Текст книги "Город на крови"

Автор книги: Олег Грищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Комбриг пообещал награды всем отличившимся, первым отметив экипаж танка сержанта Олиференко, вовремя среагировавший на обходной маневр противника. Затем Семеников упомянул командира отделения ПТР замполитрука Сахно, который поджёг немецкий средний танк, и похвалил автоматчиков Павлова и Овсянникова, застреливших по десятку фашистов.

Только после этого, комбриг сообщил, что теперь, согласно приказу, полученному по радиосвязи от командарма Парсегова, бригада начинает отход.

Около восьми вечера 530-й танковый батальон и моторизованный стрелково–пулемётный батальон двинулись к переправе через реку Кшень, которую, согласно приказу командующего 40-й армии, 14-й бригаде теперь предстояло оборонять.

А у Мармыжей ещё продолжался бой 531-го танкового батальона с южной частью 9-й немецкой танковой дивизии – её 33–м полком. Бой начался с того, что, подпустив немецкие танки на 100 метров, батальон, по команде комбата капитана Богатюка, кинжальным огнём уничтожил 13 вражеских танков. При этом в перестрелке были подбиты два «Валентайна» 531-го батальона.

Старший техник–лейтенант Михаил Вакуленко на тягаче сумел под огнём противника быстро вытащить один подбитый танк с поля боя; затем, вытаскивая на буксире второй, он был тяжело ранен осколком и, доставив танк к своим, умер на руках санитаров.

Благодаря тому, что 14-я бригада задержала 9-ю немецкую танковую дивизию у Среднего Расховца и у Мармыжей, к вечеру к переправам у реки Кшень успели пройти части отступавшей 121-й стрелковой дивизии, а также разрозненные подразделения других дивизий 40-й армии и большое количество беженцев. Поэтому комбриг Семенников по радиосвязи отдал приказ на отход и 531-му батальону.

К этому времени поддерживающий батальон бронепоезд «Южноуральский железнодорожник» уже не мог вести бой. Все его орудия и средства ПВО были уничтожены в результате танковых обстрелов и авианалётов. Увезти бронепоезд было нельзя, так как на перепаханной взрывами станции Мармыжи не осталось ни одного целого рельса. Поэтому командир бронепоезда старший лейтенант Орлов и комиссар Горкушенко приняли решение взорвать бронепоезд. Когда его команда присоединилась к колонне 531-го танкового батальона, сапёры заминировали паровоз и все орудийные площадки. И вскоре после того, как колонна 531-го батальона ушла со станции, мощные взрывы превратили бронепоезд в груду искорёженного железа.

Последние несколько километров по дороге от Среднего Расховца до переправы через реку Кшень основным силам 14-го танкового корпуса предстояло пройти в темноте. Теперь его колонны двигались в нескончаемой толпе беженцев, тащивших на себе свой скарб или толкавших перед собой тележки. Вблизи и в отдалении от дороги сияли многочисленные огни пожаров, обозначающих брошенные дома и подожжённые самими селянами поля. Душный запах гари, смешанный с бензиновыми выхлопами, висел в воздухе. Повсюду раздавались крики уставших, испуганных людей, стоны лежащих в повозках раненых, проклятия, обращённые неизвестно к кому.

А на западе по-прежнему не умолкала канонада.

В тот момент, когда едущий на переднем танке колонны 14-й бригады комбриг Семенников увидел впереди в отдалении тускло блестевшую ленту реки, к нему с обочины дороги через толпу беженцев с отчаянной решительностью пробился незнакомый капитан медицинской службы с перевязанной рукой.

–Товарищ полковник, прошу о помощи. Там за рощей какие-то танкисты остановили нашу машину и выгружают раненых, чтобы машину забрать. Прошу разобраться! Это вопиющее безобразие!

И капитан протянул комбригу своё удостоверение.

–Разберёмся, – пробормотал Семенников и крикнул едущему вслед за танком на командирской «Эмке» своему офицеру связи старшему лейтенанту Ананьеву, чтобы тот взял с собой опытного бойца из взвода разведки старшего сержанта Кунгурякова и санитара и помог капитану решить вопрос с машиной для его раненых.

В глазах капитана мелькнуло искреннее огорчение, и он пошёл навстречу людскому потоку к «Эмке», поглаживая забинтованную руку.

Через десять минут в темноте, в той стороне, куда ушла «Эмка» раздалась стрельба. Но Семенников не отдал приказ бойцам выяснить, что там случилось. Ему стало ясно, почему так огорчился «капитан», когда с ним поехал не полковник, а старший лейтенант.

И вдруг возле дороги раздался автомобильный гудок и машина офицера связи, медленно продвинулась через толпу и поехала вслед за танком. Приглядевшись к машине, Семенников понял, почему люди на дороге не возмущались из-за наглых действий водителя. За рулём машины с изрешечённым пулями ветровым стеклом теперь сидел старший сержант Кунгуряков; рядом с ним боком, привалившись к дверце, лежало тело мёртвого старшего лейтенанта Ананьева. Ни санитара, ни «капитана» в машине не было.

До моста через Кшень оставалось не более километра, когда неподалёку раздался громкий протяжный щелчок. Это был взрыв противопехотной мины. Судя по тому, что впереди с обеих сторон дороги были протянуты белые сапёрные ленты, обозначающие границы минных полей, это была советская мина.

Людской поток остановился. Вдоль дороги с фонариками в руках забегали сапёры, покрикивая на людей, отталкивая их от белых лент. Один из сапёров объяснил строгому полковнику–танкисту, что лошадь одной из повозок беженцев чего-то испугалась, выбежала за обочину, порвав лету, и сразу же попала на мину. Теперь лошади конец, а вместе с ней и двум пожилым беженцам.

Затем колонна снова тронулась. Проезжая мимо места взрыва, полковник Семенников всё-таки заставил себя туда посмотреть. В пяти метрах от обочины рядом с изломанной повозкой лежало тело мёртвой лошади с разорванным брюхом. Погибших людей у повозки не было, очевидно их забрали санитары или похоронщики.

–Бригада, подготовиться к переходу через мост! – приказал полковник глухим голосом, и чтобы привести свои чувства в порядок принялся любоваться прекрасной гладью реки, неширокой, но в полной мере собравшей своей поверхностью все отблески расчерченного закатными лучами вечернего неба.

Глава 12. Командовать в реальном бою

Рано утром 29 июня в штаб 40-й армии, расположенный в селе Ефросимовка – в 52 км к востоку от линии фронта, командарму Парсегову был прислан пакет от командира 14-й танковой бригады, в котором содержались захваченные этой ночью штабные документы немецкого 86-го сапёрного батальона. Сведения были очень ценные, и чтобы командарм не сомневался в их достоверности, полковник Семенников приложил к документам отчёт об обстоятельствах их захвата.

В отчёте сообщалось, что мобильный отряд из 10 разведчиков моторизованного стрелково–пулемётного батальона 14-й бригады во главе с младшим политруком Сахно, скрытно продвигаясь на БТ–5 в стороне от дороги, в середине ночи, в районе Среднего Расховца наткнулся на палаточный лагерь немецких сапёров. Боевое охранение было перебито ножами, затем отряд на своём скоростном танке подъехал прямо к дому, где находился штаб батальона. Уничтожив караул автоматным огнём, разведчики ворвались в здание. В течение пяти минут они нашли помещение оперативного отдела и собрали там все документы и карты, затем младший политрук Сахно дал приказ отходить. Отряд смог вырваться из лагеря без потерь, благодаря охватившей немцев панике. Более того, бойцы Ермакова прихватили с собой штабную легковую машину и два мотоцикла. Но на этом история не закончилась. При движении отряда к реке Кшень, он столкнулся на опушке леса с возвращавшейся со стороны мостового перехода разведгруппой противника из 15 человек. Семеро фашистов были застрелены в упор, остальные бежали в лес.

Согласно добытым разведчиками документам, на 29 июня сапёрному батальону была поставлена задача быть в готовности наводить мосты через реку Кшень. То есть немецкое командование рассчитывало, что уже на второй день наступавшим войскам удасться пройти до 35 км. Такое продвижение было возможно, только если на участке прорыва вводились всё новые и новые танковые части. Исходя из этого, полковник Семенников указал на необходимость переброски в помощь 121-й, 160-й и 212-й дивизиям резервов находившихся южнее ещё двух дивизий 40-й армии – 45-й и 62-й, не подвергшихся 28 июля сильному удару.

Однако Парсегов не принял совет командира 14-й танковой бригады, так как не хотел ослаблять фронт и на южном участке. Он был уверен, что у реки Кшень и так удастся задержать противника на три–четыре дня. Этого срока было достаточно, чтобы к 40-й армии подошли подкрепления, которые, наверняка, уже посланы Генеральным штабом. Кроме того, сам Брянский фронт располагал четырьмя танковыми корпусами – 1-м, 4-м, 17-м и 24 и четырьмя отдельными фронтовыми танковыми бригадами – 14-й, 170-й, 115-й, 116-й. Поэтому, несмотря на неблагоприятно складывающуюся обстановку на учаске 40-й армии, Парсегов в разговорах со своими подчинёнными продолжал выражать уверенность в том, что немцы при прорыве скоро исчерпают свои силы.

Генерал-лейтенант артиллерии Парсегов знал, что о каждом его действии Верховному главнокомандующему немедленно становится известно от присутствовавших в штабе Брянского фронта начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенанта Федоренко и члена Военного совета ВВС РККА армейского комиссара 2-го ранга Степанова. Из генерального штаба Парсегов был немедленно уведомлен о телефонограмме генерал-лейтенанта Голикова, направленной 28 июня на имя Сталина, в которой Голиков утверждал, что не может добиться от командующего 40-й армией эффективной координации действий обороняющихся частей. Якобы, дивизии 40-й были предоставлены сами себе и никакого общего плана не придерживались. Но несмотря на это Парсегов был уверен, что Сталин по-прежнему ему благоволит.

Микаел Артемьевич Парсегов всегда считал, что верно выбрал профессию. Сын карабахского гончара, он сразу после революции вступил в Красную армию, и с того времени его жизнь была связана с военной службой. Прежде чем стать командармом, он прошёл все этапы военной карьеры, а в 1940 году в ходе Зимней войны с Финляндией, за то, что находившаяся под его командованием артиллерия 7-й армии успешно действовала при прорыве «линия Маннергейма», он был удостоен звания Героя Советского Союза. Однако уже в начале войны с Германией, в 1941 году генерал-лейтенант Парсегов, командуя артиллерией Юго-Западного фронта, неожиданно для себя вдруг стал испытывать трудности в вопросах оперативного планирования. Ранее, на советско–финском фронте, достаточно было обеспечивать знание подчинёнными правил артиллерийской разведки, уничтожения дотов и обхода минных полей – но война с немцами, маневренная, с часто меняющейся обстановкой, да ещё ведущаяся при постоянном количественном и техническом превосходстве противника, требовала от военачальника не только умений, но и особых способностей. Даже артиллерии в этих условиях приходилось, порой, примерять на себя тактику пехоты, участвовать в засадах, обходных маневрах, или двигаться вместе пехотинцами во время атак.

С большим трудом Парсегов смог приноровиться к этой новой, «механизированной» войне. Будучи хорошим специалистом по организации массированного применения артиллерийского огня, он успешно обеспечивал действия войск Юго-Западного фронта. Но когда в марте 1942 года Сталин решил назначить его командующим 40-й армией, Парсегов едва удержался от того, чтобы взять самоотвод. Побеседовав несколько раз с командующим Брянским фронтом Голиковым, побывав на совещаниях штаба фронта, Парсегов понял, что не ухватывает все тонкие ходы управления войсками, понятные другим военачальникам. Тогда он стал попросту домысливать упущенные им на совещаниях посылы, что стало для него удобным способом сохранить самоуважение.

Когда в 14 часов 28 июня во время немецкого авианалёта на Ефросимовку несколько бомб взорвались недалеко от здания штаба 40-й армии, уверенность снова начала Парсегова покидать. Чтобы обезопасить штаб, он приказал немедленно перебазировать его на 17 километров к востоку, в село Быково. Это значительно снизило оперативность получения информации с линии фронта, так как из-за слишком большого расстояния до передовой затруднительно было посылать в дивизии штабных офицеров для изучения ситуации на месте, а нужно было принимал решения на основании сообщений, поступавших от командиров частей по радиосвязи.

Из-за этого запоздал приказ Парсегова об отправке 16-го танкового корпуса к реке Кшень, на участок севернее 14-й танковой бригады. Поэтому вышедшие на рассвете 29 июня к селу Волово бригады 16-го корпуса не имели времени оборудовать свои позиции должным образом, что дало дополнительные преимущества противостоящей корпусу, сравнимой с ним по численности 11-й немецкой танковой дивизии.

Ситуацию для советских войск, обороняющихся у реки Кшень, несколько улучшила непогода – с утра 29 июня шёл сильный ливень, благодаря чему немецкие танки не смогли сходу преодолеть неширокую реку, у которой от дождя раскисли глинистые берега. Также дождь исключил на время авиационную поддержку наступавших немецких частей. В результате, 16-й танковый корпус, 14-я танковая бригада и 119-я отдельная стрелковая бригада сумели, ведя огонь из укрытий, не допустить переправу передовых отрядов противника через реку.

Однако положение сражавшейся южнее 6-я стрелковой дивизии было критическим. На неё наступала мощная 24-я немецкая танковая дивизия, к которой постоянно подходили подкрепления. Командир 6-й дивизии генерал-майор Гришин доложил Парсегову по радиосвязи, что дивизия с трудом обороняется против очень большой группы танков и мотопехоты, прорвавшей через позиции 160 стрелковой дивизии. Но просьбу отправить в поддержку 6-й дивизии 115-ю и 116-ю танковую бригаду Парсегов отклонил, заявив Гришину, что тот попросту паникует. Это очень скоро привело к тяжёлым последствиям и для обороняющихся частей, и лично для командующего 40-й армией.

К полудню дождь закончился, и на позиции советских войск снова налетели немецкие бомбардировщики. Сразу же был накрыт бомбовыми ударами бронепоезд «Бесстрашный», поддерживающий огнём 14-ю танковую бригаду. Одна из бомб разорвалась на зенитной площадке паровозной группы. Осколками был убит кочегар Ляликов, тяжело ранены орудийный мастер Иванов и сержант Верясов. Но команда бронепоезда не снизила интенсивность зенитного огня, и вражеские самолёты были отогнаны.

Также огонь из всех видов оружия вели по самолётам и другие сражавшиеся у Кшени советские части. Особенно удачно действовали зенитчики 119-й стрелковой бригады, сбившие 4 бомбардировщика. И всё же активная авиаподдержка позволила противнику возобновить попытки форсирования реки во второй половине дня, когда берега Кшени просохли на Солнце.

В течение дня в результате боя на широком оборонительном участке 16-го танкового корпуса, его танкисты и артиллеристы, а также расчеты противотанковых ружей его 15-й мотострелковой бригады ценой больших потерь сумели остановить противника, подбив около 40 немецких танков. При этом корпус потерял до 15 % танков, а в его мотострелковой бригаде было выбито половина личного состава.

Также серьёзные потери понесла 14-я танковая бригада, сумевшая снова отбросить противостоящую ей танковую группу противника.

С трудом устояла 119-я бригада, которую атаковала большая группа пехоты, поддерживаемая 10 танками. Здесь немцы попытались применить изуверскую тактику, погнав впереди танков группу женщин и детей – жителей ближайшей деревни. Когда впереди показались советские позиции, группа начала разбегаться. Тогда из танков по людям в упор открыли огонь из пулемётов.

На участке 6-й стрелковой дивизии в середине дня группа из 100 немецких танков 24-й немецкой танковой дивизии прорвала оборону и стремительно двинулась вдоль трассы, ведущей к селу Быково, где теперь находился штаб 40-й армии. По роковой случайности, в это время радиосвязь 6-й дивизии со штабом армии была нарушена, из-за чего там не подозревали о надвигающейся опасности.

В штабе 40-й армии с момента прибытия в Быково из Ефросимовки шла напряжённая работа. Бегали по коридорам здания сотрудники с картами и схемами, звенели сигналы вызовов на аппаратах связи, в помещениях диктовались документы и стучали пишущие машинки, руководители отделов отдавали распоряжения. Но основная работа шла, конечно, в кабинете командующего. Лишь ненадолго прерываясь на сон, Парсегов, его начальник штаба генерал-майор Рогозный и члены Военного совета армии, контролировали с помощью ежечасно обновляемых оперативных карт ситуацию на линии фронта.

Парсегов, несмотря на приходившие с передовой тревожные сообщения, продолжал придерживаться мнения, что немцы, понёсшие 28 июня большие потери, должны были скоро утратить ударную мощь, и что его 40-я армия сумеет не только остановить противника, но и провести успешные контрудары. Поэтому, когда днём 29-го, наконец, прекратился ливший с утра дождь, Парсегов начал время от времени выходить из здания штаба на прогулки, демонстрируя офицерам штаба своё спокойствие. Во время этих прогулок он заводил разговоры с солдатами комендантского взвода, спрашивал их о том, как им служится, что пишут из дома – и одобрительно кивал, когда солдаты говорили, что у них всё хорошо. Если же кто-то вдруг начинал рассказывать о чём-то грустном, командарм просто хлопал солдата по плечу и шёл по улице дальше, бездумно любуясь зеленью деревьев в палисадниках.

Парсегов был добрым человеком и заслуженным командиром – он был глубоко убеждён, что этого было достаточно, чтобы всегда привлекать к себе удачу.

Около 17 часов 29 июня немецкие танки и мотопехота были замечены вблизи западной окраины Быково. Несмотря на внезапность появления противника, стоявшая у села батарея «сорокопяток» сразу же подожгла один из пяти немецких танков передового отряда. Не дожидаясь подкрепления, оставшиеся четыре танка быстро развернулись и понеслись на батарею, стреляя на ходу. За танками на небольшом расстоянии ехали бронетранспортёры с пехотой.

Второй немецкий залп накрыл батарею. Было уничтожего одно орудие вместе с расчётом. Сразу же с позиций побежали несколько новобранцев.

–Стойте! Куда, подлецы? – крикнул им из траншеи их комбат, размахивая пистолетом. Но стрелять вслед паникёрам не стал.

В этот момент немецкий снаряд угодил во второе орудие, которое от удара взлетело на три метра, перевернувшись в воздухе. Но тут же два оставшихся орудия подбили ещё один танк. После этого три немецких танка начали сдавать назад.

Благодаря мужеству артиллеристов, до подхода основных сил немецкой танковой группы бой прекратился, что позволило работникам штаба спешно загрузить машины имуществом и документами и вывести колонну из села на восток. При этом многие оперативные документы были оставлены в штабе.

Бледный от ярости Парсегов всё медлил садиться в свою машину, едва удерживаясь от того, чтобы не броситься на западную окраину села к батарее. Он знал, что едва прикоснувшись к орудию, участвуя в реальном бою, он сразу же обретёт уверенность и спокойствие. Но он отвечал за огромное количество людей и потому понимал, что теперь не имеет право воевать как простой солдат, как бы этого ему не хотелось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Город на крови"