Текст книги "Night Shift (ЛП)"
Автор книги: PossessiveNoun
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== Часть 1 ==========
Уилл невесело улыбнулся: – Пытаетесь меня анализировать, доктор? Скучаете по старым добрым денькам в психиатрии?
Ганнибал схватился за прутья решетки, сжав пальцы так сильно, будто хотел ее сломать и оказаться с той же стороны, что и Уилл: – Я хочу узнать вас, Уилл. Разве вы не хотите того же?
Уилл судорожно сглотнул: – Нет. Я не нахожу вас столь интересным.
Ганнибал оскалился в ответ: – Найдете.
***
Работа дежурного в государственной Балтиморской клинике для душевнобольных преступников не была мечтой Уилла Грэма. Стерильные коридоры института, пахнущие лизолом*, хлопанье массивных дверей и так называемые доктора, ломающие человеческий разум, пока все, чем этот человек является, не оголяется перед ними, вызывали у Уилла плохое предчувствие. Так может пройти целый день, в течении которого Уилл ходит сквозь двери лечебницы без возможности вырваться наружу.
Это не иррациональный страх, когда Уилл попадает на спектр аутизма, опасаясь соскользнуть с эмпатии в безумие.
Его медицинские и психиатрические данные не позволяют устроится на большинство из доступных работ. Его антисоциальный характер, отвращение к зрительному контакту и дискомфорт от физической близости с людьми создают для него трудности в общении с потенциальным работодателем, который требует совершенства, достойного будущей зарплаты. В первые шесть месяцев Уилл прошел множество собеседований, оставаясь в категории «вы нам не подходите, желаем удачи в ваших начинаниях», с улыбкой, в которой едва ли скрывается неискренность, возвращая Уиллу CV*. «Неподходящий» – это официальный отказ для тех, у кого имеются психологические проблемы, фраза, которая позволяет им закрывать глаза на законы, в которых сказано защищать таких людей, как Уилл.
Эта его непригодность к работе идеально подходила Государственной Балтиморской Клинике. Вся ироничность сложившейся ситуации могла бы быть даже забавной, если бы не была столь грустной.
Уилл просматривал раздел вакансии в газете за обедом в придорожной забегаловке с холодной чашкой кофе и возмущенной официанткой, пялящейся на него из-за кассы. Деньги, припасенные с его последней подработки, почти истратились, и он воспользовался теплом Дайнера*, подсчитывая мелочь, чтобы заплатить за кофе, чтобы у него была причина находиться здесь. За это время мнение официантки о нем стремительно упало.
Раскрыв перед собой газету, Уилл старательно игнорировал ее взгляд и с энтузиазмом просматривал ее, пока не заприметил маленькое объявление о предложении работы санитаром. Оно было совершенно неприметным, практически задавленное окружающими ее предложениями. Оно занимало всего несколько строчек, состоящих из названия, продолжительности рабочего дня, годового оклада, с волшебными для каждого, кто ищет работу, словами «Без опыта работы – обучение на рабочем месте».
Уилл слегка колебался. Чувствуется некоторое отчаяние, когда у тебя в доме отключают газ и электричество, и ты питаешься готовыми бутербродами, потому что не можешь позволить большего. Это привносит определенную ясность в высказывание «бедняки не выбирают».
Имея это в виду, Уилл откликнулся на следующий день на вакансию и через две недели прошел примитивное собеседование со старшим санитаром по имени Барни Мэтьюс, и был нанят в ночную смену.
***
Доктор Фредерик Чилтон, глава Института, произнес перед Уиллом хорошо отрепетированную приветственную речь, в которой явно прослеживались в той или иной степени угрожающие нотки. Уилл прекрасно понял, что мужчина всегда выбирал кратчайший путь.
Чилтон сидел за широким вычурным столом, его имя на фирменной дощечке было выполнено в золоте: – Я уверен, что Барни ознакомил вас с протоколом отделения.
– Он был очень досконален, сэр, – ответил Уилл.
– Да, в некоторой степени, – мягко сказал Чилтон. – Барни – хороший человек, но я подозреваю, что он не слишком заострил внимание на серьезной опасности, которую представляют заключенные для вас и окружающих. Это то, к чему не стоит относиться легкомысленно. Вы будете с ними работать, в конце концов.
Чилтон внимательно за ним наблюдал, будто надеясь на реакцию, которая бы указала на то, что Уилл откажется от работы. Уилл оставался непроницаем: – Я это понимаю. Правила говорят сами за себя. Со всеми заключенными надо обращаться с предельной осторожностью. Двери оставлять запертыми, никаких личных разговоров, никаких физических контактов, нельзя передавать ничего острого, что может быть использовано как оружие, которым они причинят себе вред…
– Да, да, вот это все, – нетерпеливо сказал Чилтон. – Не отклоняйтесь от них. Ни при каких обстоятельствах. Особенно в случае с Ганнибалом Лектером, нашем проживающим здесь на постоянной основе каннибалом. Вы о нем слышали, не так ли?
Еще до прихода в больницу Уилл слышал о Ганнибале Лектере, психиатре, который съедал некоторые части своих жертв, а из оставшихся создавал ужасные картины для ФБР.
Его показывали по всем программам три года назад, называли Чесапикским потрошителем, до того как придумали «Ганнибал-каннибал». Он был сенсацией, образованным человеком со вкусом, но со склонностями к убийствам. Лучшие в своей сфере доктора написали многочисленные статьи о нем, простые же люди наслаждались увлекательными деталями. Не было такого новостного канала, который бы не засветил фотографию Лектера.
– Я читал о нем, – наконец сказал Уилл.
Чилтон невесело улыбнулся: – Ганнибал Лектер – наш самый опасный преступник. Он выпотрошил Джека Кроуфорда, прославившись своим ударом линолеумного ножа. Удивительно, что Джек выжил. Ганнибал просчитал его упорство, это точно.
– Наверное, хорошо, что теперь у Ганнибала нет больше доступа к линолеумным ножам, – сказал Уилл, не придумав ничего лучше.
Чилтон шутку не оценил: – Вы можете смеяться, мистер Грэм, но то, что теперь Ганнибал Лектер за решеткой, не отменяет его опасности. Предыдущая администрация этой Больницы почувствовала это на своей шкуре. Он всех обманул в первый год своего заключения здесь, изобразив из себя само сотрудничество. Его охрана позволила себе расслабиться, – тон Чилтона, в котором чувствовалось отвращение, показал Уиллу, что тот об этом думал. – Однажды он пожаловался на боль в груди, и его перевели в диспансер. С него сняли наручники, чтобы было проще сделать электрокардиограмму. Когда над ним склонилась медсестра, он содрал с себя шкуру цивилизованного человека. Врачи смогли спасти только один ее глаз. Лектер все время был подключен к мониторам. Он сломал ей челюсть, чтобы добраться до языка. Его пульс не превысил восьмидесяти пяти, даже когда он его проглотил.
Уилл ничего не сказал. Ему было нечего добавить.
Чилтон наклонился вперед, обрадованный тем, что полностью захватил внимание Уилла: – Делай свою работу, только не забывай о том, кто он такой на самом деле.
Уилл облизал пересохшие губы: – И кто же он на самом деле?
– Полнейший социопат, без сомнений, – ответил Чилтон. – Но он непроницаемый, слишком искушенный для стандартных тестов. Как и большинство социопатов, он действует на основе очарования и приветливости. Он может заставить вас рассказать о себе все, а вы даже не поймете этого. Если он попытается заговорить с вами, что он может, не потакайте ему. Вы здесь – новая привлекательная вещица, но его интерес обусловлен лишь желанием поиграть с вашим разумом. Я уверен, что мне нет нужды вам повторять, как плохо это может обернуться, не так ли?
– Нет необходимости, да, – мягко сказал Уилл, обдумывая все услышанное.
Чилтон ухмыльнулся, откинувшись в кресле, словно кот, поймавший канарейку: – Я так и думал. Добро пожаловать в Балтиморский госпиталь для душевнобольных преступников, мистер Грэм. Надеюсь, что вы будете довольны работой здесь.
***
Пробыв несколько минут в компании Барни, Уилл мог сказать, что они отлично ладят. Главный санитар был большим мужчиной, высотой больше ста восьмидесяти сантиметров, с широкими плечами и руками. Он затмевал Уилла, и в обычной ситуации Уилл бы его испугался, но, с того момента как они встретились, говорил мужчина мягко и вежливо. У него не было необходимости заполнять молчание глупыми разговорами, он не заставлял Уилла поддерживать зрительный контакт и не обижался на крутой нрав Уилла. Он относился к этому, будто бы все так и должно быть. Это было свежим глотком воздуха.
Они оба стояли в комнате наблюдения рядом с палатами, где на стене висели несколько рядов экранов, на которых были с разных углов показаны записи камер видеонаблюдения различных коридоров и помещений. В другой части комнаты был большой шкаф из проволочной сетки со множеством ячеек, в которых лежали газовые баллончики и удерживающие устройства различных размеров и форм. Сверху висела длинная металлическая жердь с V-образным наконечником, самое то, чтобы прижать разбушевавшегося заключенного к стене.
Уилл настороженно все это осматривал, и Барни поймал его взгляд: – Некоторым заключенным нравится проверять границы дозволенного, безобразничая. В таких случаях мы должны принимать политику абсолютной нетерпимости к такому поведению, или они перейдут все границы дозволенного. Со временем ты поймешь, как использовать все это, – он пожал плечами. – Это станет совершенно естественно.
Уилл серьезно в этом сомневался, но оставил свои мысли при себе: – Эти «некоторые заключенные» включают Ганнибала Лектера?
Барни не удивился, что Уилл его упомянул. Он скривил губы в усмешке: – А, вижу, уважаемый доктор Чилтон уже рассказал тебе о шальной выходке доктора Лектера.
Уилл пожал плечами: – Кое-что он о нем упомянул.
Барни усмехнулся: – Не сомневаюсь. Чилтон прав в том смысле, что доктор Лектер – очень опасен. Не думаю, что есть живой человек, который бы забыл об этом в его присутствии, – Барни внимательно обдумал свои следующие слова. – Ты должен понять, что существует определенный способ контакта с Ганнибалом Лектером. Он с презрением относится к грубым людям, проявляющим к нему неуважение. Если относится к Лектеру с вежливостью, уважением, которое заслуживает образованный человек, то он не доставит много проблем. Следи за собой, не затевай с ним личных бесед, и все будет хорошо.
– А медсестра? Что она сделала, что Лектер с ней так обошелся? – спросил Уилл, не в силах сдержать свое любопытство.
Барни вновь самоуничижительно пожал плечами, вытащив пачку писем из закутка, на каждом из них было подписано имя: – Этого я не знаю. Может, она не так с ним разговаривала, может, она вообще с ним не разговаривала, я точно не могу сказать. Это много значит для доктора Лектера. Я не говорю, что тебе только и нужно быть образцом вежливости, чтобы он оставил тебя в покое, это не так просто. Но это многое решает. Ну, мне надо отдать ему почту. Я заодно и тебя представлю, убедись, что ты должным образом начнешь взаимоотношения.
Уилл не мог отказать, теперь это было частью его работы, и они в какой-то момент должны были встретиться. Барни все это только облегчал.
Уилл проследовал за Барни из комнаты наблюдений в длинный зеленый коридор, где чувствовался запах лизола и слышались хлопки дверей. Это было частью больницы, где не было естественного света, а люминесцентные лампы, забранные металлическими сетками над головой, заставляли его щуриться из-за неприятного света.
Отделение находилось за тремя закрытыми дверьми, к каждой из которых прилагался отдельный ключ, который висел на специальном кольце у Барни на поясе: – Для тебя сделают копии, – заверил мужчина Уилла, когда они прошли через последнюю, третью, дверь.
Наконец они оказались в отсеке для самых опасных заключенных: длинный коридор с шестью камерами на каждой стороне. Некоторые из них были обиты, с усиленными дверьми и маленьким узким окошком, словно бойница. Другие были зарешеченными, как в обычных тюрьмах, с узкими кроватями и напольным унитазом. Уилл не позволял себе засматриваться на темные фигуры обитателей камер, сконцентрировавшись вместо этого на широкой спине Барни, пока мужчина вел его к последней камере слева, которая находилась напротив кладовки.
Когда Уилл прошел мимо соседа Лектера, тот мужчина схватился грязными руками за решетку и прижался маниакально ухмыляющимся лицом к ней, прошипев: – Могу поспорить, твои крики прелестны.
– Заткнись, Миггс, – огрызнулся Барни, когда ухмыляющийся мужчина, Миггс, отступил к кровати, хихикая.
Они остановились у камеры Лектера на приличном расстоянии от решетки, скрип подошв их ботинок уже объявил об их присутствии.
Уилл удивился, увидев, что у Лектера было больше вещей в камере, чем у других. У него был маленький стол напротив кровати, который выглядел как один большой эскизный лист с маркерами, аккуратно сложенными рядом друг с другом. На стенах висели прекрасные, детализированные картины, которыми, по мнению Уилла, были европейские города, судя по характерной архитектуре.
Посреди комнаты, спиной к ним, стоял Ганнибал Лектер. Он был одет в светлый комбинезон с персональным номером, черными цифрами нанесенным сзади. Он оказался высоким, выше Уилла на голову, короткие темные волосы были длиннее, чем типичный ежик, как у всех остальных заключенных. Он был широкоплечим и стройным; государственная больница не благоволит полным людям, несмотря на отсутствие особого пространства для движений.
– У меня тут ваша почта, доктор Лектер, – сказал Барни. – Письмо от доктора Дю Морье и журнал психологии, на который вы подписаны.
– Спасибо, Барни, – послышался мягкий голос Ганнибала. Он слегка дребезжал, Уилл подозревал, что из-за того, что тот долго ни с кем не разговаривал. Барни вытащил металлический ящик из двери камеры и положил внутрь почту, прежде чем закрыть его и затолкнуть на сторону Ганнибала.
Ганнибал наконец повернулся к ним, и Уилла приковало взглядом. Исходя из репутации серийного убийцы-каннибала, какой-то частью человеческой психики такой человек представляется уродливым. Возможно, потому что люди ожидают лицо соответствующее преступлению. И это всегда сюрприз, когда оно оказывается привлекательным.
Ганнибал не был привлекательным в классическом смысле, но его черты лица поражали своим волевым подбородком, прямым носом, тонкими губами и темными глазами, отражающими флуоресцентный свет красными точками.
Ганнибал скользнул вперед и остановился на почтительном расстоянии от решетки, смотря на Уилла. Казалось, он запечатлевал каждую деталь от носков ботинок Уилла до непослушных кудрей на его голове. Это было неприятное чувство, и все же пульс Уилла ускорился из-за адреналина. Было что-то странно-пугающее в том, чтобы стоять так близко к кому-то столь опасному, отделенному от тебя лишь металлическими прутьями решетки.
Уилл практически забыл о том, что рядом с ним стоит Барни, пока тот не подал голос: – Доктор Лектер, хочу вам представить Уилла, нашего нового сотрудника.
Ганнибал не отводил взгляда от лица Уилла, пока мужчина его представлял: – Рад с тобой познакомиться, Уилл.
Уилл не мог сказать, что это было взаимно, так что он лишь кивнул с мягким: – Доктор Лектер.
Ганнибал не то чтобы улыбнулся, его губы едва двинулись, но в его глазах появилось такое выражение, которое заставило Уилла почувствовать, что тот был… не то чтобы позабавлен. Может, слегка удовлетворен больше подходит.
Барни продолжил: – Он будет работать в ночную смену, больше заниматься безопасностью и бесперебойным функционированием отделения, чем дневными обязанностями. Сомневаюсь, что вы будете часто видеться, но, я подумал, что, в любом случае, должен вас представить.
Ноздри Ганнибала расширились, будто он попытался почувствовать запах воздуха: – Вот как? Вскоре вы узнаете, Уилл, что ночи в таком месте не столь спокойные, к каким, я уверен, вы привыкли. Возможно, мы будем видеться чаще, чем предполагает Барни.
Звучало, как обещание: – Посмотрим.
– Я уверен.
Барни направился обратно по коридору, и Уилл не смог удержаться от соблазна обернуться назад, несмотря на предупреждающий сигнал в голове. Он заметил, что Ганнибал смотрел ему вслед.
Комментарий к
*Лизол – марка очищающего средства.
*СV – краткое описание жизни и профессиональных навыков. Практически то же, что и резюме.
*Дайнер – тип ресторана быстрого обслуживания, характерный для Северной Америки. Дайнеры характеризуются широким перечнем блюд главным образом американской кухни, непринужденной атмосферой и режимом работы допоздна. Отличительной чертой классических американских дайнеров является широкое использование нержавеющей стали для их оформления, что создаёт уникальную архитектуру дайнеров.
========== Часть 2 ==========
Казалось, в Балтиморской лечебнице для душевнобольных время останавливается. Дни смешивались с ночами, часы, растягивались в бесконечность, и лишь тиканье часов убеждало Уилла, что жизнь продолжается.
Уилл работал санитаром уже три недели и два дня, но, казалось, будто он всю свою жизнь наблюдает за поведением пациентов, безучастно смотря на четыре стены вокруг себя. Три недели двенадцатичасовых смен, в течении которых Уилл раздавал предписанные препараты с или без применения удерживающих устройств, поддерживал покой и порядок в отделении и делал обходы с Барни по утрам в конце своей смены, когда нужно было провести осмотр камер заключенных на наличие оружия или запрещенных предметов.
Но чаще всего Уилл смотрел на мониторы камер видеонаблюдения остекленевшим взглядом, считая тиканье часов. Казалось, что вся его жизнь сосредоточена вокруг этого звука.
Если Уилл чувствовал себя здесь, как парусная лодка во власти волн бесконечного океана, он не мог представить, как тогда чувствовали себя заключенные в своих крошечных, тесных клетках. Он наблюдал с растущим увлечением, как некоторые из них наворачивали круги, словно дикие животные в каком-то жутком зоопарке. Большинство же в ночную смену засыпало естественным путем или окуналось в блаженное забвение с помощью успокоительных, подергиваясь и ворочаясь во сне, взывая к неизвестным. Будучи преследуемыми воображаемыми демонами или страдая от насмешек потерянной жизни вне ворот клиники.
Некоторые сидели в углах, невразумительно бормоча, касаясь стен пальцами, выводя картины из своего разума. Те, кому доверяли психиатры, могли читать книги, помогающие скоротать время, но у большинства были только они сами. Доктор Чилтон был уверен, что терапия и самоанализ должны быть превыше всего, не важно, как долго здесь находились заключенные.
Какую бы терапию добрый доктор не применял на беспокойных душах, не то чтобы она что-то меняла в их поведении. Они чаще становились из-за этого более беспокойными, а следовательно более злыми.
Однако это правило, похоже, не распространялось на Ганнибала Лектера, если исходить из наблюдений за его камерой. Материалы для чтения, эскизы, висящие на стенах, принадлежности для рисования. Это все указывало на его привилегированность, он был кем-то вроде домашнего питомца.
Уилл не мог не задаваться вопросом, было ли это в каком-то роде взяткой Чилтона. Чтобы тот был уступчивым, может, чтобы предупредить еще один подобный «несчастный случай», произошедший с несчастной медсестрой и ее теперь изуродованным лицом. В конце концов, нет ничего хуже заскучавшего каннибала, который в любой момент может выплеснуть свой внутренний хаос наружу и начать бунт.
Из всех заключенных, Уилл больше всего наблюдал за Ганнибалом. Сначала это было бессознательной привычкой, он концентрировался на его эскизах, стараясь не заснуть. Это было похоже на игру «угадай город», он запоминал очертания зданий и пытался опознать какие-то детали, чтобы угадать его. Затем это превратилось в наблюдение за самим мужчиной, и вскоре он уже не мог отвести взгляд.
Ганнибал был завораживающим человеком. Он обладал невероятной элегантностью во всем, что он делал, не важно, насколько скучным было занятие. Он держался так прямо, что казался еще выше, и Уилл чувствовал себя вуайеристом, несмотря на то, что это было его рабочей обязанностью. Камеры были словно приглашением для более тесной близости в каком-то смысле, из-за которой Уилл тревожно ерзал на стуле.
Не то чтобы Ганнибал делал нечто неподобающее, что заставляло Уилла чувствовать себя неуютно. Фактически, он был эталоном образованного человека на досуге. Казалось, ему нужно было всего несколько часов сна, максимум пять, чтобы чувствовать себя полностью отдохнувшим.
Уилл ему завидовал, потому что после ночной смены он был, как зомби.
Ганнибал проводил свое время за чтением полученных писем, рисованием пейзажей и поддержанием себя в форме, насколько позволяло небольшое пространство. Он снимал комбинезон до пояса, завязывая вокруг него рукава, чтобы тот не соскользнул, прежде чем начать делать неимоверное количество отжиманий.
Мускулы под его покрытой потом кожей напрягались и расслаблялись ритмично движениям. Именно в таким моменты Уилл находил потрепанный пол под своими ногами безумно интересным. Если приглядеться, то можно заметить очертания темных пятен.
Ганнибал ни разу не посмотрел в камеру и вообще будто их не замечал, и Уилла это очень интересовало…
На самом деле это совершенно нелепо. Ганнибал был Ганнибалом, ему не надо было позировать для санитара, которого он видел однажды. В этом не было никакого смысла.
– Он ведет себя так, будто это курорт, – Мэттью Браун, еще один санитар, работающий в ночную смену, сказал рядом с Уиллом с насмешливым фырканьем. – Даже и не скажешь, что он здесь оказался, потому что убил кучу людей.
Уилл пожал плечами, прежде чем небрежно добавить: – Доктор Чилтон, похоже, очень снисходителен к увлечениям Лектера.
Мэттью ухмыльнулся, продемонстрировав белый ряд зубов. Уилл предполагал, что ему около тридцати, но из-за мальчишеских черт лица он выглядел моложе. У него был нескончаемый запас энергии. Он был эмоциональным болтуном, часто жестикулирующим своими длинными пальцами, из него бил буквально фонтан разнообразной информации. Уилл не возражал, потому что, благодаря этому, ему не нужно было ничего придумывать, чтобы заполнить неловкое молчание. Об этом заботился Мэттью.
Сейчас он был щедр на информацию: – Чилтон пытается добиться его расположения, чтобы Лектер выдал ему все детали убийств, которые нужны Чилтону для книги.
Уилл посмотрел на него, нахмурившись: – Какой книги?
Несмотря на то, что кроме них никого в комнате не было, Мэттью наклонился к Уиллу, будто собирался раскрыть ему грязный секрет. Уилл задавил в себе желание отстраниться: – Добрый доктор хочет опубликовать книгу о Ганнибале-каннибале, в ней будут его диагнозы и наблюдения за ним. Он планирует ее назвать «Кровь и шоколад».
Уилл задумчиво посмотрел на монитор: – Не могу представить, чтобы Ганнибал рассказал подобное кому-то вроде Чилтона. Судя по тому, что другие мне рассказали, Лектер презирает Чилтона.
Мэттью не отстранился, наслаждаясь маленьким пространством между ними: – Ганнибал никогда не скрывал свои эмоции к Чилтону. Но ему придется провести всю оставшуюся жизнь в этой клетке. Ганнибал это знает и не может этого избежать, и однажды Чилтон предложит ему что-нибудь, от чего не сможет отказаться его каннибальское сердце.
Уилл вздрогнул, выбросив из головы мысли о том, что такой человек, как Ганнибал Лектер, может хотеть и что такой человек, как Чилтон, может предложить в обмен на информацию. Книга, вероятно, возымеет мгновенный успех в образованных кругах, а Чилтон падок на признание и славу.
Ганнибал закончил с отжиманиями и подошел к раковине, смывая пот с лица и шеи, согнувшись, чтобы добраться до горячей кожи. Его лопатки выгибались, когда он двигался, и Уилл мог с легкостью представить силу, которая была нужна, чтобы убить человека.
Мэттью шумно выдохнул, горячий воздух коснулся щеки Уилла, прежде чем тот наконец отстранился и проверил часы: – Ладно, уже почти семь утра, час до пересменки. Пора будить ленивых ублюдков к завтраку.
Уилл согласно хмыкнул, и Мэттью повернулся к контроллеру у мониторов и щелкнул несколькими выключателями. Верхний свет в отделении, тускло светивший до этого, неожиданно загорелся с обычной яркостью.
Уиллу не нужен был звук в мониторах, чтобы знать, сколько заключенных выкрикивали проклятия. Он не мог их винить, семь утра то еще время для подъема, когда все, чего тебе стоит ждать от дня, это добродушное лицо психиатра и бесконечный поток вопросов о том, почему ты вспорол ножом горло жены, чтобы обвинить в этом демонов в твоей голове.
Доктор Чилтон придерживался строгого расписания для всех заключенных. Подъем в семь утра, скудный завтрак с разноцветными таблетками, затем ежедневный сеанс терапии, безвкусный обед, час упражнений на свежем воздухе на специально огороженной территории, еще более безвкусный ужин, затем свет выключается в десять. И так каждый день.
Если бы они не были сумасшедшими перед тем, как их сюда упекли, то к концу месяца точно стали бы.
Завтрак доставлялся одним из сотрудников на металлической тележке, всегда сопровождаемый одним из санитаров для безопасности. Его проталкивали через специальный ящик, после того как заключенному было приказано встать спиной к противоположной стене.
Уилл настороженно наблюдал, как Абель Гидеон выполнял приказ Уилла, и официант сделал шаг вперед с тарелкой жидкой каши и чашкой воды. Гидеон был невысоким непритязательным человеком, который одной рукой предлагал дружбу, а второй держал нож у твоего горла.
Он смотрел на Уилла со странной полуулыбкой, из-за которой у мужчины заходилось сердце: – Доброе утро, Уилл. Надеюсь, эта ночь для тебя была столь же тихой, как и для меня.
– Без происшествий, если ты это имеешь ввиду, – сказал Уилл, не выпуская из поля зрения руки Гидеона, незаметно для себя.
Улыбка Гидеона стала шире: – Что, ни одного наказания дерзкого заключенного за непослушание? – его светлые глаза скользнули по телу Уилла, остановившись на дубинке на его поясе. – Возможно, ты нанес пару ударов своей палкой? Чтобы они действительно почувствовали, что наступило утро?
Его слова в контексте звучали непристойно, пошлый намек, который сразу же становится ясен. Уилл мог только игнорировать это, и Гидеон разразился смехом в последующей тишине.
Официант протолкнул ящик с едой в сторону Гидеона и поспешил обратно к тележке, он быстро взглянул на Уилла, и они обменялись гримасами, прежде чем перейти к следующей камере.
Другие заключенные едва их признавали, смотря только на еду, за исключением Миггса, который чувствовал непреодолимую потребность рассказать о первом движении своего кишечника сегодня.
Последним был Лектер, и он уже стоял у стены, не дожидаясь просьбы Уилла. Официант сгорбился, опустив голову так, чтобы его блондинистая челка закрывала глаза, вытаскивая поднос с водой из тележки. Вода слегка расплескалась, и Уилл понял, что мужчина дрожал от страха.
Видимо, даже официанты испытывали страх перед таким человеком.
Уилла он тоже не обошел стороной. Ганнибал был невероятно спокоен. Казалось, он наблюдал за поведением людей с чисто профессиональной точки зрения.
Он слегка наклонил голову в сторону Уилла: – Очень жаль, что Абель Гидеон так опошляет вашу работу, Уилл. Надеюсь, это не отразится плохо на остальных.
Как будто душевнобольной преступник может быть эталоном хороших манер…
Потребовалось несколько секунд, чтобы Уилл понял, что Ганнибал на самом деле его поддразнивал, но он говорил с такой мягкостью, что Уилл этого практически не заметил.
– Издержки работы, – осторожно ответил Уилл. – Я привык.
– Немыслимо, что вам в первую очередь приходится к такому привыкать, – сказал Ганнибал, наблюдая, как официант неаккуратно проталкивает ящик с едой на его сторону.
Слова вырвались у Уилла, прежде чем он смог себя остановить: – Игра в учтивого культурного человека помогает вам?
Официант сгорбился еще больше. Уилл неосознанно подумал, что поза, должно быть, болезненная, прежде чем мужчина повернулся и посмотрел на него расширившимися от паники глазами. Уилл не мог его винить, он бы хотел вернуть свои слова назад. Он просто выбросил советы Барни из окна, даже не подумав о них.
Выражение лица Ганнибала не изменилось, но взгляд, казалось, стал резче. Это было будто осязаемо для Уилла, которого пригвоздил этот взгляд: – Игра, Уилл?
Уилл почувствовал предостережение, но когда он начинал что-то, его уже было не остановить. Он неопределенно взмахнул рукой: – Вы в этом месте по понятным причинам, доктор Лектер. Я бы сказал, что любезность здесь ни к чему.
Бровь Ганнибала приподнялась: – Разве не могут любезность и жестокость сосуществовать? Является ли добро допустимым только для добрых дел, а зло для злых? Это наивная точка зрения, достойная кого-то вроде вас.
Официант вернулся к тележке, переступая с ноги на ногу и нетерпеливо ожидая, когда они пойдут, но Уилл еще не мог уйти: – Кто-то вроде меня. Что вы имеете в виду?
Ганнибал без позволения скользнул вперед, не отводя взгляда от Уилла: – Кого-то столь склонного к эмпатии. Это дар, Уилл. Болезненный дар, могу представить, но все же дар. С такой проницательностью, можете ли вы действительно взглянуть на меня и сказать, что я не способен на вежливость?
Уилл застыл, просто окаменел – в ужасе, сомнении, недоверии. Как он узнал, как он смог узнать…
– Уилл, – сказал официант, прервав его размышления и привлекая внимание к себе. – Нам пора, – сказал он вежливо, но твердо.
Это стало напоминанием Уиллу о том, что он не должен забывать, с кем именно он разговаривал, с кем-то, кто наслаждается копанием в головах людей, и путая их в свое удовольствие. Уилл отстранился от Ганнибала, от его взгляда и слов, Ганнибал же остался на месте, наблюдая, как тот отступает.
Уилл последовал за официантом по коридору, за закрытые двери с лязгающими замками, которые кричали о безопасности.
Так почему же Уилл больше не чувствовал себя в безопасности?
========== Часть 3 ==========
Уиллу казалось, что Ганнибал Лектер намеренно его приманивает, разбрасывая метафорические хлебные крошки, ведущие к логову монстра. Его логову. И монстр лежал в ожидании, желая возбудить интерес у Уилла раскрытием той его части, о которой он, в первую очередь, не должен был знать. Он явно намеревался заманить Уилла обратно, чтобы…
Чтобы он сделал, что? Какой была конечная цель Ганнибала? Была ли у серийного убийцы причина выбрать определенную жертву, чтобы по-своему поиграть с ней? Лишить ее жизни ради собственного удовольствия? Неужели Ганнибал собирался сделать Уилла своей следующей жертвой, чтобы вновь вспомнить то завораживающее чувство охоты за кем-то? Уже прошло некоторое время с того случая с медсестрой, Ганнибалу, должно быть, скучно.
