Текст книги "Больше, чем игра (СИ)"
Автор книги: Sayuri527
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Будучи посвященным в столь щепетильный секрет, Джаред имел возможность наблюдать за обеими сторонами конфликта. Миша справлялся намного лучше Дженсена, по крайней мере, о нем пока не шушукались. За обычной веселостью и шутливостью Коллинза угадывалось чуть больше наигранности, чем обычно. Падалеки со стороны казалось, что Миша теперь взвешивает каждое слово, перед тем, как его произнести. А еще Джаред замечал взгляды, которые Коллинз бросал на Дженсена. Долгие, ищущие. Виноватые. Но Эклз будто принципиально отказывался пересекаться с ним взглядом. Дженсен был хорошим актером, действительно хорошим. Так что на площадке все было будто бы как всегда. Но как только камеры выключали, Миша переставал для него существовать. Если все же и приходилось перемолвиться парой слов, то Дженсен отвечал довольно скупо, немного раздраженно и всегда стремился избегать разговоров с Мишей. А тот, словно ощущая свою вину, покорно отступал, провожая спину уходящего Эклза долгим тоскливым взглядом.
Может, кто-нибудь бы и заметил очередное охлаждение отношений между друзьями, но съемки уверенно приближались к середине сезона, а значит, был самый пик работы, когда у всех дел по горло и никому нет никакого интереса до перипетий в отношениях ведущих актеров.
Но Джаред все видел. Знал причину. И даже ощущал некоторую вину. Он не знал, что произошло тогда у трейлеров, но понимал, что именно после того случая отношения тайных влюбленных изменились. И, помня свой совет, который он дал Дженсену, Падалеки ощущал свою причастность в их ссоре. Первое время, разумеется, он был обеими руками за прекращение всего этого «безобразия»: одно дело, когда тема «коклза» не выходила за рамки фансервиса, существуя лишь в воспаленных мозгах кучки фанатов-извращенцев. Но совсем другое дело, когда Джаред вдруг ловил себя на мысли, что все эти извращенные арты-фанфики и прочая ересь творилась на самом деле. Слишком живое воображение не к месту и не ко времени подсовывало ему картинки их бурной «любви», отчего бедный Джаред мог посередине сцены забыть слова и застыть с позеленевшим лицом.
Но затем пришло раскаяние. Кто он такой, чтобы морализаторствовать и «исправлять» друзей, чтобы лезть в чужую жизнь, чужую душу? Ведь Дженсену лучше не стало. Более того, с каждым днем он выглядел все более подавленным, взгляд его стал потерянным, из него будто выпили все жизненные соки. Теперь Джаред понял, насколько сильна была влюбленность друга в своего коллегу. Просто страсть на грани одержимости! И, осознавая свою вину, Джареду уже приходилось бороться с собственным желанием исправить ситуацию, при этом не наломав еще больше дров. Насмотревшись на тоску и страдания Дженсена, однажды Падалеки все же решился на разговор. Но поговорить решил не с Эклзом, а с Мишей.
После съемок очередной сцены Коллинз вышел из павильона, накинув сверху куртку. Джаред выскользнул из шумного помещения следом. Миша быстрым шагом обошел павильон, и Джареду пришлось ускорить шаг, чтобы поспеть за ним. Холодный ноябрьский ветер трепал волосы и морозил кожу, но Падалеки упорно следовал за Мишей. Тот, обогнув здание, остановился и полез в карман. Заметив Джареда, он замер на мгновение, но затем извлек на свет божий пачку «Chesterfield». Подошедший Падалеки удивленно вскинул бровь, на что Миша молча протянул ему пачку, предлагая угоститься сигаретой.
– Давно куришь? – вместо этого поинтересовался Джаред.
– С мая, – Миша пожал плечами и вынул сигарету себе. Достав из кармана зажигалку, типа той, что использовали Винчестеры, он прикурил. Затянулся.
– С чего это ты начал вообще? – осторожно спросил Джаред, вежливо улыбаясь и ежась на промозглом ветру.
Коллинз какое-то время помолчал, глубоко затягиваясь и выпуская дым через нос. Сизый морок быстро разворовывался ветром, так что до Падалеки не долетало и запаха.
– Старая привычка, – наконец, ответил Миша, все еще не глядя на друга, – Знаешь, один раз начнешь и уже никогда не бросишь окончательно. Бывших курильщиков не бывает. Будешь возвращаться снова и снова.
Джареду показалось, что он сейчас говорил не только о курении.
– И так ты счастлив?
Коллинз с непониманием посмотрел на Падалеки. Но потом черты лица смягчились, и он рассмеялся.
– Ну лучше себя чувствую, это да, – он мотнул головой, все еще продолжая усмехаться.
– Как ты вообще? – Джаред чувствовал себя ужасно глупо, не зная, как перейти к нужной теме.
– О чем ты? – Миша выпустил тонкую струйку дыма себе под ноги, но ее тут же разорвал ветер, – С Вики все дела уладил, имущество поделили. Я смог себе отвоевать Уэста, пока он у жены… у бывшей жены, но после съемок он будет жить со мной. Так что все не так уж и плохо.
– М-м. Ясно. – Джаред посмотрел в свинцовое небо – только дождя сейчас не хватало!
– Но ты пошел за мной, наверное, не чтобы про Вики расспросить? – Миша искоса глянул на него.
– Ну вообще-то… да. Что у вас тогда с Дженсом произошло? У трейлеров?
– Ничего. Повздорили немного, – голос Миши стал вдруг ледяным. – Но сейчас все нормально.
– Тебе бы я, может, и поверил, но Дженсен, похоже, так не считает.
– Да? И что же он говорит? – равнодушно поинтересовался Коллинз.
– Э… Что вы переспали, например.
Сигарета неловко выпала из озябших пальцев Миши. На секунду он растерял всю свою невозмутимость и стал похож на испуганного взъерошенного кота. Но тут же собрался и даже рассмеялся.
– Ты шутишь? За такие шутки и в зубы получить можно.
– Миш, все серьезно, – Джаред вздохнул, – Мне кажется, это моя вина.
Коллинз почти с ужасом посмотрел на друга. Куча вопросов крутилось на языке, масса вариантов уйти от темы, но…
– Почему ты так решил? – Миша полез за новой сигаретой.
– Дженс рассказал мне. О том, что между вами произошло. Когда и почему. И…
– Если ты пришел за новой порцией грязных подробностей, я вынужден буду послать тебя в пеший эротический поход до ближайшего слэш-фика о нас.
– Даже думать не хочу! – яростно отмахнулся Джаред, – Я не за этим… Вот именно, мне не понравилась эта ваша… тема, и я посоветовал Дженсу прекратить.
– Что прекратить? – Миша смотрел на него с насмешкой, словно наслаждаясь смущением и неловкостью друга.
– Отношения, – Джаред стоял весь красный, но остановиться не мог, – Это было неправильно. Не только с точки зрения противоестественности подобной связи, но и просто потому, что у него жена и скоро будет ребенок! Я думал, так будет правильно. Думал, что это хороший совет. Но Дженсен, последовав ему, сделал себе только хуже. Он очень страдает…
– Если тебе будет легче, то это не твоя вина, – Миша, казалось, вернул себе невозмутимость, только руки у него дрожали. Но это могло быть и от холода.
– Но я ведь…
– Я с ним порвал, а не он со мной! – Миша резко повернулся к нему, и Джаред увидел, что глаза Коллинза слезятся. Но это могло быть из-за ветра.
– Он бил тебя, когда я вас нашел, – совсем растерялся Джаред. – Из-за этого?
– Я сказал, что не люблю его. И что использовал его.
Падалеки какое-то время молчал.
– Это правда? – наконец, спросил он.
Миша вновь посмотрел на него. И на этот раз в его взгляде было столько тоски, боли и отчаянья, что ответ был бы излишен.
– Но зачем? Ты разбил ему сердце…
– Лучше сердце, чем семью. Ты прав, у него беременная жена. И карьера. А я что? Разведен, за спиной сериалы, и впереди – реклама средства от простатита. Если повезет, автомобилей среднего класса.
– Ты несешь сейчас полный бред, – фыркнул Джаред, – И хватит уже думать о себе!
Миша с искренним изумлением уставился на него.
– Я же сказал, я это ради семьи Дже…
– Стоп! – Джаред прервал его, – Как удачно прятаться за благие намерения! Если бы действительно переживал за Дженсена, а не за себя, ты бы заметил, как он страдает по тебе. Даже после всего, что ты ему наговорил, он не смог разлюбить тебя, идиота! Семья? Они вместе всего ничего, и лучше, если он уйдет сейчас. Дэннил одна не останется, уж поверь. Но жить во лжи… Ведь он не любит ее, твоя в этом вина или нет, но это свершившийся факт. Жаль, конечно, их будущую малышку. Но опять же, ребенок должен расти в любящей семье, в атмосфере доверия и искренности, а этого Дженсен уже не сможет ей дать. Что ты еще говорил? Карьера? Еще не известно, как на это отреагирует публика. Все можно повернуть и так, что гонорары на него посыплются как из рога изобилия!
– Но я…
– Я не закончил! – Джаред разошелся не на шутку, – Просто ты сам боишься. Боишься перемен. Я понимаю, развод – дело тяжелое, и таких перемен никому не пожелаешь, но это не значит, что нужно хоронить себя и тех, кто к тебе не равнодушен.
– Ты уговариваешь меня…
– Ничего я не уговариваю! Хватит, еще не хватало и за это ответственность нести! Я шел за тобой, чтобы сказать: Дженс страдает, и это не моя вина. Это твоя вина. Он мой друг, и я не хочу, чтобы ему было плохо! Так что быстро пошел и извинился!
– Не бери на себя слишком много, Джа, – осадил его Коллинз, – Это наше дело, и мы сами разберемся. Но спасибо за участие.
Последнее было сказано с интонацией провожания. Мише явно надоел этот разговор. Джаред потоптался пару секунд на месте, а потом развернулся и злобно зашагал обратно, ругая себя за то, что связался с такими идиотами.
– Эй, Джа! – внезапно окликнул его Миша.
Падалеки обернулся.
– Кто-нибудь еще знает… о нас?
Коллинз выглядел обеспокоенным. Ветер трепал полы плаща, выглядывающие из-под куртки, и темные, как крыло Импалы, волосы экранного «ангела». Джаред выдержал драматическую паузу перед ответом.
– Нет.
Миша серьезно кивнул и отвернулся. Не стал просить сохранить все в тайне – он был слишком горд, тем более что и так это было само собой разумеющимся.
*
И снова потянулись дни съемок. Миша не последовал совету Джареда, и в их с Дженсеном отношениях все осталось по-прежнему. Последний все так же страдал от безответной любви, сжиравшей его изнутри. Падалеки вновь занял место стороннего наблюдателя, только вот чувство вины никуда не делось. Теперь на него давил новый «секрет» – о том, что Миша все еще любит Дженса, и что друг страдает напрасно. Как же тяжело хранить тайны! Но Джаред держался, пообещав себе не совать нос в чужие дела.
Однажды в обеденный перерыв они сидели снаружи за столиком, оставшимся после очередной сцены, и пили кофе. Это был долгий перерыв – Сингера вызвали по делам в город, и впереди у них было чуть больше часа свободного времени. Дженсен и Джаред сидели вдвоем, как было в старые добрые времена, когда были лишь Дин и Сэм, и никаких голубоглазых ангелов. Правда, в былые времена Эклз непременно развлек бы их какой-нибудь шуткой или рассказал бы занимательную историю, но не сейчас. Дженсен сидел хмурый, наблюдая исподлобья за людьми, среди которых не было Миши. Телефон рядом с ним коротко тренькнул, и Эклз взял его в руки. На его лицо набежала тень, но он тут же расплылся в улыбке. Не очень искренней, от чего сердце Джареда неприятно сжалось, а заветные слова вновь закрутились на языке.
– Сообщение от Дэн! – возвестил Дженсен, и Падалеки вновь прикусил язык.
– Пишет, что выбрала колыбельку. Нашла на eBay, недорого. Круто.
Он показал Джареду картинку. Падалеки кивнул.
– И ты как… счастлив? – довольно нескладно, но все же начал Джаред.
– Рад, конечно, что она справилась с этим без меня, но чтобы прям счастье… – отреагировал совсем как Миша Дженсен.
– Я имел в виду вообще, – пояснил Джаред.
Эклз нахмурился, но потом морщины его разгладились и он рассмеялся:
– Жизнь налаживается. С Дэннил все супер. Все как раньше, общаемся почти каждый вечер…
– Я и спросил: ты счастлив?
Дженсен повернулся к нему, чтобы дать очевидный и такой простой ответ. Но лживое «Да» не пожелало сорваться с губ Дженсена, и лишь искривило его улыбку, сделав ее почти страдальческой. Пауза затянулась.
– Вот и я о том же, – заметил Джаред.
– Что ты хочешь услышать? – зашипел Дженсен, а от напускной веселости не осталось и следа, – Я живу, как должен. Люблю ту, которую должен.
– Ты никому ничего не должен, Дженс, – вздохнул Джаред.
– Какая разница? Все равно все уже кончено. Если ты про это.
– Про это. И не кончено.
Дженсен отмахнулся.
– Ты все еще любишь его?
Дженсен не ответил. Конечно, любит! Больше всего на свете! Но правдивое «Да» оказалось сказать даже сложнее, чем лживое. Проще было промолчать, прокричав ответ лишь в своем сердце.
– Ты не понимаешь. Я… я поговорил с Мишей тогда. И мы решили, что все.
– Неправда. Он сказал тебе, что не любит тебя.
Эклз округлил глаза.
– Откуда ты…
– Я говорил с ним.
Дженсен схватился за голову.
– Зачем? Черт, Джа, я открылся тебе, не чтобы ты лез… Боже, зачем?! Зачем, Джа?!
Он с такой болью и вопрошающим осуждением уставился на Джареда, что у того неприятно засосало под ложечкой.
– Я видел, как ты страдаешь…
– Я не страдаю!
– …и думал, что это из-за моего дурацкого совета. Вот и решил поговорить с ним. Но все это не важно! Потому что он… В общем, это неправда!
– Что – неправда? – севшим голосом переспросил Дженсен.
– Он любит тебя, Дженс!
– Он так тебе сказал? – презрительно скривил губы Дженсен, недоверчиво, но в то же время с надеждой.
– В том-то и дело, что нет. И его молчание было таким же красноречивым, как и твое только что на этот же самый вопрос!
– Бред…
– Он наговорил тебе те ужасные вещи, чтобы… Ну, в общем, он думал, так будет лучше для тебя.
Глаза Дженсена заблестели.
– Почему я это узнаю от тебя, а не от него?
– Ты сам его избегаешь. А он думает, что поступает правильно. При этом сам страдает, и тебя мучает.
– Это ты меня мучаешь! – голос Дженсена дрогнул, но он взял себя в руки, – Сперва говоришь порвать с ним, теперь даешь ложную надежду…
– Она не ложная! Слушай… Вы должны поговорить друг с другом. Начистоту.
Дженсен смотрел на него почти с ужасом.
– Он сейчас внутри, на площадке «Бункер». Вроде, сценарий повторяет.
Дженсен продолжал сидеть на месте, раздираемый противоречивыми чувствами.
– Иди! У вас около часа, потом туда все придут – перерыв закончится. Ну! Иди!
И Дженсен пошел. Ничего не говоря, он сорвался с места, и буквально бегом бросился к павильону. Джаред вздохнул. Беспокойство за друга никуда не делось, но хоть чувство вины отпустило. Теперь можно и о себе подумать…
*
Дженсен вошел в павильон. Без съемочной группы он казался огромным. У входа охранники о чем-то болтали со статистами. Эклз спросил у них, здесь ли Миша. Те подтвердили слова Джареда, и Дженсен направился к локации «Бункер», которая располагалась почти в другом конце павильона. Его шаги гулко отражались от стен, пока он шел вперед. Все внутри трепетало, но если была хоть малейшая надежда, что Падалеки не соврал, он должен идти вперед.
Обогнув «Номер мотеля», он вышел к «Бункеру». Чуть замедлил шаг. Он уже знал, где Миша – в «комнате Дина». Как символично.
Коллинз сидел на жесткой кровати, уткнувшись в распечатку со сценарием. Дженсен сглотнул и приблизился. Услышав его, Миша поднял глаза. Эклз замер. Рот Миши чуть приоткрылся от удивления, но он ничего не сказал, лишь продолжал выжидающе смотреть на Дженсена, а тот готов был утонуть в бездонной синеве глаз своего «ангела». Они оба молчали, не зная, ни что сказать, ни с чего начать. Несколько секунд показались вечностью.
«Пан или пропал», – подумал Дженсен и шагнул к Мише, наклонился и поцеловал, неуверенно, но в то же время жадно. Надеясь на ответ и опасаясь того, что Джаред его обманул. Сердце билось как обезумевшее, мешая думать. И он ответил! Словно совладав с оцепенением, Миша вдруг ответил, да так искренне и страстно, что у Дженсена закружилась голова. Сильные руки Коллинза потянули его на себя, мгновение – и вот он уже на колючем покрывале, придавлен сверху теплым телом любимого.
– Дженс, что ты творишь? – оторвавшись от поцелуя, хрипло спросил Миша, жадно вглядываясь в лицо Эклза, во влажно блестящие глаза.
– Ты соврал мне, лживый сукин сын! – губы Дженсена дрожали от волнения и возбуждения, и Мише вновь пришлось припасть к ним, чтобы унять волнение, но лишь сильнее разжег огонь – Дженсен теперь дрожал всем телом.
– Ты тоже говорил с Падалеки? – Миша недовольно нахмурился, – По хорошему, надо бы тебе прописать за то, что разболтал…
– Миша… – простонал Дженсен, – Давай поговорим. Но на этот раз будем предельно искренни друг с другом!
– Ну давай, – Миша улыбнулся, но не слез с него, и даже подпер коленом ноющее возбуждение в штанах Дженсена, – Сыграем в «Вопрос или действие».
– Ты соврал мне тогда у трейлера?
– Да, – признаться, глядя в глаза Дженсену, было гораздо легче.
– Ты сожалел о своих словах?
– Да. О Господи, да! – Миша вновь жадно припал к губам Дженсена, истосковавшийся и голодный.
– Но раз мы говорим о правде… – Коллинз все же неохотно разорвал поцелуй. Дженсен посмотрел на него с испугом.
– Как у вас дела с Дэннил? – прямо спросил Миша, став на минуту серьезнее.
– У нас… все нормально, – Дженсен отвел взгляд.
– Ты любишь ее?
Дженсен вновь посмотрел Мише в глаза. Невозможно было врать этим чистым голубым глазам.
– Нет, – признался он, – Я больше не люблю ее.
Слезы потекли у него из глаз, слезы раскаянья и облегчения.
– Я знаю, это очень плохо, я должен быть с ней, и… – затараторил он, оправдываясь и стыдясь своих слез, так что Мише вновь пришлось затыкать его поцелуем.
– С кем ты хочешь быть на самом деле?
– С тобой! – поспешно ответил Дженсен, – Только с тобой!
– Я тоже считаю, что это неправильно, но, видит Бог, я сделал все, что только можно… Черт тебя дери, я тоже хочу быть с тобой, Дженс!
И снова поцелуй, долгий, жадный, неистовый. Дыхания уже не хватало, но невозможно было оторваться от желанных губ даже для вдоха. Целовать любимого было важнее, чем дышать.
– Ты говорил, – Дженсен зашептал в самые губы Миши, – говорил, что игра называется «Вопрос или действие». Когда же начнется действие?
– А что ты хочешь, – мурлыкнул Коллинз, чуть надавливая собственным бедром на промежность Дженсена.
– Возьми меня, – выдохнул Дженсен, подавшись вперед, – Я устал ждать…
– Мы на площадке, Дженс, – усмехнулся Миша, целуя его в шею под ухом, – Могут вернуться люди.
Возбуждение захлестнуло сознание Дженсена.
– Мы услышим, – жарко зашептал он, цепляясь руками за гладкий «касов» плащ, – Мы успеем.
– Тебя заводит риск? – улыбнулся Миша, забираясь ладонью под майку Эклзу. Тот довольно выгнулся под ним.
– А то, может, оставим до вечера примирение? – продолжал издеваться Коллинз, попутно задирая майку Дженсену, – Чтобы уже не спеша…
– А вечером мы еще раз, – проскулил Дженсен, торопливо расстегивая пуговицы рубашки Миши, то и дело раздраженно отбрасывая мешающийся галстук.
– А если нас застукают? – Миша положил руку на твердый бугорок в районе ширинки Эклза.
– Пусть заснимут и вставят в сериал! – пошутил Дженсен и рванул рубашку на груди Коллинза.
На пол полетела сперва майка Дженсена, а затем и джинсы. Вскоре к ним присоединились брюки Миши и его изрядно помятый плащ.
– Черт, я так хочу тебя, – прорычал Миша, вжимаясь собственным возбуждением в окаменевший член Дженсена. Тот лишь счастливо рассмеялся.
– Ну так бери, – Эклз крутанул бедрами, от чего сладкая истома свела низ живота Миши. Но он, тяжело дыша, все же отстранился.
– Слушай, а у меня же нет ни смазки, ни презерватива, – виновато сообщил Коллинз.
– Ну и ладно! – Дженсен потянул его на себя, а потом перевернулся вместе с ним, оказавшись сверху, – И так можно.
– Ты уверен? – Миша готов был хоть сейчас засадить по самые гланды, но ему не хотелось делать больно Дженсену. И он лишь сильно сжал пальцами упругие ягодицы Эклза.
– Ты даже не представляешь, насколько, – прошептал ему в губы Дженсен и добавил: – Дмитрий.
У Миши перехватило дыхание. Эклз так редко использовал его настоящее имя. Только в особых случаях. И, чувствуется, секс станет отличным поводом вспоминать имя по паспорту!
Они снова поменялись местами – Коллинз подмял Дженсена под себя. На пол полетели рубашка Каса и остатки белья. Теперь они были абсолютно обнажены. И это посередине рабочего дня, в съемочном павильоне, куда в любой момент могли вернуться люди! Но осознание этого лишь подстегивало их страсть. Тело Миши давно стало казаться Дженсену лишь сладким сном, и вновь видеть, ощущать его собственной плотью было таким кайфом для несчастного влюбленного, что он мог кончить только от мысли о том, что все происходящее – реальность, а не жестокий сон. И Коллинз был таким, как в мечтах Дженсена – сильный, но нежный, страстный, но ласковый. Единственный мужчина, которому Эклз готов был отдаться. Единственный человек, которого он действительно хотел. И даже боль, когда Миша ввел в него первые два пальца, смоченных слюной, приносила ему наслаждение. Боль как еще одно доказательство реальности происходящего. И Дженсен стонал, тихо, даже с сорванной от возбуждения крышей, помня, что неподалеку находятся люди, которые могут их услышать. Но и не стонать он не мог, потому что удовольствия было слишком много, и оно сводило мышцы сладкой истомой, заставляя буквально умолять о большем. Время неумолимо утекало, и Коллинз, растянув его на три пальца, брутально плюнул себе на ладонь, а затем растер самопальную смазку по собственному члену. Дженсен задрожал от возбуждения и легкого страха. Ему вспомнилось, как болела пятая точка после их первого раза. Но желание ощутить внутри себя Мишу, почувствовать единение, то, что эти зубоскалы-сценаристы прозвали (весьма двусмысленно) «глубокой связью». Да, давай поглубже!
Миша приставил обжигающую головку члена ко входу.
– Ты готов?
В тусклом освещении сильное тело Коллинза матово блестело от пота. Дженсен сглотнул и кивнул, глядя огромными блестящими глазами на него.
– Тогда погнали, – Миша улыбнулся ему и подмигнул. А затем вошел.
Дженсен с трудом подавил вскрик – больно все-таки было. Дрожа, он прижался к Мише, стараясь свыкнутся с новыми ощущениями. Коллинз не шевелился, но его член пульсировал, порождая волны боли.
– Дженс?
– Сейчас…
– Дженс…
– Да-да, сейчас…
– Дженс, я люблю тебя.
Эклз посмотрел на него слезящимися от боли, но светящимися от счастья глазами. Заветные слова…
– Прости, – Миша опустил голову, а его член дернулся внутри, обжигая Дженсена, – Прости, что моя любовь причиняет тебе столько страданий.
– Если и стоит страдать, то только ради этого, – улыбнулся ему Дженсен, переформулировав слова своего персонажа.
И Миша медленно начал двигаться. Дыхание опаляло кожу, поцелуи обжигали, а бедра просто горели. Все сомнения, терзавшие Дженсена при их первом сексе, выветрились из головы, осталось только возбуждение и пьянящее счастье, заглушающее даже боль.
А когда Коллинз осмелел и начал двигаться резче, пришли и новые, подзабытые ощущения. Внутри вновь была найдена точка наслаждения, от прикосновения к которой тело Дженсена тут же начали прошивать предоргазменные волны. Стоны контролировать становилось все сложнее, как и надвигающуюся разрядку. Путаясь пальцами в волосах, Дженсен прижимал к себе голову Миши, выгибаясь под ним и дрожа, а Коллинз неистово целовал его лицо, шею, ключицу, прикусывая в чувствительных местах. Руками он держал Дженсена под бедрами, направляя и проникая как можно глубже. Долгие месяцы без секса брали свое, и Миша почувствовал, что готов спустить уже, спустя каких-то пару минут. Терпеть не было сил: слишком жарко, слишком тесно, слишком желанно…
Дженсен тоже не был заинтересован растягивать удовольствие. Подмахивая бедрами, он стремился насаживаться на член так, чтобы тот долбил аккуратно в простату, точку, сводящую его с ума и обещавшую неземной оргазм. Да, такого он определенно не испытает ни с Дэннил, ни с любой другой женщиной. Как показал опыт с Алехандро, с мужчиной тоже вряд ли получится достигнуть подобных результатов. Наверное, дело было не только в физиологии, но и в чувстве глубокой привязанности, любви и нежности, что они с Мишей могли дарить друг другу. Поэтому Дженсен был уверен, что и Миша ни с кем не испытывал подобного удовольствия, как с ним. И он был прав.
Двигаясь в Дженсене, с каждым толчком, с каждым срывающимся хриплым стоном, с каждым судорожным вдохом приближаясь к оргазму, Коллинз не переставал наслаждаться и самим моментом единения, моментом их обоюдного счастья и желания, не отравленным сомнениями или сожалением. Жизнь показала, что такие чистые моменты очень редки, и их надо ценить. Миша понял, что если он и будет с кем счастлив, то только с Дженсеном. Потому что только в его теплых зеленых глазах хотелось тонуть вечность, только его дыхание способно было утолить ищущую жажду, лишь его голос звал так по-особому, так интимно…
– Дмитрий…
Оргазм накрыл Мишу с головой, волнами прошивая все тело, щемящей негой сведя мышцы и наполнив душу торжествующим счастьем. Вжавшись в Дженсена и задыхаясь от наслаждения, он ощущал, как пульсирует член, исторгая бесполезное семя. Дженсен тоже сильно вздрогнул под ним, низко застонав, и кончил следом, пачкая их тела. Краем сознания Коллинз подумал, что вставать надо будет аккуратно, чтобы не испачкать покрывало. Еще только не хватало пятен спермы на постели Дина! Зрители все заметят…
– Я люблю… я люблю тебя, Миша, – хрипло прошептал Дженсен, не открывая глаз, – Боже, если бы ты знал, как я тебя люблю…
Он рассмеялся. Дыхания все еще не хватало, но Миша тоже рассмеялся. Это был первый искренний смех за долгое время. Они были вместе, и они были счастливы. Что еще нужно?
Но счастье – вещь довольно зыбкая. Сейчас оно есть, а через мгновение уже что-нибудь пойдет не так. И за мгновение до того, как телефон Дженсена неожиданно громко заверещал, сердце Эклза сдавила неясная тревога, жуткая и беспричинная. Словно дурное предчувствие.
Телефон надрывался, мерцая экраном и требуя внимания. Миша и Дженсен перестали смеяться.
– Может, нас потеряли? – предположил Миша.
– Номер незнакомый, – Дженсен взял телефон в руки. Сердце отчаянно колотилось, но уже не от счастья. Чувство надвигающейся беды сдавило все внутри, но Эклз поборол себя и нажал кнопку «Принять».
– Да?
– Мистер Эклз? – четкий женский голосок на том конце.
– Я слушаю.
– Это Центральная больница Лос-Анжелеса. Ваша жена, Дэннил Эклз, была госпитализирована десять минут назад в очень тяжелом состоянии – она попала в автомобильную аварию. Вы должны срочно приехать. Мистер Эклз? Алло? Мистер Эклз, вы там?..
========== 11. “Прощание”. ==========
Океан Эльзы – Я так хочу до тебе
Дальнейшее Дженсен помнил как в тумане. Он наспех натягивал вещи, сбивчиво отвечая на вопросы встревоженного Миши, а в голове стоял невозможный звон.
Как?..
Воспоминания – как вспышки. Вот он вылетает из павильона. Смазанные лица коллег-актеров, довольные, беспечные. Вот он уже в трейлере, спешно скидывает вещи в сумку. Бумажник выпадает на пол из трясущихся рук. Вот он звонит в аэропорт. Ближайший рейс до Лос-Анджелеса вылетает через полтора часа. Хватит времени доехать. Такси уже ждет его за воротами.
По дороге до аэропорта Дженсен лихорадочно комкает края куртки. Как? Черт возьми, как это случилось? Страшные образы возникают в голове вперемежку с почти радужными воспоминаниями.
Счастливая Дэннил возле своего желтого Мини Купера. Рядом крутится их пес Бакстер.
Дорога усеяна обломками машины, зловеще поблескивают осколки в нервных всполохах полицейского маячка.
Улыбающаяся Дэннил едет за рулем. Округлившийся животик уже не оставляет сомнений в ее беременности. На заднем сиденье продукты в бумажных пакетах.
Из окна искореженного кузова свисает тонкая женская рука. С пальцев капает кровь.
Дженсен встряхнул головой. Поймал собственный взгляд в зеркале дальнего вида. Он сам был похож на восставшего покойника: бледный, потерянный, с невыносимой болью в глазах.
Не так, совсем не так он хотел быть с Мишей! Не такой ценой…
Такси остановилось у входа аэропорта. И снова все понеслось в карусели: терминал, таможенный осмотр, зал ожидания, взлетно-посадочная полоса, самолет. Но стоило Дженсену сесть в кресло, как пугающие видения искореженного Мини Купера вновь ожили в его сознании…
Это был долгий полет. Эклз заказал не одну порцию алкоголя, чтобы хоть как то облегчить чудовищное чувство вины. Никогда прежде он не ощущал так сильно рок, не верил в кару за свои поступки.
Дженсен вырос в очень религиозной семье. С детства в него вбивали, что нельзя грешить, что Бог следит за ним, что, стоит ему оступиться, возмездие настигнет. Небеса жестоки к тем, кто преступает их законы. А Дженсен чувствовал, что грешил! Нельзя было изменять жене, нельзя было трахаться с мужчинами, нельзя было влюбляться в Мишу…
Слезы отчаянья вскипели в уголках глаз Дженсена, но он лишь раздраженно их сморгнул. Черт, его жена, возможно, как раз в эту минуту умирает на операционном столе, а он жалеет себя? Он плачется о том, что не может быть с Коллинзом?
Самолет ощутимо тряхнуло – зона турбулентности. Слова молитвы, вдолбленной в детстве, грозным призраком всплыли в голове Дженсена. Бог карает, но Бог и милует. Ухватившись за молитву, как за спасительную соломинку, Дин зажмурился, а его губы сами зашептали полузабытые слова:
– Исповедую Богу всемогущему, блаженной Марии всегда Деве, пресвятому Михаилу Архангелу, всем святым, что я согрешил много мыслию, словом и делом. Особенно делом. Моя вина, моя вина, моя величайшая вина. Моя долбанная вина…
*
В Лос-Анжелесе его уже поджидало такси. Утомленный после перелета, наполненного тревожными видениями, Дженсен ненадолго провалился в зыбкую дрему на заднем сидении. Лишь сердце ныло, разрываемое на части.
В клинике Эклз сразу бросился в регистратуру, расталкивая возмущенных посетителей в очереди.
– Моя жена, – выдохнул он в окошко дежурной медсестре, – Что с моей женой?
– Простите, сэр, имя вашей жены?
– Дэннил. Дэннил Эклз.
– Одну минуту.
Это была самая долгая минута в его жизни. Девушка пробила имя по базе, прокрутила колесико мышки, близоруко щурясь в экран. Дженсен в это время нервно барабанил пальцами по столу.
– Хм, – девушка, наконец, взглянула на мужчину, – Ей сделали операцию, и сейчас она в отделении интенсивной терапии. Сейчас я свяжусь с ее лечащим…
Но Дженсен уже не слушал. Он ринулся в указанном направлении, уворачиваясь от каталок и медперсонала. Но у дверей в заветное отделение его, как и следовало ожидать, перехватили медбратья, по размаху плеч и росту не уступавшие Падалеки.
– Сэр, вам туда нельзя, – спокойно, но все же с нажимом произнес один из них.
– Вы не понимаете, – Эклз попытался высвободиться из их захвата, – Там моя жена! Моя вина…
– Сэр, мы…
– Простите, вы – муж Дэннил? – мягкий голос из-за спины.
Медбратья неохотно отпустили Дженсена. Он обернулся. К нему обращался один из врачей. Стетоскоп стерильно поблескивал у него на шее, а из нагрудного кармашка торчали две ручки.
