Текст книги "От любви до ненависти, Уокер? (СИ)"

Автор книги: satin.gl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Он не смог смириться. Алек искал что-то всё это время. Способ, возможность отмотать время. Он хотел вернуть их. Его теории были безумны. Он был похож на безумца в нашу последнюю встречу. Он был измотан. Губил себя, никого не слушая. Вики предлагала запереть его в подвалах дома, и позвать Коула, чтобы тот выбил из него маниакальную идею. Она обращалась к Сатане, просила лишить Алека возможности перемещаться, на что он ответил, что такого способа нет.

Мне казалось, (до сих пор кажется) что он сошёл с ума.

Их ссора длилась несколько часов. Точнее, это была истерика с длинным монологом Вики. Алек отвечал ей заученной фразой, от которой под конец дня хотелось вывернуться наизнанку.

Я должен закончить. Должен быть уверен.

– Как ты не понимаешь, что делаешь только хуже нам?! Нам всем! Перестань! Хватит! Остановись, Алек! – она закричала, размахивая руками перед его лицом. Голос Вики охрип от крика.

Она смотрела на него безумными глазами. Капилляры полопались, окрашивая белое глазное яблоко в бледно-красный оттенок.

– Не могу. – Он отвёл от неё взгляд, напрягаясь всем телом.

– Ты убиваешь себя. – она резко опустила голову, касаясь подбородком грудной клетки. – Я прошу тебя, пожалуйста, – её затрясло. Слова перемешались с всхлипами, будто она была маленьким ребёнком, переживающим последствия истерики. – Пожалуйста… – она всхлипнула, проговаривая отрывисто слова. – Я не могу потерять и тебя. Не могу. Ну, пожалуйста, Алек.

Что-то в его взгляде изменилось в ту ночь. Он обнял её. Долго просил прощения, уткнувшись в её плечо. Алек сжимал в кулаке ткань футболки на спине ведьмы, будто она была его спасательным кругом. Они оба плакали.

Мне казалось, что я вижу дежавю. Его взгляд той ночью. В подвале сгоревшего дома был таким же.

Как только Вики успокоилась, он отстранил тело подруги от себя, и посмотрел на заплаканное лицо.

– Я обещаю. Поверь мне, ладно? Дай мне убедиться… Последнее дело. Я клянусь тебе. Даю слово, что…

– Хорошо. Ладно. – она согласилась, понимая, что ему это нужно. Если он снова её обманет, она сдаст его в адскую психушку.

Каждый переживал свою утрату по-своему.

Вики рисовала. Много. Слишком много Люцифера. Их жизнь. Она выместила все стадии своей потери на холсты.

Отрицание. Гнев. Вину.

– Я ненавижу его. Я так сильно его ненавижу. Он говорил, он клялся, что мы самое главное. Мы. Он и я! Как он мог… Как он, чёрт возьми, мог оставить меня?!

Вики злилась на него. Ей казалось, что он выбрал самый легкий из путей.

Это не правда.

Отпустите меня.

Вы лжёте.

Я хочу к нему.

Я ненавижу его.

Пожалуйста, оставьте меня.

Это ты виновата!

Вы все! Вы могли остановить его! Это всё из-за вас!

Он хотел спасти меня.

Он спас меня.

Простите.

Я люблю тебя, Люцифер.

Я прощаю тебя.

Я люблю вас.

Моё сияние.

Я справлюсь, обещаю.

Она пережила глубочайшую депрессию, с которой справилась. Она приняла. Отпустила. Вики стала прекрасной мамой, продолжила любить его и вспоминать всё то хорошее, что он дал ей, с улыбкой. Пусть и грустной.

Алек. Он же застрял. Он остановился ровно на середине. Его душила вина. Навязчивость этой мысли буквально преследовала его по пятам. Он нёс этот груз слишком долго. Пора с этим покончить.

– Умираю с голоду. – Рассказывая про загруженный день в галерее, она достала телефон, заказывая ужин. Её телефон завибрировал, и Вики поднесла трубку к уху. – Да, милый? Да. Когда ты вернёшься? Чудно. Не мог бы ты заехать к Харису и забрать наш ужин? Отлично. Я люблю тебя.

Двадцать минут спустя нас ждал ужин из мексиканского ресторана, и обнаглевший демон, что мнил себя королем всего и вся.

За два месяца, что мы путешествовали, парень загорел ещё сильнее.

Каждый раз, смотря на Данте, я ошарашено восхищаюсь тем, что получилось создать у Люцифера и Вики. Данте обладает его чертами лица. Широкими бровями, что парень любит изгибать при подмигивании или ухмылке. Его привычка щёлкать языком раздражает больше всего на свете, но стоит ему состроить глазки, выпятив полные губы, и надуть их, как в детстве – все вокруг готовы растаять.

Когда парень возвращался домой, его глаза всегда вспыхивали озорным огнём. В прямом смысле. В школе или с друзьями они меняли свой цвет на карие, почти чёрные.

– Ты уверен? – спросила Вики у сына, доставая из пакета контейнер с безупречным запахом жареной кукурузы.

– Конечно. – Он хрустнул яблоком, – дедушка сказал, что я могу рассчитывать на них после первого адского года выучки. И, мам, – протянул он, заметив, что Вики нахмурилась. – Мы говорили об этом.

О, я поняла. Речь снова об этих ужасных, варварских методах высечения на коже рисунков адскими чернилами, или как там правильно.

– Мне не нравится сама мысль о том, как это может быть больно.

– Да, – я хлопнула его по плечу. – Может в салон? Давай вместе. Бемс говорит, мне бы пошла змея. Зелёная такая. Или крылья. Закосим под бабочек или фей?

Демон нахмурился. Он сурово покачал головой. И, осторожно глянув на маму, сказал:

– Ты всегда говоришь о татуировках отца, как о шедеврах Маньеризма{?}[Художественный стиль. Позднее возрождение. 1520-1590 гг ]. Коул тоже говорил, что отец был одним из тех, кто носил на себе больше всего адских татуировок. Их ведь делают не просто так, мам. – Данте задрал прямой нос и немного прищурился. Господи, как они похожи. Если бы Данте не брился, клянусь, я бы думала, что смотрю на близнеца Люцифера. – Это показатель силы. Отличительные знаки. Статус!

Вики с громким вздохом покачала головой, понимая, что спорить бесполезно. Достав последний контейнер, она посмотрела вверх, на лестницу.

– Где Даниэла? Почему она не спускается?

– Мам, ты же знаешь её. Не успел я их привезти она убежала к себе, даже не рассказав, как там Япония.

– Стоит, – парировала я. – Её немного укачало в самолёте. А перемещаться она не захотела.

Вики мило улыбнулась, а Данте беззаботно пожал плечами и поправил солнцезащитные очки, что немного съехали на лоб.

– Наверное, штудирует один из фамильных фолиантов, что Дино подарил нам на день рождения, – он резко стукнул себя по губам и наигранно округлил глаза. – Чёрт возьми! Не нам. Ей. Я не настолько скучный, чтобы в один из самых жарких дней лета пялиться в книжки, вместо того, чтобы насладиться заливом и поджарить тельце на солнышке.

– Данте, – Вики понизила голос до уровня вибраций. Она всегда переходила в эту интонацию, когда дети ссорились. – Не говори так о своей сестре и будь добр позови её к ужину. Нам нужно обсудить ваш выпускной. Я отменила все встречи на две недели, так что у нас есть время подготовиться. – Вики просияла, наблюдая за тем, как демон шутливо поклонился и ринулся к лестнице, выкрикивая имя сестры. – Поверить не могу, что они так выросли.

« – Спроси у неё куда мы отправимся, нам нужно выбрать платье Рэни.»

– Мне кажется нам нужно что-то пляжное, – ответила я Мэри. – Дани говорила, что вы видели подходящее место.

– Да. Официальная часть, после вручения дипломов, пройдёт у нас дома. Родители предложили использовать особняк Сандеров, но ты ведь знаешь, как он меня бесит.

– Ублюдок, что пытался склеить тебя на глазах у своей жены? – я усмехнулась. – Он такой мудак.

Вики рассмеялась.

– Это точно. Я случайно послала его жене пару видений. – Она невинно захлопала чёрными ресницами. – Ну, знаешь, пароли от его счетов и телефона. Показала, как он развлекается с той сучкой-секретаршей. Он совершенно не достоин такой женщины, как Моника.

Я кивнула, полностью соглашаясь. Я потянулась к бутылке с водой, и попросила Вики подать мне стакан, что находился к ней ближе, она занесла руку и повернулась, протягивая его. Её улыбка исчезла, стакан разлетелся на осколки от столкновения удара с плиткой. Взгляд Вики был устремлён на лестницу.

– Что с тобой, милая…

Я обернулась.

– Мам. – голос Даниэлы задрожал.

На лестнице была Дани, её придерживал за талию Алек. Данте стоял на две ступени выше, его глаза были широко распахнуты.

Мой взгляд метался, не зная на чём остановиться и что казалось бы более реальным.

То, что Алек был собой… Самим собой. Он улыбался, по-кошачьи. Будто в его руках было чудо. Или в то, что он с широкой улыбкой провёл по кроваво-красным крыльям за спиной у ведьмы.

– Оперилась всё-таки! – самодовольно и громко заявил Данте. Его лицо выразило все оттенки гордости, когда он протянул руку, прикасаясь к крыльям сестры. – Я всегда знал, что ты та ещё чертовка, а заучкой только прикидываешься.

– Данте! – в три голоса крикнули мы.

Комментарий к Глава

XXII

. Большая игра Рэн Сау Я даже не знаю, что тут говорить… Всё на ваш суд… Можете перейти в телеграмм, там тоже покричать)

https://t.me/+gzCbZFDnML5lZWVi

====== Глава XXIII. Новое откровение. Долгая дорога домой ======

Комментарий к Глава

XXIII

. Новое откровение. Долгая дорога домой котята, в главе могут быть ошибки. Если заметите, киньте в публичку. Да простит меня Настя, но моё шило в заднице не может терпеть…

Вам приятного. Надеюсь на пару приятных слов.

ССЫЛКА НА ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ КОМПОЗИЦИЮ.

https://t.me/levayapolochkatviks/729

Я еще поживу. На зло American Horror Story

Я не помню, когда в последний раз просыпаться было так неохотно и тяжело. Наверное, всё дело в появлении в моей гостиной демона почти две недели назад, или в том, что моя дочь, которую все считали ведьмой от макушки до пят, все семнадцать лет, – отрастила крылья. Большие и прекрасные, размахом почти на всю комнату. А может и в предстоящем дне, планы на который резко изменились с поздним звонком моей помощницы Калиссы.

Я злилась.

Я так давно не злилась, что забыла каково это чувство на вкус. В голове всё перемешалось. Мне показалось, что когда я спускалась в гостиную, лестница, выложенная из мрамора, горела под моими ступнями, а не как обычно приятно холодила. Я перевела взгляд на семейный портрет мужчин и улыбнулась. Нежно и немного устало.

Тёплый ветер коснулся моих плеч, лизнул позвоночник и двинулся вверх до затылка, словно обволакивая плотными, но не осязаемыми объятиями. Я затаила дыхание и закрыла глаза. Магия, которая витала в спящем доме, стала рассеиваться с первыми лучами солнца, проникающего в окна поместья и оставила после себя слабый отпечаток утреннего мгновения. Только ради этих мимолётных прикосновений магии к моей душе я просыпаюсь до рассвета. Иногда мне кажется, что часть меня до сих пор ощущает его присутствие. Ведь он никогда не понимал, как можно спать до позднего обеда.

Первые месяцы жизни здесь я думала, что дом проверяет меня. Энергия, обитавшая здесь, скребла острыми когтями по черепной коробке, словно пыталась выяснить из чего я сделана. Я не позволяла себе чувствовать его. Не могла позволить проникнуть в мои мысли, и, только когда задыхаясь от очередного кошмара, разрешила вступить на свою территорию, впервые почувствовала её. Магию, которая окружила меня полотном своей силы. Она не давала упасть, держала крепко, сковывая моё тело.

Его магию, оставшуюся здесь.

Она согревала, когда кончики моих пальцев покрывались инеем. Она шептала, неразборчиво и сбивчиво мне на ухо, как важно бороться. Магия будоражила воспоминания, показывала фрагменты моей жизни, принуждала переживать заново то, что так отчаянно я пыталась запереть. Пока я не поняла, что всё, тянувшееся на поверхность, было не слабостью, а непревзойдённой силой.

Я подставила лицо утреннему солнцу, впитывая тёплые лучи, и поприветствовала дом, послав ответную волну будоражащего ветра. Он пронёсся по прозрачным занавескам, скрывающим арочные окна, поднимая их и опуская обратно. Маленькое лакомство для хранителя большого количества магических и демонических сил. Задобрив дом, я ещё раз напомнила о гостях, которые не должны видеть магического проявления сегодня вечером. Через несколько секунд картины, изображающие мою семью и принадлежность к другому миру, стали исчезать одна за одной: Мими и Коул, в истинных обличиях, с видом на Адский лавовый прилив, Данте, впервые поднявшийся в небо рядом с Алеком, Дино, вокруг которого парили склянки зелий и открытый гримуар в стенах библиотеки академии, Даниэлу и Рэн, посылающих сияющие искры звёздной пыли в небо, с самой высокой точки китайской стены.

Я поставила сумку на форбаум{?}[деталь лицевой части корпуса рояля. (Крышка)], и подхватила пиджак, что оставила здесь вчерашним вечером, со спинки кресла. Сегодня самый волнительный и важный из дней в жизни моих детей. Я извинилась перед ними, что пришлось отлучиться до вечера. Данте и Даниэла рассмеялись, будто ожидали такого поворота и, обняв меня, просто сказали возвращаться как можно скорее. А на вручение дипломов с ними отправятся бабушки и дедушка. Не считая остальных членов нашей большой семьи.

Я снова почувствовала прилив злости.

Выставку, что запланировали на следующую неделю, акционер, который оплатил все расходы, перенёс на сегодня, оправдываясь тем, что вскоре ему придётся уехать за границу, для решения более важных вопросов.

«Я могла бы и сама оплатить все расходы и любые материалы, которые потребовались». Но негласное правило, которое я оговариваю с любым художником, гласит: я предоставляю лишь место, что уже, для любого неизвестного творца подарок. Он же – творец, – должен убедить представителей и потенциальных спонсоров, что его картины достойны вложения.

Для творческого человека, его детище – самое ценное и дорогое. Но не в бизнесе, где никто не хочет потерять свои деньги.

Когда я только открывала свою галерею, Лилит меня поддержала, сказав, что я помогу многим неизвестным, но впечатляющим талантам. Бабуля наоборот заявила, что щедрость должна иметь границы и моя мягкотелость должна скорее выветриться, иначе мне сядут на шею.

По человеческим меркам мне сорок один год. Благодаря генам ведьмы, и узам, которыми я была скреплена с Люцифером, выгляжу я не больше чем на тридцать, что в некотором роде даёт преимущество, а в другом наоборот.

Сначала в ход пойдут заклинания, чтобы люди, знающие меня десять лет назад не задавались вопросом о том, как удаётся мне сохранить внешность молодой девушки. Позже, лет через двадцать-двадцать пять, наброски «стареющей вуали» сгладят углы для соседей и знакомых.

Либо мне придётся покинуть этот дом. Переехать в место, где меня никто не знает.

Чашка свежесваренного кофе ждала меня на столе. Под блюдцем я заметила кусочек оторванной бумаги и перевернула. Красивым, вычурным почерком, уже двенадцатое утро подряд одно лишь слово: «Прости».

Алек. – подумала я и вспомнила нашу встречу две недели назад.

– Невероятно.

Этот голос. Я не слышала его голос три года. Три. Грёбанных. Года. А он стоит и светится? Буквально искрится радостью, поглаживая оперение моей дочери.

Даниэла.

Я перевела взгляд на покрасневшее лицо девушки и бросилась к ним, протягивая к ней руки. Алек, словно опомнившись, убрал загорелую ладонь, которой обхватил талию Даниэлы и подтолкнул девушку вперёд. Она обернулась на него, будто спрашивая о чём-то, на что Алек еле заметно кивнул, не стирая с лица улыбки.

– Мам, – она всхлипнула и, шагнув со ступеней, её ноги немного подкосились. – Проклятье! Какие они тяжёлые.

Я провела пальцами по её лицу, убирая мокрые капли под глазами.

– Как такое возможно… – Прошептала я, осматривая лицо дочери. – Как ты, милая? Как это произошло?

Даниэла провела руками по пышным каштановым волосам, смахивая их назад и те, зацепившись за когтистый угол крыла, заставили её выругаться.

Я поджала губы, чтобы не отпугнуть её; зелёные глаза сверкнули, когда она обратила внимание на моё выражение лица.

– Я… прости, мам. Честно я не понимаю. – Девушка дёрнула плечом, отчего крыло поднялось вверх, сбивая стоявшие рядом кресла. От порыва ветра картины вздрогнули на стене. Несколько упали и стеклянные рамки разбились. Ваза с букетом пионов упала с кофейного столика и разбилась, заливая бежевого цвета ковёр. Ручной работы. Из Милана. От мастера, что умер несколько лет назад. – О, дедуля…

Интонацией, словно она разочаровала всех предков, что существовали на свете, произнесла Даниэла. Её губы задрожали, она поморщилась, словно маленькое движение причиняло ей неописуемую боль.

– Вдохни. – сказал Алек, встав рядом и имитируя глубокий вдох. – Просто представь, как они исчезают. Давай. Вдох… Выдох. – он закрыл глаза и следом открыл один, посмотрев на Даниэлу. – Закрой глаза, Карамелька, доверься мне.

Меня задушило противоречие: съездить по смазливой роже или дать возможность объясниться, где носило его чёртов зад?

Когда у Данте впервые прорезались кости крыльев, на которых только-только стало появляться оперение, чёрного, невообразимо чёрного цвета, Алек появился на следующий день и принялся обучать его азам полёта и «сожительства» со своими вторыми руками, как он их назвал.

Он пробыл с Данте около двух недель, пока тот не научился управлять ими. После передал его Коулу и Дино для дальнейших упражнений, которые требовались для укрепления мышц спины и мышечной ткани крыльев. Когда он снова попрощался, перья Данте уже сверкали, будто сверху на них лёг звёздный покров ночного неба.

– Мне больно, – сказала Даниэла шёпотом, стыдясь своей слабости. Её щёки порозовели, но она упорно продолжала повторять за Алеком. – Почему они такие тяжёлые?

Меня мучил другой вопрос: почему они вообще появились и так поздно? Я перевела взгляд на Алека. Тот нервно закусил нижнюю губу, будто сам пытался найти ответ на мой вопрос.

– Твои мышцы не подготовлены, Дани. – проговорил Данте. – Твоё тело… Оно слишком хрупкое для такой ноши.

Каждый раз удивляюсь быстрой смене настроения своего сына. Данте подошел ближе к сестре, осматривая сердцевину крыльев. Он поднял руку и провёл по пересечению. Я заглянула за её плечо и увидела, как он поспешно убрал ладонь, когда Даниэла вздрогнула. На его пальцах осталась кровь.

– Рэни, – сын перевёл взгляд на ведьму, – можно тебя.

Я поспешно подошла к Данте, боясь смотреть на то, почему его голос стал таким… Не терпящим возражений. Повелительным.

– Боже. – Я зажала рот рукой. Господи. Боже мой. Данте обнял меня, и притянул к себе, отворачивая от сочащейся раны. Моё сердце заколотилось в разы быстрее.

– Мам. – Он потряс меня, но моё тело словно застыло. Капли крови падали на пол и меня замутило. Мои виски будто пульсировали. Я начала хватать воздух, но кислород словно перекрыли. Красные всполохи перед глазами стали размываться, превращаясь в одну большую прозрачную красную жидкость. Пространство сгустилось, погружая меня в вакуумный купол. – Мам, посмотри на меня.

– Проклятье! – Кажется это был голос Рэн.

Я хотела кивнуть. Хотела сказать что-то. Слова застряли в горле. Я подняла руки к шее. Что-то удерживало, не давало вдохнуть. Я стала задыхаться, слыша тонкие отголоски знакомых голосов вокруг.

Только не снова.

Только не сейчас. Пожалуйста. Хватит.

Я не почувствовала, как сын вытер пот, лившийся с моего лба; размыто увидела движения его ладоней над моим лицом. Ресницы могут болеть? Потому что я отчётливо почувствовала, как они болят. Словно крошатся.

Не закрывай глаза. Только не закрывай глаза.

Там темно. Там кровь на руках. Тела без конечностей. Там порезы и шрамы.

Там он.

Ты должна успокоиться. Всё в порядке. Я рядом. С тобой всё в порядке.

Обволакивающий голос проник в голову. Я стала лихорадочно искать то, за что можно зацепиться, чтобы не потерять связь с реальностью.

Картины, рояль, лестница. Стекло, звук падающих капель со столика. Пионы.

Данте. Его глаза. Родинка, аналогичная моей, над густой, тёмной бровью. Закрученные ресницы.

– Всё в порядке. – повторил тот же голос, только, словно моложе. Я почувствовала прикосновение горячих пальцев к плечам. Данте сильнее надавил на них, зная, что нужно делать возвращая меня к реальности. – Вот так. Ты чувствуешь мои руки? Я здесь.

Рэн за моей спиной что-то сказала, на что Данте раздражённо рыкнул. Маленький глоток воздуха вскружил голову и я пошатнулась. Другие, сильные руки подхватили меня за талию. Сын перевернул кресло, которое несколько минут назад перевернулось вверх ножками. Я села, всё так же борясь с трясущимися руками. Рэн увела Даниэлу на кухню. Загремела посуда и я вздрогнула от звука бьющегося стекла.

– Это нормальная реакция её тела, – сказал Алек, взяв меня за руку. – Всего лишь разрыв, который уже зажил, слышишь? – он говорил не переставая, отвлекая моё внимание, пока Данте вытер с пола несколько капель крови. – Есть некоторые демоны, крылья которых освобождаются позже обычного. Такая реакция неподготовленного тела, – это нормально, малышка. Всё уже в порядке. У Дани получилось убрать крылья…

Я отдёрнула руку, всё ещё пытаясь восстановить дыхание и успокоить невыносимо быстрый ритм сердца. Алек щёлкнул языком и сел на корточки напротив меня, положив руки на мои колени.

– Ты не рада меня видеть, – прошептал он и кивнул сам себе, не дождавшись от меня ответа. – Я могу всё объяснить…

– Объяснить? – Во мне забурлила такая ярость, что я еле сдерживала себя.– Я думала ты умер! Я оплакивала тебя после того, как ты перестал откликаться на зов! И как ты можешь объяснить это?

Данте затих, смотря на нас. Он не раз становился свидетелем наших ссор из-за нестабильного поведения Алека.

– Ты ведь обещал. – слова прозвучали резче, чем я хотела. – Ты обещал мне, что это прекратится. Господи. – Я запрокинула голову, не давая стечь слезам от внутренней боли.

Алек медленно поднял руку, будто собирался погладить разъярённое животное, готовое наброситься на него. Прикоснулся к моему подбородку и опустил лицо на себя.

– Я обещал. Я говорил тебе: последняя проверка и всё закончится. Я вернулся и больше никуда не уйду. – В его взгляде было столько боли, которую я физически могла прощупать. – Клянусь. Всё закончилось.

Данте прикоснулся к моему лбу, оценивая состояние. Оперевшись о косяк двери стояла Рэн с приподнятой бровью, она покачала головой, смотря на Алека и махнула рукой, позвав нас к себе.

– Почему они появились? – спросила я у Алека, не смотря на него, и не желая больше развивать ту тему. – Мы ведь думали, что у Дани гены ведьм взяли верх над демонической сущностью.

– Сам не понимаю, – сказал Алек, но при этом едва сдерживал улыбку. Мне захотелось его пнуть. – Это… из-за вида крови?

«Это» – он назвал приступ паники. Леденящая дыра в моей душе, от которой я никогда не смогу избавиться. В нашем доме нет ничего красного. Ни мебели ни предметов. Я не могла рисовать и замешивать краску этого цвета долгое время. Больше пяти лет я избегала всего, что хоть отдалённо напоминало этот оттенок. Даже закат пугал меня.

Со временем я справилась.

Мои дети, Рэн с Мими и обе бабушки окружили меня заботой и поддержкой. Я не могу вспомнить или, скорее, не хочу вспоминать, как прошел первый год после родов и… его гибели.

Я уже была в аду. Но то, что происходило со мной… Этому нет названия.

Бесконечный холод. Лица тех, кого больше нет рядом. Нет запаха. Нет прикосновений или голоса. Ничего. Только кровь.

Отвратительное ощущение липкости на руках.

Я не заметила, как подошла Даниэла и прикоснулась к моему плечу. Она нервно улыбалась, словно считала себя виноватой в случившемся.

– Прости, мам. – Дочь поцеловала меня в щёку и нежно обняла. Она положила подбородок на моё плечо и тихонько опустилась на корточки рядом с моими ногами.

– Милая, ты ни в чём не виновата, – я погладила её по волнистым волосам. – Это ведь чудо. Правда чудо, – добавила я после того, как она с прищуром посмотрела на меня, отодвигаясь. – Теперь вы оба можете летать. Я помню, как ты плакала от того, что у Данте есть крылья, а у тебя нет.

– Это было больше десяти лет назад. – С укором ответила она. – И к тому же…

– К тому же, – промурлыкал Алек, ослепительно улыбаясь и пристально осматривая её спину на которой не было и намёка на крылья и следы их проявления. – У неё был я. И Дино пару раз поднимал её в небо. Теперь же, у тебя появится возможность почувствовать и полюбить полёты, ветер и небо.

– Не думаю, что смогу так скоро сделать это. – Даниэла поднялась и отступила на шаг, её голос задрожал, но она гордо вскинула подбородок.

– Я научу тебя, – твёрдо ответил ей Данте и с усмешкой добавил:

– Не могу пропустить момент, когда ты свалишься своим прекрасным личиком в какую-нибудь неприятной содержимости кучу.

Когда мы вместе уверили Даниэлу, что всё будет в порядке, отправились проверить место проведения их выпускного. Первым делом Алек предложил набросить на пляж защитный купол. Официальная часть с родителями других учеников и самих детей, пройдёт в школе Браудера и у нас дома в более расслабленной обстановке, а после, поздней ночью, прибудут гости из далёких, жарких мест. Именно для этого мы и искали это место.

Баландра пляж, с невероятно тёплой и прозрачно-голубой водой. Лагуна расположена в скалах и окружена покровом из песка и мелкого камня. Это позволит нам поставить музыкальную аппаратуру, стойки с напитками и лежаки для тех, кто захочет провести время у мелководья.

За несколько дней до выпускного Алек вызвал Дино, что задерживался из-за приезда в академию новых студентов. Они занялись куполом, который отгонит любопытные глаза людей и сделает невидимым этот участок земли на сутки. Мими, Рэн и Даниэла отправились в Мексику за платьями и аксессуарами, а я занялась подготовкой дома. Коул забрал Данте в Ад. Самаэль решил провести внука по всем недрам Преисподней и показать, что его ждёт, если тот не передумает поступать в колледж в мире людей.

Вероятно, что у Сатаны была мысль отговорить Данте от поспешной выучки. Мне показалось, что Самаэль пытается загладить некоторые упущения в отношениях с внуком, те, что упустил с сыном. Но Данте оказался намного упрямее, чем мы все вместе взятые. Его главная цель, как мне кажется, доказать дедуле, что он способен на большее. И это правильно. Как бы я не противилась мыслям о том, что восемнадцатилетнему парню придётся проходить испытания к которым юных демонов, рожденных в аду, готовили с детства, он выстоит. Коул, перед отправкой, проверил его навыки и тихонько хмыкнул осознавая, что тот превосходит их по силе в таком юном, по их меркам, возрасте.

Даниэла же приняла решение окончить академию ведьм и колдунов и только после этого поступить в Иллинойский институт искусств. Ещё в четырнадцать она заявила о своём желании познать и погрузиться в изучение магии и традиций клана своей прабабушки.

Аделаида была в восторге, узнав, что Даниэла изучает ведьминское дело и нашу основную задачу в мире людей. Не сказать, что я не была рада такому повороту событий, ведь кто-то же должен из нашего рода пойти по стопам верховной, власть которой за двадцать лет перевалила. Теперь у Аделаиды в подчинении не два района Чикаго, а весь город. Кому, как не ведьме-полукровке с демоническими крыльями принять её пост в будущем?

Данте, какими бы талантами не обладал, интересовало, по большей части военное дело и все тонкости управления армией своего дедушки. Сатана разделял возможность претендовать ему на трон так же, как и законное право Дино, который, что и делал так это отмахивался от данного «подарка».

Даниэла, что кажется хрупкой с виду девушкой, безупречно орудует напильником по камню и с каждой законченной работой адекватно её критикует и постоянно совершенствуется. Она могла часами проводить время в моей мастерской. Впервые я заметила тягу дочери к искусству, когда она сотворила из земли и воды несколько комочков глины и маленькими пальчиками слепила хрупкую птицу. С тех пор я разделила мастерскую на две зоны. Моя, с кляксами красок, палитрами и холстами и её с бюстами, мешками глины и инструментами для работы с камнем.

Что же касается меня…

Когда я стала приходить в себя и быть более менее похожа на прежнюю Вики, Лилит рассказала мне, что Люцифер готовился к тому, что его не станет. Она рассказала о том, что он собирался делать в тот день, когда меня похитили.

Он хотел, чтобы я стала его женой.

Лилит отдала мне несколько сложенных листов бумаги, исписанных красивым, отточенным веками почерком и толстую папку с кипой документов внутри. В некоторых местах, на исписанных листах, были видны отпечатки его рук, от того, как он держал наконечник ручки слишком близко к пальцам. Чернила оставили свой след как подтверждение, – он не думал об аккуратности и деликатности, когда писал эти строки.

Люцифер писал о своих тайнах. Тех, о которых никто не знал. О местах, куда он сбегал, желая побыть наедине с собой. О своих чувствах и любимых годах, проведённых на земле. Он рассказал о том, куда мечтал отправиться вместе с нами. Со мной и сыном.

Он погиб, спасая не только сына, но и свою дочь.

Когда-то я не желала слышать о его смерти… Я совершала глупости, ужасные, те, которые могли навредить нам. Мне и моим детям. Я обращалась к древней магии, надеясь, что она подскажет, как мне увидеть его. Я не мечтала о том, что он вернётся. Но мне так хотелось… Я хотела просто почувствовать его. Увидеть его взгляд и сказать, какими глупцами они были, устраивая чуть ли не кровавые бани, когда дрались из-за пола ребёнка. Я хотела, чтобы он увидел, каких прекрасных детей мы создали. Увидел, что я ни о чём не жалею и всегда буду любить его за то, что он подарил мне их.

Он писал о том, когда впервые понял, что влюблён в меня.

В тот день ты сказала, что станешь моей Ахиллесовой пятой. А я сказал, что ты до беспамятства в меня влюбишься. Я стоял за твоей спиной и, увидев, как ты встряхиваешь коробку с печеньем, в том ужасном месте с кучей народа, проверяя, каким-то странным образом количество шоколадной крошки, я понял, что пропал. Я был готов вырвать своё сердце прямо там и преподнести тебе на алтарь. Ты так смеялась шуткам Алека и вела себя настолько естественно и открыто. Мне казалось, что ещё немного и пол под твоими ногами расколется, открывая для тебя проход в ад. Ты бы приземлилась прямо на трон, где тебе было самое место. Я бы одел на твою голову корону, украшенную рубинами и поклялся бы защищать тебя до конца жизни.

Я понял, что люблю тебя, когда ты открылась передо мной. Когда приняла всего меня без исключения. Ты никогда не разделяла меня и мою сущность, как это делал я или другие. Ты приручила моего демона. От злобных рыков осталось лишь мурчание котёнка. Ты не боялась меня, когда впервые увидела его. Ты подалась ему навстречу, когда он позвал тебя. Я принуждал тебя, ставил условия и придумывал поводы как можно приблизиться к тебе, а ты пошла на это, не боясь последствий.

Я полюбил тебя ещё сильнее, когда на мою руку села бабочка, вызванная семейным заклятием. Она была прекрасна, знаешь. Ты не видела её, но это воспоминание вплетено в память нашего ребёнка. Когда он вырастет, то обязательно спросит об этом. Он будет знать, как сильно я любил тебя в тот момент. Как сильно я испугался того, что натворил. Мне было страшно, Вики. Я боялся, что ты откажешь, но не имел право подать виду. Я понимал, что не мог давить или принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь, но это… То, что ты подарила мне – самое прекрасное из всех моих творений. Я уверен. Так оно и будет.