Текст книги "Под созвездием Большого пса (СИ)"

Автор книги: осирисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Арка ==========

Это было давным-давно забытое помещение, точнее, огромный зал, в самом центре которого возвышалось странное каменное сооружение, подобное огромной арке, довольно грубо выточенной из камня какими-то древними мастерами, по крайней мере, внешне она выглядела ровесницей Стоунхенджа или его младшей сестрой. Вокруг располагались ряды стеллажей, они казались просто бесконечными. Десятки, а может даже и сотни рядов пустых полок.

Что было тут раньше? Что это за каменный артефакт? Почему всё, что тут было, покрывал слой пыли в несколько сантиметров? Историки бы бесконечно долго чесали затылки, покажи им эту арку, и ещё дольше бы чесали затылки в попытках разобрать незнакомую вязь символов. Самые продвинутые, возможно, узнали бы в буквах скандинавские руны, но даже узнав их, разобрать что же там написано им вряд ли бы удалось. Конечно, если это не специалист по истории магии или магическим артефактам, вот только ни в Оксфорде, ни в Гарварде историю магии не преподавали, что в общем-то и не удивительно. Вот только им, маггловским историкам, никто и никогда не покажет ни эту древнюю и возможно видевшую легендарного короля Артура арку, ни сам этот зал, где усыпан осколками пол, где лежит слой пыли в несколько сантиметров толщиной, где уже много лет царит непроглядная тьма, и ни единый луч давным давно уже не разгонял её. Эта тьма поселилась тут и захватила каждый квадратный дюйм этого помещения, она тут была полноправной хозяйкой и владычицей.

Но однажды арка вдруг ожила. Это произошло как будто само собой, ничего вроде бы этому не способствовало, просто внутреннее пространство арки вдруг стало само собой чуть заметно светиться, словно водная гладь, покрытая мелкой рябью от лёгкого летнего ветерка. Свечение всё разгоралось, а тьма отступала всё дальше, в самые дальние и глухие углы, разве что не ворча, как угрюмая старуха.

Вот уже рябь стала превращаться в волны всех мыслимых и немыслимых цветов, словно художник в припадке безумия вылил враз в воду все свои краски, и на пол из арки кубарем выкатился человек.

Послышался хруст раскрошившихся осколков, и человек выругался:

– Вот же мерлинова борода, будь она не ладна.

Теперь на полу перед аркой сидел средних лет мужчина с всклокоченными тёмными волнистыми волосами и выковыривал из ладони мелкие осколки стекла. Завершив эту процедуру, он взял тонкую и изящную палочку, направил её на свою израненную руку и что-то прошептал – мелкие порезы тут же стали затягиваться. На такую мелочь можно было, конечно, и не тратить силы, но это было неприятно.

Мужчина привстал на корточки и огляделся. То, что он увидел, несколько не соответствовало его ожиданиям: вместо следов недавней битвы, ну или где-то рядом продолжавшейся битвы, по углам пряталась тьма, и стояла прямо-таки звенящая тишина.

– Что за чертовщина тут творится? – вслух спросил мужчина и встал во весь рост, отряхивая пыль с пиджака и оглядываясь.

Неожиданно свет, исходивший от арки, погас, и мужчина повторно выругался:

– Да премудрый старец Мафусаил и его волшебная палочка! Люмос!

На самом кончике его волшебной палочки загорелся нежный и робкий огонёк, тьма тяжко обступила его со всех сторон, огонька хватало только на то, чтобы осветить вокруг себя на десяток шагов. Кажется, даже воздух стал тяжелее и гаже, затхлый и отдающий плесенью и сыростью.

– Что за ерунда происходит? Где ребята? Где эта бешеная сучка Белла?

Мужчина начал медленно продвигаться, держа на изготовке палочку, готовый в любой момент залепить если не Аваду в лоб, то Круцио под рёбра, и его давным-давно уже не волновали моральные аспекты применения непростительных заклятий, как не волновали они и тех, кто на много-много лет запер его как зверя в клетке в камере Азкабана, а выдумать более изощрённую пытку, наверное, и вовсе не возможно.

Стеллажи казались бесконечными. Нет, он, конечно, знал, что тут их много, но чтобы настолько… И спрашивается, где все те предсказания, которые хранились тут? Не все же они были разбиты. Сириус посмотрел под ноги: местами пол был усыпан осколками стекла, говорившими о том, что тут произошло что-то из ряда вон выходящее, кажется, в Отделе Тайн на одну тайну стало больше.

За очередным то ли десятым, то ли уже двадцатым рядом стеллажей (он даже и не пытался их считать) неожиданно обнаружилась дверь, огромная и на вид тяжеленная, окованная почерневшим от времени металлом, судя по зеленоватому оттенку, скорее всего, медью. И замок был таким же тяжелым и окислившимся от времени, он напрягся, пытаясь вспомнить какой была дверь в Отдел Тайн, но не вспомнил. Да и видел ли он её вообще?

К немалому удивлению Сириуса, никаких охранных заклятий тут не было, самая обычная «Аллохомора» сработала как нельзя лучше, хотя что тут запирать? Кучу битых осколков? Ничего интересного тут больше не было, разве что странная арка в которую он упал и которая просто выкинула его, но её, видимо, не сочли ни ценной, ни опасной.

Сириус приоткрыл дверь и выглянул через щелку: за дверью был коридор, ежеминутно там сновали волшебники и волшебницы, шуршали по полу подолы мантий, слышались обрывки ничего не значащих фраз. Обычная рабочая обстановка в обычный день в Министерстве Магии.

Значит, всё-таки он не ошибся, что бы там ни произошло, он всё ещё был тут, а значит… А значит его искали, любой, кто бы его узнал, незамедлительно постарался отправить бы его обратно, дементоров он не любил и целоваться с ними не хотел, да и прощаться с жизнью пока не планировал. Ситуация, в которой он оказался волею случая, была не самой простой, тут пороть горячку не следовало. Он, конечно, попытался было телепортироваться, но как и следовало ожидать, стоял мощный барьер, из его палочки вырвался сноп искр, раскрасивший на несколько мгновений унылое и тёмное помещение, а он остался стоять там же, где и был. Значит, оставалось или сидеть тут до скончания веков, отрастить бороду как у Дамблдора и мужественно помереть от голода, или выбираться каким-нибудь иным способом. Второе ему нравилось куда больше.

Конечно, без Оборотного зелья он вряд ли сможет радикально поменять свою внешность, но подкорректировать всё-таки можно. Взмах волшебной палочки и его брюки и прожженный в нескольких местах пиджак (заклятия что ли угодили?) превратился в классическую чёрную шелковую мантию, какие тут носили большинство волшебников. Ещё один взмах и его волосы из тёмных стали светлыми, правда, оставаясь при этом всё такими же волнистыми, ну что поделать, если невозможно было кардинально изменить внешность одними только заклятиями? Будь это не так, никто и не озадачивался бы изобретением Оборотного зелья. Подумав, он добавил парочку родинок на щёку и небольшой, но заметный шрам на лоб. Может, так он и привлечёт к себе взгляды, но с лица отвлечёт их на родинки и шрам. Как правило люди запоминают одну, яркую и по их мнению важную деталь во внешности других людей, мало кто способен в памяти подробно восстановить как выглядел человек, которого он видел один единственный раз.

Подготовка закончилась, выждав удобный момент, когда коридор на минуту опустел, Сириус приоткрыл дверь и выскользнул в коридор. Уже спустя пару минут, он шел по коридору министерства, уверенно лавируя между другими, бросил мимолётный взгляд на зал заседаний – его двери были плотно прикрыты. Интересно, сколько десятков охранных заклятий лежит на этих дверях, чтобы никто и ничто не помешало заседанию старых маразматиков, полных желчи и утопических идей? Но не сейчас. Сейчас нужно было выйти на улицу, тут всё давило на него, словно кто-то шутки ради кинул ему на плечи стофунтовую плиту. Даже воздух казался совершенно непригодным для дыхания, как в маленькой комнате, в которую набилось враз два десятка человек. Конечно, виной может быть его личное отношение к этому месту, а может и действительно было тут что-то такое, угнетающее что ли.

Как ни странно, но его затея работала, никто и не смотрел на него. Пара человек поздоровалась с ним, не поднимая глаз и не глядя, кто это такой, он тоже скомкано поздоровался и стремительно пошел дальше, туда, где сидел полусонный охранник. Впрочем, не стоило обманывать себя, ведь эта сонная змея была готова укусить в любой момент -дураки и лентяи не работают охранниками на входе в Министерстве Магии.

Сириус приблизился к охраннику. Тот цепким взглядом из-под полуприкрытых ресниц окидывал каждого входящего и почти не смотрел на тех, кто выходит, они не особо интересовали его, от них ничего плохого он не ожидал.

Приняв максимально уверенный вид, словно он каждый день и не по разу ходит тут мимо этого вот охранника, Сириус торопливой походкой прошмыгнул мимо, охранник скользнул по его фигуре привычно-сонным взглядом и снова погрузился в себя, отключившись от происходящего ровно до тех пор, пока на пороге не показался старенький и седовласый волшебник с крючковатыми длинными пальцами. Тут потухший было взгляд снова оживился, но теперь интересовал его уже не Сириус.

Дверь открылась на удивление легко, и он вышел вон.

Город встретил Сириуса Блэка запахом автомобильного дыма вперемешку с нотками табака, чьего-то парфюма и чего-то приторно сладкого и едкого. Мужчина огляделся, стоя на пороге телефонной будки, каких ещё много стояло на улицах Лондона, этаких давно никому не нужных, но столь привычных глазу ностальгирующих горожан элементов городского декора. Замерев на несколько секунд, мужчина в потёртом несколько старомодном пиджаке и брюках, шагнул на улицу и закрыл за собой дверцу будки.

========== Такой незнакомый Лондон ==========

Над Лондоном завис привычный утренний туман, скрадывающий очертания домов и превращающий даже самые знакомые места и местечки в нечто мистическое, придавая домам призрачный и немного зловещий вид.

Мужчина шел по городу неторопливым шагом. Как оказалось, торопиться ему было совершенно некуда, хоть он и родился в Лондоне, но города совершенно не узнавал. Что-то подобное ему уже однажды пришлось испытать, когда он после многих лет в Азкабане вновь оказался на улицах, где он почти не бывал в детстве, но где знатно успел покуролесить в юности. И вот опять вроде всё тот же город, но во что он превратился?

Поток машин даже в этот, ещё довольно ранний час был просто сумасшедшим. Как тут жить, если невозможно даже спокойно дышать? Кажется, что он прямо ощущает, как с каждым вдохом в его лёгких оседает пыль и сажа. Мужчина откашлялся, однако это нисколько не помогло. От мерного городского гула разболелась голова, в висках давило и пульсировало. Вот бы сейчас выпить какой-нибудь отварчик из арсенала зельеваров, хотя, может, просто выпить?

Сириус на минуту остановился, обдумывая эту заманчивую мысль. Нет, идея точно была плохой, он и так-то ни черта не понимает, куда его занесло, и что вообще произошло, а после парочки порций даже обычного виски с содовой мозг начнёт работать ещё хуже. О том, чтобы заглянуть на Косую аллею, не могло быть и речи, так как вряд ли его ждут там с распростёртыми объятиями.

Вообще-то было бы совсем не лишним поесть. Для него не было в новинку посещать маггловские кафе. Он вообще ещё с самой своей бурной молодости предпочитал проводить свободное время с друзьями где-нибудь в питейных заведениях лондонских окраин. Там бурлила жизнь, в таких местах обычно собирались не чопорные лондонские леди и джентльмены, а разномастные представители неформальных течений, любители музыки, алкоголя, мотоциклов и свободы от каких бы то ни было рамок. Как и они, Сириус не признавал рамок и запретов, там он чувствовал себя в своей среде, никому бы и в голову не пришло, что этот забавный парень в джинсах и кожаной косухе, завсегдатай пивных пабов, на самом деле волшебник и наследник древнего чистокровного рода.

Но сейчас он не чувствовал себя в этом городе своим, город изменился, а он – нет, и ему опять придётся привыкать к этому новому старому Лондону.

Автомобили стали быстрее и агрессивнее, что ли, молодёжь ещё более независимой и экстравагантной – чего только стоила парочка, прошедшая мимо него: девица в обтягивающих кожаных штанах и кофточке, даже грудь не особо прикрывавшей, а уж изумительно-зелёному оттенку её волос даже его дражайшая племянница могла бы позавидовать. Парень тоже по-своему был хорош – пирсинг присутствовал не только в его носу и на ушах, но и на его бровях и даже языке. А татуировки покрывали весь без исключения бритый налысо череп. Нет, с этим миром что-то определённо произошло, и ему хотелось бы знать, что именно.

Порывшись в карманах, он нашел несколько помятых фунтов и пригоршню пенсов. Это уже неплохо, остаётся только надеяться, что хоть деньги в ходу всё те же. Мужчина пригляделся. У газетного киоска стоял пожилой джентльмен. Он бросил на прилавок несколько пенсов и взял свежий номер «Таймс». А это была идея. Сириус последовал его примеру и уже минуту спустя держал в руках свежий номер, остро пахнущий типографской краской и датированный 25 июля 2003 года.

Сириус вытер ладонью моментально покрывшийся испариной лоб. Это сколько же лет он потерял? Неужели из-за той арки? Ни о чём подобном ему до сих пор не приходилось слышать, хотя он и вырос в семье Блэков. Это было даже странно. Ему казалось, что он знает если не все, то самые основные и самые интересные магические артефакты, а получалось, что и тут он ошибался. Вообще, похоже, что он только и делал в этой жизни, что ошибался.

Итак, на дворе 2003 год, королева заметно постарела, принцесса Уэльская мало того, что умудрилась потерять свой статус, разведясь с потенциально венценосным супругом, так ещё и разбилась на машине с любовником. Изрядно поистрепавшийся, но не менее эпатажный, чем раньше, Элтон Джон вдруг с какого-то перепугу стал именоваться «сэр Элтон Джон». Жаль, что на страницах «Таймса» нельзя было так же легко и просто прочитать новости магического мира, а что-нибудь лёгкое типа «Вестника магии» или «Магической Британии» в маггловских магазинах было не сыскать.

Однако, кроме проблем, сам по себе факт, что он так долго отсутствовал, вполне мог и сыграть ему на руку, вряд ли о нём кто-то ещё помнит, и тем более вряд ли его будут искать, если даже в Министерстве на него не обратили внимание. Конечно, он принял кое-какие меры для этого, но это же всё-таки Министерство. Если бы он кого-то заинтересовал, то развенчать его простенькие чары не стоило бы особого труда.

Подумав, Сириус вошел в небольшой кафетерий на узенькой и непримечательной улочке. Всё-таки он любил именно эту часть Лондона, а не пафосный центр, где бегают толпы туристов и глазеют на громадину Тауэра, даже не подозревая, что прямо под этими стенами уютно расположился старинный архив, хранивший в своих недрах сотни тысяч регистрационных книг со времён ещё самого Мерлина, где был зарегистрирован каждый ребёнок с магическими способностями, как из магических семей, так и магглорожденных. Впрочем, если хорошо покопаться, то в большинстве случаев в роду маглорожденных встречались сквибы, то есть вероятно всё-таки именно от них они и получали свой дар, дремавший в течение многих поколений и вот тут решивший неожиданно проснуться. Нет, ему нравились именно такие, никому неизвестные и ничем не примечательные улочки бедных кварталов, ведь именно тут можно было ощутить дух истинного Лондона, познать душу этого города.

К его немалому удивлению, кафетерий оказался вполне приличным заведением: столики покрывали чистые старомодные скатерти, пол и окна блистали чистотой, а в воздухе витал сногсшибательный аромат молотого кофе. Заглянув в меню, он опять пришел в ступор, что такое, скажите на милость латте или коретто? Подумав, он выбрал хорошо ему известный эспрессо, не став мудрить и гадать, что представляют из себя другие, представленные в меню виды кофе. Дополнив свой заказ мягкой сдобой с корицей, Сириус разместился за маленьким столиком у окна.

Пороть горячку точно не стоило, надо было хорошенько всё обдумать, найти Гарри, Люпина и других, ну и навестить своё жилище на площади Гриммо. Интересно, там кто-то живёт или дом стоит и продолжает дряхлеть и ветшать, утратив хозяев и смысл своего существования?

Час спустя на одной из улочек, на самой окраине Лондона, по дороге шел огромный чёрный пёс. Лохматый и взъерошенный, он производил довольно-таки пугающее впечатление, одинокие прохожие шарахались в сторону при виде угрюмого и жутковатого пса, а он не обращал ни малейшего внимания, словно поглощённый какими-то своими заботами, совершенно не касавшимися окружавших его людей с их людскими проблемами и извечной суетой.

========== Собачьи дни ==========

Жара пришла в Лондон неожиданно, просто в один прекрасный день накрыла город удушливой волной, заставив всех местных красоток сменить джинсы на короткие шортики, из которых так и норовили выпасть ягодицы, а тех, кто не мог позволить себе столь откровенный наряд по своему статусу, вынудив тихо завидовать им, регулируя кондиционер, чтобы хотя бы не расплавиться от жары, сидя в офисе.

Воздух пропах битумом от нагретого асфальта, на дорогах стояли километровые пробки, водители нервничали, ругались друг с другом через открытые окна своих авто, сигналили, словно от звука клаксона пробка вот сейчас резко рассосётся, и отгоняли от машин торговцев газетами и никому не нужными брелочками с изображением Биг-Бена, явно сделанными рукастыми и трудолюбивыми китайцами.

В одном из автомобилей сидел грузный мужчина с одутловатым, до блеска выбритым лицом и галстуком-бабочкой, затерявшимся где-то между пятым подбородком и мощной бочкообразной грудью. Мужчина посматривал то на часы, то на телефон в своей руке, раздумывая, стоит ли позвонить секретарше и попросить её перенести совещание на полчасика, или он таки успеет на него? Мистер Дурсль терпеть не мог пробки, жару и переносить совещания, а сегодня, кажется, совпало всё в раз, и потому его настроение было “гаже бы, да некуда”. Лицо мужчины давным-давно приобрело тот особый багровый оттенок, свойственный только людям с повышенным артериальным давлением, когда кажется, ещё немного, и у них или пар из ушей повалит, или их разобьёт инсульт, но ни того, ни другого с ним не произошло.

Мужчина отвернулся, выглянул в окно, и вдруг его взгляд упал на пса, который шел по тротуару. Огромный чёрный пёс, размером с овчарку, не меньше, тем не менее выглядел куда более угрожающе, нежели обычная овчарка. Может быть, виной тому была жесткая клочкастая шерсть, местами свалявшаяся, местами украшенная репьями из придорожных кустов, может, своеобразное серьёзно-угрюмое выражение на морде, а может быть глаза, такие глаза можно было бы ожидать увидеть на лице человека, но никак уж не собаки. У неё были самые что ни на есть человеческие глаза. Пёс повернул голову, посмотрел на мистера Дурсля, мигнул, словно узнавая его, и вдруг недобро оскалился. Нет, он не зарычал, он просто обнажил ряд крепких и белых зубов, демонстрируя, что, может быть, если этот человек позволит себе чуть больше, чем нужно, ему не поздоровится. Знать бы ещё, где эта грань, за которую ему нельзя заходить. Мистер Дурсль попытался ослабить бабочку, впрочем, та и так впритык сидела на его короткой и мощной, как у слона, шее. Он даже попытался вспомнить, не встречал ли уже где-то этого пса, в голове была полная пустота, он был более чем уверен, что видит этого пса впервые.

Пёс отвернулся и пошел в сторону, не оборачиваясь и не смотря больше на жалкого человека, который остался обливаться потом в своей тарантайке. Чуть заметный ветерок явственно доносил до песьего носа запах пота и… и страха. Человек боялся, и у него были все на то основания. На какие-то мгновения в голове собаки мелькнула мысль подскочить и вцепиться в голый локоть, высунутый из окна машины. Пожалуй, он бы сделал это куда быстрее, чем человек успел бы закрыть окно. Но, во-первых, как это ни странно, ему было противно даже от мысли, что этот кусок не самого молодого сала, прокоптившегося от пота и автомобильного дыма, а во-вторых, привлекать к себе внимание он не хотел – и без того все, кому не лень, оборачивались ему вслед и долго пялились на удаляющуюся фигуру собаки, понуро куда-то бредущую.

Нет, эта нечаянная встреча вовсе не помешает ему сделать то, что он задумал. Дурсль никуда не денется, когда-то, несколько лет назад, он добрых две, а то и три недели наблюдал за его домом, жизнь этого человека была однообразной до оскомины, тюкнуть утром носом в щёку худую как вобла мадам, поцеловать сыночка-невростеника, машина, работа, машина, тюк – в щёку жену, поцелуй сыночку, вопль в адрес племянника и тишина до утра. Вряд ли хоть что-то в его жизни изменилось, так что если он всё-таки решит, то он знает, где искать этого мужчину. А сейчас его ждал дом или то, что от него осталось.

***

На детской площадке было многолюдно и шумно, впрочем, по-другому тут и не бывало. Многочисленная малышня носилась друг за другом по траве, копалась в песочнике, словно собиралась прорыть второй туннель под Ла-Маншем. Две светловолосые девочки самозабвенно делили куклу, которая вот прямо сейчас нужна было обязательно им обеим: обе сосредоточенно тянули несчастную куклу, каждая в свою сторону, одна – молча, вторая – что-то насуплено бурча под нос.

В самом углу парка, в тени высоких лип играл мальчишка лет пяти, чуть в стороне на скамейке сидела женщина с чуть тронутыми сединой волосами и тонкими морщинками, залегшими под глазами. Одета она была немного старомодно, но между тем с долей изящества и вкуса. В руках женщины были маленькая сумочка и непонятно как туда помещавшаяся книга. Последняя выглядела более чем старой и довольно потрепанной, даже переплёт книги был не картонный, а из тонко выделанной воловьей кожи. Периодически женщина поднимала взгляд от страницы, окликала мальчика и, убедившись, что он все ещё тут и продолжает спокойно играть, снова погружалась в чтение.

Эта странная парочка появлялась тут хоть и не часто, но довольно регулярно, а самые всезнающие завсегдатаи парка говорили, что это бабушка и внук, и что оба родителя малыша разбились на машине, когда сыну было всего ничего – один месяц.

Мальчик сосредоточенно ковырял что-то в коре росшей рядом старой липы, то ли ища в трещинах работяг-муравьев, то ли пытаясь отколупать саму кору и посмотреть, а что же там под ней. Он был тихим и послушным, бабушке не требовалось повышать голос для того, чтобы он услышал её, достаточно было тихого оклика, и мальчишка уже отвлекался от своих занятий и бежал к бабушке.

Он был вроде бы темноволос, но в то же время его волосы отливали то явной рыжиной, то казались куда светлее, чем несколько минут назад, а то и вовсе вдруг начинали казаться розовыми, чего, конечно же, быть не могло. Светлокожий и кареглазый мальчишка не играл с другими ребятами, напрочь отказывался покататься на велосипеде, никогда не приносил роликов и не требовал у бабушки пойти покататься в-о-он на той совершенно замечательной карусели, но зато мог огорошить других малышей странными вопросами вроде “А у вас дома живут домовики?” или “У твоего папы есть метла?”.

Из-за всего этого их считали странными и, несмотря на спокойный и ровный нрав как малыша, так и его бабушки, остальные мамы, бабушки, няни и их подопечные обходили их стороной. Впрочем, ни мальчик, ни его бабушка от отсутствия их внимания кажется совсем не страдали. Вот и в этот день бабушка привычно сидела в тени, перелистывая хрустящие от старости страницы очередного букинистического шедевра, а мальчик копошился, разглядывая что-то там в траве. Вдруг ветки куста покачнулись и раздвинулись, и прямо перед ним оказалась голова довольно крупного чёрного лохматого пса. Мальчик улыбнулся, и волосы из тёмно-русых стали вновь отливать каштановым, а потом и вовсе порыжели. Пёс завилял хвостом, если бы животные могли улыбаться, то, наверное, этот пёс мог бы получить премию в номинации “Улыбка года”.

– Ты кто? – тихонько спросил мальчик.

Собака ещё сильнее завиляла хвостом и прижалась мокрым носом к ручонке ребенка, втягивая воздух и запоминая его запах.

– Со мной тут никто не играет. Ты будешь дружить со мной?

Пёс мотнул головой, словно говоря, что он согласен, и лизнул руку ребёнка. Мальчик тихонько рассмеялся и погладил широкий лоб и ложбинку между торчащими собачьими ушами, где шерсть была жесткая и упругая. Мальчик сел поудобнее, а пёс положил большую лобастую голову ему на колени. Рука ребёнка трепала большие мягкие уши, гладила, трепала широкую собачью шею. Пёс глубоко дышал, высунув язык, он тяжело переносил жару, мальчик чувствовал, как где-то под его рукой бьётся сердце огромного пса, способного напугать самого смелого и храброго человека, но почему-то совершенно не пугал пятилетнего ребёнка. Может быть, потому, что в его глазах не было ни грамма агрессии к этому ребёнку?

– Меня зовут Тедди. Жаль, что ты не скажешь, как зовут тебя, – с сожалением сказал мальчик.

Мощный хвост с бешеной скоростью завилял, раскидывая в стороны песчинки.

– Если бы бабушка только разрешила, я бы взял тебя к нам домой, у нас совсем-совсем редко бывают гости. Дядя Гарри давно уже у нас не был, ему нельзя к нам приходить, так бабушка говорит. Иногда Гермиона приходит, и очень редко заходит тётя Нарцисса. Я не люблю, когда она приходит, она часто хмурится и совсем со мной не разговаривает.

Ребёнок наивно рассказывал псу обо всех своих детских обидах, а пёс слушал, нагнув голову и чуть подёргивая ушами, словно слова ребёнка интересовали его, как ничто другое.

– Вот, я не хочу тут играть с ребятами, они магглы, и я не знаю, о чём с ними говорить. Ты понимаешь меня?

Лохматый хвост снова заколотил по земле.

– Понимаешь, – удовлетворённо кивнул мальчик, – приходи сюда, ладно? Я тебе что-нибудь вкусненькое принесу. Драже “Берти боттс”, ты его любишь? Я принесу тебе, вчера бабушка купила мне пакетик, я ещё не все съел, мне попалась конфетка со вкусом жаренной рыбы. Я не люблю рыбу, а вот тебе, наверное, понравилось бы.

Вдруг пёс насторожился, поднял уши, потом мотнул головой, встал и лизнув мальчика в лицо, скрылся в кустах. Почти в тот же момент, когда ветки полностью скрыли собаку, женщина, сидевшая в стороне, наконец-то закрыла книгу и окликнула мальчика

– Тедди, пойдём, тебе надо бы позаниматься, да и ужин скоро.

– Иду, бабушка, – отозвался мальчик.

Тедди встал, взял протянутую бабушкой руку и пошел вслед за ней. Напоследок он оглянулся, из куста торчала довольная собачья морда. Вдруг пёс подмигнул, Тедди не удержался, тихонько хихикнул, зажав рот ладошкой, и тоже подмигнул собаке. Бабушка удивлённо на него посмотрела:

– Что случилось?

– Ничего, бабушка.

– Над чем ты смеялся?

– Там птичка сидела, серенькая такая. Бабушка, а ты любишь собак?

– Собак? Зачем тебе собака?

– Нет, я просто спросил.

– Не знаю, никогда не думала о них как о домашних питомцах, – задумалась женщина.

– А я бы хотел собаку. Большую и чёрную, – сказал мальчик и снова оглянулся, в кустах мелькнул большой и лохматый хвост.

========== Неудачное утро ==========

Гермиона села на постели, нашарила на тумбочке надоедливо звенящий будильник и попыталась его выключить, первая попытка тут же провалилась, адское изобретение человеческого гения упало на пол с грохотом, достойным как минимум кастрюли, и продолжило звенеть уже там. Мысленно прокляв бредовую идею наложить на него чары неразбиваемости, Гермиона опустила ноги на холодный пол, села на корточки и наконец-то выключила назойливый будильник.

Никому из ее друзей-магов и в голову не пришло бы заводить для пробуждения магловский будильник, но кое в чём она была на редкость консервативной, она сама мыла за собой посуду, не понимая, в чём смысл накладывать на чашки и тарелки заклинания, если это дело десяти минут, она вопреки всему предпочитала в обычной жизни обычную магловскую одежду, впрочем, вот тут на её стороне были и Гарри, и, как это ни странно, даже Невил, которому тоже пришлись по душе джинсы и бесформенные свитера, не понятно где им закупаемые в огромных количествах. И будильник тоже был как бы дань её происхождению, привычное с самого детства устройство словно напоминало своим существованием, кто она такая, хотя ей об этом и так напоминали каждый день и не по разу, добавляя, что она должна быть благодарна Лорду за то, что ей разрешено не только носить волшебную палочку, но и работать в Мунго. Правда при этом забывая, что до его победы в знаменитой битве при Хогвартсе она не только могла точно так же носить палочку, но имела куда более приятные перспективы, чем работать в “Святом Мунго” помощницей лекаря.

По сути она была не помощницей, а самым настоящим колдомедиком и, надо сказать, довольно опытным для своего возраста. Но числилась только помощницей, в общем-то выполняя большую часть работы за бесталанных Аманду Лерой или Дебору Фоули. Обе отличались непомерной напыщенностью, а Дебора ещё и криворукостью, она умудрялась перепутать самые простейшие заклинания и постоянно что-то разливала, разбивала, роняла. Зато обе были чистокровными, правда в роду Лероев всё-таки кое-где мелькали маглорожденные, но уж Фоули относились к истинно чистокровным семьям, чем непомерно гордились. “Лучше бы дочитала наконец-то “Тысячу антидотов на все случаи жизни” или “Контрозаклинания: теория и практика” тогда хоть реально было бы чем гордиться”, – порой думала Гермиона, осматривая очередного пациента, чьим лечащим колдомедиком официально считалась мисс Фоули, но по сути являлась Гермиона.

Впрочем, многим другим маглорожденным повезло куда меньше и это даже не считая тех, кто погибли в той битве или были замучены в казематах Азкабана позже. Возможно, её спасло громкое имя, убить её для Лорда было признать её опасность и свой страх, а это было для него просто невозможно. И ей каким-то чудом даровали жизнь, можно даже сказать, вполне сносную. Хотя, может, всё было куда проще? И Лорд припас её как вечную заложницу против Гарри и Рона? Первый покинул Британию и где он находился в данный момент точно не знала даже Гермиона, второй пока ещё был в Британии и довольно активно участвовал в организации мелких пакостей Лорду, вроде раскидывания листовок и тому подобного. А Гермиона, она постоянно под колпаком, в любой момент, если кто-то из этих двоих вздумает взбунтовать, её можно будет схватить и показательно прихлопнуть как муху.

Она старалась не думать о будущем, о нём давно можно было позабыть, о прошлом тоже лучше было не думать, слишком это было больно, там было много того, что так хотелось изменить, но сделанного не воротишь, ей оставалось только смириться, влиться в эту невозможную жизнь и стараться не привлекать к себе излишнее внимание, и так слишком многим она была подобна кости, застрявшей поперёк горла – и не проглотить, и не выплюнуть. Если кто-то продолжает верить в то, что время лечит, тому просто не приходилось испытывать это на себе, когда боль и чувство вины не уменьшается, а растёт с каждым днём, грозя поглотить всё твое существо в любой момент, стоит только дать слабину, пожалеть себя, дать волю слезам и своему отчаянию.