Текст книги "Кто не спрятался — я не виноват (СИ)"

Автор книги: SashaXrom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1 ==========

Спортивная площадка сразу за школой – их место. Никто сюда и не сунется, пока идёт перемена, потому что знают – неприятностей не оберёшься.

Даже учителя не связываются с ними – у одиннадцатого «Б» очень дурная слава – никому не хочется привлекать к себе внимание Кости Завьялова и его друзей – слишком насмешливые, слишком язвительные, за словом в карман не полезут. Поэтому они спокойно, кто, рассевшись по перекладинам турников, кто, развалившись на скамейках, лениво переговариваются, не скрываясь курят, зная, что нет таких сумасшедших, кто посмеет потревожить их.

Костя, не торопясь поправляет русую чёлку, сбившуюся на лоб, смотрит на Семёна Горохова, черноволосого и коренастого, усмехается и спрашивает:

– Ну что, с Катькой вчера было?

Горохов с раздражением отмахивается от вопроса друга:

– Да динамо эта Катька, цену себе набивает.

Костя сплёвывает на землю и как бы мимоходом бросает:

– Ну, не знаю, мне сразу дала.

Лёнька Авдеев с восхищением смотрит на их лидера:

– Да кто бы сомневался насчёт твоего таланта по мозгам ездить.

Костя довольно скалится:

– А это надо знать, что говорить и как говорить – бабы любят ушами.

Тут ребята откровенно ржут, а Лёнька, просмеявшись, уточняет:

– Ну, я надеюсь, ты их не только туда любишь.

Завьялов неопределённо пожимает плечами, потягивается и смотрит на время:

– Надо идти – урок уже минут десять идёт.

– Неохота, – зевает Горохов. – Тоже мне урок – литература. Сочинение мы в декабре уже написали, так что на литературу можно спокойно забить.

– Да ладно вам, – спрыгивает с турников Стас Баранов. – Тут осталось учиться два месяца, и здравствуй свобода – взрослая жизнь, и прощай родители и крепостное право.

– Какая тебе взрослая жизнь, Бараш? – Смеётся Завьялов. – Или ты банк ограбил, чтобы родокам ручкой помахать сразу после вручения аттестата?

– Да это я так, – сразу теряет свой восторженный вид Баранов, – метафорически.

Мальчишки снова хохочут, а Костя хлопает одноклассника по плечу:

– Вот свои познания в области метафор ты Ирине Николаевне на литературе сейчас и покажешь. Ладно, идём, пацаны. Как же без нас – и урок – не урок.

В коридорах школы пустынно – все на занятиях, и только их шаги раздаются в полнейшей тишине, отталкиваются от стен и гулким эхом разносятся дальше.

Они останавливаются перед кабинетом литературы, откуда раздаётся воодушевлённый голос Логиновой Ирины Николаевны:

– Бесспорным остаётся то, что имя Льва Николаевича имеет значение не только для русской литературы, но для литературы всего мира. Ярким примером может являться лекция, которую читал Владимир Набоков в одном из американских университетов. В полнейшей темноте он по очереди зажигал светильники и произносил имена русских классиков: Пушкина, Гоголя, Достоевского. На каждый светильник – одно имя. А потом подошёл к окну, сдернул вниз все шторы, так, что аудиторию залило потоком солнечного света, и тут произнёс имя Толстого. Понимаете, всю метафоричность этого действия, ребята?

Тут Завьялов распахивает дверь кабинета и вталкивает впереди себя Баранова:

– Ирина Николаевна, Бараш всё насчёт метафоричности понимает. Можно, мы войдём?

Учительница несколько секунд растерянно смотрит на вошедших, потом обречённо машет рукой:

– Садитесь. Сколько раз я вас просила не опаздывать, вы же отвлекаете и меня, и весь класс.

– А это, Ирина Николаевна, вместо физминутки, – фыркает Лёнька, усаживаясь на своё место.

– Ну, какие физминутки, Авдеев, в одиннадцатом-то классе, – укоряюще говорит учительница, – вы без пяти минут абитуриенты.

Костя поворачивается к учителю и снисходительно улыбается:

– Не торопитесь, Ирина Николаевна, выбрасывать нас во взрослую жизнь. Это вон Бараш мечтает об этом. А мы ещё вот эти пять минут побудем лучше детьми. Можно? Так что там с Львом Николаевичем?

– Садитесь уже, Завьялов, – вздыхает Логинова. – Так вот, ребята, как вы понимаете, этой демонстрацией Набоков как раз и хотел показать всю значимость имени Льва Николаевича для всей мировой литературы.

Костя слушает учительницу вполуха, вполне можно было и не приходить на урок, сейчас, в конце учебного года, выпускные классы, конечно, ещё под контролем, но все понимают, что это уже финишная прямая, с которой свернуть никому не удастся, а уж тем более, кого-то с неё выбросить.

Костя зевает, открывает тетрадь, рисует на полях какую-то ерунду, потом косится в сторону Кати Поповой, подмигивает ей и кивает в сторону Горохова. Катя краснеет, опускает глаза вниз и поджимает губы.

С девчонками Костя никогда не церемонился: дала – отлично, не дала – найдём другую. Как говорит его отец, зачем нужны серьезные отношения, если ты сам ещё не вполне серьёзен. Вот после института, армии, там можно подумать и об этом, а сейчас – гуляй, пока молодой. И Костя гуляет. С кем можно, и сколько можно. Со всеми сразу и ни с кем в отдельности. Он не чувствует своей вины, он никому ничего не обещает, он в курсе, что слава о нём бежит впереди него, и девчонки сами знают, с кем они связываются. А если они идут на это, значит, и все риски тоже должны учитывать. Хотя девичья наивность насчёт того, что именно она – одна такая, несравненная, исправит его, влюбит в себя – живёт в сердце каждой, кто уходит с ним вечером погулять, в надежде, что и утром он ей тоже улыбнётся.

Но Косте становится скучно уже после первого секса, реже после второго, в единичных случаях после недели так называемых отношений. И он ищет новых ощущений с новой девушкой, а ощущения, как специально, все такие одинаковые, что неинтересно становится почти сразу же.

Вот и Катя Попова, сидит на первом ряду, за второй партой, тоже ведь надеялась на что-то. Ну, а как же, красивая, умная, весёлая – кто же откажется от её благосклонного взгляда, тем более, что не каждого она этим взглядом одарит. А вот его, Костю, одарила и не раз, и не два – и в третий бы раз одарила, сама просила, но не впечатлила школьная королева, не царапнула.

Завьялов усмехается, снова смотрит на Попову пристально, вспоминает о её закушенных губах и крепко зажмуренных глазах, прерывистом дыхании, вспоминает и переводит взгляд на соседку Кати – невысокую и худенькую Олю Реутову, скромную и тихую отличницу, практически уже медалистку.

Разглядывает её оценивающе – нет, такая точно с ним не пойдёт, она в обморок от страха упадёт, если он просто подойдёт к ней. Да и с такими вообще лучше не связываться – набежит потом вся королевская рать в виде недремлющих родственников с требованиями жениться без права переписки.

Урок плавно подходит к завершению, а Ирина Николаевна уже объявляет задание на дом:

– На следующем уроке мы с вами обсудим роман Льва Николаевича «Анна Каренина». Очень хочется надеяться, что вы его прочитали.

– Надежда умирает последней, – фыркает Авдеев, смешно морща конопатый нос. – А в данном конкретном случае умирать последней будет всё-таки Анна.

– Обнадёживающее начало, Леонид, – улыбается Логинова и выходит из класса.

– У Ирочки хоть потрепаться на уроке можно, – потягивается Горохов. – А вот сейчас сорок минут с Клеопатрой. Вот тут мы сдохнем. Может, свалить? – он выжидающе смотрит на Костю, а тот пожимает плечами:

– А смысл? У нас экзамен по математике, так что сиди и впитывай знания, Сёма, – он хлопает приятеля по плечу и разваливается на своём стуле, откинув голову на задний стол.

– Пацаны, – в класс вваливается запыхавшийся Бараш. – Я сейчас мимо учительской проходил, ну и кое-что случайно услышал…

– Кое-что случайно подслушал, ты это хотел сказать? – смеётся Горохов.

– Да какая разница, – отмахивается от его слов Стас. – Короче, у нас новенький.

– В смысле? – Авдеев недоверчиво хмурит брови. – Какой новенький может быть в конце учебного года, да ещё и в выпускном классе?

– А вот это-то самое интересное, – торжествующе говорит Баранов. – В старой школе был какой-то скандал, я не особо понял, о чём они говорили, но мелькнула фраза насчёт нетрадиционной ориентации.

– Чего-о-о-о? – недоверчиво тянет Завьялов. – Какой ещё нетрадиционной ориентации? Они к нам гомика, что ли, в класс хотят подсунуть?

– Ну, а что, – довольно ухмыляется Горохов, – сам же говорил, что скука полная, вот мы и развлечёмся. Пусть приходит – пара дней, и про старую школу он со слезами вспоминать будет и обратно проситься.

– Пиздец ему, – с отвращением сплёвывает прямо на пол Костя и презрительно кривит губы.

========== Часть 2 ==========

Новый день обещает быть полным событиями, ведь именно сегодня в класс должен прийти тот таинственный новенький, о котором вчера только и было разговоров в одиннадцатом «Б».

Костя с друзьями с самого утра сидят на ступеньках школы в ожидании своей новой жертвы, чем неимоверно удивляют спешащих на работу учителей.

– Сегодня какой-то праздник? – Обращается к ним социальный педагог Марина Викторовна, совсем ещё молодой специалист, только в прошлом году окончившая университет. – Завьялов и его команда до начала занятий около школы? Небывалый случай.

– А они просто с вечера, наверное, не уходили, – смеётся открывающий перед ней двери физрук Павел Игоревич, единственный мужчина на весь педагогический коллектив и поэтому пользующийся огромной популярностью среди незамужних учительниц. – Любят ребята школу, проститься с ней не могут.

– Шутник, – цедит сквозь зубы Семён. – Его в цирк не взяли, так он сюда устроился.

– В школу-то они пришли, а вот что на урок вовремя попадут – не факт, – подытоживает подошедшая Ирина Николаевна и, улыбаясь, смотрит на ребят. – Удивите нас, а, мальчики? На урок, да ещё до звонка? Справитесь?

– Что вы, Ирина Николаевна, с нами как с детьми, – смотрит на неё Костя. – На слабо берёте. Не сработает.

– Вас не поймёшь, Завьялов, – делано удивляется Логинова. – То вы дети, то уже нет. Где та невидимая граница, которая определяет степень вашей идентификации?

– Ирина Николаевна, – Баранов смотрит на неё непонимающим взглядом. – А это вы с кем сейчас говорили? Я ничего не понял.

– А я и не удивляюсь, Станислав, – вздыхает учительница. – Вы же меня на уроках в течение одиннадцати лет почти не слушали, и очень огорчили меня, когда вместо того, чтобы отправиться в какой-нибудь техникум, явились в прошлом году в десятый класс.

– Куда друзья – туда и я, – гордо отвечает Баранов, шмыгает курносым носом и оглядывается на одноклассников.

Ирина Николаевна на это только вздыхает, качает головой и, проронив:

– И всё-таки постарайтесь не опаздывать, – скрывается за дверьми школы.

– Слушайте, а мы точно его не пропустили? – всматриваясь в толпу школьников, спрашивает Лёнька.

– Да точно, – убеждённо отвечает Горохов. – Все знакомые лица. Уж такое бы чудо я точно не пропустил бы.

Баранов от нетерпения подпрыгивает на месте:

– Так хочется посмотреть на живого пидора. Никогда близко таких не видел.

– Да по-любому какое-нибудь задроченное чмо в бабских тряпках, – сплёвывает Горохов. – Такое и бить-то надо поосторожнее, ещё прибьём ненароком.

Завьялов смотрит на время, потом недовольно на своих друзей:

– Сейчас звонок будет, может, он сегодня и не придёт. Ссыканул, наверное. Идём – будем хорошими мальчиками на радость Ирочке.

– А говорил – не сработает, – насмешливо фыркает Горохов и подталкивает Костю плечом. – Всё-таки Ирочка не зря ещё и психфак заканчивала, умеет в голову забраться.

– Отвали, – лениво отмахивается от него Завьялов. – Зачем обострять, когда можно не обострять.

Они входят в класс со звонком, Ирина Николаевна с удивлением, но, тем не менее, довольно улыбаясь, дожидается, пока все займут свои места, и начинает урок.

– Чтобы понять причины такого трагического исхода в судьбе главной героини романа, необходимо знать всю суть положения женщины в то время. Почему женщина, оказавшись в такой трудной ситуации, не смогла найти из неё выход.

Ирина Николаевна всегда строит свои уроки на диалоге с учениками, именно на её уроках они могут высказать своё мнение, не боясь, что оно может оказаться неправильным и идущим вразрез с мнением самого учителя.

– Почему, почему… – Завьялов хмыкает и обводит взглядом женскую половину класса. – А потому что бабы любят себе проблемы выдумывать на ровном месте. Сама придумала, сама обиделась, сама из этого трагедию сделала. Не подумала ни о ком, кроме себя несчастной. В свет она, видите ли, не могла выходить. В итоге не только сама под колеса, но и Вронскому всю жизнь испохабила до такой степени, что он после этого только и мечтал, как бы его на войне убили поскорее.

– Все беды от баб, – авторитетно поднимает указательный палец Авдеев.– Правильно говорил Базаров – тут только одна физиология, и нечего сопли разводить.

– И где он в итоге оказался, твой Базаров со своей идеологией? – с вызовом парирует ему Катя Попова, откидывая назад косу. – Скуксился сразу, как только ему Одинцова отказала, побился головой о стены – вот и сказочке конец – могилка под тенью ёлок. Душераздирающая история.

Ирина Николаевна улыбается и поднимает руку, чтобы привлечь к себе внимание, но тут в дверь стучат, и на пороге стоит социальный педагог Марина Викторовна:

– Так, одиннадцатый «Б», к вам зачислен новый ученик, Макаров Никита. Сейчас он получает учебники, а к концу этого урока или на следующий придёт в класс. Будьте дружелюбны – я в вас верю.

С этими словами Марина Викторовна кивает Логиновой и закрывает дверь.

– Да мы само воплощение дружелюбия, – фыркает Баранов и весело смотрит на друзей. – Окружим новенького вниманием и заботой.

– Что-то не нравится мне ваш настрой, ребята, – скептически обращается к ним Ирина Николаевна. – Что вы задумали?

– Вы сомневаетесь в нашем дружелюбии? – Завьялов открыто улыбается ей в лицо, не отводя взгляда, а Ирина Николаевна почему-то краснеет и сжимает в руках книгу.

– С вами, Завьялов, любой разговор превращается в поход по топкому болоту – не знаешь, куда наступить, чтобы не промахнуться.

– А вы не переживайте, Ирина Николаевна. У вас в руках весь опыт мировой литературы. Уж кто-кто, а вы сумеете выбраться из любой трясины.

До конца урока ребята в нетерпении поглядывают на дверь и в дальнейшей дискуссии не принимают участия, как ни старается Логинова вывести их на продолжение разговора.

На перемене Баранов, комкая в руках лист бумаги, предлагает:

– А давайте встретим нашего гостя с фиалкового поля салютом. Ну и дружелюбие проявим и внимание окажем. А?

– Каким ещё салютом? – Костя переводит взгляд от двери на Стаса.

– Ну, а что. Он войдёт, а мы в него немного покидаемся, а чтобы сразу знал, что не в сказку попал.

– Что за детский сад, – с неудовольствием пожимает плечами Завьялов, но друзья встречают идею Баранова с таким воодушевлением, что Костя сдаётся и вместе с ними всю перемену катает бумажные шарики для приветственного салюта.

– Вы что, реально, на уроке Клеопатры хотите вот это учудить? – Катя смотрит на них, как на умалишённых, а Горохов отодвигает её от парты и нравоучительно поясняет:

– Тут самое главное – суметь учудить, а где и когда – это уже дело техники.

Попова крутит у виска пальцем, но больше не спорит.

Урок математики у Клеонары Павловны Осиповой как обычно проходит в полной тишине – эта высокая, хмурая женщина лет шестидесяти не терпит ни малейшего нарушения дисциплины, объясняет материал сухим безжизненным голосом, зорко следя за теми, кто отвлекается. Тем не менее, Костя умудряется задремать, прикрывшись учебником.

Сквозь дремоту он слышит размеренный монолог Осиповой, объясняющий очередное задание предстоящего экзамена, затем стук в дверь и чей-то голос, спокойный и неторопливый:

– Здравствуйте, это одиннадцатый «Б»?

– Да, – раздаётся ответ математички. – Вы Макаров?

– Да.

Тут в мозг Завьялова посылается сигнал о предстоящей шалости, и он одновременно совершает два действия: открывает глаза и на автомате бросает вперёд приготовленный заранее кусок скомканной в шар бумаги.

По громкому «ой» ребят и гневному окрику Клеонары Павловны, разносящимся в тишине класса, он понимает, что бросок был удачным, и смотрит на того, кто только что переступил порог их класса.

Прямо у доски стоит высокий плечистый парень, темноволосый, очень коротко стриженный, с квадратным подбородком и крепко сжатыми челюстями. Под школьной формой угадывается хорошо прокачанное тренированное тело, глаза прищурены и с вызовом смотрят на новых одноклассников. Он кривит губы, подкидывает на ладони только что пойманный им перед своим лицом бумажный комок, затем улыбается и преувеличенно вежливым тоном говорит:

– А мы с вами подружимся.

Ещё раз улыбается и идёт между рядами к свободному месту за последней партой. Проходя мимо парты Кости, он кладёт скомканный лист перед ним:

– Ты обронил…

Завьялов оглядывается на своих друзей, которые, словно окаменев, так и застыли с приготовленными, но так и не отправленными по направлению к заданной цели бумажными снарядами.

========== Часть 3 ==========

– Ты с чего решил, что это о нём в учительской говорили? – Костя выключает воду и гневно смотрит на Баранова в зеркало перед раковиной в школьном туалете.

– Ну, а о ком ещё-то? – Стас запускает пятерню в растрёпанные волосы и растерянно пожимает плечами. – У нас в школе больше новеньких нет.

– Да не похож он на пидора, – вклинивается в разговор, вышедший из кабинки Авдеев. – Он скорее похож на тех, кто этих пидоров месит.

– А, может, и месит, – задумчиво произносит Горохов. – Только не в том смысле, о котором ты сейчас. Надо эту тему пробить.

Баранов с готовностью подхватывает:

– Я пробью. Надо вывести его на чистую воду.

Завьялов вздыхает:

– Да уж, ты пробьёшь. Ты у нас мастер по классу «накосячить».

Стас виновато опускает глаза:

– Да кто же знал-то…

Авдеев подсаживается на подоконник к Горохову, который курит в приоткрытое окно, и подносит зажигалку к сигарете. В туалет на третьем этаже никто даже и не суётся, школьники испуганно выскакивают обратно, плотно прикрыв двери, как только видят, кто находится внутри.

Завьялов подходит к друзьям, протягивает руку:

– Дай затянуться.

Семён удивлённо смотрит на него:

– Ты же не куришь.

– Да что-то нервяк поймал, – морщится Костя, сжимая сигарету длинными пальцами, которые когда-то так восхищали его мать, что она даже отдала его в музыкальную школу по классу фортепиано. Продлилось это, правда, недолго, стоило мальчишке чуть подрасти – он яростно взбунтовался против благотворного влияния искусства на свой организм.

Мать Кости, происходившая из какого-то обедневшего дворянского рода, мечтала, что её сын разделит с ней все её увлечения, что именно с ним она будет долгими зимними вечерами рассуждать об особенностях классицизма, спорить о новых тенденциях в области живописи, ходить в театры, на выставки и в музеи. Но сын, к её великому огорчению, несмотря на то, что был очень похож на неё внешне: привлекательный, высокий, стройный, с нервной и подвижной мимикой лица – не желал встраиваться в её картину мира, и вместо того, чтобы ходить в художественную или музыкальную школы, записался на баскетбол. Потом было плавание, лёгкая атлетика – в общем, что угодно, только не то, о чём она мечтала, когда решила завести ребёнка.

Завьялов затягивается, а позади них в этот момент раздаётся насмешливый голос:

– Курение – первый шаг к импотенции.

Костя, поперхнувшись, натужно кашляет, а Никита Макаров невозмутимо и медленно идёт к ближайшей кабинке.

– Э-э-э, – угрожающе начинает Горохов, – вышел, давай, отсюда.

– Я по ошибке зашёл в вип-туалет для избранных? – делано удивляется Макаров и подмигивает. – Не волнуйтесь, девочки, я никому не расскажу о ваших маленьких шалостях.

Авдеев хлопает по спине всё ещё кашляющего Костю, а Семён спрыгивает с подоконника:

– Ты что такой борзый? – с вызовом спрашивает он вышедшего из кабинки Макарова. – Только пришёл и уже выколупываешься.

– Так нет у меня времени вливаться в ваш дружный коллектив, – снисходительно и весело объясняет Макаров. – Экзамены на носу. А вообще, – поворачивается он к опешившим парням уже на выходе из туалета: – Пока вы тут в королей играете, там под дверями малышня писается.

Дверь за Никитой закрывается, а Горохов поворачивается к Косте:

– Это что сейчас было?

Завьялов раздражённо пожимает плечами – слишком давно их авторитет в школе был непререкаемым, слишком они привыкли, что завоевали своё право на лидерство, слишком расслабились на своём троне, который заняли ещё в средней школе.

А тут он – наглый, мутный, с сомнительным прошлым. И неизвестно, как оно есть на самом деле, и как вести себя в этой ситуации.

– Ты, короче, и в самом деле, – смотрит Костя на Баранова, – пробей-ка, за что его турнули со старой школы.

– Ещё бы узнать, из какой он школы перевёлся, – задумчиво говорит Лёнька.

– А это без проблем, – моментально отвечает Баранов, выходя с друзьями из туалета, и кричит проходящий мимо Марине Викторовне. – Здравствуйте, какая вы сегодня красивая.

– Спасибо, Стас, – улыбается та.

– Марина Викторовна, – быстро спрашивает Баранов, – а Макаров же из двадцать седьмой школы?

– Из сорок третьей, – машинально поправляет его социальный педагог и тут же спохватывается. – А зачем тебе?

– Да, ерунда, – машет рукой Баранов. – Просто он говорил, а мы забыли, решили уточнить.

– Ясно, – улыбается Марина Викторовна. – Ладно, мальчики, у меня дела.

– Ну вот, – с удовлетворением смотрит на друзей Стас. – Что я говорил? Это было так же просто, как отжать конфетку у ребёнка.

Опоздав, как обычно, на пять минут, ребята вваливаются на урок математики, где Клеонара Павловна уже что-то объясняет у доски. Она с неудовольствием смотрит на вошедших:

– Я испытываю непреодолимое желание не пустить вас на урок, – чеканя каждое слово, проговаривает она. – И только предстоящие экзамены останавливают меня в этом порыве. Садитесь и быстро.

Костя направляется к своему месту и тут же замирает в недоумении. За его партой, на пустующем прежде соседнем стуле гордо восседает новая заноза их класса.

Право сидеть одному Завьялов отвоевал себе ещё в классе седьмом – ему нравилась возможность занять целую парту, и чтобы никто при этом не пихался локтями. Учителя давно смирились с этим его желанием и не посягали на его обособленность.

Он оглядывается на учителя:

– Клеонара Павловна…

– Ничего не знаю, Завьялов, – прерывает его та. – На моём уроке Макаров будет сидеть с вами – вы прекрасно знаете, что я не переношу, когда ученики сидят за последними партами, а больше свободных мест в классе нет.

– Да не буду я с ним сидеть, – взрывается Костя.

Никита же смотрит на него странным, но нечитаемым взглядом, а Клеопатра, опасно прищурив глаза, интересуется:

– Константин, вы хотите, чтобы я лишила вас возможности присутствовать на уроках вплоть до экзаменов?

Завьялов мысленно плюёт в её сторону – да, это не то, что сейчас приемлемо – и, взяв себя в руки, садится на своё место.

Макаров наклоняется в его сторону и шёпотом спрашивает:

– А по какому поводу ты сейчас так напрягаешься, Котик?

Завьялов вздрагивает от неожиданности – этой производной имени «Костя» называет его только мать, и поэтому так дико слышать такое от кого-то ещё. Понятно, что сука-новенький специально употребил именно эту форму, чтобы вывести его из себя. Но чего конкретно он хочет этим добиться – пока непонятно. Понятно только одно – никто и никогда не бесил Костю так, как этот, не понять откуда взявшийся Макаров. Бесит до изжоги, до разноцветных кругов перед глазами, бесит так, что хочется впечатать кулак ему в лицо, но тут Костя понимает, что Никита в более выгодной весовой категории и вряд ли позволит проводить над собой такие эксперименты.

Собраться с друзьями после уроков и отмудохать его от души – тоже вариант, но пока вроде как не за что особо – ну, наглый, ну, дерзит, но ведь границ особо не перешёл, а беспределить Завьялов никогда не любил.

Поэтому он презрительно кривится в сторону соседа, не собираясь отвечать на его провокацию, и преувеличенно внимательно слушает Клеонару Павловну. Боковым зрением отмечает, как Макаров удовлетворённо усмехается и откидывается на спинку стула.

После звонка Костя глухо говорит в сторону Никиты:

– Чтобы я тебя за своей партой больше не видел, и мне плевать, как ты перед Клеопатрой отмазывать это будешь.

– Ну, ничего себе, – восхищённо присвистывает тот. – В какую элитную школу я попал. Куда ни посмотри – везде вип. И туалеты, и парты. Что ещё у тебя вип, а, Котик?

Завьялов срывается с места:

– Слушай, ты…

– Ты рот свой закрой, – за спиной Кости стоит Горохов, опершись кулаками на его парту. – Права качать ты тут не будешь.

– А если буду? – с любопытством интересуется Макаров.

– А они у тебя есть, эти права? – подходит с другой стороны Авдеев. – За что тебя со старой школы выперли? Узнать – вообще не проблема.

Макаров тут очень нехорошо усмехается и, понизив голос, как по секрету, говорит:

– А ты узнай – не стесняйся. Увлекательнейшая была история, – собирает свои вещи и идёт к выходу. У дверей оборачивается и продолжает. – А если с инфой не выйдет, ты ко мне приходи. Я тебе, детка, по секрету всё подробно разжую и в рот положу.

Тут Макаров ещё раз усмехается и выходит из кабинета.

========== Часть 4 ==========

– Да ладно вам, – Лёнька корябает пальцем по носу, словно пытаясь соскрести с него все веснушки, и смотрит на друзей, – проще всего забить на него, да и дело с концом. Учиться осталось всего два месяца.

Горохов качает головой и машет рукой официантке – в это кафе ребята заходят каждый день после уроков, чтобы перекусить, поболтать и просто убить время.

– Да тут уже дело принципа, – Костя поджимает губы и отрывается от телефона. – С какого, интересно, местоимения я должен сидеть два месяца с этим чмошником?

– Ну, это ещё не доказано, – отзывается Лёнька, а Костя категорически заявляет:

– Ничего не знаю, чтобы сел со мной на следующем уроке.

Авдеев хмыкает:

– Ну, прямо царская милость, слушай. Случилось бы это пару дней назад – расплакался бы от счастья.

Завьялов укоризненно смотрит на друга:

– Самое время поупражняться в мастерстве сарказма.

– Слушайте, – Баранов кивает на монитор, разложенного на столе ноутбука, – я нашёл его страницу Вконтакте.

С экрана на них смотрит лицо Никиты Макарова – он стоит, облокотившись на ствол дерева, и взгляд у него на фотографии такой, словно он делает всем глядящим на него огромное одолжение.

– Даже тут он меня бесит, – раздражённо дёргает плечами Костя.

– Слушай, – Горохов успокаивающе кладёт руку на плечо Завьялова. – Ну, хочешь, мы с ним разберёмся после уроков? Жаловаться он вряд ли побежит – не тот характер, сразу видно. Зато покажем, кто тут главный.

– Короче, – продолжает Баранов, листая список друзей Макарова. – Я тут вижу пару знакомых ребят. Я с ними спишусь, если они что-то знают про нашего таинственного друга, то и мы к вечеру тоже узнаем.

– Ну вот, – Семён потирает руки и тянется к принесённому заказу. – А там и видно будет – бить нам его или забить на его существование.

Костя берёт чашку с чёрным кофе, пытаясь подавить в себе негатив по отношению к этому сомнительному парню, вдруг ворвавшемуся в их размеренную жизнь. Почему Никита вызывает в нём такие нестандартные эмоции, Костя и сам не объяснил бы. Откуда взялось это глухое беспокойство? И надо было Барашу ляпнуть тогда про эту ориентацию новенького, которая так не вязалась с его внешним видом. Если бы не эти нюансы, вполне могло бы сложиться так, что они подружились бы с Макаровым, потому что в нём чувствовался стержень, а теперь первое впечатление было безнадёжно испорчено, и отмотать время назад, чтобы произвести новое, невозможно.

– Чем вечером займёмся? – спрашивает Костя, расправившись с очередным куском пиццы.

– Я с отцом в гараж – обещал помочь, – Авдеев зевает и тянется к своей сумке.

Костя смотрит на Горохова, но тот отводит взгляд в сторону:

– У меня свидание с Поповой, может, что выгорит на этот раз – в кино её веду, а потом в клуб.

Завьялов снисходительно улыбается:

– А-а-а, ну давай-давай, расскажешь потом, как она тебя в очередной раз продинамила.

– А я погнал на встречу с осведомителями, – Баранов бросает на стол купюру и смотрит на Костю. – Может, со мной?

Тот лениво качает головой:

– Нет уж, погоня за сплетнями – это твой конёк, лучше тебя никто не справится.

– Лады, – Стас идёт к гардеробу, оборачивается у двери и машет на прощанье рукой.

Ребята расплачиваются по счёту и расходятся в разные стороны у входа в кафе.

Неожиданно освобождённый от каких-либо занятий вечер не предвещает никаких неожиданностей, и Костя решает просто прогуляться по вечерним улицам города.

Он уже и забыл, когда был просто предоставлен сам себе – без вечно находящихся рядом друзей или случайных девушек на один вечер. Ощущение одиночества было настолько непривычным, что даже доставляло удовольствие.

Проходя через один из дворов, Костя останавливается около спортивной площадки и смотрит на пустующие детские качели.

«А почему бы и нет», – хмыкает он, усаживаясь поудобнее на перекладине и начиная раскачиваться.

Забытые ощущения приносят из недалёкого прошлого хорошее настроение, и он, улыбаясь, закрывает глаза и прислоняется головой к прохладному железу.

– Ну почему мы не можем продолжить наши отношения? – доносится до него чей-то умоляющий голос. – Ты перевёлся в другую школу, тебе уже восемнадцать, а я больше никогда не буду работать в этой сфере. Больше нет препятствий.

Завьялов прислушивается, всё так же, не открывая глаз – разговор интересен уже тем, что, судя по тембру один из говорящих парень и обращается он тоже, наверняка, к парню, учитывая формулировку в мужском роде.

Едва успев подумать логичное – «Заполонили всю землю… пидорги», он слышит очень знакомый голос и открывает в изумлении глаза:

– Какие отношения, детка? Мы просто хорошо провели время. Жаль, что мы так бездарно спалились, но ты сам виноват, что провоцировал меня своим доступным видом. Как тебе вообще на ум пришло прийти работать в школу – ты же ходячее искушение, так и хочется тебе присунуть.

К детской площадке приближается пара: один из них – ненавистный Макаров, с крепко сжатыми губами и хмуро глядящий на своего собеседника, второй – невысокий, худощавый и русоволосый парень лет двадцати пяти, с пухлыми губами, какой-то весь вальяжный и чересчур женственный. Этот второй, забегая вперёд, заглядывает Макарову в глаза, и чуть ли не подпрыгивая, жалобно просит:

– Никита, ну пожалуйста, дай нам шанс. Я же люблю тебя. Я же только ради тебя…

– Что ради меня? – обрывает его Макаров. – Ты ради меня ориентацию что ли сменил?

Русоволосый парень замолкает, а Макаров вдруг останавливается на месте, заметив на качелях замершего Завьялова.