Текст книги "Точки соприкосновения (СИ)"

Автор книги: Риша Янтарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Уизли, даже если ты – самая последняя предательница, я на твоей стороне. С условием, что ты все же не меня предаешь.

Джинни вдруг успокоилась и как-то обмякла.

– Когда я рассталась с Гарри, – тихо заговорила она, рассматривая свои шнурованные берцы. – Мой брат, Рон,… он назвал меня именно так. Предательница. Даже мама смотрела хоть и с пониманием, но осуждающе, а отец просто молчал. Гарри ведь их любимый, он – герой и такой хороший, лучший из всех, кого я, по словам Рона, смогла бы встретить.

Внутри Блейза медленно закипала ярость на рыжего поттеровского дружка.

– Я понимаю, что Рон переживал за друга, который оказался ему ближе, чем сестра. – продолжила Джинни, повернув голову в сторону реки. – Я за это не злюсь, но… почему-то все равно чувствую себя виноватой перед Гарри Поттером. Как будто бы я дала ему большую надежду, все шесть лет своей школьной безответной любви давала эту надежду, а после взяла и растоптала ее, оказавшись самой последней с*кой. Просто обнаружив, что моя любовь – скорее глубокое восхищение его образом, его качествами как героя и человека, выросшее из детства, когда я была очень впечатлительной девочкой. Словно бы я получила то, что хотела, и только потом заметила, что это далеко не то, что мне на самом деле нужно. И теперь, когда я вижу Гарри, чувствую вину, и как будто бы не могу позволить себе быть счастливой, пока не удостоверюсь в том, что счастлив он, сам по себе, без меня. Как будто бы своим несчастьем искупаю то, что наделала.

– А ты не думала о том, что стало бы еще хуже, если бы ты продолжила обманывать себя и его, притворяясь, что все хорошо? – наконец произнес Блейз, донельзя шокированный внезапным откровением Джинни. Он теперь понял, почему она временами так нервничала, если Поттер появлялся на горизонте.

– Думала. – ответила рыжая, грустно усмехнувшись. – Я бы спилась, наверно.

– Послушай, Уизли. – Блейз подошел ближе и взял ее за плечи, внимательно глядя в светлое хмурое лицо девушки. – В жизни не бывает все идеально. Некоторые люди годами живут в личном “неидеально”, лишь бы не сделать еще хуже. Скажи спасибо себе за храбрость покинуть свое “неидеально”, не испугавшись неизвестности и осуждения. Ты дала самой себе шанс изменить жизнь, разве это может быть плохо? И я бы не сказал, что Поттер до сих пор страдает, но вот твоему брату с удовольствием бы дал в морду за то, что он внушил тебе чувство вины за твой выбор.

В конечном итоге в первую очередь важно собственное счастье, просто потому что это твое личное дело. Отвечать за чужое счастье и выбор мы не можем.. Хотя вот конкретно сейчас я бы не отказался щелкнуть пальцами, и, чтобы все твои печали, Джинни Уизли, окончательно исчезли, уступив место свободе жить так, как тебе хочется.

Забини отпустил плечи девушки и отошел в сторону, доставая сигарету. Он был поражен собственной откровенностью и теми словами, что сказал.

Это ведь оно, то самое чувство, когда перестаешь бояться, юлить и прыгаешь в серьезную неизвестность.

Джинни некоторое время стояла и смотрела на спину курящего Блейза. Ветер развевал полы его пальто цвета топленого молока.

Мужчина оказался куда умнее и чутче, чем думала о нем девушка. Давний образ, живший в голове еще со школы, разрушался на глазах.

“Спасибо, что вытащил меня из этого…”

Она шагнула к нему и дотронулась до предплечья.

– Идем домой.

– К тебе или ко мне? – на лице Забини, когда он повернулся к Уизли, вновь расцвела знакомая развязная улыбка. Долго серьезным быть он не мог. Но вот коньячного цвета глаза блестели уже совсем по-другому, как-то… легко, тепло и открыто.

– Дурак. – Джинни шлепнула его по руке. – Ну ладно, не домой. Мне нужно на работу забрать несколько документов.

– В выходной на работу? Это кто еще из нас дурак. – хмыкнул Забини, и они вдвоем, привычно перекидываясь шутливыми колкостями, отправились в сторону его машины.

Джинни.

Джинни стояла у окна своего кабинета, вертя серебристую флешку в руках. Закатное солнце персиковыми отсветами ложилось на стол, стены и пол, создавая ощущение ирреальности происходящего.

Удивление собственному откровению с Забини, которому она внезапно доверила одну из главных своих болей, настигло девушку запоздало. Так случалось и раньше, сначала делала, а потом размышляла, зачем и почему сделала.

“В чем-то похоже на эффект попутчика. – подумала Джинни. – Только Забини мне предстоит видеть довольно часто и дальше”.

Почему-то о том, что она внезапно стала доверять мулату, ей думать не хотелось, но по-хорошему стоило бы.

Блейз до сих пор вызывал в ней двоякие чувства, до сих пор еле заметной тенью падало на них обоих их общее прошлое.

Но… как ни крути, мужчина уже занял какое-то довольно заметное место в жизни Джинни Уизли, и если это место опустеет, она почувствует.

Почувствует гораздо сильнее, чем хотелось бы думать.

Девушка развернулась и вышла из кабинета, закрыв ключом дверь. С этим нужно было что-то делать.

У входа Забини не оказалось, он почему-то спрятался за группой туй, махнув Джинни рукой, чтобы та вела себя тихо. Лицо мулата выражало загадочность пополам с попытками не заржать.

Рыжая фыркнула и осторожно подошла ближе, присев рядом.

– Смотри. – еле слышно шепнул Блейз, кивнув куда-то вперед в просвет между деревьями.

Девушка с интересом устремила взгляд туда и чуть было не шлепнулась на пятую точку от увиденного, благо мужчина успел вовремя схватить ее за локоть.

У клумбы, окруженной фигурными кустиками самшита, сидела Пэнси Паркинсон в бежевом спортивном костюме, сосредоточенно ковыряясь маленькой лопаточкой в глиняном цветочном горшке. Рядом с ней стояло несколько контейнеров с рассадой.

Но это было далеко не все. С другой стороны от Пэнси присел Невилл, который тихим спокойным голосом рассказывал девушке об анютиных глазках, попутно чертя что-то пальцем на почве.

Паркинсон осторожно взяла в руки один из маленьких зеленых кустиков и аккуратно посадила его в готовую ямку, присыпав землей по бокам.

– Отлично, Лонгботтом. – послышался ее чуть низковатый с хрипотцой голос. – Теперь никто кроме тебя не будет знать о том, что именно я посадила эту фиалку.

Блейз и Джинни переглянулись. Рыжая скорчила смешную гримаску и шепотом сказала: “упс!”. Оторваться от зрелища “Пэнси Паркинсон – святая огородница” было просто невозможно.

Некоторое время Невилл и Пэнси с упоением сажали цветы, мирно переговариваясь. Вдруг брюнетка двинула головой, прядь ее волос выскользнула из прически и упала на лицо, мешая нормально смотреть. Девушка упрямо пыталась ее сдуть, но непослушные волосы все лезли и лезли в глаза.

Сидящий рядом Невилл снял одну из своих перчаток и просто заправил мешающую прядь за ухо Пэнси. Та удивленно вскинула голову, явно не ожидая подобного прикосновения.

Джинни думала, что подруга собирается с силами, чтобы обрушить на бедного Нева всевозможные ругательства за нарушение личных границ, но… нет… Паркинсон просто смотрела на Лонгботтома, не отводя взгляда, и молчала, а он смотрел на нее.

– Идем. – Блейз внезапно оттащил увлекшуюся рыжую бестию в сторону. – Это их дело. Если Пэнс узнает, что мы видели, то прикопает нас где-нибудь в этом саду. Я конечно планирую жить долго и счастливо с тобой до конца своих дней, но не хочу, чтобы они кончились настолько рано.

Джинни разочарованно выдохнула, она была настолько под впечатлением от увиденного зрелища, что не заметила оговорки Забини.

– Этого не может быть! – полушепотом восклицала девушка, когда они садились в машину Блейза. – Пэнси и Невилл. Невилл и Пэнси. Пэнвилл. А я думала, чего она такая довольная ходит в последнюю неделю. – рыжая хитро прищурилась. – И на корпоративе лонгботтомские филеи рассматривала. Как ты думаешь, они поцеловались?

– Зная Пэнс… Нет. – Блейз хмыкнул, отъезжая с парковки. – Но он определенно ей нравится. Лонгботтом. Надо же. Никогда бы не подумал. Интересно, как скоро она сообразит.

– Дай-ка подумать. – Уизли стала загибать пальцы. – Сначала отрицание. Потом гнев. Потом торг. Потом депрессия. Потом принятие.

– То есть, если бы тебе понравился кто-то, о ком ты раньше думала, что он никогда тебе не понравится, ты бы тоже проходила через эти стадии? – спросил Блейз, подняв бровь.

– Ну и вопросики у тебя, Забини. – фыркнула девушка.

– Мне напомнить те вопросы, которые ты мне сегодня задавала, Уизли? – с насмешкой добавил Блейз. – По сравнению с ними, мой абсолютно адекватный и тактичный.

– Может быть и да, если бы влюбилась в кого-то, кого раньше сильно ненавидела. Но таких людей сейчас в моем окружении нет. – все же ответила Джинни.

– И меня ты не ненавидишь?

Рыжая внимательно посмотрела на Блейза, который сейчас сосредоточился на дороге. Его вопрос был задан каким-то совершенно непривычным, не свойственным мужчине тоном. Он был серьезным.

– Если бы я тебя ненавидела, то не сидела бы с тобой в одной машине. – ответила девушка. – И уж точно бы не пошла на карусели и матч. Вообще бы никуда не пошла. Если человек мне не нравится, то он мне не нравится, и ничего больше.

– Я знаю. Просто хотел услышать это непосредственно от тебя самой, Уизли. – Забини улыбнулся, глядя вперед.

Джинни собиралась было ответить, но тут в кармане её спортивной куртки зазвонил телефон.

– Да, мам?

…

– Спасибо, и тебе.

…

– С работы еду.

…

– Что? Снова?

…

– Она рядом?

…

– Ну-ка дай Флегме трубку.

…

– Да не буду я материться, просто выскажу в доступной форме.

…

– Мааам, трубку ей дай.

…

– Спасибо

…

– Привет, Флёр. Нет, я не стану сидеть с твоими детьми, пока ты в очередном отпуске гуляешь по Парижу. У меня работа и своя жизнь, в вечные няньки я не нанималась. Мама между прочим тоже. Для разнообразия в этот раз возьми детей с собой и отвези их в Диснейлэнд вместо бесконечного загула по парижским бутикам, они у тебя уже взрослые для поездок, будут рады. Мари-Виктуар говорила мне, что хочет посмотреть на парк динозавров, это её заветная мечта целых два года.

И Джинни быстро сбросила вызов, пока трубка не разразилась возмущенным курлыканьем и плачем француженки.

– Я разбудила древнее зло. – Уизли выдохнула и откинулась на спинку сиденья. – Минимум месяца два в Нору на ужин ездить опасно для жизни. Но кто-то должен был высказать это Флегме, и раз уж мы с первого дня знакомства с ней на ножах, то роль злодейки, доставшаяся мне, не особо испортит наши отношения.

– Моя мать говорила, что прежде всего нельзя давать садиться к себе на шею именно родственникам. – Блейз усмехнулся, останавливаясь машину. – Особенно, когда у тебя есть то, что нужно им, и меры своей они не знают.

– Жёстко, но правда. – Джинни поморщилась, складывая телефон в сумку, и открыла дверь.

Это был их с Забини ритуал. Он оставлял машину в паре кварталов от квартиры Уизли, и они вместе неторопливо шли по узким улочкам к дому, где жила девушка.

– Флер, откровенно говоря, довела меня ещё тогда, когда мы встречались с Гарри. – продолжила Джинни, ступая на песочную брусчатку, вызолоченную уже почти весенним закатом. На улице было пусто, лишь раздавались эхо шагов, и слышался шум машин с дороги неподалеку.

– Она постоянно говорила о моем замужестве, даже во время учёбы в университете, притаскивала свадебные журналы и намеками предлагала себя в качестве организатора. Я думаю, Гарри сделал мне предложение именно из-за напора Флёр, а не потому что хотел сам.

– Поттер сделал тебе предложение? – Блейз остановился, голос его звучал немного жёстко.

Джинни, заметившая эту перемену в мужчине, чуть отступила назад.

– Я никому об этом не собиралась рассказывать. – опомнившись, тихо произнесла она. – Но раз начала, то закончу, чтобы не вводить в заблуждение.

Блейз кивнул, челюсти его непроизвольно сжались.

– Гарри сделал мне предложение чуть больше года назад, и я ему отказала. – произнесла Джинни, ступая вдоль старинного дома. – Наши представления о семейной жизни сильно расходились. Его идеалом была большая семья, как у моих родителей. Моим идеалом была семья из двух человек – меня и моего мужа. Без детей, с возможностью уезжать и путешествовать, когда захочу и куда захочу, вне зависимости от обстоятельств. Я сама удивилась, когда проговорила это вслух в первый раз. Жизнь в большой семье оставила на мне странный отпечаток в виде довольно ясной антипатии к постоянному столпотворению дома. Я люблю своих родителей и братьев, люблю племянников, но это не значит, что я хочу жить как они. А что на счёт детей… Я их не ненавижу или что-то в этом роде, просто… я хотела бы выйти замуж и прожить жизнь с супругом, потому что я хочу быть рядом с ним, а не ради возможности получить потомство. Думаю, что это довольно интересный квест и вызов. – Джинни хитро усмехнулась. – Я слишком хорошо себя знаю, чтобы соглашаться на нечто привычное. Мне быстро станет неинтересно. – она посмотрела на молча идущего рядом Блейза и заметила скользнувшую по его губам загадочную улыбку. – Плохо ты на меня влияешь, Забини. С утра рассказала тебе все то, о чем обещала самой себе год назад ни с кем не делиться.

– По-моему, наоборот, отлично влияю. – хмыкнул тот. – Ты заметно расслабилась и успокоилась, отпустив довольно большой кусок своего прошлого. Скажи лучше спасибо за бесплатную психотерапию, рыжая.

Они остановились у дома, где Джинни снимала квартиру.

– По большому счету, здесь ты очень прав, Забини. Спасибо тебе. – она развернулась к нему и серьезно посмотрела на мужчину, смуглая кожа которого в свете заходящего солнца сияла золотом. Этот же свет пронизывал радужку его коньячных глаз и зажигал тёмные короткие волосы. Увиденное зрелище почему-то очень сильно отпечаталось в сознании Уизли, будто бы она вдруг встретила странного ангела, пришедшего явно не с небес, но завораживающего гораздо сильнее, чем небожитель. Потому что конкретно этот ангел, стоящий перед ней, знал настоящий вкус жизни и цену реальным чувствам, пусть временами играл и притворялся, чтобы защитить остатки живого и настоящего внутри себя.

Они некоторое время стояли друг напротив друга, не отрывая взглядов, а потом Блейз проговорил:

– К тому, что ты сказала днем. Я с тобой всегда искренний и настоящий, Уизли. Даже больше, чем ты думаешь, и больше, чем думаю я, просто потому что не могу это контролировать рядом с тобой. До встречи. Позвоню, когда придумаю нечто более интересное, чем было сегодня.

С этими словам Забини развернулся и пошёл обратно.

Джинни удивленно и обезоружено смотрела ему вслед. В груди поселилось нечто ясное, обжигающе-свежее и огненное одновременно. Напополам с теплом и какой-то неосознаваемой пока надеждой.

Подобное происходило с ней впервые.

========== Часть 5 ==========

Пэнси

Пэнси Паркинсон стояла у окна своего кабинета, рассматривая сверкающий после дождя в солнечных лучах сад. Взгляд ее то и дело возвращался к цветку, горшок с которым появился на подоконнике с утра.

Что там Лонгботтом вчера говорил? Анютины глазки или фиалка трехцветная – травянистое однолетнее или двухлетнее, продолжительное цветение, неприхотливый характер, бесконечное множество сортов.

Анютины глазки – вот что означало имя “Пэнси”. В детстве она злилась на маму из-за того, что та не назвала ее Розой или Лилией, дав имя какого-то маленького вездесущего, к тому же еще и съедобного цветка.

А когда выросла, пришла к выводу что Пэнси в сочетании Паркинсон гораздо элегантнее, чем Роза или Лилия, которые рядом с ее фамилией выглядели как-то совсем уж аляписто и бульварно.

Взгляд вновь упал на небольшой цветок, стоящий на подоконнике. Соцветия его были большими, даже роскошными в сравнении с представителями других сортов, а оттенок лепестков – глубокий бархатно черный. Как ее глаза.

Пэнси впервые видела настолько необычные фиалки.

“Черный король” – немного неровным и крупным почерком было написано во вложенной в горшок бумажке. Видимо название сорта. Дальше, довольно подробно и четко – особенности ухода за растением.

А совсем внизу: “Анютины глазки – глаза Пэнси Паркинсон”.

Девушка вновь странно хмыкнула. Почерк Лонгботтома она узнала сразу же, ибо на подобные вещи имела довольно крепкую память.

Она взяла со стола маленький пульвелизатор, который купила в обед, и сбрызнула им сразу же посвежевшие цветы. Мелкие капли словно звезды заискрились на черном бархате лепестков.

Букеты, которые ей дарили, Пэнси обычно выбрасывала в первый же день или они стояли в какой-нибудь углу до тех пор, пока не засыхали, сразу же забытые нерадушной хозяйкой. Цветы не несли для Паркинсон того трепетного значения, которое придавали им большинство девушек.

Наоборот, роскошь букета она соизмеряла с равнодушием дарителя. Чем больше и дороже был букет, тем сильнее Пэнси Паркинсон хотели купить, пытаясь пышностью подарка скрыть пренебрежение и очевидные намерения. Количество цветков в букете никогда не приравнивалось девушкой к размеру любви. Да и к слову “любовь” она относилась весьма странно, словно бы оно было размытым и пустым для нее.

Но этот бархатистый черный цветок рука у Пэнси выбросить не поднялась.

Во-первых, он был ее тезкой и он был живым, а не срезанным.

Во-вторых, после недели, проведенной бок о бок с садовником за высадкой рассады, девушка прекрасно знала цену тому, сколько сил нужно одному растению, чтобы дорасти до подобных размеров и не погибнуть. Паркинсон просто не могла взять и одним жестом перечеркнуть столько трудов, вложенных в рост этого цветка.

В-третьих, фиалку ей подарил Лонгботтом.

Сквозь каждое действие, которое совершал Невилл, звучало: “Я сделал это от всего сердца”. Без патетики или надрыва, просто потому что он так жил и дышал. Это было для него нормальным и настоящим, в отличии от Пэнси, которая довольно часто просчитывала каждый свой шаг, даже если ездила в супермаркет за продуктами. Для неё многие, если не все её действия должны были нести какой-то смысл, выгоду или же становиться ступенью на пути к реализации большого результата. В каком-то смысле Пэнси Паркинсон была трудоголиком самой жизни, пытаясь все сделать как можно эффективней, даже если это кофе, сваренный на плите в час ночи. Данная сосредоточенность дарила ей ощущение стабильности и контроля, без которого она чувствовала себя слабой. А быть слабой Пэнси Паркинсон не любила.

Но она ценила искренние проявления жизни, ценила живое и настоящее в каждом встреченном ею человеке, потому что знала – чтобы сберечь это живое и настоящее, временами требуются недюжинная сила и храбрость, такие, о которых не поют в песнях и не показывают в фильмах, простые повседневные, но жизненно необходимые каждому.

Именно поэтому Пэнси Паркинсон нравилась совершенно живая и подвижная Джинни Уизли, ей нравилась немного смущенная, но серьёзно настроенная Гермиона, готовая сражаться до самого конца за свою правду, и даже Лавгуд из центра йоги для сотрудников организации так или иначе, но вызывала симпатию у Пэнси, просто потому что не боялась быть собой.

Конечно в лицо им госпожа Паркинсон этого никогда не скажет, ей незачем тратить свое время на сентиментальные вещи, но где-то в глубине чувствовать симпатию к подобному она себе не запрещала. Не запрещала то, что когда-то считала слабостью, которая на самом деле оказалась открытостью к жизни.

Именно поэтому Пэнси Паркинсон оставила фиалку Лонгботтома жить в своём кабинете. Именно поэтому и еще потому что внезапно вдруг испытала очень интересное и необычное чувство, эхо которого уже давно не звучало у нее внутри. Полузнакомое, невыговариваемое, неоформленное, но свежее, новое, непривычное, чем-то напоминающее хрупкие кудрявые ростки анютиных глазок, которые Невилл и Пэнси пересаживали вчера.

–

– Скажи мне, как профессионал своего дела. – начала брюнетка, когда они с Джинни вновь обедали в ее кабинете, на сей раз азиатской кухней.

Рыжая с интересом уставилась на подругу. Та не часто начинала свою речь подобным образом.

– Если существую на свете вот такая вот я, Пэнси Паркинсон, со своим характером, привычками, особенностями, вкусами, то почему мне может нравиться кто-то, кто вообще не соотносится с моим характером, образом и вкусами, и фактически их полная противоположность? – докончила свою мысль Пэнси, которая перед этим потратила минут десять на то, чтобы как можно четче, но вместе с тем в общем, без подробностей, сформулировать данный вопрос.

Джинни вдруг как-то странно икнула, будто бы подавилась и хихикнула одновременно, а её медовые глаза стали совсем шальные. Пэнси подозрительно подняла бровь, не совсем понимая реакцию подруги.

– Прости. – Уизли махнула руками. – Просто вспомнилась кое-какая история. А касательно твоего вопроса, – рыжая тут же взяла себя в руки, пытаясь унять веселых бесенят, пляшущих в её глазах. – Вообще-то это нормально. Большинство людей тревожится, когда им нравится что-то или кто-то, кого они считают противоположным и обладающим качествами, не свойственными им самим. Вспомни Гермиону четыре года назад, когда у нее и Малфоя все завертелось. По-моему, даже Драко в тот момент быстрее принял свои чувства. – Джинни улыбнулась. – И это нормально, что столкнувшись с подобным у себя, ты задалась вопросом “а почему?” На самом деле на него сможешь ответить только ты сама именно в контексте свой жизни и истории, но если считать в общем… то иногда как будто бы совершенно противоположные люди и симпатия к ним приходят в нашу жизнь, чтобы напомнить нам о тех качествах, чувствах и состояниях, которые мы отрицаем и не признаем внутри себя. И то, что тебя интересует другой человек, а рядом с ним волнующе, комфортно, а внутри возникает нечто новое, может говорить о внутреннем стремлении вернуть себе целостность, обнаружив в себе нечто общее, точки соприкосновения с противоположным характером, образом, вкусами и привычками. Потому что на самом деле разделения на “такое я могу чувствовать, а такое нет, таким могу быть, а таким нет” у людей в голове. По сути, каждому из нас доступно любое качество и состояние, дело скорее в том, а хотим ли мы их прожить, хотим ли рискнуть. – Уизли остановилась, заметив очень странное выражение на лице брюнетки и засмеялась. – Так, судя по твоему лицу, тебе предварительно нужно было налить грамм сто водки, чтобы ты меня поняла.

– Сечешь. – Пэнси хмыкнула. – Но в целом мысль я уловила. Довольно необычный, непривычный взгляд, а с другой стороны… очень логичный. – она задумалась на мгновение, а потом спросила. – У тебя случалось подобное?

– Мм… – промычала Джинни, дожевывая рис с курицей. – Если брать прошлое, ту же школу, то меня в целом бесил весь твой класс, но тайного влечения я вроде как ни к кому не чувствовала. В университете тоже подобного не было, а сейчас… Хмм… Кто-то, кто раньше раздражал… Кто-то, про кого я бы подумала “да вот с ним ни за что “, а на самом деле он мне понравился… хммм…

Пэнси снова хмыкнула, поражаясь довольно витиеватым мыслительным процессам подруги. Уизли то ли притворялась, то ли действительно не понимала и ходила вокруг да около.

– Вспомни кого-то из твоего окружения сейчас. – коварным тоном подсказала Паркинсон. – Кого-то, кого временами хотелось придушить или… например, закопать. Такого знаешь… часто заглядывающего к тебе в кабинет без повода и действующего на нервы. – последнее девушка почти промурлыкала, с наслаждением наблюдая за тем, как лицо Джиневры становится под цвет её волос, а глаза начинают подозрительно бегать.

– Я даже могу подсказать. Первая буква его фамили “З”, вторая …

– А я видела вас вчера с Невиллом, мило щебечущих у клумбы! – почти криком перебила её донельзя смущенная Джинни, переводя стрелки.

Пэнси от неожиданности выплюнула зелёный чай, который не успела проглотить, прямо-таки прыснула им, словно сама была пульвелизатором.

– Я приезжала по делам. – ответила брюнетка, пытаясь держать лицо.

– А вот и нет! Ты специально там сидела! – Джинни вскочила с мешка и достала из коробки две куклы-варежки, которые раньше использовала для проигрывания разных ситуаций с клиентами.

– Смотри, это ты. – не давая вставить и слова, Уизли показала Пэнси варежку в виде пингвиненка с блестящими глазками-пуговками. – А это Невилл! – она пошевелила смешной зеленой лягушкой. – И вы сидели вдвоём рядом около клумбы. Невилл такой: “О, Пэнси, смотри, это фиалка!” , а ты такая: “О, Лонгботтом, теперь никто кроме тебя не знает, что я посадила эту фиалку”. А потом вы замерли, глядя друг другу в глаза: “О, Лонгботтом!” “О, Пэнси!” И муууууааа! – Джинни изобразил страстный кукольный поцелуй пингвиненка и лягушки, а потом взглянула на подругу. – Кажется, мне пора бежать.

– Умница, Джин, быстро догадалась. – Пэнси, которую разрывала злость пополам со смущением, схватила подушку, лежащую на ковре, и метко запустила её в довольно лицо Уизли.

Та захихикала, отплевываясь от волос.

– Ладно, прости, Пэнс, я не должна была говорить об этом. Это твоё личное дело, просто надо было отыграться. И вообще, Невилл хороший!

Ещё одна подушка полетела рыжей в лицо.

– Я серьезно! Он очень надежный, ему можно доверять! Ай, Пэнс, прекрати! Я говорю тебе это, потому что со школы его знаю! Пэнсиии! Ну, все, ты напросилась!

___

“А если серьезно? – думала Пэнси Паркинсон, запирая кабинет, а потом прислонилась спиной к стене. – Ладно. Допустим, предположим, что меня привлекает Лонгботтом… Боже… Я из прошлого, узнав об этом, наверно об стенку бы убилась, а сейчас ничего, держусь… Но если отодвинуть это прошлое и посмотреть на Лонгботтома вне его контекста, вне тени тех наших отношений, а просто сейчас. Давай, Паркинсон, скажи это громко”.

– Он привлекательный.

Пэнси, и правда, неосознанно раньше уже замечала это. Сначала на корпоративе, когда задумчиво рассматривала его задницу, обтянутую качественной тканью брюк. Не специально, просто размышляла о чем-то и остановила свой взгляд на эстетически приятном.

Потом, когда курила на своем привычном месте и видела лонгботтомовскую фигуру где-то среди деревьев, думая о том, что он довольно высокий и крепкий.

А после уже в теплице, когда они оба пересаживали рассаду, неосознанно сравнивала их руки. Его – большие, ее – маленькие. Не примерялась, просто сравнивала.

У Пэнси был наметанный взгляд на мужскую красоту, и даже некоторые свои фетиши. К примеру, обязательно широкая спина, в которую можно было уткнуться носом, вдохнуть естественный запах и провести кончиком языка по позвоночнику.

Из-за этой дурацкой широкой спины Пэнси иногда встречалась с полнейшими придурками. Не долго. Тупиц она могла терпеть лишь небольшое количество времени.

Лонгботтом же тупицей не был, и это сильно осложняло дело.

Он был умным, спокойным, терпеливым, благородным и в некоторой степени немного наивным. Одним из тех, с кем Паркинсон избегала встречаться и даже просто спать, наверное где-то внутри ощущая себя … недостойной, не такой, неподходящей. Они были слишком хорошие, а она – слишком плохая, потому и связь с ними казалась неестественной.

Как будто бы несоединяемое с несоединяемым.

Разговор с Джинни… не то, чтобы сильно изменил взгляды Пэнси, но… все же видимо что-то сдвинул внутри, раз она задумалась о Лонгботтоме с подобного ракурса.

Госпожа Паркинсон вздохнула, неясно качнув головой, и отправилась к выходу. Пора было возвращаться домой. В теплицы она сегодня не пойдет, просто потому что если останется там, постоянно будет смотреть на Невилла и думать о своем отношении к нему, что впоследствии может вызвать некоторое напряжение в общении.

Пэнси как раз проходила около закутка с садовыми инструментами и почему-то остановилась, взглянув в полутьму, где рядком стояли немного испачканные лопаты, тяпки, мотыги, грабли и грабельки, ящики, совочки, баллоны с органическим противогрибковым и пакеты с удобрениями.

Девушка хмыкнула и подошла ближе. Она провела пальцами по дугам леек, вспоминая, как недавно носила их в теплицу. Только самые маленькие, большие Лонгботтом не дал взять, сказал – тяжело.

– Пэнси. – брюнетка вздрогнула и обернулась. Легок на помине.

Невилл стоял на границе света и тени, одетый в свою рабочую спецовку – теплая льняная рубашка и брюки, а на ногах резиновые сапоги. Лицо чуть испачкано землей, темные волосы взъерошены.

– Привет. – девушка чуть склонила голову на бок, рассматривая его. – Я сегодня не приду.

– Понятно. – он шагнул в темноту и стал перебирать маленькие контейнеры для рассады, складывая их в ящик, чтобы отнести в теплицу.

Пэнси молча наблюдала за ним, почему-то не торопясь уходить. В полутьме было видно только высокую крепкую фигуру.

– Сможешь передать ножницы? – спросил он, повернувшись к девушке. Ножницы висели прямо у нее над головой, рядом с остальными мелкими садовыми принадлежностями.

– Не смогу. – Пэнси качнула волосами, не отрывая от мужчины взгляда. – Возьми сам.

Невилл сначала замер, будто бы не понял, о чем она говорит, и почему не дотянется до ножниц, они же прямо над головой.

А потом Лонгботтом сделал шаг, еще один, ближе и ближе, почти вплотную к стоявшей у стены Паркинсон.

От него пахло сырой землей и травой. От нее все той же винно-алой розой, кажется более сладкой, чем раньше.

Пэнси одновременно понимала и не понимала, что происходит. Она почему-то видела перед глазами только его открытую шею и ключицы, а еще жилку артерии, которая билась довольно часто.

Она сделала то, что давно хотела, наверное с той ночи в квартире – вновь прижалась к Лонгботтому, обхватив его талию руками, уткнулась носом в ямку между ключиц и лизнула ее, осторожно прикусив зубами прохладную кожу.

– Что же ты со мной делаешь? – шепотом произнес мужчина прямо над ухом, прижимая ее к себе в ответ, зарываясь пальцами в короткие мягкие волосы, а лбом прикасаясь к плечу, словно побежденный лев.

Пэнси не ответила. Она гладила Невилла сначала по спине, потом по плечам, а после по затылку, словно бы исследовала и привыкала. Она прислушивалась к своим ощущениям от его близости. Это было нечто новое – чувствовать тепло целого тела, слышать дыхание и сердцебиение.

Раньше Пэнси Паркинсон не медлила, и если ей хотелось попробовать, то сразу переходила к сексу, минуя все стадии вроде дурацкого ужина и прогулки. Смысл тормозить, если все закончится одним и тем же?

Сейчас ей не хотелось поступать по привычному сценарию, не хотелось рушить тонкость момента и новые ощущения, окутавшие ее целиком.

– Спасибо, Лонгботтом. – прошептала она в ответ, сама не зная, за что благодарит. То ли за то, что выслушал и признал, то ли за случай с уволенным бухгалтером, то ли за фиалки и компанию, то ли за его живые чувства. А может быть просто за все вместе и немного больше.

Они простояли, пока за окном совсем не стемнело, так и не сказав друг другу ни слова, а потом Пэнси ушла.