Текст книги "Эроменос (СИ)"

Автор книги: Olivia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– И не собирался, – Кассандр обмакнул палочку в чернила и приготовился записывать, надеясь, что стихотворение окажется не слишком коротким. Общество Лаэрта не стесняло нисколько, скорее вызывало совсем иные чувства, а запах благовоний, которыми тот пользовался очень щедро, почему-то начинал кружить голову.

– И вот еще, потом ты скажешь, насколько хорошо это вышло, и не вздумай солгать! – сдвинул брови Лаэрт, но карие глаза по-прежнему искрились смехом. – Готов? Тогда начнем:

Лука Эротова тень над моей головой промелькнула,

Сердце пробито стрелой, тесно и больно в груди.

Ночи бессонной жестокую пытку на ложе широком

Я выносить не могу, тенью по дому брожу.

Вижу улыбку – два ровных ряда драгоценных жемчужин,

Золотом сам Аполлон волосы красил тебе.

Тело укутать желаю тончайшим хитоном из ласки,

Пить поцелуев твоих вкусный горячий нектар.

Славу Эроту телами воздать, оказавшись на ложе,

Пьяными сделаться вмиг, вовсе не трогав вина.

Я Прометеем тебе своё жаркое пламя дарил бы,

Каждую ночь до утра жгли бы светильники мы.

И, окунаясь в глаза глубиной с Посейдоново царство,

шёпотом жарким твоё имя мольбой повторю.

Лаэрт декламировал стихотворение медленно, чтобы Кассандр успевал записывать, а тот аккуратно выводил буквы, всё сильнее желая узнать – кому же посвящены эти строки. Какая из дочерей Афин удостоилась любви Лаэрта? Чем сумела прельстить и зажечь такой пожар в душе и теле, что родились слова, заставившие сердце Кассандра забиться чаще. Они показались юноше прекрасными, ничем не уступающими стихам, которые читал он в школе кифариста* и тут, у Реса – большого любителя творений, вдохновленных Эрато.

– Всё настолько плохо? – осведомился Лаэрт, видя, что юноша уже закончил писать, но не сказал ни слова по поводу стихотворения. – Говори же, не молчи! И не бойся меня обидеть, я правду хочу знать, а не слышать поток лести, тем более адресовано это, как ты понимаешь, важному для меня человеку. Всё ужасно, Кассандр?

– Вовсе нет, я читал множество стихов, но эти… Скажи, тебя в Академии научили такому?

– Нет, – Лаэрт поймал восхищенный взгляд и улыбнулся, – это приходит само, приходит, когда меньше всего желаешь подобного. Влюбленное сердце поет, Кассандр. Неужели ты не знаешь, как это происходит?

В ответ юноша отрицательно покачал головой, губы почему-то не слушались, а запах благовоний, казалось, усилился, или это просто Лаэрт придвинулся ближе, внимательно всматриваясь в лицо отцовского воспитанника:

– Не может быть! Ты говоришь неправду, – нахмурился он, осторожно забирая папирус, – неужели Эрот…

– Предпочитает другие цели, – наконец-то нашелся Кассандр, – я уверен, что твоя избранница оценит стихотворение. Да что там, она будет от него без ума!

– Ты думаешь? – теперь красивая черная бровь Лаэрта изящно приподнялась, а губы тронула улыбка. – Надеюсь, ты не лжешь!

– Я никогда не лгу, – Кассандр сглотнул, сдерживая странное волнение, сушащее губы и волнующее кровь, – никогда и никому.

– Вот как? А ты действительно не такой, как бывший отцовский ученик, – улыбка молодого афинянина превратилась в презрительную усмешку, – тот был изворотлив, лжив и куда менее красив. Не раз я спрашивал отца, зачем он взял на воспитание этого мальчишку, но так и не получил вразумительного ответа. Я рад, что сейчас его тут нет, а с тобой… с тобой у нас может получиться стать хорошими друзьями, такими, как Ахиллес и Патрокл.

Сказав это, Лаэрт так же быстро покинул комнату, как и появился в ней, а Кассандр задумчиво смотрел ему вслед, пытаясь понять, что скрывалось за последними словами. Намек? Или это просто разыгралось воображение, вдохновленное благовониями Лаэрта?

Но ведь каждому юноше Эллады известно, что Ахиллеса и Патрокла связывала не только дружба, но и нечто большее, сделавшее горе Ахиллеса от смерти возлюбленного столь огромным, что великий герой мог думать только о мести троянцам, и если Лаэрт упомянул именно эту историю, то…

«То хватит выдумывать то, чего на самом деле нет!» – одернул себя Кассандр и раздраженно сломал в пальцах палочку для письма, сорвав на ней неизвестно откуда взявшуюся злость на… себя самого. Нашел время предаваться фантазиям и мечтам, забыл что ли – его наставник не Лаэрт, а Рес, не вызывающий ничего, кроме страха и пока что слабого отвращения. Да и разве можно любить или даже уважать того, кому ты обязан подчиняться? Пока у Кассандра это не получалось, и юноша очень сильно сомневался в том, что сумеет научиться.

Из монотонных и долгих лекций наставника он уже понял: добиться положения в обществе можно либо при помощи денег, чего у Кассандра не имелось, либо – благодаря особым талантам, в наличии которых юноша тоже сомневался, или же – опираясь на могущественных и состоятельных покровителей. Однако даром ничего никто никому не давал, даже боги награждали смертных за подвиги и особые заслуги, и точно так же обстояло дело в афинском обществе.

Кассандр уже успел принять как данность, что Афродита была щедрой, одаряя его красотой, но от мысли использовать дар богини, дабы обеспечить себе положение и состояние, юношу тошнило. Слишком уж это было похоже на то, чем занимались проститутки, а такой судьбы Кассандр не желал.

Не раз и не два доходили до него слухи, что завидного положения и известности добиваются единицы, остальные женщины медленно, но верно опускаются все ниже, доживая свой век в самых дешевых диктерионах*. То же самое, только еще быстрее, происходило и с юношами, оказывавшими подобные услуги гражданам Афин. Красота и молодость – товар, слишком быстро приходящий в негодность.

Бесконечная череда симпозиумов, обилие вина и бессонные ночи ставили на свежих лицах и телах несмываемые клейма. Тела, через которые проходили многие, старели гораздо раньше, чем задумано богами – это была плата за вроде бы беззаботную жизнь, погружаться в которую Кассандру вовсе не хотелось.

Для себя юноша уже решил, что и дальше будет исполнять обязанности писца, раз уж боги наградили его этим даром – красивым почерком. Это куда более достойное дело, хоть богатым так никогда не стать, но разве в деньгах счастье? Разве десятки или даже сотни талантов могут дать настоящую любовь? Подарить верных друзей? Сделать бессмертным? Нет. Так какой смысл гнаться за ними?

Кассандр собирался покинуть дом наставника как можно скорее, собирался… до сегодняшнего дня. До этой встречи с Лаэртом, почему-то смутившей и до сих пор волнующей, хоть самого молодого господина уже давно нет в комнате, только запах благовоний все еще висит в теплом воздухе, дразня и заставляя чаще биться сердце. Почему? Неужели… это все из-за стихотворения, адресованного афинской аристократке, на которой, возможно, Лаэрт скоро женится? Быть того не может, и строки эти тут совершенно ни при чем!

Просто сегодня удивительно жаркий день, вот и пылает лицо, и дышится тяжело, будто все это время Кассандр не просидел за столом, выводя буквы на папирусе, а пробежал несколько стадий. Да-да, все именно так и было, а потому стоит сейчас сходить к фонтану и охладить разгоряченную кожу, опустить в прохладное серебро пальцы и посидеть так, слушая, как успокаивается сердце.

Решив не откладывать более, Кассандр поднялся и поспешил в сад, надеясь, что там не окажется никого, и он сможет побыть один хоть немного. Сейчас это было попросту необходимо, чтобы разобраться с собой. И ему повезло – у фонтана действительно никого не было, а потому, быстро оглядевшись по сторонам, Кассандр сел на мраморный борт, опустил ноги в воду, а потом наклонился и поплескал в лицо холодной водой, успев увидеть собственные удивленные глаза в водном зеркале, гладь которого тут же разбил рукой.

Мраморный Ганимед смотрел равнодушно и холодно на нарушителя спокойствия, но Кассандру на мгновение показалось, что губы статуи шевельнулись – словно возлюбленный Зевса собрался что-то сказать, но… это была всего лишь иллюзия, рожденная движением солнечных пятен по мрамору. Иллюзия, точно такая же, как и те намеки, которые почудились Кассандру в словах Лаэрта.

– Вот ты где! – прозвучало совсем рядом запыхавшееся, и, повернувшись на голос, юноша увидел Идея. – А я тебя ищу.

– Что-то случилось? – нахмурился Кассандр, садясь и надеясь, что вид у него уже не очень взбудораженный.

– Нет, просто господин велел, чтобы ты, не мешкая, шел к нему, – доложил мальчишка, – скоро соберутся гости на симпозиум.

– Сегодня? – не скрывая сожаления, переспросил юноша, все еще не поднимаясь с бортика.

– Да, – раб уселся рядом. – Я видел, как к тебе заходил Лаэрт. Правда, он богоподобный?

– Я не заметил, – отвернулся от собеседника Кассандр и поднялся на ноги, – да и не разглядывал я его, некогда было.

– Врешь! – хихикнул Идей, не спуская с юноши внимательных глаз. – Всё ты заметил! Вы даже разговаривали с ним!

– А ты… ты подслушивал! – теперь Кассандр уже по-настоящему разозлился. – Вороны тебя побери, Идей, кто позволил тебе следить за мной?

– Никто, – тут же сник и сжался мальчик, отодвигаясь от юноши подальше и опасливо косясь на его руки, – я просто мимо шел, меня господин послал, вот и услышал ваш разговор, не ругай меня…

Умоляющий взгляд больших карих глаз моментально разбил в щепки суровость Кассандра, как разбиваются о скалы корабли утративших милость Посейдона мореходов. На Идея сердиться не получалось, да и в чем была вина мальчика? В том, что случайно услышал громкий разговор?..

– Не буду, – Кассандр улыбнулся, – а ты случайно не знаешь… на ком собирается жениться Лаэрт?

– Нет, – покачал головой раб, – а с чего ты взял, что он…

– Ни с чего, забудь, что я говорил, а я забуду, что ты подслушивал.

– Ладно, – несмело улыбнулся Идей и добавил, – господин ждет, а еще он приказал показать тебе апотеку*.

– Зачем? – удивленно спросил Кассандр, поднимаясь.

– Ну как это – зачем? Ты же Ганимед, вот и будешь виночерпием на симпозиуме, – как нечто само собой разумеющееся пояснил Идей. – Пошли, я покажу откуда брать вино и как пользоваться кратером*.

– Идем, – согласно кивнул юноша, направляясь к дому следом за мальчиком.

Комментарий к Глава 5

*школа кифариста – в системе афинского воспитания начальная школа для мальчиков 7-12 лет (изучали эпос, учились игре на кифаре и лире, пению и мелодекламации).

*диктерион – публичный дом

*апотека – кладовая

*кратер* – (др. греч. κεράννυμι – смешиваю) – античный сосуд для смешивания вина с водой.

========== Глава 6 ==========

– Наполни-ка мою чашу и присядь рядом, Ганимед, – улыбаясь, произнес Лаэрт, указывая на своё ложе.

Кассандр слышал подобное предложение уже не раз за вечер, но произнесенное Лаэртом – обрадовало. Улыбнувшись полулежащему мужчине, юноша подошел и начал наполнять опустевшую чашу хиосским вином, так щедро лившимся на симпозиуме. Присев на край ложа, Кассандр облегченно вздохнул – усталость брала своё, а от несмолкаемого гула голосов собравшихся гостей начинала болеть голова.

Это был первый симпозиум, на который он попал, да ещё и оказался в центре внимания. Взгляды, прикосновения, откровенное восхищение и похвалы оказались слишком тяжелой ношей, и Кассандр всё больше уставал. Из собравшихся этим вечером в доме Реса он знал только двоих: Мелона и Алкиноя. Остальных, судя по одежде и украшениям, состоятельных афинян юноша видел впервые, но почему-то эти разные мужчины говорили одни и те же слова.

Рес еще в самом начале вечера преподнес юноше блюдо, на котором были изображены наставник и юный ученик в недвусмысленной позе и красовалась надпись «Калос»*. Кассандр принял дар, не испытывая особой радости и благодарности и надеясь, что симпозиум не затянется надолго. Однако надежда не сбылась, а отведенная наставником роль виночерпия всё сильнее утомляла. Зато гости могли беспрепятственно любоваться обнаженным юношей, выражать восхищение и одобрять выбор хозяина дома.

Присутствовавший тут же Лаэрт в общем хоре восхвалений не участвовал, просто молча наблюдал за Кассандром и вот – подозвал к себе.

– Устал? – спросил негромко.

– Да, – не стал лгать Кассандр, снова ощущая странное волнение, порождаемое запахом благовоний Лаэрта и близостью сильного тела молодого мужчины.

– Не удивительно, – Лаэрт плеснул из чаши богам и, сделав несколько глотков, поднес ее юноше, – пей, это поможет тебе не свалиться с ног.

– Спасибо, – снова улыбнулся Кассандр, касаясь губами края чаши и ощущая, как вместе с вином в горло вливается сила и отступает усталость.

– Ты привыкнешь, – Лаэрт оторвал ягоду с грозди винограда, лежавшей на блюде перед ним, и поднес к губам юноши, – это несложно.

– Вероятно, – невольно коснувшись губами пальцев Лаэрта, ответил Кассандр, чувствуя сладость виноградного сока во рту. – Мой отец никогда не проводил симпозиумы.

– Тебе повезло, – совершенно серьёзно сказал Лаэрт, отрывая еще одну ягоду и точно так же кладя ее в рот юноши, – мой же любит шум, суету и бесконечные восхваления себя и своего изысканного вкуса… Это утомляет, особенно, когда выбора нет и присутствовать ты просто обязан. Да и наставник мой бывший тоже отличался особой любовью к подобному, разве что виночерпием меня не делал… Но это особая отцовская блажь – иметь собственного Ганимеда, сколько себя помню, столько воспитанники жили у нас в доме. Матери это не нравилось, но, как ты понимаешь, возражения и недовольства не принимались, да и жаловалась она исключительно мне, пока я был мальчишкой.

– А где сейчас она? – Кассандр вспомнил, что ни разу не видел матери Лаэрта, неужели ее тоже забрал Танат?

– Отец развелся с ней три года назад, а его новая жена, ровесница годами мне и не покидает женской половины, – иронично сообщил Лаэрт, продолжая потчевать юношу виноградом, – отцу это только на руку, а я сам недавно вернулся домой, да ты знаешь об этом, верно?

Кассандр кивнул, надеясь, что разговор продлится подольше, ведь ягоды, которыми угощал Лаэрт, оказались такими сладкими и сочными, а уставшее тело хоть немного отдохнуло за это короткое время. Но, вероятно, сегодня был не самый лучший и счастливый день в жизни Кассандра, потому что Рес громко окликнул воспитанника, властно подзывая к себе:

– Поди сюда, Ганимед, и принеси гостям еще вина, это закончилось, – он перевернул чашу, показывая, что та пуста, – ты знаешь, где находится моё лучшее вино, не так ли?

– Да, учитель, – легко поклонился Кассандр и направился к выходу из андрона*, намереваясь не только исполнить поручение, но и справить малую нужду, которая становилась все острее. А потому именно этим и следовало заняться в первую очередь, а вино и гости вместе с Ресом никуда не денутся, хоть Кассандр был бы не против их исчезновения.

***

Вечерняя прохлада стала целительным бальзамом, щедро плеснувшимся на юношу, стоило только Кассанду выйти в сад. Он замер на ступенях и, прикрыв глаза, набрал полную грудь пахнущего цветами воздуха афинской ночи. Выдохнул медленно, а затем поспешил в сторону апотеки, не забыв прихватить горящий факел.

Спустившись по ступеням, Кассандр укрепил факел на стене и стал внимательно рассматривать полки, дабы найти хиосское вино, которого требовал Рес. Оно отыскалось на самом верхнем ряду, и юноше пришлось установить небольшую лестницу, чтобы дотянуться до амфоры и осторожно снять ее с полки.

Все это Кассандр проделывал неспеша, надеясь оттянуть момент возвращения в андрон. Тут, в полумраке апотеки, было так тихо и хорошо, что покидать его не хотелось совершенно, особенно учитывая, что Рес, по всей видимости, захочет сделать с ним то, что было нарисовано на подаренном блюде. В противном случае зачем был преподнесен подарок? Зевс вседержитель, ну почему нельзя обойтись без всего этого? Почему бы Ресу не ограничиться просто духовным наставничеством? Но так повезти Кассандру не могло, в том, что родился под не самой счастливой звездой, юноша уже успел убедиться не раз.

Стряхивая задумчивость, Кассандр тяжело вздохнул и начал осторожно спускаться по лестнице на пол, придерживая амфору. Он сосредоточился на том, чтобы не уронить сосуд и не разлить драгоценную влагу, а потому руки, сомкнувшиеся на поясе, стоило только ступить на каменный пол, заставили Кассандра вздрогнуть от неожиданности, а с губ сорвалось:

– Кто во… – и тут же юноша оборвал себя, потому что узнал ответ по будоражащему запаху благовоний. Лаэрт.

– Не бойся, – прошептал ему на ухо молодой афинянин, не выпуская из объятий, – я пришел сказать, что ты можешь не особо спешить обратно – отец и Алкиной затеяли очередной философский спор и совершенно забыли о вине. Обычно их споры длятся достаточно долго, так что… у тебя есть время отдохнуть, Кассандр.

– Вот как? – ответил юноша, ощущая, как сильно вдруг забилось сердце – сейчас Лаэрт прижимался к нему вплотную, и близость эта заставляла кровь Кассандра часто стучать в виски, а тело откликнулось сразу же, удивив и даже немного напугав его самого. – Это прекрасная новость, спасибо.

– Не благодари, – снова было произнесено прямо в ухо, которого коснулись губы – горячие и пахнущие вином, – я и сам устал от этого сборища, но отец бы разгневался – уйди я раньше срока… А так он просто не заметил, как я выскользнул за дверь, Алкиной – тот еще спорщик!

– Все равно… спасибо, – отрывисто бросил Кассандр, пытаясь силой воли успокоить сердце и думая о том, что никак не может сейчас вернуться в андрон – негоже демонстрировать, что попался в плен Афродиты, нужно срочно что-то…

– Я рад, что мы с тобой похожи, Кассандр, – продолжил Лаэрт, по-прежнему обнимая юношу, – и ты так же не в восторге от сегодняшнего вечера. Погоди, эта амфора такая тяжелая… поставь-ка ее вот сюда, – он указал на нижнюю полку, а потом, как бы случайно, дотронулся рукой до бедра юноши и прошептал, – боги, твоя кожа так гладка… теперь я понимаю отца… – тут губы нежно и жарко коснулись шеи, и Кассандр ахнул – настолько приятной показалась ласка. С его телом вообще происходило что-то странное – юноша чувствовал: если Лаэрт и дальше будет так его обнимать, он сдастся Афродите, даже не касаясь себя рукой. – Ты действительно прекрасен… – еще один поцелуй заставил Кассандра сжать кулаки, чтобы хоть так удержать слабеющую волю. – Тебе неприятны мои поцелуи? – по-своему истолковал напрягшееся тело юноши Лаэрт.

– Нет… – Кассандр и хотел бы соврать, но не умел делать этого, да и тело выдавало с головой, – просто…

– Просто ты думаешь о том, что в таком виде никак нельзя возвращаться в андрон, – теперь рука Лаэрта переместилась в пах юноши, и Кассандр задрожал, невольно прижимаясь к молодому мужчине ближе, – позволь, я помогу тебе справиться с этой… шуткой Эрота…

Сказав это, Лаэрт осторожно развернул юношу к себе лицом, провел кончиками пальцев по краю губ, а после увлек в поцелуй, заставивший Кассандра окончательно сдаться… Пришел в себя юноша только, когда перестало бешено колотиться сердце, а тело – безвольное и обмякшее – почти повисло на Лаэрте.

– Как же щедро одарила тебя Афродита, Кассандр, – шептал Лаэрт, поглаживая юношу по взмокшей спине и жадно втягивая ноздрями запах страсти, разлившийся по апотеке, – такое наслаждение ласкать тебя… как же я хотел бы продолжить это и показать тебе, что есть настоящая страсть… Но…

– Нам… пора… – едва слышно произнес Кассандр, до сих пор ощущающий на губах поцелуи Лаэрта.

– Да… чтобы не разгневать отца и не вызвать ненужных вопросов, – Лаэрт приподнял голову юноши за подбородок и заглянул в глаза – все еще полные страстной томности, – но завтра я буду ждать тебя здесь в это же время. Ночами тут никого не бывает, а в доме слишком много глаз и ушей. Я не хочу, чтобы нам с тобой помешали, мой Ганимед…

– Я…

– Ты придешь сюда завтра, после того, как отец уснет? – наконец-то отстраняясь, спросил молодой мужчина.

– Да, – Кассандр облизнул пересохшие губы и глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на полуобнаженное, крепкое и сильное тело Лаэрта, – клянусь водами Стикса.

– Я буду ждать тебя, – Лаэрт улыбнулся и добавил, – не ходи сейчас в дом, смой с себя наши объятия, нельзя, чтобы кто-то узнал, чему отдали мы дань. И еще… помнишь то стихотворение, что ты переписывал вчера?

Кассандр кивнул, окончательно приходя в себя и снова берясь за амфору.

– И что же с ним случилось? – спросил, не зная, желает ли ответа.

– Я отдал его адресату, – сообщил Лаэрт, уже шагая к выходу, – но не знаю, понравится ли оно… Будет ли наградой благосклонность или же меня отвергнут.

– Пусть ответ не заставит ждать себя долго, – пожелал Кассандр, а потом собирался последовать за Лаэртом, но ноги вдруг задрожали, и он присел на лестницу, боясь, что просто уронит амфору или упадет сам.

Боги, что же это было только что? Почему рука Лаэрта сумела подарить так много? Почему каждое касание его губ зажигало огонь внутри и снаружи? Почему до сих пор кружится голова, а не закричал он только потому, что в момент наивысшего наслаждения Лаэрт его поцеловал… Неужели страсть наконец-то коснулась и его?

Ни на один из этих вопросов Боги пока что ответа не дали, да и не было больше времени сидеть и размышлять. Вспомнив совет Лаэрта, Кассандр быстро ополоснулся в фонтане, пользуясь тем, что сейчас ночь и никто не увидит этого, проскользнул в купальню, вытер тело насухо и только потом вернулся в андрон, в котором по-прежнему продолжался жаркий спор между Ресом и Алкиноем.

Лаэрта на ложе не было, и Кассандр облегченно вздохнул – он боялся, что просто не сможет теперь смотреть на молодого мужчину и тут же выдаст себя с головой. Но Эрот оказался милостив и позволил пока что запретной тайне оставаться такой.

Смешав вино с водой в кратере, Кассандр быстро наполнил чаши Реса и его гостей и был весьма удивлен, услышав:

– Я вижу, ты устал, мой Ганимед, а потому отпускаю тебя. Наш спор грозит продлиться до утра, боюсь, твоих сил просто не хватит. Морфей уже ждет тебя, пусть сны твои будут сладкими.

– Спасибо, учитель, – искренне улыбнулся юноша, ставя опустевший кратер на место и поспешно покидая андрон, пока наставник не изменил решения.

Быстро добравшись до своей комнаты, Кассандр буквально рухнул на постель, зарылся лицом в подушку и прошептал как молитву имя, которое продолжало звенеть в голове.

Как же прав был Идей, когда говорил о богоподобии Лаэрта! А чем еще можно пояснить, что ему так легко удалось зажечь в теле Кассандра тот огонь, которого тщетно добивались Нелей и Рес? Почему их прикосновения оставили его равнодушным, а касания Лаэрта свели с ума и заставили забыть обо всем, кроме губ и рук, подаривших такой восторг? Неужели… стрела Эрота наконец-то настигла и его?..

Но… он пришел в этот дом, как воспитанник Реса, а не как возлюбленный Лаэрта. Если наставник узнает о том, что случилось в апотеке, точно выгонит Кассандра вон, а может и Лаэрта наказать, чего уж точно никак нельзя допустить, а значит… А значит нужно быть любезным с учителем и делать все, чтобы тот был всем доволен и не вздумал подозревать их обоих.

Эта мысль показалась юноше удивительно правильной и здравой, он удовлетворенно вздохнул, придя к такому решению, а потом устроился поудобнее и сунул правую руку под подушку. Послышался шорох, пальцы нащупали что-то твердое и прохладное, и спустя мгновение Кассандр вытащил из-под подушки свиток. Это еще что? Он сел на постели, потом поднес свиток к последнему, еще не погасшему светильнику, развернул и… тут же узнал собственный почерк. Эти строки вчера написал он сам под диктовку Лаэрта, а это значит, что…

Комментарий к Глава 6

*андрон – зал на мужской половине дома, где обычно устраивали симпозиумы.

*«Калос» – «он красивый». Пример росписи таких блюд: http://savepic.org/6387605.jpg

========== Глава 7 ==========

Вот уже несколько месяцев Кассандр жил в нетерпеливом ожидании ночи. Открывая утром глаза, он сразу же начинал желать, чтобы день поскорее закончился, ночь набросила покрывало на Афины, Рес отправился отдыхать, в доме все постепенно стихло, а он, осторожно и бесшумно ступая, выскользнул бы в сад.

Дорогу к апотеке юноша мог безошибочно отыскать даже в полной темноте безлунной ночи, а потому никогда не брал с собой факела, дабы не привлекать лишнего внимания. Он шел, невольно ускоряя шаг и зная, что как только закроет за собой дверь, тут же попадет в крепкие объятия Лаэрта, а нетерпеливые и горячие губы завладеют его губами, сильные руки скользнут по телу прямо под хитон и коснутся бедер, а потом не останется больше ничего, кроме страсти.

Отдавая Лаэрту тело, жадно принимая его ласки, Кассандр желал только одного – чтобы это не заканчивалось как можно дольше, чтобы никто не раскрыл их тайну до тех пор, пока Рес не отпустит воспитанника. Тогда можно будет больше не скрываться – так, во всяком случае, говорил Лаэрт, умело лаская юного любовника, изнывающего от вожделения.

Он признавался Кассандру, что полюбил юношу, как только впервые увидел, что стрела Эрота попала точно в цель, а разве может смертный противиться воле бога? Потому и решился он, Лаэрт, на эти тайные свидания, рискуя лишиться благосклонности отца, но разве могут все деньги и блага этого мира сравниться с огнем, в котором оба сгорали, стоило только телам соприкоснуться? Нет, ничто не может быть важнее, повторял Лаэрт, умело ведя юношу к наслаждению и упиваясь жаром его тела.

Казалось, эту жажду утолить невозможно, и Кассандр был готов мириться с тем, что потом тело напомнит о каждом мгновении прошедшей ночи, и придется снова прилагать усилия, чтобы не выдать себя. Он научился ходить по дому наставника легко и непринужденно, как будто спокойно спит, а не отдается безумию страсти.

Милость Эрота проявилась еще и в том, что Рес пока не желал от ученика ничего большего, кроме прикосновений рук и губ. Наивысшее наслаждение афинянин испытывал, лаская воспитанников, касаясь горячих тел и любуясь неповторимой прелестью юности. Именно это доставляло Ресу удовольствие куда большее, чем сами соития, да и тело уже не было столь неутомимым, как в молодости, годы наложили на него печать, и с этим приходилось мириться.

В те мгновения, когда его касались руки учителя, Кассандр закрывал глаза и представлял, что это Лаэрт проводит длинными пальцами по бедру, касается легко, почти невесомо, но каждое прикосновение становится искрой, падающей в масло. Этот самообман помогал ему выносить прикосновения Реса, не выдавая себя, иногда Кассандр увлекался, фантазируя, и с его губ срывались негромкие стоны, которые Рес считал признаком того, что ученик получает от ласк такое же удовольствие, какое испытывал он сам, когда они с Кассандром менялись местами.

Для юноши же это было самым неприятным – касаться дряблеющей кожи, видеть поседевшие волосы, покрывающие грудь и живот наставника, который теперь не прикрывали изящные складки хитона. Годы были беспощадны к Ресу, и некогда сильное и стройное тело не выдерживало никакого сравнения с телом сына. Да и отгородиться от неприглядной картины опущенными веками у Кассандра тоже не получалось – Рес любил наблюдать за тем, как ученик ласкает его, и ни на мгновение глаз не отводил.

Для юноши это стало настоящим испытанием, но и тут приходил на помощь, сам того не зная, Лаэрт. Улыбаясь наставнику, Кассандр продолжал думать о возлюбленном и молить Гелиоса, чтобы скорее гнал по небу свою колесницу, а ночь наступила быстрее, и снова раздавался над ухом горячий шепот, а по телу скользили умелые руки. И когда это время наступало, юноша спешил к месту свидания, старательно стирая из памяти прикосновения учителя, которые не менее тщательно смывал перед этим в купальне.

Так было и в этот вечер – прохладный, по сравнению с предыдущими, впрочем, ничего удивительного в этом не было, поскольку Персефона уже отправилась к мужу, Деметра все сильнее тосковала по дочери, а слезы богини проливались дождями на пустеющие поля. Впрочем, Кассандр почти не замечал холода, его сердце билось все чаще, пока ноги несли к знакомой двери.

И вот он снова в апотеке, прижимался к любимому телу и шептал, глядя в темные глаза Лаэрта:

– Я так люблю тебя… День показался мне вечностью, а ночь все никак не наступала!

– Не только тебе, – негромко сказал афинянин, отвечая на поцелуи Кассандра, а потом вдруг отстранился и заговорил совсем другим тоном: – Мои молитвы Гелиосу были так же горячи, как и его кони, но у меня плохие вести…

– Во имя Зевса, что случилось?

– Похоже, отец знает о нас… – медленно произнес Лаэрт, – скорее всего, кто-то из рабов выследил и сообщил ему.

– Боги… – сорвалось с губ побледневшего юноши, которому тут же представился собственный разгневанный отец, выгоняющий его из дома после скандала с Ресом. – Но откуда ты узнал об этом?

– Я случайно услышал его разговор с Алкиноем, – нахмурился молодой мужчина и продолжил, нервно меряя шагами погреб, – скорее всего, отец отправит тебя домой, а меня… меня грозил лишить наследства и выставить вон. Он уверен – это я во всем виноват, я соблазнил тебя и должен быть наказан!

– Но это неправда! – громко воскликнул возмущенный юноша, и на его рот тут же легла ладонь Лаэрта, напоминая о том, что шуметь им точно не стоит. – Неправда, – продолжил Кассандр совсем тихо, касаясь губами любимых пальцев. – Эрот благословил нашу любовь, так в чем твоя вина? В том, что он сразил обоих? Неужели твой отец не понимает этого?

– Тише, тише, – притягивая юношу к себе и крепко обнимая, прошептал Лаэрт, – может, и понимает, но видит в этом оскорбление, которое я нанес, коснувшись его ученика…

– Он просто ревнует! – яростным шепотом сказал Кассандр, обхватывая руками шею возлюбленного. – Он знает, что противен мне, но что я могу поделать? Я так стараюсь не показывать этого! Но каждый раз я представляю на его месте тебя и только так могу вынести его ласки!

– Я знаю, – горделивая улыбка победителя расцвела на губах мужчины, – и сейчас мы с ним уже не отец и сын, а соперники в любви. Но на его стороне сила и закон, так что… скоро мне придется уехать.

– Нет! – снова забыв об осторожности, громко воскликнул Кассандр. – Я не смогу тут без тебя ни единого дня, я сойду с ума или лучше – сброшусь со скалы в море!

– Глупый, – покровительственно протянул Лаэрт, легко касаясь гибкой юношеской спины и плавно опуская ладони вниз, успев зацепить хитон и стаскивая его с любовника. – Твой уход или смерть не изменят ничего, между мной и отцом уже вырос ядовитый куст ревности, и шипы его успели ранить обоих. Отрава в нашей крови, Кассандр, но твоей вины в случившемся нет, разве что в том, что ты божественно красив, мой Ганимед, – эти слова мужчина произнес, касаясь губами уха, а потом припал горячим поцелуем к шее.

– Не смей уезжать, – запуская руки под хитон Лаэрта и касаясь паха, выдохнул Кассандр, – обещай мне. Клянись водами Стикса!