Текст книги "Судьбы изломанная нить. От Твари в Жрицы (СИ)"
Автор книги: orlando_sur
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)
====== Глава 1 ======
– Тварь, дурная голова, тащи воду! – орала кухарка, ведь матушка Бобо ушла.
– Скууоро, – присвистнула Тварька и выскочила во двор, гремя тяжёлыми вёдрами.
Весёлый дом «Бонбонерка» располагался во втором кольце города Тугара после центральной крепости. Очень завидное место, рядом встречались ремесленные мастерские – поприличнее и не слишком грязные: швейная, сапожная, уф… юфелир был, там… через пять домов справа. Вдоль улицы тянулись сточные канавы, закрытые коваными решетками. Швейная лавка располагалась на другой стороне, домик доктора – через три дома левее. А управа Орденцев даже виднелась, если выйти на середку улицы – крыша башенки так и так била солнечными бликами в глаза. Говорили, золотая, но из веселого дома ходить туда никто не любил, метки блудницам ставили, нотации читали о спасении души и еще наказания назначали. Чаще всего – голодание для укрощения мят… мятешу… тьфу, вредного духа. Матушка Бо с радостью поддерживала Орденцев, каждый кусок во рту своих девиц считала.
Дом, внутренний двор для хозяйства и колодец в тридцати шагах ниже по улице – вот и все, что Тварька видела в своей жизни, далеко от дома ведь не пускали, да и мастера чаще всего сами прибегали по зову Матушки. Тварюшка обитала только в доме – вся уборка на ней уже лет, сколько пальцев на обеих руках и всего разов по большому, указательному, среднему и малому пальцев. Вспоминать, как пришлось этому учиться, – за любую оплошность лупцевали, не хочется.
Даже в храм Тварь не брали, псы Ордена могли увидеть чистое лицо полукровки, без метки бастарда. А за это Матушку наказали бы, а ее – и убили. Кто же вынесет сто палок! Тварька радовалась редким моментам – спокойно полежать на хлипкой подстилке под лестницей, ведь от прихода молочника и до первых петухов спать ей никто не давал.
– Лентяйка, где тебя носило?! – встретила служку мокрым полотенцем кухарка. – Быстро мой пол, за ночь заляпали!
Начался обычный день в «Бонбонерке». Предстояло вычистить, проветрить кабинеты после свиданий девочек с клиентами, сменить белье, натереть пол воском, подсвечники мелом, мыть посуду, стирать, носить воду! Ведь их веселый дом славился на весь Тугар и был самым дорогим, как говорили сами девочки. Тварь жила здесь с детства, когда еще прежняя хозяйка в строгости всех держала, тоже матушка Бо, но полукровка до сих пор не знала, что за название. Старая кухарка про этот вопрос как-то тяжелой рукой отвесила подзатыльник ей и сказала: «Не твово ума дело. Для богатеев небось завлекалочка, они и понимають».
А сейчас Тварьке было интересно, услышали крики Шинды «прынцессы» тутошние или нет. Они же дрыхнут до полудня, а тут такие вопли. Донесут хозяйке? Кухня находилась в дальнем углу дома, а окна выходили на хозяйственный двор, но стряпухин голос обычно слышно везде. Дверь из кухни вела через закуток в пролетный ход из двора на улицу. В том проходе в небольшой нише стояла бочка для воды, которую приходилось ей же несколько раз в день пополнять. Да уж, Благой не обидел Шинду голосом – мертвяка поднимет.
Матушка Бобо сегодня велела зайти после завтрака. Зачем? У неё уборка, стирки много, вчера было сто… эмм… толпо… столпотеве… в общем, кутерьма, клиенты так и валили. Прачка не справится, придётся вместе с ней гнуться пол дня. Матушка решила добавить работы? Но замечала ее только едва ли раз в год. Иногда. А то и реже. Иль? Эх, вот бы стать «прынцессой»! И сама же хмыкнула. Мечтай! С такой рожей, звериными ушами и клыками, скрюченными пальцами и хромой ногой только слепой и глухой выберет, да и то…
Пока Матушка с девками неспешно завтракала, Тварька успела освободить, ополоснуть ночные горшки и теперь расставляла их. Этот, с бурой вишенкой – Вирты, белый и с розочкой – Крейны, блестящий. Дыхнула на белый бочок, протёрла – блестит, загляденье! Не удержалась, глянула в отражение. То же самое, что и в бочке с водой, только бледнее. Вздохнула, красоты не прибавилось – та же бритая голова, так же торчат звериные острые уши, выпученные голубые глаза, не в чести в королевстве, острые подбородок и скулы, бесцветные ресницы и тонкие, чахлые, бровки, а на губы можно даже и не смотреть – бледные, синюшные. Нда, ничего не изменилось… Осторожно ставим на место, уси-уси! Теперь горшок Фитца – с синей кляксой, но он говорит – дракон, врёт, небось. И не дай Благой перепутать эти красивые посудинки – уши надерут, после этого они неделю горят так, что приходится спать на спине. А когда-то давно Тварь расколотила один, случайно, так до сих пор тошно вспоминать, отлупили ремнём с бляхой, до самой кости, тугие шрамы остались на всю жизнь. Так, скорее! Застелить постели, опрятно сложить разбросанную одежду, протереть пыль и вылизать пол в девичьей нужно! Ох, именно вылизать…
– Тва-а-арь! – заорала Шинда. Эх, мошка-блошка, уже поели, значит.
Убрав со стола и вымыв посуду после завтрака, направилась к хозяйке. Обычно резвые, сейчас ноги отказывались идти. Тварь тяжело опиралась на лакированные темные перила из розового бука, гордость весёлого дома, провалились бы они! Каждый день натирала воском эту деревяшку! Вчера Вед, помощник хозяйки, смотрел на нее так, что напугал до икоты, да еще задницу ощупал. Что задумал? Старый бес скуксил морщинистое лицо. Ну, худая, и что? Ласеньким то не кормят. Все постное дают, и то – утром только. Или реже… Да нет, не может быть! На груди ни одного бугорка, как у всех девиц, куда ей!
– Заходи! – раздался резкий голос Матушки Бо, едва она подошла к двери. Оглянулась – никого, пожала плечами, приоткрыла дверь и по привычке протиснулась боком.
Матушка стояла у окна, уложив руки на своей необъятной груди, и ее тёмный силуэт показался Тварьке зловещим. Она поёжилась.
– Заходи, не топчись на пороге. Хуго, смотри.
Тварька только сейчас заметила, что бархатная кушетка Матушки Бо не пустует… На неё уставился богато одетый господин с волосатой бородавкой на щеке и неприятным взглядом. Остальное она не успела рассмотреть, с детства вколотили ей правило не глазеть на людей.
– Сомнительно, – просипел гость.– Сутулая, корявая, глаза бегают, кто поверит?
– Тварь, сними платок, подними руки вверх, смотри прямо, – приказала ей Матушка.
Пришлось подчиниться и замереть, правда, теперь и Тварька смогла исподволь рассмотреть господина. Жилистый, с презрительным выражением лица, смотрел оценивающе, будто взвешивал в уме её грудь, руки, ноги. Тварька смутилась и отвела глаза.
– Ну, что же, волосы отрастить, откормить, уши-то присутствуют-с. Особенно, если будет мяукать по-эльфячьи. Белобрысая, светлоглазая, самое то. Я посодействую тебе, и найми старого Диго – за пару медяков в неделю и еду он займётся её подготовкой.
– Да! – Матушка даже стукнула кулаком о ладонь.– Диго разве не стражником был?
– Ну, был, пока не спился в хлам. Зато у него все ровные ходили, осанка была – загляденье. Если он её не выпрямит, то и браться не стоит. Своего человека могу присылать только до полудня, устроит?
– Тварь, вон! – рявкнула хозяйка и Тварька стала пятиться к двери.
– Бо, придумай ей другое имя, право слово, не звучит. И с травницей побеседуй, плоска-а-я… – хмыкнул посетитель перед тем, как захлопнулась дверь.
Тварька, тяжело переваливаясь, направилась на задний двор – Ольве, прачка, уже вовсю трудилась, а ей самой требовалось что-то активное, куда вылить свою злость и страх. Кивнула женщине, быстро накинула длинный заскорузлый фартук и ринулась за водой к бочке. Работа – лучшее средство…
Сполоснув и отжав последнюю рубашку, Тварька с трудом разогнулась и увидела Матушку Бо, она сердито возвышалась над нею. Тряпка звонко шлёпнулась в воду.
– Тварь, больше не стираешь, – веско заявила хозяйка и, тяжело ступая, удалилась.
Полукровка перед обедом помогала на кухне, слушала подначки кухарки:
– Ой, высоко взлетишь, Тварь! Скоро забудешь, как сковороды чистить и пол скрести! А, мож, возьмут мне помощницу, как думаешь?
Тварька помотала головой, Матушка Бо была прижимистой, это все знали. Скорее, охрана станет носить воду на кухню, чем возьмут помощницу.
Вечером Тварька устало взбиралась на мансарду. День никогда не проходил легко, а сегодня тело предательски отказалось идти на середине лестницы, пришлось собирать последние силы.
Девицы и Фитц в одной рубашке возбуждённо галдели о чем-то, хотя парень был без штанов, щеголяя голой задницей и висящими причиндалами, только в белой кружевной рубашке, а некоторые и в одном чулке или с не крашенными губами и распущенными корсетами.
– Явилась! С повышением! – язвительно сказала Вирта, и все замолчали.
Тварька хотела, как обычно незаметно проскользнуть на циновку, но… её не было! Остановилась в своём углу, озабоченно шаря взглядом вокруг, кто-то уже начал тихо хихикать.
– Ваше эльфячье вышество, идите к своим покоям, – Фитц встал и низко поклонился, сверкнув своими прелестями, указывая рукой на новую кровать у окна. Раньше место пустовало: там не хотели спать, то дует, то печёт солнце – они же дрыхнут почти до полудня. Да и через окно просачивается вонь от сточной канавы по утрам, когда солнце нагревает мостовую и вверх поднимаются испарения. Тварька остановилась, подозревая подвох, Фитцу верить вообще нельзя. Внезапно раздался звонкий шлепок и парень взвился вверх.
– Отстаньте, ушастая скоро начнёт работать с клиентами, разве не поняли? К ней очередь будет длинна-а-а-аая, – Крейна, самая вредная и самая красивая девчонка, ехидно улыбнулась.
– Что привязались, может Ма себе помощницу станет воспитывать, – Вирта на правах старшей положила конец веселью и все засуетились, собираясь.
– Иди, это твоя койка, – Вирта обернулась у двери и натянуто улыбнулась, перед тем как закрыть дверь.
Тварька осторожно села на кровать. Жестко, совсем не так, как у всех, одеяло есть, но ветхое, даже просвечивает. А дерюжку, сшитую её ещё детскими ручонками, всё равно жалко. Она встрепенулась. Если кровать поставили вечером, то старое одеяло лежит на дворе, можно осторожно пробраться из мансарды в парадный коридор, а потом тихой мышкой в другую дверь… Да и ополоснуться не мешало, там как раз в корыте вода осталась. Тварька решительно встала: клиенты, поди, ещё не пришли, музыки не слышно, так что она тихонечко…
На нижней ступеньке сидел охранник и курил трубку, поэтому Тварька тихо-тихо прокралась обратно, приказ матушки, чтобы даже духа Твари не было видно при клиентах, помнили все. Пришлось пойти другим путём. Перед дверью в коридор Тварька остановилась, выровняла дыхание, прислушалась. Дверь была тяжёлая, из плотно пригнанных досок, и отделанная декорацией с той стороны, но ни единого звука она не уловила, а потому толкнула ручку вперёд.
Она впечаталась носом в чью-то грудь в красивом красно-голубом мундире и замерла. Мужчина тоже не подавал голоса. Тварька медленно подняла голову и осторожно заглянула вверх. Удивлённо расширенные глаза молодого господина внимательно рассматривали её, ещё бы сказали: «Разве это мышь?» Тихо пискнув от досады, Тварька вывернулась боком от неизвестного, оббежала его и, почти захлопнув дверь, услышала:
– Амм…
Ах, ты, мошка-блошка! Попадёт!!! Во рту почувствовался солоноватый вкус, Тварька прокусила губу. А если он спросит про нее? В подвал ведь посадют, к крысам! Отлупят до полусмерти! Ладно, нужно бежать за одеялом, спрятать его и… А обратно ведь нельзя, вдруг голубоглазый не ушёл? Тьфу, мошка-блошка!
Часа два Тварька тряслась под дверью, чутко прислушиваясь и боясь снова встретиться с красно-голубым мундиром. Музыка уже звучала во всю, девицы хохотали, приглашённый музыкант старался как никогда. Тварька решила попробовать. Она открыла щёлочку, высунула голову – никого! Молнией мелькнула на другую сторону коридора и тут же хлопнула дверью. Фух! Удачно!
– Где ты шлялась? – Вирта сидела на своей кровати и вытирала платочком глаза.
– Эта… ночнуой горшуок хотиела раздобыть! – радостно выпалила она первое пришедшее на ум.
– Горшок, а…
– Вирта, ну, не плачшь, – начала утешать Тварька.
– Научись сначала нормально говорить! – огрызнулась женщина.
Вирта уже не выглядела молоденькой, две морщинки вокруг уголков рта закрепились на лице, да и усталый, безнадёжный взгляд не оживлял лицо. – Ей было под тридцать, хотя она выглядела моложе, но со дня на день ждала разговора с Матушкой. Это все знали, да и плакала Вирта по ночам, ей никто не предложил дом, не то, что замужество. А с меткой блудницы из веселого дома только в темную обитель для грешников, специальную, там они отмаливали грехи и работали до полусмерти. Или в Орден, если кто согласится соединить руки с нею. Тварька поёжилась, здорово, что у неё этого клейма нету. Хотя детям греха ставят маленькую змейку с поднятой головой над бровями. А ей повезло, чистым лоб остался.
– Тварька, тебе бы к своим… – внезапно начала Вирта. – Мамка нагуляла тебя, да не выпытали мы, от кого. Но шило в мешке не утаишь… – она тяжело вздохнула. – Сегодня подслушала. Случайно. Тебя начнут готовить для особых клиентов, на тебе все заживает как на собаке. Вот завтра и… Не завидую я тебе. А, еще станут учить эльфячьему, уж не знаю, где они нашли учителя. Какой шарм, пленная эльфийка, едва говорит на нашем языке. Но… с секретом. Деньги они на тебе большие заработают, а кто-нибудь и убьет. Да уж… Заплатят мешок золотых Ма и она промолчит. Бежать тебе надо, – резко закончила она.
Тварька резко отвернулась к окну и молчала – поняла, что хотела сказать Вирта. Год назад к Фитцу ходил один клиент, раз в неделю, но приносили парня после свиданий без сознания и всего в крови. Матушка тогда расщедрилась на целителя, чтобы парнишка к каждому визиту богатея был здоров. Только куда бежать?
– Куда бешать? Я уродилась здеси и ничшего не знаю. На чтуо жить?
– Дура, думаешь, прачки не нужны? А подавальщицы? Эх, мне бы мою молодость…
– А мой вид? Я ше как биельмо в гласу…
– Хм, платок на голову, глаза долу. Никто не догадается. Клейма у тебя нет. И не улыбаться – клыки большеваты. Или подпилить, – тихо добавила Вирта.
Тварька легла, не обращая больше внимания на Вирту. Её настойчивость казалась странной: то ли насолить хотела матушке, что не устроила её судьбу? Или из жалости к полукровке? Последнее было шатко, Вирта никогда не забывала долгов, обид, да и добрые дела делала с прицелом на прибыль.
В кабинет Матушки охранник позвал Тварьку ещё до завтрака. Оказалось, хозяйка поила чаем с тостами морщинистого мужика. Он ссутулился на стуле и вообще, кажется, стеснялся роскошной обстановки.
– Вагор, это она. Если научишь хотя бы поддерживать разговор, получишь награду – 15 орликов.
– Как скажете, госпожа. Я и собаку за год научу разговаривать. Где позволите давать занятие?
– В отдельной комнате. Там поставили стол…
– Какой стол? Я только говорить умею. Письмо они за семью печатями держат.
– Ну, и ладно. За столом обычно труднее уснуть… – Матушка игриво подвигала ярко начернёнными бровями.
– Как скажете-сс, – поднялся гость и низко поклонился.
– Тварь, проводи господина Вагора в пятую. И смотри, старайся! А то высеку! – Матушка для наглядности подняла кулак повыше и с силой сжала.
Господин Вагор почти сразу приступил к занятию, не успела Тварька усесться.
– Так, тупица, велено тебе имя придумать. Как там, у них… Ммм. Лучезарная, Летящая, Сверкающая, Юная Заря… О, будешь Свежей Росой. У них будет Аийвэул. Ну-ка, повтори!
Вагор много ворчал, но Тварька сидела и довольно щурилась – непривычно оказалось бить баклуши днём. Как ни странно, новое имя произнесла сразу, так что наставник даже похвалил. Своеобразно.
– О! Кровь-то говорит!!! – хлопнул он себя по колену и сплюнул.
Тварька угрюмо уставилась на пол, который предстояло вымыть и натереть мастикой до прихода клиентов, благое настроение как рукой сняло.
Занятие шло часа два, учили всего слов: обе пятерни каждый раз этот, тот и другой палец, Тварька всё боялась что-нить забыть, ведь накажут! Самое смешное, у этих эльфов чудных слово «я» состояло из двух. А когда спросила наставника, тут же получила тонкой хворостинкой по плечу. И откуда он её вытащил?
Там были ещё слова: господин, госпожа, слушаюсь, будет сделано, сейчас, скоро, пожалуйте, простите, извольте, чисто… Что он там делал, пришло ей в голову, у эльфов? Напоследок господин Вагор велел все вызубрить, и не дай Благой перепутать звучание, и ушёл. Сказал, следующее свидание через две недели. И мерзко захихикал.
Тварька проводила учителя и бегом метнулась за тряпкой, но на лестнице ей преградил дорогу бугай Тосик.
– К хозяйке вертайся, – кивнул он ей.
Что ещё, работы все равно много, стирку отменили, а толку? Прачка одна не справится. Хм, разве станут знатные клиенты ложиться на грязные простыни? Или девочки после работы не смогут обтереться. Вот!
– Тварь! Эээ, как он там тебя назвал?
– Свежая Роса!
– Дура, по-эльфячьи!
– Ааа, Аийвэул.
– Как же теперь тебя называть? По-ихнему и не выговоришь…– задумалась Матушка, потирая мясистый подбородок. – Вэя, Вуля, Айва… О! будешь Айве. Элегантно и непонятно! Так, сейчас пойдёшь с Виртой на рынок и купите тебе два платья и обувку. Кожаную. Попроще. Да, и зайдите к Ладме, пусть даст что-нибудь для росту, женского. Ох, тупая… Ты как доска плоская, а должна быть уже перестарком!
Тварька сгорбилась, ну и что? Не растёт у неё ничо. Зато, никто не лезет!
– Ещё… скажи, следующий раз рассчитаемся… Платок-то накинь. Ох, расходы какие, – закудахтала хозяйка напоследок.
Тварька впервые шла на рынок за покупками, дрожа от нетерпения внутри. Всю жизнь носила деревянные башмаки и застиранные штаны, рубаху, курточку, которые получала от кухарки. Видно, покупала та это богатство за пару медяков на рынке. Вирта же ворчала:
– Нашли няньку. И что можно купить за две серебрушки?
– Так много? – поперхнулась слюной Тварька.
– Так мало! – рявкнула Вирта. – Ты столько лет за просто так гнула спину!
– Дак, еда, крыша над головой, одёжка… – протянула Тварька.
– Такие, как ты зарабатывают не меньше серебрушки за неделю. Слышишь? За неделю!!!
–…
– Рот закрой, клыки видно! Идём, знаю я тут одну лавку…
Когда подошли к крепкой двери с затёртой дощечкой сверху с пляшущим человечком, Тварька уже давно потеряла след от дома. Слишком далеко! И запутанно! Много разных людей, карет… Вирта взяла ее за руку и втащила в лавку.
– Госпожа, пожалуйте, – из-за незаметной дверцы выскочил старый горбун. – Кому нужна одежда?
– Вот! Её одеть: два платья и обувка.
– Оооо, – выдохнул старичок. – У меня как раз залежался этот размерчик. Присаживайтесь. Юн факу! – и юркнул в дверцу.
– Че-го-о? – обернулась Тварька к спутнице.
– Сейчас, значит. Он из Фигалии, наверное… – задумчиво отозвалась она с маленькой кушетки.
Резко открылась дверь и вошёл невысокий тощий мужичок с большим свертком под мышкой. Его бегающие глаза мигом оценили обеих и сделали вывод – он повернулся к Вирте и подарил ей восхищённую улыбку во весь щербатый рот.
– Какая фиалка! Что Вы тут потеряли? У этого мелкого жулика?
Тварька замерла на месте – она никогда не видела, как ухаживают мужики. Да ещё так любезно…
– Сам жулик! Что принёс? – отдуваясь от вороха одежды в руках, появился горбун. – Госпожа, смотрите.
Вирта мгновенно оказалась рядом и выхватила охапку тряпок. Меньше минуты ей понадобилось, чтобы выбрать два платья. Тварька забыла, как дышать, ведь они могут достаться ей! А вдруг на это не хватит денег?!
– Идем! – рявкнула Вирта, Тварька подскочила к ней и оказалась в углу, а горбун палкой толкал занавеску, перегораживал закуток. Откуда появилась-то?
Тварька дрожащими руками разгладила мятое платье, ткань теплая, тонкой выработки, нежная на ощупь. А цвет какой! Мятный, со светло серым… с кокеткой на груди… И это ей! Осторожно и медленно одела, как на неё сшито!
– Вирт, а, Вирт, – тоненько позвала подругу.
Но та не отозвалась, зато хорошо слышалось громкое шушуканье и тихий смех. Пришлось заняться вторым платьем, оно было чуть проще, из грубого полотна, но все равно не такое жёсткое, как тряпье Тварьки. И цвет удобный, кивнула она, коричнево-зелёный, только приятный. Сразу же взгляд упал на кучку ее мышасто-серых тряпок, не хотелось обратно тянуть их на себя.
– Долго ты будешь копаться? – раздался совсем рядом голос Вирты и занавеска отлетела в сторону. Тварька выпрямилась, разглаживая на себе платье, руки ужасно мешали.
– Ого! – воскликнула Вирта и толкнула её за занавеску, но Тварька краем глаза поймала изучающий взгляд посетителя. – Платок! Переодевайся.
– Как, госпожа? Подошло? Три серебрушки. И вот, серое платье, очень, очень хорошее. И почти новое.
– Ты сдурел? За такое старье? Одна серебрушка и я промолчу, что все снято с мёртвых.
– Как можно! Мне сдают вещи живые-с! Две серебрушки и половину медяков. И я дам на вашу жердиночку старые чоботы.
– Две серебрушки и чоботы! Или мы уходим к Вафею, – сердито заявила Вирта.
– Эх, как можно? Даже не поторговались, – сплюнул горбун, а посетитель громко рассмеялся.
– Калоц, не жмись! Гони и третье платье, где ты ещё такую болезную найдёшь? Пользуйся! Лет десять ещё и у тебя все сгниет.
– Да что говоришь? Я и так в убытке! Сгинь!
– Я тебе пяток медяков подкину, давай его сюда!
– И откуда ты здесь появился? – скривился горбун и через пару минут кинул в веселого мужика свертком.
Тварька обхватила два платья, свёрнутые тугими рулетами, и сверху прижала чоботами к груди. Такого богатства она отродясь не видела, а потому то и дело расплывалась в счастливой улыбке. И получала тычки в бок от Вирты. Третье платье ей почему-то не дали, его держал посетитель. Он вызвался проводить их, и теперь эта парочка весело гомонила сзади. То и дело над мостовой раздавался заливистый хохот. Вот бы у Вирты сладилось!
В лавке Ладмы ухажёр Вирты пошептался с хозяйкой за занавеской. Через минутку та выскочила с горящими щеками, посадила Варьку на деревянную скамейку посередине комнаты, плюхнула вонючую кашу на голову и втерла, потом вытерла мокрой тряпкой, и еще дала флакон, втирать раз в неделю в корни волос.
Мужик проводил их до весёлого дома и остался на крыльце с Виртой. Тварька вся извелась, пока дождалась спутницу, но та поднялась наверх совершенно счастливая.
– Чего светишься, орлик нашла? – поднял глаза от книги Фитц. Он был самый грамотный из всех. Даже писать умел. Матушка заставляла его заполнять приглашения на большие праздники.
– Да ну тебя, – отмахнулась Вирта. – Вон, Тварьке шмотки купили. Матушка теперь велела ей платье носить.
– Велела? – удивилась Тварька, она думала, что это праздничные наряды. Как же работать в них?
– Одевайся в зеленое и пошли к Матушке, – кивнула Вирта, она лучилась светом и сразу помолодела: красивая, хоть и не такая холёная, как вредина Крейна. И мягкая, милая… Тварька раньше мечтала, чтобы она её матерью оказалась, ведь меньше всех накидывалась и била.
– Хм, не так плохо, – одобрила Матушка вид служанки. – Так, завтра утром на крыльце тебя будет ждать старик. Туда оденешь старую одежду. У Шинды возьмёшь сверток для него – еду. Пойдёшь с ним, он тобой займется, а то молодая, а горбатая. Ты у Диго порядок наведёшь, постираешь. К концу завтрака как раз поспеешь обратно. Два раза в неделю ходить будешь. Да, ты горничной теперь работаешь. И смотри, учись, как волосы причесывать, лицо красить, тебе рано ещё, но… И с Фитцем зайдёшь ко мне к тешному часу. Иди. А ты, Вирта, останься.
Вирта после Матушки собралась и убежала в город.
– Ха, вот и выгнали старуху, – заметила Крейна, подпиливая пластинкой ногти. – Воздуха больше будет. Еще бы тебя, Тварь, куда сплавить…
– А её теперь Айве зовут, – зевнул Фитц. – И скоро она будет больше тебя зарабатывать.
– Кто, она?! Ффи, кто на неё позарится? – фыркнула красавица. – Кривоногая, сутулая, плоская. Ничего не забыла? А, страшная! Клиент звериные уши увидит и сбежит, скажет, дикарка, или прирежет. А когда клыки заметит….
– Нет, зря ты. Клиент необычное любит, чудное, вот и будет очередь на Айве стоять. А уж Матушка взвинтит цену, – оживился Фитц. – Спорим, она для особых клиентов её готовит?
Тварька села на кровать. Необычных, хмм. Клиенты тут в основном свои, местные. Редко проезжие наведываются. А эльфов все боятся и ненавидят, война-то идёт. Здесь их нету, герцогство ближе к середине королевства. А там, на окраине, то дровосеки выпилят кусок лес для строительства, а их потом находят мертвыми. То эльфы вырежут деревеньку, прилепившуюся недалеко от леса. Так и тянется вражда уже много лет – непонятно чего делят. Кошмары друг про друга рассказывают. Здесь, например, эльфами детишек пугают, что с темнотой они хвать детей из кустов, или младенчикам мор насылают в снах, потому они и орут как оглашенные, а потом мрут… А тут остроухая, в серёдке королевства. Вот и приходится все в платке, да в платке… И как мать ухитрилась от эльфа понести? Где она его нашла, спрашивается? А Вирту – жалко, она – все-таки добрая. Хоть и не показывает этого.
– Тварь! Почини! Постирай, погладь, раз ты горничная. На! – кинула тряпку в Варьку Крейна, прицелилась, зараза – прямо в лицо попала. Ну, почти.
– А я на рынок за новой. А то клиентов не в чем встречать. Фитци, идем со мной? – ласково пропела красавица последнее.
– Неа, сама. Неохота. И бросай остроухую Тварью звать, Ма разозлится. Её теперь Айве зовут.
– А имя дурацкое! – заявила Крейна уже у дверей.
– Не скажи-и-и, – протянул Фитц. – На юге фрукт такой растёт, говорят, душисты-ы-ый!
– Тьфу, Айве… – послышалось ворчание Крейны за дверью.
– Айка, иди ко мне! Брось ты эту тряпку, – позвал Фитц.
Тварька насторожено подняла голову. Этот юный красавчик ох, как не прост.
– Я починю, перешью на себя, носить буду.
– Брось! Крейна если увидит, глаза выцарапает. Иди сюда, смотри, – и парнишка вынул из-за пазухи часы на цепочке.
Тварька мгновенно оказалась рядом – такой красоты она не видела. Блестящий серебряный корпус, а на нем по бокам мелкие камушки, как слезки. А на крышечке цветок из них выложили. И серединка у него – голубоватая. И блестит… А стрелочка внутри так и шагает… Чудо!
– Дышать-то не забывай! – ткнул в бок ее Фитц.
– Откуда? – выдохнула она.
– Хм, клиент один попался. Я ему понравился. Вчера – второй раз пришёл. За ним родственник приехал, а сегодня это передали через Ма. Думают, откупились, – Фитц скривил лицо.
– А что, нет?
– Не знаю, – вздохнул парень. – Он такой… нежный. И мне показалось… А, не слушай меня! И вообще, Ма велела к ней зайти. Как раз время! – он бережно щёлкнул крышечкой и опустил за пазуху.
Когда Фитц открывал дверь, в дом просочился гулкий призыв к тешному часу. Ма не обратила внимания на вошедших – заполняла бумагу столбиками знаков, тихо шепча что-то, деревянная дощечка с цветными камешками стояла у нее под рукой. Фитц развалился на кушетке и похлопал ладонью рядом. Тварька помотала головой – нехорошее предчувствие шкрябнуло коготком внутри.
– Пришли? – подняла голову Ма. – Фитц, ты ей говорил?
–Я?! – деланно удивился парень.
– Айве, сядь, не мельтеши! – приказала хозяйка и Тварька мигом оказалась рядом с Фитцем.
– Я тебя уже слишком долго кормлю, пришла пора отдавать долги. Правда, ты ещё не выросла. По утрам будешь пить отвар, и чтобы до капли! А сейчас идём в пятую. Фитц! – кивнула она ему и парень взял Тварьку за руку.
Сопли текли беспрестанно, слезы она давно перестала лить, Тварька наклонила голову, чтобы было не так заметно. В жилой комнате оказалась только Вирта, она сидела на кровати и неподвижно смотрела в пустоту. Страх и отвращение душили Тварьку: обидно, Фитц и Ма привели ее, а она даже не сопротивлялась. В пятой комнате служанку неожиданно раздели: содрали хлипкую рубаху, ведь Тварька думала, что дадут какую работу и оделась попроще. А ей связали руки, уложили на живот, закрепили их над головой, раздвинули ноги. А потом начали объяснять, что ей предназначили. Ма сказала: потискать лапочку к Тварьке не будут ходить. Скорее, то отвести душу на твари, ну и руки, и то самое, мужское почесать – тоже. Айве оказалась живучей: ещё в утробе мамки, Тирены, её пытались вытравить, да не получилось. А как болячки и раны на ней быстро заживали, все заметили. Теперь Ма придумала использовать эту способность, а то девочек ей жалко. А ее, значит, нет! Тварька начала хлюпать носом. Да и спина болела – розгами всю исполосовали, да не так, как раньше, за проступки, а медленно, с оттягом, и между ног щипали…
– Тварька, ты чего? – подала голос Вирта.
Тварька отвернулась. Толку-то! Никто ей не поможет, идти некуда, и скоро на ее правой щеке поставят метку блудницы – надгрызенное яблочко. А Варькой её называла только Вирта, как появилась здесь весёлой пятнадцатилетней девчонкой, раньше, но не сейчас.
– Меня готовить начали! – шмыгнула Тварька. – Для особых. Чтобы девочек не калечить, – передразнила она Ма. – И заживает на мне все как на собаке. Выпороли меня… розгой. Сказали привыкать. И Фитц меня…
– А утром сказала пить взвар? – резко перебила жалобы Вирта.
– Ага…
– Сиди здесь! – кинула почти на бегу Вирта и хлопнула дверью.
Во время обеда, когда опять пришлось прислуживать Ма и девочкам, было невыносимо смотреть на Фитца: она не считала его другом, но стыд теперь обжигал. По большому счету в доме никто бы не поступился своими интересами ради неё. Как всегда. Наоборот, все старались побольнее и пообиднее ее задеть, словно соревновались. Только Вирта иногда бывала чуть сдержаннее. Тварька вздохнула: ничего не изменилось, столько лет прошло, а всё то же. Ма сказала, что придется отрабатывать. Получается, большую часть она будет забирать, как Фитц и сказал. А в старости ни один идиот не захочет её пригреть. Так что? Какая разница, когда сдохнуть? Вирта говорила – бежать. Зачем, где спрятаться? Куда деть длинные уши и клыки?
Когда Тварька уже устроилась подремать, пользуясь тишиной, все девушки и Фитц спустились в гостиную, принимать клиентов, прибежала Вирта.
– Тварька, не спать! Вот, замени! – сунула она ей душистый мешочек. – У Шинды где-то лежит. Найди и замени.
– Имм, зачем? – обернулась Тварька.
– Глупая! Тот взвар делает девицу пышнее, женственнее. Грудь увеличивается, талия становится тоньше, бедра тяжелее. А через три месяца станешь бесплодной! Третьи кровушки знаешь, как проходят? С муками, с кровотечением! Я чуть не умерла! А ты чахлая, откуда силы возьмутся – сдохнешь! Бери, пока я добрая!
– Это что? Тоже?
– Нет, грудь расти будет, это да. Волосы блестеть начнут, кожа улучшится. На, бери! Меня сейчас хватятся. Я сказала, что за веером.
Через секунду Вирта упорхнула, оставив после себя сладко-горьковатый аромат. Тварька сидела некоторое время, размышляла: с одной стороны, она ничего не теряет, трава у кухарки – точно отрава. А эта… кто его знает? Вдруг Вирта правду сказала? Только зачем это ей? А?
