Текст книги "Его выбор (СИ)"

Автор книги: Randy_Mandy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Так, незаметно, за работой, пролетают часы и нам уже пора выходить. Мама немного успокоилась и к ней снова вернулся боевой настрой, что не может не радовать, ведь именно ей предстоит самое сложное, а я… я как-то справлюсь, главное, чтобы она была здорова.

***

– Заходите, мы вас ждали, – встречает нас девушка медсестра стоит нам только появиться в приемной.

Это обстоятельство не удивляет, потому как мы обратились в единственную клинику в этом городе – частную, а не государственную – в другом. Здесь очень мило и комфортно, и даже не сразу понятно, что это больница, так уютно. Именно тут маме диагностировали болезнь, когда она пришла на медосмотр, здесь же будут с ней бороться. Нет, конечно, можно было бы поискать других врачей, проходить снова и снова утомительные процедуры, но какой в этот смысл? Когда долго думать нельзя, а уже сейчас что-то делать.

– Мия, будешь здесь ждать? – Интересуется медсестра, – твоя мама сейчас на процедуры подготовительные отправится, твое присутствие ни к чему.

– Да, я подожду, – киваю девушке и присаживаюсь на диванчик, а перед этим, целуя маму в щеку и сжимая ее ладонь, прошептала ободряюще:

– Я тут буду, мамусь. Все будет хорошо, – мама слабо улыбается в ответ и кивает, а затем скрывается в одном из коридоров с еще одной медсестрой.

Я же оставшись в небольшом зале ожидания, смотрю какую-то передачу, что тут показывают по телевизору, но вряд ли понимаю о чем она, даже картинка перед глазами не фокусируется, потому что мысли только о ней, о моей мамочке.

– Можно? – Слышу рядом знакомый голос, который заставляет встрепенуться и вернуться в этот мир.

Смотрю на Макса, что возвышается надо мной словно скала, и маленькой заблудшей лодкой себя чувствую, что прибило к ней волнами. Понимаю, что столкновение неизбежно, оно уже произошло и я, столкнувшись с этой необъятной глыбой, разбилась об ее острые углы, только щепки еще плавают где-то в море.

– Можно присяду? – Спрашивает еще раз, а я не понимаю о чем он.

Здесь еще полно диванчиков, так почему возле меня?

Качаю головой отрицательно в ответ и шепчу.

– Мама, – хочу добавить, что сейчас выйдет, но он перебивает.

– Нет, её уже на операцию отправили, – присаживается рядом, так и не дождавшись разрешения, а меня будто током ударяет от его близости, даже ощутимая дрожь проходит по телу, отзываясь где-то в кончиках пальцев.

– Я думала, мы еще увидимся, – говорю, смотря перед собой, как она там? И немного отодвигаюсь от него, ведь мужчина присел слишком близко ко мне, так что мы почти что касаемся друг друга, а это слишком для меня.

– Еще увидитесь, – кивает он.

– А ты зачем здесь? – спрашиваю тихо, спустя продолжительную паузу.

– Тебя поддержать, – отвечает и проводит пальцами по моей ладони, что стискивает обивку дивана в напряжении. Убираю руку и прячу ее за спиной. Не хочу, чтобы касался. – Так же делают человеческие пары? Отменяют все встречи, чтобы быть рядом? – интересуется, а я киваю в ответ и прикусываю губу.

Так то оно так, только мы не пара.

– Мы не, – начинаю, но мужчина не дает договорить перебивает.

– Неважно, что ты думаешь по этому поводу, я хочу быть здесь, – заявляет решительно, а после чуть тише, – с тобой.

– В том то и дело, что ты никогда не спрашиваешь, – грустно усмехаюсь.

– А если бы спросил? – заключает вдруг мое лицо в свои ладони, заставляя повернуть голову в его сторону. – Если бы сказал, что ты смысл моей жизни? Что я не могу без тебя?

– Но ты не сказал, – смотря прямо на него, отвечаю.

Это вообще впервые от него. Раньше только команды, рычание…

– Сейчас говорю, Мия, – проникновенно шепчет.

– Не поздновато ли? – ощетиниваюсь и выворачиваюсь, высвобождая лицо из его рук, а он вдруг прижимается к моим волосам, шее, шумно вдыхая воздух и заключая в свои объятья.

– Девочка, моя, какая же ты… – шепчет что-то тихо, а мне и остается, что коситься на него, вывернуться из объятий так просто не удастся.

Мелькает мысль, что все-таки хорошо, что я не подвержена чарам истинной пары, потому как мужчина точно сходит с ума, а я… Мне больно даже рядом с ним находиться в одном помещении. Внутри все натягивается от его близости, болезненно сжимаясь, потому что как подумаю, что может быть дальше, такая горечь необъятная накатывает.

Вижу, что мужчина с невозмутимым видом сидит рядом и даже увлеченно смотрит передачу по телевизору, когда все же на мои слабые попытки освободиться выпустил из своих объятий. И думаю, что в какой-то альтернативной реальности оказалась, потому что альфа всегда представлялся мне зверем и, увидев его здесь, я ожидала, что он схватит меня и заберет к себе. Не дожидаясь окончания операции матери и не спрашивая моего желания, но нет – сидит спокойно, расслабленно, и даже кажется, что мурчит. Выглядит и вовсе, будто все нормально, и вообще всегда было именно так, он – рядом.

– О, альфа, и вы здесь, – удивляется доктор, зашедший в комнату, спустя несколько часов тягостного ожидания, даже Макс рядом уже не так беспокоил, волнение о матери занимало все мысли, и улыбается ему добродушно, – спасибо за ваш вклад, теперь точно не о чем беспокоиться.

– Вы о чем? – перевожу не понимающий взгляд с одного мужчины на другого, – как мама?

– Все хорошо, а стараниями альфы вообще замечательно, ваша мама полностью здорова, – я смотрю на него огромными глазами, не понимая о чем он. При чем здесь Макс? – Я назначил несколько препаратов послеоперационных, – продолжает мужчина, – поэтому придётся полежать здесь денек, другой, но с кровью альфы ей больше ничего не грозит…

– Что? – ошарашено переспрашиваю, перебивая доктора. С кровью альфы?

– Аааа, – протягивает мужчина и переводит взгляд на Макса, – вы ей не сказали?

Я не вижу реакции Макса на слова доктора, потому что нахожусь в полнейшей прострации.

– Альфа выступил добровольным донором для вашей матери. Новые законы этого не запрещают, потому мы иногда практикуем переливание крови после операции, если есть желающие среди оборотней выступить в роли доноров, – мой непонимающий взгляд говорит о том, что мне не достаточно этого ответа, потому мужчина спешит более детально пояснить, после небольшой заминки.

– Такая методика уже несколько лет успешно используется для скорейшего заживления и выздоровления человеческого организма, правда не вся кровь оборотней подходит, но вашей матери подошла. Ей можно сказать повезло. Теперь ее организм постепенно обновляется и в последствии не будет подвержен многим болезням, если не всем.

Что?

– А мама? Она знает? – спрашиваю непослушными губами.

Его слова никак не хотят сформировываться в осознанную мысль, я просто не могу в это поверить.

– Конечно, у нас с этим строго, документы соответственные подписываются, – еще что-то говорит доктор, но я уже не слушаю, оглушенная.

Мама сама согласилась, сама подписала, легким росчерком пера поставила крест и на мне тоже. Теперь мы все ему обязаны, и если раньше, еще буквально пару мгновений назад до прихода врача, у меня все же была крошечная надежда, что мне удастся как-то переменить ситуацию, возможно в этом бы мне помогла мама, но сейчас понимаю, не будет ничего, не будет… ведь он для нее теперь спаситель.

Все, финита ля комедия, приехали. Я даже присаживаюсь обратно на диван, перед этим вставала, когда увидела лицо доктора в проеме двери. Ноги не держат, я оглушена и сражена. Нет, я рада, что мама теперь здорова, но этот зверюга рядом сделал все, что бы и ему от этого были одни бонусы. Конечно, благодарная теща лучший союзник.

– Могу я с ней увидеться? – спрашиваю тихо, пытаясь вернуть свой мир на ось, с которой он слетел слишком стремительно.

– Она спит, но вы можете подождать, пока она проснется или приехать завтра.

– Я подо… жду, – хочу сказать, но не успеваю, потому что меня нахально и будто имеют на это право перебивают.

– Мы заедем завтра, с самого утра, – отвечает за нас двоих Макс, а мне рычать на него хочется.

Все продумал гад, все. Знает, ведь, что я признательна ему за чудодейственное выздоровление матери, а значит не за чем больше строить из себя сопереживающего, можно уже сейчас востребовать благодарность.

Доктор кивает ему и переводит взгляд на меня, а мне ничего не остается, как кивнуть под внимательным взглядом альфы. Давит на меня, сволочь.

– Хорошо, тогда до завтра, – разворачивается доктор и уходит, оставляя нас наедине, а я, смотря в его спину, жалею даже, что он так быстро ушел.

– Поехали, – решительный голос врывается в мои мысли, и я киваю обреченно.

Нет, я благодарна, конечно, благодарна, но… себя не обмануть, я не хочу быть с ним, домой хочу, в палату к маме хочу, а не к альфе.

– Можно, я все-таки к ней зайду? – спрашиваю, поворачивая голову, и жду ответа, уже зная, что он будет отрицательным, но мужчина меня удивляет.

Кивает и протягивает руку ко мне, а когда я не шевелюсь, ждет. Не убирает руку, видя мою заминку, потому… вкладываю свою, слегка подрагивающую ладонь, в его. Не понимаю этого жеста. Не понимаю. Но и выбора я лишена.

Сжимает мою ладонь, двигаясь уверенно по коридору и минуя несколько поворотов, будто точно знает куда идти, и лишь когда останавливается возле одной из палат, отпускает мою руку. Я смотрю в окошко перед собой и вижу спящую маму, провожу ладонью по стеклу, но так и не решаюсь зайти внутрь. Ведь я не одна, а присутствие альфы удручает, да и не хочу будить ее. Главное, что теперь все хорошо и как бы я не хотела этого признавать, благодаря ему…

– Спасибо, – шепчу, поворачиваясь к альфе, и поднимаю голову, встречаясь с его глазами. Он исследует мое лицо, а затем решительно притягивает к себе в объятья, так что я утыкаюсь носом в его грудь.

– Прости меня, – слышу его тихое на ухо, вдыхая присущий только ему запах, и где-то глубоко внутри что-то болезненно дергается в ответ, посылая едва уловимую волну тепла, но, когда мужчина выпускает меня из объятий и командует: «поехали» в своей излюбленной манере повелителя, она испаряется.

Если бы все было так просто, уже бы простила, ну или хотя бы ради матери попыталась, но… что-то внутри, наверное, это и есть – затаенная обида, непринятие, непонимание его поступков, настойчиво этого не позволяют, возводя и укрепляя стены от проникновения.

Не надо иметь много ума, чтобы понимать, что поедем мы не ко мне и как подумаю, чего он ждет, так все внутри и переворачивается. Секса он от тебя хочет, Мия, секса, ехидный голосок внутри меня ухмыляется. Будто я не знаю, что именно за этим он везет меня к себе и если бы только это, если бы, но еще одна мысль, беспокойная, тревожная, не дает покоя.

– Я беременна? – спрашиваю тихо, когда мы отъезжаем от клиники, но, кажется, что мой вопрос звучит как раскат грома в тихом поле, только вспышки молнии перед ним не хватает.

Почему-то точно уверена, что он знает ответ на мой вопрос, а я не хочу ждать задержки, если она будет, и результатов тестов тоже, мне необходимо знать это сейчас. Но мужчина не отвечает, смотрит прямо перед собой, на дорогу, сжимает руль уверенно, направляя автомобиль в сторону его дома, не моего. Даже не смотрит на меня, игнорирует, будто и вовсе не слышал вопроса, но я-то знаю – услышал, и это… промедление, его молчание давят настолько, что дышать тяжело и воздух колючим кажется. И лишь, когда машина останавливается, а альфа выпускает из своих рук руль, звучит ответ.

– Да, – а вот и вспышка, с опозданием.

Выходит из машины, кинув на меня какой-то совершенно непонятный мне взгляд, оставляя наедине с этой новостью, а я… я даже вздохнуть не могу, дыхание замерло в груди. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Одно дело предполагать, сомневаться, даже надеяться, что пронесет, а совершенно другое знать точно – не пронесло. Голову сдавливает в железные тиски и, кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди – разрывается. Не хочу…

А дверь тем временем с моей стороны открывается и голос его тихий такой, напряженный, как сквозь вату доносится:

– Пошли домой, – я в ответ могу только отрицательно качать головой, потому что в мыслях набатом звучит: «не хочу, не хочу, не хочу», последнее на крик похоже, и я не сдерживаюсь, слова сами вылетают наружу.

– Не хочу детей от тебя, ненавижу, – мой голос похож на шипение, а взгляд заволочен весь ненавистью глубокой. К нему, к обстоятельствам, к провидению, что решило будто из нас может быть пара «идеальная»…

– Мия, девочка, что ты такое говоришь, – изумленный голос, не верящий, пробивается в мои мысли, как сквозь толщу воды, коей я охвачена, как вязкой тиной, что заволакивает в свои воды, мешает выбраться.

Не выбраться уже оттуда, все кончено.

Поднимаю взгляд невидящий на него и не вижу его, все расплывается перед глазами, а на губах чувствуется соленая влага. Я плачу? Нет, я не должна, нельзя показывать свою слабость хищнику. Нельзя. Съест и глазом не моргнет. А ведь он уже съел, разве нет? Ехидный голосок внутри меня, издевается.

– Люблю тебя, слышишь, девочка моя, – его голос срывается, дрогнет, не похожий на тот командный тон, нет – другой.

Поднимает на руки и несет куда-то, а я даже не сопротивляюсь. Нет больше смысла, бороться за что-то, думать о чем-то, надеяться, чего-то ждать, верить в чудо, просто нет… чудес не бывает, во всяком случае, не для меня…

– Не отпущу, слышишь, не позволю, – доносится отчаянное, тихое, и даже чуточку злое.

Шепот, дыхание, руки… ничего не чувствую, будто выжгли разом все рецепторы, ощущения. Нет больше ничего. Только отчаянье беспросветное.

Не знаю, кто затеял эту игру, потому что так на нее похоже то чувство проигрыша, без сохранения, когда прошла всего лишь четверть миссии и не смогла дойти до контрольной точки, где можно сохраниться в самом успешном моменте, просто не дотянула.

Ты меня любишь, Макс? Так, почему не выбрал другой путь? Почему не дал времени привыкнуть к тебе? Почему не удосужился добиваться? Только силой, напором, инстинктами зверя… теми самыми, за которые, я ненавидела ваш вид. Или ты решил ускорить игру, не заглядывая в ее сюжет, не смотря заставки, пролистывая, не интересуясь, что там в тех заставках, кто там? А ведь именно на них сюжет строится, разве нет? Хотя к чему это я? Ты ведь сам ее затеял. Игру эту извращенную, определил мне даже главную роль в ней, но есть одно «но»… очень важное такое.

Твоя любовь игра без правил, где роль твоя ясна, но прописанная для меня – не моя…

========== Глава 17 ==========

Макс

Что я делал не так? Что? Разве ей не нравятся цветы, как говорила Лизианна? Разве я не первый мужчина, что ей их подарил? Что безусловно радует собственника во мне, во всем первый, во всем единственный. Почему же никак не отреагировала? Почему даже не улыбнулась? Что я, черт возьми, делаю не так? Нет, я не ожидал, что она бросится в мои объятья, наличие цветов в ее кабинете слишком маленькое событие, чтобы все забылось, но почему даже тени улыбки не проскользнуло на ее лице? Хотя бы мимолетной такой, чтобы было понятно понравилось ли ей… но нет, ничего. Только холод и отчуждение.

Сижу в кабинете, постукивая пальцами по столу, а самому ворваться в кабинет рядом хочется, заключить ее в объятья и не отпускать никогда. Как же тяжело это – быть рядом, ощущать ее аромат в воздухе, помнить как нежна ее кожа на ощупь, как податливо ее тело, и сдерживаться, не притрагиваться, боясь нарушить такое шаткое перемирие, спугнуть…

Решив заняться делом, звоню в клинику, подтверждая, что приеду сдавать кровь. Анализы о нашей совмести с матерью Мии уже пришли мне на почту, а ведь я только вчера их сделал, подтверждая мое донорство. Не то чтобы я сомневался в обратном, конечно, знал, что, скорее всего, ей подходит моя кровь, потому что не могла мама моей идеальной пары быть не совместима со мной, они же кровные родственники. Но врачам все равно необходимо было перепроверить. Я же решил, что помогу, еще когда услышал о болезни ее матери, чем смогу, конечно, вот и позвонил в клинику, а там доктор дежурный – человек, говорит, мол, вы бы кровью помогли, а не деньгами. Мы не часто выступаем в роли доноров, просто, мы же тоже не можем вылечить всех, вот у меня эта мысль и вылетела из головы, а тут, так удачно – напоминание.

Мне бы стоило Мие об этом рассказать, думаю, она бы обрадовалась, но, как увидел ее реакцию на цветы, точнее, никакой реакции – все та же холодность, так и слова в горле застряли. Раздал распоряжения на день и ушел. Все же в душе я надеялся на другое, ведь сам выбирал их, связи подключил. Старался для нее. Другая бы… да, что там, Мия моя не другая…

Громкая трель телефона застает уже по дороге к клинике и я поднимаю трубку, включая громкую связь.

– Что такое? Все нормально? – спрашиваю, смотря на обеспокоенное лицо звонящего.

Что же там такого случилось, что он даже на видеосвязь вышел?

– Неспокойно, альфа, – морщится друг.

– Опять? – спрашиваю, сжимая зло руль. Сколько можно?!

– Да, и на этот раз вооруженные, агрессивные. Представляешь, они напали на один из наших кинотеатров.

Я чертыхаюсь сквозь зубы, как же не вовремя это все. Ехать туда придется. Будет шанс упущен – показать себя с другой стороны, а с Мией и так все сложно.

– Количество? – спрашиваю коротко, но бета отрицательно качает головой.

– Уже нейтрализированы.

Хоть какая-то хорошая новость, думаю я, но спрашиваю другое.

– Раненные? – хмуро уточняю.

– Несколько наших, но на нас как на собаке заживает, ничего страшного, – смеется он и я киваю в ответ, даже спорить не буду, регенерация у нас отличная. Хорошо хоть, что люди не пострадали, а то пришлось бы за этот инцидент отчитываться перед властью. Те еще бы виноватыми нас сделали. Все-таки кинотеатр-то наш.

– Требования какие выдвигались? – уточняю, уже зная заранее ответ.

Ведь это уже не первый раз.

– Как обычно – отменить закон о нашей неприкосновенности, – отвечает бета, а я сжимаю зло руль в ответ.

Чего они хотят этим добиться? Что это им даст? Разве что смогут отстреливать по одиночке в обличие волка и оставаться безнаказанными. Потому что сейчас в некоторых странах за такое смертная казнь предусмотрена, в нашей же – двадцать лет лишения воли.

– Когда же они успокоятся? – не вопрос скорее констатация.

Именно из-за таких фанатиков у меня и с Мией не ладится. Иногда кажется, будто и ей промыли мозг, что было бы и не удивительно для такой впечатлительной и юной натуры. Слишком много сидит в интернете, верит всему, наивная такая. Последняя черта мне даже нравится, она лучше искушенности, но… иногда это слишком мешает.

– Они? Никогда, – вздыхает бета, – я дал приказ усилить бдительность, но сам понимаешь, они тоже не могут все учесть.

– Хорошо, если там все, возвращайся. Твоя Динейра только и спрашивает, когда ты приедешь, а ей работать надо – не отвлекаться.

– У тебя же новая помощница, – удивляется он, – мог бы Ди и разгрузить.

– Не помощница – пара, – стреляю в него предупреждающим взглядом.

– Пара? Минуточку, – мешкается, а затем переспрашивает, – мне Ди ничего не говорила, когда приезжала в полнолуние. Это та странная фанатичка, да?

– Еще одно слово, и тебя здесь не ждут, – уже прорычал, а не проговорил, чувствуя злость волка под кожей за такое обращение к его паре. Он яростно хотел защищать ее, и хоть головой я понимаю – друг не далек от истины. Но все же она не одна из тех, кто яростно против нас выступает, у ее отношения к нам была другая основа – страх.

– Извини, не хотел, – раскаивается он в ответ, и я верю его искреннему взгляду, он не знал. – Я возвращаюсь?

– Да, если там все улажено, – киваю ему.

– Улажено, – подтверждает и я, одобряя его приезд, отключаюсь.

Новости мы обсудим с ним позже, когда он появится здесь. Одно радует – ехать никуда не нужно, хотя стоило бы – беспокоят меня эти нападения, но Мия нельзя оставлять одну. Лизианна говорила, нужно действовать, как человек, а человек бы не оставил свою жену в тяжелую минуту. Мия на многое пошла ради матери и это важно для нее, тем более она пока еще не знает, что я собираюсь помочь.

Только… когда я рисовал план в своей голове по завоеванию пары, думал, что удобно и верно расположил карты, воспользовавшись моментом, когда ей нужна была помощь. Что может лучше расположить к человеку, чем благодарность? Она должна была многое изменить. Но Мия не поддается четкому анализу, а мой план только то и делает, что сбоит. Частично и я в этом виноват, иногда инстинкты слишком сложно сдерживать. Волк хочет обладать парой уже сейчас, он не понимает моего промедления. Тем более для него все просто – метка поставлена, она уже его, но я осознаю, что если не дам ей время свыкнуться с мыслью, что она теперь моя пара, пропасть между нами только увеличиться, а я этого не хочу.

Но вот когда в машине звучит тот самый вопрос – о беременности, понимаю, что те несколько шагов, что сделал навстречу, приближая ее к себе, снова перечеркнуты одним словом – «да», а пара моя окончательно сорвалась и что делать теперь, я просто не знаю. Даже волк скулит под кожей от той обреченности, что обрушивается на меня вместе с нахлынувшей эманацией чувств пары.

Мия

Бесконечный бег… как хомяк в колесе, только и набирая обороты, сначала от оборотней в целом из-за панического страха быть однажды схваченной и найденной после с перегрызенным горлом, а теперь от реальности. Хочется уйти, закрыться, не видеть обеспокоенное лицо, что склоняется надо мной, спокойствия хочется, порадоваться за маму хочется, а не могу… потому что моя жизнь катится куда-то в пропасть и я не могу из нее выбраться, только лечу все дальше и дальше, нескончаемое падение, бесконечный бег.

– Маленькая моя, все будет хорошо, я все решу, – слышу его голос, а мне безразлично, что он говорит – ничего не будет…

Щенки… так же они называют детей? Да, точно – щенки. Будут бегать по дому, а я ходить беременной из раза в раз, как свиноматка… ее же из меня он хочет сделать, да? Чтобы вынашивала детенышей и молчала, не важно, что она чувствует по этому поводу, главное – результат.

И вот не верю я в его чувства, не верю. Как он вообще может любить? Ломать и любить? Но я не дом, что можно отстроить заново, однажды разрушив. Нет. Зажмуриваюсь, не хочу видеть эту маску, что мне кажется на его лице, еще бы беруши в уши вставить, чтобы не слышать его ложь. Какая любовь, Макс? Какая?

– Ты из-за щенков это все? – вдруг резко распахиваю глаза и смотрю безразлично в его – беспокойные, волнующиеся напротив, просто хочу знать права ли я, потому что в парность я не верю, иначе бы тоже что-то чувствовала, а я ничего – будто выжженная земля вместо сердца. А он, видимо, не понимает вопроса, не отвечает, молчит, только смотрит в глаза, что-то разыскивая в них.

– Не из-за них, – качает годовой, – как ты не понимаешь? Ты все для меня.

– Тогда зачем все это, Макс? Зачем? Это неправильно – командовать, заставлять и рычать, если что-то не нравится, кусать, чтобы испытывала вожделение, так не должно быть.

– Так, научи как должно? Я просто, – чешет лоб и тянет свои волосы на голове, – я не знаю.

– Поздно, – зажмуриваюсь и отворачиваюсь к стене, сворачиваясь в клубок на диване, на который он меня положил, а ведь я даже не заметила, как в доме его оказалась, разговор в машине помню, а дальше пустота, будто выпала на несколько минут из реальности.

– Я все сделаю, только скажи, – слышу его тихое за спиной, но не отвечаю.

Пусть уйдет, пусть оставит меня и он будто слышит мою молчаливую просьбу – поднимается, диван под его весом пружинит, а затем раздает хлопок двери. Ушел, слава Богу.

========== Глава 18 ==========

Несколько дней, пока мама в больнице, пролетают для меня как в тумане. Что-то делаю, куда-то иду, навещаю маму, надевая на лицо маску безмятежности, большой радости за нее, и это все под надзором альфы, что хищной птицей кружит над моей головой, не давая расслабиться. Жалею ли я себя? Жалею. Разве я заслужила? Что я сделала такого, чтобы жизнь вот так меня наказывала? Дети… мужчина… из вида, которого стоит опасаться. Первая близость… отобранная им – все неправильно. Хочется, чтобы все это было сном, но я так и не просыпаюсь.

– Маленькая, мороженое хочешь? – спрашивает мужчина, когда мы возвращаемся из больницы.

Не на машине, правда – пешком, еще и за руку держит, чтобы не вырывалась? Или, чтобы всем показать, что у нас все хорошо? А у нас – нет, ни капли, я просто молчу большинство времени, впав в какую-то апатию, когда все равно, что происходит, лишь бы не трогали, но меня с упорством – трогают. Зато для прохожих, что видят нас на улице, наши соединенные руки, видимо, хороший знак, потому что провожают нас улыбками, кто-то даже подходит и поздравляет альфу. Не меня, конечно, меня не с чем поздравлять – его.

Не отвечаю, смотрю вперед, он что-то говорит о хорошей погоде, об отпуске, а я слушаю краем уха, но в голове все прокручиваю разговор с мамой в больнице:

– Я была неправа, насчет них, нельзя судить о целом виде только из-за одного, что сделал больно.

– О чем ты мама? – спросила я тогда, но мама отвела взгляд и так и не ответила, только Максу начала дифирамбы петь. Какой он хороший, замечательный… что не оставил ее в беде, а ведь она никто ему, даже не в его стае, а мне зубы сводило от восторга направленного на оборотня, что разрушил мне жизнь.

– А ты знала, что мы подписали вхождение в стаю Кристиана? – спросила аккуратно, выискивая ответ на ее лице, а мама… мама отвела взгляд, неловко ей стало под моим внимательным, и этот жест уже стал ответом. Как она только могла? Подумала я. Мы же вместе ненавидели оборотней, вместе против них были… а сколько раз она мне говорила избегать их общества, не разговаривать, переходить на другую сторону дороги, если увижу оборотня? Не сосчитать. А теперь, оказывается, знала… но мама поспешила объяснить.

– Не сразу, милая, ты же помнишь, как мы радовались, что мне такую работу предложили? – я кивнула, а она продолжила, – это же такой рост – сразу в начальники, плюс зарплата высокая, премии. Мы бы больше нужды не знали… Вот я и повелась на золотые горы, дом здесь купила, радовалась, что переехали, я ведь даже, когда на работу вышла в первый день, чтобы с коллективом познакомиться, еще не догадывалась о подводных камнях. Помнишь же мое негодование, когда выяснилось, сколько оборотней здесь? – мой кивок снова был тому подтверждением, – так вот, я и высказала свое к ним отношение… – замолчала она, а я переспросила.

– А дальше?

– А дальше… про увольнение ты же помнишь? Помнишь, конечно, вот и пригрозили мне им, но я не так увольнения боялась, как жить с ними не хотела, не испугалась. «Увольняйте», – сказала, но Кристиана разозлило непринятие его авторитета, вот он и пообещал мне, что дом мы здесь не продадим, даже если уедем. А ведь мы все сбережения потратили, у нас бы ничего не осталось, я не могла тебя так подвести. Пришлось подписать у мэра согласие. У меня просто выхода не было, понимаешь? А потом эта болезнь… – я отвела взгляд в сторону, понимаю все, конечно.

Она ведь, как и я в ловушку попала, и так неприятно от этого стало, но не настолько сильно, как от ее последующих слов, вот они-то меня и добили. Потому что она под гнетом обстоятельств изменила свое отношение к оборотням в лучшую сторону, а я… я так и осталась задыхаться непринятием.

– Прости, что не сказала, но все не так плохо оказалось, оборотни «своих» защищают. Я даже не думала, что так может быть, и вот посмотри – я здорова, – улыбнулась она, а я сжала ее руку в ответ.

Да, этому я была безмерно рада, но… но как же тоскливо от того, что теперь я со своими чувствами наедине осталась. Она ведь не поймет меня теперь, даже если все расскажу, слишком велика ее радость, если плохое забылось. А я так одна и осталась, хотя нет, не одна – с альфой и его чувствами, что сжимают сердце сильнее стальных тисков.

– Ну, так что? – когда мы остановились возле лавки с мороженным спросил, еще и улыбнулся, как ни в чем не бывало. Будто это нормально вот так с ним прогуливаться за руку держась, а я плечами повела и отвернулась, но разве его это остановило? Ни капли. Вот же неуемный.

– Тогда сам выберу, – сказал решительно и… диву даюсь, но выбрал мое любимое – с орехами и шоколадом. Протянул мне, я и взяла под внимательными взглядами продавца и альфы.

Захотелось откусить сразу же, даже слюну сглотнула. Будет ли это с моей стороны правильно? Подумала. И так мороженного отчаянно захотелось. Лизнула, не сдержавшись, и зажмурилась. Не от удовольствия, нет, просто солнце своими лучами мне прямо в глаза… а я ведь вкуса любимого даже не ощутила, когда глаза открыла и с взглядом альфы встретилась обжигающим. И таким огнем по телу полоснуло, что мне показалось – одежда на мне враз воспламенилась, и я голая стою перед ним, как тогда… на поляне. Такой взгляд у него был голодный, обещающий. А ведь он не притрагивался ко мне больше, и не день прошел после той ночи, да и не два. Я даже почти расслабилась. А вот он – хищник, напомнил о себе сразу же, только и ждет, чтобы добыча в его руки попала и тогда… тогда можно делать с ней, что угодно. А разве уже не делал? Подсказало сознание, и тут же ехидно добавило. И тебе даже нравилось.

Щеки опалило смущением и я отвернулась, не выдержав, а мужчина за плечи обнял и шепнул на ухо.

– Домой? Или еще пройдемся?

Нет, уж – домой, покачала головой, хватило с меня прогулок.

Домой… так странно, а ведь он имел ввиду не мой дом, его. Я уже несколько дней в своем не появлялась, Макс ведь всегда был рядом и куда идти диктовал. Выбора-то у меня особо не было. Вряд ли бы отпустил, даже если бы попросила. Только замечала, как в комнате мне выделенной шкаф все пополнялся и пополнялся нарядами, но, что удивительно альфа меня практически не беспокоил, когда в комнате у себя оказывалась, и в постель не тащил – давал какую никакую, а свободу. На работе же снова становился серьезным и отстраненным начальником, и мне это даже нравилось, если может что-то нравиться в той апатии, в которой я пребывала. Но иногда мысль осознанная пролетала, что вот бы и я так умела абстрагироваться, как он – то холодным быть и сдержанным, то диким и не обузданным, а я не умела, к сожалению. Но вот приходили, когда домой альфа то на совместном просмотре фильма настаивал, то есть только в его присутствии, а у меня от его взгляда аппетит как-то резко пропадал. Я вяло ковырялась вилкой в пище, но Макс зорко следил чтобы ела хорошо, все настаивал: «ты же беременна». И я давилась, но ела, практически не чувствуя вкуса, как и мороженного сейчас. Хотя нет, вру, когда мы отошли от лавки и он, выпустив меня из объятий, отошел, так как с ним кто-то из прохожих захотел поговорить наедине, сполна насладилась любимым вкусом, потому что в спину смотреть его было намного проще, чем в глаза. Глаза его всегда смотрели с прищуром и укором в них, или же обжигали огненной лавой, а спина… спина безобидная, кажется… Крепкая, разве что, с четко очерченными мускулами, особенно, когда он вот так стоит в футболке и руки в карманы прячет. И тут же словила себя на мысли, что смотрю на него слишком пристально, а ведь его собеседник уже ушел, а он так и стоит – не оборачивается, будто специально дает мне возможность рассмотреть его всего и лишь, когда я отвернулась, одернув себя, снова подошел и руку мою себе заграбастал. И снова это его урчание, что иногда доносилось из его груди, гортанное такое, внутреннее, что даже мурашки по телу разбегались не то испуганно, не то… нет, второе исключено. Он ведь никто для меня, что бы ни говорил. И с жизнью такой и его присутствием в ней мне сложно смириться. Сбежать хочется. Сейчас же можно бежать?.. Мама не больна больше, они ее не обидят, а я… я ведь и сама смогу справиться. И только эта мысль возникла, как тут же разбилась о реальность. Найдет ведь, по запаху найдет, духи-то он исключил из средств гигиены, только своим кремами, да гелями для душа без запаха спонсирует, чтобы не перебивался мой естественный… И вряд ли мне поможет обильное обливание теми духами, что я раньше использовала, все равно ведь они не перебили мой аромат, потому как он учуял, и волк его тоже отозвался. Да и куда я побегу, без денег, без средств, одна? Я ведь никогда не была одна и даже в колледж, когда одноклассницы в другой город собирались, отказалась ехать, у нас в городе поступила, с мамой все быть хотела. Мамина дочь. Домашняя. Не проживу одна. И не знаю, чья это была мысль, моя или ее, но я всегда от нее зависела, к мнению ее прислушивалась, к словам, но вот оно как оказалось – мнение-то ее переменчивое, а мое так и осталось при мне. Лучше бы была более пластичной, верткой, может, и страдать бы не пришлось, и в альфе бы плюсы нашла, а то я хоть и понимаю умом, что пытается он как человек, обычными методами, но все внутри противится этому. Глухое отторжение к его действиям и оборона личного пространства бесконечная, в которое он упорно влезает, то касаясь ненароком, то в волосы зарываясь, то как сейчас за руку…