Текст книги "Перекидной календарь памяти (СИ)"

Автор книги: Рада Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Пролог ==========

«Кто сказал, что писать мемуары легко? Не верьте! Мне объяснили – садишься, вспоминаешь и записываешь. Но это не так. Если вы намерены серьезно отнестись к процессу изложения фактов, при этом оставаясь предельно честными, то будьте готовы снова пережить все – и хорошее, и плохое, и триумф, и поражения, случившиеся в вашей судьбе. Я поддался на уговоры и не устоял перед искушением поведать правду о событиях, в которых принимал непосредственное участие. Однако очень скоро понял – моя память гораздо лучше хранит то, что я не решусь представить на суд посторонних людей, но и остановиться уже не могу, подхваченный невидимым ветром времени. Что ж, пусть эта история, доверенная страницам толстой тетради, найдет свой приют на полке семейной библиотеки».

Гарри исправил пару слов в начале вступительной главы к своему труду «Хроники. Гарри Дж. Поттер», который будет существовать в единственном экземпляре. Гарри нравилось выбранное им название, несмотря на то, что звучало оно несколько пафосно для его любительских записок.

Вообще-то, это была идея Гермионы Грейнджер – к десятой годовщине победы во Второй магической войне выпустить сборник воспоминаний главных героев тех событий. Ей на удивление легко удалось уговорить Поттера написать несколько страниц для книги. Приступив к работе с неподдельным энтузиазмом, Гарри весьма быстро сообразил, что память непредсказуема и порой заводит в такие закоулки, из которых трудно выбраться, не окунувшись в их призрачный мир с головой. Не став сопротивляться, он принялся записывать все подряд, намереваясь позже просто отсеять лишнее, сохранив те отрывки, которые подойдут для задуманного подругой проекта.

Глядя сейчас на толстую тетрадь, уже почти наполовину исписанную его немного корявым почерком, Гарри мысленно насмехался над своей наивностью. Ему пришлось приложить массу усилий, выбирая подходящие фрагменты из сотни страниц текста, вышедшего из-под его пера, чтобы Гермиона осталась довольной его старанием – подводить ее не хотелось. Выбросить все то, что оказалось слишком личным, являлось криком души или пристрастным мнением, выставлявшим его в неприглядном или нелепом свете, оставаясь при этом неотъемлемой частью прошлой жизни, Гарри не осмелился. Мало того, он продолжил записи, перенося на бумагу свои боль и радость, неудачи, сомнения и безмерное счастье, сопровождавшие его в послевоенные годы.

Время от времени, когда память упрямилась, Поттер перечитывал отдельные моменты, попутно заменяя слова более удачными или всего-навсего подправляя уж очень криво написанные буквы.

Гарри бегло просмотрел текст, опускаясь взглядом к последним строкам вступительной главы.

«Моя память похожа на перекидной календарь. На его страницах разное число дней, месяцев или даже лет – никакой закономерности, лишь незримый дух внутренних изменений во мне самом делит мою жизнь на неравные отрезки, каждый из которых по-своему важен и, несомненно, дорог мне опытом, сделавшим меня таким, каков я есть. Стоит взглянуть на очередной разворот этого воображаемого календаря, и я окунаюсь в мир, наполненный отзвуками прошлого. Многие прожитые мной дни подернуты дымкой забвения, и я уже не скажу, случалось ли тогда что-то стоящее. Но некоторые я вижу в своем сознании с предельной четкостью, будто все произошло только вчера. Мне кажется, что я еще слышу собственные шаги в пустых коридорах Хогвартса и смех друзей, чувствую боль, сжимавшую мое сердце, и упиваюсь радостью выпавших мне мгновений счастья. Именно эти воспоминания я спешу доверить чистому листу, чтобы бережно и заботливо сохранить их дыхание ушедшей реальности».

Гарри на минуту задумался – стоит ли оставить эти несколько высокопарные слова или лучше просто отметить, что записывал все приходившее ему на ум. Потом мысленно махнул рукой, решив, что все равно никто не станет оценивать его писательский талант, так как вряд ли кто-то прочтет этот «великий труд», кроме, возможно, Северуса. Гарри и сам не мог бы сказать, зачем он тратит время, но остановиться, как уточнил об этом в первых строках своих Хроник, уже не имел сил. Жажда выплеснуть на бумагу горечь неудач и воскресить в памяти самые желанные моменты своей жизни стала достаточно сильным стимулом для того, чтобы не забросить начатое.

Поттер принялся листать блокнот, и его прошлое оказалось рядом.

========== Страница 1. По-настоящему взрослый ==========

Наверное, здорово быть обычным студентом Хогвартса, для которого единственной ответственной задачей является учеба, а все неприятности ограничиваются взысканием за несделанное домашнее задание или хулиганскую выходку. Гарри Поттеру такое казалось недоступным: то ли в силу его характера, то ли по прихоти судьбы. Не то чтобы он был особенным волшебником, но жизнь постоянно подбрасывала ему испытания, порой далекие от понятий приятного и занимательного. Гарри, сколько себя помнил, считал, что он взрослый. Да и как иначе? Ведь стоило ему научиться ходить и разговаривать, как тетя Петунья, у которой он проживал, принялась приобщать его к полезному труду на благо семьи. А это значило, что Гарри в меру своих силенок выполнял работу взрослых – боролся с сорняками на грядках с цветами, следил за чистотой в доме, а когда достаточно подрос, ему доверили даже приготовление завтрака. И уж никак нельзя было назвать ребенком того, кто в одиннадцать лет обратил в прах преподавателя с вселившимся в того злым колдуном, а в двенадцать сразил мечом настоящего василиска, одна голова которого была размером как старый Форд дяди Вернона. Так Гарри думал до того, как ему пришлось отправиться на дополнительные занятия к профессору Снейпу.

***

Лето перед пятым курсом выдалось неспокойным. Сначала по ночам Гарри часто одолевали кошмары – он раз за разом видел, как замертво падал Седрик Диггори, сраженный зеленым лучом проклятия. Постепенно сны изменились, они наполнились клубившейся тьмой, прятавшей в своих тенях что-то жуткое и пугавшее до дрожи, Гарри от страха кричал во сне и просыпался с бешено колотившимся сердцем. Скорее всего, из-за хронического недосыпания целыми днями болела голова. Немного отвлекали книги, которые он пристрастился читать еще год назад – это позволяло на время забыться, погрузившись в вымышленный мир, где герои были смелыми и удачливыми, а зло всегда оказывалось наказанным. Но потом в Литтл Уингинг наведались дементоры, и Гарри, несмотря на запрет для несовершеннолетних, был вынужден применить колдовство, чтобы отогнать их от себя и от кузена. У Поттера сложилось очень нехорошее впечатление о законах магического мира, которые заставляли юного волшебника выбирать между вероятностью немедленной смерти, как в его конкретном случае, и заключением в Азкабан за несанкционированное использование колдовства.

После встречи с дементорами Гарри начал чувствовать себя еще хуже – головные боли порой сводили с ума, вынуждая искать уединения, чтобы можно было ни перед кем не притворяться, что с ним все в порядке. Пока он жил у Дурслей, имелся доступ к домашней аптечке, и позаимствованные оттуда таблетки помогали бороться с приступами, но, оказавшись в магическом мире, Гарри потерял и этот шанс хотя бы частично усмирять донимавшую его муку. Миссис Уизли, услышав просьбу дать зелье, только покачала головой и, заботливо улыбаясь, сказала, что лучшее лекарство для подростков в таком случае – это прогулка на свежем воздухе с друзьями. Беспокоить ее во второй раз Гарри не решился.

Приехав в Хогвартс, Поттер обратился к мадам Помфри, пожаловавшись на расстройство сна, но вдаваться в подробности своих кошмаров не стал. Та внимательно его выслушала и тщательно продиагностировала чарами, после чего заявила, что не обнаружила ни малейших отклонений в его здоровье и не видит причин для тревоги. Однако, ссылаясь на возможные последствия пережитого ранее стресса, зелье сна без сновидений она дала, строго-настрого приказав пить его не чаще раза в неделю, чтобы не вызвать неприятных побочных действий. Гарри, конечно же, к ее рекомендациям не прислушался, потому что больше пары бессонных ночей подряд не выдерживал – друзья сразу замечали его отстраненность и доставали вопросами, почему он всех избегает. Снадобья хватило ненадолго, и уже к октябрю Гарри, научившийся профессионально ставить чары тишины вокруг своей постели, проводил почти половину ночей за книгами, тайком взятыми в библиотеке, прячась за плотно задернутым пологом кровати. Как ни странно, чтение по-прежнему спасало его от головной боли, но, к сожалению, не могло заменить сна.

У Гарри начал портиться характер – он стал нервным, дерганным, резко реагировал на любые поползновения выяснить у него мотивы его озлобленности на весь мир, все чаще срывал свое недовольство на сокурсниках. С новым преподавателем по ЗОТИ профессором Амбридж он находился в состоянии непримиримой конфронтации, откровенно игнорируя ее замечания и дерзко отвечая на все попытки его урезонить. Поттер знал причину своего дурного настроения, но полагал, что исчерпал все возможности, чтобы что-то изменить – гордость и опасения прослыть «психом» не позволяли ему жаловаться на кошмары и на чуть ли не постоянную головную боль, которая то немного затихала, давая вздохнуть посвободнее, то снова накатывала жгучей волной, вынуждая страдать с удвоенной силой.

Яркий сон, в котором Гарри почувствовал себя его участником, к тому же в роли агрессивной змеи, напавшей на мистера Уизли, в итоге оказавшийся своеобразным видением реальных событий, стал последней каплей. Страх неотступно преследовал Поттера, вгрызаясь в него своими острыми зубами, терзая и мучая, заставляя считать себя виновным и не оправдавшим возложенных на него надежд. Гарри казалось, что он постепенно сходил с ума, и вполне вероятно – это так и было. Никакие объяснения Дамблдора о влиянии на него какой-то запредельной связи с разумом Волдеморта не помогали избавиться от этого гадкого ощущения бесконечного ужаса. Гарри не мог никому признаться, что он трус, а не герой, как думали все вокруг.

Но судьбе, видимо, было мало его мучений, поэтому она послала ему очередное испытание – уроки окклюменции с профессором Снейпом. Самый ненавистный преподаватель – после профессора Амбридж, завоевавшей в этом учебном году пальму первенства в личном рейтинге Гарри – по распоряжению директора обязан был научить его методам защиты разума. С первого же занятия Поттер проклинал свою несдержанность, когда открылся Дамблдору, что и раньше видел странные сны, но не придавал им большого значения, потому что в них не было насилия, как в случае с приснившимся ему мистером Уизли.

***

– Поттер, вы не стараетесь! Вам, похоже, нравится чувствовать себя способным посмотреть на мир глазами Темного Лорда! – сказанные на дополнительном занятии слова Снейпа били наотмашь, поднимая в душе Гарри протест против несправедливости заявления.

– Да! Я безмерно счастлив! Особенно мне нравится наблюдать, как он пытает кого-нибудь! – только выкрикнув в лицо недовольному преподавателю ехидный ответ, Гарри спохватился, что выболтал то, чего не стоило.

– Так-так… Мистер Поттер у нас развлекается по ночам, – несмотря на по-прежнему язвительный комментарий, Снейп стал выглядеть как зверь, подобравшийся для прыжка, а в его взгляде появилась настороженность. – Соберитесь! – Снейп взмахом руки показал, что намерен продолжить урок. – Закройте свой разум! Не дайте мне проникнуть в ваше сознание! Легилименс!

Гарри не мог этому сопротивляться. Он просто не понимал, что следует сделать, чтобы Снейп не хозяйничал в его голове как у себя дома, чтобы тот не вытаскивал из потайных уголков все страхи и не рассматривал с нахальной непосредственностью самые унизительные моменты его жизни. Однако на этот раз Снейпа не интересовали переживания Поттера из-за смерти Диггори или его полнейшее разочарование поцелуем с Чжоу, он целенаправленно выискивал доказательства правдивости слов Поттера о его ментальной связи с Волдемортом – и он их нашел. Подобные сны, которые, как выяснилось, и снами-то практически не являлись, начали приходить совсем недавно, и Гарри после них было безумно плохо, потому что его одолевало чувство удовлетворения от увиденного, словно он не только смотрел глазами проклятого урода, но и ощущал его эмоции как свои собственные. Вот и сейчас, когда Снейп вытащил из глубин его сознания воспоминание о таком видении, Гарри не выдержал и погрузился в благословенный обморок.

– Идиот! Недоумок! – злобно выплевывая вполголоса ругательства, Снейп силой влил какое-то зелье в рот Поттера, стоило тому едва лишь прийти в себя. Гарри не сумел опознать, что ему дали – большинство магических снадобий имели противный вкус и запах, что и немудрено, если вспомнить из чего их варили. – Вы не стараетесь, Поттер! Темный Лорд воспользуется вашей слабостью, как только поймет, насколько открыт ваш разум для его вторжения!

– Так объясните мне, что я должен делать, – вяло огрызнулся Гарри. Следовало отметить, что его состояние благодаря выпитому зелью моментально улучшилось, но спорить со Снейпом желания не было из-за некоторой странной заторможенности.

– Вы должны сопротивляться, а не приглашать меня в свои воспоминания! На сегодня занятие закончено. Вы ни на что не годны после успокаивающей настойки, – Снейп презрительно скривился, заметив удивление на лице Поттера. – А вы думали, что я дал вам яд? Не надейтесь так легко сбежать от своей судьбы. Вам надо… – в дверь кто-то настойчиво забарабанил, прерывая вдохновенную речь Снейпа, и ему пришлось немедленно отвлечься на выяснение, что кому-то понадобилось, пока тот от усердия не сбил в кровь свои кулаки.

– Профессор, Монтегю нашелся, но он, кажется, ранен, – донеслись до Гарри взволнованные слова какого-то студента. – Профессор Амбридж сказала, что срочно нужна ваша помощь, сэр.

Снейп, даже не оглянувшись, сразу же покинул кабинет, словно забыл о Поттере, оставленном там в одиночестве. Гарри растерянно посмотрел по сторонам, прикидывая, как ему быть. Занятие вроде и завершено, но профессор его не отпускал, а зная мерзкий характер Снейпа, похоже, следовало дождаться его возвращения, чтобы получить разрешение уйти. Взгляд наткнулся на знакомые очертания думосбора. Поттер подошел ближе к столу в углу кабинета, на котором тот стоял. Серебристые нити, кружившие в каменной чаше артефакта, приковывали внимание и манили тайнами, сокрытыми в их туманных прядях. Искушение оказалось слишком сильным, и Гарри не устоял. Он наклонился и коснулся лицом поверхности волшебной субстанции, проваливаясь в воспоминания Снейпа.

Позже Гарри не раз обдумывал этот ключевой момент, когда он мог принять другое решение, и тогда его жизнь наверняка сложилась бы по-иному. Но что сделано, то сделано. Невозможно вернуться в прошлое и переиграть то, что уже произошло, без последствий для реальности.

Возвратившись, Снейп застал Поттера уткнувшимся в думосбор и просматривавшим то, что не было предназначено для посторонних глаз. Проигнорировать такое пренебрежение правилами и требованиями приличий было нельзя. Мальчишку следовало немедленно поставить на место. Пока Снейп пересекал комнату, добираясь до нарушителя, он успел оценить ситуацию с точки зрения извлечения личной выгоды. Известие о том, что разум Поттера по какой-то нелепой случайности практически открыт для Темного Лорда даже на расстоянии, заставило задуматься о собственной безопасности, что рекомендовало срочное прекращение этих бесполезных занятий по окклюменции.

***

Гарри с содроганием вспоминал, как Снейп орал на него за неуемное любопытство: тот рассердился так сильно, что от гнева его лицо пошло жуткими красными пятнами, а голос срывался на фальцет. Банка с сушеными тараканами, пущенная в Гарри, разбилась о стену всего в нескольких дюймах от его головы, чуть не попав в цель. Но самое неприятное – Гарри был согласен с каждым словом, которое яростно выкрикивал в его адрес Снейп. Это был тот редкий случай, когда свою вину осознаешь тут же, как только сообразишь, что натворил. На душе было паршиво и от увиденного в думосборе, и от понимания, что совершил неприглядный поступок, и от догадок, что последствия этой выходки придется расхлебывать еще очень долго. К счастью, на тот момент Гарри не представлял – насколько долго. На ум приходило лишь то, что Снейп – его преподаватель, а поэтому при всем желании нельзя было избежать встреч с ним, как и прекратить посещать его уроки безнаказанно. Несмотря на все трудности, которые преследовали Поттера в магическом мире, он не хотел его покидать, что наверняка пришлось бы сделать, будучи отчисленным из Хогвартса.

В факультетскую гостиную Гарри вернулся не сразу. Он поднялся на Астрономическую башню и провел там довольно много времени, пытаясь постичь всю глубину случившегося за каких-то двадцать минут. Во-первых, он приобрел личного врага в лице профессора Снейпа, так что прошлые нападки, скорее всего, отныне будут вспоминаться с ностальгией как мягкие замечания. Будь Гарри на его месте, тоже не простил бы такого бесцеремонного любопытства. Оправдывать себя тем, что не знал, какие факты спрятаны в думосборе, казалось безответственным. Оглядываясь на свои действия, предпринятые в последние месяцы, Поттер все больше убеждался, что вел себя как капризный, наглый, самолюбивый и дерзкий ребенок. Да – он зачастую не высыпался по ночам. Да – ему было плохо, и болела голова. Но все это не давало ему права вести себя неподобающим образом, срываясь на друзьях и влезая, куда не просили. Оценивать свои недостатки и ошибки было не слишком приятно.

– Вот теперь ты, Поттер, по-настоящему взрослый, – прошептал искусанными губами Гарри, глядя на Запретный лес, освещенный полной луной. – Ведь ты сумел признать, что ублюдочный Снейп, несколько лет втаптывавший тебя в грязь, оказался прав, – усмешка вышла перекошенной, словно сорвавшиеся с губ слова немыслимо горчили. – И детский максимализм вместе с подростковым бунтарством тебе не помешали это сделать.

========== Страница 2. Последствия любопытства ==========

Проходили дни и недели, а Гарри все не мог забыть о сцене из думосбора Снейпа. Любопытство сыграло с ним злую шутку, в итоге заставив переосмыслить свое отношение к жизни и к некоторым людям в частности. Он бесконечное число раз прокручивал в голове то, что стало для него откровением. И как бы он ни пытался оправдать крестного и своего отца – факты однозначно говорили, что они были не только не менее заносчивыми, чем Драко Малфой, постоянно задиравший самого Гарри, но еще и бессердечными хулиганами. А как иначе назвать их действия? Они унижали и оскорбляли, получая от этого явное удовольствие. Даже если предположить, что во время учебы Снейп был таким же язвительным гадом, как сейчас, то и тогда поведение тех, кого Гарри считал чуть ли не героями, нельзя было рассматривать по иному, как низость. Перед всей школой поднять вверх ногами сокурсника и намереваться стащить с него подштанники – подло. Гарри испытал на собственной шкуре, как это – быть изгоем, которого все причисляют к лгунам и психам, поэтому безжалостные издевательства Сириуса и отца не мог находить забавными. И что примечательно, не вступился никто из студентов, которые оказались свидетелями этого гнусного поступка. Даже то, что Снейп обозвал Лили Эванс грязнокровкой, вполне вписывалось в разыгранный Джеймсом Поттером сценарий. И от своей мамы, так смело выступившей за справедливость, Гарри ожидал бы скорее слез обиды, а вовсе не того, что она с такой легкостью подыграет жестоким развлечениям, в одно мгновение из защитницы превратившись в противника, желавшего уязвить побольнее.

После случая с думосбором Снейп, как ни странно, абсолютно не изменил своего отношения к Поттеру, не принялся его третировать больше прежнего, лишь колючие презрительные взгляды говорили о том, что он ничего не забыл и не простил. Гарри старался готовиться к его урокам как можно тщательнее, чтобы по возможности реже обращать дополнительное внимание на себя и на недостаток своих знаний.

Страшные сновидения приходили регулярно и стали привычными спутниками полубессонных ночей Поттера. Иногда, даже бодрствуя, он ощущал эмоции Волдеморта, когда те были особенно яркими. Гарри не переживал, что не добился никакого успеха на занятиях по окклюменции, полагая, что его способность заглядывать в сознание Волдеморта, пусть и неконтролируемая, может принести значительную пользу, как это произошло в случае с ранением мистера Уизли. Однако еще до каникул он убедился, что Снейп был исключительно прав в своих предположениях. Жаль, что понимание этого к Гарри пришло так поздно и стоило жизни Сириусу Блэку. Слова Снейпа о том, что Волдеморт обязательно воспользуется шансом проникнуть в сознание Гарри, оказались поистине пророческими. Случившегося в Отделе тайн Министерства магии Поттер не забудет вовек. Это именно он чуть не погубил своих друзей, поверив, будто снова увидел глазами Волдеморта реальные события, не догадавшись, что его заманивали в хитрую ловушку. Гарри считал, что отправляется спасать Сириуса, но в результате из-за своей импульсивной выходки потерял его навсегда.

***

Стоит ли удивляться, что на каникулах мысли Поттера вертелись вокруг своей вины, а раздумья над тем, как этого можно было избежать, непременно приводили к Снейпу. Поначалу Гарри злился на директора за то, что тот не настоял на продолжении занятий окклюменцией. Затем гневался на Снейпа, который не сумел ничему его научить. Но в итоге прекратил перекладывать вину на других и признал, что его личные безответственные действия – причина смертельного несчастья с крестным. Гарри все чаще и чаще думал о дополнительных уроках, которые проводил для него Снейп, воскрешая в памяти все подробности и детали. Каким бы странным это ни казалось, но отныне каждая фраза, сказанная ему учителем, наполнилась для него особым смыслом.

«Поттер, поймите наконец – в том, что с вами происходит, вы видите лишь, что вам хочется, и не замечаете, чем ситуация является на самом деле», – Снейп заявил это, когда Гарри заикнулся о полезности связи с сознанием Волдеморта. Теперь же, занимаясь скрупулезным ковырянием в прошлом, Поттер услышал в этих словах скрытое послание, понукавшее его присмотреться к окружавшему миру и постараться разглядеть реальную картину.

Тщательному и, как Гарри надеялся, беспристрастному разбору прежде всего подвергся сам Снейп: его характер, поступки, высказывания, поведение в различных обстоятельствах – все, что Гарри смог о нем вспомнить. Изо дня в день он прокручивал в уме его едкие комментарии и пытался понять, почему было сказано так, а не иначе. Поттер и сам не заметил, как мысли о Снейпе стали не только привычными, но и желанными – они отвлекали от безрадостного самобичевания из-за случившегося в Отделе тайн и позволяли забыть о плохом самочувствии. Головоломка под названием «Снейп» оказалась настолько увлекательной, что уже через пару недель Гарри ни о чем другом и не думал. Он восхищался тонким юмором, надежно завуалированным под сарказм, и обширностью знаний Снейпа, свидетельства о которых можно было получить на любой из его лекций, к тому же он с легкостью подменял на уроках преподавателя защиты от темных искусств.

«Поттер, хватит витать в облаках! Спуститесь на землю! Уверяю вас – от этого будет больше пользы!» – Гарри словно слышал этот совет наяву. И если раньше он воспринимал его лишь как издевку, то сейчас убедил себя, что в нем таились забота и тревога за него, за Гарри. Что заставило его сделать такие выводы, ведомо, наверное, одному Мерлину. Но мысли о том, что кому-то небезразличны он сам и его благополучие, грели Гарри душу.

Так незаметно для себя Поттер, опираясь на сочувствие к Снейпу-подростку из воспоминаний, выстроил новое отношение к реальному Снейпу-профессору. Он не идеализировал его, не забывая ни о сложном характере, ни об их разнице в возрасте и житейском опыте, ни о том, что на самом деле почти не знает этого мужчину. Но то ли по прихоти судьбы, то ли из-за собственной глупости, Гарри увидел в нем того, в ком нуждался как в близком человеке. Называть свое чувство влюбленностью Гарри не спешил – все же они оба были мужчинами, однако мог с уверенностью сказать, что до сих пор ни к кому не ощущал такой тяги. Чем это являлось – наваждением, странностью или блажью – Поттер не задумывался. Главное, что стоило ему вспомнить о Снейпе, очнувшись после очередного кошмара, и это помогало быстро успокоиться и даже уснуть, хотя раньше он обычно не смыкал глаз до самого утра.

***

Шестой курс обещал стать для Поттера тем еще испытанием. В день прибытия в Хогвартс он ухитрился попасться Малфою на подслушивании, и тот, воспользовавшись случаем, слегка «подкорректировал» ему форму носа. Гарри не был неженкой, поэтому отнесся бы к произошедшему с некоторой долей смирения, если бы судьба тут же не устроила ему встречу со Снейпом. Презрительно скривившиеся губы, насмешливый взгляд и саркастический комментарий по поводу неподобающего внешнего вида и опоздания на пир болезненно полоснули по самолюбию. Гарри, возомнивший, что сумел разобраться в причинах крайней нетерпимости Снейпа к нарушителям правил, на собственной шкуре убедился, что далеко не все можно уложить в якобы вычисленные им рамки. Было обидно и горько. Он не ждал соболезнований или сочувствия, но не отказался бы от молчаливого понимания. Эмоции бурлили, требуя выхода, однако Гарри так и не решил, чего ему хотелось в этот момент сильнее – надерзить в ответ или сбежать, чтобы, спрятавшись ото всех, немного пожалеть себя. Он не сделал ни того, ни другого, проследовав практически под конвоем Снейпа в Большой зал.

Ночью, отгородившись от всего мира пологом кровати, Гарри попытался сообразить, что же стряслось, почему он чувствовал себя так паршиво, словно его подразнили чем-то замечательным, но не исполнили обещания. «Неужели я все себе придумал, и он вовсе не такой, каким я привык его считать летом? Я же знаю, что он язвительный засранец… Наверное, просто отвык», – придя к этому выводу, Поттер успокоился и мысленно посоветовал себе набраться терпения. Он и сам не смог бы сказать, чего именно ожидает от Снейпа – снисходительности, дружбы или чего-то большего, но отчетливо осознавал, что после летних фантазий относиться к нему по-прежнему не получится.

***

Не прошло и недели после приезда в школу, как Дамблдор пригласил Гарри к себе на беседу и объявил, что собирается начать его обучение.

– Вы будете заниматься со мной окклюменцией? – скрыть в голосе надежду не удалось – Гарри давно убедился, что был глупцом, не прислушавшись к доводам Снейпа.

– Нет, мой мальчик. У нас с тобой найдутся другие темы для обсуждения. Но я рад, что ты понимаешь необходимость научиться защищать свой разум. Ведь это так? – проницательно заметил Дамблдор, тщательно следя за реакцией Поттера и заставляя его чувствовать себя неловко от столь пристального внимания.

– Да, вы правы, сэр.

– В таком случае, думаю, ты не откажешься продолжить уроки с профессором Снейпом и станешь более ответственно относиться к ним? – легкая насмешка, коснувшаяся только глаз директора, намекала, что он, скорее всего, был в курсе причин, из-за которых занятия прекратились в прошлый раз.

– Конечно, если профессор Снейп согласится, – Поттер опустил взгляд на свои сомкнутые в замок руки, лежавшие на коленях – ему не хотелось, чтобы Дамблдор о чем-то догадался. Он, разумеется, был прекрасно осведомлен, что легилимент способен увидеть лишь образы действительности, а не мыслей и личных рассуждений. Однако директора не зря называли специалистом читать в душах, так что рисковать не стоило. Не хватало еще выслушивать его мнение по поводу субъективной оценки Снейпа Поттером.

Занятия окклюменцией были намечены на пятницы, и их планировалось маскировать под отработки. Снейпу потребовалось очень постараться, чтобы на уроке защиты от темных искусств, которую он преподавал в этом году, назначить Гарри взыскание. Но ему все же удалось довести Поттера до срыва, после которого тот, не рассчитав силы при демонстрации нового колдовства, неслабо приложил самого Снейпа, сбив с ног и впечатав в стену. На свои извинения во время первого дополнительного урока Гарри получил язвительное замечание:

– Если бы вы были умнее, Поттер, то могли бы подыграть мне и предоставить более приемлемую причину для назначения вам отработок, чем ваша попытка покалечить меня. Тогда и извиняться не пришлось бы.

Время шло, но особых успехов в осваивании окклюменции так и не наблюдалось, несмотря на то, что Гарри старался изо всех сил следовать всем советам Снейпа. Его безмерно расстраивало, что он не может порадовать учителя своими достижениями, да и получать ехидные комментарии насчет собственных никчемности и тупости тоже было ужасно неприятно. Но странная вещь – чувства. Невзирая на третирование и постоянные упреки, Гарри так и не сумел разозлиться на Снейпа настолько, чтобы перестать втайне восхищаться им. Даже его умение хамить и давать уничижительные оценки способностям окружающих людей казались Поттеру настоящим мастерством. Возможно, потому что сам он никогда не рискнул бы так беспечно бросаться оскорблениями направо и налево, опасаясь обидеть и нажить врагов. Снейп же, похоже, абсолютно не волновался по такому поводу.

Однажды Гарри, в очередной раз анализируя свою загадочную тягу, вдруг подумал, а не связано ли это его состояние и в самом деле с какими-то отклонениями в психике, раз он был готов выслушивать едкие реплики Снейпа и терять сознание после особо неудачного сопротивления легилименции, лишь бы продолжать встречаться с ним вне обычных уроков. Но бесконечно пребывать в раздумьях о своей нормальности Гарри не пришлось. Незадолго до Рождества Снейп задал вопрос, поставивший его перед выбором – соврать или сказать правду:

– Поттер, объясните мне, пожалуйста, почему вы не сводите с меня глаз в Большом зале? Вам не достаточно уроков и наших дополнительных занятий, чтобы наглядеться на мою неземную красоту? Или жаждете моего внимания и в свободное от учебы время?

– Вам показалось, сэр. Я вовсе не смотрю на вас, – Гарри все же смалодушничал и попытался уйти от ответа.

– Поттер, вы смеете заявлять мне в глаза, что я скуден умом и не могу понять, смотрят на меня или нет? – Снейп разозлился. – Не прикидывайтесь еще большим дураком, чем вы есть. Вам мало выслеживать Малфоя, так вы и за меня взялись?

– Откуда вы знаете про Малфоя? – Гарри чуть не охнул, сообразив, что вопрос и в самом деле был идиотским, о чем ясно говорила крайне презрительная мина на лице Снейпа. Во время занятий окклюменцией в сознании Гарри частенько мелькали картины, как он преследует Малфоя, чтобы выяснить, что тот замыслил. Собственно, так же как и те, где Гарри пристально рассматривал самого Снейпа. Следуя неким правилам морали, тот никогда не комментировал и не обсуждал то, что наблюдал, проникая в разум Поттера.