фуууу…

Олег долго, прерывисто вздохнул.

– Действительно фу, – согласился Славка. – Но Хранители так делали. И Охотнику приходилось исчезать и долго набираться сил для очередной попытки. А годы шли, и однажды Птице настало время вернуться за Ожерельем.

– Бедный Охотник, – задумчиво сказала Света. – Он так много умирал. Ему, наверное, было больно.

– Каждый раз, – проговорил Славка.

– А сам он никого не убивал, правда?

– Специально нет. Только один раз, когда он вселился в старый резиновый мяч и лежал на лестнице, об него споткнулась одна старая женщина. Споткнулась, упала и умерла.

Олег, поправляющий ветки в костре, дернулся и выпалил что-то неразборчивое.

– Дядя Олег, ты чего? – удивилась Света.

– Искра в лицо прилетела, – сдавленно выговорил тот.

– Играть с огнем нельзя, – девчонка погрозила ему пальцем. – Я вот никогда не играю со спичками. И всегда смотрю под ноги, когда иду по ступенькам. Дядя Славик, но Охотник же не нарочно это сделал?

– Не нарочно, – кивнул Славка. – Вот только он так устал ждать и умирать, что дал страшную клятву. Когда Птица будет совсем близко, он убьет последнего Хранителя. Даже если тот отдаст Ожерелье.

– Как джинн в сказке, – заволновалась Света. – Я знаю. Он сначала обещал, что подарит богатства тому, кто его выпустит, а потом, что убьет…

– Примерно.

– Мне жалко бедного Охотника, – решила Света, подумав. – Но он все равно глупый.