Текст книги "Нить меж двух миров (СИ)"
Автор книги: Sascha_Forever_21
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Финист заметил перемену странную, да ему никак не обратиться здесь было. Только если кто пером его облик развеет. А у девушки лицо меняться начало, синеть. Кот в двери бьётся, не может никого позвать, а он… Горе-защитник, сидит да смотрит.
Над княжной появилось что-то тёмное, и Алатырь померк, словно силу утратил. Не выдержал Финист, влетел в комнату и закружил, силясь сбить крылом то, что никто не видел.
Зелёные глаза стеклянными сделались, невидящими. Альке до того противно было, что бороться смысла не оставалось. Жаль только так умирать приходилось. Её кто-то словно изнутри когтями рвал, больно.
– Улетай, не смотри! – увидела вдруг человеческую душу, вместо птицы. Круг, другой и чётко уж видать глаза васильковые. Финист? Он здесь откуда? Не может быть того. – Улетай!
От крика пошатнулся сокол в воздухе, и упал, аккурат на грудь девичью, об Алатырь головой ударяясь. Запахло в воздухе кровью, неприятно, горько. Сердце, кажись, остановилось, только шум в ушах противный. Финист понять не мог, кому смерть пришла. Так и лежал бы, руками-крыльями обнимая девушку, да только отворилась дверь. Стражник торопливо убрал птицу в сторону и принялся Алию выручать. Из кармана выглянул маленький флакон живой воды.
– Княжна, ты чегой-то? Гляди на меня, дыши! – прошептал тихонько, водицей чудесной без толку было, но девушка оттаяла. – Елена Гориславна, дыши, сейчас… Сейчас Колобок вернётся. – говорил уверенно.
Финист лежал в стороне и смотрел беспокойно. Сил подняться и улететь найти бы, раз уж так справились. В бок, под крылом ткнулось мокрое. Бран, видно учуял знакомое, теперь подталкивал, прихватил за шиворот зубами и поднял. Взлетел сокол, крикнул протяжно и был таков.
Почти сразу же вкатился Колобок, за ним Иван и Светозар.
– Ну чего тут… – Муромец застыл, увидев как сестра на полу лежит. В другое время посмеялся бы, точно картина “Грозный царь и сын его, царевич Иван”. – Она жива?
– А чего сделается? Алатырь защитил, водица живая силу восполнит скоро. – волшебник осмотрел девушку, и кивнул на кровать. Димитрий сразу понял. Объяснил сбивчиво, что его кот позвал. У княжны защитник смелый оказался, людям всем в пример. Только Светозар хотел напомнить, что свидетель такой делу не поможет. Явился Микула с травой красной, посыпал коту на голову.
– Вы чего? Да я за хозяйку всех покусаю! – хрипловатое, почти злое шипение, – Здесь птица бывала, такая, как павлин, крас-с-сивая.
На него смотрели с опаской и удивлением, Иван даже по дереву стукнул трижды.
– Ай, вы ж всё одно не разумеете. Будете искать, покуда хозяюшка моя спит крепким сном.
Первым говорил Димитрий, хоть и в новинку ему было слушать чародейства.
– Была птица, сокол. Я захожу, а он лежит, будто крылами обнимает. И навроде плачет жалобно, клювом щёлкает.
Иван смотрел на него во все глаза, да соображать начал. Кто мог ещё такое утворить? Только один охотник и есть.
– Ясный Страус?
Финист кружил над городом, над рекою ближней и рощей, где любил отдыхать да рыбу ловить. Ничего не радовало, в сердце страх поселился, а ну, как не сможет девица выжить? То странное чудище-тень никто призвать не мог, сам богатырь не злился, но и княжну понимал.
“Ох, только бы спасли…” – о себе и в мыслях нет, забыл, что и сам умереть может. Сокол, конечно, выковал маску безразличия, но таким дурнем отродясь не был. Радовался успехам ближнего, жил подвигом ратным да помощью людям. Умел и сеять, и дрова рубить, а ежели нужда – избу справить. Одно только мешало – заключение его каменное. Недолгое было, три месяца, но уж больно тягостное. Для души свободной самое пекло, быть неподвижной, скрытой даже от солнца ясного.
Финист видел перед собой рыб и чудищ морских, что плавниками его оплетали, глазами пустыми сверкая. Иногда перед ним падал новый богатырь. Думать было страшно, что собратья переживают и он утешал себя мыслью, что спят они просто. Душа мол, птичья, только ему досталась, всё на свет рвётся. Утешал себя, вспоминая славные отроческие годы, мать родную, да отца. Тем и жив остался, а как пропала ворожба, вышел наконец из водицы постылой и скорее летать. Долго кружил в облаках, на солнышке грелся да с другими птицами ворковал. Новостей-то накопилось! Так и прознал о новом богатыре, Иване чудном. Что был у Ильи Муромца сын, то все знали, да пропал. Финист тогда на заставе был у горы западной, Лысой, где часто Змеевичей видели. Нечисть ту и загнал в один из гротов, да закрыл великим камнем. С дружиною своею, но попался Варваре один, сталбыть, пока нечисть изводили прибрать их не требовалось, дали пожить спокойно. После на берегу морском свиделся с товарищами.
От пташек вольных и о князе Гориславе узнал, что убили его подло. Доброго правителя потеряло Белогорье, вот только дочка его исчезла. От соловушек слышал, что видели девицу такую у лесов южных, где гора Синяя стоит, на солнышке хрусталём блещет. Мол, живёт там знахарка одна, тихая.
Вороны задиристые сказывали, в топях болотистых видели кафтан красный. Кому верить, Финист не знал и решил для себя тоже – княжна сгинула. Илья Иванович встретил его радостно, избу выделил, было всего вдоволь: и службы, и отдыха. Летал иногда только меж горами, глядел на девиц разных. Южные леса не порадовали, там старица древняя обитала.
Долго Сокол принимал новый порядок, с причудами да тарахтелками младшего Муромца свыкался. Чудное, а громкое…
Что же он к девице иномирной чувствовал? Уж точно ласковой была, не задиристой, как Ванюша Муромец, но и чудной поболе. Дикой, осторожной и грустной, лишь глаза сверкали изумрудом лесным, сердце грели. И подумать нельзя было, а оказалось княжна это и есть. Обрадовался Финист вначале, что хоть кровь княжескую Варвара-лиходейка не до конца сгубила. Та ведьма постылая княгиней стала при муже, Добрыне Никитиче. Околдовала, видать.
Подумал после, что славно жить в Белогорье станется при такой-то власти. Девица была к разным диковинам и хитростям способна. Через топи провела их, когда цельных два богатыря бесполезны оказались, кикиморой заморочены. Да колдовство Яги не спасло – не пропустили топи знахарку. Так бы и сгинули, но и сами спаслись, и кикимору накормили страданьями.
Соколу горько бывало, когда Алия о своём мире вспоминала, о жизни прежней. Хотела уйти, но судьба иначе решила, а боги великие помогли тому.
“Проку теперь мало, чего ж мысли мои сделают доброго, коль сам однажды проклял?” – подумал, уже человеком обращаясь. Остался в одной рубахе красной, доспех в избе лежал. – Идти надо в город, разведать. Поздно.
Летние ночи тёплыми были, а все-ж Финист от холодка неясного маялся, отгонял подальше мысли.
“Хорошо всё будет, Алатырь сильный камень, сбережёт.”
Обнаружил только, что по скуле кровь горячая будто бы текла, и голова кружилась. Смотреть прямо, смотрел, а всего не видел.
– Где меня так приложило? – удивился, уже дома, перед зеркалом мутным. Вспомнил, как от вида княжны беспомощной сердце рвалось, крылья не держали. Запах крови вернулся. – Так это я об Алатырь? Ох, голова моя бедовая!
Комментарий к 24. Кровь на перьях
За визуализацию облика Димитрия можно брать Евгения Шварца. Автор сам хэдканонит её.
*Финист по хэдканону автора простоял в воде три года и на момент событий ему примерно 26 лет.
Под водой время текло чуть иначе, медленнее, поэтому и срок показался таким.
========== 25. Без огня гореть ==========
Комментарий к 25. Без огня гореть
Оставляйте комментарии, это помогает увидеть недочёты и внести правки. А ещё очень мотивирует.
***
В тереме княжьем по первой только неспокойно было, а там уж Алия глаза открыть смогла и выдохнули все. Опять не говорила, знаками все показывала. Бран тут же к ней под бок улёгся, грел.
– Ты чего пугаешь? Ну что за фигня? – Иван от досады разворошил волосы, когда рядом сидел. Девушка улыбалась и только.
Позже на камешке своём кровь нашла, удивилась. Сама не ранена, чья тогда? Светозар подсказал, когда успокоился, что крови на Алатыре быть не может. Нельзя, привяжет к себе, силу разделит. Худо будет, если далеко тот, кто кровь свою пролил.
– Может, это Сокол? Да только чего ему на камень-то лететь было? – Димитрий тут же сидел, не уходил.
Княжну словно молнией прошибло: тень злую от неё птица прогнала, в оперенье дивном, но с душою человека. Финист?! Что ж они наделали? Алька страхами своими, а богатырь – непомерной тягой защитника. Глаза зелёные слезами наполнились, крайний раз она так плакала на болотах.
Светозар для утешения придумал, мотыльков наколдовал и к Финисту в избу отправил. Поглядеть, жив ли… Спал богатырь, коротким сном, чутким. От всякого звука глаза открывал.
Алия едва до утра дотерпела. Объясниться ей следовало, одна беда – с Аксиньей, а другая вот она, с камешком заветным. Уж и чаем её успокаивали, и разговором – рвалась пойти.
Утром первым делом собралась, даже к завтраку не вышла. Димитрий вызвался проводить до избы, развлекал беседой. Сказал вдруг, что по сердцу ему мастерица одна, только брат её отваживает всех.
– Говорит, не для простых служивых сестрица моя. Умница она и красавица, уж просватана. – продолжил грустно.
– Погоди, а брат… Терентий?
– Он самый, Симона-кузнеца внук. Известный был умелец, такие мечи ковал, что не одна нечисть зубы себе попортила. – витязь удивился, но вспомнил, о чём княжна спрашивала, – Елена Гориславна, неужто знаешь его?
Девушка набрала в грудь воздуха, и шагнула дальше, чтобы не отставать.
– Это он ко мне подходил тем вечером, тут врать – себе хуже делать. Разлучницей назвал, всякими карами запугивать начал. – Алия теперь спокойно говорила, на шее камешек теплился, – Вот, иду дознаваться у защитника-зачинщика.
– Ох, княжна, сказ выходит занятный. Каково девице хрупкой такое пережить и мыслить боюсь. – ещё вчера он узнал всю большую историю. Даром что ли сидел рядом, спасал от морока?
Алия даже понять не успела, как обернуть всё, а уже к избе нужной подошли. Рвалась душа по лесенке взойти, в дверь постучать, да останавливала вежливость простая.
– Ты, Димитрий, свободен до завтра. Подумаю я как устроить, чтоб всем радость была.
Ратник улыбнулся, как-то легко-легко, голову ниже опустил от солнца, а всё одно, блеснули глаза медовые. Княжна застыла даже, не показалось! Такая уверенность её обернула, что всё теперь по силам. Раскланялись, и Алька быстро за калитку зашла, по ступенькам взлетела.
Финист открыл почти сразу. Удивиться не успел, шальным вихрем его в избу втянуло, хорошо – дверь затворилась сама.
– У меня серьёзный разговор! Вопрос жизни и смерти. В этот раз твоей…
От таких слов богатырь пошатнулся, да на лавку сел тяжело. Начало было неприятным.
– Поведай, чего с внучкой Симона-кузнеца вышло? Брат её твердит, что я – разлучница. – Алия смотрела безразлично, не иначе боль прятала.
Финист потянулся к ней, но девушка отошла подальше. Злилась, а может понимала, что голову холодной не сохранит?
– Княжна, то глупость, вышло же мне ненароком платок ей передать от подруги. Больше я гонцом не был, Аксинью знаю как мастерицу славную. – потупил взор, чуть обессиленно к стене прислонился, – Прости меня.
Алька от досады начала по горнице расхаживать. Неприятно выходило. “А нечего курьерскую службу доставки на минималках устраивать!” – улыбнулась вдруг.
– Найдём путь, это меньшая забота. Другая, ох… – села рядом на лавку, вытащила кулон из-под рубашки, – Ты ещё большее несчастье, чем наш Ванька. Кто ж тебя просил птицей летать вчера?
Финист разглядел маленькое пятнышко на белом боку, теперь сияющее. Внутри всё ухнуло, опустилось в самые пятки.
– Закрылась от меня, защитника своего, вот и летал! – крикнул от досады, и вдруг опомнился, – Хотел знать, что беды не сталось. Накликал.
Княжна тепло улыбнулась, качнула головой, не сердится ведь, понимает.
– Ой, накликал. Теперь камень ещё и тебе силу давать станет, коль близко будешь. – зарылась пальцами в кудри золотые, рушник узорный сняла, под ним рана маленькая имелась.
“Ну что за богатырь такой мне достался? Бедовый, как и я сама.” – от мысли смешно сделалось, отвернулась к стенке.
– Что, княжна? – Сокол внимательно за ней следил, выискивал мысли дурные.
– Да вот, что я бедовая под меч лечу, а после думаю, что ты такой же. – Алька рассмеялась, всматриваясь в светлые глаза, где плескалось нечто завораживающее, кусочек неба.
Вместо ответа Финист протянул руку, осторожно заправляя выбившиеся прядки за ухо девушке, скользнул к шее, воротом не прикрытой. Княжна замерла, глаза непонимающе округлились. И он пропал, уплыл в зелёное море, в шелест листвы и пение птиц.
– Ежели что-то и способно меня излечить, так это твои глаза. Век смотрел бы… – Финист мягко обнял ладонью девичье лицо и едва ощутимо поцеловал её в уголок губ. Затем во второй. Невесомо в скулу, за ушком. Дразнит, щекочет прикосновениями бороды, тёплыми пальцами.
“Известно же, только любимые глаза могут лечить, другие сил не имеют” – Алия терпеливо ждала, принимая ту нежность, что богатырь хотел сейчас отдать. Ей тоже хотелось ответить…
Момент, когда оказалась на коленях Сокола, благополучно пропустила.
Охваченная жаром, теперь уже княжна забиралась рукой под ворот рубахи, прихватила волосы.
– Елена, что же ты творишь со мной? Весь разум глаза твои дивные забрали. – только и выдохнул, когда момент случился.
– Это ещё глупость… Хочешь узнать, чего стоит гореть без огня? – лукавую улыбку Финист разглядел, прижимая девицу ближе. Что за невидаль? И впрямь кровь горячат поцелуи, уж так хорошо, так сладко. Сердце в груди колотится, шумом по всей избе отдаётся, словно эхом. Княжна не на шутку разошлась, дразнится, по-басурмански целует, жарко…
“И правда, без огня гореть.” – в редкий момент встречались взглядами, и словно выветривалось, но холодная ладонь под рубашкой распалила сильно, не к чести богатырю сдаваться, проигрывать девице. Он и без того в её власти оказался. Пуговки на сорочке мелкие, непослушные под пальцами, а всё-ж сумел разворошить несколько. С завязками-то легче!
– Не порви, а то знаю я тебя, медведь! – голос насмешливый, жаркий, – Сама уж сниму, коль хочешь. – зелёные глаза искрами сыплют, горят.
– Вот княжна навроде, кроткой быть должна, спокойной, а творишь со мной бесовства разные. – тяжело дышал Финист, губы ему как точильным камнем стесали, больно.
– Не каркай, я ведь росла не здесь, могу тебе показать, какие черти в сердце, да не выдержишь. – Алька постепенно скисла, весёлый нрав превращался в маленькую пустоту.
Сокол помог ей рубашку оправить, остановил. Не ко времени было, сердце утихомирить надобно. Позже им успеется… Да только не выдержал, подтянул ближе. Хотелось долго так сидеть, рядом, молчать. В тишине ведь тоже всё было.
– Ну а теперь, давай поговорим о делах. Тут хитрость нужна. – девушка смотрела на богатыря, совсем как раньше, что и не было той тягучей вечности. – Пойдёшь к Аксинье, да скажешь, что в пути случилось привязаться волшбой. Надобно теперь службу иную нести, охранять.
Финист улыбнулся в усы, да голову набок опустил. Затейливо! Кто ж захочет мужа с другой делить, пусть и службою? Эдак ни одна девица не выдержит.
– А коль…
– Не послушает – добавишь, что на крови волшба завязана, умрёшь тогда. – Алия смотрела на него снизу вверх, и сердце замирало.
Согласился богатырь, не хотел терять того, что случилось. Тепла великого. Боги о том говорили, оставляли время, знали: догадаются.
– Всё сделаю, Елена, не сомневайся. Гляди на меня только… – прошептал довольно Финист, счастью не верил. Нешто станется такое?
Княжна рассмеялась, отдавая славное тепло. Алатырь нельзя было разделять, а через проводника сила врачевать могла.
– Буду смотреть, ещё тошно сделается от зелени этой.
– Не сделается. Вижу я в глазах твоих лес, шелест свежей травы, песню птичью, славную. До того мне любо, большего и не желаю. – молвил честно, не кривил душой, помнил, что самые верные речи – правда.
Алька вдруг почувствовала, как щёки загораются. Вот ведь змей, полушёпотом говорит, завлекает…
“Кроули, разлогинься, боже!” – улыбнулась, – Ты у меня не падающий Сокол, а тихонечко спустившийся. Да вот сюда прямо. – притянула большую ладонь к сердцу.
Богатырь от таких слов краснел, бледнел и делался ребёнком. В голубых глазах восторг появился. Неужто ему и не говорили? А девицы, их же много, толпами ходят!
Они ещё долго так сидели, молчали, иногда перебрасывались словом, но Финист первым заговорил о волнующем.
– А Димитрий как же? Твой защитник теперь.
Княжна глаза прикрыла, объясняя. Этой темы можно было не касаться.
– Мой стражник, и только. У него судьба иная. Ревнуешь? – без укора сказано, и понятно ребёнку даже.
Сокол задумался, а что в самом деле? Обида лёгкая его взяла, об том поведал, как сердце рвалось, что птицею пришёл, обманом слушал.
– Страшно мне опосля того, как ты чуть не погибла. А случись чего? Мы узнать бы не могли. Ванюша Муромец чудесить начал! – так злило это, что Финист даже кулаком по столу ударил, – Траву забвения мне подсунул, выдать пытался, мол, тебя Варвара извела давно. А мне перья кровавые снились. Кабы не Василиса…
Алька за голову схватилась, больно ей сделалось, вспомнила, в чём вернулась домой. Когда собиралась надела блузку узорную, с пером на груди. Вот же судьба!
– Финист, теперь всё хорошо. То нам знаки были. Я своей кровью перья залила, и ты вчера, на моём камне след оставил. – смотреть в голубые глаза беспокойные, счастьем было, тревогу из них прогонять, – Всю мою кровь Алатырь впитал, теперь и твою тоже.
Ликовала душа птичья, сталбыть, боги так устроили, видели разлад меж ними, но и силу свою отнять не могли. Это смертью возможно.
– Венчаны кровью?! Ох, дела чудные.
– Знаешь, есть в моём мире болезни разные. Иногда приходится людям не просто руку вправить, чтоб кость росла верно, а и сердце новое, почки там… – Алия подумала о том, что похоже выходит, решила объяснить, – Наша наука далеко ушла. И люди решаются, чтобы родной человек прожил дольше.
– А я говорил, что вы – боги всесильные? Такое и помыслить сложно.
За разговорами почти цельный день и прошёл. Княжна вытребовала продукты, какие были, да обед справила знатный. Рассказывала, чего здесь можно выращивать, как поля засеивать. Финист слушал с восторгом: вот ведь правда, на пользу пришлось. Такая мудрая дева их земли родные, почитай другим миром сделает.
– И что ж, править будешь, как отец твой? – спросил наконец, да пожалел.
Алия ничего не ответила, молчала, а лицо становилось белым, испуганным. Кружила по горнице, то хлеб нарежет, то крошки соберёт. Под пристальным взглядом не выдержала:
– А тебе только княжью дочь и подавай?! На меньшее такой славный богатырь и не согласен, как же, засмеют… – мысль, которую она гнала от себя все дни, теперь вернулась. Сказала, не жалела, тоже ведь правда. Как Финист на неё смотрел, на чудо иномирное? Всё поддеть пытался, чтобы вместе с Иваном от его слов злилась. Алька больше всего на свете боялась, что правдой окажется. Княжеская дочь или жительница Белогорья, она ведь своя, не чета иномирным, с которыми иной раз позабавиться не грех и только.
“Что же ты, Сокол… Врал мне? Тогда уйду домой, пока можно. Без камня вернусь.” – выбежала на крыльцо и вниз по ступенькам. Думы недобрые одолевали, бежать скорее хотелось. За углом одного из домов её схватили со спины. Закричать хотела, так нельзя, ладонь чужая мешает, а вырываться, себе дороже.
“Бедовая, как есть. Ну, в Москве обошлось, а в Белогорье зачем? Не такую сказку я хотела увидеть.” – Алия уж распрощалась со всем миром.
– Елена, зачем ты так? – тихий, взволнованный шёпот. Финист не на шутку испугался, когда глаза зелёные помутились, а голос сорвался. Зря спросил, не время… Вышел следом, птицею тихой летел, думал не нагонит аль беда станется. – Не хочешь взять данное правом рождения – твоя воля. Легче станет, так можешь кричать на меня, всё стерплю. Не печалься только.
– Руки! – и без того дышать трудно было, но богатырь со страху, а может… Крепко держал Алию, – Что толку кричать на тебя? Всё одно, не поймёшь. – девушка чуть отстранилась и хотела уйти.
– То моё дело. Слёзы лить понапрасну не станешь может. – Финист говорил тихо, а люди нет-нет, да обернутся в их сторону. Весь его мир сократился до зелёных глаз, в нежной зелени которых собирались тучи дождевые. Не один раз уж такое замечал. Раньше то была девица иного мира, одуванчик на ветру. Глядишь и нет её, где стояла, а сейчас… Одна мысль в голове кружила: “только б не заплакала, ножом по сердцу мне”.
Разум больше не правил здесь. Сокол подступил ближе да поцеловал дрожащую девицу в скулу, улавливая, как она замерла. Поймал губы и соль первой слезинки, в глаза не смотрел. В грудь упёрлись две ладони, оттолкнули.
– Чего творишь, дурак? Люди же смотрят! – княжна шептала, не позволила кричать. На неё в первую очередь смотрела стайка молодиц незамужних, да старуха одна.
Финист огляделся, а ведь правда, люди. Непонятные эмоции, злые, разочарованные, удивлённые. Вон, одна девица рот раскрыла, дышит как рыба, поверить не может. Старухи шепчутся, головами качают осуждающе.
– Ужель суженную свою поцеловать не могу, успокоить? Позор какой разве? – богатырь нашёлся, ответил самодовольно, подхватил Алию на руки и пошёл к своей избе. В том переулке ещё стояли, буравили взглядами стену дома.
Княжна и сказать ничего не успела, вырваться из рук – покрыть позором обоих. Она-то ничего, отсидится у Ваньки в тереме, будет за книгами пропадать, через месяц-другой и забудут. А Финист? Ему как службу нести?
– Жди сватов, краса ненаглядная. Теперь уж точно. – Сокол решился заговорить, когда домой вернулись.
– Ну что ж ты… – Алия хотела ответить, что зря Финист к ней привязался, да подумала прежде. Чем обернётся слово, беспамятством ли, а может проклятьем очередным? Смешно выходит, от большой любви всё сладу нет, пока чужие друг другу, а уж ругаются, будто не один год вместе прожили, – Если готов терпеть всю жизнь мой характер неспокойный, то…
Финист прерывисто выдохнул, не позволил договорить. Взлохматил волосы и подошёл ближе.
– Елена, характер твой лунный не помеха мне. Давно всё понял. Где ещё такую диковину отыщешь? – слова нашлись какие-то неведомые, правильные, но болью отдающие, – Коль захочешь, мы в твой мир перебраться можем. Невелика потеря Белогорью от одного богатыря.
Девушка устало опустилась на лавку, ей хотелось простой тишины. Слова правильные были. Разность характера Луна определила. Камешек на груди вдруг теплом загорелся, длинную нить вывел к сердцам.
– Ты не заговаривайся! Родную землю никогда, и ни на что не меняй, понял? Даже я того не стою. Особенно я. – в голове кружило прямое: “Братву на девок не меняют”, но говорить стоило иначе. Алия это всем сердцем понимала и чувствовала. Зачахнет Сокол с нею без земли родной, не справится в окружении бетона. В Москве и лесов нет, далеко до них.
Финист опустился перед ней на корточки, сжал в своей руке хрупкую ладонь, заговорил тихо. Желал быть убедительным, не давить.
– Елена, я ведь не то сказать хотел. Княжеской ты крови аль другой, мне дела нет. – в голубых глазах светилась тёплая уверенность, – Белогорью с такой правительницей сыто и спокойно жить-процветать станется.
Девушка молчала, не хотела говорить, обидеть. И без того стыдно, истерику устроила, не дослушала. Финист ведь прав, можно всякое устроить. Долго сидели так, голубые глаза напротив искрились беспокойством.
– Финист, я знаю, это принять нелегко. Мне нужно отказаться от части своего предназначения. Будет поровну: в том мире родителей оставила, здесь титул. – Алия старалась дышать ровно, какая-то дрожь невнятная холодила кожу, – Пусть лучше Иван правит. Мой отец хотел наследника. Я буду помогать, знаю, как тяжела ответственность.
“Мудрое и непростое решение. Быть по слову твоему.” – резвым движением Сокол потянул княжну ближе, – Ивану и моя помощь надобна, чего греха таить? Отец его всегда знал нужды воинов, а тут…
– Знаешь, ты медведем был хорош. Сидишь, молчишь. – Алия вспомнила прежнее, уколола беззлобно. – Надо было так и оставить.
По смешливому тону, богатырь понял, что девушка его не боялась, думал прежде, что иначе было, да сам себя опасался, а теперь уж вспомнить можно. Неприятно ему в медвежьем-то ходить было, пускай только для княжны. Сам Финист в себе изменений не чувствовал. Как увидел полосы на руках Алии – сразу уверился. Молча ходить, думать всякого и не иметь права ответить, пуще плена морского жгло. Все диковины мира иноземного неинтересны стали, одна лишь мысль была: “не погубить”. Светила Великие доверие им оказали, помогли советом, нельзя было отплатить худой монетой.
Богатырь сумел понять, за что разгневался, где неправ был. Да только прощение ли его освободило, разве? Кровь девичья ведь, упорство. Елена могла и отказать в помощи, но доверилась, знала, что его руки несут увечья.
– Захочешь княжна, обращай меня оленем, медведем ли. – Сокол улыбнулся после долгого молчания.
– Я подумаю… – в зелёных глазах мелькнули озорные искорки, Алька хитро повела бровью.
За окном смеркалось, небо приобретало красивый пудрово-фиолетовый оттенок. Через приоткрытое окно проник шальной поток ветра. На душе становилось тепло.
– Мне же пора! – девушка спохватилась, выпутываясь из сильных объятий, – А тебе завтра в дозор. Отдыхай.
Финист предложил прогуляться до терема в такой славный вечер, Алия не отказала, стражника своего отпустила ведь. Они шли неспешно, наслаждаясь стрёкотом кузнечиков и пением ночных птиц. В такой тишине и говорить не хотелось, всё уж сказано.
