Текст книги "Эроменос (СИ)"

Автор книги: Olivia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Не могу, – тяжело вздохнул тот, не отводя, впрочем, рук юноши, – я не могу лгать тебе, эроменос, и давать клятву, исполнить которую не в моей власти. Если отец прикажет мне уехать – придется подчиниться.

– Тогда я поеду с тобой! – продолжая свои, уже достаточно умелые ласки, сказал юноша, а после опустился перед возлюбленным на колени. – Я буду твоим слугой, твоим рабом, твоей тенью, я последую за тобой даже в царство Аида!

– Не… – возражения Лаэрта были прерваны губами Кассандра, которые уже давно не были невинно-неумелыми и некоторое время тишину подвала прерывали тяжелое дыхание и негромкие стоны, и только когда оба утолили любовную жажду, мужчина продолжил: – Я не смогу взять тебя с собой, потому что отец не даст мне ни драхмы – он говорил это Алкиною. Мне придется искать работу, а это значит, что я никогда не смогу дать тебе того, что даст отец!

– Но мне ничего не нужно! Я тоже буду работать вместе с тобой!

– Кассандр… все не так просто. Скоро ты станешь взрослым, а это значит – должен будешь уйти, потом жениться и вести образ жизни, достойный афинского гражданина. Если же ты останешься со мной – тебя лишат гражданства, ты же знаешь, как поступают с мужчинами, исполняющими женскую роль. И если на богатых, позволяющих себе такое, Совет смотрит сквозь пальцы, то нам этого не простят. Я не могу обречь тебя на подобное. Нет! – покачал головой Лаэрт, медленно возвращая хитон на плечи юноши.

– Ты не любишь меня? – отступив на шаг, спросил тот.

– Ты знаешь ответ, – Лаэрт горько усмехнулся, – и пару мгновений назад я доказал это делом.

– Тогда ты должен знать, что я так же люблю тебя и что мне порицание Афин, если ты будешь со мной?!

– Ох, Кассандр, – молодой афинян еще сильнее взлохматил и без того растрепавшиеся волосы юноши, – ты не знаешь, о чем говоришь! Сходи и погляди, как живут те, кого лишили гражданства – их жизнь немногим легче рабской! Я не позволю, чтобы это сделали с тобой.

– Но что же тогда делать?! – горестно воскликнул юноша.

– Надеяться, что Боги придут нам на помощь… Может, Эрот поразит моего отца стрелой, и он воспылает страстью к новому Ганимеду, – задумчиво начал Лаэрт, – тогда ты больше не будешь интересовать его, и, возможно, он передумает выгонять меня. Все в руках богов, нам с тобой остается только молиться.

– Молиться?

– Да, и пока что нам не стоит рисковать, приходя сюда. Я не знаю, кто из рабов предал меня, но когда узнаю, – брови Лаэрта сошлись на переносице. – Кроме того, отец собирается уехать на несколько дней, думаю, он делает это специально, чтобы мы утратили осторожность, и он застал нас на ложе. Тогда ничто не помешает ему выгнать меня, ведь пока что никаких доказательств, кроме слов раба, у него нет, иначе мы бы уже не разговаривали.

– Проклятье! – Кассандр раздосадовано ударил кулаком по стене. – Что же нам делать?

– Молиться, принести жертвы Афродите и Эроту, может, они помогут нам, – Лаэрт вздохнул, – а сейчас тебе пора возвращаться в дом, пока тебя не хватились, – он еще раз быстро поцеловал юношу и легонько подтолкнул к выходу.

Медленно шагая к дому, Кассандр обдумывал услышанное и делался все мрачнее. Юноша не видел выхода, а расставание с Лаэртом казалось самой страшной карой из всех возможных. Да и кто мог донести Ресу? Кто настолько ненавидит Лаэрта… или его, Кассандра?

Перебирая в памяти свои ночные отлучки, юноша вдруг вспомнил, что несколько раз ему слышались чьи-то легкие шаги, но тогда он оглядывался вокруг – ничего не замечал и подумал, что показалось… А выходит, это был тот, кто и рассказал Ресу правду! Но кто? Кому может быть выгодно разлучить Лаэрта и Кассандра? Только тому, кто сам влюблен в кого-то из двоих!

И тут же в памяти юноши возник восторженный мальчишка, повествующий о богоподобии своего молодого господина. Идей. Вот значит, как отплатил щенок за доброту Кассандра? Нехорошо усмехнувшись, юноша быстрее пошагал к своей комнате, решив, что завтра же утром придушит мелкого негодяя, разрушившего его жизнь из-за треклятой ревности.

***

Уснуть этой ночью Кассандр так и не смог, но в этот раз причиной, изгнавшей Морфея прочь из его комнаты, были не сладостные воспоминания о ласках Лаэрта, а размышления над тем, как убить предателя-раба, чтобы подозрение не пало на самого Кассандра. Ненависть к щенку, из-за которого все пошло прахом, заставляла юношу скрипеть зубами и сжимать кулаки, представляя, что сдавливает тощую шею мальчишки.

Убить. А как еще наказывают за предательство? Разве можно такое простить? И ладно бы он был жесток к рабу, избивал его и глумился, но ведь ничего подобного! Напротив, юноша очень часто угощал Идея фруктами, сыром и мясом, разговаривал с мальчишкой, как с равным, и вот что получил взамен.

Ну, ничего, совсем скоро Идей заплатит за все – его жалкой жизни будет вполне достаточно, тем более, больше ничего у раба нет. Кассандр уже знал и то, где именно осуществит свою месть – поведет мальчишку за город, придумав какое-то срочное дело, а там попросту сбросит вниз с одной из скал. И никто ничего не узнает. А перед тем, как сделать это, он скажет, глядя Идею прямо в глаза, за что тот будет убит.

Приняв это решение, когда за окнами уже серел рассвет, Кассандр наконец-то смежил веки, но уснуть все равно не смог, лежал и слушал звуки пробуждающегося дома. Слышал зычный голос Реса, отдававшего распоряжения рабам – наставник действительно собирался в путь. Куда? Это Кассандра не интересовало, главное, что в эти несколько дней он будет избавлен от необходимости угождать.

Радость омрачало только то, что даже в эти – свободные вроде бы дни – придется по-прежнему делать вид, что равнодушен к Лаэрту. И даже проводить ночи вместе они не смогут, а юноше так давно хотелось предаться страсти не в душной апотеке, а под звездами, ощущая, как касается кожи легкий ветерок. Так хотелось не сдерживать себя в момент наивысшего наслаждения, а прокричать о своем счастье так громко, чтобы услышали даже олимпийцы! Но ничего этого не будет даже сейчас, когда Рес уже раздал последние указания и отбыл. А все потому, что у кого-то слишком длинный язык, который нужно укоротить. Сегодня же.

– Хайре, – Идей появился в комнате юноши в обычное время завтрака, – я принес тебе поесть, господин велел передать, чтобы ты продолжал переписывать свитки, пока он будет в Коринфе.

– Понятно, – стараясь вести себя как обычно, сказал Кассандр, садясь на ложе и улыбаясь рабу. – А ты сильно занят сегодня?

– Нет, господин не давал мне поручений.

– Вот и славно, будешь сопровождать меня к Храму Аполлона, я хочу принести жертву, – отрывая от принесенной рабом грозди винограда темную ягоду, сообщил юноша. – Понятно?

– Как прикажешь, – светло улыбнулся мальчишка, а Кассандр подумал, кем же нужно быть, чтобы сначала предавать, а потом вот так смотреть в глаза и улыбаться? Подлецом? Змеей? Скорпионом, прячущимся под камнями? Гадиной, которую обязательно нужно раздавить.

– Отправимся сразу после завтрака, – решив не откладывать возмездие в долгий ящик, бросил юноша и отвернулся, давая Идею понять, что разговор окончен.

А потом они долго петляли по афинским улицам, Кассандр слышал за спиной дыхание раба, думал, что совсем скоро тот отправится к Аиду, и улыбался. Только улыбка эта была совсем не похожа на его обычную, и если бы юноша увидел себя со стороны – не узнал бы. Сейчас он скорее напоминал одного из мрачных слуг Гекаты, нежели влюбленного и счастливого эллина.

В храме Аполлона Кассандр не задержался надолго, возложил жертву на алтарь, произнес про себя краткую молитву, прося сил и твердости, и пошел к выходу, зная, что Идей следует за ним. К мальчишке он обратился, только когда они отошли от храма на порядочное расстояние:

– Сейчас мы сходим к морю, я хочу смыть пыль, – юноша указал взглядом на запыленные после долгой ходьбы ноги.

– Здорово! – снова совершенно искренне обрадовался мальчишка, который, как уже успел узнать Кассандр, просто обожал море и мог часами не покидать посейдонова царства. Это была одна из немногих радостей, доступных любому эллину.

Но когда они оказались на берегу, Кассандр, вопреки ожиданиям Идея, к воде не пошел, а начал подниматься на одну из довольно высоких скал. Решив, что тот просто собирается прыгнуть в воду с высоты, раб последовал за юношей, пару раз сорвавшись и даже ободрав колено.

– Боги, как красиво! – восхищенно присвистнул мальчишка, когда они наконец-то оказались на вершине скалы. – Только очень высоко, можно и разбиться, если прыгнуть отсюда.

– Можно, – подходя к Идею ближе и кладя обе руки на плечи раба, сказал Кассандр. – И спускаться тоже сложно, но тебя это не должно волновать.

– Почему?

– Скоро узнаешь, а сейчас скажи мне, зачем ты это сделал?

– Что? – изумленно переспросил Идей, поворачиваясь к Кассандру и безуспешно пытаясь освободиться.

– Не лги, когда стоишь в одном шаге от Стикса! – процедил юноша прямо в испуганные глаза мальчишки. – Я знаю, что это сделал ты!

– Я не понимаю, – губы раба задрожали, а на глазах блеснули слезы,

– скажи, что достойного смерти я совершил?

– Ты даже сейчас продолжаешь лгать… – на красивом лице Кассандра отразилось отвращение. – А я еще делился с тобой пищей! Я обращался с тобой как с равным, а ты предал меня и даже сейчас не хочешь признаться в этом! Это недостойно мужчины!

– Кассандр, – с трудом сдерживая дрожь, заговорил Идей, – я могу поклясться водами Стикса, что не понимаю, о чем ты!

– А в том, что не следил за мной все это время, ты тоже можешь поклясться? – презрительно скривив губы, спросил Кассандр.

– Я… – теперь мальчишка покраснел и опустил глаза, из которых по смуглым щекам потекли слезы, – я…

– Ну! – слово прозвучало резко словно удар бича, а сильные руки юноши не жалея тряхнули худенького мальчишку. – Давай, клянись!

– Не могу, – прошептал тот едва слышно, – но я никому не говорил о том, что вы с Лаэртом…

– Зачем тогда следил? – не веря этому признанию, спросил Кассандр, снова встряхивая раба.

– Это было так… красиво, – так же еле слышно проговорил Идей, изо всех сил, старающийся не расплакаться в голос. – Лаэрт и ты, вы оба были как боги, я смотрел на то, как вы… я просто смотрел…

– Разве?

– Ну… не только, я хотел почувствовать то, что чувствовал ты, когда он касался тебя там, – раб указал взглядом на пах Кассандра. – И…

– То, что ты женился без жены, я понял, – насмешливо бросил Кассандр, – и мне плевать на это. Но зачем, во имя Эрота, ты рассказал обо всем наставнику? Ты знаешь, что теперь Рес хочет выгнать Лаэрта и лишить наследства? Пусть ты ненавидел меня и ревновал к нему, но зачем было поступать так? Мог бы сказать мне и я… я не виделся бы с ним более, чтобы ничего не испортить, но ты поступил как подлый скорпион… А скорпионов нужно давить!

– Я не говорил ничего! – отчаянно закричал мальчишка, пытаясь опуститься перед разгневанным юношей на колени. – Зачем мне было это делать? Я знаю свое место… я просто смотрел на вас, разве это достойно смерти?!

И Кассандр заколебался. В глазах Идея бились только мольба и страх, но там не было лжи, да и разве смог бы он обманывать сейчас, когда от смерти мальчишку отделяли один шаг и один толчок загорелых рук Кассандра.

– Но если не ты, то кто?

– Я не знаю, – все еще дрожа, сказал Идей и всхлипнул, – я случайно увидел, как ты шел ночью в апотеку… У меня тогда живот болел, – сообщил, снова краснея, – и я решил спать поближе к отхожему месту, но уснуть из-за боли не мог, сидел и смотрел на звезды, а потом услышал шаги, это был ты… Мне стало интересно, куда ты спешишь посреди ночи, и я пошел следом… А потом, потом я стал делать это всякий раз, когда вы…

– Ясно, – юноша все же разжал руки, и раб тут же опустился на колени у его ног, вскинул залитое слезами лицо и прошептал:

– Я не предал бы тебя никогда, потому что ты был добр ко мне, да и зачем мне это?.. Разве стал бы Лаэрт любить меня?

И этот вопрос убедил Кассандра в том, что Идей не врет, куда больше, чем все предыдущие слова. А действительно – зачем? Да и слишком сильно мальчишка влюблен в Лаэрта, чтобы причинить тому зло.

– Я поверю тебе, – произнес как бы нехотя, юноша, – но если ты все же солгал, клянусь богами, я сверну тебе шею!

– Я не умею врать, – шмыгнул носом Идей, поднимаясь с колен, – и никогда не сделал бы ничего плохого Лаэрту.

– Ну да, ты же его любишь, – сейчас это прозвучало скорее как обвинение, нежели как вопрос.

– Он – мой господин, – попытался уйти от прямого ответа раб, но под взглядом Кассандра стушевался и прошептал: – Люблю, как любят бога. Я умереть за него готов, а ты подумал, что я предатель…

– Даже боги иногда ошибаются, – пробормотал Кассандр и добавил, словно и не собирался только что убить мальчишку: – Идем купаться.

========== Глава 8 ==========

Они были удивительно похожи – эти мальчики и юноши, немногим старше самого Кассандра, и женщины и девушки, на лицах которых отчетливо виднелись следы бессонных ночей. У всех их, таких вроде бы разных, были совершенно одинаковые глаза – пустые и равнодушные. Словно внутри этих эллинов не осталось ничего – ни желания жить, ни света, ни радости. Впрочем, откуда взяться всему этому здесь – в дешевом портовом диктерионе?

Кассандр забрел сюда случайно, чтобы поменьше видеть Лаэрта, пореже слышать его голос и ощущать запах знакомых благовоний. Сущим наказанием для юноши стала невозможность даже ночью быть вместе с возлюбленным. Вот потому и бродил он по афинским улицам, глядя сквозь прохожих и мучительно ища выход из ловушки, в которую угодили они с Лаэртом.

Мысль о том, что совсем скоро возлюбленный уедет, была невыносимой, она терзала юношу похлеще тяжелого бича, которым хлестали преступников, не давала спать по ночам и гнала подальше от дома днем. Что будет делать он, когда Лаэрт уедет? Разве сможет и дальше быть послушным учеником? Сумеет по-прежнему улыбаться Ресу и касаться дряблого тела, которое уже успел возненавидеть?

Ответ был однозначен – нет. Сил на это просто не хватит, а значит – ему тоже придется уйти. Куда? На этот вопрос ответа не нашлось, но Кассандр прекрасно знал, что дорога домой будет для него отрезана. Разгневанный Рес, конечно же, расскажет отцу о совершенном Кассандром, да еще и очень даже может потребовать назад деньги, которых, скорее всего, уже нет.

Найти какую-то достойную работу тоже не получится, Рес слишком влиятелен в Афинах, и если он пожелает, то никто не наймет провинившегося воспитанника. Единственное место, где ему будут рады – такой вот диктерион. Здесь не задают вопросов, тут свои законы и своя – недолгая и отвратительная жизнь.

Да, здесь ему будут рады, ведь стоило случайно забрести сюда, как хозяин заведения тут же оказался рядом, предлагая свой товар, выставленный тут же. А когда Кассандр отказался, сказав, что пришел не за этим, владелец тут же сообщил, что с удовольствием примет юношу на работу. Не слушая возражений Кассандра, афинянин принялся громко нахваливать его красоту и обещать, что зарабатывать тот будет очень много, клиенты заведения – люди щедрые и за ночь с прекрасным юношей не пожалеют золота!

Практически не слыша слов мужчины, Кассандр смотрел на тех, кто тут работал, и не видел на их лицах счастья. Они все выглядели старше своих лет, и были одинаково отвратительны Кассандру в своем желании привлечь его внимание – жесты, взгляды, обнаженные тела, которых почему-то не хотелось коснуться… И запах, пропитавший все вокруг, – пряная и тяжелая смесь вина, пота и страсти. Провести остаток своей жизни здесь? Лучше уж со скалы с море!

Грубо оборвав хозяина, Кассандр развернулся и поспешил подальше от этого места. Невыносимо захотелось искупаться – юноше показалось, что за то недолгое проведенное в диктерионе время, он и сам стал пахнуть так же, как те мужчины и женщины. От этого к горлу подступала тошнота, и он все ускорял шаг, желая как можно быстрее окунуться в теплые волны.

Однако, оказавшись на берегу, Кассандр не пошел к воде, а направился к той скале, с которой недавно едва не сбросил Идея. Взобравшись на самую вершину, он подошел к краю и глянул вниз – волны с силой бились о подножие скалы, словно море желало вырвать ее из своей груди, как вырывает воин застрявшую в теле стрелу. Однако сил сделать это у волн не было, их ярость разбивалась о камни, так же, как разбивались надежды Кассандра на счастье.

Жизнь без Лаэрта ему не нужна – в этом юноша уже успел убедиться. Дни и ночи, проведенные в одиночестве – длинны и невыносимы, и хочется вскинуть голову и завыть, как воет оголодавший волк. Молитвы срываются с губ, но боги его не слышат, вероятно, у них хватает других дел. А еще со дня на день должен вернуться Рес, и тогда…

А что, если просто шагнуть вниз и все? Разрубить затянувшийся намертво узел? Тогда Лаэрту не придется скитаться по Элладе без единой драхмы в кармане, а он сам никогда не окажется в одном из афинских диктерионов… Всего лишь шаг в лодку Харона, и сердце больше не будет так болеть.

Глубоко вздохнув, Кассандр поднял ногу, да… так и поставил ее на место, а глаза юноши расширились от озарившей внезапно догадки. Да, кто-то один из троих уйти обязан, но почему это должен быть он или Лаэрт?.. Если не станет Реса, все сложится, как нельзя лучше: Лаэрт получит наследство и займет место своего отца, и тогда никто и ничто не помешает им и дальше предаваться страсти!

Представив, как приятно будет ощутить под спиной тонкую ткань простыней на кровати Лаэрта, Кассандр не мог сдержать улыбки. Это будет самая жаркая и долгая ночь из всех, которые они проводили вместе, а впереди их ожидает еще множество таких безумных ночей. Боги, как же все просто! Главное, чтобы не дрогнула рука, а если Кассандр и был в чем-то совершенно уверен, то это в самом себе.

Сомневался он только в одном – стоит ли посвящать в свой план Лаэрта? Все-таки Рес был его отцом, человеком, подарившим жизнь. Это сейчас, волею Эрота, они стали соперниками, но в их жилах по-прежнему текла одна кровь. А что, если Лаэрт решит пожертвовать собой и предпочтет отправиться в изгнание? Почтение к отцу эллины впитывали с молоком матери, и отцовское слово было законом для сына, а значит, лучше, если Лаэрт ничего не узнает до тех пор, пока все не будет сделано.

Свобода для их любви станет даром, который Кассандр преподнесет тому, кто подарил настоящую страсть и зажег в его теле огонь, погасить который теперь невозможно, а на утоление любовной жажды не хватает ночи. Подарок, который сделает счастливыми их обоих, и как же хочется, чтобы время это наступило скорее!

***

– Я приказал рабам следить за дорогой и предупредить меня о возвращении отца, – раздалось над ухом Кассандра посреди ночи, а рука – знакомая и горячая – зажала рот, не позволяя юноше случайным вскриком выдать обоих, – но я не мог больше, Ганимед. Я схожу с ума по тебе, тело мое горит, а сердце готово проломить грудь. Послушай, – взяв руку юноши в свою, Лаэрт прижал ладонь Кассандра к своей груди, а потом медленно опустил к паху, одновременно касаясь губ. – Подари мне эту ночь, Кассандр, и когда отец прогонит меня, я буду жить, вспоминая каждое её мгновение…

– Нет, – прошептал юноша, жадно целуя возлюбленного, – нет… клянусь именем Зевса, этого не случится… никогда… я… – с губ Кассандра чуть не сорвалось то, что он еще сегодня днем решил сохранить в тайне, но в последний миг юноша обуздал себя.

– Даже плывя с Хароном, я буду вспоминать о тебе… – шептал Лаэрт, лаская с трудом сдерживающего стоны юношу, – боги подарили мне тебя, и я всегда буду возносить им хвалу за это. И видит Зевс, никогда не пожалею о том, что вкусил сладость твоих губ, познал твое тело, достойное ласк олимпийцев. И даже если мне придется навсегда покинуть Афины, я не пожалею…

«Не придется», – произнес про себя Кассандр, еще раз убедившись в том, что был прав в своем решении разрубить Гордиев узел ценой жизни Реса. А после он уже не думал ни о чем, только сердце билось все чаще, а тело сливалось в одно с тем, кому целиком принадлежала душа.

***

– Зевс всемогущий, как же я соскучился по тебе, мой Ганимед, – улыбаясь, произнес Рес, ведя Кассандра к постели.

Афинянин недавно вернулся из поездки в Коринф, успел посетить купальню, освежиться, а сейчас собирался вознаградить себя за утомительное путешествие ласками ученика, о котором думал все это время. Этот светловолосый мальчишка пробудил в Ресе куда большую страсть, чем все предыдущие ученики. Слишком уж похож был Кассандр на того Ганимеда, которым пленился сам Зевс, а если не устоял Громовержец, что говорить о простом смертном?

Глядя на статую Кассандра, которую Алкиной уже давно закончил, Рес поражался совершенству черт и все чаще думал о том, чтобы не отпускать юношу до тех пор, пока тот не станет взрослым. И даже холодность Кассандра, которую тот так неумело пытался маскировать, не отталкивала, а скорее, распаляла афинянина еще сильнее, вернув ему молодость и наполняя тело силой.

Рес был уверен, что обязательно пробудит в ученике такое же неистовое желание, которое испытывал сам, что шаг за шагом проведет Кассандра по сотканному из страсти пути, а наградой за терпение станут настоящие стоны юноши и жар красивого тела. Тела, которое сейчас обнажено перед его взором, а глаза, как обычно, полуприкрыты веками.

Похоже, ученик до сих пор смущается, но и это только сильнее волнует кровь. Как же повезло ему с этим Кассандром! Настоящее сокровище отыскалось в бедной лачуге бывшего соратника, и кто как не он, Рес, сможет правильно огранить этот самоцвет?

– Я тоже скучал по нашим занятиям, учитель, – улыбнулся Кассандр, поднимая веки и глядя теперь прямо в глаза Реса.

– Это правда? Или ты обманываешь меня? – притворно нахмурился мужчина.

– Я не умею лгать, – продолжал улыбаться юноша, позволяя уложить себя на постель и не закрывая в этот раз глаза.

– Знаю, потому и люблю тебя сильнее прочих, – сказал Рес, опускаясь на покрывало рядом с учеником и кладя руки на его плечи.

И вскоре мужчина убедился в том, что Кассандр действительно не солгал – тело юноши откликалось на его ласки, так никогда прежде. А потом Кассандр несильно толкнул Реса на ложе, а сам уселся на его бедрах, ощущая, насколько сильно желает его наставник, и продолжая улыбаться какой-то новой улыбкой.

– Закройте глаза, учитель, – прошептал он, наклоняясь к уху мужчины, – я хочу показать, насколько сильно скучал, но…

– Смущен?

– Да, – на миг опустив веки, кивнул Кассандр, – я часто думал о том, как много вы уже дали мне… Мой отец и я, мы оба – ваши должники…

– О нет, видят Боги, нет! – воскликнул Рес, послушно закрывая глаза. – Это я должен возносить молитвы, благодаря за бесценный дар твоей кра…

Договорить афинянин не смог, помешало длинное и тонкое острие стилоса, прошедшее под ребрами и вонзившееся глубоко в грудь. Закрытые глаза не дали мужчине увидеть, как его юный ученик вытащил из стянутых в хвост волос заточенный до игольной остроты стилос, чтобы через мгновение всадить в сердце своего учителя:

– Ты должен уйти, – прошипел Кассандр, выдергивая стилос и спрыгивая с постели, но сделал это недостаточно быстро – кровь наставника уже успела залить самого юношу.

Однако Кассандра это не волновало, расширившимися глазами он смотрел на тело того, кого так сильно ненавидел все эти месяцы, кто мешал ему наслаждаться любовью Лаэрта, который сейчас появился на пороге отцовской спальни, чтобы в следующую секунду закричать громко, бросаясь к истекающему кровью Ресу:

– Отец! Боги, кто посмел?! Сюда, немедленно! – словно только увидев, он схватил Кассандра за руку, все еще сжимавшую стилос, и закричал еще громче, призывая слуг: – Зовите стражу, в нашем доме – убийца!

– Ла… – начал Кассандр, не ожидавший подобного от возлюбленного, и замолчал, потому что успел поймать презрительно-насмешливый взгляд, так контрастирующий с полным отчаяния и горя голосом.

– Отец приютил тебя, – так же громко и обвиняюще продолжил Лаэрт, – а ты убил его, убил своего наставника! Ты – змея, которую он пригрел на груди! – слова били сейчас Кассандра куда сильнее, чем рука, хлестнувшая по щеке. – Суд присяжных решит твою судьбу, а я… я никогда не прощу тебя!

Все остальное Кассандр видел, словно со стороны, как будто происходило это с кем-то другим. Повинуясь приказу Лаэрта, рабы крепко схватили его за руки, а потом связали кисти веревкой, хоть юноша и не думал сопротивляться. Он пытался понять – почему Лаэрт делает с ним это? Почему выдает правосудию, ведь Кассандр совершил это для того, чтобы Рес не выгнал его из дома, лишив наследства.

Только что он убрал преграду, отделявшую их от счастья, так почему сейчас его – по-прежнему обнаженного и залитого кровью – ведут по афинским улицам к городской тюрьме? Почему бросают в душную камеру, даже не давая возможности смыть с себя уже засохшую кровь? Почему к нему подходят мужчины, представляющиеся дикастами, и задают какие-то вопросы, которых он просто-напросто не слышит, потому что в ушах до сих пор звучит: «Ты змея, которую отец пригрел на груди!»? Почему происходит именно это, а не то, что представлялось Кассандру в ночи перед убийством? Почему?

Ответ на этот вопрос юноша пытался отыскать и не мог, его не было в глазах сокамерников, не находился он и во внимательном взоре пожилого дикаста, представившегося Агенором. И даже на мгновение не блеснул в светло-карих глазах молодого мужчины, пришедшего с этим дикастом и молча сидевшего неподалеку все время, пока Агенор задавал вопросы.

Ответ упорно ускользал от юноши, а губы сжимались все плотнее. Кассандр молчал, даже когда услышал, что завтра в камеру приведут отца, которому и придется держать ответ за преступление сына. Всё это было совершенно неважно, оно существовало где-то там, в другой Ойкумене, а в этой оставался только он – немой и безучастный ко всему.

Поступок Лаэрта подействовал на Кассандра, как обычно действовала ложь, набросив плотный покров немоты. Все время, пока шли судебные заседания, Кассандр мучительно пытался понять – зачем Лаэрт это сделал? Зачем предал его суду, почему смотрел с презрением и требовал кары?

Решившись убить Реса, Кассандр был совершенно уверен в том, что Лаэрт сразу поймет, почему он поступил именно так, но… Вот уже несколько месяцев провел юноша в тюрьме, не отвечая на вопросы дикастов, потому что губы размыкаться не желали. Да и что он мог сказать? Чем оправдаться? Любовью? Но не снимет она вины за убийство афинского гражданина-аристократа, не смягчит сердец присяжных.

Оглушенному подлостью и предательством возлюбленного юноше было безразлично, что с ним сделают дальше. В груди его как будто свернулась кольцом черная и холодная змея, вонзившая ядовитые зубы в истекающее кровью сердце. И яд этот убивал его, притуплял голод и жажду, делал равнодушным и немым.

Даже появление в камере отца, а случилось это на второй день после ареста самого Кассандра, не заставило юношу заговорить или даже хотя бы раз вскрикнуть, а ведь первое, что сделал Эвмел, увидев сына – наотмашь ударил того кулаком в лицо, разбивая губы и отбрасывая к стене камеры:

– Будь ты проклят! – кричал Эвмел, хватая юношу за волосы и ударяя о стену головой. – Боги, почему я не послушал Геллу и не отрекся от тебя? И так ты заплатил мне за мою доброту! Ты опозорил меня перед Афинами, и если даже боги будут настолько милостивы, что сохранят жизнь, мне придется продать все, чтобы расплатиться с Лаэртом! Ты обрек на нищету не только себя и своих братьев, но и меня! Разве такой благодарности ожидал я, отдавая тебя в руки лучшего из всех возможных наставников? Боги давали тебе шанс стать достойным гражданином, а что сделал ты? Ты совершил неслыханное – убил своего учителя! – эти слова мужчина выкрикивал, глядя в запрокинутое, залитое кровью лицо сына. – Пусть покарает тебя сам Зевс! Пусть поглотит тебя Тартар! Пусть черви заживо пожрут твое тело! – плюнув в лицо Кассандра, Эвмел отшвырнул его от себя, и юноша сполз на пол, прикрывая на всякий случай голову руками.

Он так и пролежал неподвижно несколько часов, слыша, как продолжает громко жаловаться сокамерникам отец, как осыпает его всеми возможными проклятиями и клянется водами Стикса, что непременно отречется от Кассандра, как только судьи дадут ему слово. И даже в эти часы ни единого слова, ни единого стона не сорвалось с разбитых и опухших губ юноши, ни единой слезы не показалось из заплывающих глаз.

Возможно, он не сдвинулся бы с места до самого утра, если бы не стражники, принесшие еду заключенными. Именно они заставили юношу подняться, увидели, во что превратилось его лицо, и отвели в купальню, дав возможность смыть кровь и привести себя в порядок. Им Кассандр тоже не сказал ни слова и постепенно по камере, а потом и по всей тюрьме пополз слушок, что это боги покарали юношу за убийство, отняв у него речь. Правда, некоторые поговаривали, что ежели отдать преступника в руки палачей, он живо вспомнил бы, как говорить, но закон запрещал пытать свободных граждан, посему догадки эти так и остались догадками.

Большую часть времени Кассандр сидел в дальнем темном углу, опираясь спиной и затылком о стену и закрыв глаза. Никто из сокамерников не приближался к нему и не пытался более заговорить, отец же всегда садился как можно дальше от Кассандра, всячески подчеркивая, что не считает того более своим сыном.

Юноша смотрел на это словно со стороны, в омертвевшем сердце отцовское пренебрежение не отзывалось никак. Не удивился он и тогда, когда в один из дней отец покинул камеру, вероятно договорившись со стражниками и уплатив залог. О Кассандре он не сказал ни слова, и юноша так и остался в этой небольшой комнате, полной мужчин самых разных возрастов.

========== Глава 9 ==========

– О чем ты все это время думаешь, Астин? – спросил Агенор у своего сына, когда тот во второй раз не ответил на заданный вопрос, а весь вид молодого афинянина говорил о том, что мысли его витают где-то за стенами этой комнаты.

– Что? – вздрогнул тот, наконец-то услышав. – Прости, отец, но я все думаю о юноше, дело которого ты разбираешь последние месяцы.

– О Кассандре? – уточнил дикаст.

– Да, отец… мне кажется, что не все там так ясно и просто, как считаем мы… – медленно и раздумчиво произнес Астин, срывая с грозди винограда ягоду и сдавливая в пальцах. Сок брызнул на белый хитон, словно кровь, Агенор невольно поморщился и произнес:

– Все опрошенные свидетели подтверждают слова истца, а сам юноша, как ты знаешь, даже не пытается защитить себя и пояснить, почему совершил преступление.

– Я знаю. И неужели это не смущает тебя? – теперь Астин смотрел в отцовские глаза, не отрываясь, и увидел в них подтверждение своих сомнений. – Я уже давно наблюдаю за тем, как ведут себя обвиняемые и, клянусь водами Стикса, такое вижу впервые! Отец, ему всего шестнадцать, а разве поступают так юноши, даже если виновны?