Текст книги "Повседневность (СИ)"
Автор книги: Romaria
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
4.
Билл проснулся, но лежал с закрытыми глазами, не решаясь их открыть. Он помнил все. От первого слова, до последнего прикосновения.
– Не спишь? – раздался голос в самое ухо.
– Нет, – спокойно ответил Каулитц, даже не вздрогнув от неожиданного вопроса. Он почему-то точно знал, что Том тоже уже давно проснулся.
– Времени сколько? – задал еще один вопрос Трюмпер. – У меня сотовый в гостиной, а часов у тебя нет, только в телефоне…
– А зачем мне часы? Будильник в мобильнике есть, мне хватает, – отозвался Билл, про себя удивляясь какой-то неестественной обыденности этого разговора. Беседуют как давно живущая вместе семейная пара, привычно проснувшаяся утром в одной постели. Он все так же не решался открыть глаза.
– Ну, так ты мне скажешь, сколько времени или нет? – поторопил его Том.
Билл сделал глубокий вдох и искоса глянул на лежащего рядом Трюмпера. Том выглядел хмурым и помятым и тоже старался смотреть куда угодно, но только не на него. Билл хмыкнул и огляделся в поисках телефона. Нужного объекта в пределах видимости не наблюдалось.
– Мой, наверное, тоже в гостиной остался, – с заминкой выдавил он, вспоминая. – Вчера как-то не до телефона было…
– Да уж, – фыркнул Том, и неожиданно резко поднявшись с кровати, вышел из комнаты.
Билл лежал, уставившись в потолок, и слушал. Тихие шаги. Звук льющейся в ванной воды. Нужно вставать. Очень не хочется, но нужно. Наконец, заставив себя вылезти из постели, Билл натянул домашние штаны с футболкой, и пошел на кухню, готовить завтрак, решив, что раз уж они начали играть в счастливую семью, нужно делать это с размахом и до конца.
Том вышел из душа, когда кофе был уже готов, а яичница аппетитно устроилась на тарелках, подмигивая желтым глазом. Сев за стол, Трюмпер схватил вилку и принялся за еду, буркнув тихое: «Спасибо». Молча кивнув в ответ, Билл потянулся за чашкой с обжигающе-горячим, непроглядно-черным, как его настроение, кофе. Есть ему совсем не хотелось.
Быстро расправившись со своим завтраком, Том отодвинул тарелку и поднялся.
– Мне на работу нужно, девятый час уже, а еще в офис переться…
Билл тоже встал и пошел за ним в коридор. Подождал, пока Том обуется. Подал лежащие на полочке ключи от машины. Пожелал хорошего дня. Закрыл входную дверь, замкнул все замки, привалился спиной к холодному безжизненному металлу и сполз по нему на пол, заскулив тихо и отчаянно.
Это был конец. Билл точно это знал. Был уверен на все сто процентов. Не будет больше ничего. Ни пирожков Аманды Трюмпер по выходным. Ни просмотра какого-нибудь дурацкого, настолько скучного фильма, что им с Ребеккой приходилось объединяться, и забрасывать Тома попкорном, чтобы хоть как-нибудь себя развлечь. И Тома тоже не будет.
Как теперь жить без всего этого, Билл не представлял совершенно. Они все были у него всегда, всю жизнь, а теперь он совсем один. Нет, свои родители у него, конечно, тоже есть, но это совершенно не то, а вот они… такие родные и любимые… как он посмел поставить все это под угрозу?! Что ему теперь делать-то?
Несмотря на царящую на улице жару, из-под двери дуло нещадно, обдавая неприятным холодом беззащитно открытую из-за задравшейся футболки поясницу. Левая нога затекла почти до полного онемения. Билл с трудом поднялся, покачнувшись от скрутившей ногу судороги и, хромая, отправился на поиски телефона, решив, что на работу он сегодня не пойдет.
В том, что он заболел, никто не усомнился, услышав его хриплый, совершенно «убитый» голос. Он отпросился на целых два дня, надеясь, что их и еще двух выходных хватит на то чтобы привести себя в рабочее состояние. Уладив необходимую формальность, Билл, шмыгнув носом, достал плед и, закутавшись в него, свернулся на диване в небольшой полный горя комочек.
***
– Да твою мать! – в сердцах рявкнул Том, третий раз за утро прищемив пальцы ящиком стола.
Сегодня все валилось из рук. Он больно приложился коленкой о бордюр, запнувшись за какую-то железную хреновину, непонятно зачем торчащую из земли. Облился кофе, заляпав всю футболку, а потом несколько часов ходил мокрый, после попыток прямо на себе отмыть мерзкие коричневые пятна. Наорал на мальчишку-крановщика, и даже не из-за его вчерашнего фиаско, а просто, потому что под руку попался.
На душе было хе*ово до слез. Обычно, в таких ситуациях, когда Том начинал всех ненавидеть и мечтал, чтобы люди всей толпой исчезли куда-нибудь хотя бы часа на два, он звонил Биллу. Ему не нужно было ничего объяснять и рассказывать, достаточно просто спросить: «Как дела?» – особенным, тоскливым тоном, и максимум через час Каулитц прилетал и как-то ненавязчиво начинал суетиться, забалтывая и отвлекая от всех несчастий.
За этот день Том несколько раз порывался схватить трубку, и один раз даже номер набрал, но в последний момент вспомнил, что так плохо ему как раз из-за Билла. Вот какого черта на них нашло этой ночью? Алкоголь? Но они и раньше не раз напивались вдвоем, но ничего подобного не делали. Да Том и не думал никогда, что с Каулитцем можно заниматься чем-то таким.
Если честно, он вообще не думал, когда дело касалось Билла. Каулитц был просто… Каулитцем и давно уже воспринимался не как самостоятельная, отдельно взятая единица, а как неотделимое от него, Тома, приложение. Что-то настолько свое, что без этого, вроде как, и возможно обойтись, только вот как – непонятно. С самого своего детства всеми секретами, проблемами и радостями Том делился именно с ним. Это Биллу он рассказывал о первом поцелуе, первом сексе, первой влюбленности. И о том, что тренер, гад, придирается незаслуженно, рассказывал тоже ему.
Том откинулся на спинку противно крутящегося кресла, от движения которого его всегда укачивало и, зажмурившись изо всех сил, больно надавил на глаза пальцами. У них был секс. Его первый в жизни секс с парнем, мать его. Впервые за сегодня Том смог подумать об этом так. Конкретным предложением, не подыскивая каких-нибудь аллегорий или оправданий. И что теперь делать?
Гомофобом Трюмпер не был, он совершенно спокойно реагировал, когда видел подобные парочки в кафе или на улице. Скользил по ним рассеянным взглядом, мимолетно удивляясь, какой может быть смысл в таких отношениях, ведь у двух парней даже детей родиться не может… и все. Они его не раздражали, не напрягали, ему просто было поровну. Но сейчас это был не какой-то случайный парень, смущающий секс с которым можно было бы списать на алкогольное опьянение и забыть как страшный сон. Это был Билл.
Его Каулитц. Талантливый, немного сентиментальный, гордый, очень сдержанный. Про нелепость и ранимость которого знал только он. Только он был свидетелем того, как Билл тайком, обязательно покосившись перед этим по сторонам, чтобы не дай Бог не заметили, едва слышно шмыгает носом во время просмотра очередной дебильной мелодрамы. Или злится очень сильно, когда видит на улице голодную испуганную собаку, а потом еще долго переживает, что нет возможности забрать ее себе. Билл, который знал о нем больше и заботился лучше, чем та же Кэтрин…
Кэтрин. Про жену Том как-то и забыл… хотя, забыть про нее было практически невозможно из-за тридцати семи пропущенных, высвечивающихся на экране. Когда утром, выскочив из квартиры Билла и сев в машину, Том глянул на дисплей мобильного, пропущенных было двадцать девять, сбросив их все, он решил сделать вид, что ничего подобного просто не видел. Говорить с женой было не о чем. Он так и продолжал сбрасывать, не отвечая, когда в очередной раз видел ее фотографию, высвечивающуюся на экране. А несколько часов назад она звонить перестала, видимо окончательно обидевшись, но Тому на это почему-то было совершенно плевать. Сейчас его намного больше беспокоил другой человек, а все остальные проблемы казались совсем незначительными, отступая на задний план.
Решив не торопиться и дать им с Биллом все спокойно осмыслить поодиночке, Том, с твердым намерением не звонить и не встречаться в ближайшие несколько дней, с удвоенными силами взялся за работу. Домой он засобирался ближе к ночи. Ехал на максимально низкой скорости, стараясь оттянуть воссоединение со своей прекрасной половиной. Осторожно зашел в квартиру, не зная чего ожидать.
К его удивлению, вышедшая из кухни Кэтрин проплыла мимо, не сказав ни слова, даже в сторону его не посмотрела. Полностью игнорировала его жена довольно редко, но сейчас видимо обида была настолько серьезной, что даже скандал был недостаточным наказанием.
Быстро помыв руки, Том заглянул в спальню дочери. Он не видел Ребекку уже несколько дней и чувствовал себя виноватым из-за этого. Девочка, уже умытая и переодетая в пижаму, лежала в постели, собираясь спать.
– Папа! – радостно вскрикнула она при его появлении.
– Привет, пуговица. Как ты тут? – присаживаясь на стоящий рядом с кроватью стул, спросил Том. Наклонился и поцеловал дочку во вкусно пахнущую чем-то детским щеку.
– Хорошо. Только скучно. Мама мне сказала спать ложиться, а я пока не хочу, – грустно отчиталась Бекка и, воодушевившись, попросила. – А почитай мне немножечко. Пожааалуйста!
– Не знаю, – замялся Трюмпер, прекрасно понимая, что отказать умоляющему взгляду дочери он не в силах. – Поздно уже… давай так, одну главу – и спать.
Под радостный писк Том звучно чмокнул смеющуюся Ребекку в нос и потянулся за «Муми-троллем». Рассказы Туве Янсон они открыли для себя недавно, и Тому самому было интересно читать забавные добрые истории. Недобегемотики Трюмперу очень понравились, и он старательно выговаривал трудные имена вроде Туу-тикки или Снусмумрика, заставляя Бекку хихикать. Прочитанных глав было целых три, когда Том, наконец, поднялся и, выключив свет, отправился в их общую с женой спальню.
Как только он зашел, Кэтрин выключила стоящий на прикроватной тумбочке светильник и отвернулась на бок, укрывшись с головой одеялом. Том молча разделся в темноте и скользнул под свое одеяло, на свою сторону кровати. Спать. Завтра будет новый день со старыми проблемами; Кэтрин за сутки успеет отойти настолько, чтобы закатить грандиозный скандал; нужно в ближайшие сроки найти новых поставщиков, старые совсем зарвались, присылая вместо нормального материала черт знает что, да еще и Билла рядом не будет, чтобы покормить, поддержать и успокоить. Спать…
Утро началось привычно рано. Засыпая вечером в одной постели с женой, Том привык просыпаться сам. Без звонка будильника, потому что его можно было и не дождаться. Несколько месяцев назад у Кэтрин появилось одно занятное развлечение. Она просыпалась среди ночи или дожидалась, пока он уснет, и отключала часы в его мобильном. Как Кэтрин это называла: «А для того чтобы ты не расслаблялся». Сначала Том нервничал, вскакивал по несколько раз за ночь, боясь проспать, а потом приспособился, просыпаясь как по будильнику, самостоятельно, в одно и то же время.
День прошел тяжело и тоскливо. Бесконечная гонка, почти утратившая всякий смысл. Том даже маме позвонил во время ланча, чтобы услышать хоть чей-нибудь родной голос, раз уж Каулитцу пока звонить нельзя. Вечер опять наступил слишком быстро, и Трюмпер поплелся домой, с ужасом предвидя предстоящие выходные. Переступив порог, он замер. Кэтрин, одетая и обутая как для выхода на улицу, стояла в коридоре, судя по раздраженному виду, дожидаясь его довольно давно.
– Ты куда? – удивленно спросил Том, глядя на нарядную жену, держащую в руках небольшую дорожную сумку.
– Мы с девочками на работе договорились и уезжаем на выходные в пансионат, отдохнуть, развеяться… а что? Тебе можно пропадать на несколько дней, а мне нет? – агрессивно отозвалась Кэтрин.
– Меня же всего одну ночь дома не было, – зачем-то уточнил он.
– И ты считаешь, что это нормально? – перешла жена на привычный визг. – Ты бросил меня одну в наш семейный праздник, шлялся непонятно где и с кем, а сейчас еще смеешь предъявлять мне какие-то претензии и запрещать нормально отдохнуть с подругами?!
– Да я вроде и не запрещал… – устало выдохнул Том, мечтая, чтобы она уже поскорее уехала. – Просто спросил куда ты. А Бекка?.. – осторожно задал он еще один вопрос.
– В своей комнате, – все так же взвинчено отозвалась Кэтрин. – Я специально не стала увозить ребенка к маме. Сам с ней сиди, а то устроил из меня няньку!.. Вот побудь два дня в моей шкуре, надеюсь, поймешь, насколько это тяжело. Всё, я поехала, такси уже внизу ждет, да и рожу твою я больше видеть не могу, как всегда все настроение испоганил…
И она выпорхнула из квартиры, громко хлопнув дверью. Том постоял немного, радуясь тишине, разулся и пошел в детскую, проверить дочь.
– Привет, пуговица, чем занимаешься? – спросил он, заходя в комнату и разглядывая Бекку, увлеченно делающую что-то непонятное с большим зеленым драконом и маленькой замызганной обезьяной.
– Привет, пап, – от ослепительной, искренней улыбки в комнате стало даже как-то немного светлее. – А я дракошу обезьянкой кормлю. Он уже почти все съел, только голова осталась. Даже сыночку своему не оставил. Я вот думаю, а не отведать ли маленькому дракончику какой-нибудь смышленой пищи…
– В смысле? – очень удивленно спросил Том, не зная как на это реагировать.
– Нууу, голова-то осталась, а в ней же мозг!
– Ясно, – отозвался Трюмпер, и кивнул, как бы подтверждая то, что ему действительно все совершенно ясно и понятно. – А ты сама-то как, не голодная? Не хочешь ничего «смышленого», или хотя бы хлопьев с молоком?..
– Нет, – хихикнула Бекка. – Меня мама покормила.
– Тогда давай так, я сейчас быстренько в душ схожу, переоденусь, а потом мы с тобой придумаем, чем в выходные заниматься будем. Договорились?
– Договорились, – охотно согласилась девочка и снова принялась за кормежку мифического ящера.
На душ и переодевание времени понадобилось совсем немного. Заглянув на кухню, Том сделал себе пару бутербродов и, пользуясь отсутствием жены, прямо с тарелкой отправился в гостиную. Кэтрин терпеть не могла когда так делали, заявляя, что только свиньи жрут где попало, а цивилизованные люди едят на кухне, сидя за столом. Включив телевизор и вытянувшись на диване, он поставил еду себе на живот и принялся задумчиво жевать, время от времени поглядывая на экран.
Пятница. Завтра выходной. Том вдруг отчетливо понял, что не в состоянии пережить два дня сидя в замкнутом пространстве этой лишенной тепла квартиры. Он ведь собирался к родителям вместе с Беккой и Биллом, но без Каулитца ехать почему-то совершенно не хотелось. А может?.. Поддавшись неожиданному порыву, Том вскочил с дивана и быстро пошел в спальню дочери.
– Эй, пуговица, как ты смотришь на то, чтобы сегодня переночевать у Билла, а завтра с утра пораньше поехать к дедушке с бабушкой?
Слушая восторженный визг Бекки, он старался убедить себя в том, что делает всё совершенно правильно.
_________________
История про дракона и обезьяну не выдумка. Это моя четырехлетняя племянница периодически такие игрища устраивает. То у нее у нее «дракон, ест что-нибудь смышленое», то «птица Феникс появила птенчкОв». Она младше Ребекки на два года, но так как я в детях совершенно не разбираюсь, решила то что под рукой имеется слямзить. Бекка почти полностью с нее списана.
5.
Том чувствовал себя полным идиотом, одной рукой давя на дверной звонок, а во второй держа коробку с тортиком. На лакомстве настояла Реббека, и сейчас, стоя на пороге квартиры Билла, Трюмпер готов был прибить дочь, ну или хотя бы запретить производство тортов по всему миру. Почему-то этот чертов тортик смущал просто дико, одним своим присутствием намекая на интим и романтику. Будто на свидание пришел, только букетика чего-нибудь слащаво-вонючего не хватает.
Дверь открылась, и показался как-то необычно выглядящий Каулитц. Завернутый в большой плед, глаза непривычно узкие, нос красный и очень крупный. Увидев всю эту красоту, Том вдруг успокоился и даже тихонько хихикнул, испытав острый прилив облегчения.
– А я не ожидал, что вы приедете… – растерянно пробормотал Билл, натягивая плед повыше на плечи.
– Ой! – всплеснула руками Ребекка, глядя на него большими глазами. – А ты что, заболел что ли?!
– Простыл, – согласился Билл, смущенно опуская взгляд себе под ноги.
– Тогда мы тебя сейчас с папой лечить будем! – сообщила девочка, бочком протискиваясь в квартиру. – Мы вон тортик принесли. Вкусный, с клубникой. Сейчас поешь с чаем, и все пройдет, – Том напрягся всем телом при упоминании ненавистного кондитерского изделия. Незамечающая реакции отца на ее слова, Бекка протянула руку и скомандовала. – Давай его мне, я на кухню унесу, – получив довольно тяжелую коробку, она обняла ее обеими руками и, прижав к себе, скрылась в недрах квартиры. Каулитц переминался с ноги на ногу, все так же стоя на пороге и не поднимая взгляда.
– Ревешь? – полуутвердительно хмыкнул Том, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Реву, – не стал отнекиваться Билл, отходя в сторону и пропуская Трюмпера в квартиру.
– Как девчонка, ей Богу. Всегда такой был. С самого детства.
– Я вообще-то думал, что ты совсем ушел и тебя больше не будет никогда, – тихо буркнул Каулитц, обиженно шмыгнув распухшим носом.
– И куда я, по-твоему, деться мог? Мы же к родителям на выходные собирались… – проворчал Том, пытаясь спрятать снова охватившее его смущение.
– Том…
– Мы с тобой потом поговорим, а то там Бекка с тортиком ждут. Вот попозже избавимся от обоих и поговорим.
– Тогда я в душ схожу, в порядок себя приведу, а вы там пока располагайтесь… вместе с тортиком, – сказал Билл и скрылся за дверью ванной. Тому ничего не оставалось, кроме как отправиться на поиски уже во всю хозяйничающей на кухне дочери.
Билл выключил ненужную больше воду; почти не вытираясь, ради экономии времени, натянул на влажное тело свежую одежду, чуть-чуть подсушил волосы феном. Из-за резких нервных движений он постоянно что-то ронял. Внутри поднималось странное, похожее на ликование и истерику одновременно, чувство.
Том пришел. И не один, а вместе с Беккой. Сейчас они привычно будут пить чай, болтать ни о чем и смотреть кино. И ночевать устроятся тоже все вместе в его квартире. Билл лихорадочно попытался припомнить, сменил ли он простыни в гостевой спальне после их прошлой ночевки. Кажется, сменил…
Осторожно выглянув за дверь, он метнулся в свою комнату. Светиться с такой физиономией перед Томом еще больше, не хотелось. Это сейчас Трюмпер ничего не сказал, а потом точно еще не раз будет скулить, вспоминая его сегодняшний внешний вид. С косметикой Билл решил не усердствовать, просто избавил нос от излишней красноты и ликвидировал круги под глазами.
Когда Билл появился в гостиной, столик уже был придвинут к дивану. На нем красовался торт, прямо в коробке разрезанный на крупные аппетитные куски, и стоящие на блюдцах три чашки с приветливо дымящимся чаем. Около них, ручками к едокам, были разложены маленькие ложечки. Том с Ребеккой сидели рядышком, одинаково смешно сложив руки на коленках.
– А ты снова хорошенький! – воскликнула Бекка, заметив его.
– Спасибо, – поблагодарил девочку Билл, стараясь не обращать внимания на ее ехидно хихикающего, как гиена, отца.
– Ага, Билли, хорошенький, прямо как девочка, – поддакнул Трюмпер.
– Ты не обижайся на папу. Он шутит, – нахмурившись проговорила Ребекка, строго посмотрев на веселящегося Тома.
– А я на дурачков и не обижаюсь, – не остался в долгу Билл, показав Трюмперу кончик языка. – Давайте уже торт есть, он так вкусно выглядит…
– Давайте! – обрадовалась Бекка, нетерпеливо заерзав на месте. – Ой, а что смотреть-то будем, мы и не выбрали еще!
– Сама решай, – опрометчиво бросил Каулитц.
Ребекка засветилась как лампочка, и с воодушевлением посмотрев на взрослых, открыла рот…
– Только не «Гринча»! – с одинаковым ужасом на лицах в один голос воскликнули Билл с Томом.
Девочка тут же надулась и засопела. Бекка могла смотреть этот дурацкий фильм сто раз подряд, без перерыва, и ей было абсолютно все равно, какой месяц стоит на дворе – декабрь или июнь. Она с упоением подпевала дебильным песенкам, называла лапочками откровенно страшных жителей идеалистически-отвратного города, а изображающий из себя зеленого быдловатого придурка Джим Керри, вообще был верхом совершенства. Почему-то этот наглый, совершенно неприятный персонаж вызывал у нее безграничное умиление. Бекка пищала, пребывая в полном восторге от его кривляний, и плакала, когда эту зарвавшуюся мерзость с тонкой душевной организацией, заслуживающую, по мнению Тома, как минимум расстрела, кто-нибудь обижал.
– Зайка, – попытался уладить зарождающийся конфликт Билл. – Мы ведь в прошлый раз его смотрели…
– И в позапрошлый тоже, – поддакнул Трюмпер с тоской в голосе.
– И в позапрошлый, – согласился Билл, искоса глянув на него с молчаливой просьбой не вмешиваться. Том тут же заткнулся, прекрасно осознавая, что дипломатическими качествами не обладал никогда. Он был защитником и добытчиком, а урегулирование конфликтов – это к Каулитцу. – У меня куча новых интересных фильмов, я специально к твоему приезду купил. Там про собачек есть. Ты же любишь?..
Наконец, общими усилиями фильм был выбран. Ребекка, забравшись с ногами на диван, не отрываясь, совершенно круглыми глазами, смотрела на то, как кучка симпатичных, очень обаятельных собак боролась с ледяным холодом крайнего севера, пытаясь выжить и дождаться возвращения людей. Девочка причитала, накрыв щеки ладошками. Вскрикивала, поочередно хватая за руки то отца, то Билла, в особо напряженные моменты, однако, не забывая, про недоеденный торт. И даже немножко поплакала, но почему-то только тогда, когда в жизни отважных животных все наладилось, и любимый хозяин вернулся, с твердым намерением забрать их домой. К безграничной радости взрослых, Гринч, на этот вечер, был забыт.
Когда фильм был посмотрен, тортик съеден, а на улице стало совсем темно, успокоившийся за вечер Билл снова занервничал, понимая, что время серьезного разговора неумолимо приближается. Все вместе они убрали посуду. Билл с Ребеккой маленько побрызгались водой, ополаскивая чашки из под чая. Они брызгались бы еще больше, но Том их разогнал.
Потом Трюмпер, закинув визжащую дочь на плечо, потащил ее в ванную, на необходимые перед сном процедуры, а Билл поплелся к себе. Зашел в спальню, тихо закрыл дверь и, не зная, что бы еще сделать, лег в постель, натянув покрывало до подбородка. Ему тут же стало невыносимо стыдно от этой позы смущающейся девственницы, ожидающей своего первого мужчину. Обругав себя последними словами, Билл стянул одеяло до пояса, оставив плечи открытыми, повернулся на бок, лицом к двери, устроившись поудобнее, и стал ждать.
Том явился минут через двадцать. Скользнул в комнату. Оглядел его, лежащего на кровати, с ног до головы, и направился прямиком к постели.
– Я с тобой полежу, – сообщил Трюмпер.
– Рэй…
– Бекка, – машинально поправил Том и, предвидя вопрос, отчитался, забираясь под одеяло и устраиваясь точно так же на боку, лицом к Биллу. – Умыта. Уложена. Усыплена.
Они долго лежали молча, глядя в глаза друг другу, будто пытаясь найти там ответы на все вопросы. Первым не выдержал Том:
– Может быть я тугодум, но до меня все никак не может дойти, что это вообще такое было… не объяснишь?
– Это был секс, Том, – невесело усмехнулся Билл. – Тебе ведь Беверли рассказывала, что такие вещи иногда случаются.
– Ты такой остроумный, Каулитц, просто сил нет… – огрызнулся Трюмпер. – Ну, раз ты у нас такой информационно-подкованный, может быть, скажешь, какого черта мы это сделали? Я, знаешь ли, о сексе с тобой круглыми сутками не раздумывал. И для меня это стало несколько неожиданным событием.
– Я тоже не думал, – быстро соврал Билл. – Но панику по этому поводу устраивать не собираюсь…
– Ага, – насмешливо перебил его Том. – Ты лучше поревешь в темном уголке несколько дней подряд, стойкий оловянный солдатик.
– Я не из-за этого!
– Да знаю я, не обижайся!
И снова наступила тишина. Билл уставился на совершенно белую футболку Трюмпера, и начал с интересом ее разглядывать, решаясь задать один, очень важный для него вопрос.
– Том, а Кэтрин?.. – с трудом выдавил он.
– Черт! Я не хочу о ней сейчас вспоминать! Она на выходные с подружками уехала, и я рад буду, если не вернется месяцев пять, а лучше год. И мы не о ней говорить будем, а о нас с тобой. О том, что мы наворотили совместными усилиями, а как теперь разгребать все это, лично мне непонятно. Это вообще дичь какая-то! Ну перепили… ну тра*нулись, и х*р с ним! Сделано – забыто. Так нет же, мне понравилось так, что до сих пор от воспоминаний яйца сводит. Я такого кайфа от секса еще никогда не ловил… – тихо, будто выдохся, закончил Том и неожиданно спросил. – А тебе?..
– Что мне? – от слов Трюмпера у Билла перехватило дыхание, а сердце заколотилось быстро-быстро где-то в горле. В голове все перепуталось, и тело словно пульсировало в такт единственной связной мысли: Тому было с ним хорошо!
– Тебе понравилось?
– Да я, если честно, и не запомнил почти ничего, пьяный же был, – снова соврал Билл, начиная чувствовать себя законченным лжецом и даже, почему-то, немного предателем.
– А хочешь запомнить? – Том придвинулся поближе и положил руку на его накрытое покрывалом бедро. Билл резко вскинул взгляд и несколько секунд рассматривал Трюмпера со странной смесью недоверия и надежды в глазах.
– Хочу, – наконец, признался Каулитц.
– Попробуем?
– Давай.
На этом решимость закончилась, и они снова замолчали, надеясь на то, что первым это самое «давай» начнет кто-нибудь другой.
– Бл*ть! Как малолетки, ей Богу! – наконец рыкнул Том, и, подавшись вперед всем телом, накрыл губы Каулитца своими.
Алкоголь не только снимал запреты, но и притуплял чувства. В этот раз, на трезвую голову, Биллу все казалось еще более ярким и желанным. Губы Тома были обветренными и из-за этого слегка шершавыми. Билл лизнул их кончиком языка, пытаясь смягчить. Трюмпер тяжело и шумно выдохнул ему прямо в рот и перевернул на спину, в попытке придвинуться ближе.
Видимо и этого ему показалось мало. Нетерпеливо откинув покрывало в сторону, Том лег сверху, просунув свою ногу между бедрами Билла, улыбнулся сквозь поцелуй, услышав тихий хныкающий звук, намертво впаявшийся в память с прошлой ночи. Оторвавшись от губ, спустился к шее, осторожно прикусил кожу. Чмокнул куда-то за ухо, подышал в него горячо, заставив Билла передернуться всем телом. Спешить не хотелось. Сегодня Том хотел узнавать. Рассмотреть каждый миллиметр, поцеловать, потрогать…
Он словно впервые видел этого человека. Казалось, что это не Билл, а кто-то совершенно чужой и незнакомый. Ну не может его Каулитц дышать так возбуждающе, и вздрагивать всем телом от каждого прикосновения тоже не может. Том нежно прикусил тонкую ключичную косточку, скользнул ладонью под футболку, накрыв теплый нежный живот. Кожа была очень гладкой и словно бархатной на ощупь. Приподняв ткань повыше, Том внимательно посмотрел на то, что гладили его руки.
– Никогда не обращал внимания, насколько сексуально смотрится эта твоя наскальная живопись, – задумчиво протянул он, разглядывая закрывавшую почти весь бок татуировку.
Погладив вычурный рисунок пальцами, Том наклонился и попытался повторить его кончиком языка. Билл что-то зашептал неразборчиво и выгнулся. Он стонал, вскрикивал и искренне думал, что не выдержит и сойдет с ума, пока Трюмпер продолжал «чертить» на его теле, заставляя гореть и плавиться.
– Разденемся? – предложил Том. Того, что есть, стало катастрофически не хватать.
– Том, ты точно уверен?..
– Твою мать! – тут же разозлился Трюмпер. Убеждать кого-то в том, что все происходящее хорошо и правильно он не мог. Просто не верил в это. – Ни в чем я не уверен, ясно?! Но я хочу… а ты?
– Да. Но мне страшно.
– Я знаю. Мне тоже. Продолжим?..
– Да.
Облегченно выдохнув, Том избавил Каулитца от мешающей сейчас одежды. Билл покорно поднял руки, позволяя себя раздевать. Он лежал, закрыв глаза, грудь вздымалась от частого дыхания, а пальцы комкали простыню, угрожая порвать тонкую ткань в клочья. Кожа горела, как при лихорадке, и совершенно не верилось, что всё это происходит на самом деле. Билл даже глаза открыл, чтобы убедиться.
Всё еще полностью одетый Том лежал рядом, прижимаясь к нему бедрами, и водил языком по коже с таким выражением на лице, словно не мог насытиться. Биллу тоже очень сильно захотелось попробовать его кожу на вкус. Подергав за край тонкой белой футболки, он попросил:
– Сними…
Том тут же выполнил его просьбу. С усилием сглотнув, Билл протянул руку и положил ладонь ему на грудь. Толкнул, заставив лечь на спину. Том как-то странно поморщился, но подчинился. Он, вообще-то, сам хотел трогать и разглядывать…
Об этом своем желании Трюмпер забыл сразу же, как только почувствовал прижавшиеся к шее губы. Поцелуи были легкими, пробными. Они спустились вниз, заставив вдавиться затылком в подушку. Перескочили на грудь. Билл высунул язык и поласкал тут же сжавшийся сосок самым кончиком. Осторожно прикусил зубами, щелкнул штангой и, словно извиняясь, снова нежно погладил языком.
– Бл***ть, – прошипел Том, вцепившись себе в дреды. Было очень нужно чем-то занять руки.
Подбодренный такой реакцией Билл, положил ладонь Трюмперу на живот и аккуратно поцарапал ногтями, вслушиваясь в прерывистый стон. Желание занимало главенствующее место, вытесняя нерешительность. Билл прикусил кожу у пупка зубами. Нырнул в ямку языком, провел влажную дорожку вниз, попытался проникнуть под резинку штанов. Сделать это оказалось достаточно трудно, и Билл решил от них избавиться, прихватив и трусы за компанию…
– Теперь… ты! – с усилием выдохнул совершенно голый Том.
Билл ухмыльнулся, выполнил приказ, поражаясь своей наглости, и попросил:
– Не матерись, – хотя эмоциональная реакция Трюмпера на его мини-стриптиз доставила удовольствие.
– А больше ты ничего не хочешь? – привычно рыкнул Том, сгребая его в охапку.
– Хочу, – согласился Билл и, хихикнув, добавил. – Но на сей раз не Bentley…
– Кто-то сейчас договорится…
Губы Тома были слишком близко, чтобы Билл мог противиться искушению. Жадный, агрессивный поцелуй вынес из головы все мысли и слова напрочь. Билл скулил, прижимался всем телом и старался потрогать все, до чего только мог дотянуться. Не выдержав напряжения, Каулитц разорвал поцелуй и, перевернув недовольно заворчавшего Тома назад на спину, вернулся к изучению его живота. Гладил, лизал, ласкался как большая кошка. От переизбытка чувств даже попытался втянуть кожу в рот, впившись в нее губами и оставив неплохой засос.
Наткнувшись на полностью возбужденный уже член Трюмпера, Билл прижался к нему щекой. Потерся. Успокаивая, погладил задрожавшего Тома ладонью по бедру. Повернул голову и широко лизнул головку языком. Поймал маленькую капельку смазки, забрал в рот, прислушался к себе, пытаясь распробовать. Вкус был странный, но не противный. Пряный, солоноватый, и отдавал чуть-чуть горечью. Никакого отторжения не было. Слишком много лет Билл довольствовался мечтами, прокручивая в голове подобные порно-картинки, чтобы сейчас ему было стыдно или неудобно.
