Текст книги "Вечер встречи выпускников (СИ)"

Автор книги: polustrovo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Ой, Эл, я мылся с утра. Я вообще каждый день это делаю, – хитрая улыбка не сходила с Серёжиного лица. – А ты чего такой брезгливый вдруг стал?

– Увидишь, – просто сказал Электроник и ускорил шаг, буквально потащив Серёжу к заветной сарайке.

<…>

***

– Так что, насколько ты понимаешь, с той поры именно дрочкой мы занимались редко. Серёжа при каждом удобном случае ставил меня на колени и спускал в рот. И знаешь, мне это нравилось. Я бы согласился хоть всю жизнь так провести – стоя перед Серёжей на коленях с его членом в рту. В смысле, тогда мне так казалось, – опять поспешил поправить свою оговорку Электроник. – Наверное, невроз после похищения давал о себе знать.

Макар слушал приятеля молча. Теперь ему стало кое-что понятно – подумать только, пятнадцать лет прошло, а Электроник не просто помнит. Он всё так же сильно хочет своего близнеца, хочет быть с ним, соединиться в каком угодно виде, лишь бы больше никогда не отпускать от себя.

– А он тебе? Тоже отсасывал или только ты ему? – спросил Гусев не столько потому, что ему было на самом деле это интересно, сколько, чтобы скрыть свою жалость к Электронику – о сексе говорить проще и безопаснее, чем о чувствах.

– О, он тоже. Не сразу, но я его уговорил. И научил, да. И это единственная, по-моему, вещь, которой Серёжа учился с удовольствием. Но мне далеко не сразу удалось уломать его, мы уже в седьмом учились. Я наконец-то оказался с вами в одном классе, хорошее было время… – Электроник охнул и снова замолчал. – Поясницу ломит, не понимаю почему…

Макар не дожидаясь просьб, помог Элу аккуратно перевернуться на живот и осторожно ощупал его спину и поясницу. Он немного разбирался в спортивном массаже и решил хоть как-нибудь облегчить другу жизнь.

– Ну как, болит также? – поинтересовался Гусев, закончив разминать напряжённые мышцы.

– Лучше, спасибо. Уже не болит, но немного тянет, – успокоил его Эл. – Там ведь не только мышцы, ещё какие-то волокна из биополимеров и ещё из чего-то. Профессор говорил, это чтобы я сильнее был, чем обычный человек. Только не знаю, зачем мне это? В жизни как-то не очень пригождается. Зато ноет потом долго после нагрузок.

– А ты чего, физкультурой перезанимался? – травмы после физических нагрузок были Макару ясны и понятны.

– Нет, я уже дня два в спортзале не был. Не знаю, резко вдруг накатило, – сказал Электроник, но Макар готов был поклясться, что минимум одна версия происходящего у Элека имеется. А потом, с плохо скрываемым отчаянием в голосе, Эл добавил: – Ненавижу пятницы. И вообще выходные.

– Почему? – полюбопытствовал Макар. Всё же это очень странное заявление – не любить выходные, когда всё человечество чуть ли не живёт ради них.

– Потому что почти каждую пятницу и субботу с воскресеньем со мной происходит такая вот дичь.

– Эл, я тебя не понимаю, говоришь загадками как старый сфинкс. И почему речь о выходных? Ты же удалёнщик, у тебя свой режим.

– Удалёнщиком я, кстати, стал по той же причине.

– Опять ничего не понятно! – возмутился Гусь. – Ты мне только скажи, твой школьный роман с Сыроегой имеет к этому какое-то отношение?

– Самое непосредственное, – согласился Эл.

– Ладно, давай продолжай. Ты остановился на том, как Сыроегу, прости Господи, сосать учил.

Макару стало вдруг весело. Серёжин образ, который столько лет никак не хотел окончательно покидать его сердце, внезапно поблек, помутнел, пошёл трещинами и рассыпался в прах, ни оставив после себя абсолютно ничего. На душе было легко, словно груз, с которым с годами успел сродниться и практически не замечал, внезапно с неё свалился. Да в общем, так оно и было. В кого был влюблён Макар так долго? В образ, в выдуманный им самим персонаж, имевший мало общего с реальным человеком. Что ни говори, а близко Гусев Сыроежкина не знал. Он всегда считал Серёгу своим другом, но по-настоящему дружил только с Вовкой. А чем жил, о чём мечтал, чего боялся Серёжа – он и понятия не имел. Макар даже не мог с уверенностью сказать какой человек был Сыроежкин – весёлый? Добрый? Верный? А может, наоборот, это лишь маска, которую он привык носить на людях? Или всё совершенно не так? Ответить себе на этот вопрос Гусев не мог.

– Да, научил, на свою голову, точнее, на другое место, – засмеялся Электроник, уловив настроение Макара. – Мы с Серёжей тогда в основном проводили время у меня дома, то есть у профессора. Виктор Иванович не против был, радовался, что у меня друзья есть. Особенно Серёжа – прототип как-никак.

– Ну, это я тоже помню – вы в седьмом от нас немного отдалились, – закивал головой Макар.

– Ага. Я кроме Серёжи вообще никого не замечал. А он… Я на самом деле не знаю, как он ко мне тогда относился. Иногда мне кажется, что действительно считал меня своим другом, а иногда… иногда я думаю, что был просто удобным источником физического удовольствия. Подростки же все от недотраха страдают, а у Серёжи всегда под рукой был я, готовый исполнить любую его сексуальную прихоть. И в этом плане он меня ценил, безусловно.

– Но пока, по твоим рассказам у вас всё было неплохо.

– Как сказать. Хотя, наверное, ты прав – неплохо. Это я сейчас, через призму времени, так сказать, вижу всё несколько по-иному. А тогда я был почти счастлив.

– Почему почти?

– Так Серёжа мне не давал! Шучу, не поэтому, конечно. Майка.

– А, Светлова, – с пониманием кивнул Макар. – Но она вроде и раньше вокруг Серёги вертелась.

– Раньше Серёжа с ней один без меня не гулял. То есть они дружили, конечно, это верно. Но романтикой там и не пахло. С Серёжиной стороны, по крайней мере. А потом он резко вдруг ей заинтересовался. Звонки, переписка, гулянки какие-то… Но со мной исправно продолжал… интимное общение, скажем так. А летом, после седьмого класса, он меня трахнул.

***

– Серёжа, почему ты всё время с Майей проводишь, когда мы могли бы побыть вдвоём? – Электроник вот уже полчаса пытался вытянуть из Сыроежкина правду, почему тот отказывается идти к нему домой – ведь ни профессора, ни Маши дома нет. И Серёжа, не выдержав, раскололся: «Мы с Майкой идём в кино!». И это который уже раз за последний месяц. – Давай я с тобой схожу в кино, – предложил в итоге Электроник.

– Эл, ты что, вообще ничего не понимаешь?

– Не понимаю, – обиделся Эл.

– Я иду с ней не потому, что мне фильм хочется посмотреть, а потому, что она девушка!

– И что с того, что она девушка?

– Эл, ты совсем дурак или прикидываешься? – Серёжа был раздражён. – Я – парень, мне надо встречаться с девушками!

– Да что в ней такого, чего нет во мне? Ты же не детей сейчас делать собрался! – терпение Электроника было на исходе.

– Прекращай издеваться, Эл! Ты что, не знаешь, чем мальчики от девочек отличаются? – и Серёжа собрался уже уходить из парка, где они гуляли.

– Постой, – Электроник схватил его за рукав. – Ты, что, хочешь её трахнуть?

– Да, хочу трахнуть, – зло сказал Сыроежкин и вырвал свою руку.

– Она не даст, – Эл из последних сил старался выглядеть спокойным, хотя на глаза наворачивались слёзы.

– Сейчас не даст, потом даст. Это вопрос времени.

– Я тебе могу дать сейчас, – выпалил Элек.

– Ты? Сейчас? – не поверил своим ушам Серёжа.

– Ну что, теперь ты пойдёшь со мной?

– Идём! – Серёжа решительно взял Электроника за руку, и они направились в сторону профессорского дома.

На самом деле Электронику не очень хотелось в таких обстоятельствах трахаться с Серёжей. Он понимал, что друг его просто использует, как, возможно, использовал бы и Майку. Ни о какой любви к Светловой Серёжа никогда даже не заикался. Как, впрочем, и к Элу. Но одна мысль, что любимый может быть с кем-нибудь другим, а не с ним, сводила Эла с ума. И чтобы этого не случилось, Элек готов был на всё, в том числе и оказаться прямо сейчас в пассивной роли, к которой он в общем-то готов не был. Да и чем она грозит при неаккуратности активной стороны, он тоже хорошо помнил – бедный Мик с окровавленной задницей ещё долго являлся Элу в кошмарах.

<…>

***

– Вот так вот мы и потрахались в первый раз, – на этот раз воспоминания Громова никакой ностальгией не отдавали. Всё же, как бы не любил ты человека, а оттого что он тобой только пользуется, радости не прибавляется.

– Пиздец! – с чувством выразился Гусев. – Ну, вы ребята, блин, даёте… Я в четырнадцать лет ещё в солдатики играл и мультики по телеку смотрел. В перерывах между тренировками. И если на моих девчонок до восемнадцати лет кто-нибудь не так посмотрит – убью гада нахер!

– Ну… что мне было делать? Я боялся потерять Серёжу, – вздохнул Электроник.

– И всё равно потерял. Прости, – опомнился Гусь. Теперь у него не оставалось никакого сомнения, что эта тема болезненна для Эла. Ничего не изменилось за прошедшие пятнадцать лет – Электроник всё так же любит Серёжу Сыроежкина. Хотя и не признаётся в этом. Возможно, даже себе.

– Зато ещё целый год Серёжа был только моим, – пожал плечами Эл. – И со временем я научился получать удовольствие от секса. Даже иногда кончал без рук.

– Ага, небось подставлял Сыроеге зад по первому требованию, а он тебе так и не давал, – скептически заметил Макар.

– Где-то так и было, – кивнул Эл. – Дал он мне только в десятом классе. Зато потом года два не слезал с моего члена, – резюмировал Эл и невесело усмехнулся.

Комментарий к 2. Странная дружба

Глава приведена в соответствие правилам сайта, поэтому некоторые моменты, не играющие решающей роли для повествования, из неё исключены. При желании ознакомиться с полной версией можно здесь https://archiveofourown.org/works/18741829/chapters/44495629

========== 3. Тело и его хозяин ==========

Настроение совсем испортилось. Электроник уже и не рад был, что затеял весь этот разговор – зачем ему так понадобилось рассказывать Гусеву историю своей несчастливой любви? Макар, конечно, самый неравнодушный из всех доступных ему слушателей, но всё же по большому счёту, что за дело ему до личной жизни бывшего одноклассника, с которым он переписывается-то раз в год по завету, а видится и того реже? Ответ на этот вопрос, в общем-то, лежал на поверхности – Электронику очень нужно было с кем-нибудь поговорить о Серёже. С кем-нибудь не посторонним, с тем, кто лично его знал. Громов, фигурально выражаясь, варится в собственном соку со своими чувствами и воспоминаниями. А так, проговаривая вслух то, что у него на душе, Эл становится как будто ближе к Серёже. Это могло бы показаться несколько странным, ведь с Сыроежкиным они часто переписываются и регулярно созваниваются. Но такое общение для Эла – сплошная фальшивка.

Формально Элек Громов и Сергей Сыроежкин – друзья. Причём, даже не близкие. Такой формат отношений установил для них сам Сергей десять лет назад, когда Электроник последний раз приехал к нему в Новосибирск. Больше они не встречались. Сергей пытался строить свою жизнь, где больше не был бы тенью своего совершенного двойника, а Эл просто пытался выжить. И надо сказать, даже преуспел в этом – несколько курсов психотерапии и регулярный приём антидепрессантов сделали-таки из находившегося на грани суицида киборга настоящего человека. В итоге Эл согласился на предложенную Серёжей дружбу, формально соблюдая все присущие таким отношениям условности, но в душе затаил обиду. Умом, естественно, Элек понимал, что Серёжа не виноват в том, что не любит его, но с эмоциями ничего поделать не мог – страдать от безответной любви оказалось гораздо тяжелее, чем испытывать неприязнь к покинувшему его любовнику. И Эл выбрал второе – он убедил себя, что ненавидит Сыроежкина. За то, что не любит, за то, что использовал его – его тело и чувства. И плевать, что как минимум по первому пункту использование было взаимным.

Едва Элек выстроил в своём сознании удовлетворительную картину мира, как с ним начали происходить странные вещи. Началось с того, что проснувшись однажды утром, Эл обнаружил у себя шрам от аппендэктомии, след от давнего ожога на предплечье и татуировку в виде кельтского узора на груди. Первой же мыслью Электроника было пойти к своему участковому психотерапевту – раз у него начались галлюцинации, надо как минимум менять препараты. Однако, перед походом в районный ПНД, где он стоял на учёте со своей депрессией, Эл решил всё же заскочить к профессору – единственному близкому человеку, которому он был небезразличен.

Виктор Иванович, находившийся, разумеется, в курсе личной драмы своего творения, выслушав сетования Электроника на искаженное восприятие собственного тела, тем не менее попросил его раздеться и показать изменившиеся за ночь участки кожи. Дело в том, что встроенный в мозг киборга электронный процессор и подключенные к нему носители с базой данных и специальным ПО, в некоторых аспектах могли корректировать работу биологического мозга. Например, устранять искажения по визуальным, акустическим, осязательным, обонятельным и вкусовым каналам восприятия информации. И обеспечивать правильную интерпретацию поступившей информации мозгом. Другими словами, галлюцинаций у Электроника не могло быть по определению.

Профессор внимательно осмотрел тело Электроника, а потом спросил, нет ли чего-то подобного на Серёже? Эл сказал, что да, есть – в одиннадцатом классе у Сыроежкина был аппендицит, а ожог появился уже после Серёжиного отъезда – по его словам неаккуратно мангал разжёг. А татуху набил, когда уже диплом получил. Профессор на это только вздохнул тяжело, сказал, что, видимо, невроз у Элека так и не прошёл, раз на теле такие стигматы своеобразные появляются. А Эл решил, что, наверное, напрасно Виктора Ивановича побеспокоил, тот и так за него переживает очень, и больше ни о каких изменениях, творящихся с его организмом профессору не сообщал. Незачем пожилого человека почём зря расстраивать – помочь Элу всё равно никто не сможет. А через два года профессор умер, и Эл со своими проблемами остался совершенно один.

Так он и жил все эти годы – изо всех сил старался соответствовать образу успешного и самодостаточного человека. Много работал, приятельствовал на расстоянии с Серёжей, свёл свою личную жизнь к редким связям со одноразовыми партнёрами и постепенно сходил с ума.

Встретив Гусева на юбилее у Таратара, Электроник изначально не планировал рассказывать ему всю подноготную своих отношений с Сыроежкиным. Он думал, что если выдастся повод, просто пожалуется на особенности своего организма, который когда-то решил в режиме реального времени копировать все изменения, происходящие с телом близнеца. А потом понял, что дело совсем не в этом – ему просто надо, чтобы хоть в разговоре со старым приятелем, но Серёжа вернулся к нему, был бы с ним ожившим образом из юности, когда Эл ещё мог чувствовать себя целым, жить настоящим, а не прозябать в тумане тоски по прошлому и нереализованных желаний.

В эту пятницу, как и во многие пятницы и выходные на протяжении последнего десятилетия, с Электроником опять творилась какая-то чертовщина. Судя по внезапно настигшей его прочистке желудка, Сыроежкин опять напился до поросячьего визга. И видно спьяну налетел лбом на стену, потому что ссадина и шишка на лбу у Эла были достаточно внушительные. А очередной синяк под рёбрами Громова и вовсе не удивил – наверняка Серёжа опять полез к кому не надо и закономерно получил по дых.

О своей личной жизни Серёжа никогда не рассказывал. Ограничивался коротким «всё нормально», «или ничего нового». Про Эла, правда, всегда выуживал все подробности. Но то, что эта личная жизнь у Сыроежкина была, Эл догадывался по характерным болям в пояснице, когда пассива закручивают в соответствующую позу и специфическим ощущениям в заднице. Впрочем, с задницей у Эла порой творились такие вещи, которые бывало заставляли его звонить Серёже и требовать прекратить всяческие извращения, потому что последствия их сказываются не только на самом Сыроежкине. Серёжа сначала не очень верил, что всё, от чего страдает его тело, автоматически переживает и его клон, но Эл так подробно описывал все происходящие с ним неприятные изменения, что двойник в итоге обещал впредь быть осторожнее. Обещаний, правда, хватало не на долго.

Громова выматывало постоянное ожидание травм и болезней, которые он никак не мог контролировать, бесило то, что двойник трахается чёрт знает с кем, а не с ним, он всё время боялся, что с Серёжей может случиться действительно что-нибудь серьёзное и лишь понимание того, что если всё будет совсем плохо, и его прототип умрёт – жизнь самого Эла оборвется в тот же момент, как-то примиряло Электроника с судьбой. Так стоит ли удивляться тому, что однажды, дойдя практически до ручки, Громов решил всё рассказать Макару?

– Самое интересное, – продолжил изливать душу Эл, – что когда к нам в девятом классе перевелась Майка, между нами с Серёжей ничего практически не поменялось. Вроде как он ухаживал за Светловой, но трахал регулярно меня. Конечно, мне тяжело было делить его внимание с Майей, да и в принципе хотелось открытых отношений, но я понимал, что такое в нашей ситуации невозможно. Поэтому мирился с так называемой «Серёжиной девушкой». Однако, всё же я был слишком наивен тогда – Майя на самом деле представляла для меня опасность.

– Да, Эл, я помню, мы все тогда малость офигели, когда Сыроега сказал, что они с Майкой живут вместе, – подтвердил мысль Громова Гусев. – Я всё никак понять не мог зачем это, в шестнадцать-то лет? Ну, Светлова – ещё куда ни шло, девки, в конце концов, раньше взрослеют, но Сыроега! Сам сопля ещё, а туда же – семейную жизнь ему подавай!.. – этот факт у Гусева даже спустя столько лет в голове не укладывался. – И родители ж, главное, согласились… А ты тогда стойко держался, учитывая… ваши обстоятельства.

– Я в некотором смысле сам был виноват в их сближении, – печально вздохнул Эл. – Мы же с Серёжей в основном у меня встречались, пока профессор на работе. Ну, и в гараже очень редко. Но там неудобно же, не помыться и всё такое… А тут вышло, что Виктор Иванович неделю дома должен работать был. В гараж идти не хотелось, а Серёжины родители оба до позднего вечера отсутствовать должны были. Какие-то дела у них там, я и не вникал. В общем, уговорил я Серёжу к нему пойти. Он сначала не соглашался, боялся, вдруг что… Но я так хотел его, прямо… – Элек так разволновался от этих воспоминаний, что даже сел на кровати. Потом тяжело сглотнул и продолжил, – знаешь, у меня буквально кожа горела – так хотелось к нему прикоснуться. По-настоящему, а не украдкой и через одежду. И я его уломал. А в самый разгар нашей любви вернулись Серёжины родители. Мы так увлеклись друг другом, что ничего не слышали. Ну… и из-за стонов моих тоже, – тут Эл закрыл руками лицо – так стыдно как в тот раз ему никогда в жизни не было. Ни до, ни после.

– Ни хера себе!.. – Гусев пошёл налить себе ещё выпивки, и Элу молока принёс, на этот раз тёплого.

– Да уж. О приходе его родителей я узнал, когда Павел Антонович в буквальном смысле содрал с меня Серёжу. Я обернулся, а там… мать в шоке стоит, а отец… Я как в замедленном кино увидел, что он замахивается кулаком, чтобы ударить сына. И я успел, перехватил его руку. Может, это и неправильно, но я не мог допустить, чтобы кто-то ударил Серёжу, пусть даже и собственный отец. Серёжины родители меня и так не любили после той истории, когда я вместо него у них дома жил. А тут ещё, представляешь, я их сына развращаю. Как меня Павел Антонович материл! Могу сказать, «гнойный пидор» – было самым безобидным выражением. Но всерьёз испугался я не когда он меня матом крыл, а когда сказал, что с Серёжей отдельно разберётся. И Надежда Дмитриевна поддакивала ещё.

***

– Убирайся отсюда немедленно, выблядок! – Павел Сыроежкин швырнул в лицо Электронику его одежду. – Иначе отправишься домой голым. – А с тобой я поговорю отдельно, Сергей. И хватит прятаться за спиной у этого пидараса, – Павел Антонович схватил Серёжу за предплечье и грубо рванул на себя.

– Оставьте Серёжу в покое! – Элек даже повысил голос на Серёжиного отца.

– А ты, мелкий извращенец, закрой свой поганый рот! – рявкнул он на Эла. – И никогда не смей больше приближаться к моему сыну. Иди ищи для своей грязной жопы других хуёв!

– Я люблю вашего сына! – проигнорировал оскорбления в свой адрес Эл. Ему было важно это сказать, признаться Серёже в любви, пусть и в таких обстоятельствах. Прежде так прямо Эл никогда не говорил о своих чувствах, а сейчас не выдержал, не смог больше молчать. Конечно, в тайне он надеялся, что своим признанием спровоцирует и любимого на откровение, и Серёжа тоже скажет, что любит его. Но тут вмешалась Надежда Дмитриевна:

– А он тебя любит? Ты думал об этом? – сказала она. – Разве ты не понимаешь, что это просто возраст? У Серёжи не получилось с девушкой, а ты воспользовался этим, втянув его в противоестественную связь. И если то, что ты сказал про любовь правда, то ты отстанешь от нашего сына и больше никогда к нему не подойдёшь с… такими намерениями.

Серёжа молчал. Он сидел на краю кровати, прикрывшись одеялом, опустив голову на руки, и за всё время не сказал ни слова.

***

– Если б ты знал, Макар, как я надеялся услышать от него, что он тоже любит меня! Но нет… он ничего не сказал, даже головы не повернул в мою сторону, пока я одевался. А потом… Я не видел его неделю. Были каникулы, и в школу ходить было не нужно. На звонки он не отвечал, в соцсетях не появлялся. Я приходил тогда к его дому, несколько дней просидел там с утра до вечера перед подъездом, но Серёжа не выходил. Даже к окну ни разу не подошёл. Ты на сборах был, поэтому не в курсе, а меня тогда Виктор Иванович каждый вечер с трудом домой уводил, я уходить не хотел. А потом Серёжа ответил мне на звонок. Сказал, что всё в порядке, но со мной он встретиться не может – у него свидание с Майей.

– И как же? – Макару с трудом верилось, что ребятам пришлось пережить такую драму незаметно от друзей. – Как вы с ним в итоге-то?

– Как-как, написал мне, что больше встречаться мы не сможем, что с Майкой у него всё серьёзно и, возможно, они даже будут теперь жить вместе. И действительно, с полного одобрения родственников с обоих сторон, Серёжа с Майей переехали в квартиру Майкиной бабки, она неподалёку тоже была. У Светловых был вполне рациональный интерес – бабка старая, одна жить не могла, следовательно, надо съезжаться, а у них тесно – две комнаты всего. Вот Майку и переселили в отдельное жильё. А то, что Серёжа при ней – так даже и лучше, ибо юной девице совсем уж одной жить не стоит, мало ли что.

– Ну, с ними понятно, а Серёгины-то родители почему согласились? – мотивы Сыроежкиных старших Макару были всё равно не понятны.

– Ну как же? Живя с Майей Серёжа не мог бы встречаться со мной, – криво усмехнулся Эл. – Всё время находился бы, так сказать, под бдительным оком Светловой. Его же на улицу-то после «домашнего ареста» первый раз выпустили только после того, как он Майе свидание назначил. Вот так вот.

– Да… – протянул Гусь, – нелегко Сыроеге пришлось. Уж очень предки у него… нетолерантные оказались, – Макару было даже сложно представить с каким негативом Сергей столкнулся в собственной семье. У самого-то Гуся были прекрасные отношения что со своими родителями, что с Вовкиными – обе пары были в курсе, но никак своё отношение к ориентации отпрысков не показывали.

– Собственно, поэтому после школы Серёжа все контакты с ними и оборвал, – подытожил Эл.

– Слушай, ты ж говорил, что два года Серёгу… того, – хмыкнул Гусев, – а он с Майкой жил… Вы втроём что-ли? – ужаснулся сам своей догадке Макар.

– Нет, что ты! – Громов даже несколько опешил от такого предположения. Когда Серёжа сказал, что всё, мы больше встречаться не будем, и он теперь с Майей, у меня нервный срыв случился – вся моя электроника, к сожалению, от проблем с психикой не спасает. Я после этого закрылся у себя в комнате и запустил программу остановки сердечной деятельности. Но в самый последний момент испугался и прервал её. Только в себя пришёл не сразу – Виктор Иванович когда домой вернулся, застал меня в таком полуовощном состоянии и сразу всё понял. Я всё ему рассказал и про Серёжу, и про особенности наших с ним далеко не дружеских отношений…

– Ну, профессор, я так понимаю, гомофобией не страдал? – догадался Гусев.

– Не страдал. Но меня тем не менее потащил к психотерапевту – всё-таки попытка суицида, что у человека, что у киборга – дело серьёзное. В общем-то и ориентация тут не причём. Вот, собственно, с тех пор я и сижу на таблетках и состою на учёте в ПНД. А ещё я тогда месяц в клинике провёл и потом дома на больничном ещё сколько-то. Короче, в десятый класс только в октябре пришёл.

– Ёжкин кот! Мы-то все думали, что ты уехал. Профессор твой говорил, к каким-то его родственникам, а ты лечился, значит… – Гусев сочувственно покачал головой. О том, какие испытания ещё в школе выпали на долю всегда успешного на вид Элека, он и не догадывался. – Ты хорошо, получается, держался, когда вернулся в школу.

– Ну, на это были вполне определённые причины, – при этих словах Эл улыбнулся, словно воспоминания и вправду были приятными. – Серёжа Виктору Ивановичу не поверил.

***

– Виктор Иванович, – Сыроежкин позвонил профессору Громову домой, от Электроника уже неделю не было ни слуха, ни духа. – Я звоню Элу, пишу ему, а он не отвечает. С ним всё в порядке?

– Серёжа… он уехал, – голос профессора был усталый.

– Куда? Он даже не попрощался! Это на него не похоже, – Серёжа почувствовал, что начинает паниковать – он так привык, что Электроник всегда рядом, даже навязчивое внимание киборга теперь не казалось ему таким раздражающим.

– Отдыхать, к моим родственникам.

– Виктор Иванович, Эл говорил, что у вас нет никаких родственников! Вы что-то от меня скрываете! Где он?

– Серёжа, пожалуйста, оставь его в покое, – подтвердил нехорошую догадку Сыроежкина Громов. – У тебя же своя жизнь, девушка, вот и занимайся ею. Элеку и так нелегко пришлось.

– Я приеду. И не уйду, пока не увижу Электроника! – терпение у Сыроежкина лопнуло, больше никаких церемоний он разводить не собирался.

– Ладно, – сдался профессор – с одной стороны он не хотел говорить правду о состоянии своего несчастного творения, а с другой – на Серёжу он был зол. Пусть мальчик и не виноват, что не может ответить на чувства своего клона, но именно из-за него Элек чуть не умер и теперь вынужден проходить курс реабилитации в специализированном учреждении. И пусть Серёжа об этом знает. – Приезжай, если хочешь. Но Элека тебе придётся ждать ещё недели три – он в клинике неврозов.

– Ч-то?.. – Серёжа как-то весь сразу сдулся, ругаться с профессором больше не хотелось. – Почему? Что с ним случилось? – Сыроежкину стало страшно – какие бы чувства к близнецу он не испытывал порой, а свою привязанность к киборгу тоже игнорировать не мог.

– Попытка суицида. А вот о причинах, я думаю, ты знаешь лучше меня, – не удержался от злого сарказма профессор, – по ту сторону воцарилось молчание, которое, впрочем, Виктор Иванович не спешил прерывать. Да, это маленькая мелочная месть с его стороны, но он тоже человек. А этот эгоистичный мальчишка чуть не угробил плод дела всей его жизни. Который он любит как сына. Да что там! Элек и есть его сын, самый настоящий, а уж каким образом он появился на свет значения не имеет.

– Когда… он будет… дома? – Серёжа говорил с трудом, как будто еле ворочая языком, и профессор не мог не почувствовать мрачного удовлетворения – пусть Серёжа хоть немного почувствует страдания, которые выпали на долю его мальчику. Чувство вины ему только на пользу.

– Позвони через три недели.

Через три недели Серёжа не позвонил, а пришёл к Громовым лично.

– Серёжа… – Электроник открыл дверь и растерянно смотрел на своего двойника. Профессор, удостоверившись, что с его чадом всё более менее в порядке, ушёл на работу, и Эл был дома один. – Зачем ты пришёл?

– К тебе, Эл. Я знаю, что с тобой было.

– Вот как, – Элек опустил газа, собственный необдуманный поступок заставлял чувствовать стыд и вызывал чувство ущербности.

– Это я виноват. Я должен был всё тебе объяснить, – вздохнул Серёжа. – Меня ведь из дома не выпускали, пока я с Майкой не договорился, а потом вышел этот вариант с совместным проживанием… Я не очень-то хочу жить с ней, да и вообще… Но, пойми, дома мне совершенно невозможно. Уж лучше так.

– Ты с ней спишь…

– Ну как я иначе буду? – Сыроежкин чуть не плакал, вся ситуация и впрямь представлялось ему безвыходной. – Но я бы предпочёл тебя!

– Меня? – с недоверием переспросил Электроник. – Ты сказал тогда, что мы не можем больше встречаться.

– Сказал, – Сыроежкин потупил взгляд – проявление собственной трусости до сих пор заставляло чувствовать себя последним негодяем. – Я испугался. Думал, родители узнают, опять гнобить начнут. Прости, я думал только о себе в тот момент.

– Ты её любишь?

– Нет.

– А меня? – Эл даже удивился про себя, как легко ему оказалось задать вопрос, о котором раньше он даже боялся заикнуться.

– Эл, я… я не знаю. Но ты очень нужен мне, честно! – Сергей сделал шаг навстречу и обнял своего клона. – Я хочу тебя, – прошептал он ему в самое ухо.

Эл даже не знал, радоваться ему или горевать. Серёжа по-прежнему не любит его, но он рядом, нуждается в нём. Всё-таки лучше так, чем никак, успокаивал себя Эл. Однако, немного проучить близнеца стоило – столько времени он трясётся за свой драгоценный зад, так почему бы сейчас не попросить его? Самое время!

– Правда, хочешь меня? – сквозь поцелуи, которыми он уже покрывал лицо и шею близнеца, спросил Эл. – Тогда сегодня ты будешь снизу. Согласен?

– Снизу? – Серёжа на миг замер в объятиях Элека и с опаской посмотрел на него. Потом помолчал пару секунд и решительно сказал: – Согласен.

Серёжа даже пошевелиться толком не мог – Эл практически сложил его пополам, когда входил.

– Больно? – пах киборга упёрся в Серёжины ягодицы, и Эл замер – ждал пока мышцы немного растянутся и любовник привыкнет к неприятным ощущениям.

– Да… – с трудом выдохнул Сыроежкин. – Но… мне нравится.

– А так? – Эл плавно качнул бёдрами.

– Да…

– И так? – он двинулся сильнее.

– Да… – прошептал Серёжа, ошалело глядя на своего двойника. – Ещё!..

– Тогда терпи, – Эл выпрямился, положил ноги партнёра на плечи и больше не сдерживался – толкался со всей силы, больно стискивая Серёжины бёдра. Серёжа судорожно сжимал в кулаках простыни, скулил и хныкал при каждом толчке и в целом выглядел совершенно невменяемым. А стоило Элу начать дрочить его член, почти сразу выплеснулся.

– Боже, Эл, как же классно ты ебёшь! – не стесняясь в выражениях высказался Сыроежкин, едва киборг кончил и слез с него. А через полчаса сам уселся сверху, не взирая на просьбы повременить хотя бы день.