Текст книги "Вечер встречи выпускников (СИ)"

Автор книги: polustrovo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– У тебя же попа болит, – пытался остудить его пыл Электроник, – потерпи немного.

– Пофиг, – Серёжа уже оседлал Элека и даже не пытаясь скрыть болезненную гримасу, насаживался на член. – Я хочу ещё, помоги мне, – он опёрся одной рукой позади себя, а второй принялся дрочить. И Элу не осталось ничего другого, как поддерживая его под бёдра помогать двигаться.

***

– В общем, до конца школы у нас всё было относительно хорошо, – продолжил свою мыль Громов. – Серёжа жил с Майкой и при каждом удобном случае бегал трахаться ко мне. Я даже как-то смирился с тем, что он не любит, старался вообще не думать об этом, полностью сосредоточился на наших с ним сексуальных отношениях. Наверное, напрасно, потому что когда после выпускного он мне заявил, что будет поступать в НГТУ, я был в полнейшем шоке. Ехать в Новосибирск, это из Москвы-то! А он сказал: «Я хочу сменить круг общения. Полностью».

========== 4. Хорошо ли быть клоном ==========

– Меня спасло то, что я не сразу осознал, что это окончательный разрыв отношений, – продолжал исповедоваться Макару Электроник. – Мне почему-то казалось, что смена круга общения касается родителей и Майки, но не меня. И всё никак не мог понять, почему Серёжа так против, чтобы я поехал с ним. Профессор бы меня отпустил, да я бы и не спрашивал, если бы только Серёжа согласился.

– Что он тебе говорил? – Гусев интересовался заведомо болезненными для Громова вещами, видел, что Эл до сих пор остро переживает события пятнадцатилетней давности, но не спросить не мог.

– Он словно боялся назвать вещи своими именами, сказать правду. Сказать, что устал от меня, – Эл смахнул выступившую слезу, потом как-то растерянно посмотрел на приятеля и сказал: – Серёжа всё упирал на то, что ему надо пожить самостоятельно. Здесь он, мол, всегда был в моей тени. Нас же всё время сравнивали из-за внешнего сходства. И сравнение было не в его пользу, как он считал. Ну, и с учёбой я всегда ему помогал, не без этого. Почему-то Серёжу это угнетало. Вот… – Эл сидел на кровати, сложив ноги по-турецки и смотрел куда-то в стену. Воспоминания изматывали его, но без них жизнь была пресна до отвращения.

– Так Сыроега и не сказал, что бросает тебя? – Гусев плеснул себе ещё выпивки – чужая драма произвела на него гораздо большее впечатление, чем он по-началу думал.

– Прямо не сказал. Только всё повторял, что мы друзья и всегда ими будем. Мне бы сообразить, что «друзья» – это и в самом деле друзья, а не любовники. Но я не понял этого и через год, когда приехал к нему летом после первого курса. Весь учебный год я ждал этого момента, даже раньше ещё хотел прилететь к Серёже – на зимних каникулах. Но он отговорил, сказал, что у него запара – долги, пересдачи… До сих пор не знаю, правда это была или нет. Но летом я всё же прилетел. Знаешь, Макар, что самое удивительное? Серёжа был рад меня видеть. Я остановился в гостинице недалеко от его общаги, и он весь тот месяц, что я провёл в Новосибирске, практически не вылезал из моего номера. И из моей постели.

И я ещё несколько месяцев после возвращения домой думал, что у нас всё хорошо. Ну, хочет Серёжа учиться вдали от дома, ну ладно. Получит диплом и вернётся ко мне. Или я к нему приеду. Почему-то я был в этом уверен.

Но когда следующим летом я спросил, на какую дату брать билет, Серёжа вдруг сообщил, что в этот раз не сможет проводить со мной время. Попросил не приезжать. Сказал, что из ВУЗа он вылетел, перевелся в другой, но на заочный, и теперь всё свободное время вынужден работать, чтобы оплачивать обучение и снимать себе жильё. На еду ему всё-таки родители присылают. Возвращаться домой категорически отказался. Ну, а поскольку адрес мне сообщить Серёжа не захотел, мотивируя тем, что вынужден часто менять квартиры, сам приехать я не решился. В остальном наше общение по сети оставалось прежним.

– Тебе, наверное, тяжело пришлось, – даже не спросил, а констатировал Макар. Учитывая болезненную привязанность Элека к своему двойнику, по-другому и быть не могло.

– Очень тяжело, – согласился Громов. – Я как бы уже начал понимать, что все эти внешние обстоятельства – не более, чем отмазки. Я предлагал Серёже помощь – подрабатывал немного. Он отказался. Что мне было делать? Я стал прямо спрашивать, Серёжа, что случилось, почему ты не хочешь больше меня видеть? Не хочешь меня? Сам понимаешь, спросить: «Ты меня разлюбил?» – я не мог. Любви мне никто не обещал. Он опять говорил, что мы друзья, даже больше – практически братья, но лучше бы каждый из нас сам строил свою жизнь. В том числе личную, – Эл замолчал, потом кивнул сам себе и встал налить ещё сока. Вроде никаких болезненных ощущений он больше не чувствовал, значит, Серёжа скорее всего спит, и до утра неприятностей можно не ждать.

– Ты устал, тебе поспать бы, – предложил Гусь. Вид товарища ему откровенно не нравился – усталый осунувшийся и вселенская тоска в глазах.

– Прости, я тебя утомил, – Громов виновато опустил глаза. – Я обычно не ною и не жалуюсь, просто сегодня накатило… Когда вас всех увидел.

– Эй, Эл, ты чего?! Мне жуть как интересно узнать, как всё у вас дальше было. И про Серёгу, ты же знаешь… Но выглядишь ты херово. Уж не обижайся.

– Ну, с этим в любом случае ничего не поделать, – пожал плечами Электроник. – Завтра буду ещё хуже выглядеть, не пугайся, – уже веселее взглянул на Макара Эл.

– Тогда валяй, рассказывай дальше, – уверенно предложил Гусев.

– А дальше меня опять спасло чудо.

– Спасло?

– Именно. Я на почве своих любовных неудач чуть опять глупостей не натворил. Даже антидепрессанты не помогли.

– И тебя спасло чудо?

– Ага. Даже два чуда, – Эл повернулся и указал Макару на большую фотографию на стене. Печальная, но в тоже время очень светлая улыбка озарила его лицо.

– Чингиз и Рэсси? – удивился Гусев. Про то, что у Громова долго жили два эрдельтерьера, он знал, но об их роли в судьбе хозяина не догадывался.

– Ты, конечно, не в курсе – я никому подробностей не рассказывал. Но Рэсси, он был такой же как я.

– Пёс-киборг? – не поверил Макар.

– Правильно, – кивнул ему Электроник. Профессор, как только узнал от меня, что Серёжа собирается уезжать, начал новый проект по клонированию биологического объекта. Я об этом пост фактум узнал, когда всё уже готово было, и мне, так сказать, Виктор Иванович с Машей презентовали готовую «работу». Так вот, когда я одиннадцатый класс закончил, профессор в каком-то приюте взял щенка и стал создавать его полукибернетический клон. В свободное от работы время и на свои средства. Официально он какой-то заказ для очередного магната выполнял, а параллельно собственными разработками занимался.

Только я опять в депрессию впал, как Виктор Иванович приносит домой пса. Так и так, говорит, Элек – это теперь твоя собака. Заботься, дрессируй, ухаживай. Я не понял сначала, зачем мне пёс? Я вроде не просил никогда… А профессор достал из кармана какую-то штуку на цепочке и сказал прямо в неё: «Сидеть!»

***

– Профессор, зачем вы в эту штуку говорите? – не понял Электроник. Большой лохматый эрдельтерьер выполнил команду и смотрел на Виктора Ивановича. – Собаки хорошо слышат.

Профессор Громов ничего на это не ответил, только как-то странно посмотрел на Электроника и опять заговорил в переговорное устройство:

– Объект ноль ноль два! Это Электроник, – профессор взял Элека за руку и подвёл вплотную к собаке. Потом сунул псу под нос руку Эла и сказал: – он твой новый хозяин. Теперь ты будешь слушаться только его.

– Виктор Иванович, он вас не поймёт, собаки только простые команды выполняют, – большим любителем собак Эл никогда не был, но то, что вести с ними диалоги как с людьми бесполезно, это даже он понимал. «Наверное пёс глухой, – подумал Электроник, чтобы как-то объяснить себе странное поведение профессора. Раз ему слуховой аппарат нужен и эта штука».

А дальше произошло то, что заставило Электроника аж на целых полчаса забыть о своих несчастьях. Пёс обнюхал его, обошёл вокруг, как показалось Элеку, внимательно осмотрев, и… сказал: «Хозяин!»

Эл, открыв от удивления рот и вытаращив на это чудо глаза, как статуя замер перед собакой. Ему не послышалось? Пёс действительно это… сказал?!

– Ну же, мальчик мой, – профессор ласково обнял Элека за плечи, – не бойся. Это собака такая же как ты.

– К-как… я?.. В смысле? – не понял Эл. – Киборг?

– Именно!

– А что, мной тоже можно так управлять? – такого вопроса профессор, признаться, не ожидал.

– Ну что ты! В этом ваше принципиальное отличие. Пёс тоже искусственно созданный клон с наполовину электронными мозгами, – стал объяснять профессор, – но в отличие от тебя никаких других искусственных механизмов внутри него нет. Зато есть встроенный модуль управления поведением с голосовым интерфейсом.

– Как это? – всё ещё не до конца отошёл от шока Элек.

– Если не пользоваться устройством связи, то он – обычная собака, которую надо дрессировать и воспитывать. И которая, естественно, не говорит. Но с помощью этого прибора, – профессор потряс рукой с металлической бляхой, – она переключается в режим киборга и выполняет инструкции, переданные ей через голосовой интерфейс. И отвечает на произвольно сформулированные команды, используя человеческую речь. Попробуй, – Виктор Иванович протянул прибор Элу, – дай ему имя.

– Объект ноль ноль два, – неуверенно начал Элек, – теперь твоё имя… твоё имя… Рэсси! – Эл оглянулся на профессора в поисках одобрения и протянул ему устройство связи.

– Нет-нет, мой мальчик, – устройство профессор забирать отказался. – Теперь оно твоё, как и собака. Давай, проверь как пёс усвоил кличку.

Эл убрал бляху в карман и, как если бы Рэсси и впрямь был обычной псиной, позвал:

– Рэсси!

Пёс тут же встрепенулся, поднялся на все четыре лапы и подошёл к своему новому хозяину.

– Кстати, а почему «Рэсси», Элек? – поинтересовался профессор. – Он же тихий и покладистый, не рычит совсем…

– Это аббревиатура, – пояснил Эл. – Редчайшая Электронная Совершенная Собака… ну, И так далее, – профессор только молча подивился своеобразной фантазии своего создания.

Находящийся в депрессии Эл с трудом заставлял себя выполнять необходимые обязанности по уходу и воспитанию своего навязанного питомца. Сил еле хватало, чтобы ездить на учёбу и поддерживать видимость адекватного общения с одногруппниками и преподавателями. А ещё же надо заниматься, минимум два раза в день выгуливать пса, не забывать кормить его и менять воду в миске. Однако, к концу недели Электроник заметил, что мысли о Серёже хоть и не ушли, но стали неким тоскливо-терпимым фоном его жизни. Вроде бы он и помнил о нём, и страдал по-прежнему, но теперь вполне мог заниматься своими делами и кое-как общаться с людьми. А главное, ему не хотелось больше умереть. В этом, правда, была заслуга не только пса, но и самого Серёжи. Он регулярно писал ему, требовал ответа и выказывал общую заинтересованность в жизни своего кибернетического клона. Так что, если не друзьями, то интернет-приятелями они с Элом действительно стали. А Эл где-то очень глубоко в душе лелеял хрупкую надежду, что может быть ещё всё изменится к лучшему. Серёжа нагуляется, отдохнёт во всех смыслах от своего двойника и, может быть, потом у них что-нибудь получится. Ведь не спроста же Сыроежкин не обрывает с ним общение полностью?

С Рэсси Эл старался обращаться как с обычной собакой, а не как с программируемым организмом. Переговорное устройство повесил себе на пояс и без крайней необходимости не использовал. А настала эта крайняя необходимость достаточно быстро. Уже на второй неделе своего пребывания в новом доме пёс отказался от еды, почти не пил и его буквально на руках приходилось выносить на улицу. Что делать Эл не знал и потащил не желающего передвигать лапы Рэсси к ветеринару. Виктор Иванович принципиально никакого участия в жизни собаки не принимал – полностью взвалить на Электроника всю ответственность, было частью терапии, которая по задумке профессора и с одобрения участкового психотерапевта была призвана излечить страдающего киборга от нездоровой привязанности к своему биологическому прототипу.

Ветеринар собаку осмотрел, анализы взял, УЗИ всего чего только можно сделал и постановил, что пёс физически абсолютно здоров. А причина странного поведения собаки… банальная депрессия. Подумать только, у пса – депрессия! Нет, Эл, конечно слышал, что у животных бывает такое из-за дурного обращения или кардинальной смены обстановки. Только вот обращались с Рэсси хорошо, и первые несколько дней в семье профессора и Эла никаких признаков подавленности пёс не проявлял. Тогда-то Электроник и решил попытать счастья в плане установления причин собачьей хандры, использовав возможности навороченной электроники, встроенной в мозг своего четвероногого друга. Эл отцепил от пояса переговорник и сказал:

– Рэсси! Ты слышишь меня?

– Да. Хозяин.

– У тебя что-то болит?

– Нет. Хозяин.

– Но… тебе же плохо?

– Плохо. Хозяин.

Тут Эл несколько растерялся. Пёс, хоть и разговаривал по-человечески, но мышление имел примитивное, как и положено собаке. Как в таком случае сформулировать вопрос о причинах депрессивного состояния Рэсси, чтобы собака дала на него адекватный ответ?

– Почему тебе плохо?

– Я. Один. Хозяин.

Вот это да! Эл тут вокруг пёсика чуть ли не хороводы водит, а он, видите ли чувствует себя одиноким. От этого факта Эл опять впал в замешательство.

– А как же я? – не нашёл ничего умнее спросить Электроник.

– Не вы. Хозяин.

– Ты можешь не говорить каждый раз «хозяин», – невпопад сказал расстроенный Эл.

– Хорошо. Хозяин.

– Скажи, кто тебе нужен?

– Чингиз! – Элу на миг показалось, что назвав это имя (кличку?) Рэсси немного оживился.

– Кто такой Чингиз?

– Собака, – вот оно что, Рэсси нужна какая-то собака по кличке Чингиз. И где её, в таком случае, взять?

– А где Чингиз? – с надеждой на хоть какое-то описание местоположения загадочного пса спросил Электроник.

– Не знаю.

– Но самого Чингиза ты знаешь?

– Да.

– А как его найти не знаешь?

– Не знаю.

«Час от часу не легче, – подумал Эл. – Но где-то этого Чингиза придётся искать. Если он не издох ещё», – от последнего предположения Эла передёрнуло – как бы его Рэсси в края вечной охоты не отправился, если Чингиза в природе больше нет.

– Откуда ты его знаешь, Рэсси?

– Мы вместе жили.

Теперь ясно. Очевидно, этот Чингиз – одно из подопытных животных, которые содержатся в Лаборатории, где работает профессор. И Рэсси, пока его тестировали, жил рядом с этим псом. Что ж, Лаборатория, несмотря на свою направленность, вивисекцией не занимается, так что вероятность, что Чингиз жив, весьма высока. Осталось дело за малым, попросить профессора заменить Чингиза на другое животное, а самого пса привести домой.

– Профессор, нам нужен Чингиз, – огорошил Электроник, едва ступившего на порог собственной квартиры, профессора Громова.

– Ты в этом уверен, мальчик мой? – профессор не выглядел удивлённым, но в голосе его слышалась явная обеспокоенность.

– Да, – твёрдо сказал Эл. – Рэсси говорит, что ему плохо, потому что он один. А чтоб не быть одному, ему нужен Чингиз. Это же какая-то собака из лаборатории? Его ведь можно заменить на другое животное?

– Чингиз из лаборатории, да. Но… это не просто какая-то собака, Элек, – вздохнул профессор, и почему-то с грустью посмотрел на Электроника, – это биологический прототип твоего Рэсси. Рэсси – клон Чингиза.

– Вот как… – тихо сказал Эл. – И что же теперь? Сажать собаку на антидепрессанты и проводить беседы с собачьим психологом? – на кого Эл злился, он и сам не знал – на Чингиза, Серёжу или самого профессора, чьи творения оказались практически нежизнеспособны без своих прототипов. – И что-то мне подсказывает, что сам Чингиз преспокойно сидит себе в вольере, ест корм, ходит дважды в день на прогулку с ассистентами, а про своего клона и думать забыл.

– Элек, – профессор успокаивающим жестом положил руку на плечо киборга, – это всего лишь собака. Но ты прав, с Чингизом всё в порядке, только живёт он не в Лаборатории, а у Маши дома. Но ты не беспокойся, я уговорю её отдать нам его.

***

– Ни хе… В смысле, ничего себе! – аж присвистнул от удивления Гусь. – И как, жили они с Чингизом долго и счастливо?

– Ну, по собачьим меркам долго, да, – усмехнулся Эл. – Десять лет. А вот счастливо… Знаешь, Чингиз совершенно неуправляемым был, меня не слушался, хотя я пытался по науке его дрессировать. Стоило на улице его с поводка спустить – кидался к другим собакам.

– Чё, драться лез?

– Не. Сук покрыть пытался, даже если те не течные были и вообще не хотели. А я каждый раз имел неприятный разговор с другими владельцами собак. Что не слежу за своим кобелем.

– А Рэсси тоже? – Макар живо представил беднягу Эла отгоняющего своих озобоченных кобельков от чужих сук.

– Рэсси спокойный был, ни к кому не лез, не играться, ни трахаться. Я потом не выдержал этого дурдома с Чингизом и дал команду Рэсси не подпускать Чингиза к другим собакам.

– И как? – полюбопытствовал Гусев.

– Помогло, – хмыкнул Эл. – Он с задачей справился. Правда… ему самому пришлось для Чингиза в некотором смысле сучкой стать.

– Да ты чё! – заржал Гусь.

– Ага, а представляешь, когда они это на улице делать начинали? Так-то всем пофиг на спаривающихся собак. Но бывало, люди замечали, что снизу-то кобель! – тоже засмеялся Эл. – Чего мне только выслушать не пришлось! И что я извращенец – принуждаю своих животных к однополому сексу, и что на меня в полицию надо заявить за пропаганду гомосексуализма! Потому что рядом дети ходят, а у меня два кобеля сношаются… В общем, весело было, – а потом Громов резко погрустнел. – Три года назад их не стало. У Чингиза последние пару лет опухоли всякие были. Для этой породы это вообще характерно. Он и умер. Ночью. Я проснулся от того, что Рэсси воет, он от него последние недели совсем не отходил. Вызвал специальную службу, которая тела утилизирует. Они рано утром приехали, а тела уже два, – хлюпнул носом Электроник. Он каждый раз не мог удержаться от слёз, когда вспоминал о кончине своих питомцев. А рассказывал об этом кому-то и вовсе впервые. – Рэсси здоровый был, но без Чингиза и нескольких часов не прожил.

========== 5. Невыносимое одиночество ==========

Электроник ещё раз взглянул на фотографию собак, висящую на стене рядом с портретом профессора. На комоде под фото стояла ваза с живыми цветами, а рядом лежал брелок – то самое переговорное устройство.

Как-то, года полтора назад, к Элеку забежала Маша. Именно забежала, потому что несмотря на свой уже далеко не юный возраст, была по-прежнему шустрой и энергичной. Бегала как таракан, образно выражаясь. А не образно – водила Фольксваген жук ярко жёлтого цвета, на котором курсировала туда-сюда по своим многочисленным делам – работа, дети, внуки, хобби… Вот и Эла навестила, посмотреть своими глазами, как живёт творение покойного Виктора Ивановича. Она тогда тоже остановилась перед этими фотографиями, повздыхала и сказала Электронику: «Виктор Иванович хороший был человек, и это замечательно, что ты чтишь его память, но… Такие «иконостасы» обычно бабки старые делают, у которых вся жизнь позади, и ни родных, ни близких рядом нет. А ты – молодой ещё мужчина, а живёшь бобылём. И в целом у тебя уныло. Почему ты не заведёшь семью, Элек? – искренне удивилась Маша. – Ну не нравятся тебе женщины, так хоть бы мужичка себе какого нашёл? Приличного. А ты всё один да один! Вот твоя депрессия и не проходит», – наставительно подняла указательный палец вверх Маша, ещё раз тяжело вздохнула, то ли вспоминая профессора, то ли печалясь о нелегкой доле его творения, и откланялась. Объяснения Электроника она даже не пыталась выслушать – наперёд знала всё, что он скажет, и была заранее не согласна. Да, собственно, Элек и не собирался ей ничего объяснять.

Маша была хорошей женщиной, Электроника действительно любила, но совершенно не понимала. Когда Эл был подростком, они постоянно конфликтовали, и она была единственным человеком, которому он мог нахамить. Потом, конечно, Эл стал терпимее к Машиным нравоучениям, но каждый раз обижался на её беспардонность. И не потому, что она была невежлива с ним, нет. Она без обиняков говорила ему правду. Неприятную правду, о которой Элек её не спрашивал.

Маша, в отличие от профессора Громова, с самого начала не приветствовала дружбу Электроника с Серёжей Сыроежкиным. Даже когда не знала её истинную подоплёку. А уж после вынужденного каминг-аута Эла (когда тот чуть в мир иной не отправился) устроила настоящую истерику со слезами, причитаниями и заламыванием себе рук, чем изрядно напугала и Эла, и Виктора Ивановича. А в довершении этого представления, внезапно успокоившись, сказала: «Раз уж ты, дорогой, в геи подался, так хоть за этим вашим Гусевым приударь. Он хороший мальчик и на тебя быстро переключится. А дурака Серёжу забудь как страшный сон!» Профессор с Элом после такой резкой смены Машиной гомофобии толерантностью, малость растерялись, а Эл ещё и возмутился про себя – как можно приударять за кем-то, если любишь другого? Всю мудрость Машиных слов Электроник осознал только повзрослев, но было уже поздно.

***

– Ты прав, Макар, поздно уже, действительно спать пора, – Эл взглянул на Гусева, уютно устроившегося в кресле с бокалом виски и почувствовал себя выжатым как лимон. И морально, и физически. – Только это кресло не раскладывается. Тебе придется спать со мной на кровати.

– Не вопрос, я тебя не стесню. На такой кровати втроём можно улечься и соблюдать целомудрие! – важно заявил Гусев, с сожалением покинул нагретое кресло и направился в ванную. – Можно, я у тебя душ приму?

– Конечно, – кивнул ему Эл. – Там большое полотенце чистое.

Вышедший в одном полотенце на бёдрах Гусь своим видом несколько смутил Электроника. У Эла давно никого не было – партнёров он начинал себе искать только когда совсем припирало, и даже внешность и возраст уже не играли решающего значения. Лишь бы член в штанах имелся. А тут Макар со своим шикарным телом спортсмена – устоять фактически невозможно. И чтобы не создавать неловкости, Эл сам тут же отправился в душ и первым делом там подрочил. По-хорошему, Громову давно пора было наведаться к сексологу или хотя бы пожаловаться на особенности своей половой жизни участковому психотерапевту, потому что нормальной и удовлетворяющей её назвать нельзя от слова «совсем».

***

С возрастом Электронику очень тяжело стало сходиться с новыми людьми. Для полового контакта, как известно, желательно наладить контакт социальный, хотя бы минимально – списаться, договориться о встрече, оценить при этой встрече общую привлекательность потенциального партнёра, даже одноразового. А это тоже общение, близкое взаимодействие с посторонним человеком. И все эти предварительные «танцы с бубнами», которые у геев и так-то сведены к минимуму, напрягали Громова неимоверно. Потому что люди в принципе были Электронику уже давно не нужны и не интересны, а любое общение с ними утомительно. Исключение составляли только те, с кем Эл успел познакомиться ещё до окончания школы, т.е. до фактического разрыва с Серёжей. Поэтому, обычно промучившись некоторое количество недель не дающей полного удовлетворения дрочкой, Эл открывал Хорнет и начинал поиск.

В идеале Эла устроил бы полностью анонимный секс – смотреть на лица своих случайных партнёров, а тем более запоминать их, совершенно не хотелось. Он всегда закрывал глаза, когда его трахали, и вообще предпочитал догги стайл. И по возможности не прикасался к любовникам выше пояса. Подумать только, а ведь когда-то он мог часами ласкать и вылизывать возлюбленного с ног до головы. И обожал во время оргазма смотреть Серёже в глаза. Но не только с Сыроежкиным половая жизнь Элека была похожа на то, что принято называть занятиями любовью.

***

Электроник нашёл Мика Урри на одном из тематических форумов, на которые одно время подсел с горя (после того как Серёжа посоветовал ему самому строить свою личную жизнь). Мик сам узнал Эла по паре сообщений, где тот, естественно не называя имён, обмолвился о своей несчастной любви к близнецу и о пережитом им в ранней юности похищении, а также упомянул и о человеке, спасшем его от группового изнасилования. В результате они списались и договорились встретиться – Мик специально ради этого даже в Москву приехал.

Встреча прошла хорошо, Урри почти не изменился, был всё также великолепен, колесил по стране на своём крутом байке и, по его же собственым заверениям, с криминалом покончил полностью. Чем, правда, на жизнь зарабатывал, так и не сказал, да Эл особо и не интересовался.

«Это мой шанс забыть Серёжу», – подумал Элек, без сил рухнув на грудь Урри после бешеной скачки на его члене в номере отеля, куда плавно перетекло их свидание. С Миком было здорово – за те пару часов, что они провели, кувыркаясь в постели, Эл забыл про свою депрессию напрочь. Он вполне мог влюбиться в обаятельного бывшего гангстера, так по крайней мере тогда казалось Элеку. Однако, не срослось – Мик сказал, что какие-либо отношения не для него. Привык жить свободно и никакими обязательствами себя не связывать.

Впоследствии Урри ещё несколько раз приезжал к Элеку в Москву, они также неплохо проводили время в гостинице, и он отбывал дальше по своим делам. Переписывались они редко, в основном договаривались о встречах, а года через три Мик внезапно исчез. На сообщения не отвечал, телефон его не обслуживался, в сети не появлялся. С тех пор Электроник ничего о нём больше не знал, даже то, жив ли он вообще.

***

Когда Эл вышел из душа, Макар уже спал. Эл подошёл ближе, присмотрелся – вроде спит крепко, даже похрапывает во сне. Это факт вызвал у Громова вздох облегчения – лежать под одним одеялом в чём мать родила (кого родила, а кого и в лаборатории сделали) с бодрствующим приятелем было бы неловко. Просто потому, что не получилось бы скрыть неизбежно возникшее эротическое напряжение, в их ситуации совершенно неуместное. А оно со стороны Элека точно было, жалкая дрочка в ванной помогла мало.

Эл осторожно скользнул под одеяло, принял наиболее удобную позу, в которой ломота в теле (спасибо Серёже) почти не ощущалась, и постарался заснуть. Закон подлости никто не отменял – у ещё недавно засыпающего на ходу Эла сна ни в одном глазу не было. В принципе, он мог принудительно заставить себя спать или наоборот – бодрствовать несколько суток подряд, для этого надо было только отдать команду электронному процессору взять на себя управление биологическим мозгом. Только этого Электроник без крайней нужды не делал – он всегда хотел быть обычным человеком и лишний раз напоминать себе, что в некотором смысле он – машина, было глубоко противно. Уж лучше немного бессонницей помучиться как рядовой обыватель.

Немного полежав просто глядя в потолок, Громов наконец не выдержал, повернулся к Гусеву и легко дотронулся до его руки. Хотелось большего. И не только секса. Хотелось почувствовать тепло близкого человека, человека, к которому он всегда испытывал симпатию. Эл придвинулся почти вплотную к Макару, так что кожей ощущал жар его тела и чувствовал на себе его дыхание. И замер. Может получится обнять Гусева так, чтобы он не проснулся? Пока он думал, Макар зашевелился, заворочался и… сам сгрёб Элека в охапку и крепко прижал его к себе, уткнувшись носом в его шею. Эл выдохнул. Оказывается, последние несколько минут рядом со школьным товарищем он был так напряжён, что почти не дышал. А теперь, лёжа в кольце тёплых рук человека, с которым его связывали только самые светлые чувства и воспоминания, Громов расслабился. Он даже не подозревал, насколько сильно ему не хватало такого контакта, простых прикосновений, человеческой близости. «Наверное, так они и спят с Вовкой», – подумал Элек, и сердце его сжалось от непонятного чувства. Вроде бы зависть, но явно не чёрная – друзьям он даже в мыслях не желал ничего дурного. Вроде бы сожаление – сумей он тогда, в школе, переключиться с Серёжи на Макара, они стали бы парой и, возможно, до сих пор были бы вместе. А может, это была тоска, ведь когда-то давно у Эла такое уже было – с Серёжей и, отчасти, с Миком. «Почему Серёжа предпочёл всё разрушить? – недоумевал Электроник. – Ему ведь было хорошо со мной. Неужели я был всего лишь удобным сексуальным партнёром и максимум, что он испытывал ко мне – это приятельские чувства? Чёрт, как больно-то до сих пор. Всё из-за него. Лучше бы я никогда его не встречал, лучше бы его не было в моей жизни. Бесчувственный эгоист ты, Серёжа, ненавижу тебя!..» Мысли в голове Элека путались, Серёжин образ приобретал какие-то поистине демонические черты, тоска смешивалась с обидой, а потом Эл сам не заметил, как провалился в сон.

Приснился Элеку кошмар. Да такой, что когда он в холодном поту открыл глаза и увидел спящего с ним в обнимку Макара, был полностью уверен, что это вовсе и не сон был, а ужасные воспоминания из собственной реальной жизни не дают покоя его душе даже ночью. А снилось Элеку, что он убил Серёжу. Вот так вот просто, едва познакомившись с ним после своего побега от профессора, свернул несчастному шею, а тело закопал в ближайшем лесочке. И сам стал «Серёжей Сыроежкиным». Жил в Серёжиной семье, крутил любовь с Макаром и до поры до времени был полностью доволен происходящим. Пока совесть и тоска по погубленному двойнику его вконец не измучила, отчего он, собственно, и проснулся. Самое интересное, что во сне он действительно любил Гусева.

Чтобы смыть с себя ночной кошмар, Эл пошёл ополоснуться под прохладной водой. Потом поставил себе чайник и сделал пару бутербродов – есть хотелось так, что желудок сводило болью. Что в общем-то логично, учитывая как его полоскало накануне вечером. Всё благодаря известно кому. И что удивляться тому, что во сне Громову хочется прибить этого пьяницу?

Однако, утром Эл почувствовал острое желание придушить двойника уже наяву.

***

– Сволочь! Чем ты занимаешься? Что мычишь?.. нажрался как свинья и говорить не можешь? Скотина ты, Серёжа!

Макар открыл глаза и даже не поверил, что проснулся. Рядом творился какой-то сюр. Всегда спокойный и уравновешенный Электроник с большим трудом старался не кричать в трубку, но его переполняло негодование, и скрыть это у него никак не получалось. Наконец, не дождавшись, по всей видимости, адекватного ответа от своего собеседника, он оборвал вызов и уткнулся лицом в подушку. Одна его рука по-прежнему сжимала телефон, другой он почему-то прикрывал свой зад, хотя был уже одет. Всё тело Громова сотрясалось от беззвучных рыданий.

– Эл… – Макар осторожно дотронулся до его плеча. – Что случилось?