Текст книги "Любовью через две сплошные (СИ)"

Автор книги: Ores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Часть 1 ==========

Снег мягкими рассыпчатыми хлопьями сыплется с неба, закрывая круглую обкусанную луну, хмурое пыльно-темное небо оседает неряшливыми сугробами на крышах высоток, застилает замерзший асфальт и лавку, на которой курю каждое утро, да и вечер, да и просто, прежде чем подняться домой… «Домой» – даже весело, к нему, конечно… к НЕМУ…

– Мишка, заебал, пошли спать, – ворчит за спиной, кидает в меня полотенцем, метил в окурок, что зажат между казанков указательного и среднего пальцев руки, вцепившейся в подоконник. Промазал. В последний момент рука дрогнула, обжечь не захотел. А он бы попал. Хотя… он уже.

– Иду…

Прошел месяц с того дня, как я забрал его себе. Бессовестно, нахально, втянув в свою жизнь и заставив стать ее частью. Значимой частью. Самой жизнью.

Из-за финансовых проблем, опять же моих, пришлось перебраться к Максу, моему шефу, заодно – бывшему, хотя отношения у нас были возвышенные «посрались-поработали-потрахались» – без чувств, только холодный расчет, но этого объяснить Даньке я не смог, а он и не захотел слушать. Эх…

Схавав очередную мою грубость, живет с нами. Все такой же замкнутый, закрытый, своенравный, слишком упрямый, чтобы у меня хватало терпения осмыслить его решения. Такой… нереальный. И прав Макс: я медленно схожу с ума и лекарство искать не хочу.

Утро такое же хмурое и снежное, как и предыдущая ночь. Градус давит на столбик ртути в термометре, роняя его до немыслимых отметок. На улицу даже смотреть холодно.

Долго смеялся, когда Максим, матерясь, откапывал свой навороченный лексус, а потом столько же пытался его «реанимировать», и вся электроника по пизде пошла, не завелся. Потом – еще дольше мой старенький джип. Поленившись подняться, попросил скинуть ему ключи, излазил все сугробы, обматерил меня во весь голос, наплевав, что соседи еще спят, пока их нашел. С горем пополам уехал, а я остался. Наверное, впервые за все это время наплевав на работу – остался дома. Почему-то не смог уйти.

Полупустая кружка с кофе дымится под рукой, тлеет сигарета, внутри постепенно расслабляется уже привычный ком, не рассасываясь полностью, но ослабевая, давая передышку, когда слышу шаркающие знакомые шаги за спиной.

Мне не надо поворачиваться, чтобы понять – он не выспался. Хмурится, недоверчиво разглядывая мою спину, ищет подвох, уже привыкший просыпаться один. Трет тонкими, наверняка холодными пальцами сонные, еще мутные глаза, треплет темно-русые волосы на затылке и, несмотря на мысли, выдает резкое:

– По-любому дождь пойдет – Михаэль сегодня дома изволили быть.

Усмехаюсь. Киваю. Возбуждаясь только от его голоса, его присутствия, закрываю глаза, видя его перед собой, спрятавшегося в мою толстовку, с накинутым капюшоном и растянутыми до казанков пальцев рукавами, показывающего мне фак – как же без этого.

Кусаю губы, чтобы не засмеяться. Наверно, со стороны может показаться, что он колючий, как острие армейского ножа, резкий, слегка надменный – возможно, с чужими так оно и есть, защищается, клыками цепляясь за любую угрозу, но не когда я рядом, скорее, по привычке. Наверно, поэтому не слышу, а чувствую его шаги. Преодолев расстояние между нами, прижимается грудью к моей спине – не обнимая, только телом. Уткнувшись лицом мне в волосы на затылке, незаметно, как ему кажется, вдыхая мой запах, и уже не вспомню, чем мылся: шампунем Макса, Данькиными баночками с непонятной мне субстанцией на немецком, которые лень переводить или идти у него спрашивать, или обычным мылом, но ему нравится.

Откинув голову назад, заглядываю ему в глаза. Одного ментального касания хватает, чтобы у меня задрожало от спазмов внизу живота, по телу пробежала дрожь, а горло перехватило и весь мой пиздеж задушило. Как в зеркало, смотрю в него, встречая его чертей и знакомя их со своими, они поладят, уже поладили, поэтому и улыбается, немного смущенно, отвернув голову и снова зарывшись в волосы.

Хватает пары секунд, чтобы его гордость надломилась, а моя выдержка дала трещину. Касание его холодных пальцев встречаю дрожью, сжавшись. Он только улыбается, забираясь рукой под футболку, оглаживает живот, поднимаясь выше, задержавшись на верхних кубиках пресса, еще оставшихся с юношеских времен, и хоть и уверяет иной раз, заговаривая о будущем, что у него на меня любого встанет, вижу, как ему нравится то, что есть сейчас, и втайне боюсь когда-то разонравиться ему.

Ногтями по ребрам, задевая капли сосков – он будет не он, если не коснется их. Откидываю голову ему на плечо, сжав бедра и теснее придвинув к себе, вжимая твердым членом себе в зад. Наклонившись, прижимается губами к шее, не целуя, только касаясь, трется лицом, ластится, возбуждаясь своей вседозволенностью, и злится, чувствуя, что летаю где-то в облаках, а ему нужно все: все мои мысли, все мои чувства. Кусает за шею, привлекая внимание, крепче сжав руки на груди, не так лаская, как обнимая, чтобы еще ближе, одним целым, и не могу сдержать улыбку, когда наше дыхание становится единым в поцелуе. Ломает изнутри, раскрывая грудную клетку, и ты начинаешь парить. От касания его сухих искусанных губ, от судорожного вздоха и рывка диафрагмы, от нехватки воздуха, от захвата, что уже душит, и так недолог был момент ласки, так стремительно сносит крышу, так отчаянно разрывает от страсти, и мало касаний, надо сильнее. Глубже, чтобы снесло к хуям крышу…

Дергает на себя, хватая за затылок, сжимает мои влажные волосы в кулак и тянет вниз, в глаза не смотрит, знает, что сделает хуже, – целует…

Пара шагов, где я, как первый раз на коньках, не могу устоять ровно. Швыряет спиной на стол, заваливая на спину, распластав, как шлюху, с широко разведенными ногами, прижимает сверху, подхватив под бедра, – и я от него такого, и так пьяный, рассыпаюсь на атомы, становясь слабее, и в то же время его уверенность в глазах придает мне сил.

С меня штаны стягивает рывком, потом вспоминает про футболку, тянет ее вверх, отшвырнув на подоконник, проходится ладонью от ключиц по торсу, останавливаясь возле паха, любуясь, как я надрачиваю себе, потому что если не коснусь себя, если не почувствую, что все это взаправду, – сдохну.

Свои вещи снимает медленнее, играет на меня, видя, что и так на взводе, и ходит по грани, чертенок, чувствуя, когда именно сорвусь и выебу его сам, просто потому что мне этого хочется.

Подходит ближе. Глаза в глаза. Его нечитаемая улыбка, мой глухой стон – несдержанный, давно рвущийся из груди. И я бы мог попросить его быть жестче, быстрее, чтобы уже, но ему претит сама мысль причинить мне боль, хотя в кайф, когда заваливаюсь пьяный, отхерачить меня ремнем или едва не утопить в раковине, пока он, по его словам, умывает. А здесь он медлит, в глазах все тот же страх и предвкушение, азарт и стыд, похоть и ласка, и я не понимаю, как в одном человеке может уместиться столько всего.

Толкается плавно, хорошенько смазав свой член слюной. Без растяжки – я ж не девственник, потерплю. Но все равно, страхуясь, дает облизать свои пальцы мне, проходясь ими между ягодиц.

Закрываю лицо руками, смеюсь, не могу перестать им восхищаться. Тяну к себе за шею, роняю сверху всем весом и под собственный сиплый выдох принимаю в себя немаленький член.

Ласка растворяется в поцелуе, она теплится во взгляде, пока тела сходят с ума. Трахаемся, как в последний раз, царапая друг друга, клеймя тела, оставляя засосы на шеях и плечах, как подростки, ей-богу. Стол с дребезжанием ходит ходуном, сбиваю с него недопитую Максову кружку, она со звоном летит на пол и разлетается на осколки. Данька тяжело дышит, кусает губы, уткнувшись мне в плечо, и шире разводит мне ноги, подтаскивая ближе, вгоняя до основания с громким шлепком, и кончает раньше, под мой выдох-стон, под мат и капли пота, что градом льются со всего тела. А после, не останавливаясь и медленно толкаясь внутрь, смотрит мне в глаза, руками стирая с моего лица пот, с глаз, губ, гладит по коже, словно боясь, что часть меня исчезла, что он забрал ее себе. Рукой тянусь к члену, передергиваю пару раз, сжав его внутри так, что он, распахнув глаза от легкой боли, выстанывает, и кончаю, намеренно марая его руки и грудь, тяну к себе, размазывая сперму по нам обоим, и пока я улыбаюсь, он философски выдает:

– Ну ты и мудло, Михаил.

А мне и поспорить не с чем, киваю, он, приподняв мне ногу, осторожно выскальзывает и хмурит виноватую физиономию, видя, как зашибись в этот момент мне.

Сам встать не могу. Спина затекла и колени дрожат, не отпустил еще адреналиновый отходняк, да и оргазм где-то кружит по телу. Даня тянет руку, помогая встать, придерживает за спину и стаскивает на пол. Стоим молча, я разглядываю его лицо, он – мое тело, улыбается. И мне почему-то кажется, что это последний хороший момент в нашей жизни…

========== Часть 2 ==========

Изменения я начинаю видеть буквально сразу. Возвращаясь домой поздно ночью, замечаю, что малой так же сидит у компа, зарывшись в интернет-сеть с головой, и, только заслышав мои шаги, резко закрывает все вкладки…

– Планируешь убийство? – стянув свитер, закидываю его комом на кресло. Подхожу ближе и встаю за Даниной спиной, слишком напряженной для его обычного состояния. Делаю вид, что совсем меня это и не бесит. – И видимо, моё. – Заглянув в девственно чистый экран, убеждаюсь, что я тут явно не вовремя.

– Ты бредишь, – отвечает с неохотой, скидывает мои руки, выбираясь из-за стола, и окончательно глушит систему. – Есть будешь?

И смотрю я в его глаза и не нравится мне, как неуверенно он пытается перевести тему. Спустить все на тормозах? Или начать разборки и устроить скандал? Наверное, все-таки…

– Мих, – почти стонет от боли, пока сжимаю ему рукой загривок, продолжая рассматривать знакомые до каждой линии черты лица. – Да все нормально, не нагнетай.

– Когда ты говоришь, что все «нормально» – я предчувствую глобальный пиздец.

– Все нормально.

– И разгребать его буду потом я.

– Не усложняй, а?

– А все и так сложно…

– Бесишь.

– Вот и поговорили. – Со свистом выдохнув, глотаю горький ком из непереваренных эмоций, но тот упрямо лезет обратно.

– Иди пожалуйся своему Максиму, – бросает, не оборачиваясь. Отходя к окну, открывает форточку, ковыряет шторы, делая вид, что он с головой занят, а я смотрю на него, вскипевшего на пустом месте, и понять не могу: или это я где-то успел накосячить и сам не понял где, или он во что-то вляпался? И лучше уж первое, свои долги я сам разгребу, а вот что творится в его голове – всегда было для меня загадкой. И да, я бы сейчас пошел к Максу, он умеет иногда подобрать правильные слова, ну или на хуй пошлет, вызверившись, чтобы я сам свои личные проблемы решал, но покурить-то в спокойной обстановке с ним можно было… А после Даниных неосторожно брошенных слов я даже пошевелиться боюсь. И вроде Макс остыл, меня не цепляет, даже с Данькой здоровается, и я не лажаю, весь в пацане своем растворился, и все равно ерунда получается. Может, я просто не создан для любви?..

Плетусь к окну, со стойким желанием содрать к чертям собачьим эти шторы, но вместо психоза обнимаю его за живот, укладывая голову на плечо.

– Да-а-а-а-ань? – тяну максимально ласково, как умею, выходит не очень, он все еще злится и отказывается идти на контакт. – У тебя «эти» дни, да?

– Сейчас у тебя эти дни начнутся, из всех разбитых мест, – так же мягко, протяжно.

Трусь носом о его плечо, медленно вдыхаю и так же выдыхаю.

– Скажи, что мне сделать? – Я и правда все сделаю, и от этого понимания делается так легко, что даже он расслабляется, тоже чувствует, что я готов.

– Извини, – вместо просьб и приказов, но куда важнее его откинутая назад голова и долгий, уставший взгляд мне прямо в душу. – Вспылил. Нет настроения.

– Поднять? – Подмигнув ему, спускаю руку вниз, но, не достигнув цели, оказываюсь перехвачен им.

– Не ту шкалу поднимать собрался, лучше расскажи, как прошел день…

– Тебе не кажется, что с малым что-то не так? – обращаюсь к Максу уже утром, застав его на кухне. Вечером Даня со мной так и не разговаривал, ночью рвали кошмары, так что проснулся я сильно не в духе и, наверное, впервые не хотел ехать на работу, хотя и знал, что не смогу забить – дел запланировано много.

– Ты это только сейчас заметил? – искренне удивляется и крутит пальцем у виска.

– А если не стебать? – предлагаю учтиво, проходя вглубь и пристраивая жопу на разделочном столе.

Разводит руками и булькает кофе. Нет, все-таки Макс сильно изменился, одомашнился, что ли, стал мягче.

– Он всегда сам себе на уме.

– Ты видишь его чаще, может, есть что-то, чего я не успеваю уловить?

– Я сильно и не разглядывал. У нас не очень с общением, – все-таки язвит, но не со зла, скорее – привычка их общения.

– Мне кажется, я упускаю что-то важное, – задумавшись, перебираю сотни вариантов в уме и не нахожу причин для его отчуждения.

– Ты не задумывался, – осторожно подбирает слова, разворачиваясь ко мне, – что ему могло все это попросту надоесть?

– Что именно? – повышаю голос, злюсь.

– Все, – так же спокойно. – Чужой город, бедный быт, одиночество, – и после долгого молчания, пока я, сглотнув, пытался унять бешеное сердцебиение под самым горлом, – ты надоел?..

– Думаешь, его волнуют бабки? – игнорирую окончание фразы полностью.

– Мих, – рывком тянется ко мне, подойдя ближе, рассматривает мои руки и то, как волоски на них встали дыбом, а вся кожа покрылась мурашками, – ты давай успокаивайся, нельзя принимать все так близко к сердцу.

– По-другому не получается, я пробовал.

– В этом твоя проблема – ты слишком от него зависим, и если он сейчас соберет чемоданы и упиздит в закат, то ты морально себя так изъебешь, что потом собрать уже не сможешь.

Крепко задумавшись, даже задерживаю дыхание. Вспоминаю, как он жался ко мне ночью, как прошлым днем мы сходили с ума на кухне, а потом и остаток дня тоже, и не верю, что Макс хоть в чем-то прав.

– Дело не во мне. В чем-то или…

– Ком-то? – помогает мне и нихуя не помогает в целом!

Пока я подбираю цензурные слова, чтобы парировать его вопрос, к нам присоединяется Данила и, судя по его сонной моське, он не слышал, о чем мы тут разговаривали.

– Ты меня любишь? – спрашиваю в лоб, не тем тоном, которым хотел, скорее, наехав, требовательно, с него всю сонливость как рукой снимает.

– Ну… да, – замялся неуверенно, скорее всего, его смутило присутствие третьих лиц, но в целом ответ меня устроил.

Переглянувшись с Максом, шлю ему ментальный подзатыльник, что смуту навел, и оставляю их одних. Уже расходясь на улице каждый к своей машине, прошу, чтобы он присмотрел за ним.

– Пошел вон, – бросает мне с порога, даже не дав толком зайти в кабинет. Знает, что с живого я с него не слезу. Достал. И я это чувствую. Вижу его негатив по отношению к себе, а еще беспокойство, которое он тщательно старается скрыть, но каждый раз, глядя мне в глаза, замыкается в себе и замолкает.

– Максим, – встав напротив его стола, смотрю сверху вниз, он машинально поднимается и теперь сам смотрит на меня свысока. – Пожалуйста, – эти просящие ноты самого бесят, а если прибавить к этому моё положение и весь этот период попрошайничества, готов биться головой об стол или вырвать себе язык, но просить приходится, и от этого тошнит.

– Я сказал нет, – упирается, как баран, руками шерудит бумаги на столе, не всматриваясь в листы, а я с психу скидываю их на пол, и сжег бы – такое чувство, что сам пылаю.

– Не будь сукой, мне нужен этот заказ.

– Я так тебе денег дам, только отвали.

– Да не надо мне ничего давать! Я работу прошу, а не милостыню! Или тебе лучше, чтобы кто попало поехал?

– На кого попало мне плевать! – начинает орать под стать мне, косится на дверь, убедившись, что она закрыта. Тон становится более агрессивным: – Кого попало закроют – это его проблемы. Ты о своем Даниле подумай, если сядешь – он вряд ли обрадуется.

– Я не первый раз за рулем, доеду. Тут тысяча километров, два локтя по карте, утром уже дома буду!

– В КПЗ ты будешь, дебил!!! Тачка не пустая поедет…

Я знал, что Макс не всегда перегоняет машины пустые, что и грузы возит, и документы, которые видеть никому не надо, и был готов ко всему. Деньги немаленькие, оно того стоит.

– Я знаю.

– И все равно хочешь этого? Мих, – падает обратно в кресло и закрывает руками лицо, – я потом с этим как буду, а? Ты же в курсе, что и бьются пацаны, и рейдеры встречают, менты пасут, ты всерьез думаешь, что бессмертный?

– Я справлюсь. Доверься мне.

– Верю. Только тебе это вряд ли поможет…

Автор

Уже разуваясь в коридоре и по привычке пересчитывая взглядом обувь, Макс тяжело выдохнул. Миха уехал рано утром, соврав, что в командировку на сутки, но по взволнованному лицу Данилы было понятно – тот ему не поверил. В их паре эмоции от одного к другому передавались воздушно-капельным путем, и если не в себе был один, то второй автоматически перенимал его состояние.

– А, это ты, – поприветствовал его Даня, выглядывая из своей комнаты.

– Я тоже рад тебя видеть, – поддел Максим, уходя вслед за ним, поморщился, разглядывая бардак в их комнате, хотя они и называли его творческим беспорядком. – Чем занимаешься?

– Э… А что?

– Просто спрашиваю.

– Звоню Михе, убеждаюсь, что телефон он вырубил, тачку перегнал за дом, и обращаюсь к тебе: что, блядь, происходит?

– А что происходит?

– Издеваешься? – хмурится и начинает напирать, наплевав, что в весе уступает. – Я же все равно узнаю.

– Мне сейчас убиться в панике или все-таки могу поужинать?

– Я у тебя нормально спросил, где Миша?!

– Я тебе нормально сказал, в душе не чаю, где он!!! Работает.

– Если я узнаю, что ты замешан в его загадочной командировке, убью суку, – тихо, спокойно, чеканя слова, и ни единый мускул на лице не дрогнул.

– Удачи, – с легкой улыбкой ответил Макс, разворачиваясь и выходя из комнаты.

Весь остаток дня и первые ночные часы оба, скрывая друг от друга, гипнотизировали телефоны. Названивать смысла не было, пришло бы оповещение, включи Миха трубку, но оно все не приходило, хотя Максу уже отзвонились: машина пришла вовремя, водителя не видели.

Данька ходил хмурый, как грозовая туча, цеплялся с Максом плечами, сталкиваясь, накручивал себя все больше, чем нервировал и самого хозяина квартиры, а когда старшему пришло сообщение уже в пятом часу утра, выхватил у него из рук телефон и успел прочитать: «Встреть меня на ж/д в 6», – не выдержал и, дернув Макса за грудки, хлестким ударом заехал ему в челюсть…

Миха

– Епона мать, – все, что приходит в голову, когда вижу эту дружную парочку на перроне. Приезжие уже покидают вагон, а я все никак не могу решиться выйти.

– Лучше сам выходи, – предупреждает Данила, Макс его за локоть придерживает, предчувствуя бурю. Вообще, они забавно вместе смотрятся: Макс хоть и не в костюме, просто в темных джинсах и распахнутом пальто, все равно создает впечатление серьезного успешного человека, а мой, в спортивках и кенгурухе с капюшоном, пацан совсем. Разные они, даже по энергетике, одного сейчас разорвет точно – или его, или он меня.

Шагнув как на плаху, хватаюсь за перила и по неудобным лестницам делаю пробный, очень осторожный шаг вниз, торс тут же простреливает адской болью и горит вся левая часть. У Дани, стоило ему завидеть мою рожу, руки опускаются, Макс, наоборот, быстро подходит ко мне, подставляя плечо, и помогает спуститься.

– Сам своему упырю объясняй, – шипит мне на ухо, с чего я могу судить, что Даня не в курсе, где я был. Да ему и не надо. Он меня насквозь видит.

– Подрался, – говорю сразу, когда медленно подходим к нему, я – все так же вцепившись в друга. – В вагоне. Чисто за справедливость. Родной, ты хоть моргни, а то мне пиздец страшно, когда ты так на меня смотришь.

– Мих, ты, «маты», что ли? Я так, чисто для справки. Или, может, тебе письменный запрос послать, раз уж ты все равно со мной не общаешься? Правильно! Зачем обсуждать такие поездки? Давай сразу мерки снимем, че?!

– Тормози, – цепляю его за капюшон и тяну к себе. Он весь вибрирует, как потревоженная струна гитары, по которой хорошенько ударили. Мышцы в камень, он даже дышит неровно, едва ощутимо – нервничает. – Я же приехал… – Последнее было явно лишним, он, прикинувшись сломанной куклой, неестественно резко наклонил ко мне голову, только посмотрев. – Понял, пошел я на хуй, да?

– Угу, – кивает и скидывает мою руку, буквально отпрыгивая от меня. – Только не на мой.

Уходит быстро, звякая ключами Максовой тачки, дергаюсь за ним, Макс меня обратно тащит, напоминая, что я помятый, и унизительно медленно ведет к машине, почти тащит на себе.

Голова кружится и трудно дышать. В больницу отказываюсь ехать и в качестве мотивации получаю пощечину от Дани. Психанув, когда он собирается сесть вперед, заталкиваю его на заднее сиденье, чтобы рядом, чтобы видел, и пока я, неудачно дернувшись, глотаю открытым ртом воздух, он сам, видно, остыв, помогает мне сесть. В глаза не смотрит. Только дышит часто-часто. И молчит. Не люблю, когда он молчит. Он тогда думает.

В больничке мне накладывают на ребра шину – хорошо, без перелома обошлось, зато сотрясение мозга констатируют точно. Я-то думал меня от этого мира тошнит, а оно вон как все. Бинтуют руку.

– Хочешь, поиграем в гробницу фараона? – спрашиваю у Даньки, когда он рассматривает меня на выходе. – Чур я мумия.

– Долбоеб ты, – бросает резко и уходит, забирая у Макса ключи почти силой, и садится за руль. Снимает стресс скоростью, забыв, что меня тошнит, поэтому, когда останавливается, меня хорошенько выворачивает, благо успел дверь открыть.

Автор

Пару дней Михе приходится отлеживаться. Данила все это время с ним не разговаривает, сидит в телефоне, активно тыкая по нему пальцами, и если бы Миха мог, то забрал бы у него гаджет, но он этого сделать был не в состоянии – отнять последнюю связь с миром. Напрягало даже не это, а чужое влияние. Кто-то промывал парню мозги. Он стал говорить чужими словами, высказывать чужие мысли, иногда сам не слыша и не понимая смысла сказанного. Он отдалялся. Причем так быстро, что начало казаться, будто земля уходит из-под ног.

– Ты специально разбрасываешь сигареты по дому? – это утро не было исключением, Макс торопился по делам, а Даня, оставшись один, искал, на ком бы сорвать злость. – Я задолбался их по всему дому собирать.

– Не твое – не трогай, – поддел его Макс, торопливо шнуруя туфли.

– А тут все не моё, может, мне и дышать нельзя?

– Иди подрочи, а? – взъелся Максим, даже не накидывая утепленное пальто, а так беря его в руки. – А заодно подумай: кто у нас в доме курит Мальборо? И кто этот человек, который не может позволить себе купить сигареты, а если их не оставлять на видном месте, то сам не попросит? Ну? Есть идеи?

Даня притих.

– Все так плохо?

– Выравнивается. Но медленно.

– И деньги по карманам ты ему распихиваешь?.. – Даня хохотнул, потом побледнел.

– Прикинь. Потому что сам не возьмет. А мне лучше так, чем за ним бегать и спрашивать, пожрал он сегодня или нет. И тачку ему ночью заправляю. И ебаные носки новые в шкаф кладу. И мне плевать, что ты об этом думаешь. Но если ему скажешь – я тебе шею сверну, понял?..

– Понял… спасибо… кажется…

Положение Михи действительно было совсем не радужное. За тачку, которую оставил себе, он пообещал раскидаться за полгода. Деньги взял в заем, проценты бешеные, просрочки быть не может. Плюс алименты. Плюс он все равно старался подсунуть Дане денег, потому что по-другому не мог. Пацан пока не работал – Мишка сам его об этом попросил. И он мог бы послать всех, в том числе и бывшую с ее новым хахалем, но привык отдавать долги, а в тот момент, когда ждал, пока она подпишет бумаги, чтобы забрать Данила, он готов был пообещать все, что угодно.

А еще, как назло, новый бойфренд оказался ментом, да не простым, а по уголовным делам. И было бы плевать, кто он, если бы бывшая теща, нормальная, кстати, женщина, не шепнула, что очень он хочет Михе насолить, а кроме как через Даню он выхода не найдет. Вот тут-то Миху и затрясло. Затрясло капитально, потому что наши органы – это те рычаги управления, которыми управляет кто хочет. Поэтому и ссорились часто, что Миха не пускал Даню работать, наверно, поэтому все так и случилось…

Миша

– Ты куда? – выйдя из ванной, цепляю одной рукой Даню за рукав куртки, второй – за шарф. – Время видел?

К черту время. Я вообще отвык, что он куда-то уйти может, тем более в семь вечера. Да и куда? За хлебушком? Так Макс обвешанный пакетами приехал.

– Прогуляюсь.

– Я с тобой.

– После душа? – скептически изгибает бровь и тянет из моих пальцев шарф.

– Плевать. Оденусь.

– Не надо меня выгуливать, – начинает заводиться, но старается держать себя в руках. – Я недолго.

– Куда? – уже в лоб, отпуская, но не позволяя отвести взгляд.

– Надо встретиться со знакомым.

– С каким, к хуям, знакомым?

– В сети познакомились… Мих, мне не пять лет.

– Не пять, – соглашаюсь, складывая руки на груди, он чисто машинально мои раны на сбитых казанках рассматривает. – Пятнадцать, по ходу. Не знаем, что там за люди бывают?

– Я его уже видел. И он нормальный.

– Он?

– Прикинь. Бывают люди двух полов: «Ж» и «М».

– Не дерзи.

– А ты прекрати вести себя как курица-наседка. Мне тоже нужно общение, помимо тебя и твоего бывшего.

– Я могу с тобой и не общаться, – крикнул из кухни Макс, гремя кастрюлями.

– Я узнаю, кто он такой, – не угрожаю… хотя угрожаю.

– Удачи, – рычит в ответ, освобождая руку и поворачиваясь спиной. – Если бы ты не был таким придурком, я бы вас познакомил, – берясь за ручку.

– Этот придурок тебя любит, – сам не понял, как это сказал, от отчаяния, что ли…

Он внутренне сжался, втянув голову в плечи… замер… Резко выскочил, крикнув, что будет недолго. А я смотрел на захлопнувшуюся дверь и ощущал, как часть меня исчезла, оставив сквозное ранение. Почему он не сказал, что тоже любит? Почему он это не сказал?!

========== Часть 3 ==========

Время тянется тошнотворно медленно. Заняться нечем, в телевизоре вижу только рябь. Отвык быть один. Более того, мне дико и страшно оставаться одному… Нет, не так, страшно оставаться там, где со мной должен быть он, и не видеть его рядом.

Когда с мягким щелчком открывается дверь, на часах уже без трех минут двенадцать. Надо же, Золушка явилась до полуночи. Иду встречать, глуша внутри вспыхнувший пожар, который сжигает все хорошее, особенно самообладание, и будоражит злость. Выруливая из комнаты, не сразу поднимаю глаза, не хочу видеть его пьяным, или виноватым, или обиженным, или… перестать видеть в его глазах тепло, с которым он смотрит только на меня. Не уверен, но вид у меня, скорее всего, жалкий, раз он тихо спрашивает:

– Чего не спишь? – вешая куртку на плечики в шкаф. – Кошмары?..

Не отвечаю и не реагирую, только впитываю его голос. Подойдя вплотную, прижимаю к стене. Что радует – он не отстраняется, не пытается избежать контакта, а позволяет себя прижать. Тянусь к губам, наклонив к себе голову. Целую глубоко, мягко, но, как ни стараюсь, страсть внутри меня требует жесткости, и поцелуй становится сильнее. Целую как в последний раз, и он хоть и сопротивлялся поначалу, сейчас отвечает с такой же страстью. Соскучился?.. Оставшиеся минуты до двенадцати держу его у стены, словно стараясь стереть до наступления новых суток все то, что было с ним за этот день или могло бы быть, о последнем не думаю, особенно о том, как он провел этот вечер. Услышав писк телефона, свидетельствующий о наступлении нового часа, отстраняюсь.

– Ты чего?.. – Данька ловит меня утром в коридоре, застав сидящим на пуфике и смотрящим на закрытую дверь.

– Он не взял меня на работу, – самому смешно, как это звучит. – Прикинь? – Даня скептически изгибает бровь. – Сказал, я плохо выгляжу и мне надо отлежаться. Я плохо выгляжу? – Пока парень разглядывает меня, я в ответ решаю, как буду смотреться, если подползу к нему на коленях и зубами стяну плавки, единственное, что есть на нем, вниз…

– Выглядишь лет на сорок, – подводит итог и уходит, и меня брошенные им слова цепляют меньше, чем то, что он меня не хочет. Ни трахать. Ни видеть. Я явно сегодня здесь не особенно нужен.

– Мне уйти? – не спрашиваю, ору, хотя можно было и помягче.

– Спать иди, сказали же – отдых нужен.

– Я не хочу отдых! Я хочу тебя!

– У меня голова болит.

– Хорошо хоть не жопа! – Оба понимаем, что меня еще не отпустило от вчерашнего, его задевает это крепко, но вместо того, чтобы поорать со мной и разбить пару тарелок, с улыбкой и непривычной злостью в глазах выдает:

– Не переживай, мы с ним аккуратно… – играет на нервах.

У меня блок срабатывает, всю систему наглухо выносит, злость отключается, так же как и другие чувства, внутри абсолютная пустота, причем случается это быстрее, чем я понимаю, что надо поберечь нервы. Встаю и молча ухожу на кухню. Вместо отдыха отмываю ее, драю полы, даже окно помыл, правда, одно, потому что чуть из него не выпал. Ближе к обеду, привычно устав, тупо сполз по стене, разглядывая падающий за окном снег и рассуждая, что нормальные люди окна зимой не моют…

Сначала встречаемся с Даней в коридоре. Я с жадностью рассматриваю его спину, обтянутую моей майкой, и узкие бедра в темной джинсе. Сильно по нему соскучился. Он в ответ проходит мимо. Хочется вмазать по стене, но рука и так болит, а мне сейчас больничный вообще не нужен.

Второй раз сталкиваемся, когда у нас выбивает пробки и гаснет свет.

– Миша! – орет на меня, а я тут правда не при чем, сам в шоке.

– Это не я, – признаюсь честно. Он, не веря, идет проверять, дергает переключатель, чуда не происходит – свет не загорается. Стоит и пышет жаром, на шее и ключицах проступают вены, их хочется прикусить зубами, а потом поцеловать, зализывая следы своей несдержанности.

– Не сохранился? – интересуюсь между делом, перекрыв ему путь в комнату, бук на зарядке, но протянет недолго.

– Я не играл, – останавливается и смотрит с укором.

– А что ты делал? – еще шаг вперед, рукой цепляя его за пояс.

– Общался. – Не шевелится, но и не отталкивает, глаза блестят азартом, и в то же время его что-то останавливает.

– Тебя, значит, ждут там? – мягкость интонации обманчиво наигранная, он это знает и лишь сильнее хмурится.

– Нельзя? – Упрям до безобразия.

– Можно, – пожимаю плечами, обняв его крепче, и, осторожно поцеловав в щеку, отхожу назад, он даже выдыхает как-то сломано и сам с трудом остается на месте, чтобы не шагнуть за мной. – Это же важнее.

Пятясь спиной назад.

– Важнее чего? – цепляется за бессмысленный диалог, меня медленно начинает накрывать.

– Важнее меня.

– Ты бредишь. Мих, иди передерни, ты не в себе.

– Хорошо, – не в тему прыскаю со смеху и упираюсь спиной в дверь ванной комнаты.