Текст книги "Что вам от меня надо? (СИ)"

Автор книги: palen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Кажется, МакГонагалл думает о том же:

– Надо запретить хотя бы временно отлучки из замка, объяснить доходчиво все ученикам.

– Они попытаются его поймать сами, – возражает Северус. Он обводит взглядом зал. Грейнджер, которая только что сидела и болтала с младшей Уизли, уже куда-то пропала. – Прости, Минерва, я должен…

Он идет по залу, подходит к Джинни Уизли и велит следовать за ним. Она пожимает плечами, но подчиняется. Пожалуй, только эта девочка из всех Уизли не вызывает у Северуса раздражения.

– Где мисс Грейнджер?– спрашивает он, как только они отходят от Большого зала.

– Понятия не имею, – она пожимает плечами и складывает руки на груди. В глаза у нее мерцают огоньки и у Северуса складывается ощущение, что она знает что-то очень важное, и не только о перемещениях Грейнджер. На всякий случай он хмурит брови:

– Я надеюсь на ваше благоразумие, мисс. Кэрроу, Амикус Кэрроу сбежал из-под стражи.

– Мерлиновы штаны! Сучий сын! – выплевывает она, не в силах сдержаться. – Жаль, что его не прибили в день битвы.

– Выбирайте выражения, – холодно осаживает ее Северус. – Сегодня выйдет предписание не покидать замок. Итак, где мисс Грейнджер?

– В Запретном лесу, она сказала, что ей нужны еще цветы, что тех, что она собрала…

Он, не дослушав ее, бежит к выходу, даже не подумав спуститься за теплой мантией. К чертям! На улице солнце пригревает и если не заходить в чащу – не замерзнешь, особенно если несешься, как испуганный кентавр. Он сам не может понять до конца, чего так переполошился, но воображение подсовывает картины одна другой хлеще и он заверяет себя, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Он влетает в лес, пытаясь припомнить, где росли вороньи подснежники, бежит почти наугад и вдруг слышит вскрик. «Грейнджер!» – орет он. Она что-то кричит, но ветер не дает разобрать – что. Судя по звуку – она достаточно далеко, Северус снова пытается бежать и проваливается в снег чуть ли не по колено – в низинах еще хватает сугробов.

Он ненавидит летать, терпеть не может, но, пробормотав заклинание и взмахнув палочкой, взмывает и летит туда, откуда слышался крик.

Грейнджер с невозмутимым видом сидит в какой-то яме и спокойно рассматривает свою ногу.

– Грейнджер, – шипит он, опускаясь рядом и покачиваясь – после этих долбаных полетов его мутит, хуже, чем после парной аппарации.

– Оу, вы прилетели? – спрашивает она.

– Странно, – язвит он, – не может быть. Что вы там делаете и почему орете на весь лес? Я решил, что вас убивают!

– Я думала, тут земля, а тут был снег, но не оказалось дна, и я упала. Но лодыжка в порядке, – бодро рапортует она.

– Знаете, Грейнджер, – он протягивает ей руку, – я вас однажды прибью сам, чтобы сэкономить нервные клетки!

– Но сегодня отличный день, я же не ночью пошла. Что со мной могло случиться? В самую чащу я не лезла… – заявляет она и ему нечего ей ответить.

– Давайте руку, живей!

Она протягивает ему руку, цепляется за него, он выдёргивает ее из ямы слишком резко, они качаются и чуть не падают: он вынужден – конечно же вынужден! – обнять ее и прижать ее голову к своему плечу. Он знает, знает, что должен тут же отпустить ее, еще раз отругать и отконвоировать в замок, запретить из него выходить – она студентка и обязана слушаться, но… но вместо этого прижимает ее к себе еще сильнее. Она что-то бурчит.

– Что? – спрашивает он раздраженно, чуть отстраняясь.

– Вы меня придушите, – она смотрит на него с улыбкой и не пытается отодвинуться, даже когда он размыкает объятия и его руки повисают, она стоит и обнимает его за талию.

– У меня еще нога болит, мне кажется, я переоценила себя, – объясняет она свое возмутительное поведение.

– Если вы скажете, что не сможете идти… мне придется… вас левитировать. Не думаю, что вам это будет по душе, – говорит он и не узнает свой голос.

Она цепляется за него одной рукой, наклоняется, трет лодыжку, с трудом балансируя и рискуя снова свалиться. А заодно свалить его.

– Грейнджер, с вами столько хлопот! А я думал – с Поттером тяжело, наивный. Садитесь! – он трансфигурирует маленький пенечек в пень побольше, она хмыкает и он смотрит на нее красноречиво: пусть только попробует хоть что-то сказать – он и сам знает, что в трансфигурации не ас.

– Давайте уже вашу ногу! – он встает перед ней на колени, помогает снять башмак, который больше подошел бы суровому аврору, чем молодой девушке.

– Это берцы, очень удобны для таких прогулок, – она считает нужным просветить его.

– Лишняя информация, – огрызается он, – меня не волнует ваша обувь, – он осматривает ногу. – Так больно? – она морщится, но терпит. – Это не перелом, вывих. Сейчас… – он немного поворачивает и дергает ногу, Грейнджер вопит так, что с соседней елки падает несколько шишек, а где-то вдали смолкает рев гиппогрифа.

– Вы не предупредили! – на глазах Грейнджер слезы.

– Зато через пять минут будет легче, и вы сможете ковылять.

– В больничное крыло не пойду, там можно умереть со скуки, – она напяливает свои ужасные «берцы», встает и делает пару шагов… – Тем более уже ничего не болит. Спасибо!

– Заболит к вечеру, – злорадно обещает он. – Пойдёмте,– он с тяжелым вздохом предлагает ей руку, но скоро становится понятно, что так идти невозможно и он обнимает ее за талию, на всякий случай грозно посмотрев.

Они медленно бредут к замку, ему приходится помогать Грейнджер, да еще тащить корзину: само собой Грейнджер уперлась и потребовала набрать цветов, раз они «все равно уже тут».

А вечером Сесиль устраивает ему скандал. Она умудряется кричать шепотом! Она втолковывает ему, как он неправ, что связался с Грейнджер, что она – чертова интриганка и манипуляторша. Он смотрит на Сесиль с тоской, просто слушает, даже не делая попыток возразить и думает – неужели любые отношения обречены на такое? Неужели всегда все так заканчивается? Неужели даже с Лили они бы превратились в пару, где она выносит мозг, а он или пьет, или бьет или становится полным ничтожеством? Если вспомнить его семью, то выходит – так оно и есть? Неужели стоит радоваться, что Лили не стала его, не превратилась в озлобленную сучку, которую б он возненавидел? Ему становится невыносимо, и он уходит молча, даже не хлопнув дверью.

Сесиль бежит за ним, шепотом просит прощения, идет с ним до его комнат.

– Прости, прости, – повторяет, когда он сдается и впускает ее к себе. – Я не могу на это смотреть! Мне иногда кажется, что она нарочно, нарочно, ты понимаешь? Она умная и хитрая, она…

– У нее же есть жених…

– Она с ним в ссоре!

– Какие познания о личной жизни студентов.

– Она с моего факультета! – у Сесиль дрожат губы. – У них только и разговоров, что Грейнджер отшила Уизли! Захочешь не знать – не выйдет. И она меня не ставит ни в грош! И другие на нее смотрят и… Они меня ненавидят из-за нее! Зачем я приехала! – она садится на стул и чуть не плачет… – Ты знаешь, что они отказались ходить в мой клуб. Знаешь?

– Кто – они? – устало спрашивает он, садясь напротив и думая, что он сыт по горло «серьезными» отношениями, что он не хочет ничего подобного и что даже секс того не стоит.

– Все эти… переростки.

– Все эти переростки, Сесиль, воевали. Они не к тебе не хотят идти, они убивали и… им не хочется дуэлей, даже в шутку. На уроках они ведут себя прилично? Не желай большего, тренируй младших, – говорит он, удивляясь, когда это научился понимать детей? Раньше за собой он такого не замечал, наверняка это тлетворное влияние Грейнджер. Он задумывается о ней и о том, что она-то наверняка сможет построить нормальные отношения, когда придет в себя, отойдет после войны, когда уедет к чертям отсюда, когда… и тут он вспоминает, что сам уговорил ее остаться здесь.

Ну вот, возвращается такое знакомое, успокаивающее, привычное ощущение собственной ничтожности.

– Ты меня не слушаешь! Северус! – Сесиль сползает со стула и становится перед ним на колени, заглядывает в глаза. – Северус?

И он понимает, что пуст, абсолютно пуст и ему нечего ей ответить.

Она воспринимает его молчание как покорность и успокаивается. А он впервые в жизни понимает, что чувствовала Лили к нему: наверняка это была вот такая брезгливая жалость, когда только воспоминания о чем-то хорошем мешают оттолкнуть человека.

Следующие недели пролетают на удивление быстро и спокойно. Весна вступает в свои права, но ни Северусу, ни Грейнджер не до прогулок. Сесиль делает вид, что ничего не происходит и, кажется, смиряется, что Северус большую часть времени проводит с Грейнджер, но чем больше Сесиль старается угодить ему, тем больше это раздражает Северуса.

Правда, Грейнджер тоже раздражает его, но как-то иначе и если от Сесиль хочется сбежать, то Грейнджер хочется приковать цепями в кабинете, чтобы легче было контролировать ее неуемную энергию и жажду знаний.

Она сидит перед ним, в его личных покоях, сложив стопку книг на коленях и упираясь в нее подбородком, и смотрит внимательно и немного печально. Ее волосы отросли и топорщатся в разные стороны. Он велит ей или смазывать их маслом, чтобы они не летели и не могли случайно попасть в котел, или надевать косынку. Она соглашается на косынку и теперь так смешно в ней выглядит, а ему хочется подойти к ней и заправить все время выскальзывающий на лоб локон.

– Значит, вас держит тут еще одни долг? – спрашивает она. – И вы почти что директор?

– Я надеялся, если честно, что Минерва возьмет это на себя. Был уверен, что ей захочется единоличной власти, но оказывается, нет.

– И никаких зацепок?

– Грейнджер, мне делать больше нечего, как вам жаловаться? Просто, зная вашу тягу читать все подряд, думал, может вы что-то встречали об этом?

– Не-а, – она пытается переставить руку, у неё не выходит и она, ловя книги, чуть не падает сама. – Он подхватывает ее, отбирает книги, уносит их в библиотеку и в который раз думает, что они стали слишком часто касаться друг друга. С одной стороны – это неприемлемо, с другой – они вместе работают и, по мнению Грейнджер, дружат.

– Но знаете, – она идет за ним следом и останавливается за спиной, пока он расставляет книги по местам, – у меня есть идея. Надо поговорить с портретами бывших директоров. Уверена, кто-нибудь что-нибудь слышал или знает.

– А то я не говорил, – желчно произносит он, пытаясь втиснуть «Трактат о тысяче способов применения корня мандрагоры» в узкую щель на полке. – Или они не хотят рассказывать или Минерва успела переговорить с ними до меня, или старые склерозники просто ничего не помнят. Ну или не знают, – он ставит последнюю книгу на полку и поворачивается к Грейнджер.

– Мы найдем, обязательно найдем, – заверяет она его. – Я помогу.

– Зачем вам это? – спрашивает он. Последнее время он заменил свой вопрос о том, что ей от него надо, на вопрос: «Зачем ей это надо?», хотя и на первый ответа так и не дождался.

– Свобода, ваша свобода.

– Это не ответ. Вам какая выгода?

– Всю жизнь мечтала занять ваше место, – отвечает она ему в тон. – А как вас иначе сместишь?

– Врете. И вообще, это полная ерунда, – взрывается он, – моя свобода в обмен на вашу?

– Почему же? – она берет со стола его яблоко и начинает его есть, – хотите? – и протягивает Северусу яблоко, любезно развернув еще не надкусанной стороной.

«Прекрасно было яблоко, что с древа, Адаму на беду сорвала Ева…», – проносится в голове, но он уже берет ее руку в свою, кусает и наслаждается его сочным вкусом.

– Я не теряю свою свободу, – продолжает она. – Это мой выбор, совершенно осознанный и добровольный.

– Вы просто не знаете, во что вы ввязываетесь, – он утирает тыльной стороной ладони сок с губ. – Через несколько месяцев вы будете уверены, что я вас жестоко обманул и испортил ваши лучшие годы.

– Знаете, после войны, страха, жизни в лесу, в палатке… Нет, у вас не получится испортить мне жизнь, – она опять протягивает ему яблоко. Он снова кусает и смотрит прямо ей в глаза и ему так нравится, как ее щеки медленно заливает румянец и она, не выдержав, все же отводит глаза. Он не признается и под пытками, что ему нравится ее смущать, но ему и правда – нравится. Нравится, потому что… да просто потому, что она смущается и это забавно. Но он ни на секунду не забывает: она его ученица, а значит – он не сделает ничего, что может навредить ее или его репутации.

========== 9 ==========

Весна выдается на удивление теплой, ученики изнывают и изводят учителей просьбами отпустить их в деревню. О Кэрроу – ни слуху ни духу, в «Пророке» появляется информация, что его видели якобы то ли в Бразилии, то ли в Австралии. Но это – не точно. И МакГонагалл отменяет постановление, позволяя старшекурсникам наведаться в Хогсмид.

Северусу это не нравится. У него масса дел и совершенно никакого желания тащиться в деревню, а вот Грейнджер деловито составляет список покупок и горит нетерпением.

– Я встречусь с мальчишками, даже не верится, – улыбается она.

– Соскучились?

– Конечно. У меня не такой уж широкий круг близких людей, а те, кто остался в магловском мире… – она мрачнеет.

– Я могу помочь как-то решить проблему с родителями? – спрашивает он, ужасаясь сам своему вопросу. Вот кто его тянет за язык?

– Спасибо, но нет. Это связано не только с возвращением памяти. Сами понимаете, перевезти двоих взрослых в Австралию и наладить там жизнь… И что теперь? Знаете, профессор, – она откладывает свои записи. – Если я чего-то и боюсь, так это того, что они меня не простят. То есть сделают вид, что простили, а в душе будут меня бояться. Они и так-то всегда с подозрением относились к магии, запрещали мне исправлять зубы, – она невесело усмехается. – Если быть до конца честной: они всегда боялись этого мира. А теперь есть шанс, что они будут бояться меня. Я не знаю, стоит ли мое желание вернуть их того, чтобы подвергать их стрессу.

Он не знает, что ответить. Минерва могла бы сказать, что была бы счастлива иметь такую дочь, и что родители будут только рады обрести ее снова, но он только бормочет:

– Если я смогу помочь…

– Спасибо, – искренне благодарит она. – Так что мальчишки – это одни из самых-самых близких мне людей. Я их люблю.

Он кивает, понимая, что разговор на этом следует закончить. Она вольна жить как хочет, встречаться с кем хочет и любить того, кого считает нужным.

Поход в Хогсмид проходит как обычно. Хотя на улице и тепло, но ветер дует злой, словно зимний, и взрослые спешат укрыться от него в «Трех метлах» или в «Сладком королевстве». Студенты, возбужденные свободой, снуют от магазина к магазину, стоят на улице стайками и хохочут. Северус заходит в «Три метлы», где его поджидают Сесиль и Минерва, которая в кои-то веки тоже выбралась в Хогсмид. Ей неспокойно, хотя она и делает вид, что все отлично. Северус замечает это и хмурится.

– Мне кажется, у меня начинается паранойя. Мне показалось, я видела кого-то в плаще Пожирателя, – говорит она тихо, когда Северус присаживается за их стол.

– Я могу пройти по деревне, посмотреть, – встает Северус и в этот момент раздается треск, грохот, а на улице кто-то кричит так, что в трактире повисает секундная пауза, а потом все разом устремляются к выходу.

– Стоять! – орет Северус, вторя Минерве, но их никто не слушает или не слышит. Они прорываются сквозь толпу: около входа круговорот из тех, кто хочет выйти и тех, кто наоборот, стремится укрыться в помещении.

Северус пробивается к окну, отшвыривая какого-то пьянчужку: по улице идут Пожиратели Смерти: черные мантии и уродливые маски, напоминающие черепа. Их пятеро и они явно накрыты защитным куполом. Они бьют по всем, кого видят, а заклятия, летящие в них, отражаются от сияющего купола. Знать бы, куда они идут и кто их цель.

– Все назад! – гремит голос МакГонагалл, усиленный Сонорусом и, наконец-то, толпа успокаивается и возвращается в трактир. Двери захлопываются. Северус видит, что Пожиратели останавливаются.

– Надо прорвать купол, ты сможешь? – спрашивает Северус Сесиль, которая стоит рядом и держит его за руку.

– Я… я никогда не бывала на боевых… Только на одном задержании, но там…

– Ты что, боишься, бравый аврор?– спрашивает он, оскаливаясь.

– Нет, просто… – ее колотит. Он встряхивает ее.

– Там дети, мы несем за них ответственность. Мы – должны. Быстрее! Ну, знаешь как порвать защитный купол? Черт, вас этому учили?

– Да, да, – ее взгляд проясняется. – Да, я готова.

– На счет три!

Они оказываются с Минервой у входа одновременно, дверь распахивается и они вылетают наружу, в них летят заклятья, Северус успевает отразить их, пока Минерва и Сесиль с двух сторон лупят по защитному куполу и тот с громким чавкающим звуком лопается. Драка выходит что надо. Северус взмахивает палочкой и невидимый хлыст отсекает правую руку одному из Пожирателей, который тут же кулем оседает на землю, а Северус в пару приемов кромсает следующего. Минерва и Сесиль не отстают. С другой стороны – он видит – бегут Поттер, Грейнджер и Уизли. У Пожирателей нет шансов, и скоро все они корчатся на земле.

Раненых – не сосчитать. У Северуса подкашиваются ноги и дико хочется сесть, а лучше лечь. А еще лучше – выпить, и он обещает себе напиться, как только окажется в подземельях, но пока что – нельзя. Поттер и Уизли берут на себя доставку Пожирателей в аврорат. Конечно же – стоит ли удивляться, что один из них – Кэрроу. О, теперь Северус жаждет вызова на допрос, он уж выяснит – сам ли Кэрроу умудрился организовать такое, или кто-то другой. Он помогает раненой Розмерте, которая так не вовремя решила сбегать в соседний магазинчик, когда к нему подходит Грейнджер и трогает за плечо.

– Профессор, у вас кровь, вам тоже нужна помощь.

– Отстаньте, – он выдирает руку, но она шепчет заклинание, которое грубо, но закрывает рану.

– Это заклинание надо снять и промыть рану, когда…

– Ради Мерлина, исчезните, – бросает он сердито, она отшатывается и уходит помогать тем, кто действительно в этом нуждается. Он краем глаза замечает Сесиль, которая уводит учеников в Хогвартс.

В больничном крыле оказывается с десяток студентов, жители Хогсмида отправлены в больницу святого Мунго.

– Есть убитые? – спрашивает Поппи.

– Двое, – отвечает Грейнджер.

– Кто?

– Девочка с Хаффлпаффа, Роз-зи, Рози Карлайн… и мальчик, который ее… Эдвард Ша-шафик… – она сглатывает, с трудом дышит. – Простите, – и поспешно уходит, не желая продолжать разговор.

– Мерлин, бедные дети… – Поппи качает головой, сжимает руку Северуса. – Сколько смертей они уже пережили?

Вопрос не подразумевает ответа и Северус просто стоит, стараясь не думать о детях, которые вот только что были полны жизни, а теперь…

– Тебя надо перевязать, Северус, – Поппи трогает его за руку и кивает на пропитанный кровью рукав сюртука.

– Сам справлюсь, – устало говорит он. – У тебя и так много работы. Я пойду. Все зелья, – он показывает на список, который они составили только что, – будут у тебя в срок, как только приготовлю. Некоторые уже… есть. Я передам через камин.

– Хорошо, Северус, – кивает Поппи, вытирая подступившие слезы. – Мерлин мой, когда же это кончится?

Он уходит, не ответив. Он сам не знает – кончится ли это когда-нибудь, перестанут ли гибнуть ученики даже в мирное время.

Он успевает содрать с себя сюртук и рубашку, которые ни на что уже не годны, когда к нему снова вламывается Грейнджер.

– Что вам надо? – он, не таясь, достает бутылку огневиски.

– А мне… можно?

– Нет, нельзя, вы студентка.

– Пожалуйста, иначе меня снова вывернет.

– Огневиски вас от этого не спасет, – он наливает себе почти полный стакан.

– Дайте мне это чертово огневиски и все! – она тоже повышает голос. – Хотя сначала я все-таки вас перевяжу. Это та самая экспериментальная мазь, – поясняет она спокойнее, вытаскивая из сумки банки.

– Так бы сразу и сказали, что хотите на мне поставить опыт, – он все-таки садится и позволяет заняться его лечением.

– Вы и сами догадались бы, – сообщает она, обрабатывает его раны на плече сначала заклинаниями, затем настойкой (тоже их совместной разработкой), и только потом аккуратно наносит мазь. Она гладит его по плечу, и он видит, как постепенно, но быстро начинает затягиваться рана. Действие у зелья потрясающее, они не зря потрудились.

– Опять вы меня спасаете…

– Фигня, – отмахивается она. – Я думаю о том, что нам надо приготовить для мадам Помфри много всего. А если у вас будет болеть рука…

– Не продолжайте, вы убедили меня, что с милосердием вы покончили, – усмехается он, – теперь вами управляет меркантильный интерес. Растете! – и протягивает ей стакан, в котором на донышке плещется огневиски.

– И это все? – спрашивает она, очень знакомо и очень смешно выгибая бровь.

– Вам хватит, поверьте.

– Вы что, студентом не были? – шепчет она, – вы думаете, мы крепче сливочной шипучки и не пили ничего?

– Оставьте свои секреты при себе, Грейнджер, – отвечает он ей тоже шепотом.

– Ваше здоровье, профессор, – и она выпивает огневиски, морщится и вздыхает, рассматривая пустой стакан.

У него стакан полон наполовину, Северус опрокидывает его в себя, закрыв глаза. Не открывать бы их вовек. Он хочет напиться и хоть на время выпасть из реальности, но для этого надо выставить Грейнджер. А она зачем-то гладит почти затянувшуюся рану.

– Что вы хотите там увидеть? – спрашивает он, так и не открыв глаза.

– Если бы такую мазь мы придумали раньше… – говорит она умиротворяюще тихо, – то этих шрамов бы не было… – она едва-едва дотрагивается до рубцов, оставшихся после укуса Нагайны. Он думает, что Сесиль ни разу не прикоснулась ни к ним, ни к блеклой метке, предпочитая делать вид, что их и вовсе нет. Он не открывает глаз, а Грейнджер – вот это жажда познаний! – разве носом не водит, изучая все отметины на его теле, оставленные и Волдемортом, и Нагайной, и подростками маглами когда-то давным-давно, в другой жизни.

Он открывает глаза и оказывается с Грейнджер нос к носу. Он видит как, наверное, от испуга увеличиваются ее зрачки, как они почти сливаются с радужкой и при этом Гермиона так и стоит, склонившись, не делая ни одной попытки выпрямиться, чтобы прервать эту неловкую ситуацию. Он должен что-то сказать, что-то хлесткое, чтобы она задрала нос и ушла, но он тоже молчит, и даже не шевелится, словно боится ее спугнуть. Он смотрит ей в глаза и даже не используя легиллименцию, понимает, что если он потянет ее на себя, совсем немного, и их губы встретятся, то она… она не будет против. Но правила, въевшиеся под кожу, верещат: «Нет! Не смей! Нельзя!» и он глухо произносит:

– Грейнджер, уходите, Мерлина ради.

И она, кивнув, уходит, даже не сострив напоследок. Она сбегает, а он вытягивается в кресле и снова закрывает глаза. Пустой стакан в его руке подрагивает.

Он сидит в кресле ещё с четверть часа, а потом, хотя ему и не хочется, встает: Поппи ждет зелья. Он добрым словом поминает Грейнджер, если бы не она – не было бы у них подготовленных баз, а значит работа заняла б вдвое больше времени. Он готовит зелья, сверяясь со списком и с горечью отмечает, что притупляющее чувства действие огневиски закончилось.

Приходит Сесиль и встает у порога, обнимая себя за плечи.

– Северус, нам надо поговорить, – она смотрит куда-то сквозь него.

– Не лучшее время и не самое подходящее место. Я занят, – отвечает он.

– И все-таки сейчас. Потом я не смогу, снова начну себя уговаривать, что все, в общем, нормально, но это же не так! Ты… ты можешь не отвечать, но выслушай. Я знаю, ты считаешь меня поверхностной и, наверное, глупой, куда мне до… впрочем, не важно. Но я… я…

– К чему все это? Что ты хочешь сказать? Мы же оба все знаем и понимаем, – он даже рад, что она завела этот разговор, сам бы он на него не решился. – Сесиль, все же очень просто: я тебе подвернулся под руку. Ты сама говорила – в Хогвартсе выбор не богатый.

– Северус, я…

Он подходит к ней ближе, вытирая руки о старое полотенце.

– Ты любишь меня, Сесиль?

– А ты меня? – отвечает она, сводя брови. – Все я и я. А если б не я – то ничего бы и не было? Я ждала, что ты… что ты будешь идти мне навстречу. Я думала, тебе это тоже важно. Я ждала, но ты…

– Ты хочешь, чтобы в нашем расставании был виноват я? – спрашивает он, с трудом сдерживая злость. – Хорошо, я готов взять на себя вину за все, если тебе будет легче…

– Не притворяйся благородным, – щурит она глаза, – тебе просто наплевать. Наплевать на меня, на то, что думают окружающие. Может, только мнение Грейнджер тебя и волнует, а так… Бог мой, – она нервно смеется, – а я-то наслушалась о тебе сказок! Благородный герой!

– Прости, что не оправдал, – он отворачивается. – Поппи ждет лекарства, прости, я должен работать.

В ответ он слышит лишь хлопок двери.

Он устает. Можно было бы вызвать на подмогу Грейнджер, но Северус только стискивает зубы: сейчас предпочтительнее одиночество. Едва он успевает передать Поппи очередную порцию лекарств через камин и заметить мелькающую на заднем плане макушку Грейнджер, как его уже вызывает МакГонагалл.

– Это моя вина, я не должна была отменять распоряжение, – начинает Минерва, когда все учителя собираются в ее кабинете. – Но сделанного не воротишь, правда, не знаю… не знаю, чем могут закончиться разбирательства. Моим заместителем остается профессор Снейп, и если я…

– Минерва, все будет в порядке, виноваты они, те, кто напал, но не ты, – тихо говорит Синистра, забыв от напряжения об официальном обращении.

– Мы должны организовать прощание. Родители погибших учеников прибудут через несколько часов. Мы должны почтить память, мы… – Минерва выпрямляет спину, встает, опираясь на стол. – Я не хочу, чтобы дети стали бояться снова.

– Это неизбежно, – тихо замечает профессор Вектор.

– И все же. До каникул осталось совсем немного времени. Пятому и седьмому курсу, вместе с теми, кто доучивается, в первую очередь надлежит думать о экзаменах. Я прошу вас увеличить нагрузку, в пределах разумного. Свободное время сейчас – это не то, что им поможет. Итак, профессор Стебль…

В Хогвартсе то и дело кто-то гибнет, редкий год обходится без этого. Схемы, по которым действовать после этого, отработаны, но разговоры и обсуждения позволяют пережить шок и вернуть себе иллюзию контроля над ситуацией. Вот и сейчас, стоит облечь весь ужас смерти в повседневные одежды, с обсуждением кто за что отвечает и что когда надо сделать, и становится хоть немного, но легче. По крайней мере все, сидящие здесь, себя в этом убеждают.

Как только возникает возможность, Северус ссылается на работу и сбегает к себе. Он не успевает вытащить очередную бутылку огневиски, как вспыхивает камин и Грейнджер, уставшая и бледная, шагает к нему из кабинета больничного крыла.

– Нам надо приготовить модифицированное противосудорожное.

– Грейнджер, у вас что, нюх на алкоголь? – возмущается он. – Стоит вытащить бутылку, вы тут как тут!

Она не спорит, и это плохой знак, пожимает плечами и садится, а точнее оседает на его диван.

– Словно опять… как после битвы, – выговаривает она через силу. – Я не выдержу.

– Какого дьявола вас понесло в больничное крыло? Больше некому помочь? В замке сейчас полно народу!

– Но никто не ухаживал столько за ранеными, сколько я, – она поднимает на него глаза, обведенные темными кругами.

– Сидите, сейчас приготовлю ваше модифицированное, – он сует ей в руки стакан, где огневиски налито чуть ли не на дюйм и старается не думать о нарушении школьных правил. Он сбегает в лабораторию, еще раз велев Грейнджер сидеть и отдыхать.

Но она его не слушает, как обычно, и приходит за ним в «их» кабинет.

– Это же не могло быть случайностью? – спрашивает она и поясняет: – Кэрроу. Они не могли сидеть там просто и надеяться на удачу. Их кто-то предупредил?

– Кэрроу, поверьте мне на слово, никогда не блистал интеллектом. Мог сидеть и ждать, с него станется.

– А вдруг кто-то за этим стоит? Кто-то более… интеллектуальный? – она подходит и перехватывает, почти что автоматически, у него нож, позволяя ему заняться подготовкой других компонентов.

– Авроры разберутся, я уверен.

– А если они не станут? Если решат, что вот у них – есть беглый Пожиратель и подумают, что все ясно?

– Знаете, Грейнджер, – он переворачивает маленькие песочные часы, и песок тонкой струйкой начинает сыпаться вниз. – Я освобождаю вас от данного слова. Идите-ка в авроры, вас явно ждет успех с вашей-то въедливостью.

– И не подумаю, – она слабо улыбается. – Я обещала, и я не собираюсь лишать вас свободы.

– Как вы там говорили? – он высыпает последние ингредиенты в котел. – Вы не можете меня лишить свободы, это мой сознательный выбор. Я уже ни на что выдающееся не способен: ни на хорошее, ни на плохое. А вы молоды, у вас огромный потенциал!

– Хорошего? – уточняет она.

– И плохого тоже. Но, думаю, вы сделаете верный выбор.

– И все же я останусь здесь. У меня уже расписан план работы. За год я разберусь с тем, что у меня с потенциалом на самом деле. Но мне жаль, что вы уедете, – она так пристально смотрит на песочные часы, что Северусу начинает казаться – под ее взглядом песок потечет вверх.

– Да? Почему? – он хочет и одновременно боится услышать какое-нибудь романтичное признание: он понятия не имеет, что тогда делать. Но Грейнджер – это Грейнджер.

– Наше общение, во-первых, очень много мне дает в плане знаний, а во-вторых, держит меня в постоянном тонусе.

– Ох ты, – он разве что не выдыхает с облегчением, – поверьте, ученики вас будут держать в таком тонусе, который вам даже не снился.

– Да, но… – песок перестает сыпаться и она уменьшает огонь под котлом, но взгляд не поднимает, – но вы же сами знаете, что это не все.

Она стоит слишком близко от него, смотрит на кипящий котел. Северус считает про себя: через полминуты она погасит огонь. И когда это происходит, он протягивает руку, холодея от того, что собирается сделать, кладет ладонь ей на затылок и притягивает к себе. Он осторожен, он дает ей возможность вывернуться, оттолкнуть и уйти, но Грейнджер поднимает глаза и делает движение к нему навстречу.

Он целует ее, едва касаясь губами губ, потом чуть смелее и увереннее и она отвечает на поцелуй и когда поцелуй все же прерывается, нет никакого неудобства, словно они всегда после варки зелья только и делали, что целовались.

– Не сиди в больничном крыле до утра, тебе нужен отдых. Я проверю, – заявляет он, впрочем, уверенный, что она не будет его слушать, но Гермиона кивает и просто отвечает: «Хорошо». Она разливает по фиалам зелье, он их тщательно закупоривает. Собрав все необходимое, она, привстав на цыпочки, целует его в щеку и уходит.

А он стоит посреди их кабинета, до краев наполненный надеждой и не хочет шевелиться, чтобы не расплескать это удивительное чувство.

Ночью он находит предлог – как раз к полуночи готова новая порция лекарств – и перемещается в больничное крыло. Грейнджер почти его послушалась и это наполняет его неизъяснимой гордостью. Нет, она, само собой, осталась в больничном крыле, но зато легла спать. Он подходит к ее постели, но не решается дотронуться, чтобы не разбудить и думает о том, что впереди его ждут тяжелые времена.