Текст книги "The world of Fantasies (СИ)"

Автор книги: S Lila

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Существует столько историй о запретной любви, поражающих наше воображение, заставляющих сердце в груди тревожно сжиматься, будто ощущая ту боль, что испытывают влюблённые, которым быть вместе не дано. Которые обречены скрывать свою любовь, сжигающую их изнутри, сгорать в ожидании момента, сулящих редкий взгляд и едва ощутимое прикосновение, так сладко отзывающееся в груди. Невыносимо. Невыносимо жестоко.

Кэролайн знала не понаслышке об этой жестокости и боли, покорно играя роль послушной дочери, всегда вставая на сторону отца и показывая, что достойна занять место за столом Вершителей – высших вампиров, контролирующих и обеспечивающих порядок, карающих за неподчинение и умело скрывающих присутствие диких существ от людей, не желая привлекать к себе лишнее внимание и предпочитая оставаться в тени.

Разговоры проходят мимо ушей, но ни одного признака этого на её лице невозможно узреть. Она чуть улыбается, приветливо и мягко, как учили с рождения, вместе с тем прививая жгучую ненависть к оборотням, главным врагам, вот уже как сто лет порабощённых и взятых в рабство.

Она ощущает на себе его мягкий и чертовски тёплый взгляд, ощущает и, не справившись с искушением, едва заметно поворачивает голову в его сторону, тотчас же встречаясь взглядом своих голубых глаз с его серыми. Всего миг. Такой короткий, невыносимо короткий, отозвавшийся ударом страдающего сердца. Не имеет права его любит. Не имеет. Но любит.

Его взгляд, кажущийся сперва холодным, всё же был наполнен теплом, которое могла разглядеть лишь она. Та, что поспешила отвести взгляд, боясь вызвать гнев отца, стоящего по правую сторону от неё, ведя беседу с главой другого клана, изо всех сил стремясь с ним наладить натянутые отношения.

Кэролайн не имела права любить оборотня, не имела права даже смотреть него, ведь они значат не больше грязи под ногами избранных. Грубые животные, которым место на цепи. Звери, которых вампиры, на всеобщую радость, смогли поработить, практически истребив весь их вид, оставив лишь небольшую горстку, чтобы создать преданных рабов.

Он стоял в углу комнаты, наполненной вампирами, понуро опустив голову, прекрасно зная своё положение, не в силах противиться беспощадному внушению, полностью подавляющему его волю, волка внутри него, так и просящегося наружу. Жаждущему ощутить кровь врагов, в клочья разорвать их глотки и упиваться смертью. Но, увы, это невозможно. Внушение слишком сильное, слишком продуманное, не оставляющее даже малейшей возможности на восстание, и ему остаётся лишь смириться.

Клаус видит, как она, поспешно поставив пустой бокал шампанского на поднос официанта, уходит. И чутье волка ощущает её состояние, ощущает исходящую от неё злость, с примесью боли, которая заставила его внутреннего зверя завыть и последовать за ней.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, он тайком крадётся в дальнюю комнату, зная, что Кэролайн любит прятаться именно там, среди высоких полок с книгами, будто бы желая затеряться в этом обилие историй.

– Что случилось? – тихонько прикрыв за собой дверь, спросил Клаус, обнаружив её стоящей у окна и с грустью смотрящей на горизонт.

– Я уезжаю. Завтра, – коротко, надломленным голосом произнесла она, едва сдерживая слёзы, которыми были наполнены её голубые глаза, – Отец выдаёт замуж за вампира из другого клана, желая укрепить наши отношения.

– Нет, – не веря в услышанное, Клаус отрицательно мотает головой из стороны в сторону, стараясь убедить себя, что всё это обман, что она никуда не исчезнет, что останется с ним. Навсегда, – Я не позволю…

– Ты ничего не можешь сделать! – воскликнула Кэролайн, резко поворачиваясь к нему лицом и стремительно подходя к нему вплотную, затаив дыхание от этой запретной близости, – Мы знали заранее, что это всё обречено.

Волк внутри него выл, метался, старался изо всех сил вырваться из клетки, так долго сдерживающей его, заставляющей клокотать всё внутри от гнева, жажды обрести свободу. Жажды ощутить, каково бегать по лесу, вдыхать ночной воздух, охотиться. Каково быть оборотнем, а не жалким рабом.

Сделав резкий шаг к ней навстречу, Клаус, грубо схватив её за белокурые локоны, небрежно струящиеся по плечам, притянул к себе, впиваясь в губы поцелуем, таким отчаянным, горьким, наполненным болью от неизбежности скорого расставания.

– Я люблю тебя, – всхлипнув, проговорила Кэролайн, мягко гладя ладонями его лицо, нежно и невесомо, заставляя его прикрыть глаза и сделать болезненный вдох, обжигающий всё внутри.

– Я люблю тебя, – Клаус обвил её талию своими горячими и сильными руками, прижимая её хрупкое тело к себе, желая в последний раз ощутить её тепло, запах, мягкость кожи. – Давай сбежим? – вдруг предложил он, с такой надеждой во взгляде, с ярым желанием её не отпускать, пойти против воли господ.

– Мой отец выследит нас и убьёт, – Кэролайн понимала заранее исход этого неповиновения, не желая подвергать его жизнь риску; уж пусть они будут не вместе, зато она не станет причиной гибели любимого.

Она смотрела в его глаза, уже не сдерживая горьких слёз, так и катящихся по её щекам, заставляющих крепче цепляться в его плечи, чуть сдавливая пальцами, напоследок запоминая, каково касаться его, ощущать обжигающий жар его кожи, прикосновений и вкус губ. Самых нежных, самых желанных.

Поддавшись навстречу, Кэролайн вновь поцеловала его, боясь того момента, что всё близился и близился. Она должна уйти, она должна отпустить его. А он, будто чувствуя этот скорый миг расставания, ещё крепче прижимал её к себе, углубляя поцелуй, страстно сплетаясь своим языком с её, выражая все свои чувства, о которых она и так знала, с болью вспоминая все проведённые вместе моменты, сжигающие их сердца изнутри.

– Я должна возвращаться, – с трудом отстранившись от него, прошептала Кэролайн, – Забудь о нас, мы не можем быть вместе, Клаус, – она, напоследок мягко и нежно коснувшись его губ поцелуем, уткнулась лицом в его грудь, с жадностью вдыхая любимый запах её оборотня в последний раз.

А затем, резко отстранившись, поспешно направилась к двери, не в силах обернуться; не в силах посмотреть на него, ощущая, как сердце в груди кровоточит, а боль мешает ей думать, мешает дышать.

И решение приходит так быстро и так неожиданно, заставляя её на миг перестать плакать. Кэролайн понимала, что не сможет справиться со своими чувствами, так что, остался лишь один единственный выход – отключить их, чтобы не ощущать больше эту дикую боль, выворачивающую душу наизнанку. Просто отключить. И всё. Боль тут же утихнет. Это ведь так просто.

========== Suffer from Halloween, The Great And Terrible (Клаус/Кэролайн) ==========

– Сиди смирно, иначе попаду этой кисточкой тебе в глаз, – шикнула на мужа Кэролайн, выводя аккуратные линии на его лице специальными красками, делая из него зловещего графа Дракулу, по прихоти трёх очаровательных особ, весело хихикающих, сидя на пушистом ковре.

Клаус злобно поджал губы, зыркнув на них строгим взглядом, вынудив поспешно отвернуться, и вновь посмотрел на Кэролайн, упрямо сжимая пальцы в кулаки и сводя брови к переносице, состроив обиженную мордашку.

– Я и так вампир, Кэролайн. Какой смысл раскрашивать меня этой дрянью? – пробурчал недовольно он, поморщившись от очередного липкого мазка краски, не понимая каким образом этому женскому настойчивому сообществу, во главе с неугомонной мамочкой, удалось его уговорить отмечать Хэллоуин.

– Потерпи, – мягко улыбнулась ему она, – Если будешь себя хорошо вести, то я позволю ночью раскрасить своё тело, – шепнула бывшая мисс Форбс, доверительно подавшись к нему чуть навстречу.

Клаус же резко вскинул голову в ответ на эти слова, расплываясь в широкой улыбке, и обвил её талию руками, ещё чуть ближе притягивая жену к себе, смотря на неё снизу-вверх, так коварно и многообещающе, заставляя её нервно сглотнуть, усилием воли заставив себя вернуться к кропотливой работе.

– А что мне будет за те десять тыкв, что я освежевал? – вопросительно изогнув бровь, поинтересовался он, с любопытством наблюдая за малейшими изменениями её мимики.

– Клаус, это же Хэллоуин, – наиграно тяжело вздохнула она, – У нас трое детей, ты можешь быть не таким Скруджем?

– Сейчас не Рождество, дорогуша, – хмыкнул Майклсон, ловко подметив её промах, – Неудачное сравнение.

Кэролайн закатила глаза, предусмотрительно прикусив свой острый язычок, понимая, что в словесной перепалке с ним у неё нет шансов. Как вообще можно спорить с этой ходячей энциклопедией, которая знает всё на свете?

– Ну вот, – придирчиво оглядев результат своих трудов, заключила Кэролайн, довольно улыбнувшись, – Готово.

– Я получу сегодня поцелуй от коварной ведьмы? – многозначительно посмотрев на её остроконечную шляпу и старомодный корсет, невинно поинтересовался Клаус, обхватив её бедра руками и чуть сжав их, срывая тихий стон с её губ.

– Хоть сто, если ты не будешь бурчать как вечно недовольный жизнью старикашка, – усмехнулась Кэролайн, склоняясь к нему ближе и касаясь своими губами его губ, мягко и игриво, вынуждая его довольно улыбнуться и чуть смягчиться.

Клаус тут же притянул её к себе, усадив сверху, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, уложенные в аккуратные локоны, нервным движением скидывая глупую шляпу с её головы и тут же углубляя поцелуй, страстно сплетаясь с её языком, поглощая всю её этим жгучим поцелуем.

– Фу-у-у-у, – раздались синхронно три детских голоска, вынудившие взрослых резко отстраниться друг от друга и перевести взгляд на три хитрых личика, во всю наблюдающих за ними. – Они слюнявятся, – протянули девочки, переглянувшись между собой, и смешно скривились.

Увидев это, Кэролайн заливисто засмеялась, пряча голову у него на груди и ощущая, как его тело трясется в беззвучном смехе, а сильные руки обвивают её талию, крепко обнимая, даря ощущение безопасности и безграничного счастья, наполненного семейным теплом.

========== Love full of pain (Клаус/Ребекка) ==========

Грань между тем, что приносит нам боль и что поддерживает нас, гораздо тоньше, чем можно подумать. И этой самой гранью, причиняющей умело боль и возносящей на вершину блаженства, была она. Та, чей голос он так отчётливо сейчас слышал в темноте, беззвучно ступая по их следу, загоняя всё глубже и глубже в лес, улавливая запах их страха. Её страха, отчего-то ставшего для него усладой, словно выдержанное в дубовых бочках вино. Такое насыщенное и терпкое, дарящее неповторимое послевкусие и распаляющее голод, вызывающее жажду крови, её и того ублюдка, кто посмел её отнять.

Он слышал беспокойный стук их сердец, тревожный шёпот, живо представляя тот момент, когда вырвет её предательское и лживое сердце из груди, так же как она поступила с ним, оставив на грязном полу психбольницы с клинком в груди, дарящем агонию, которая ей покажется лёгким отдыхом, перед тем, как он покажет ей все оттенки боли, заставив мучиться от каждого вздоха.

Его дражайшая Ребекка, его любимая сестра, стала той, кто сумел причинить ему боль. Адскую. Нестерпимую. Незабываемую. Ранее не испытанную. Клаус навсегда запомнит ту жуткую секунду, когда узрел правду. Именно Ребекка была той, кто привела Майкла в город. Она предала свою семью, поставив их жизни под удар, лишила его дома, сына, чьё сердце забрала в свои коварные сети, лишь для того, чтобы быть вместе с очередным – недостойным – её мужчиной.

А ведь он даже позволил ей тогда быть счастливой, по глупости решив, что хватит уже причинять ей боль. Пора отпустить. Пора позволить ей обрести своё собственное всегда и навечно с другим, избавив от столь омерзительной связи с братом, великодушно позволив ей забыть о тех жарких ночах, о грубых поцелуях, распаляющих страсть своей запретностью ещё больше. Впервые Клаус готов был пойти на жертву и так нещадно поплатился за это.

– Пожалуйста, – всхлипнула Ребекка, замерев посреди поляны, как только её брат показался из-за деревьев, пятясь назад и уповая, что сил у Марселя хватит, чтобы хоть ненадолго замедлить его, хотя бы на чуть-чуть, чтобы выиграть время, лишь пару секунд хватит.

– Ну же, сын мой, не прячься, – усмехнулся Клаус, переводя взгляд серых глаз, горящих жутким янтарём, чуть влево, как раз туда, где прятался предатель, ожидающий момента напасть, как всегда, подло и исподтишка; но время игр прошло.

Марсель медленно вышел из своего скудного укрытия, затравленно смотря на своего создателя и, по правде говоря, беспокоясь лишь о своей жизни. Чувства к Ребекке безусловно были, живя где-то в его сердце отблеском былой любви, трепетной и самой первой. Такой светлой, но омрачённой в очередной раз непонятной для него ревностью её брата. Разрушительной, сносящей на своём пути всё, пропитанной столь сильной яростью, вызывающей непроизвольную дрожь.

– Скажи мне, Марселлус, – издевательски протянул Клаус, шагнув навстречу к своему некогда лучшему другу, ученику и приемнику, самой большой его ошибке, – Что же ты выберешь? Мою сестру или всё же трон? Подумай. Даю слово… что бы ты не выбрал, ты это получишь.

Ребекка застыла, смотря на возлюбленного с вымученной улыбкой, глотая подступающий к горлу комок слёз и не сомневаясь, что вот-вот он произнесёт её имя. Наконец, выберут её. Наконец, она ощутит всю силу той самой, долгожданной любви, греющей её давно мёртвое сердце. Клаус поймёт, что нашёлся достойный мужчина, поймёт и пощадит его. Во всяком случае, на это она уповала, впервые за свою бессмертную жизнь молясь о спасении.

Марсель потупил взор, делая нервный вдох и бросая на Ребекку обеспокоенный взгляд, зная, что последующие слова разобьют её хрупкое сердце. Но жажда власти, неуемное желание вернуть себе трон перевесили чашу весов совсем не в пользу первородной вампирши, ставшей инициатором гибели Нового Орлеана тогда. Больше он не допустит такой ошибки, решив выбрать город, снова став заслуженным королём. Это единственный шанс вернуть то, что, как он считал, принадлежит ему по праву.

– Новый Орлеан, – вздёрнув подбородок, чётко и уверенно произнёс он, слыша болезненный всхлип сорвавшийся с её губ, видя, как налились кровью глаза Клауса, стоило ему только услышать ответ – неверный ответ.

Его рука резко взметнулась вверх, а затем была лишь боль. Дикая, заставляющая жадно хватать ртом воздух, силясь сделать вдох, ощущая его пальцы, с силой сжимающие его сердце в пробитой грудной клетке, мучая напоследок. И Марсель, смотря в глаза своего создателя, понимал, что ему не выжить. В серых бездушных глазах читался приговор, который он привёл в исполнение всего через долю секунды, безразлично смотря на упавшее к его ногам грузное тело.

Ребекка громко всхлипнула, оседая на землю и смотря на труп Марселя, с ужасом переводя взгляд на окровавленную руку брата, всё ещё сжимающего его сердце. Он, с отвращением сдавливая орган и брезгливо откидывая его от себя, неотрывно смотрел на сестру с превосходством, будто бы в очередной раз коря её за ошибку; за то, что посмела выбрать не его, вновь доверив своё хрупкое и израненное сердце подонку, по своей глупости и наивности.

– Я тебя предупреждал, – тихо сказал он, вынуждая сестру вздрогнуть и, пошатнувшись, подняться на ноги, смотря на него усталым взглядом потухших голубых глаз, только сейчас заметив изогнутый магический клинок в его смертоносных руках.

– Это всё действие этого кинжала, он… – слабая попытка его вразумить была сломана о холод в его глазах и безразличие, читавшееся во взгляде.

– О, нет. Как раз этот кинжал и помог мне обрести самого себя, – перебил её Клаус, расплывшись в злобной ухмылке, наставив на неё оружие и шагнув чуть ближе, – Сперва я слушал глупые россказни барменши, подвергаясь осуждению за то, что люблю тебя. Правда… не долго, её кровь нужна мне была, чтобы восстановиться.

– Т-ты убил Ками? – недоверчиво переспросила Ребекка, задрожав от страха, когда клинок коснулся её ключицы, медленно скользя туда, где всё ещё билось её разбитое сердце, заставляя его болезненно сжаться от страха.

– Да, перегрыз ей глотку, чтобы не слушать ненужные нотации недопсихолога, которая ни черта не смыслит в жизни. А теперь и этого… – Клаус пнул ногой труп Марселя, окидывая его безразличным взглядом, будто бы вовсе не растил его, не любил прежде, как сына.

– Когда же ты уже оставишь меня в покое? – всхлипнула Ребекка, вдруг с силой схватившись за рукоять клинка, чуть соприкасаясь пальцами с его ладонью, ощутив его дрожь, – Никто не будет меня достоин в твоих глазах. Никто и никогда. Не так ли? Надо было убить тебя, пока была возможность! Ублюдок! Так что, давай!

Тишину ночи наполнил оглушающий звук пощёчины. Такой сильной, с несвойственной ему эмоциональностью, мгновенно выдавшей его уязвлённые чувства, спрятанные глубоко внутри, вот уже на протяжении долгих тысячи лет. Он опять проиграл им, сдаваясь под гнётом этой постыдной слабости.

– Успокоилась? – стерев выступившую кровь с её губы, неожиданно мягко проговорил он, откидывая от себя жуткий клинок, пропитанный тёмной магией, – Ты моя, запомни. Ни один мужчина никогда не будет подле тебя. Ты принадлежишь мне. Ты моя сестра, – ласково проведя пальцем по её губам, хрипло произнёс Клаус, ловко пресекая все её попытки вырваться, хватая за хрупкие запястья и ощутимо сдавливая их, слыша тихий хруст костей и её болезненный всхлип, – Мы связаны кровью, Ребекка. Я всегда буду частью тебя, нравится тебе это или нет.

Слёзы катились по её щекам и она понуро опустила голову вниз, сдаваясь, ломаясь под этой жестокостью, невольно вспоминая каждого убитого мужчину, посмевшего пленить её сердце. Они все были мертвы, лишь потому что позарились на то, что принадлежит её эгоистичному брату. Сколько раз Клаус ставил её перед выбором? Сколько раз бездушно закалывал, лишь бы удержать её? Не сосчитать. И эта пожизненная агония уготовлена ей, Клаус никогда не позволит ей быть счастливой. Пора смириться.

Его пальцы грубо сомкнулись на её подбородке, приподнимая её лицо вверх, и его губы тут же обрушились на её, сминая их в жёстком, подавляющем волю поцелуе, заставляя её сдаться, безвольно повиснув в его руках, и робко ответить на поцелуй, вызывающий страх, отвращение и, что самое ужасное, давно забытое удовольствие от вкуса запретного плода. Весь ужас их отвратительной связи заключался в том, что она всегда – неизбежно – будет выбирать его, сколько бы боли он ей не причинил.

========== Sex and the city (Клаус/Кэролайн) ==========

Очередное Нью-Йоркское утро ничем не отличалось от долгой вереницы предыдущих, за исключением того, что Ребекка Майклсон сегодня неприлично опаздывала на встречу с подругами, уже сидевшими в их излюбленном заведении, следуя традиции субботнего завтрака вместе, за чашечкой кофе и свежей порцией сплетен.

Оживлённые улицы города, обычно вызывающие умиротворение, сегодня неимоверно раздражали. Так же как и редкие порывы ветра, вынуждающие волосы то и дело лезть в глаза и прилипать к нежно-розовому блеску для губ, изрядно трепля нервы.

Когда она уже наконец оказалась на летней площадке кафе, то смогла свободно вздохнуть, мысленно проклиная свой разрядившийся телефон из-за которого не сработал будильник. Ко всему прочему, ещё и вчерашний вечер не задался, заставив блондинистую особу пригубить полбутылки игристого вина, прежде чем лечь спать, добавив в копилку плохого настроения щедрую горсть монет.

– Скажите мне, с каких это пор найти нормального мужчину стало так сложно? – плюхнувшись на единственный оставшийся свободный стул, недовольно произнесла Ребекка, всем своим видом показывая, что очередное свидание закончилось полным крахом.

Им вовсе не нужны были все эти приветственные поцелуйчики в щёку и предисловия, хоть не слишком уж долго они дружат. С Ребеккой, переехавшей три года назад из Лондона, так вообще от силы полтора года, но что-то неподвластное разумному объяснению смогло сплотить их, вынудив так крепко прикипеть друг к дружке.

– Да я даже на покупку дорогущих туфель решаюсь быстрее, чем нахожу мужчину на ночь. Чем тут удивляться? – усмехнулась Кэролайн, пододвигая к подруге порцию её любимого омлета с сыром и помидорами – фирменного блюда в здешней кафешке, в которой они так любят завтракать.

– Не поняла, а это тут причём? – недоумённо посмотрев на неё, поинтересовалась шатенка, беря в руки чашку с ещё не остывшим зелёным чаем, отдающим запахом мёда и цедры лимона.

– Не тупи, Елена! – воскликнула Кэролайн, всплеснув руками, – Если я не могу найти мужчину для секса, то как можно найти себе потенциального мужа в этой обители разврата?

И тут повисло молчание, затяжное, но вовсе не удручающее, содержащее в себе все их ещё не сбывшиеся желания об уюте и спокойствии в надёжных мужских руках.

– Да ладно вам, Нью-Йорк не так уж и плох, – попыталась разбавить их пессимистичное настроение Бонни, которая являлась своеобразным голосом разума в их небольшой компании.

– Говорит та, чей парень оказался геем, – разбила в пух и прах её мелкий довод Бекка, даже не стараясь скрыть смешок, который слетел и с губ остальных, стоило им только вспомнить тот конфуз с Джереми, модным фотографом известных журналов.

– Нет, ну что не так с этим городом?! – возмутилась Кэролайн, впрочем, не удивив никого своей гиперэмоциональностью, – Вчера познакомилась с мужчиной в приличном ресторане Ист-Сайда. Мы мило побеседовали за ужином, а потом поехали к нему. И знаете, что меня ожидало?

– Что? – в один голос спросили они, нетерпеливо поддавшись вперёд, прекрасно зная, что у Форбс неинтересной истории быть не может, особенно когда это касается мужчин, потому Елена предусмотрительно и поставила чашку на стол.

– Наручники и плётка, – фыркнула она, поморщившись лишь от одного воспоминания об испорченном безнадёжно вечере, который так хорошо начинался.

– И когда это тебя останавливало? – поинтересовалась Бонни, пытливо смотря на взбалмошную блондинку, которую запросто можно было бы сравнить с героиней «Секса в большом городе», неотразимой Самантой Джонс.

– Согласна, я не против подобного рода шалостей в постели…

– Не против она. Очень даже за, – перебила её Бекка, хмыкнув и встретив сердитый взгляд голубых глаз, похожих на грозовое небо, – Ладно, молчу.

– Дело было даже не в этом. Этот придурок снял свои штаны, а у него ярко-розовые стринги с изображением Playboy, – Кэролайн выдержала паузу, оглядев поочередно подруг, готовых уже вот-вот громко засмеяться, – А затем из его рта полились все эти словечки, которые настолько пошлые, грязные и совсем не подогревающие интерес, что уши в трубочку свернулись. Так что, после просьбы его ударить, я врезала этой дебильной плёткой ему по лбу и ушла.

На этот раз сдержаться было невозможно и улицу озарил звонкий женский смех, раздавшийся почти синхронно, вынуждая и Кэролайн поддаться всеобщему веселью. Ведь, по правде говоря, по происшествии времени этот экземпляр вызывал в ней лишь смех и только.

– Ну вот, оставила бедолагу кролика, – сквозь приступы смеха проговорила Бекка, стирая выступившие на глаза слёзы.

– И это уже не первый раз, когда мне так везёт на каких-то чудаков! Один вообще после секса… – Форбс наклонилась к ним ближе, одарив загадочным взглядом, будто бы собираясь раскрыть тайну убийства Кеннеди, не меньше, – … заплакал

– Ну, быть может, у него давно не было. С кем не бывает, – смеясь, проговорила Бонни, покачав головой, поражаясь той раскованности, с которой она говорит о своей личной жизни, хотя слова скромность и Кэролайн Форбс однозначно являются антонимами.

– Одного вообще было не заткнуть. Такое ощущение, что он выступал на семинаре, а не сексом занимался. Ну почему нельзя дать мне хоть одного нормального мужчину? Хотя бы для секса.

– Почему только для секса? Тебе не хочется настоящих отношений? Они ведь не всегда строятся только на постели, – Елена однозначно здесь была самой романтичной натурой, доверчиво полагаясь на то, что все мужчины в глубине души белые и пушистые.

– Ошибаешься, Елена. Секс – это лакмусовая бумажка для отношений. Хороший секс – залог крепких взаимоотношений, – Кэролайн была неприступна, упертая до невозможности, она частенько умело оперировала имеющимися в запасе железными доводами, – Вспомни Деймона. С кем у тебя ещё был такой долгий роман?

– Ничего себе, вот это красавчик, – вдруг протянула Бонни, смотря за спину Кэролайн и Ребекки, вынуждая двух блондинок синхронно обернуться, в поисках того, кто же привлёк такое внимание их подруги, совсем позабыв о разгоревшемся споре.

– Вы только посмотрите на это лицо, – признала Елена, пристальным взглядом сканируя его благородный и чётко очерченный профиль, задерживаясь на пухлых и сочных губах.

– Какое лицо? – усмехнувшись, мельком посмотрела на подругу Кэролайн, – Глянь на тело. Вы когда-нибудь видели, что б мужчине ТАК шла обычная хенли? Чёрт, да он ходячий секс.

– Кажется, он идёт сюда, – взволнованно прошептала Елена, тут же отвернувшись, когда незнакомец посмотрел в их сторону, и при этом покрылась лёгким румянцем.

Мужчина и вправду, осмотревшись, направился прямиком к их столику, медленно подходя всё ближе и ближе, чуть улыбаясь от пристального разглядывания одной из блондинок, оставаясь при этом невероятно самоуверенным, будто бы зная, какую реакцию вызывает у женского пола.

– Привет, сестрёнка, – склонившись ближе к Ребекке, он мягко прикоснулся губами к её щеке, видя удивление мелькнувшее в глазах её подруг, – Доброе утро, – оглядев девушек, чуть хрипловатым голосом произнёс он, останавливая свой взгляд на сидящей рядом с его сестрой особе, продолжавшей бесстыдно разглядывать его, так пристально и придирчиво.

– Знакомьтесь, мой старший брат, Клаус, – представила наконец его Бекка. – Это Елена, Бонни и…

– Кэролайн, – представилась сама блондинка, протягивая ему ладонь и одаривая своей самой обаятельной улыбкой, подкрепленной жарким взглядом, будто бы бросая ему этим вызов, который он просто-напросто не мог не принять, будучи таким же азартным и страстным игроком, как и она.

Клаус улыбнулся, обнажая свои совершенно очаровательные, мальчишеские ямочки на щеках, и, взяв её ладонь в свою руку, прикоснулся губами к костяшкам её пальцев, лишь одним этим движением вызывая в теле непроизвольную дрожь. И желание как следует врезать сидящей рядом Ребекки Майклсон стало просто непреодолимым. Ведь она совершила преступление, спрятав своего брата от неё!

И уже было понятно, чем же закончится сегодняшний день. Ведь все они знали об одной чудесной аксиоме, выявленной Кэролайн Форбс ещё в колледже: «Девушке нравится парень, парню нравится девушка – секс».

========== Fairy dust (Клаус/Кэролайн) ==========

Удушливый жар солнца опалял его кожу, вызывая неприятные и щиплющие ощущения от подсохшей солёной воды океана, а нерасторопные действия команды, пытающейся заделать трещину в правом борту корабля, раздражали до невозможности, вынудив его чертыхнуться и покинуть судно, погрузившись в прохладную воду чуть ли не с головой.

Чёртов остров, чёртова затея отыскать эту несносную мелкую букашку, хранящую у себя желанную пыльцу, так необходимую ему, чтобы разделаться с врагами, коих он накопил за свою жизнь. Кто ж знал, что она скрывается вовсе не в знакомой ему, как пальцы руки, Нетландии, а на одном из безымянных островов, подход к которым был щедро усыпан острыми булыжниками. Именно на один из таких скалистых камней они и напоролись, повредив корабль.

Капитан чувствовал, что она где-то здесь, полностью доверяя своим развитым инстинктам, которые ни разу его ещё не подвели, бесчисленное количество раз спасая жизнь. Они помогли создать имя, которое боялись, которое произносили шёпотом и с благоговейным страхом, чтобы не накликать беду. Все знали его флаг, все боялись попасться ему в руки, будучи наслышанными о его жестокости, в очередной раз подтверждая его неоспоримое влияние, сделав грозой этих вод.

Со злостью срубая ветки раскидистых кустов и деревьев крюком, Клаус пробирался всё глубже и глубже, в самые недры необитаемого острова, позволяя своему чутью вести себя, буквально ощущая близость её присутствия. Уж слишком долго он гонялся за ней, обыскав каждый сантиметр трёх соседних островов, заглянув чуть ли не под каждый камень, в попытке отыскать эту малявку, чей издевательский смех будто бы раздавался в его голове после очередной неудачи.

Он шёл на всё усиливающийся шум водопада, чувствуя кожей прохладу пресной воды, чуть ускоряя шаг, желая немного передохнуть и промочить пересохшее горло, устранив горечь крепкого рома. Выйдя из-за деревьев, Клаус замер, с жадностью вслушиваясь в мелодичный голос белокурой девушки, сидящей у самой кромки воды, плетущей себе венок из девственно-белых цветов, букет из которых лежал на её коленях.

Она медленно повернула голову в его сторону, смотря через плечо, ничуть не удивившись его присутствию, и всё так же продолжала напевать незатейливую мелодию, ловко переплетая стебельки и заставляя его восхититься её чудным голосом, что звучал словно перезвон тысячи колокольчиков, маня похуже песни сирен.

– Я думал ты меньше, Динь-Динь, – выйдя ей навстречу, хмуро усмехнулся Клаус, грозно наставив острый крюк на безоружную фею, совсем не такую, какую он себе представлял, под влиянием ходивших о ней рассказов.

Она поморщилась и, водрузив себе пышный венок на голову, поднялась на ноги, отряхиваясь от мелких стебельков и листьев, позволяя цветам упасть на сочную ярко-зеленую траву, всё ещё хранящую на себе капельки кристально-чистой воды.

– Кэролайн, – сказала она, скрестив руки на груди, без какого-либо страха в голубых, как лагуна, глазах, окруженных длинными и густыми ресницами, – Меня зовут Кэролайн. И почему такое дурацкое прозвище досталось мне? – смешно нахмурилась она, совсем не походя на ту фею, что ему описывали плененные странники, любезно указавшие путь к этим островам, – Я ведь просто люблю медные вещи. Разве это повод называть меня так?

– А где же платьице из листьев и башмачки с помпонами? – хмыкнул Клаус, чуть опустив крюк и, отойдя на шаг, с любопытством рассматривая миниатюрную девушку, рост которой явно превышал описанный ему одним чудаком, клятвенно утверждавшего, что он чуть больше десяти сантиметров.

– А ты что, веришь всему что говорят? – чуть ли не топнув ножкой от возмущения и легкого раздражения, вызванного ненавистным ей прозвищем, капризно протянула она, заставляя его непроизвольно улыбнуться, – Так что ты хотел, пират?

– Пыльцу, конечно же, – как само собой разумеющееся, сказал Клаус, разведя руки чуть в стороны, вынуждая её заострить внимание на стальном крюке, что был у него вместо левой ладони.