Текст книги "Перекидной календарь памяти (СИ)"

Автор книги: Рада Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Я все еще ожидаю вашего ответа, – напоминание заставило Гарри осмелиться на признание:

– Мне нравится на вас смотреть, сэр, – это стоило сказать хотя бы для того, чтобы увидеть секундное замешательство Снейпа, который все же чрезвычайно быстро вернул себе холодный безразличный вид и процедил:

– И о чем вы думаете, когда смотрите на меня? Перебираете в уме пытки Темного Лорда и ищите подходящую? – он надменно хмыкнул.

– Зачем вы так?! Я не желаю вам подобного. Я… – Гарри смутился и отвернулся. – Я очень уважаю вас… как учителя, сэр, – севшим голосом закончил он фразу.

– Поттер, искренне надеюсь, это не то, что сразу же приходит на ум, глядя на ваши заалевшие щеки, – насмешка казалась осязаемой, настолько ярко Снейп сумел передать намек на возможную влюбленность. – Я не потерплю грязных фантазий о себе. Вы меня поняли? Если вы не измените своего поведения, я буду вынужден принять меры. И абсолютно уверен, вам они совсем не понравятся, – в голосе зазвенели жесткие нотки и откровенная угроза. – Ищите себе развлечения в другом месте. Я больше к этому вопросу возвращаться не буду, но при необходимости выполню свое обещание. Вам ясно?

– Да, сэр.

========== Страница 3. Мир, разлетевшийся на осколки ==========

Зная, что Снейп слов на ветер не бросал, Поттер начал тщательно следить за своими действиями, чтобы не провоцировать его недовольства. На дополнительных занятиях все было по-прежнему – у Гарри в лучшем случае получалось отбить одну из десяти прямых атак на свое сознание. Зато по ночам он спал теперь гораздо спокойнее, и видения почти перестали его одолевать. Хотя иногда все же прорывались смутные обрывки каких-то событий с участием Пожирателей Смерти, но они не заставляли вскакивать с криками ужаса и воспринимались как плохие сны, навеянные нарастающей общей нервозностью, вызванной участившимися нападениями на семьи волшебников.

Гарри, заметив, что Джинни Уизли выказывает ему симпатию, попытался ответить ей взаимностью. Наверное, назвать их парочкой было бы преувеличением, но окружающие все же расценивали их именно в таком качестве. С Джинни было приятно, болтая обо всем, прогуливаться у Черного озера или вместе сидеть в библиотеке за домашним заданием, но мечтать о чем-либо большем в их отношениях Поттеру не хотелось. Однако компания Джинни отлично отвлекала от мыслей о Снейпе, который, чем дальше, тем становился все невыносимее, плюясь ядом по всякому поводу, к тому же, похоже, доставалось не только студентам, но и коллегам-преподавателям. Гарри не мог разобраться, что вызывало у того подобное состояние, хотя и догадывался – в воздухе просто-таки витало напряженное предчувствие чего-то опасного и ужасного.

***

День, когда Дамблдор взял его с собой на поиск очередного крестража Волдеморта, впился в память Поттера тысячами острых колючек, от которых, по-видимому, ему никогда не удастся избавиться. Дав директору опрометчивый обет выполнить любой приказ, позже Гарри очень об этом пожалел. Дамблдор заявил, что нет иного способа завладеть крестражем, лежавшим на дне чаши, заполненной волшебным зельем, как споить эту отраву ему. Гарри умирал столько раз, сколько ковшей яда собственноручно влил в рот корчившегося от страшных мук старика. Поттер считал, что ему было бы гораздо проще самому выхлебать тот яд, чем сознательно травить им другого человека, к тому же того, кого столько лет уважал, а теперь дико возненавидел за то, что он заставил его сделать. Гарри казалось, что в тот день он по велению Дамблдора потрепал свою душу не меньше, чем Том Риддл, создавая крестражи. Ему было намного хуже от осознания того, что он творил, чем тогда, когда он едва не убил Драко Малфоя, потому что в этот раз он методично капля за каплей вливал жидкую смерть в рот Дамблдора. Гарри чувствовал себя палачом, пытавшим жертву. Подчинившись требованию директора, он стал тем, кто ничуть не лучше Пожирателей Смерти – такие мысли вертелись в голове Гарри, когда он, глотая слезы жалости, разочарования и, что уж там скрывать, ужаса от собственных действий, исполнял свое клятвенное обещание не перечить и выполнить все, что прикажут.

В ту ночь в Хогвартс с умирающим Дамблдором на руках возвратился совершенно другой Поттер. Его привычный мир разлетелся на осколки, как разбитое зеркало, и никакое Репаро не в силах было вернуть прежний порядок вещей. Душа Гарри корчилась от мук ненависти к себе самому, к директору и к судьбе, которая подбросила ему такое жуткое испытание. Он не купился на обманчивые слова, что все поправимо, и был твердо уверен, что Дамблдору осталось жить совсем недолго. Возможно, поэтому обнаружить в небе над школой Черную метку Пожирателей оказалось не так уж и страшно.

Поттер позже много раз задавался вопросом – почему Дамблдор заставил помочь ему добраться на метле именно на Астрономическую башню? Почему не прямо к нему в кабинет или не на балкон Больничного крыла? Почему не к входу, откуда было гораздо ближе к подземельям, чтобы позвать Снейпа, как настаивал директор, когда Гарри предложил ему показаться колдомедикам в больнице Святого Мунго? Напрашивался единственный вывод – Дамблдор желал умереть там, откуда виден весь Хогвартс.

Как только они очутились на месте, Дамблдор потребовал, чтобы Гарри набросил на себя мантию-невидимку. Спорить с еле державшимся на ногах стариком не хотелось, и требование было выполнено. В тот же миг Поттеру вдруг вспомнилось, что директор перед их походом за крестражем особо предупредил, что необходимо обязательно взять с собой этот артефакт. Не успел он поразиться проницательности Дамблдора, как тот заклинанием обездвижил его, снова предавая доверие и распоряжаясь судьбой Гарри по собственному усмотрению, не оставляя даже ничтожного шанса на своеволие.

На этом странности необычайной прозорливости Дамблдора не закончились – буквально через несколько секунд на площадку башни прибежал Драко Малфой, практически мгновенно обезоруживший директора. Однако на фоне бурлившей в крови злости из-за своей беспомощности, спровоцированной вмешательством Дамблдора, который вообразил, что может решать за других, появление школьного соперника уже не вызвало у Гарри большого изумления. Создавалось впечатление, что все вокруг подчинялось каким-то немыслимым планам великого стратега. Малфой мог находиться в это время где угодно, но провидение привело его именно туда, где его, казалось, поджидал Дамблдор, ибо тот сразу завел разговор, не выказывая ни малейшего удивления и не смущаясь, что остался без волшебной палочки, улетевшей в сторону стараниями его же студента.

Гарри с удовольствием угостил бы Малфоя парой-тройкой неприятных проклятий, но ему выпала незавидная роль стороннего наблюдателя – он стоял поодаль: обездвиженный, лишенный возможности говорить и скрытый под мантией-невидимкой. Прислушиваясь к диалогу, он убедился в том, что все его прошлые догадки относительно действий Малфоя оказались состоятельными, и выяснил, что о них прекрасно были осведомлены и Дамблдор, и Снейп. До того, как на лестнице послышались голоса, а затем и прибыло подкрепление из Пожирателей Смерти, директор успел вполне определенно заявить, что всецело доверяет Снейпу, и Поттеру показалось, что это сообщение адресовалось не Малфою, а ему – Гарри.

Отчетливое осознание, для чего все это было проделано гениальным волшебником и непревзойденным манипулятором, пришло к Гарри лишь через несколько месяцев, а в то время слова Дамблдора значительно добавили боли, когда к компании волдемортовских прихвостней присоединился Снейп. Все такой же: строгий, сосредоточенный, с нечитаемым выражением лица и презрительным взглядом, словно не только одежда, но и сама его суть была застегнута на сотни пуговиц, не давая посторонним раскусить, что у него на душе, и вообще – имеется ли она у него.

– Авада Кедавра! – голос Снейпа не дрогнул, не выдал его настоящих эмоций, никому не позволил усомниться в том, что он убивает по своей воле.

Но Гарри ни на миг не поверил в его якобы искреннюю ненависть, да и последние слова Дамблдора: «Северус, пожалуйста», – не обманули и не запутали его. Научившись еще летом смотреть на мир внимательно и не торопиться с выводами, он стал гораздо лучше понимать многие поступки людей. Директор просил об избавлении, о безболезненной и быстрой смерти, потому что яд, которым его поил Поттер, явно приносил страшные мучения, что легко определялось по тому, как тяжко директор привалился спиной к стене, как посинели губы, посерело лицо, как подрагивали пальцы рук, и насколько слабо звучал его голос. Снейп закончил начатое Поттером – это было несомненным для Гарри, и из-за этого он ненавидел себя и всех вокруг еще сильнее. Дамблдор говорил, что Снейп знает, как справиться с действием яда, и Гарри воочию увидел этот способ.

Понадобилось около трех минут, чтобы развеялись чары, наложенные на Гарри Дамблдором при жизни. Хотелось выть и из-за гибели все еще уважаемого в глубине души выдающегося мага, и из-за бессилия что-либо изменить, но больше всего досаждала мысль, что Снейп взял на себя вину за смерть директора, тогда как фактически того убил яд, влитый рукой Поттера. Преследовать сбегавших во главе со Снейпом Пожирателей на тот момент казалось самым верным шагом. Можно было вложить свои злость и отчаяние в проклятия, прижигая открытые раны в собственном сердце, чтобы они не кровоточили, ожесточая себя и свою душу, угнетая боль и подменяя ее осознанием выполненного долга.

«Конечно, я же должен остаться в глазах общества героем, с чистой совестью и незапятнанной репутацией! – мысли Гарри, бежавшего за Пожирателями, были такими же отравляющими сознание, как и тот злополучный ядовитый напиток, который скрывал под своей толщей крестраж Волдеморта и в итоге подарил смерть Дамблдору. – Это я убил его! Я, а не Авада, которая стала лишь избавлением от мук! Никто не упрекнет меня в его убийстве, ни у кого даже не затеплится подозрение, что я могу быть к этому причастен! Но почему именно Северус должен оказаться тем, кого возненавидят за гибель Дамблдора?» – Гарри впервые про себя назвал Снейпа по имени, сделав это под влиянием последних слов директора, и ощутил, что так будет абсолютно правильно. Взяв вину на себя, Северус, сам того не ведая, превратился для Гарри в самого близкого человека. И вместе с тем по этой же причине Поттер безумно злился на Снейпа, ему хотелось догнать того и банально избить, причинить боль за то, что заставил чувствовать себя в очередной раз обязанным. И не только репутацией, но, вероятнее всего, и жизнью – Гарри ясно заметил, что на Астрономической башне Снейп, перед тем как убить Дамблдора, внимательно посмотрел на две метлы, брошенные рядом со стеной, наверняка догадавшись о присутствии невидимого свидетеля. А затем он чересчур поспешно увел оттуда Пожирателей и Малфоя.

– Стой! Ступефай! – Гарри в свете пылавшей хижины Хагрида, подожженной заклинанием одного из Пожирателей, видел, что Северус готов аппарировать, но не желал терять шанс высказать ему, что не просил о такой жертве.

Снейп, взявший на себя командование, грубо подтолкнул Малфоя к границе защитных чар Хогвартса и приказал всем соратникам по Темной стороне срочно уходить, а сам все же обернулся к Поттеру.

– Я знаю, зачем ты его убил! – прокричал Гарри, стараясь подойти ближе, но Снейп остановил его колдовством, заставив споткнуться и, больно ударившись коленями, растянуться на земле. Вскочив на ноги, Поттер попытался ответить взаимностью: – Инкарцеро! – но Снейп лишь криво усмехнулся и еле заметным движением волшебной палочки отбил проклятие. – Ты не сбежишь! Я всем расскажу правду! Настоящую правду! Ступефай! – заклятие опять не попало в цель, но слова Гарри явно привлекли внимание. – Я уверен, что он тебя попросил…

– Замолчи, Поттер! – Снейп сверлил Гарри свирепым взглядом.

– Не затыкай мне рот! Объяснись! Зачем ты не дал мне стать…

– Не трать силы! – Снейп вновь свалил Гарри с ног, заодно выбив из рук волшебную палочку, а затем подскочил к нему и гневно заявил: – Я буду останавливать тебя снова и снова, не позволяя молоть чепуху, пока ты не научишься надежно держать рот на замке, а глупые догадки в своей дурной голове! Не смей!.. Не смей считать себя умнее всех, сопляк! – после этого он развернулся и, пока Гарри искал свою палочку, торопливо покинул территорию школы.

Оставшиеся до каникул дни прошли как во сне. Все людские поступки и слова казались Гарри какими-то ненастоящими, лживыми или содержавшими двойной смысл. А еще больше бесило, что все вокруг почему-то полагали, будто знают, что он ощущает и что должен делать. Одни спешили посочувствовать ему из-за потери наставника – и с чего они решили, что Дамблдор им был для Гарри? Странные занятия, которые директор изредка проводил в последний год, скорее походили на психологические головоломки, чем на обучение чему-то полезному. Другие были убеждены, что именно Гарри теперь возглавит сопротивление Волдеморту, почему-то забывая, что он всего-навсего студент.

Похороны Дамблдора превратились в ужасное испытание. Гарри не имел представления, откуда стало известно, что это Снейп убил директора. Сам он никому не рассказывал подробностей того, что произошло на Астрономической башне, да никто у него и не спрашивал, даже друзья, хотя они и были в курсе, что в ту ночь Гарри куда-то отправлялся с Дамблдором. Но как бы то ни было, все кругом перешептывались, проклиная Снейпа и его предательство. Поттеру хотелось верить, что он не ошибся в оценке Северуса, и тот все же был на одной с ним стороне. А еще он надеялся, что правильно понял его слова, произнесенные там, у горящей хижины лесника, о необходимости молчать об истинном положении дел. Гарри жаждал выйти перед всеми и признаться, что это он собственными руками отравил величайшего волшебника Британии, но в его памяти всплывала фраза: «Не смей считать себя умнее всех». Директор позаботился, чтобы Гарри не обнаружили Пожиратели, а Снейп взял на себя вину за убийство – это явно сделали с определенной целью, и их жертвы нельзя было обесценить своим раскаянием. От невозможности выложить правду становилось во сто раз горше, а слышать нападки в адрес того, кто стал платой за свободу и незапятнанное имя, было невыносимо. Когда друзья говорили, что им жаль Дамблдора, Гарри еле сдерживал желание накричать на них и объяснить, что тому уже все равно, а пожалеть надо тех, кто так неосмотрительно дал директору клятву, а потом, исполняя его волю, совершил убийство, с памятью о котором теперь придется мириться всю жизнь! Ему хотелось растолковать этим шипящим злобные обвинения подросткам, что Снейп не заслуживал порицания, что он, напротив, оказался настолько храбр, что сумел найти в себе мужество облегчить отравленному старику уход в мир иной. И если уж им так сильно был нужен тот, на кого следует направить свой праведный гнев, то Гарри готов стать им, ибо и в самом деле виновен. Однако приходилось, стиснув зубы, терпеть сочувственные взгляды и похлопывания по плечу, будто это умер его родственник.

***

Гарри печально улыбнулся, перечитав очередную главу своих Хроник. Он хорошо помнил те моменты, когда, стоя у мраморного памятника на могиле Дамблдора, мысленно обращался к нему с единственным вопросом – зачем понадобилось делать из Гарри убийцу, а из Северуса – щит для него? Тогда он еще не знал, какие потрясения ждут его впереди, и наивно полагал, что это было самое сложное время в его жизни.

========== Страница 4. Найти и потерять ==========

Скитания Поттера и его друзей в поисках крестражей напоминали метания слепых котят. Раздражение Гарри на Дамблдора и его любовь к загадкам и иносказаниям усиливалось с каждой неделей, проведенной в пустых догадках и предположениях. Чем дальше, тем отчетливее приходило понимание, что, видимо, тот и сам не представлял, где спрятаны осколки души Темного Лорда. Среди серости будней, по большей части сводившихся к заботе о собственной безопасности и о мало-мальски приемлемом пропитании, Гарри отдыхал душой, лишь если удавалось побыть немного наедине со своими мыслями. Обычно такое становилось доступным во время ночных дежурств, когда Рон и Гермиона наконец-то успокаивались, переставали ссориться по любому поводу и укладывались спать. Тогда можно было снова окунуться в мир, наполненный ехидными и язвительными замечаниями Снейпа и его пронзительными хищными взглядами, и опять бесконечно анализировать все его слова и действия. Гарри довольно быстро пришел к выводу, что Дамблдор заранее знал, чем закончится их поход за крестражем. Разумеется, нельзя было не восхититься его личной стойкостью в стремлении достичь необходимых результатов в борьбе с Волдемортом даже ценой собственной жизни, но и забыть о его требовательной жестокости у Гарри тоже не получалось. Ведь если выводы были верными, а Гарри не находил причин сомневаться в этом, то выходило, что директор и Снейпа каким-то образом заставил приложить руку к своему убийству. Возможно, и там не обошлось без клятвы или Нерушимого обета. Чем дольше Гарри думал о Северусе, тем сильнее ощущал, что скучает по нему, и чувство это только увеличивалось с каждым прожитым днем, постепенно перерастая в тоску и жажду хотя бы на миг встретиться и убедиться, что с ним все в порядке.

Когда до их компании дошли сведения о том, что Снейп, назначенный директором Хогвартса новым правительством магической Британии, отправляет учащихся на отработки к Хагриду, Гарри чуть не прокололся, заявив, что он молодец. Рон тогда вылупился так, словно увидел перед собой живую мантикору, а Гермиона тоном, столь же язвительным, как обычно у самого Снейпа, поспешила поинтересоваться:

– Чем же предатель заслужил такую похвалу?

– А что непонятного? Вы не в курсе, что такое ирония? – Поттеру пришлось притвориться, что он насмехался над тем, чьи действия говорили сами за себя – Северус как мог оберегал неразумных студентов, нарывавшихся на неприятности. Для Гарри подобное было очевидно без дополнительных комментариев, и он очень удивлялся, почему другие не замечают этого. – Снейп сглупил и выбрал наказание, которое скорее является наградой, чем тяжкой повинностью. Разве не так?

– Ты считаешь, что ночные походы в Запретный лес – это развлечение? – Гермиона с недоумением покачала головой.

– Но они же с Хагридом! – Гарри смотрел на своих друзей и не понимал, из-за чего их так рассердило его объяснение. – По-вашему, было бы лучше, если бы их Кэрроу угостили Круцио?

– Лучше бы этот сальноволосый ублюдок не убивал Дамблдора, тогда и всяких Пожирателей в школе не оказалось бы! – Рон регулярно поднимал эту тему и подолгу выдумывал разные обидные прозвища для Снейпа. Гарри обычно в таких случаях прикусывал щеку изнутри, чтобы не выболтать правду. Хотя ему порой и тяжело было выносить присутствие постоянно то ругавшихся, то мирившихся Рона и Гермионы, все же оставаться в одиночестве никак не хотелось. А то, что они, узнав правду о смерти Дамблдора, бросят его в тот же миг, он не сомневался. У него были отличные друзья, но здесь вставал вопрос не о доверии и преданности, а о преступлении против того, кто был центром всей идеологии сопротивления. – Ты уже забыл, что там находится Джинни, между прочим – твоя девушка. И это ей приходится отправляться в лес с кентаврами, акромантулами и всякими другими тварями.

Гарри в тот момент впервые осознал, что ни разу в последние недели не вспоминал о Джинни, тем более в каком-то особом качестве. Он и раньше догадывался, что у них с сестрой Рона вряд ли получится что-нибудь толковое, а теперь и вовсе об этом казалось лишним говорить. Все мысли были заняты Северусом и тревогой за него. Нет, конечно, Гарри переживал за всех товарищей, пребывавших сейчас в Хогвартсе, но считал, что они зря устраивали там акции протеста, из-за которых сами и страдали, да еще и добавляли работы Снейпу. Свое мнение по этому поводу Поттер друзьям высказал лишь однажды, но понимания не дождался, а только удостоился от Рона сравнения с трусливыми слизеринцами, которые не способны на решительные действия.

***

Окончательное озарение о сути личной привязанности пришло к Поттеру во время ликвидации одного из крестражей – медальона Салазара Слизерина. Возложив на Рона миссию разрубить зачарованную вещь мечом Гриффиндора, Гарри пораженно наблюдал, как темная магия крестража, сопротивляясь неминуемой гибели, старалась остановить Рона, демонстрируя иллюзорную картину его опасений и неуверенности в себе. В итоге призрачное видение превратилось в целовавшихся Гарри и Гермиону. Поттеру сначала стало не по себе от понимания, что Рон так сильно не доверяет им и боится предательства любимой девушки и близкого друга. «Да я с гораздо большим удовольствием поцеловал бы Снейпа!» – спонтанно пронеслось немое замечание в голове Гарри в тот момент, когда Рон наконец-то прекратил упиваться своими страхами и разбил злосчастный медальон, уничтожив часть души Волдеморта. Рон принялся убеждать, что он вовсе так не считает, как это показала злобная сила крестража, но Гарри не требовались его объяснения, о чем он и заявил с абсолютно безмятежной улыбкой. Гарри мечтал хотя бы ненадолго остаться в одиночестве и разобраться – неужели он и в самом деле желает Северуса именно в качестве партнера? Мысль оказалась как минимум неожиданной.

Прошло несколько дней до того, как Гарри перестал холодеть каждый раз, когда вспоминал о той шальной мысли, невесть откуда взявшейся и так крепко засевшей в его сознании. Он никогда прежде не задумывался о том, что ему в сексуальном плане могут нравиться парни – подобные отношения были не слишком распространенными среди студентов Хогвартса, но и невидалью не являлись. Однако, поразмышляв, Поттер пришел к выводу, что его и девушки не привлекали в этом аспекте. Попытки сблизиться с симпатичной рейвенкловкой Чжоу Чанг оставили после себя исключительно неприятные воспоминания о поцелуе, не принесшем никакого удовольствия. Джинни хотелось защищать как сестру – не более. Зато любая встреча с Северусом порождала бурю эмоций, и они позволяли чувствовать себя живым. Если раньше едкие комментарии Снейпа вызывали только стремление возмущаться, то теперь, когда Гарри отчасти разобрался в его сложном характере, он все чаще восхищался талантом вкладывать так много смысла в крайне язвительные замечания.

– Я люблю его, – сидя на очередном дежурстве у палатки, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом, прошептал Гарри, не представляя, стоит ли это открытие радости. – Люблю и хочу быть с ним. Мерлин! Я – педик? Тетку хватил бы удар, если бы она узнала, – Гарри нервно хихикнул и тут же, подняв голову, оглянулся по сторонам, испугавшись, что кто-то мог его услышать – везде шныряли егеря, отлавливая магглорожденных, объявленных вне закона, и разыскивая его – Поттера.

Признаться себе – это лишь полдела, необходимо было еще и разумом принять открывшуюся истину. На это у Гарри ушло не меньше месяца. Он пробовал вообразить рядом с собой разных девушек и парней, однако никто из них не вызывал у него такой щемящей жажды увидеть, обнять и оградить от всех бед или, наоборот, укрыться в его объятиях от всех невзгод. Непростая внутренняя борьба была проиграна, и Гарри решил не мучить себя сомнениями и не пытаться исправить собственную натуру. Сны о Северусе и раньше изредка тревожили его ночной покой, но теперь они воспринимались совсем иначе и наведывались чаще, заставляя сердце замирать от страха за дорогого человека.

Отбросив колебания и прекратив изводить себя мыслями о неправильности своих чувств, Гарри заметил, насколько легче ему сразу стало жить. И пусть его счастье было эфемерным и, скорее всего, невозможным, он перестал гнать от себя мысли, в которых они с Северусом любили друг друга и проживали вместе. Он впервые мечтал о будущей семье, и это казалось странным, к тому же довольно несвоевременным, ведь шла война, в которой они оба – и Гарри, и Северус – могли погибнуть. Тем острее хотелось, чтобы желания сбылись, чтобы счастье все же не оказалось недостижимым миражом.

***

Вернуться в Хогвартс было и здорово, и страшно. Увидеть Северуса удалось лишь мельком. МакГонагалл отчего-то решила, что Поттеру угрожает опасность от встречи с ним, и вступила в магическую схватку со Снейпом. Гарри, находившийся на тот момент рядом, уже начал скидывать с себя мантию-невидимку, намереваясь показаться тому, кто был ему дорог, когда одно из заклятий попало в стоявшие в коридоре рыцарские доспехи, и те, падая, рассыпались и просто-таки погребли его под собой. Пока Гарри выбрался из свалки железок, МакГонагалл и примчавшиеся ей на подмогу Флитвик, Слагхорн и Спраут уже оттеснили Северуса в один из ближайших классов. «Вчетвером против одного – как по-гриффиндорски», – словно подслушанная где-то мысль всплыла в сознании, пока Гарри мчался следом за преподавателями. Его сердце ухнуло вниз, заставляя задохнуться от ужаса после язвительных слов декана, что Снейп выпрыгнул в окно, взяв бессрочный отпуск. Хотелось ударить МакГонагалл за ее тупость и нежелание что-то видеть дальше своего задранного носа. Поттер смог снова дышать, только когда понял, что Северус сбежал, используя невероятное умение летать с помощью колдовства. Правда, спокойствие длилось недолго – боль полоснула лоб в том месте, где располагался шрам, сигнализируя, что Волдеморт совсем близко. А затем разверзся настоящий ад – Пожиратели Смерти напали на Хогвартс.

***

Если бы Рон и Гермиона не вцепились в плечи, не давая забыть о своем присутствии, Гарри не дожидался бы, пока Волдеморт оставит Визжащую хижину, а схлестнулся бы с ним там же, рядом с умирающим любимым человеком. Это неимоверно ужасно, когда приходится решать, кем пожертвовать – двумя друзьями или тем, без кого уже и не мыслишь своей жизни. Поттеру пришлось пройти через это, и он нашел в себе силы подумать, прежде чем действовать – судя по всему, выходило, что Северуса ему спасти вряд ли удастся после того, что с ним сотворила змея, а вот из-за своей порывистости потерять еще и Рона с Гермионой – этого нельзя было допустить.

Стоя на коленях в луже крови и зажимая рукой рану на горле Северуса, Гарри физически ощущал, как жизнь покидает его самого, по капле вытекая вместе с последними хриплыми вдохами любимого, даже не догадывавшегося, как сильно он необходим живым и невредимым. Наличие свидетелей не позволяло Гарри признаться в своем неправильном, но таком настоящем чувстве. Хотелось лечь возле него и следом уйти за грань, но Северус, умирая, напомнил о том, что есть долг, который еще предстояло исполнить – убить Волдеморта и отомстить за смерть единственного на свете желанного человека.

После пережитого в Визжащей хижине положение жертвенного агнца не страшило. И даже жестокость Дамблдора, исподволь готовившего Гарри к такой роли, не особо возмутила. Все это стало неважным, ведь Северус, казавшийся всем, самим воздухом, был мертв. Найти того, кто может стать твоим счастьем, осознать, что именно он для тебя значит, и потерять его, так и не успев выяснить, имелся ли шанс на взаимность, было безумно больно. Гарри раньше и вообразить себе не мог, что он окажется таким зависимым от своих иллюзий и мечтаний. Так что смиренно принять смерть, пусть и от рук врага, зная, что этим спасешь весь магический мир – представлялось не таким уж и плохим раскладом. К тому же это, возможно, давало маленькую надежду встретиться за чертой жизни с Северусом, если, конечно же, там что-то существовало, помимо кромешной тьмы.

***

Поттер, бездумно поглаживая страницы своих Хроник, прикрыл глаза, пытаясь сдержать слезы – не удалось, и две соленые горошины скользнули по щекам, оставляя мокрые следы. О событиях последней битвы всегда было безумно трудно вспоминать. А уж о том, что произошло в Визжащей хижине – и подавно. Гарри казалось, что он снова ощущал металлический запах крови, разлившейся по грязным доскам пола, и слышал булькающее рваное дыхание Северуса и его просьбу «Посмотри на меня!» В тот миг эти слова были приняты как ответ на безмолвное признание в любви. А часом позже Поттер узнал о том, что счел свидетельством любви Северуса к Лили Эванс. Но и разочарование не сделало боль от утраты легче. Гарри сглотнул комок в горле – даже зная, что было дальше в этой истории, он никогда не мог без содрогания воскрешать в памяти те ужасные часы своей жизни.

========== Страница 5. Неправильная любовь ==========

Когда с Волдемортом было покончено, Поттер, не дожидаясь похвал и благодарностей, что имелось сил рванул туда, где лежало бездыханное тело его несостоявшегося партнера. Он хотел попрощаться со Снейпом по-человечески без свидетелей, а потом и похоронить как героя. Однако жестокая судьба отказала ему и в этом – от Визжащей хижины остались лишь обгоревшие головешки. Чье-то огненное проклятие устроило Северусу погребальный костер без прощальных слов – будто реальность спешила избавиться от него. Очередное потрясение стало последней каплей: сердце затрепыхалось в груди, ударилось о ребра, боль прошила ледяной спицей, и благословенная темнота приняла Гарри в свои радушные объятия.

Очнулся Поттер в больнице Святого Мунго через три дня, пропустив все траурные мероприятия. После того как колдомедики позволили покинуть лечебное учреждение, Гарри первым делом отправился в Хогвартс, на территории которого, как рассказала ему Гермиона, воздвигли мемориальный комплекс, где покоились погибшие в финальной битве защитники школы. Сколько Гарри ни вчитывался в строки с перечнем имен на мраморной стеле, он так и не смог отыскать упоминания о Северусе Снейпе.

Первой под гневную раздачу разъяренного «мальчика, который убил того, кого теперь можно было как угодно называть», попала Минерва МакГонагалл, опешившая от злобного напора и бесцеремонности в выборе слов, вторым – Кингсли Шеклболт, временно занявший кресло министра магии. После недели обивания Поттером министерских порогов и дюжины его угроз сравнять «этот долбанный волшебный мир» с землей имя шпиона и члена Ордена Феникса Северуса Снейпа вписали на каменной плите мемориала, а в прессе появилась огромная статья о его беззаветном служении делу Света с сообщением о награждении Орденом Мерлина первой степени наравне с Поттером и его друзьями.

Грейнджер и Уизли недоумевали, почему для Гарри стало так важно обелить имя того, кто столько лет портил ему жизнь. Нет, они, конечно, прониклись ситуацией после объяснений и были благодарны Снейпу за помощь, но чуть ли не одержимое поведение Поттера все же казалось им как минимум странным. А когда Гарри резковато заявил Джинни, намекавшей на близкие отношения, что у них ничего не получится, Рон больше месяца с ним даже не разговаривал из-за обиды. Гермиона схитрила и, чтобы не принимать сторону ни одного из друзей, отправилась в Австралию разыскивать родителей, планируя вернуться к началу учебного года.