Текст книги "Педагогическая этика (СИ)"
Автор книги: Осенний день
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Позднее, когда Дэн уже пришел домой, душевная боль вернулась. Он страдал не только от предполагаемой Валеркиной измены. Его убивало презрительное «щенок», жгло хлесткое, как пощечина, «пошел вон» и мучило холодное «Валерий Андреевич», рекомендованное в качестве обращения к учителю. Он чувствовал, что все разрушено, пропало, и вымещал отчаяние на диванных подушках, нещадно их избивая, как недавно бил в стальную преграду.
Валерка в это время, лежа пластом, горько рыдал. Рыдать Дорошину было крайне противопоказано, особенно на ночь: тонкая нежная кожа от слез моментально краснела и отекала. Но он не мог остановиться. Он чувствовал себя оскорбленным, униженным, несправедливо обвиненным. К тому же злился на себя за то, что он, взрослый парень, учитель, не сумел справиться с обидой и найти разумный, спокойный выход из этой дурацкой ситуации. Так и уснул в слезах. Проснувшись утром, он побрел в ванную, увидел в зеркале свои набрякшие, красные веки, опухшие губы и нос, позвонил в школу сказать, что заболел и отправился в поликлинику. Участковый терапевт, осмотрев эту красоту, без слов дала на три дня больничный, несмотря на то, что температуры у Дорошина не было.
Дэн в школу просто не пошел. Без уважительной причины. И три дня валялся на диване, давя тоску и слушая «Арию», которая пела о том, что «все как вчера, но только без тебя» и о том, что «за дверь я выгнан в ночь».
***
Денис три дня провел не только в тоске, но и в размышлениях. И понял, что слишком погорячился. Если подумать, то подсмотренная им во дворе сцена не очень была похожа на нежное прощание. Слишком решительно Валера вывернулся из объятий «бывшего». И ушел, ни разу не обернувшись. Так что, скорее всего все было так, как он и говорил, и ни в чем он перед ним не виноват. Но Дэна по-прежнему уязвляли, мучили и глубоко оскорбляли слова, брошенные Валеркой напоследок. Поэтому он думал, что ни за что не пойдет каяться первым, но если Валера сделает хотя бы маленький шажок к примирению, то он готов не только тут же все простить, но и просить прощения сам.
Дорошин тоже остыл и решил, что был слишком резким с Денисом. В конце концов, вся эта история с Вадимом, цветами и поцелуем со стороны действительно выглядела совершенно однозначно. А уж то, как он сдуру цеплялся за этот идиотский букет, было и вовсе непростительным. Но его очень обидело обвинение в распутном поведении, и он решил, что ни в коем случае не проявит инициативы сам, но когда Дэн придет мириться, не будет упираться ни секунды.
Вернувшись в школу, они примерно неделю осторожно поглядывали друг на друга. Фомин на уроках сидел тихо и делал вид, что прилежно учится, но на самом деле наблюдал за Валерой из-за Танькиной спины как партизан из засады. Валера на Дениса, казалось бы, вообще не смотрел, но почему-то все равно во всем классе видел только его. Каждый старательно выискивал в другом признаки раскаяния и стремления к миру, но так и не находил.
К несчастью, ни один из них не имел сколько-нибудь серьезного опыта в таких отношениях. Дэн влюбился впервые. До этого все его шашни с девчонками имели чисто физиологическую основу, и в них доминировало стремление поскорее довести дело до логического конца. Когда же эти блиц-романы заканчивались, Фомин не страдал ни минуты, какое-то время наслаждался свободой и одиночеством, а потом легко находил новый объект. И у Валеры это тоже было первое серьезное чувство. Он, конечно, долго встречался с Вадимом, но его он не любил, а это все же совсем другое дело. Поэтому ни один из них еще не знал, что в любви нет места не только самолюбию, но, пожалуй, и гордости. И что ради нее стоит не только рисковать и ждать, но иногда и унизиться, по крайней мере, в том смысле, какой они оба в тот момент вкладывали в это понятие. Оттого оба страстно желали примирения, но ни один не хотел сделать первый шаг.
Убедившись, что никаких действий от Валерки не дождется, Дэн снова обиделся. И пустился во все тяжкие, демонстрируя бесшабашное веселье и активно ухлестывая за девчонками. Девчонки терялись, изумляясь тому, что в школе Фомин вьется вокруг них с энергией молодого петуха, но, тем не менее, ни одну не зовет на свидание. Особенно галантным кавалером Дэн становился на уроках физики и информатики и еще на переменах, если в коридоре показывался Валерий Андреевич.
Валера, конечно, не мог отплатить Фомину той же монетой, поэтому на переменах просто проходил мимо, высоко задрав и без того вздернутый нос. Во время же учебного процесса мстил тем, что каждый раз вызывал его отвечать, не пропуская ни одного урока, и при этом был крайне придирчив. Валерию Андреевичу уже было плевать, что об этом подумает класс, тем более, что до последнего звонка оставалось всего ничего.
Фомин старался не ударить лицом в грязь, и каждый раз вызубривал физику с инфой буквально наизусть. Но однажды вечером на него напала такая тоска, что он послал все к черту и ничего не стал учить. Валерка как всегда его вызвал, и 11 «Б» с изумлением наблюдал их перебранку, небрежно замаскированную под выговор учителя ученику.
В этот раз Валерий Андреевич, спросив, что Фомин может им всем рассказать о классификации элементарных частиц, вместо привычного четкого ответа услышал:
– Ничего, Валерий Андреевич.
– Почему? – поинтересовался Валера.
– Не выучил, Валерий Андреевич. Некогда было, с девушкой на мотоцикле катался, – отвечал Дэн, честно глядя учителю в глаза.
Валера, внутренне вздрогнув, внешне спокойно заметил:
– Тебе, Фомин, не о девушках думать надо.
– О парнях что-то не хочется, Валерий Андреевич, – нахально возразил Денис, глядя, как на бледных щеках выступают красные пятна, и чувствуя, как от этого мучительно и сладко сжимается сердце.
– Об учебе тебе надо думать, Фомин. Ты ведь, кажется, ЕГЭ по физике сдаешь? А у тебя одно на уме.
– Это все гормоны, Валерий Андреевич, вы же понимаете. Сами ведь молодым были, – продолжил хамить Дэн, на этот раз в отместку за «щенка».
Валера чудом сдержался, хотя внутри у него уже все дрожало от обиды и ревности.
– Ставлю тебе точку, Фомин. Хотя ты заслуживаешь два балла.
– Вам виднее, Валерий Андреевич, чего я заслуживаю.
Валерка, сжав карандаш покрепче, чтобы не дрожали пальцы, влепил в журнал жирную точку, обломав остро заточенный грифель.
– Вы так журнал порвете, Валерий Андреевич, – нагло прокомментировал Денис и с высоко поднятой головой отправился на свое место, где сел, развалившись с видом триумфатора.
Валера быстро задал 11-му «Б» самостоятельно изучать следующий параграф, выскочил из класса и спустился в школьный двор, где выкурил подряд две сигареты, старательно давя в себе злость и подступающие слезы. При этом сердито думая, что из-за наглого Фомина у него совершенно расшатались нервы, и от этого глаза все время на мокром месте, как у девчонки.
Дэн, после того, как Валера вышел, сразу утратил победный вид, сник и, посидев немного, побросал в сумку вещи и тоже вышел из класса. Они встретились на лестнице, когда один спускался, а другой поднимался, и каждый почувствовал, что, возможно, настал тот момент, когда, наконец, прекратится эта бессмысленная ссора, стоит лишь кому-то остановиться и заговорить. Но ни один из них не остановился вовремя, и они прошли мимо друг друга, как двое незнакомцев в уличной толпе.
Все это время Дэн чувствовал себя так, будто бы время остановилось в момент их ссоры. Он ходил в школу, отчаянно веселился, заигрывал с девочками, учил уроки, занимался с репетиторами, но все это происходило как бы помимо него. Просто жизнь двигалась дальше и несла его в своем потоке, но его личные часы так и стояли на той отметке, на которой замерли в тот несчастливый вечер. Более-менее живым он ощутил себя лишь тогда, когда, не выучив урок, хамил Валерке. Герка с Татьяной, конечно, заметили, что у друга в жизни не все ладно, но он при первой же их попытке выяснить, что случилось, Дэн твердо сказал, что ничего объяснять не будет, и они к нему больше не приставали.
Дорошин тоже жил, словно по инерции, бессмысленно отбывая день за днем. Он скучал по Денису, вечерами стоял у окна, глядя как сгущаются нежные весенние сумерки и ждал, что Дэн, как раньше, придет в его двор, и постоянно держал телефон под рукой, чтобы сразу ответить, если он все-таки позвонит. Женя, видя его страдания, ворчала, что подкараулит Фомина у школы и устроит ему хорошую трепку. Она не для того три года назад старалась, собирая Валеру по кусочкам и чинила его разбитую в хлам самооценку, чтобы из-за какого-то мелкого, пусть не по размерам, но по годам, гаденыша все ее усилия пошли прахом. Валерка на это отвечал, что если Женька так поступит, то он знать ее больше не захочет. Поэтому она ничего такого делать не стала. Хотя, может быть, и зря.
Оставшиеся учебные недели пролетели быстро, прозвенел последний звонок, следом промелькнули экзамены. За все это время они встретились лишь однажды, на консультации перед ЕГЭ по физике, но даже тогда, понимая, что скоро у них вообще не будет причины видеться, ничего не сделали, чтобы прекратить это мучительное для обоих отчуждение.
***
На вручении аттестатов Валере делать было нечего. В этом мероприятии кроме выпускников и их родителей традиционно участвовали классные, руководство школы и представитель районо. Но он все равно пришел и стоял в вестибюле, подперев спиной колонну, и в открытые из-за летней жары двери актового зала видел часть рядов и сцену, на которую поднимались совсем взрослые юноши и девушки. Денис, к сожалению, сидел в той части, которая Валере была не видна, и он стоял, ожидая, когда придет очередь Фомина получать документ, с которым они оба еще недавно связывали такие надежды.
Ждать пришлось долго. Сначала аттестаты и награды вручили медалистам, потом выпускникам 11-го «А» и только потом 11-му «Б». Выпускников вызывали по алфавиту, поэтому Фомин должен был выходить последним. Дорошин терпеливо ждал, глядя как по очереди поднимаются на сцену его бывшие ученики, и, наконец, увидел, как Дэн показался в проходе, как и все поднялся по ступенькам, получил от директора поздравления и аттестат, крепко пожал ему руку, обернулся к залу, широко улыбнулся, подняв над головой тонкую книжечку, и пошел обратно. Валера смотрел и думал о том, каким красивым и взрослым выглядит Денис в строгом сером костюме и галстуке, и еще о том, что наконец-то пришел день, которого они оба так ждали, но в этот день они почему-то не вместе. Еще он думал, почему же все получилось так глупо, что надо было отбросить дурацкое самолюбие и первым пойти на мировую. И даже о том, что, возможно, не стоило придавать такого значения педагогической этике, но теперь, кажется, поздно, потому, что Дэн, похоже, совсем о нем не тоскует – улыбается себе во все тридцать два. Затем он подумал, что, наверное, видит Дэна в последний раз и почувствовал, как сдавливает горло, а глаза опять становятся мокрыми. Когда Денис опять вышел из его поля зрения, Дорошин отлип от колонны и медленно побрел к выходу.
Фомину, когда он возвращался со сцены, показалось, что в вестибюле стоит Валера, и он ощутил, как сердце стремительно рухнуло. Он сел на свое место рядом с матерью, отдал ей аттестат, кое-как высидел, к счастью, недлинные, речи директора и представителя районо и поспешно выбежал из зала, но Валера уже ушел. Дэн решил, что ему просто померещилось, а, на самом деле, физик и думать о нем забыл, и тоже расстроился страшно.
***
Вечером в кафе Денис сначала вместе со всеми поднял официальный бокал шампанского, а потом в туалете в чисто мужской компании еще несколько раз пластиковый стаканчик с нелегальной водкой. Начались танцы и он, как и все, попрыгал под музыку, затем пригласил на танец Одинцову, затем еще кого-то, потом еще и еще. Иногда Денис ловил взгляд серых глаз Игоря Мартина. Игорь, в элегантном костюме, с модной аккуратной стрижкой, казался очень взрослым и был похож на молодого топ-менеджера. Дэн делал вид, что не замечает его внимания. Потом его снова позвали в сортир для продолжения подпольного банкета. Ни танцы, ни алкоголь не подняли Фомину настроения, наоборот, он затосковал еще сильнее. Его раздражали громкая музыка и веселящаяся толпа, и Дэн, предупредив классную, что идет домой, покинул выпускной бал.
За порогом кафе была роскошная летняя ночь, где-то в этой ночи бродили счастливые парочки, и она была их без остатка. К ним верным псом ласкался теплый ночной ветер, для них по асфальту метались тени, их пути сопровождали желтая летняя луна и маленькие луны фонарей, и даже почти невидимые в городе звезды светили тоже им. И они, обладая волшебной силой влюбленных , могли делать с ветром, тенями, луной и звездами все что захочется. Денису же в этой ночи не принадлежало ничего, и сам он не принадлежал ей, по-прежнему оставаясь в апреле.
Мартин тоже вышел из кафе и молча пошел рядом. Дэн понимал, что Игорь идет с ним не просто так, но не стал возражать. Ему было все равно. В молчании они дошли до дома Дениса, вошли в подъезд, поднялись на один пролет и там, в закутке между стенкой и шахтой лифта Мартин, как когда-то зимой, притянул его к себе и поцеловал. В этот раз Дэн его не остановил. Поцелуи и водка туманили голову, и было горько от того, что с Игорем он может целоваться сколько угодно, а вот с тем, кого любит, уже никогда. Игорь целовал его страстно, жадно мял и тискал, вжимался каменным стояком, шептал ему на ухо какую-то смешную ласковую чушь, и Дэн подумал, что, кажется, Мартин, и правда, в него влюблен, но ничего при этом не почувствовал. Потом распалившийся Мартин встал перед ним на колени и расстегнул его брюки. Дэн, глядя сверху, как Игорь тычется в низ его живота черной растрепанной шевелюрой, чувствовал, что с точки зрения физиологии все очень здорово, но он предпочел бы видеть у своих ног вовсе не его. Поэтому был полностью удовлетворен телесно, но душой – нет.
Мартин, пока отсасывал Дэну, успел и себе подрочить и тоже кончил. Они снова стояли рядом у стены, курили, потом Игорь, глядя немного в сторону, спросил его, что, может быть, у них все-таки что-то получится, но Денис в ответ только неопределенно пожал плечами. Он считал, что Валера для него потерян, но никого другого все еще не хотел, поэтому не стал обнадеживать Игоря. Хотя с ним было классно.
Глава 5
После выпускного жизнь двинулась дальше, хоть и не совсем так, как когда-то виделось Дэну. Герка поступил в Ростовский Университет Путей сообщения. Павлов-старший всю жизнь проработал на железной дороге и мечтал о карьере для сына именно в этой области, а спорить с папашей Павлову-младшему никогда даже в голову не приходило. Герасиму было жаль расставаться с друзьями, но, в то же время, мысли о жизни в другом городе, вдали от строгого родительского ока, приятно волновали и будили воображение. Одинцова тоже поступила. В Универ, в тот самый, который был Универом всегда, даже когда остальные высшие учебные заведения их города по-простому назывались институтами, на специальность с загадочным названием «регионоведение».
Денис подал документы на три разных специальности в Строительный Университет, и еще на всякий случай на две в Технический. Он прошел на две в Строительном и на одну в Техническом, выбрал «промышленно-гражданское строительство», отбыл общественно-полезную практику, которая заключалась в разборе и перетаскивании с места на место старой мебели в университетском подвале, как-то дожил до сентября и начал учиться.
Вокруг происходило много интересного и нового: новые знакомства, новые предметы, непривычная после школы свобода, и Фомин в сотый раз сказал себе, что Валера для него потерян и попытался начать новую жизнь. Он поменял обои на рабочем столе на что-то серенькое и пестренькое, из того, что непременно идет в комплекте с Window`сом, называется «серым камнем» или «рябью на воде» и не имеет привычки серьезно смотреть на Дэна, склонившись к его экранному двойнику. Он даже хотел удалить все Валерины фотографии, но рука не поднялась. И он просто засунул их в самый глухой угол компа, в ту папку, куда обычно скидывал то, что было ему уже не нужно, но по какой-то причине было жалко выбрасывать, и что он потом, через несколько месяцев, все-таки удалял. Не давала покоя когда-то нарисованная им картинка их счастливой совместной жизни, которая почему-то по-прежнему казалась Дэну очень правдивой и настоящей, но он с этим боролся, сердито от нее отмахиваясь и убеждая себя, что это скоро пройдет.
Дэн считал, что вполне готов к жизни без Валерки, но его личное время по-прежнему стояло, сердцем он все еще оставался в том весеннем вечере и ничего не мог с этим поделать. В душе было тихо и пусто, и он, не зная, как заполнить эту дыру, вечерами шатался по улицам абсолютно без всякой цели. И однажды в конце сентября ноги опять самовольно принесли его в знакомый двор.
***
Дэн, обнаружив себя под Валериным балконом, ничуть не удивился. Просто подумал, какой он дурак, что не пришел сюда раньше. Немного постояв, он достал мобильник и нажал кнопку «1», на которой по-прежнему, видимо по его недосмотру, был Валеркин номер.
Валерка, услышав звонок, не глядя взял телефон и принял вызов, но, поднося трубку к уху, краем глаза все же успел заметить знакомое имя и еле сумел выдавить из себя хриплое «Да». Денис, услышав Валерин голос, тоже разволновался, но взял себя в руки и спокойно спросил:
– Ты дома?
Снова услышав в ответ короткое «Да», он сказал, что стоит во дворе и, если Валера не возражает, хотел бы подняться. Валерка выскочил на балкон и молча уставился на Дэна, склонившись над перилами. Второй этаж хрущевки – это совсем невысоко, поэтому Фомин очень хорошо видел свою любовь, смотрел и не мог насмотреться. Валера тоже смотрел на него, потом он в третий раз сказал «Да», почему-то опять в телефон, хотя вполне можно было разговаривать просто так, и скрылся в квартире.
Когда Дэн поднялся на второй этаж, Валера стоял на пороге в открытой двери. Он попятился, пропуская Дениса, тот вошел, закрыл за собой дверь и аккуратно запер на задвижку. Затем он снова посмотрел Валере в глаза и просто сказал:
– Я люблю тебя. Прости меня, пожалуйста. Если можешь.
Дорошин помедлил пару секунд, потом размахнулся и влепил Фомину хлесткую тяжелую оплеуху:
– Это тебе за всех твоих девок!
За первой пощечиной прилетела вторая:
– А это за то, что ты меня бросил!!
После этого Валерка, позорно разревевшись, кинулся Дэну на шею. Дэн подхватил свое вновь обретенное сокровище, прижал к себе так, что у того чуть не хрустнули кости, и горячо зашептал в русую макушку:
– Не было никаких девок, Валер. Правда, не было. Все только напоказ, для тебя специально. И не бросал я тебя, ты ведь сам меня прогнал, не помнишь, что ли?
– А ты взял и ушел, – всхлипнул Валера Денису в шею.
– Ну, прости, прости. Ну, придурок я у тебя, что же теперь делать? Простишь?
– Конечно, прощу… – Валерка никак не мог унять слезы, поэтому продолжал прятать лицо, уткнувшись в Дениса, – Но ты, и правда, придурок. Эти твои девки…
– Да ничего не было ни с одной…
Совесть Дэна была чиста, потому что Мартин никак не мог считаться девкой. И вообще, это не он обжимался с Игорем после выпускного. А жалкий, потерявший надежду зомби с остановившимися жизненными часами.
Потом они замолчали. Они по-прежнему стояли в прихожей и даже не целовались, просто прижимались друг к другу, боясь расцепиться хоть на секунду, и Денис снова чувствовал ладонями узкую Валеркину спину, вдыхал его запах и от этого был счастлив. Наконец Денис вспомнил, что он все еще в куртке и нехотя выпустил Валеру, чтобы пристроить куртку на вешалку, а заодно и разуться. После этого они все же добрались до комнаты, но посередине остановились снова, и Валерка тихо сказал:
– У меня правда ничего тогда не было с Вадимом.
– Я уже давно понял, Валер.
– И на этот дурацкий букет мне плевать. Но ты все равно меня тоже прости.
– Конечно. Я же люблю тебя.
Дэн помолчал и решился спросить:
– А ты, Лер? Ты меня любишь?
Валерке почему-то очень трудно было это сказать, и поэтому он отвернулся от Дэна, прилег щекой ему на плечо и смущенно пробормотал:
– Ты же сам знаешь…
Но Денис твердо решил добиться признания:
– Хочу, чтобы ты сказал.
– Да.
– Скажи.
Валера сдался и, по-прежнему не глядя на Дэна, все-таки вытолкнул:
– Люблю… тебя.
Денис задрожавшими руками приподнял со своего плеча Валеркину голову и, наконец, припал к любимым губам. И снова ощутил, как мир вокруг них сдвинулся и пустился по кругу. И почувствовал языком смешной острый зубик и влажный, горячий рот. И слабость в коленях тоже почувствовал. И он длил и длил поцелуй, не в силах его прервать. Одной рукой он крепко прижимал к себе Валеру, а другой путался в его волосах, и светлый нежный шелк как живой льнул к пальцам, ласкался и оплетал, не желая отпускать. Остановился Денис лишь для того, чтобы напомнить возлюбленному, что он больше не его ученик, и что до его совершеннолетия всего ничего – какие-то жалкие две недели. И потому между ними могут теперь быть не одни только поцелуи. Валерка заверил его, что все прекрасно помнит и что у них будет все, что Дэн захочет и когда захочет. Дэн ответил, что он хочет всего и прямо сейчас и надеется, что любимый хочет того же. Валера молча кивнул, взял Дениса за руку и повел в маленькую комнату, служившую ему спальней, и в которой Дэн не был до этого ни разу.
В спальне было темно. Валера включил настольную лампу и в ее мягком свете Фомин увидел шкаф-купе, почти такой же как у него диван, с точно так же не собранной на день постелью и так же накрытый пледом, и рядом с диваном тумбочку, на которой стояла лампа. Кроме этого в комнате не было ничего. Да ничего больше там и не поместилось бы. Они остановились рядом с диваном, и Валерка спросил, было ли «это» у Дэна с кем-нибудь. И тот честно ответил, что да, было, но только с девушками, а с парнем никогда, и Валера обрадовался вдвойне: тому, что в каком-то смысле он у Дениса первый, и тому, что опыт у него все-таки есть, значит, можно не опасаться, что он растеряется в самый ответственный момент.
Они медленно, будто во сне, обнялись и снова начали целоваться. И Валера впервые при этом не мучился угрызениями совести, а Денис не боялся, что его вот-вот остановят. Дэн не хотел спешить. Это был его первый раз с парнем, но дело было не в этом, а в том, что это был первый раз с парнем любимым, с его наваждением и мечтой. И ему хотелось сделать все медленно и красиво, так, чтобы каждый миг был особенным и запомнился навсегда. Для Валеры это тоже был первый раз – первый раз по любви, той самой любви, которая вот уже почти год не давала ему покоя, ранила душу сомнениями и сама же ее лечила, наполняя нежностью и ожиданием счастья, и он тоже не хотел торопиться. Но они очень сильно друг друга желали и очень долго к этому шли, и поэтому не спешить не получалось, и вскоре они уже целовались жадно и грубо, обнимались и тискались до боли, и руки дрожали, и кровь грохотала в ушах, и не хватало дыхания.
Валеркина футболка уже валялась на полу, и Дэн покрывал короткими резкими поцелуями обнаженные плечи, ключицы, родинки на шее, и снова возвращался к губам. Валера успел расстегнуть все пуговицы на его рубашке и спустить ее с плеч, и тоже терзал губами открывшуюся перед ним смуглую красоту, иногда отрываясь, чтобы откинуть голову назад, подставляя под поцелуи лицо и шею, в то время, как его руки расстегивали широкий клепаный ремень, пуговицу на джинсах и спускали вниз язычок молнии. Сам Валерка был в спортивных штанах с резинкой на талии, и Денис просто запустил руки под эту резинку и, тяжело дыша, мял аккуратные крепкие ягодицы, и, прижимаясь, чувствовал, что в этих самых штанах уже нехило стоит, ничуть не хуже, чем у него самого. Валера тем временем залез Дэну в трусы, и тот вздрогнул от наслаждения, наконец-то попав в нежные умелые руки. Эти руки вытворяли такое, что Денис испугался, что прямо сейчас все и закончится, толком даже не начавшись. Поэтому он сделал над собой почти нечеловеческое усилие и отобрал у возлюбленного «игрушку». Затем быстро выбрался из штанов, стащил с Валерки треники, завалил его на диван и задохнулся, почувствовав под собой обнаженное тело, изящное, но сильное, как стальная пружинка.
Подмяв под себя Валерку, он лежал на нем, приподнявшись на локтях, целовал его губы, щеки, глаза, нос и все никак не мог перейти к главному. Он боялся причинить боль, и почему-то считал, что больно должно быть очень. Валера его успокоил, сказав, что больно, конечно, будет, потому что у него уже давно никого не было, но немного и только в самом начале. Поэтому Дэн может на этот счет не волноваться, но все же будет лучше, если он пошарит в тумбочке и найдет там «Детский крем», которым он пользуется зимой, чтобы чувствительная кожа лица на морозе не сохла и не шелушилась. Денис скатился с возлюбленного, отыскал то, что нужно и скользнул густо намазанными пальцами между Валеркиных половинок, трогательно белевших на фоне золотистого летнего загара. Он с трудом себя сдерживал, от возбуждения его уже просто трясло, но он продолжал там поглаживать, слегка надавливая и даже немного входя подушечкой пальца. Он гладил и гладил, добавляя еще крема, стараясь смазать там все как можно лучше, так что Валерка, который сначала тихо вздыхал, наслаждаясь, в конце концов, не выдержал и нервно поинтересовался, собирается ли Денис его сегодня трахать, или у него какие-то другие планы. Дэн, не говоря ни слова, вытащил пальцы, завалил любимого на спину, придавил к постели и раздвинул ему ноги, но Валера из-под него вывернулся и встал на колени, упираясь локтями в диван, бормотнув при этом, что на первый раз лучше так. И так действительно было лучше, потому что все было отлично видно, что называется, «как на ладони» и Денис с первого раза попал куда надо без всяких проблем, несмотря на то, что такого секса у него раньше не было даже с девушками, и сразу вошел полностью, упершись в круглый Валеркин задок.
Для Валеры вторжение, в самом деле, было немного болезненным, но вместе с тем таким сладким, что он застонал вовсе не от боли. Дэна тоже в этот момент с головы до ног прошибло просто неслыханным кайфом, и он начал двигаться, держа руками Валеркины бедра. Ему было очень тесно и горячо, и безумно хорошо, как он и ждал, только в сто раз лучше. Ему было просто обалденно, и он толкался все быстрей и быстрей, усиливая наслаждение. Валера боли уже не чувствовал. Он сильно прогнулся в пояснице, подставляясь Денису, так что грудью совсем прижался к постели, и подмахивал, и сладко стонал, чувствуя, как нарастает внутри колкая жаркая дрожь, и от этих стонов у Дэна в голове и вовсе мутилось. Денису вдруг показалось невыносимым, что его любовь так от него далеко и он, остановившись на миг, склонился над ним, просунул под него руки и потянул на себя. Теперь он прижимал Валерку, одной рукой держа поперек груди, а другой притягивая за талию, и мог целовать его плечи и шею, разделив пополам спутанные влажные волосы.
Валера, обнаружив, что руки свободны, потянулся себя поласкать, и почти сразу кончил, содрогнувшись всем телом. Денис почувствовал Валеркину судорогу, увидел, как шлепнулись на простынь белые сгустки, и его тоже скрутило. Он резко выдохнул, сильно толкнулся в ослабевшее тело, тоже излился и, так и не выпустив Валеру из рук, упал вместе с ним на постель, накрыв собой.
Первые минуты они так и лежали, оглохшие и ослепшие, еле дыша, потом Дэн сообразил, что Валере, наверное, тяжело под ним и перекатился на постель, виновато пробормотав: «Прости, совсем тебя задавил». Валера, хотя ему стало намного легче, почувствовал себя брошенным и тут же подкатился Денису под бок, по-хозяйски забросил руку ему на грудь, а ногу на бедра, и они на какое-то время затихли. Потом Валерка вскочил, буркнул, что ему срочно надо в ванную и унесся.
Дэну было хорошо. Застывшее время сдвинулось с мертвой точки и снова пошло, и он опять ощущал себя в полной гармонии с миром, даже несмотря на то, что после двух пощечин левая сторона лица у него немного припухла и довольно сильно болела. Валерка вернулся сердитым и набросился на Дэна, потому что в зеркале разглядел у себя на шее большущий яркий засос. Он был не единственным, но располагался выше других, и Дорошин опасался, что не сможет его спрятать даже под высоким воротником водолазки. Но гнев его был явно притворным, так что Денис ничуть не испугался и не расстроился. Хохоча, он отбивался от нападающего возлюбленного, потом изловчился и набросил на него плед, и пока тот из него выпутывался, тоже сбежал в ванную, закрылся, и, наконец, почувствовав себя в безопасности, полез под душ. Потом они снова лежали рядом, лениво переговариваясь, иногда тихо целуясь, и разглядывали друг друга, и трогали, исследовали губами и языком, запоминали родинки и шрамы. Дорошин, наконец, получил возможность изучить мускулатуру Дениса в полном объеме и он, конечно, хорошенько все рассмотрел и даже обвел бицепсы на руках и каждый кубик на животе. Разобравшись с анатомией Дэна, Валерка разлегся на нем, втиснул свою ногу между его и тихонько поддавливал там коленом. И пересчитывал губами мелкие коричневые веснушки на смуглом прямом носу. Денис поглаживал покрытую светлым загаром Валеркину спинку, нежно касался чуть выступающих лопаток, трогал ребра, расчесывал пальцами спутанные волосы и пощипывал маленькие розовые соски.
Так они развлекались, пока снова не возбудились, как два весенних бродячих кота. И Дэн взял Валерку еще, теперь уже, как опытный, на спине и лицом к лицу. В этот раз все было без лишней спешки. Денис, сильный и страстный, входил мощно и плавно, целовал напряженно выгнутую шею, запрокинутое лицо, и не мог оторвать взгляд от этого лица, с горящими щеками, с выступившей над верхней губой и меж ровных бровей испариной, с пьяными от наслажденья глазами. А Валерка, горячий и нежный, обхватив Дениса за шею, просунув ноги ему подмышки, выгибался дугой, стараясь прижаться теснее, так, что почти не касался постели, и отвечал на его поцелуи, и тонул в золотистых чайных глазах. И никогда еще узкий «пенальчик» не вмещал в себя столько любви и счастья. Утомив друг друга до полного бессилия, они тесно обнялись, очень удачно совместив все свои впадинки и выступы, и блаженно заснули. Судьба, заглянув к ним в комнату, довольно усмехнулась. Убежать от нее не удалось еще никому. Не смогли и эти двое, хотя, казалось бы, достаточно для этого натворили. Убедившись, что все в порядке, Судьба отправилась дальше, решив, что здесь она уже сделала все, что могла.
