Текст книги "Увидеть свет (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Кроме тех программок с выставок – никак. Ну, с Самантой тоже нет никакой связи, кроме галереи. Она работала, конечно, не только у Анхелики, но пересечься все трое могли лишь там, – пояснил Рик.

– Ты очень много болтаешь об этом, – недовольно проворчал Эдгар. – Это уже становится опасным.

Рик сразу замолчал. Доминик же задумчиво пригубил вино. Становится опасным? Потому что его всё-таки подозревают?

– Это расследование слишком важное и напряжённое, – опять заговорил Эдгар. – И теперь сроки поджимают. Как бы им ни захотелось найти какую-нибудь удобную личность…

– Я думал об этом, – Доминик посмотрел на него в упор.

– Ты – удобен, – согласился Эдгар с невысказанным. Рик фыркнул, но промолчал.

Он мог не принимать этого – эмоционально, но с точки зрения разума должен был понимать. И Доминик снова удивился, что тыскал удивительно чутких друзей. И откровенность с ними, и их откровенность обернулись опаснейшими вещами на свете.

***

Доминик не ждал нападения, но охрана всё же ненавязчиво маячила неподалёку. Было непривычно ощутить, что рядом теперь всегда чужие люди. Как же хотелось, чтобы всё закончилось поскорее! Ни о каком продолжении диалога не могло быть и речи!

И всё-таки за тысячью неприятных и даже панических мыслей таилось желание соприкоснуться хотя бы на краткий миг с тем, кто сумел вот так увидеть красоту. Соприкоснуться и осознать, поймать наконец-то догадку за хвост, расшифровать таинственное послание.

Но пока всё это было бесполезно. И по дороге домой Вэйл пытался считать шаги, а не думать. Точно в банальном счёте в мгновение ока оказалось больше смысла, чем в чём-либо ещё.

Кто-то шёл наперерез и почти толкнул в плечо, Доминик дёрнулся и сразу же рядом выросла охрана.

Но это был Саймон.

– Вот так встреча, – довольно засмеялся он, демонстрируя своё удостоверение. – Прогуливаетесь?

– Для неожиданных встреч вы слишком часто попадаетесь на моём пути, – отметил Вэйл. – Что вам нужно?

– Вы знакомы с Самантой Ричардс? – Рид смотрел на него насмешливо.

Соблазн сказать «нет» был велик, но Доминик только пожал плечами.

– Я знаю критика Ричардс, которая писала статьи о местных художниках, – сформулировал он.

– Да, Саманта Ричардс, – Саймон, казалось, ничего не выудил из этого ответа. – Вы близко общались?

– Слышал однажды, – как это и было на самом деле.

– И какой её нашли?

Доминик тут же вспомнил фотографии убитой. Он не знал, что отразилось на лице в этот миг, но постарался проконтролировать собственный голос:

– Мне она была неинтересна.

Саймон помолчал, а затем вдруг превратился в строгого следователя:

– Мы вызовем вас на допрос, Доминик, – сказал он совсем другим тоном. – Саманта следила за вашим творчеством.

– Разве это не была её работа? – Вэйл качнул головой. – Позвоните мне, когда решите со временем.

– Непременно, – Саймон развернулся. – Господа, – попрощался он с охраной и скрылся в ближайшем переулке.

Доминик просчитал про себя до десяти и медленно двинулся дальше. На самом деле он уже не мог оставаться спокойным. Ему нужно было созвониться с Алексом и уточнить, стоит ли требовать адвоката. Нужно было узнать, что там писала Саманта, он ведь бросил читать её статейки… Нужно… Но он шёл подчёркнуто неспешно, словно ему некуда было торопиться.

***

Алекс согласился приехать на следующий день, обсуждать что-то по телефону, конечно же, было нельзя. Но когда он всё-таки позвонил в дверь, Доминик оказался совершенно не готов к встрече. Именно поэтому сперва он проводил Алекса к картине, соприкосновение с ней помогло ему самому обрести душевное равновесие.

– Без всяких сомнений, это шедевр, – Алекс одобрительно кивнул. – И я уже условился с Анхеликой о моменте, когда вывести его на публику. Но ты пригласил меня по другому поводу.

– Так и есть, – Доминик почти неуклюже отвернулся. – Ты же слышал, что последняя…

– Саманта Ричардс? – подхватил Алекс тут же. – Безусловно. Она писала о тебе, и в даже чересчур много. Это была её частная инициатива. Ей хотелось… выбиться в люди, – он грустно усмехнулся. – Жаль девочку. Ей ведь было лишь двадцать семь.

– Не знал, – Доминик не умел реагировать на такие слова, поэтому снова посмотрел на картину. – Что конкретно она писала о моих работах? Могут ли каким-то образом связать её… со мной?

– Чего именно ты опасаешься? – теперь Алекс стал серьёзней. – Почему говорил об адвокате?

– Есть подозрение, что федералам будет удобно свалить убийства на меня, – и хоть сам Доминик не понимал, как это может быть логичной версией, но он перечислил: – Я нелюдимый, странный, невежлив с другими людьми, художник, живущий одиноко. Никто не подтвердит, что я находился дома в то время, когда совершались преступления…

– Какая-то чушь! Да каждый второй художник в галерее Анхелики подходит под это описание. Ты, может быть, только чуть более отстранён.

– Однако я уже попал в поле зрения, – Доминик пожал плечами. – Ты знаешь, я в этом не силён. И понятия не имею, как защитить себя в такой ситуации. От подобных обвинений. Я не убедителен… И не понимаю, что делать.

– Не надо пороть горячку. Ты не способен на убийство, – и то, с какой уверенностью это заявил Алекс, на самом деле ничуть не утешало. Доминик сомневался в себе, в своей неспособности. В том, что гуманность и трепетное отношение к дару жизни восторжествуют над преклонением перед любым ликом красоты. А красота смерти оказалась подлинной.

– Нет, не нравится мне твой взгляд, – Алекс прищурился. – Совершенно не нравится. Что ты скрываешь?

– Я словно понимаю его, – вырвалось у Доминика. И глаза Алекса стали холодными как лёд.

Или это только чудилось?..

***

Они долго говорили в гостиной, прокручивая ситуацию то так, то этак. Алекс предполагал и отбрасывал какие-то мысли, спорил, а потом замолкал, слушая внимательно, впитывая каждое сказанное слово. И Доминику в эти краткие мгновения как будто становилось легче. Точно такое внимание подтверждало убедительность того, о чём он рассуждал.

Больше не коснувшись темы понимания убийцы, Алекс заставил Доминика вспомнить все дни, когда происходили преступления, чтобы выявить, действительно ли никто и ничто не сможет доказать, что Вэйл не совершил ничего ужасного.

В этом, возможно, и не находилось утешения – потому что мольберты и краски не говорят – но всё же было что-то успокаивающее.

***

О Саманте рассказывали много и охотно. Никому не нужная при жизни, она стала самой важной персоной после смерти. Утренние новости, ток-шоу и программы обозревателей – никто не забыл упомянуть о судьбе Ричардс. Доминик почти возненавидел её имя, так часто пришлось слышать его за последние сутки.

Утром в пятницу Алекс позвонил сообщить, что ему оборвали телефон и засыпали факсами – все требовали комментариев Вэйла, все умоляли объяснить, какие отношения связывали его с Самантой, так полюбившей его картины.

«И не расшифровавшей ни одной», – горько думал Доминик, просматривая вопросы, которые Алекс попросил изучить. Он готовил пресс-релиз, нужно было помочь ему, но всё, что касалось Саманты, вызывало только глухое раздражение.

Когда же появилось письмо от Линдси, Доминик не выдержал. Он, конечно, собирался провести этот вечер в кафе – уже в другом, надеясь, что Саймон не подстережёт его снова, но пришлось выйти из дома намного раньше.

Захватив с собой распечатку от Алекса, Доминик сначала побродил в парке, куда нужно было всего лишь спуститься на квартал, а потом завернул в забегаловку, которой раньше брезговал. Но тут был бесплатный вай-фай и столики на двоих. Охрана с мрачными лицами разместилась за соседним, Вэйл всё никак не мог привыкнуть к этому навязчивому присутствию, но хотя бы старался не раздражаться из-за него.

Вопросы захватили, и он почти не чувствовал вкуса кофе, который заказал, даже не заглянув в меню. В какой-то мере успокоившись, Доминик сформулировал несколько ответов, спешно записав их в планшет, когда его прервали.

Кто-то попытался подойти к нему, но охрана вовремя преградила путь.

– Доминик… Доминик Вэйл! – мужчина лет сорока пяти, темноволосый, но с уже взявшимися сединой висками, явно желал приблизиться.

– Кто вы такой? – спросил Доминик, оценивая, не отозвать ли охрану.

– Я большой поклонник вашего творчества, – мужчина всё же чуть отступил, не стремясь прорваться через угрюмых охранников. – Даже хотел купить ваше полотно… Но у меня, конечно, нет таких средств.

– Вы оставляли заявку моему агенту? – Доминик тут же вспомнил фамилию – Норт.

– Нет, что вы, нет, – чуть нервно засмеялся тот. – Ах да, Терри. Терри Асскольд.

– Рад знакомству, – сухо ответил Доминик. Он всегда считал эти слова ложью, но привык повторять их как дань вежливости.

– Понимаю, вас, вероятно, уже действительно… достали, – это словечко в устах Терри казалось сиротой. Оно совершенно не подходило ни его сдержанному облику, ни даже самой форме построения фраз. Доминика почему-то сразу насторожило это.

– Вам нужно что-то конкретное? Автограф? – Доминик вытащил из нагрудного кармана визитку и придирчиво изучил её, размышляя, оставлять ли Асскольду автограф именно на ней.

– Это… было бы чудно, – Терри и сам зашарил по карманам, вид у него при этом был самый безобидный, даже слегка виноватый, но охрана всё равно не сдвинулась с места. – Я, конечно, хотел бы и поговорить, но… вероятно, этого уж точно не получится.

– Не сейчас, – подтвердил Доминик, забирая из чуть дрожащих пальцев Терри пару его визиток. – Но, может быть, когда-нибудь мы столкнёмся на выставке. Там я более разговорчив.

– О, галерея Анхелики – прекрасное место, да, да… – Терри внезапно отвёл взгляд.

Вэйл машинально расписался на одной из визиток Асскольда, а вторую положил в карман вместе со своей, даже не прочитав. Охрана передала клочок серой бумаги с подписью Асскольду, и тот, извинившись, отошёл, но не покинул кафе, а только уселся в уголке.

Доминик почувствовал нечто сродни тошноте. Ему не хотелось находиться сегодня в одном помещении с этим человеком. Да и с какими-то другими людьми тоже. Спешно расплатившись, он вышел на улицу.

Свежий воздух и ветер немного привели его в чувство, но приходилось признать, что традиционный обед стоило отменить. Слишком уж он устал. Слишком странными и неясными оказались эти дни.

***

Вернувшись домой, он всё-таки взглянул на визитку, размышляя, не выбросить ли её. Клочок плотной бумаги стандартного размера, серый и скучный, с пропечатанными самым обычным шрифтом чёрными буквами на мгновение преобразился в опасное животное, и Доминик едва не отбросил его от себя. А потом прочёл: «Терри Асскольд. Хирург. Медицинский центр Gratiot».

Доминик вбил наименование в поисковик, и результаты его удивили.

Терри наверняка прибыл сюда недавно. Из города Алма.

Он проехал более трёх тысяч километров, чтобы очутиться здесь. Зачем?

И стоит ли забивать себе голову?

Люди в этой стране часто переезжают. Они вообще не любят сидеть на месте. Анхелика не раз рассуждала о том, что тоскует по своей родине только потому, что там существует понятие дом, которого «вы, американцы, совершенно лишены». Её голос тогда приобретал особенно презрительную интонацию.

Доминик знал, что Анхелика никогда не уедет, потому что сделала своим домом галерею, но именно из-за этого ей хотелось снова и снова выказывать презрение.

Он не понимал её.

Было искушение поискать что-нибудь о Терри. Наверняка что-то отыскалось бы, но Доминик отодвинулся от ноутбука. Он не жаждал ничего знать об этом человеке. Было как-то глупо и мелочно стараться найти о нём информацию. Да и разве нет проблем поважнее?

Он вернулся к вопросам и плодотворно трудился над ним почти до десяти вечера. Отослав е-мейл, он обратился к списку статей, который подготовил Алекс. Впереди была целая ночь, и Доминик хотел посвятить её чтению потока критики, а точнее, восхвалений, который щедро изливала из себя Саманта, пока чья-то твёрдая рука не прервала её жизнь.

========== 12 ==========

Воскресный вечер совершенно испортили новости: был обнаружен очередной труп. Доминик даже отстранённо удивился тому, что узнал это, сидя в гостиной перед телевизором, а не из звонка Рика. Впрочем, он не проверял почту и вполне мог пропустить сообщение.

По кратким фразам диктора Доминик предположил, что на этот раз жертва пала от руки «второго», и ему стало любопытно, какую же картину тот использовал в качестве вдохновения.

Пришлось включать ноутбук. Пока загружался почтовый ящик, Доминик вспомнил, что оставил без ответа письмо Линдси, и с явной неохотой просмотрел его. Как ни странно, блоггер не настаивала, чтобы он поучаствовал в очередной авантюре или что-то прокомментировал.

«Доминик, до меня дошла информация, что мои статьи, а особенно – ответы под ними, негативно сказались на вашем положении. Я прошу прощения. Надеюсь, мы возобновим сотрудничество, когда всё утихнет. Вы невероятно помогли мне. Простите, что отнимаю ваше время ещё и этим глупым посланием… Но… Я волнуюсь о вас, будьте осторожны. Я на вашей стороне в любом случае».

Последняя фраза показалась совсем уж странной, но послание успокаивало – во-первых, Линдси не принялась настаивать на общении, во-вторых, ей вполне можно и не отвечать.

Он всё-таки выжал из себя одно короткое «Хорошо». И открыл письмо от Рика. Тот даже не сделал никакой приписки.

Фотографии впечатляли, и Доминик с неясным трепетом узнал картину. И стоило только вспомнить полотно в подробностях, как его замутило. Случайно ли, или в том был умысел убийцы, но выбранное творение Жана Солье было ударом под дых – оно слишком много значило для Доминика.

Абстрактная пародия, в которую по воле «второго» превратилось человеческое тело, была копией «Вечной любви». Банальное название, впрочем, искупалось строгими геометрическими формами, разбросанными по холсту в такой удивительной гармонии, что даже неприемлющие абстракцию люди останавливались напротив, совершенно заворожённые.

Доминик едва не приобрёл эту картину, но его опередили. Полотно было продано. В жажде всё-таки завладеть им, Вэйл навёл справки, решившись предложить владельцу тройную цену, сколько бы там ни вышло, лишь бы получить драгоценный шедевр.

Так он и встретился с Мадлен.

Сейчас картина, бывшая причиной их связи, являлась собственностью Анхелики. Когда они развелись, «Вечная любовь» стала тяготить обоих. Но в галерее она входила в постоянную экспозицию. Доминик часто рассматривал её, вдохновляясь.

Жан Солье поздно обнаружил в себе тягу к живописи, что не помешало ему написать несколько превосходных работ. Его унесла скоротечная болезнь, и порой Доминик раздумывал, сколько шедевров умерли с ним вместе, не успев отразиться на холстах.

И теперь, когда великолепие «Вечной любви» было попрано грубым и словно насмехающимся плагиатом, да ещё и замешанным на крови, Доминик по-настоящему рассердился, но и испугался тоже.

Так не метит ли «второй» в него, не желает ли диалога? Не пытается ли задеть именно его своими поступками?

У Доминика закружилась голова от одних только предположений. Возможно, он и сам виноват, ведь действительно пытался вовлечь убийцу в нестандартный разговор. Возможно, это произошло потому, что в последние пять лет Анхелика немало внимания уделяла полотнам Вэйла, но сегодняшняя жертва казалась слишком явной провокацией.

Отрезвила только одна мысль. Кто вообще осведомлён, что конкретно эта картина столь много значит для него?..

***

Рик позвонил в понедельник утром, и Доминик был признателен ему за это. Вечером он не смог бы поговорить.

– Я узнал картину, – сказал Рик. – Быть может, тебе станет легче. На этот раз он допустил ряд промахов.

– Каких, если не секрет? – Доминика не слишком интересовался ответом, но в этом было нечто сродни злорадству.

– Это технические детали, – увильнул Рик. – Но уже скоро личность его будет раскрыта, совершенно точно.

– Значит, хоть с одним всё решено, – на Доминика почему-то нахлынула злость. – Хоть с одним.

– Может быть, он прольёт свет и на личность второго, – предположил Рик, но в голосе его не звучало уверенности.

Доминик же едва не воскликнул: «Конечно, нет», но сдержался.

– Буду ждать новостей, – сказал он резко.

– До встречи, – отозвался Рик и повесил трубку.

И всё же… это ничуть не утешало. Как можно узнать, почему этот безликий пока ещё «второй» выбрал именно «Вечную любовь»? Как понять, связан ли он как-то с Домиником или нет?..

И кто стал жертвой на этот раз?

Вопросов только прибавлялось, и пока Рик мог довольствоваться возможностью прояснить хоть один из них, Доминика тревожило, что это породит всё новые и новые тёмные пятна.

***

Позже он всё-таки сумел объяснить себе, что убийца не преследовал его, не подбирался к нему. Он интересовался галереей Анхелики, но в этом не было ничего личного. Ведь предыдущие картины никак не были связаны с Домиником. По крайней мере, в это хотелось верить.

Пусть Вэйл и не привык обманывать себя, но в этот раз ему казалось, что единственный способ уберечься от излишней паранойи – убедить себя в том, что второй убийца отстранён от него и не жаждет никакого столкновения. И так многовато факторов заставляли вздрагивать и чувствовать дискомфорт.

Испорченный распорядок дня, внимание со стороны федералов, слишком большое число людей вокруг… Доминику казалось, что он – загнанный за красные флажки волк. Он когда-то читал об охоте на этих хищников, и теперь каждое слово вспоминалось, играя свежими красками, каждый образ грозил развернуться, захватывая воображение.

Самым неприятным в этом ощущении было, пожалуй, чувство несправедливости происходящего. Он, быть может, и волк, но не таскал овец в деревне, а вот тот, другой…

Навязчивые сравнения с животным миром вдохновили, или точнее, заставили Доминика взяться за скетчбук и зарисовать целый ряд набросков, где люди фантасмагорически трансформировались в зверей – оленей, тигров, волков. Сквозь них прорастали ветви, искажая пространство.

Доминик знал, что никогда не станет доводить скетчи до ума, но сейчас нужно было спешно выгрузить их из самого себя, отодвинуть прочь. Иного способа он не имел.

Отчего-то чудилось, что должна позвонить Мадлен. Если бы он не знал себя так хорошо, то мог бы предположить, будто скучает, но на самом деле это было ему незнакомо. Она должна была позвонить, потому что последнее убийство связано с ней, но тут же Доминик напоминал себе, что ей неоткуда об этом услышать.

Может быть, кто-то другой терзался бы отсутствием возможности обсудить все обстоятельства, но Вэйлу хватало зарисовок, чтобы упорядочить разум, и только Мадлен никак не хотела укладываться в общую гармонию, как полагается.

Вэйл просидел над набросками до самого вечера. Вместо ужина выпил чашку чая и расположился в гостиной, но не спешил включать телевизор или ноутбук. Неяркий торшер вычертил золотистый круг света, и Доминик, сидя почти что в центре, вдруг подумал о вере людей в мистические силы. Он представил защитные пентаграммы, окружности, вычерченные мелом, затёртые символы и камешки с нарисованными рунами. Он почти увидел себя шаманом, но тут же засмеялся. Нет, такая роль ему бы не подошла.

Но если бы только можно было с помощью каких-то ритуалов разгадать умысел «первого», отыскать «второго»… Да, Доминик попробовал бы.

Прикрыв глаза, он мысленно нарисовал «Вечную любовь» и её жалкую и страшную разом репродукцию из человеческого тела, а потом мысленно сравнил со строгим и чётким творением «первого» – с раскрытым до самой сути телом Саманты. И его ожгло осознанием.

«Первый», как он уже думал не раз, придавал жертве новое качество, даровал что-то недоступное живущим. «Второй» же отбирал дар. Не только жизни, но и самоидентичности. Он превращал людей в использованный материал, тогда как первый творил из них искусство.

Мысль, конечно, была странной, даже опасной, но Доминика она успокоила, точно он ответил для себя на главный вопрос о мотиве. Можно было даже набрать Эдгара и рассказать ему об этой идее, но Вэйл отогнал такое желание.

Он не хотел делиться. И если раньше это было продиктовано ощущением сопричастности к Творцу, то теперь он опасался, что стоит разложить мысли по полочкам, рассуждая и объясняя, и за маньяка примут его самого.

***

Вторник не принёс никаких новостей и прошёл относительно спокойно. Доминик был измотан и почти не мог работать, но тревожные мысли всё-таки немного отошли на задний план. Он и вовсе бы расслабился, однако ближе к девяти вечера ему позвонила Мадлен. Поначалу он даже не мог представить, какой может быть причина для разговора, но трубку всё-таки поднял.

– Соболезную, – заговорила она сразу, едва поздоровавшись.

– Соболезнуешь? – удивился он и лишь секунду спустя понял, что Мадлен, вероятно, о Саманте.

– Ричардс была твоей верной поклонницей, – Мадлен говорила тихо, и голос её звучал чуточку расстроенно. – Я встречалась с ней как-то, мы обсуждали тебя.

– Ты же помнишь, я не придаю этому значения, – он помолчал, не зная, стоит ли вспоминать про «Вечную любовь». Его почти не тронули слова о том, что Мадлен общалась с Самантой. Было очень легко пропустить их мимо ушей.

– Это по-настоящему страшно… Что всё происходит именно в галерее Анхелики. И что оно затрагивает и нас с тобой, – Мадлен вздохнула, но было в этом что-то неправильное, как будто она нервничала или чувствовала необходимость откровенничать. – Я слышала про «Вечную любовь». Даже представить не могу, как это выглядит.

Доминик насторожился и переспросил:

– Откуда ты знаешь о «Вечной любви»?

Нигде не упоминались подробности того, каким был очередной труп, какое произведение он так нелепо и жестоко пародировал. Доминик едва не признал за Риком неумение держать язык за зубами, но тут Мадлен сама разрешила всякие сомнения.

– Анхелика рассказала… – она замялась. – Конечно, теперь полотно Солье не принадлежит мне, но всё равно я ещё считала картину своей. Но… Как я могу к ней относиться после всего этого? Точно некто пришёл в мой дом и надругался над произведением искусства прямо на ковре в гостиной. – Сравнение немного покоробило Доминика, но он и сам ощущл нечто похожее. А Мадлен словно пожелала сменить тему: – Не могу не сказать, что твоя картина The Light просто потрясающая. Она по-настоящему прекрасна, ты будешь её продавать?

– Ты была на выставке? – Вэйл удивился ещё сильнее. Он внезапно увидел больше, чем раньше.

– Мы ведь друзья с Анхеликой, – отозвалась Мадлен, будто в этом не таилось ничего странного. – Я часто бываю у неё. И, безусловно, приезжала на последнюю выставку.

Это противоречило всему, что он помнил о Мадлен. Из знакомой и понятной она вдруг стала чужой и неизвестной.

– Очень необычно, что вы подружились, – Доминик никак не мог себе этого представить. – Ты всегда была далека от подобного искусства, что общего между тобой и Анхеликой? Ты же сторонилась абстракции?

– Я хотела лучше понимать тебя, и Анхелика любезно помогала мне в этом. Я люблю классическую живопись, но никогда не теряла надежды узнать и другие течения, пусть они мне и не близки. Что в этом странного, Доминик? Я мечтала быть хоть немного ближе к тебе…

– Не желаю, чтобы ты снова появлялась там, – Доминик и сам не сознавал, что им движет сейчас. Привычный мир, и до того изрядно пошатнушийся, совсем рассыпался, его заменяло что-то новое, реальность, законов которой Доминик пока не знал. – И не хочу, чтобы ты говорила там с кем-то…– он внезапно увидел это с другой точки зрения – будто Мадлен движется по лесу, в чаще которого бродят хищники.

– Так ты всё-таки думаешь, убийца находил жертв именно там? – будто прочитав его мысли, Мадлен задумалась, но только на секунду. – Знаешь, ко мне подходил мужчина… Говорил о картинах, мы стояли напротив The Light вместе.

– Что за мужчина, можешь описать? – Доминик тут же вспомнил о Терри и весь напрягся, ожидая ответа Мадлен.

– Около тридцати, высокий… – она задумалась. – Ничего примечательного в его внешности нет. Он приглашал меня в кафе, но я отказалась. И он узнал меня.

– Узнал тебя?

– Да, как твою жену, – она усмехнулась. – Это было так давно и столь недолго, а кому-то до сих пор кажется важным, странно, правда?

Доминик немного расслабился, понимая, что под это описание никак не подходит встреченный в кафе хирург, оставивший ему свою карточку. Но всё же полностью успокоиться он уже не мог. Мадлен, почувствовав, что молчание затягивается, заметила:

– Сейчас я лучше понимаю живопись, которой ты отдаёшься с таким жаром…

Но он прервал её, разговоры об искусстве в этот вечер казались лишь возможностью сбить его с толку:

– Ты и теперь в городе?

Мадлен ответила не сразу, и её голос прозвучал холодно и отстранённо.

– Да.

Хоть Доминику было ясно, что Мадлен не обязана отчитываться перед ним, но всё же ему стало ужасно неуютно. Сколько она здесь? Значит ли, что когда они разговаривали впервые, Мадлен уже приехала, уже представляла ситуацию, но ничего не сказала на этот счёт?

– Мне нужно идти, – она вздохнула, наверняка совершенно точно ощутив, что Доминик на грани того, чтобы вынудить её объясниться. – Прости, что потревожила.

Он не смог ответить, и вскоре тишину нарушили короткие гудки. Отключив мобильник, Доминик на мгновение прикрыл ладонями лицо. Выходило, что Мадлен тогда солгала ему. А значит, могла солгать ещё или лгать в прошлом.

Он верил ей.

Может, это абсолютно глупо, но он верил ей, а теперь не знал, что и думать. Даже расставание не было для него столь болезненным, как столкновение с тем, что Мадлен могла поступить вот так, как действительно поступила.

Кружение мыслей затянуло его, и он нашёл себя только около полуночи, совершенно измотанным. Мадлен превратилась в ребус, который хотелось решить, но Доминику не хватало для этого информации.

Он поднялся наверх, методично взбил подушки на постели, а затем подошёл к окну, чтобы опустить жалюзи. И тут его внимание привлекла необычная фигура. Мужчина стоял в тени, но Доминик не жаловался на зрение. Одетый как-то неприметно, незнакомец ещё и набросил на голову капюшон, отчего темнота не позволяла разобрать его лица. Было ясно, что он высокого роста и довольно широкоплеч.

Доминик понимал, что охрана, курсирующая по территории участка, камеры, которые были установлены по периметру, не видят этого человека. Тот стоял слишком далеко, но совершенно точно наблюдал за домом.

Волноваться ещё и об этом Доминик не стал. Не потому, что целиком и полностью доверял охране, а потому, что не представлял себе плана действий. Это, конечно, мог оказаться обычный прохожий, хотя Вэйл и был уверен, что тот следил именно за его окнами. Однако кроме собственных подозрений, ему было нечего предъявить, поэтому он решил оставить это дело на будущее.

***

Традиционная встреча в среду выдалась очень нервной. Рик словно всё время порывался что-то сказать, но тут же странно замолкал, Эдгар же поглядывал на него с неудовольствием и даже раздражённо.

– Ты что-то скрываешь? – спросил Доминик, пытаясь найти объяснение поведению друга.

– И да, и нет, просто не могу обсуждать, хоть и хочется, – усмехнулся тот. – Такое случается.

– Да уж, – хмыкнул Эдгар. – Доминик, говорят, Саймон Рид от тебя не отходит?

– Кто говорит?

– Многие в команде, что ведёт расследование, – пояснил Эдгар и почему-то отвёл взгляд.

– Он любит появляться там, где я часто хожу, – пожал плечами Доминик, хотя такой вопрос ему не понравился. – Можешь объяснить его назойливость?

– Пожалуй, мог бы, но не сейчас, – Эдгар пригубил вино. – Знаю, что по второму убийце близки к разгадке.

– А что же с первым?

– Этот чёртов художник нам всё никак не попадается, – ответил Рик. И тут же опустил голову.

Доминик не стал расспрашивать дальше. Ход беседы его раздражал. Да и сама атмосфера тоже. Что-то было не так, и он не мог сказать, что именно. Неужели и друзья стали причислять его к убийцам?.. Вэйл постарался прогнать эту мысль, однако она с завидным упорством возвращалась, вовсе не желая отступать.

И впервые за последний десяток, а может, и немного больше лет Доминик почувствовал себя настолько одиноким и отчуждённым. Очень знакомо. До встречи с Риком, а после – и с Эдгаром он пребывал в таком состоянии всегда. Никто не мог подобраться ближе. Было странно вновь оказаться на том же месте, с которого вроде бы сошёл так давно.

Наверное, нужно было ощутить себя преданным, обиженным, но Доминику откликнулась только неприятная пустота, не болезненная, но сквозящая, точно внутри него самого приоткрылась дверь.

Когда он возвращался домой, то снова заметил странную фигуру. Человек словно бы дожидался его, но, поймав взгляд, скрылся в ближайшем переулке. Доминик никогда не жаловался на память, а лучше всего ему западали силуэты и характерные движения людей. Их пластика, типичные очертания… Например, Рика он запомнил в большей степени именно по нервной манере передёргивать плечами, а Эдгар имел совершенно особенную плавную походку, выдававшую в нём человека, некогда занимавшегося хореографией. Вот и теперь, увидев этого незнакомца, Доминик сразу узнал его.

Это он стоял под окном вчера.

Пусть Доминик ни тогда, ни сейчас не рассмотрел лица, он всё равно не мог ошибиться. Получалось, мужчина за ним следит. Именно за ним.

Но снова Вэйл не стал ничего говорить охране. Он не хотел прослыть параноиком или голословно обвинять кого бы то ни было. Оставалось принять этот момент и вести себя осторожнее, иного пути Доминик не видел.

Оказавшись в доме, он с излишней поспешностью запер дверь, порадовавшись, что предпочёл массивный дуб повсеместным «стекляшкам», которые хоть и украшали фасад, но никак не могли защитить. С другой стороны, он уже чувствовал, что пора подыскивать новое место, другой дом, в котором придётся мучительно долго обживаться.

Ведь если появился один сталкер, значит, может возникнуть и следующий. Неприятно, Доминик желал бы избежать подобного преследования, но не находил выхода из ситуации, кроме как уехать прочь. Если бы он только мог, то сделал бы это уже сегодня, но… Так точно вызвал бы дополнительные подозрения у федералов.

Доминик понимал, что пока не закончится дело, будет вынужден оставаться здесь, хоть ему ничего и не говорили прямо.

========== 13 ==========

На некоторое время федералы будто бы потеряли интерес к Доминику. Впрочем, он был уверен, что за ним неустанно следят, не только со стороны следствия, но и тот самый таинственный сталкер. Однако можно было сказать, что до пятницы Вэйл дожил почти что спокойно.

Традиционный обед на этот раз Доминик наметил в ресторанчике неподалёку от галереи Анхелики. В каком-то смысле это была игра с судьбой. Мадлен всё ещё была в городе, хоть и не говорила ему об этом сама, и увидеть её после стольких лет, наверное, оказалось бы забавным приключением. Теперь, когда Вэйл вспомнил, что значит быть одиноким и не доверять никому, стало проще.