Текст книги "Give me back my life (СИ)"
Автор книги: ONEHuman
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– Потому что, Джек. Может он… не знаю. Пожалуйста, просто перекачай запись и ничего не говори Крису, – я видела в глазах мужчины сомнения на счет моей просьбы. Накрыв его ладонь своей крошечной, попросила еще раз. – Пожалуйста. Ради меня, Джек.
Он таранил меня взглядом несколько секунд и все же сдался.
– Ладно, – мужчина кивнул и встал. – Собирайся к 5-ти часам. В городе перекрыли дорогу, можем попасть в пробку.
– Спасибо, – поблагодарила, и он ушел.
***
В городе действительно перекрыли дорогу, но мы все успели. Даже приехали с запасом. Джек остался в машине, а я пошла к врачу. В той клинике все подписывали договор о неразглашении, так что я могла спокойно провериться, не беспокоясь об утечке информации.
Мой гинеколог уже ждала, когда я вошла в ее кабинет.
– Добрый вечер, Чарли, – поздоровалась женщина. Ей было где-то за 40, но выглядела она гораздо моложе. Стильно одетая, в белом халате, миссис Флеминг всегда была приветлива. Не знаю, от того ли это, кем был мой муж. Но меня это как-то даже и не волновало, – Присаживайтесь, – сказала она, указывая на стул.
– Спасибо, что согласились принять, – поблагодарила ее.
– Вы вовремя позвонили. Так. Что беспокоит?
– Мне нездоровится последние дня три. Тошнота, слабость. Это точно не отправление. А еще… задержка недели две.
– Тест делали? – сведя брови, уточнила врач.
Я качнула головой.
– Ладно. Значит сначала проведем процедуру, дождемся результата и, если что, сделаем узи.
Мне выдали пластиковую баночку и послали в туалет. Проведя все необходимые процедуры, я сидела на стуле, задержав дыхание. Нужно было подождать, пока тест покажет результат. А ждать пять минут. Я сидела вся дёрганная, кусая губы и теребя обручальные кольца.
– Не волнуйтесь так, – подбодрила миссис Флеминг. – Давайте обсудим. Последние время вы следили за приемом таблеток, не пропускали?
– Да. Я последние два года особенно тщательно за ними следила.
– Ладно. А принимали какие-то препараты… антигрибковые, антидепрессанты, антибиотики?
– Нет, я не… – и тут в голове щёлкнуло. – Да принимала. Я заболела в прошлом месяце и мне выписали капли в нос. Они были с антибиотиком.
Твою мать, как же я могла забыть. Тупица. Но мне было так плохо. У меня началась мигрень из-за заложенного носа, и я готова была на все, чтобы это прекратить. Помогли мне только те капли. И я напрочь забыла о том, что это влияет на таблетки. Просто напрочь.
А Крис через несколько дней вернулся из тура. Мы настолько скучали друг по другу, что я просто забыла.
– Черт, – я закрыла лицо руками. – Как же я могла забыть…
– Спокойно. Такое тоже случается. К тому же, это еще ничего не значит.
– Я надеюсь… очень, – выдохнула, еле сдерживая себя от разочарованного стона. Хотелось прибить саму себя. Идиотка, как так можно было?!
– Пока ждем результата, хочу спросить. Почему вы так против детей? – женщина свела брови. Опять.
– Я не против. Просто… сейчас не самый удачный момент.
– А что сказал ваш муж?
– Он не знает. Но, думаю, Крис со мной солидарен, – зачем-то поделилась с врачом.
– Что ж. Ладно, – не стала расспрашивать дальше. И в этот момент прозвенел установленный на 5 минут будильник.
Женщина взяла в руки тест, внимательно глядя на результат. Я занервничала. Казалось, мир просто перестал вращаться в тот момент. Задержала дыхание, готовясь к ответу. Миссис Флеминг почему-то долго тянула. А потом отдала палочку с плюсиком на ней.
– Вы беременны, миссис Фальверт.
========== Часть 3 ==========
Все время, что мы ехали обратно домой, я не сказала ни слова. Джек пытался что-то спросить, разузнать, но я не реагировала. Видимо, в конечном итоге он понял, в чем дело.
Я испытывала смешанные чувства. Корила себя за эту глупую ошибку, понимала, что это все сейчас совсем некстати. Боялась, до жути боялась реакции Криса. Но… даже немного радовалась. Я забеременела от мужа, любимого человека. Наша семья должна была увеличиться в размерах. И пусть было дико трудно свыкнуться с мыслью, что во мне развивается малыш, еще одна крошечная жизнь… это приносило мне счастье.
Срок был 4 недели. Я вынашивала ребенка уже почти месяц. А причиной моего состояния был токсикоз.
Теперь дело оставалось за малым. Рассказать мужу. Объяснить, как так случилось. И поведать о том, что во мне теперь жил малыш – часть его и часть меня.
Последнее пугало меня. Я не знала, как он отреагирует. Мы не обсуждали тему детей. Никогда за время брака. Видимо, телепатически понимали, что сейчас это не нужно. Нам было замечательно и вдвоем, несмотря на вечные ссоры, склоки. Я знала, что он очень любил меня. Достаточно ли сильны чувства Криса, чтобы воспринять это… адекватно, хотя бы.
В дороге я все думала, как рассказать. Подбирала слова, аргументы, придумывала объяснения. И, в итоге, уснула.
Пробудилась от мерзкого писка открывающихся ворот. Машина въезжала на территорию дома. На парковке я увидела автомобиль Криса, а на кухне горел свет. Я решила, что тянуть не стану. Не имело смысла.
Попрощавшись с Джеком, на трясущихся ногах вошла в дом. Он все понял без слов. И лишь обнял, поддерживая. Мужчина действительно поддержал меня.
Сняв обувь в прихожей, я пошла дальше босиком. Минуя гостиную, попала на кухню. Крис сидел за столом, покручивая в руке бокал виски. У него был серьезный вид, каменное лицо, а перед ним лежала какая-то папка.
В голове мелькнула мысль: что-то случилось. Однозначно, что-то жуткое, потому что настолько хмурым я мужа еще не видела никогда.
– Привет, – робко поздоровалась.
Он не ответил. Даже внимания не обратил.
Я решила приблизиться еще немного и уже остановилась у противоположного края стола.
– Все нормально…?
Он горько усмехнулся, подняв на меня взгляд затуманенных, печальных глаз. Они были темно-темно синими, если не черными. Муж был в ярости.
– Да, все здорово, – выплюнул он, а потом кинул мне папку. – Взгляни-ка.
Я замялась. Озноб прошиб меня насквозь. Страх сковал все тело. Я действительно боялась, что случилось что-то настолько отвратительное.
Аккуратно приоткрыв папку, я невольно ахнул от ужаса. Там лежали фотографии. Какие-то снимки жуткого качества, словно их сделали, сидя в кустах. Точнее сказать, на дереве. На них была наша спальня, акцент был сделан на кровати. Включен ночник. И фотография со спины девушки, с татуировкой, как у меня. Она сидела обнаженная и трахалась с каким-то мужиком, чье лицо было скрыто. Но это явно был не Крис. Лицо девушки тоже оказалось скрыто, но татуировка во всю спину показывала… что это я.
С раскрытым ртом я рассматривала их. Картинку за картинкой. Где было четко отображено, как девушка скачет на чьем-то пенисе. Но это было не я!
– Что за…? – я перевела взгляд на мужа. И все стало ясно.
Это подкинутый компромат, где, якобы, я изменила ему с кем-то другим. Но это не могло быть правдой. Я бы никогда не изменила мужу. На фотках была не я… но Крис этого не понимал. Его заверили, что это моя фигура. Мои фото. Я изменила ему с кем-то! И слепо повелся, потому и пил.
– Крис, где ты это взял?
– Какая разница?! Птичка принесла в клювике, – жестко ответил он, еле сдерживая ярость.
– Но это не я! Клянусь тебе, это какая-то подстава. Это не мои снимки! – быстро начала уговаривать его.
Фальверт вскочил, бросая стакан и разбивая его об пол. Жидкость разлилась по плитке. Вместе с осколками. Муж сжимал кулаки, явно готовый убить меня. Он не верил.
– Прекрати лгать! Хочешь сказать, и татуировка не твоя?! Вот эта, нарисованная во всю спину! Или может это не наша спальня? Или в углу, на тайм-коде, стоит не тот день, когда я был в туре?! – орал он, срываясь.
– Пожалуйста, Крис. Неужели ты действительно веришь, что я могла изменить тебе?! Я люблю тебя, мы женаты! Это чья-то тупая шутка, тебя пытаются развести, как мальчишку! Я даже знаю, кто.
– Отличная шутка! В виде фотографий, где точно ты скачешь на члене какого-то уебка! – снова отвечал он.
Винс.
Это он все это провернул. Пока меня не было дома. А на фото была не я. Это моя сестра. Эмма. Похожая внешне, затемнившая и обстригшая свои волосы, чтобы походить на меня. Разрисовавшая свою спину, копируя мою тату. Эта дрянь мстила мне. Мстила, разрушая брак.
Они вдвоем убедили Криса в том, что это я. И он верил. Верил им, а не мне!
По моим щекам текли слезы. Я взглядом умоляла его не вестись. Но было поздно. Все, что испытывал возлюбленный ко мне – слепую ненависть. Он метался по кухне, рвал на себе волосы. Даже разбил несколько тарелок. Все это сопровождалось грохотом, на который впоследствии прибежал Джек. Охранник замер в проходе, ошарашенный этой картиной.
Но ни я, ни Крис не обратили на него внимания. Он рвал и метал, мне же хотелось кричать от боли и беспомощности. Это казалось жутким сном, от которого я должна была скорее проснуться. Но этого не случалось. Весь ад моей жизни только начинался.
Перестав беситься, муж обошел стол. Он смотрел на меня сверху вниз, с нескрываемым презрением и яростью во взгляде. На секунду мне показалось, что сейчас он ударит. И когда Фальверт поднял руку, чтобы провести по волосам – отшатнулась. Теперь в синих омутах плескалась еще боль и ничем не скрываемая печаль.
И, тем не менее, он произнес.
– Я тебе верил. Я тебя любил. А ты оказалась жадной потаскухой. Сейчас же собирай свое дерьмо и проваливай нахрен из моего дома!
Он ушел. За ним хлопнула входная дверь. А меня словно пырнули ножом в спину.
Захлёбываясь уже неконтролируемым потоком слез, я опустила на пол в немом крике, зажав голову. Как же было больно. Словно из меня вырывали все-все внутренности. Меня резали без ножа.
Господи, как же больно. Невероятно. Так, как не было еще никогда за все гребаные 28 лет!
Через несколько минут моей спины коснулись чьи-то руки. Это был Джек. Он заставил меня встать. Хотел успокоить, но я не дала. Не подпустила его к себе. Было слишком больно. Я оттолкнула человека, который искренне хотел помочь.
Через полчаса меня уже не было. На своей машине я гнала прочь от этого дома, борясь с рыданиями, криками. Испытывая неимоверную боль, которую не могла описать словами. Никак. Сбегая. От любимого мужчины, который поверил кому-то, но не мне. Я даже не смогла ему ничего сказать. А если бы и сказал – он не поверил. Ему тщательно промыли мозги.
Дышать не хотелось. Не хотелось жить. Я гнала по шоссе с невероятной скоростью. А потом меня вдруг пронзила боль. Рвотный порыв рвался наружу. И я съехала на обочину.
Меня вырвало.
Малыш. Я забыла о нем. Даже не сказала. Господи.
– Прости, маленький, прости, – шептала, обнимая свой живот. Вокруг никого не было. Я присела где-то на каменном блоке.
Слезы полились рекой. Я кричала, содрогалась от рыданий. Было так больно. И плохо.
***
В тот вечер моя жизнь опять поделилась на до и после.
Я остановилась в каком-то мотеле на пару дней. Идти было некуда. С друзьями я точно была не в состоянии контактировать. Поэтому решила спрятаться там. А через несколько дней мне на почту пришло письмо из лондонского суда. Повестка.
Крис подал документы на развод.
На этом кончилась наша история любви. Я поняла, что надеяться не на что. Он больше не любил. И не собирался останавливаться. Но я почему-то продолжала верить. Думала, что все можно будет поменять, исправить.
Зря. Я была просто идиоткой.
И в итоге потеряла то совсем немного, что заставляло верить…
========== Часть 4 ==========
Прошло 2 года
– Rockabye, don’t bother cry
Angels surround you, just dry eye – допела севшим, почти надломленным голосом, практически теряя контроль.
«Терпи, Чарли, терпи.» – говорила себе.
Подняв вверх руку, сжимавшую микрофон, опустила голову и на несколько секунд скрыла за копной волос лицо. И щеки, по которым скатились две одинокие слезинки. А затем, снова натягивая улыбку до ушей, крикнула:
– Спасибо, Бостон.
Публика зааплодировала, завизжала и под их гул я убегала со сцены. Не уходила – именно бежала. По пути сталкивалась с членами команды, которые произносили какие-то поздравления, хвалили. Но я их не слушала. Мне нужно было уйти, скрыться, спрятаться. Взять все под контроль.
Залетев в гримерку, захлопнула дверь, заперла ее на замок и кинулась к столу. Обшарила каждый угол, сумку. Мне нужно было выпить. Хотя бы глоток. Один глоток. Но ничего не было.
– Черт. Черт, черт, черт, черт, черт!
Пнула стул. Он отлетел куда-то в сторону и упал со стуком. Запустив руки в волосы, тянула за них, пытаясь совладать с собой. Успокоиться. Вернуться. А потом оперлась о стол и подняла глаза. Передо мной было огромное зеркало. Но в нем я видела, словно, не свое отражение. Это было не оно. На меня смотрела какая-то девушка. Побитая, с красной пеленой, застилавшей глаза. Она была темной, будто бы тонула в своей тьме, своей личной боли.
И так было. В реальности. Свое истинное отражение я не видела уже очень давно. Ровно два года. Когда потеряла их обоих.
Кого их?
Людей, которых любила больше всех на свете. Потому что именно в тот день, двумя годами ранее, я… я потеряла своего ребенка. Своего Кроху. Часть меня и единственного мужчины, которого любила.
***
Мне трудно восстановить хронологический порядок событий. Потому что почти все время было для меня, как в тумане. Жаль только, что главного я забыть была не в силах.
Я говорила, что повестка в суд пришла мне через несколько дней. И прежде чем что-то рассказывать, я проясню детали. Мы женились в Лондоне. Значит и заявление должны были подать в суд там. А дальше решать – как разводиться. В Англии закон – хотите развестись без суда – живите два года раздельно. Но Крис не хотел ждать. Он жаждал развода.
Удивительно. Как всего одно фото, одно неверное решение может так изменить жизнь двух людей. Трех, точнее. Он так и не поверил мне, не дал объяснить. Не желал видеть. Вернул мне мою же собаку. На этом кончилась наша любовь. Теперь в нем жила ненависть ко мне, а во мне – обида и злость.
Крис заплатил всем, кому только можно, чтобы нам развели через суд. А это было возможно только в случае, если один из супругов признает свою вину.
Дальше – судебные разбирательства. Они длились больше 2-х месяцев. Вспомнили даже брачный договор, который заставил подписать нас Винсент.
«В случае измены одного из супругов, второму переходит все совместно нажитое имущество. Так же, в случае измены мисс Чарли Вестман, 90% ее акций в компании «West inc» переходит ее супругу, мистеру Крису Фальверту. В случае измены мистера Криса Фальверта, 80% дома в пригороде Лос-Анджелеса, штат Калифорния, США, принадлежит мисс Чарли Вестман.»
Думаю, никто из нас, до суда, даже и не вспоминал об этой формальности. А когда вспомнили – очень пожалели, что пошли на все это. Это заставило меня действительно испугаться, потому что 30% акций уже не принадлежали мне. Ими владел Дарен и еще несколько инвесторов. А так он хотел забрать больше половины от моих. То есть, по сути, я осталась совсем без дохода. Все-таки, с этих акций я бы не смогла получать сильно много.
Но даже это не волновало меня так сильно, как сам развод. Эти два месяца были худшими за всю жизнь. Самыми худшими.
В памяти всплывали некоторые из слушаний, после которых что-то происходило. Сам процесс всегда был одинаков. Ничто не менялось.
– Миссис Фальверт, встаньте, – каждый раз требовал судья.
Я вставала со своего места, сдерживая комок, подкатывающийся к горлу. Фамилия мужа, моя все сохранившаяся до самого развода фамилия, больно кольнула. В самое сердце. Ведь совсем скоро она вновь стала Вестман. Я снова забрала фамилию своего отца.
Села за большой деревянной стол, внимательно смотря на судью и ощущая тяжелый взгляд любимого человека на себе, снова сдерживая всхлипы и слезы.
– Миссис Фальверт, Вы клянетесь говорить лишь правду и понимаете, что несете уголовную ответственность за дачу ложных показаний?
– Да, Сэр, – я кивнула, нервно теребя обручальное кольцо на левой руке.
– В чем причина Вашего развода с мистером Фальвертом?
На долю секунды обернулась на супруга, как бы задавая немой вопрос, которого мужчина не понял. А ведь я искала поддержки. Надеялась, что он наконец поверит мне, увидит, что я все еще люблю его. Догадается, что я не лгу, что никогда не предавала его. Но в глазах все-еще-супруга была лишь уверенность в правильности своего решения и арктический холод. Поэтому я повернулась к судье обратно и ответила дрогнувшим голосом.
– Измена. Моя.
– Кто является инициатором развода?
– Он, – еще более хрипло ответила я, еле удерживаясь.
– Миссис Фальверт, признаете ли Вы свою неверность мужу?
– Нет.
По залу суда прошлась волна удивленных «ахов». За моей спиной сидело огромное количество людей. Близкие, друзья, а еще те, кто был совершенно не известен ни мне, ни, наверняка, Крису. Все, пожалуй, даже самые близкие друзья, вроде Камиллы и Шейна, сидевших в первом ряду, были уверены во моей измене. Да, я была ветреной в юности. Но это прошло. Прошло. Однако они не могли так просто в это поверить. И это ранило меня еще сильнее. Причиняло еще больше боли. Я осталась одна. Совсем одна со всем этим дерьмом. Ни поддержки, ни друзей. Ни даже денег. Этот развод стоял мне прежней жизни.
– Миссис Фальверт, у меня в руках конверт, в котором лежат фото, доказывающие Вашу неверность мужу. Поэтому, я повторяю вопрос. Признаетесь ли Вы в измене своему законному супругу, мистеру Крису Фальверту?
– Нет, Ваша Честь, – еще уверенней повторила я.
– Хорошо, Вы свободны.
На выходе из здания суда меня в тот день атаковали репортеры. Охраны у меня не было, так как этим всегда обеспечивал муж. Искать нового телохранителя времени не было – да и денег тоже -, а потому рядом был лишь адвокат – низкорослый мужчина лет 50-ти, не способный защитить меня. Я потерялась среди вспышек фотокамер, голосов, вопрос обо мне и муже. Все это мелькало вокруг, голова кружилась. Автоматически, я искала глазами в толпе Криса. И ведь он действительно был там. Стоял чуть поодаль у своей машины. Его сжатые кулаки свидетельствовали о ярости, бившей у него через край. И почему-то точно знала, что направлена она была не на меня. В какой-то момент он даже сделал шаг навстречу. Почти дошел до собравшейся толпы, но Винсент остановил его. Из-за гула я не слышала, что он ему сказал. Но это заставило мужа вернуться назад.
Теперь гнев его был направлен на продюсера. Он буквально испепелял того глазами. Но воздержался от конфликта. Это все не улизнуло и от меня. Я внимательно наблюдала за супругом, понимая, что шансов спасти наш брак уже не было. С каждым разом убеждалась, что проще было бы сказать «да» на дурацкий вопрос. Не цепляться за него.
В какой-то момент, кто-то из толпы вокруг схватил меня за руку. Желудок тут же сжался, меня затошнило. Закрыв рот рукой, я постаралась как можно быстрее пробраться сквозь толпу и добежать до большой резной двери из красного дерева, ведущей в здание суда. «Пираньи» неслись за мной до входа, делая новые кадры. Схватившись за ручку, я забежала в здание. Долетела до женского туалета, где меня вывернуло сразу же.
Токсикоз. От этой хрени мне уже ничто не помогало. Ни таблетки, ни другие средства, которые выписал врач. Это сводило с ума. И чем больше я нервничала, тем больше протестовал малыш и тем чаще меня тошнило.
– Прости, маленький. Прости, – шептала, поглаживая себя по чуть-чуть округлившемуся животику.
Мне было все сложнее скрывать свои формы. Малышу было уже около 3-х месяцев. Живот рос. И теперь я могла скрыть его только за счет объемных кофт. С рубашками и любимыми топами пришлось распрощаться. Как и с каблуками. И, хотя для этого срок еще был маловат, мне все равно стало неудобно в туфлях. Их сменили удобные кеды.
Через несколько дней мне позвонила Кэм. Она вдруг захотела о чем-то поговорить. А я просто больше не могла сидеть в той обшарпанной комнате дешевого мотеля. На большее у меня не хватало денег. Последние средства ушли на адвоката. Оставались совсем крохи. Поэтому пришлось экономить и частично распродавать вещи, которые покупала себе сама.
Но, идя на эту встречу, я не ожидала того, чем она закончилась.
Не думаю, что стоит в подробностях все описывать. Скажу только, что Камилла четко расставила границы. Больше она не была рада мне, как прежде. Она вела себя отстраненно, холодно. Делая вид, что не была моей лучшей подружкой с самого детства.
Маринерс уже родила малыша. Как выяснилось, это был мальчик. Но никто не сказал мне этого. Я не знала его имени, даты рождения. Ничего. Камилла вычеркнула меня из своей жизни одновременно с Крисом. Я стала ей никем. А про ребенка узнала от Шейна.
Возможно, это все сделала беременность и помутнение сознания, но мне казалось, что Солтлейк верил. Он верил мне, сомневался в правоте Фальверта. Так же, как Радуга и Джош. Просто мне не верила Кэм. А Шейн выбрал сторону возлюбленной, не желая делать из этого конфликт. А Джош выбрал брата. А Лютер осталась на нейтральной стороне, просто не лезла.
Камилла уговаривала меня сознаться. Говорила, что развод не принесёт мне денег. Не верила в то, что это все ложь и чья-то подстава. Она словно была не самой собой. Кэм открыто презирала меня.
Когда я отказалась, в очередной раз, она психанула. Обозвала меня продажной сукой, встала и ушла.
Я бы хотела сказать, что за 2 месяца мне стало плевать. Очень хотела. Но не могла. Где-то в глубине моей души жила надежда. На то, что это не взаправду. Что Крис поверит. Или Камилла. Что они оба любят меня. И хотя бы попытаются немного разобраться, прежде чем на слово верить уроду-Винсу. Но нет. Они глупо велись на его уловку. Верили. Два моих самых любимых человека.
Лучшая подруга отказалась от меня, как и все друзья. Муж слепо ненавидел. Семья отвернулась, даже малявка-Энди.
И тогда меня очень четко настигло осознание. Я одна. Это все. Больше не осталось в мире людей, которые бы любили меня, как раньше. Для которых я не была лживой сукой, продавшейся шлюхой.
Наступил конец моей прошлой жизни. И от этой мысли сердце сжималось в груди от боли. Душу рвало на части. По моим щекам стекали слезы, и единственная причина, по которой я сдерживала крики, это людное место. Маринерс встретилась со мной в какой-то закусочной.
Хотя и это было не надолго.
Я встала, желая поскорее скрыться в мотеле. А потом резко упала. Живот завязался в узел. Господи, как же больно. Настолько больно, что я начала кричать. На это сбежались посетители, официанты. Отдаленно я слышала обрывки фраз: «скорая, кровь».
Меня отвезли в больницу. По дороге я потеряла сознание, а очнулась в палате под капельницей.
Я потеряла своего малыша. Своего кроху.
И сразу поняла, что та боль, которую я испытала из-за разборок с Кэм – была каплей в море. Это больнее. Страшнее. Настолько больно, что невозможно дышать, больше не хотелось жить.
В больнице я провела около недели. Мне вводили успокоительное, поддерживали состояние, наблюдали. Я же днями пялилась в одну точку на стене и спала. Из-за моего состояния пришлось перенести слушание, но мне и на это было плевать.
Я потеряла. Единственное, что связывало меня со старой жизнью, любимым мужем. Самое ценное, что когда-либо у меня было. Мое крошечное сокровище.
И больше мне жить не хотелось. Не хотелось цепляться за прошлое. Если бы не Крис, это развод и вечный стресс, он был бы жив. Он был бы жив! Но Фальверт испоганил мою жизнь.
Поэтому я сняла с пальца обручальные кольца. Те самые, которые связывали нас. Два обруча из черного золота с красивым синим камнем – такого же цвета, как его глаза – вызывали отвращение.
Я убрала их в маленький карман своей сумки, чтобы забыть, а через неделю нас развели. Я признала все, в чем меня винили.
***
Прошло два года. Два! А я продолжала задыхаться. Задыхаться в этот день, когда потеряла кроху! Боль разъедала меня изнутри, переворачивала все существо, убивала. Это было невозможно терпеть. И я погибала с каждой секундой каждого нового дня.
Больше не жила – существовала. Теперь моим занятием была музыка. Как и мечтала, я стала певицей. За год я стала одной из самых популярных и обсуждаемых артисток. Что не удивительно с таким пиаром.
Но это не приносило радости. Или счастья. Это убивало. Там я просто находила способ забыться… хоть на долю секунду забыть о том, что убивает день за днем.
========== Часть 5 ==========
Первые месяцы после развода были самыми жуткими. Как и первый год моей новой жизни.
На протяжении восьми недель я не могла вылезти из постели. Возвращаться в Анджелес не хотела, поэтому на это время отдала Тома Дарену и Алексу. Они были, пожалуй, единственными, кто не отверг меня. Да и для них эта ситуация, в принципе, не имела значения. Дарен был мне близок, он меня знал. И видел, что случилось, когда я влюбилась в Криса. Он все понимал. Знал, что это наглая, пустая ложь. Но не лез ко мне и во всю эту историю, за что я ему была благодарна.
Иногда, мне звонил и Джек. Когда все это кончилось, мы договорились, что он избавится от записей и больше никому не расскажет о том, что видел и знал. Ни о Винсе, ни о ребенке. Я сожгла мосты с прошлым. Почти сожгла.
Эти два месяца я почти не вставала. Снимала какую-то крошечную квартирку в грязном, вонючем районе, где меня бы точно никто не стал искать. И на что мне хватало денег.
Я спала, плакала, думала. Не знала, что дальше делать. Ведь… у меня больше не было семьи. Мужа. Друзей. Идти было некуда. Денег тоже не было, как и работы.
Жила пока что на деньги, которые давно начала откладывать. Не знаю, зачем, но у меня всегда была заначка. Наличные, которые я прятала в тайниках по всей квартире. В нашем… в доме бывшего мужа я ничего не ныкала. Деньги лежали в одном месте, муж о них знал. Вот и все. На них и выживала.
Но имеющаяся сумма была слишком мала, чтобы прожить на нее хотя бы год. Максимум – шесть месяцев и это если бы я начала экономить на всем. И я начала. Покупала только самые дешевые полуфабрикаты, мало расходовала воду, ходила в старых вещах.
Квартира стала моим убежищем, жизнь – личным адом. Я переживала свое горе. Старалась.
Каждый день заставляла себя открыть глаза, увидеть грязный потолок с облезшей штукатуркой и понять – это все правда. И тогда меня охватывала то ли необузданная ярость, то ли дикая боль. А может и все сразу. Теперь я ненавидела Криса. Он стал предателем. Он не услышал, не поверил, отвернулся. А потом из-за него же я потеряла ребенка.
Такое стерпеть было трудно, почти невозможно. Но нужно. Нужно, чтобы продолжать существовать.
Утром через два месяца я залезла в интернет впервые за все это время. Как ни странно, газетёнки продолжали обмусоливать тему нашего развода. Это моментально вывело меня.
Но я заставила себя встать и разобрать все, что у меня было. Коробки, наставленные друг на друга в узком коридорчике квартиры.
Тогда-то я и нашла кое-что.
Одну интересную визитку. Помнится, как-то, после очередного концерта Криса, где мы выступали вместе на нашу годовщину свадьбы, ко мне подошел мужчина. Протянул визитку и назвался продюсером. Очень известным продюсером. Он сказал звонить, если надумаю записывать альбом.
Музыка была последним делом, которым я хотела тогда заниматься. Но понимала – из всех сфер, которые только можно было выбрать, только там я могла ужиться. Еле-еле сводя концы с концами, я нуждалась в работе. И заработке. Больше сидеть без дела было невозможно.
Но перед тем, как связаться с тем продюсером, я позвонила адвокату бывшего мужа. Надо было полностью обрубить все края и для этого не хватало одной детали.
***
Связавшись в Ривером, я надеялась, что мы быстро уладим вопрос. Мне нужно было продать остаток своих акций фирмы. За них можно было получить небольшую сумму и вложить ее во что-то. Но важно было не это. Я бы смогла с головой уйти в другую сферу.
Но возникла проблема. Неожиданно, Крис захотел со мной встретится. Это стало шоком, ведь два месяца назад он горел желанием убить. Его адвокат передал сообщение, где Фальверт просил о встречи.
Я не хотела. Видит бог, не хотела его видеть! Наступила моя очередь ненавидеть. И эта злость застилала глаза, перекрывала всю мою сраную любовь к нему. Но, несмотря на это, я отчего-то согласилась. В конце-концов, мне нужно было продать акции. Если бы он мне отказал, пришлось бы идти по другим инвесторам. У которых нет тех денег, которых действительно стояли акции фирмы.
Поэтому, пришлось согласиться. Хотел меня увидеть – пускай. Даже неплохо. Пусть бы он увидел меня такой, какой я стала. Страшной, в старой потертой одежде. С нестрижеными волосами, без макияжа. Строптивая, злая, печальная. Я мечтала, чтобы его съедала совесть.
Ответила Риверу, что согласна встретиться. Но сообщила, что попрежнему живу в Лондоне. И если Крис хочет меня увидеть – пусть прилетает.
Через пару дней мне пришло сообщение. С адресом и точным временем. Зная все-таки родной город как пять своих пальцев, я примерно определила, что точка находится за городом. Где-то на перекрёстке двух шоссе. Пустынное место, где почти никого никогда нет.
А главное – далеко от моего пристанища.
Друзья от меня отвернулись, но всё-таки оставалось множество знакомых. И я знала адреса тех, кому было абсолютно поебать на мои отношения с бывшим. Их можно было попросить, они бы сделали это без лишних вопросов. Один из таких знакомых жил в паре кварталов от меня. Мы вместе сидели на уроках биологии в школе. У него я одолжила машину и впервые выбралась куда-то дальше продуктового магазина.
Через час уже сидела на ярко-красном диванчике в какой-то забегаловке напротив бывшего мужа…
***
– И так, – заключила она, складывая руки на груди и откидываясь на спинку приторно-красного дивана. – Говори. Ты ведь хотел что-то обсудить – я пришла.
Мы сидели в какой-то забегаловке на перекрёстке двух дорог где-то за городом. Как иронично. Я не видел Чар с того дня, когда нас развели – где-то месяц. Может быть и больше.
Она изменилась. Выглядела совсем иначе. На девчонке было мешковатое черное худи, потертые джинсы в обтяжку и кеды, которые обычно продают в дешевых магазинах. Но дело было даже не в одежде. Ее лицо изменилось. Раньше розовые щёчки стали впалыми, кожа бледной. Под глазами снова появились черные синяки, а сами они потухли. Блестящие глазки Ф… Вестман больше не светились. Они были блеклыми, словно безжизненными. Серьезно, я едва ли мог узнать в ней свою бывшую жену.
Подавшись вперед, я сложил руки на столе между нами, сцепил пальцы в замок. Подавляя эмоции, просыпавшиеся во мне рядом с ней, начал разговор.
– Адвокат сказал, что ты пытаешься продать свои акции. Зачем?
– Какое тебе дело? – нахмурившись, спросила Чарли. – Акции, которые ты не отобрал, попрежнему принадлежат мне. Делаю с ними, что хочу.
