Текст книги "Эроменос (СИ)"

Автор книги: Olivia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Ничего страшного, не все мои учителя в Академии умели говорить интересно, – подмигнул Астин юноше и приготовился слушать.

Комментарий к Глава 10

*гелиэя – суд присяжных в Древних Афинах (VI-V вв. до н.э.). Состоял из 6000 членов, избиравшихся ежегодно по жребию из числа граждан, достигших 30-летнего возраста. Распадалась на 10 коллегий – дикастерий – в составе 500 членов каждая.

*цикута – смертельный яд из болиголова.

========== Глава 11 ==========

– Сколько раз я просил тебя не делать этого, Идей! – притворно-сурово воскликнул Кассандр, просыпаясь от того, что по лицу и шее, а после и по плечам что-то ползало, щекоча и порождая странную смесь улыбки и раздражения.

– А я что? Я ничего, – расплылся в улыбке раб, недостаточно быстро пряча за спину руку с ярким петушиным пером. – Это мухи, Кассандр!

– Совсем недавно эта муха кукарекала за окнами! – все же фыркнул юноша, садясь на постели. – Ты специально злишь меня с самого утра?

– Если бы ты на самом деле злился, – серьезно начал Идей, размахивая пером, – я будил бы тебя иначе.

– И как же?

– Поливал из чаши водой, которую до этого как следует охладил! – расхохотался мальчишка.

– Твоей смелости могут позавидовать герои, – поднимаясь с ложа и протягивая руку к хитону, сказал Кассандр, – равно как и твоей мудрости…

– Мудрости?

– Ты не рискнул сделать этого! – подмигнул юноша. – Кто сегодня нуждается в моих услугах – Астин или сам дикаст?

– Господин Агенор уже ушел в гелиэю, а молодой хозяин ждет тебя к завтраку, – доложил мальчишка, – так что давай, торопись.

– Спасибо, – улыбнулся Кассандр, направляясь к купальне и радуясь тому, что и этот день проведет с Астином – разбирая дела, записывая то, что будет диктовать молодой мужчина, слушая его голос и втайне наслаждаясь этим.

Впрочем, последнее юноша заметил за собой не так давно. Заметил потому, что как-то провел целых десять дней, отдыхая и праздно бродя по дому. Астин с отцом уехали в Фивы, никаких заданий юноша не получил, а потому мог распоряжаться собой, как угодно. Однако очень скоро Кассандр понял, что ему не хватает разговоров с Астином, беззлобных шуток молодого хозяина, его улыбки и теплого взгляда. Понял и похолодел, ощутив, как кожа становится гусиной, несмотря на то, что день был по-летнему жаркий.

Боги, неужели Эроту было мало подшутить над ним однажды! Нет, нет и еще раз нет! Быть того не может! Просто Астин очень добр, разговаривает как с равным, несмотря на то, что сейчас положение Кассандра немногим лучше рабского. Но сына дикаста это не смущало нисколько, для него вообще мало что означали положение в обществе и размер состояния. Астин был совершенно не таким, как Лаэрт, не походил на тех богатых афинян, которых Кассандр встречал в доме Реса и самого Агенора. И, вероятно, поэтому юноша и потянулся к нему, сам не заметив, как это случилось. Благодарность, привязанность, дружба – именно это он и чувствует всякий раз, когда смотрит в светло-карие глаза Астина. Именно это. А Эрот и его стрелы тут вовсе ни при чем!

Однако слова значат так мало, так же мало, как воля человека, против воли богов. Даже Одиссей не смог совладать с ними и жестоко поплатился за брошенный в безумной гордыне вызов. Десять долгих лет искал он дорогу в родную Итаку, до которой было всего-то девять дней пути… Кассандр, убеждавший себя, что Астин – всего лишь его господин, дающий работу, пищу и кров, помчался встречать его, как только узнал от Идея, что оба хозяина вернулись. Тогда юноша выскочил в андрон и замер у одной из стен, наблюдая за тем, как Астин переступает родной порог, как шумно втягивает ноздрями воздух и говорит отцу:

– Боги, как же приятно пахнет у нас ячменными пирожками! Нигде больше не ощущал я такого аромата!

– Не удивительно, – улыбнулся Агенор, – твоя мать печет их лучше всех в Афинах.

– Я знаю, – улыбнулся Астин и тут заметил стоящего у стены Кассандра. Их взгляды скрестились на миг, а потом юноша так же стремительно исчез, как и появился.

Вернувшись в свою небольшую комнату, Кассандр вытянулся на ложе и закрыл глаза, пытаясь унять сердце, едва не выскакивающее от радости из груди. Теперь жизнь снова обрела яркие краски и пронзительные ароматы, время тоски миновало. Однако… неужели он так радуется возвращению Астина-друга, а не Астина…

Слово «возлюбленный» юноша произнес гораздо позже, да и то – мысленно, беззвучно шевеля губами в мягкой темноте афинской ночи. Это случилось спустя год после того, как он поселился в доме дикаста, и было так сложно признаваться себе, что не сдержал данную еще на суде клятву – больше никогда и никого не любить. Да и что стоит клятва человека по сравнению с волей бога? Разве можно противиться тому, что горит в груди золотой стрелой? И чудится среди облаков лукавая улыбка Эрота, прячущего лук за спину…

Он снова попал в цель, так стоит ли сопротивляться? Не проще ли признать, глядя в ночную темноту, что теперь Астин для тебя не просто хозяин, а и эроменос… Возлюбленный. Но тайна эта должна так и оставаться тайной ото всех, кроме богов, так будет лучше. Приняв такое решение, Кассандр наконец-то смог уснуть, надеясь увидеть во сне то, чего никогда не случится на самом деле.

С той бессонной ночи прошел год, проведенный так близко и так далеко от возлюбленного, и Кассандру пока что удавалось сохранить чувства в тайне ото всех обитателей особняка, включая вездесущего Идея. Иногда юношу посещало страстное желание признаться Астину во всем, но… Воспоминания о том, что случилось два года назад, заставляя желание это стремительно убираться туда, откуда оно появлялось – глубоко в сердце, лишившееся покоя и стучащее теперь так часто и сильно.

Кроме того, Кассандр был уверен, что совсем скоро дикаст найдет для Астина невесту, ведь тому уже исполнилось двадцать пять, а юноше не хотелось делить возлюбленного с кем-либо ещё. Кассандр понимал, что продиктовано оно ревностью, но ничего поделать не мог, таким создали его боги. Он надеялся, что со временем чувства угаснут сами по себе, тем более Астин относился к нему ровно и по-дружески и ни разу не намекнул ни взглядом, ни жестом, что испытывает что-либо к своему помощнику.

А еще Кассандр уже давно заметил странность – молодые афинянки, которых доводилось ему встречать во время прогулок, не вызывали у юноши никаких чувств. Он смотрел на женщин, оценивая словно картины или статуи, совершенно не испытывая трепета и дрожи желания, о которых читал и слышал так много. Тело оставалось холодным, его спокойствие не нарушалось лукавыми взглядами молодых гетер и юных дочерей Афин.

Однако стоило Астину положить руку на плечо или на пояс юноше, и сердце Кассандра срывалось в бешеный галоп, и было так сложно сохранять спокойствие. Это пугало юношу, не знавшего, как пояснить подобное, а боги, которых он просил ответить, молчали. Все. Даже Эрот, так любящий подшучивать над смертными.

Быстро спускаясь по лестнице в андрон, Кассандр приказывал себе как можно больше думать о делах, и как можно меньше о том, с кем будет ими заниматься. О том, кто сейчас сидел в кресле и задумчиво смотрел перед собой, и Кассандр подумал, что дорого дал бы за то, чтобы узнать, о чем сейчас размышляет Астин.

***

Поджидая Кассандра к завтраку, Астин вспоминал утренний разговор с отцом…

– Хайре, – сказал он тогда, входя в отцовский кабинет, – ты рано встал сегодня.

– Да, сын, – устало улыбнулся дикаст, которому ночь не принесла ни покоя, ни свежести, – и уже собираюсь уходить.

– Я не задержу тебя долго, – улыбнулся Астин и задал вопрос, ради которого и встал так рано: – Скажи, отец, на эту Олимпиаду мы снова отправимся вместе?

– Мне бы этого хотелось, – начал Агенор, – однако боюсь, что дорога в Олимпию в этом году покажется мне слишком долгой и тяжелой. Тебе придется поискать другого спутника или же отправляться самому, надеюсь, у тебя есть кто-то на примете?

– Да… – Астин коротко передохнул, – я хочу взять с собой Кассандра, отец.

Услышав имя их невольного секретаря, Дикаст удивленно приподнял брови, всем своим видом показывая, что ждет пояснений.

– Я просто хочу так поблагодарить его за усердную работу, – серьезно сказал молодой афинянин. – И, кроме того, он никогда не видел Олимпиаду и вряд ли когда-либо увидит…

– Вот оно что… – задумчиво протянул Агенор, внимательно вглядываясь в глаза сына. – Это единственная причина?

– Отец… – впервые за свою жизнь Астин понял, что просто не сможет сказать отцу всю правду, но и лгать не хотелось, а потому он медлил с ответом.

– Мы оба знаем, что пришлось пережить этому юноше, – осторожно подбирая слова, заговорил дикаст, – да и я не слепец, хоть достаточно стар, но я вижу, как действует на тебя его красота.

– Отец! – попытался возмутиться Астин, но был остановлен властным жестом:

– Не позволяй лжи осквернить себя и не пытайся оправдаться, особенно если ты невиновен. Иногда мне кажется, что Эрот – очень жестокий бог, – негромко продолжил Агенор, – и ему доставляет удовольствие мучить смертных, разбивая их планы в прах своими стрелами.

– О чем ты, отец? – всё же спросил Астин, воспользовавшись паузой.

– Если я сейчас скажу, что нашел для тебя невесту и в следующем месяце состоится свадьба, что ответишь мне ты? – вдруг требовательно спросил дикаст, заставляя сына похолодеть и ответить:

– Да, отец, твоя воля – закон.

– И ты даже не спросишь меня, кто она?

– А зачем задавать вопрос, если не важен ответ?

– А если я скажу, что собираюсь отправить Кассандра в дом одного из своих друзей, ты тоже промолчишь?

– Нет, я буду просить тебя не делать этого, – понимая, что не сможет обмануть отца, негромко произнес Астин.

– Об этом я и говорил, спрашивая тебя о причине выбора спутника, – усмехнулся Агенор.

– Ты запрещаешь мне ехать с ним? – как можно спокойнее спросил молодой мужчина.

– Нет. Зачем мне делать это? Я просто прошу тебя – не соверши ничего, о чем потом пожалеешь.

– Отец, клянусь водами Стикса, что не сделаю ничего дурного, я помню, что говорили нам учителя в Академии об Эроте и его причудах, и не стану уподобляться Аполлону, преследуя того, кому противен, – пылко заверил Агенора Астин и все же спросил: – Сказанное тобой о свадьбе – правда?

– Пока нет. Сейчас ни одна женщина Афин не сделает тебя счастливым, а потому я не стану спешить связывать тебя узами брака.

– Благодарю тебя, – порывисто схватив отцовскую руку, Астин благодарно поцеловал ее: – Так я могу сообщить Кассандру о поездке?

– Да. Ступай, догоняй свое сердце, – вздохнул дикаст, отпуская сына, и спустя мгновение Астин уже спешил в андрон, надеясь, что Кассандр не заставит себя долго ждать.

***

Легкие шаги юноши заставили Астина повернуть голову, стряхивая воспоминания, и улыбнуться:

– Хайре.

– Хайре, – с такой же улыбкой ответил Кассандр, – Идей сообщил, что сегодня тебе нужна моя помощь.

– Да, нам нужно закончить дела до того, как пустимся в путь.

– В путь? – приподнял бровь Кассандр, устраиваясь на ложе напротив Астина.

– Завтра мы отправимся в Олимпию, чтобы успеть к началу игр, – сообщил молодой афинянин и увидел, как удивленно расширились и вспыхнули радостью синие глаза юноши.

– Ты возьмешь меня с собой? – переспросил Кассандр, не веря услышанному.

– Да, мы поедем вдвоем, – принимая от рабыни поднос с завтраком, сказал Астин. – Ты же умеешь ездить на лошади?

– Да, – улыбнулся юноша, кроша кусочки хлеба в вино, – благодарю тебя.

– Не стоит, ты хорошо работал все это время и заслужил отдых как никто другой, а что может быть лучше для эллина, чем возможность увидеть игры?

– Ты прав, я буду счастлив сопровождать тебя.

– В таком случае, не будем тратить время на разговоры, – Астин глотнул вина из чаши и приступил к завтраку.

***

Всё время, пока они занимались делами, Кассандр думал о том, где взять силы, чтобы не выдать себя, когда они с Астином будут только вдвоем, как удержаться от слов, которые могут оскорбить его? Да и что может быть хуже ненужных признаний? Они порождают неловкость и способны разрушить дружбу, а как раз этого Кассандру хотелось меньше всего.

Но где взять силы, чтобы оставаться по-прежнему улыбчивым и спокойным, когда вокруг будет только теплая летняя ночь? Когда пламя костра будет отражаться в глазах Астина, а его голос – касаться самого сердца, так давно лишившегося покоя? И даже рабы не будут невольной преградой между ними, потому что Астин решил не брать в эту поездку никого больше. Хватит ли сил – вот о чем размышлял Кассандр, выполняя поручения молодого хозяина.

– Ты не рад поездке? – спросил Астин перед тем, как отпустить юношу.

– С чего ты взял это? – изумленно приподнял бровь Кассандр.

– С самого утра ты не произнес ни слова, сверх необходимого, хотя что-то не дает тебе покоя, – начал молодой афинянин, целый день наблюдавший странное смятение на лице помощника.

– Тебе показалось, – улыбнулся Кассандр, – я просто не ожидал получить столь щедрый дар.

– Вот оно что, – облегченно вздохнул Астин, – в таком случае все в порядке, а теперь ты можешь идти, завтра нам предстоит ранний подъем и долгая дорога.

Отправив Кассандра отдыхать, Астин пошел в купальню, решив посвятить вечер не только приведению в порядок тела, но и подготовке к предстоящему разговору с юношей. У них будет целая неделя по пути в Олимпию, неделя, которая решит все и все изменит. «Догоняй свое сердце», – сказал отец, а Астин всегда был послушным и почтительным сыном, не собирался изменять этому и сейчас.

========== Глава 12 ==========

– Боги, как же я голоден! – воскликнул Астин, развязывая свой дорожный мешок и вытаскивая из него собранную матерью пищу.

– Не только ты, – улыбнулся Кассандр, отходя от костра, в который только что подбрасывал ветки, – я готов съесть целого барана!

– Глядя на тебя, и не скажешь, что ты способен на такой подвиг, – шутливо подмигнул молодой афинянин, намекая на стройность собеседника.

– Глаза тебе врут, – совершенно серьезно заявил тот, начиная разбирать собственный мешок, который готовил к путешествию Идей. – Надеюсь, мальчишка не забыл положить вино…

– Если забыл – будет наказан! – изображая сурового хозяина, заявил Астин. – Но не думаю, что он настолько глуп. Идей сможет добиться многого, если дать ему свободу.

– А ты дашь? – вытаскивая бурдюк с уже разбавленным вином, спросил Кассандр.

– Да, как только он достигнет совершеннолетия, – теперь Астин тоже не шутил, – я не бог, но такие мечты исполнять могу.

– Славно, – улыбнулся Кассандр, невольно вспомнив, что именно Идей когда-то спас его. – У тебя сердце твоего отца.

– Ты льстишь мне, хитрец! – покачал головой Астин, выкладывая на расстеленную ткань хлеб, сыр, масло и мясо. – Мне никогда не стать таким, как отец.

– Ты будешь лучше! – сорвалось с губ юноши. – Боги дали тебе многое и помогут подняться высоко!

– Перестань, – поморщился Астин, – никому неведомо будущее, кроме оракула. Возможно, завтра Атропос перережет мою нить…

– Нет! – прозвучало слишком громко и резко. – Не говори глупостей, друг мой! Тебе уготована долгая и счастливая жизнь с красавицей-женой и кучей детишек, похожих на тебя.

– Тоже мне счастье, – пробормотал Астин, поймал удивленный взгляд Кассандра и сменил тему: – Наш ужин готов, доставай чаши.

– Уже, – улыбаясь, Кассандр подал чашу, вторую оставил себе, а после наполнил обе вином. Затем афиняне устроились у костра и некоторое время молча утоляли голод. Когда же с пищей было покончено, Астин наполнил чаши и сказал:

– Я рад, что ты едешь со мной на Олимпиаду. Конечно, мне жаль, что отец не смог поехать с нами, но… С ним я ездил всегда, сколько помню себя.

– А я всегда мечтал увидеть игры, – честно сознался Кассандр.

– Скоро это осуществится, – мягко улыбнулся Астин, – мы узрим лучших мужчин Аттики, будем любоваться могучими спартанцами и подбадривать криками афинян. Ты запомнишь этот день навсегда!

– Благодаря тебе… – произнес Кассандр, а затем задал вопрос, мучивший с того момента, как он узнал о поездке. – Астин, неужели ты не нашел более достойного спутника, чем я?

Астин ответил не сразу, сначала снова наполнил чаши, посмотрел в огонь, словно черпая в нем силу, и только потом сказал:

– Прежде, чем я отвечу тебе, позволь рассказать историю, которую я слышал в Академии.

– Конечно, говори, – кивнул юноша, устраиваясь удобнее, – мне всегда было интересно, чему там учат.

– В тот день мы говорили об Эроте, – начал Астин, – согласись, что тема эта кажется юношам весьма привлекательной и важной. Я не буду утомлять тебя пересказом того, что услышал тогда, расскажу лишь историю, поведанную Аристофаном*. Ты слышал что-либо об андрогинах, Кассандр?

Юноша задумался, вспоминая, потом отрицательно покачал головой.

– Тогда я расскажу тебе, хоть оратор из меня никудышный, и это не будет настолько увлекательно. Аристофан говорил о том, что раньше мир был не совсем таким, как сейчас, а у людей было не два пола, а три. Третий пол – андрогины – соединял в себе признаки и мужчин, и женщин. Тело у всех людей того времени было округлое, спина не отличалась от груди, а рук и ног было по четыре. Каждый имел одну шею и голову, но по два одинаковых лица, глядящих в разные стороны, и по две пары ушей, срамных частей тоже было две. Передвигался такой человек по-разному: либо прямо и во весь рост, одной из сторон вперед, а если торопился, то шел колесом, перекатываясь на восьми конечностях. Полов было три, потому что мужской род происходит от Солнца, женский – от Земли, а двуполые – от Луны, в которой оба эти начала. Эти люди были очень сильны и могущественны и бросали вызов власти богов. Олимпийцы долго думали, что же делать с людьми, и тогда Зевс решил рассечь каждого человека надвое, уменьшив таким образом их силу. И получается, что мы… каждый из нас, часть разделенного человека, и поэтому каждый ищет свою половину.

– И как же понять, половиной кого ты был? – спросил Кассандр, очень внимательно слушавший.

– Очень просто. Тех, кто были раньше андрогинами, влечет к противоположному полу; женщин, являющихся половиной прежней женщины, мало интересуют мужчины, их влечет к женщинам, и точно так же – мужчины.

– А ты? К кому влечет тебя? – прямо спросил Кассандр, только что получивший ответ на давно мучивший вопрос – почему его не волнуют женщины.

– Для меня не будет счастьем иметь жену и детей, – так же прямо ответил Астин. – Отец знает об этом и пока не спешит женить меня.

– Вот как? А как понять, кто именно твоя половина?

– Аристофану мы тоже задали этот вопрос, – усмехнулся Астин. – Он ответил, что сердце подскажет само, забившись сильнее, а затем родится привязанность и любовь, и люди эти не смогут представить своей жизни друг без друга. Их влечет не только к телу, но и к душе своей половины, они живут и умирают вместе, не желая видеть рядом с собой никого другого.

– Как Гармодий и Аристогитон?

– Да… Тогда я не поверил услышанному, не поверил, что такое бывает в наше время, но теперь я знаю – Аристофан не лгал. Всё, о чем он говорил, я испытываю с того дня, как впервые увидел тебя. Я думал, что причина в твоей красоте, к которой нельзя остаться равнодушным, однако влечение к внешнему проходит так же быстро, как и возникает, а я чувствую то же самое даже сейчас.

Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием костра и неугомонными сверчками. Кассандр смотрел в глаза Астина, слушал глухие удары своего сердца и понимал, что молчать дальше нельзя. Только какими словами выразить то, что чувствуешь, то, с чем боролся все это время, что гнал от себя, о чем запрещал себе даже думать? Но сказать нужно, если ты мужчина.

– Когда я читал «Илиаду», то мечтал о том, чтобы боги послали мне своего Ахиллеса, того, ради которого я буду готов на все, кому отдам и тело, и сердце. Боги посмеялись надо мной, послав Лаэрта… смеются и сейчас. Сын гелиаста и преступник – можно ли придумать нечто более нелепое? – горько воскликнул Кассандр, выплескивая остатки вина в огонь.

– Посмеялись? – отставляя чашу и придвигаясь к юноше ближе, спросил Астин. – Н-е-ет, ты ошибаешься! Эрот просто испытывал тебя, а ты доказал, что способен ради любви пожертвовать собой, что может быть выше и чище этого поступка?

– Я убил наставника… – пробормотал Кассандр, отводя глаза и стараясь не обращать внимания на то, как близко сейчас Астин.

– Ради возлюбленного, – тихо сказал молодой афинянин, а потом коснулся волос юноши, – не ради богатства, не из ненависти. Я уже говорил об этом и повторяю снова: эринии будут преследовать Лаэрта, а не тебя, – с каждым словом Астин придвигался всё ближе, его пальцы, подрагивая, гладили золотистый шелк, а спустя мгновение губы оказались совсем близко от губ Кассандра: – И разве мое сердце обмануло меня?

– Нет… – ответ был очень тихим, но Астин услышал и сделал то, о чем так давно мечтал, что представлял жаркими бессонными ночами, чего так сильно желал всё это время. Страстно и нежно коснулся он губ Кассандра, и вскоре в потрескивание пламени вплелась, а после и заглушила его хвалебная песнь Эроту, которую исполняли сплетающиеся тела.

***

Следующим утром Кассандра снова разбудили легкие прикосновения, но были они настолько приятными, что хотелось и дальше лежать, не открывая глаз, наслаждаться теплом прижимающегося к спине Астина, чувствовать, как перебирают его пальцы спутавшиеся волосы, и вспоминать полные сладости мгновения прошедшей ночи.

Это было так чудесно, что с губ Кассандра невольно сорвался тихий вздох, в груди стало тесно, и кровь быстрее побежала по жилам.

– Я разбудил тебя, – негромко сказал Астин, целуя юношу в плечо, – хоть вовсе не собирался делать этого. Совсем недавно мы разомкнули объятия, но я уже скучаю по тебе, эроменос…

– Я так же называл тебя, – улыбнулся Кассандр, поворачиваясь и видя счастливую улыбку Астина – отражение его собственной улыбки, – не смея произнести этого вслух. Я хулил Эрота за то, что снова угодил в меня стрелой… а теперь вина перед богом за каждое слово отравляет мне радость… Я боюсь, чтобы в гневе оскорбленный Эрот не вынул из колчана черную стрелу и не поразил ею тебя, как Дафну…

– Не бойся, – Астин снова коснулся губами горячей кожи возлюбленного, – мы вместе принесем Эроту жертвы, как только сможем, и он простит тебя.

– Ты уверен? – Кассандр переспросил это, внимательно вглядываясь в любимые глаза и опасаясь не найти в них подтверждения словам.

– Совершенно, как и в том, что люблю тебя с того мгновения, как увидел, – пылко прошептал молодой афинянин, наклоняясь к губам юноши, – пусть тела наши воздадут хвалу Эроту до того, как пустимся в путь.

– Да будет так, – прошептал Кассандр, ощущая, как жар стремительно разносится по телу от прикосновений Астина, и не желая противиться силе, пленившей обоих.

После они быстро позавтракали, собрали вещи, оседлали отдохнувших за ночь коней и поехали дальше, однако оба теперь больше смотрели друг на друга, нежели по сторонам, да и думали не о том, что вскоре увидят на арене. Иная схватка занимала умы обоих всадников, и слишком ясно читалось это во взглядах.

Астину казалось, что ночь эта сделала его возлюбленного еще прекраснее, словно сбросил он вместе с хитоном незримые цепи, сковавшие сердце после предательства Лаэрта. Они упали прямо в костер и сгорели там, словно в кузнице самого Гефеста, и не осталось от них ничего. А утром Кассандр надел на себя просто светло-голубой хитон, всего лишь одежду, которую Астину захотелось немедленно снять с возлюбленного, чтобы не мешала ткань любоваться телом.

– Как жаль, что боги не дали мне таланта к стихам, – сокрушенно произнес Астин, решив сделать дорогу короче при помощи слов.

– Почему? – тут же откликнулся Кассандр, с губ которого всё это время не сходила улыбка.

– Я написал бы поэму о нашей любви, – мечтательно произнес молодой афинянин, – прославил бы в ней твоё имя – имя самого прекрасного юноши Ойкумены!

– Не нужно, – улыбка на лице Кассандра увяла, как увядают цветы, стоит Персефоне вернуться к супругу.

– Почему? – не заметив перемены в возлюбленном, продолжил Астин. – Твоя скромность восхищает, однако же я думаю…

– Не нужно, – громче повторил юноша, останавливая лошадь и хватая любимого за руку, – если любишь меня, никогда больше не говори такого, молю тебя именем Зевса! Мертвые буквы не могут передать того, чем полно живое и горячее сердце! Но они могут лгать, ими так легко обмануться… – последние слова Кассандр произнес совсем тихо, отпуская руку Астина и вновь посылая коня вперед.

Всё ещё не понимая, чем же мог так расстроить юношу, Астин догнал его и перегородил и без того узкую дорогу, не позволяя сбежать от ответов.

– Эрот свидетель, я не хотел обидеть тебя! Да и разве не божественными строчками прославляют поэты своих возлюбленных, разве обижает это тех, которым посвящены слова? – быстро заговорил молодой афинянин, видя, что из глаз юноши исчез блеск, а уголки губ печально опущены, и пытаясь понять, почему это случилось.

– Твоей вины в этом нет, – грустно улыбнулся Кассандр, – откуда было тебе знать, что однажды мне уже посвящали стихи, только тогда не ведал я, что каждое слово было ложью. Потому прошу тебя – не делай этого и не говори об этом больше, иного дара желаю я от тебя.

– Какого же? – догадавшись, что в неприязни юноши к стихам повинен Лаэрт, спросил Астин.

– Подари мне еще много таких поцелуев, как этой ночью, – снова касаясь руки Астина, негромко сказал Кассандр, – дай мне ласку твою и жар, говори со мной сердцем и это будет самым желанным подарком.

– Эти дары я готов приносить тебе вечно, меры не зная, усталости, сна и покоя, – прошептал молодой афинянин, притягивая юношу к себе для того, чтобы извиниться поцелуем, от которого головы обоих снова заполнились туманом, а сердца забились так громко, что их можно было слышать, не прикладывая уха к груди.

– Вечны лишь боги… – печально произнес юноша, – любовь смертных подобна цветам в своей яркой и недолгой жизни, и как цветы увядает она.

– Вечность моя измеряется длиной нити, над которой властны только Мойры, и клянусь водами Стикса, я буду любить тебя до тех пор, пока не перестанет биться это сердце, – Астин взял ладонь Кассандра и прижал к своей груди, – каждый его удар – твой.

– С последним его ударом, остановится и это сердце, – так же серьезно сказал юноша, прижимая руку возлюбленного к своему сердцу, – клянусь Эротом последовать за тобой в Аид.

– И даже если отец пожелает связать меня узами брака, жена моя получит тело, но не сердце, – продолжил Астин, сильнее прижимая пальцы юноши, – я взойду на ее ложе только для того, чтобы продлить свой род, любовь же сохраню для ложа нашего.

– Да будет так, Зевс свидетель этой клятве, – прошептал Кассандр, скрепляя слова поцелуем.

Комментарий к Глава 12

* упомянутый рассказ Аристофана является частью Платоновского «Пира».

========== Глава 13 ==========

В громком гуле голосов тысяч эллинов, собравшихся на стадионе, сложно было расслышать имена атлетов, выходящих на арену. Да и рука Астина, все это время лежащая на плече, тоже мешала сосредоточиться, а потому Кассандр просто-напросто не поверил своим глазам, когда узнал в одном из борцов Нелея.

Прошедшие со дня последней встречи годы изменили бывшего друга, превратив из сильного юноши в мускулистого и прекрасного атлета. Его покрытое бронзовым загаром тело казалось сейчас – на залитой жарким солнцем гекатомбейона арене – ожившей статуей воина или даже бога. Кассандр внимательно вглядывался в атлета, надеясь окончательно убедиться в том, что это Нелей. Но вот глашатай еще раз громко и четко назвал имена соперников и юноша прошептал:

– Аполлон, даруй Нелею победу.

– Похоже, ты очарован этим атлетом, – не сумев скрыть пробудившейся ревности, произнес Астин, уже некоторое время внимательно наблюдавший за выражением лица возлюбленного. – Он и вправду красив и, судя по мускулам, имеет все шансы получить сегодня венок.

– Изгони ревность из своего сердца, – улыбнулся Кассандр, касаясь руки Астина, – когда-то мы были учениками в палестре, помнишь, я рассказывал тебе.

– Так это тот самый Нелей?

– Да, и сегодня боги подарили мне возможность увидеть его триумф!

– Ты настолько уверен, что он победит? – приподнял бровь молодой афинянин. – Нелей силен, но молод и неопытен, а его соперник уже принимал участие в нескольких олимпиадах.

– Ты не знаешь того, что знаю я, эроменос, – Кассандр наклонился над ухом Астина и прошептал: – Мать Нелея – спартанка, а его отец был когда-то победителем игр, в палестре не нашлось никого, кто мог бы одолеть Нелея в бою или драке.

– Похоже, ты был влюблен в него? – Астин сильнее сжал пальцы юноши.

– Нет, – спокойно ответил тот, не отводя и не опуская глаз, – в то время Эрот облетал меня стороной, а ученики даже звали статуей…

– Из-за твоей красоты?

– Всего лишь из-за моего равнодушия к любви, – так же спокойно пояснил Кассандр, – тогда мое сердце было таким же холодным, как статуи.

– Мне сложно поверить в это… – протянул Астин, вспоминая ночи, проведенные ими в объятиях друг друга. – Я знаю, насколько горячо твое сердце.

– Сейчас, тогда все было иначе, – ни капли лжи не было во взгляде юноши, – если ты не веришь мне, можешь спросить об этом у Нелея после соревнований.

– Нет, – отрицательно покачал головой Астин, – если я перестану верить тебе, а ты – мне, о какой любви можно будет говорить? Ложь и любовь не делят одно сердце.

– Ты прав, – невесело усмехнулся юноша, снова вспоминая о прошлом, но тут же стряхнул с себя печаль, – но хватит об этом, начинается поединок, и я готов спорить с тобой на что угодно, что лавровый венок украсит Нелея!

– Было бы глупо спорить после всего, что я узнал об этом атлете, – покачал головой рассудительный Астин, – а мне бы не хотелось прослыть глупцом. Да и на что мы могли бы поспорить? Я и без того готов выполнить любое твое желание, эроменос.

– А я – твоё, – улыбнулся юноша, а после оба они обратили взгляды на арену, где соперники сошлись по сигналу, и начался бой.

Крепко стискивая пальцы Астина, Кассандр напряженно следил за поединком, невольно вскрикивая всякий раз, когда ему казалось, что Нелей слабеет и поддается сопернику. Солнце – жаркое и неумолимое – слепило как атлетов, так и зрителей, и если по телам последних тек только пот, то первые были перемазаны кровью, смешанной с потом и пылью.

Не замечая, что его хитон пропитался испариной и прилип к телу, Кассандр то и дело облизывал пересохшие от жары и волнения губы, но не мог ни на мгновение отвернуться от арены. Он помнил, как мечтал Нелей победить на играх, как горели азартом и упрямством карие глаза тогда еще совсем мальчишки, и сейчас молил богов даровать эту победу своему другу.