Текст книги "Силентиум (СИ)"

Автор книги: Old_teen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== 1. «She don’t say a word» ==========

Гермиона закашлялась, сплёвывая ледяную воду, пробравшуюся в нос, глотку и лёгкие, с трудом осознавая, что происходит. Крепкая рука обвила её талию, с силой увлекая за собой по водной глади. Она тонула? Её спасли? У Грейнджер было стойкое ощущение, словно она только что пробудилась от тяжкого сна, каким-то невероятным образом оказавшись посреди озера. Мокрые волосы прилипли к лицу, векам, до её слуха доносились едва различимые звуки голоса, усиленного Сонорусом.

Дамблдор?

Уши всё ещё были заложены, вода затопила барабанные перепонки, создавая оглушительный звон, сквозь который пробивались гулкие удары учащённого пульса.

Дотянувшись окоченевшими пальцами до лица, Гермиона смахнула мешающие пряди, с ужасом отмечая, что иссиня-фиолетовые пальцы принадлежали будто совсем не ей и вообще больше походили на безжизненную конечность какого-нибудь инфернала. Всё ещё надрывно кашляя, Грейнджер то и дело крепко зажмуривалась, чтобы вытолкнуть из-под век чёртову воду, застилавшую глаза мутной пеленой. Когда её зрение наполовину прояснилось, осознание происходящего поразило её до глубины души: она и впрямь находилась посреди Чёрного озера, вдали виднелся Хогвартс, а сильная рука, обвивающая её талию, принадлежала Виктору Краму.

– Как ты, Гери-миона? – крикнул он, бросив на неё обеспокоенный взгляд.

Грейнджер только набрала воздуха в лёгкие, чтобы ответить, но оставшаяся в них вода спровоцировала новый приступ кашля, поэтому она просто кивнула и вцепилась руками в плечи Виктора, таким образом убеждая его ослабить хватку и рассекать воду двумя руками, чтобы не тратить дополнительных сил для поддержки нелёгкой ноши.

До пирса с немногочисленной группой поддержки и полным составом профессоров, включая мадам Максим и Каркарова, оставалось приблизительно десять метров. На краю деревянного сооружения виднелись фигуры Седрика и Чжоу, завёрнутые в полотенца.

Значит, Гарри ещё под водой. Стоп… это что, Флёр?

О да, эту чрезмерно раздражающую особу сложно было спутать с кем-то другим. Хоть её волосы и потемнели от воды, они по-прежнему были светлее всех, кто находился на суше.

– Чемпион Дурмстранга Виктор Крам блестяще справился с испытанием, вызволив из недр Чёрного Озера нашу очаровательную мисс Гермиону Грейнджер! – объявил Дамблдор, приставив палочку к горлу. – Поздравляем нашего второго участника с успешным выполнением сложнейшего задания!

Раздались бурные аплодисменты дурмстрангцев и некоторых слизеринцев, что по непонятной причине уповали на победу Виктора, а не Седрика и, уж тем более, не Поттера. А вдруг самым отчаянным фанатам знаменитого болгарина выпадет возможность перевестись в школу бывшего Пожирателя Каркарова? Салазар одобрил бы. Уж слишком предвзятое было отношение у старика Альбуса к змеиному факультету. И никаких тёмных искусств. Семь лет обучения коту под хвост.

Однако само олицетворение Слизерина текущего семилетия, вопреки всеобщим ожиданиям победы Крама, уныло подпирал ограждение, сложив руки на груди.

Похоже, что Малфой окончательно разочаровался в Викторе, когда узнал, что тот водится с грязнокровкой. Ещё на Святочном балу Гермиона убедилась в этом, неоднократно ловя брезгливые, презрительные взгляды слизеринца, когда они с Виктором попадали в его поле зрения. Драко всякий раз гневно поджимал губы и демонстративно отворачивался, предсказуемо сагитировав всю компанию своих шестёрок реагировать соответствующим образом.

Взобравшись на пристань при помощи Невилла и Симуса, Грейнджер сразу же накрылась двумя серыми полотенцами с Согревающими чарами, что оказались весьма кстати. Её бил озноб, зубы ритмично и неконтролируемо стучали друг о друга, а в замёрзшие руки крайне болезненно возвращалась чувствительность сотнями невидимых уколов.

Внезапно возникшая перед ней покрытая веснушками Джинни Уизли со смешной шапкой на голове что-то бормотала, вопрошающе глядя на подругу, но Гермиона лишь непонимающе прищурилась. Спохватившись, Джиневра схватила палочку и наложила на гриффиндорку высушивающее заклинание, превосходно сработавшее и на удаление воды из ушей. Теперь всё вокруг стало слишком громким.

– Как ты? – вновь повторила Уизли. – Всё в порядке?

Гермиона хотела ответить ей, и уже открыла рот, но губы лишь беззвучно двигались на выдохе, не воспроизводя ни единого слова. Она сглотнула, прочистила горло и попробовала ответить снова – ничего. Рука интуитивно потянулась к горлу, волна паники медленно поднималась откуда-то изнутри, растекаясь неприятным покалыванием в груди.

– Гермиона? – настороженно позвала её Джинни. – Ты ведь слышишь меня, так?

Она неистово закивала, пытаясь снова и снова произнести хоть что-то, но голос словно покинул её. Или… буквально покинул.

– Фините! – произнесла Уизли, направив на Гермиону палочку. – Скажи же хоть что-нибудь!

Столпившиеся на пирсе гриффиндорцы и ребята с других факультетов окружили несчастную Грейнджер. Их выжидающе-любопытные лица с каждой секундой становились всё мрачнее и испуганнее по мере того, как Гермиона неуклонно пыталась сначала заговорить, а затем закричать, лишь подтверждая тот жуткий факт, что её голосом овладела тишина, заключив его в невидимую звуконепроницаемую шкатулку.

Девушка почувствовала, что начала задыхаться. Слёзы отчаяния катились по щекам – паника одержала верх. Она вглядывалась в лицо каждого зеваки в поисках помощи, Виктор и вовсе побледнел, как полотно, очевидно, допуская мысль, что там, в озере, он совершил какую-то чудовищную ошибку, вызволяя Гермиону.

– Мадам Помфри! Профессор Грюм! – истошно закричала Джинни, вскочив на ноги. – Да расступитесь вы, чего встали! Не видите, ей нужна помощь! – возмущалась она, расталкивая обомлевших зевак.

Кажется, Дамблдор объявил, что последний участник выбрался на поверхность, но в общей суматохе вокруг Гермионы за течением турнира уже практически никто не следил. Встревоженные медсестра, профессор ЗОТИ и Макгонагалл подбежали к студентке, в полнейшем недоумении оглядывая её с ног до головы.

– Что случилось, мисс Грейнджер? – с волнением в голосе спросила Макгонагалл.

– Она не может говорить! – объяснила Джинни, едва не плача. – Её голос…

Она понятия не имела, как это объяснить. Когда пропадает голос в результате простуды, человек, по крайней мере, может хотя бы шептать. Гермиона же беззвучно шевелила губами, её язык двигался, как и раньше – явный признак отсутствия влияния заклятия Силенцио. Что-то было явно не так, и это не было похоже ни на один магический почерк.

Когда кто-то из ребят помог Гарри с Роном и Габриэль Делакур взобраться на пирс, директор едва успел поздравить своего подопечного и спешно передал слово Людо Бегману, чтобы тот сообщил о результатах Второго задания, направившись к отчаянно машущей ему Минерве.

– Что случилось? – настороженно произнёс директор. – Какие-то побочные эффекты усыпляющих чар?

– Не думаю, Альбус, – с некой мрачной загадочностью проговорила Макгонагалл. – Все «пленники» выбрались целыми и невредимыми, но мисс Грейнджер – единственная, кто утратил способность говорить. Мне кажется, вы должны взглянуть.

Небольшое столпотворение расступилось перед Дамблдором, пропуская его к Гермионе. Она дрожала и задыхалась, с мольбой и страхом глядя то на директора, то на Гарри с Роном, обогнавших его и упавших на колени рядом с подругой. Суетливо набросив на плечи полотенца, они не обращали внимания ни на холод, ни на стучащие зубы, ведь с Гермионой произошло нечто ужасное, а всё остальное не имело значения.

– Гермиона!

– Гермиона, ты как?

– Виктор, что произошло?

Мальчики наперебой транслировали бесполезные вопросы, на которые никто не мог дать ответов. Дамблдор опустился на корточки перед напуганной студенткой и провёл длинными пальцами по её голове, внимательно осматривая, затем приподнял её подбородок и подозрительно прищурился.

– Альбус? – голос Макгонагалл подводил её нервной дрожью. – Вы что-то видите?

Он не ответил. Лишь неотрывно глядел в определённую точку на шее Гермионы, склонив голову на бок.

========== 2. «There’s something about her» ==========

– Похоже, что на мисс Грейнджер наложено проклятье.

Эти слова непрестанно издевательски звучали в её голове. Повторялись одним и тем же упадническим тоном профессора Дамблдора под сопровождение неразборчивого взволнованного бормотания десятков голосов.

Гермиона снова и снова прокручивала события этого дня, этого кошмара наяву, перевернувшего всю её жизнь. Она вспоминала встревоженные лица мальчиков, услышавших это страшное слово, их одичавшие взгляды, адресованные Виктору, который был напуган и растерян не меньше них.

– О, природа этого проклятья нерукотворна. Глубины Чёрного Озера насыщены сильнейшей магией. Как и многие из его обитателей.

Грейнджер перевернулась на бок, бесцельно блуждая взглядом по стенам и койкам Больничного крыла, остановившись на мутном, пыльном окне. Мадам Помфри настояла на том, чтобы студентка побыла под наблюдением и «не натворила глупостей в столь нестабильном психологическом состоянии». Она напоила Гермиону успокаивающей настойкой и порекомендовала заснуть, что было решительно невозможно в условиях полнейшей безысходности. Особенно, когда воспоминания были настолько свежи, досаждая с небывалой настойчивостью. Это было самое неудачное кино с наиболее скверной ролью, которая выпала Гермионе. Не в силах противостоять давлению мыслей, она опустила веки, под которыми тотчас же замелькали предельно реалистичные картинки.

– Почему я? – беззвучно вопрошала Грейнджер, заливаясь слезами. Она изнемогала от нетерпения и неведения, впившись взглядом в светлые глаза профессора Дамблдора.

– Потому что она – грязнокровка, – произнёс тот самый ожесточённый голос, циничные нотки которого ни с кем не перепутаешь. Все обернулись в ту сторону, откуда он прозвучал, и Гермиона встретилась взглядом с его обладателем, чья злорадная ухмылка резко диссонировала с хмурым выражением лиц остальных присутствующих.

– Немедленно прекратите, мистер Малфой, – прошипела Минерва. – Иначе…

– Что? – с вызывающей насмешкой кивнул он, отталкиваясь от ограждения и медленно шагая по направлению к толпе. – Снимите факультетские очки за правду? История магии гласит: Салазар Слизерин, будучи единственным блюстителем чистоты крови из всех отцов-основателей, заручился поддержкой не только достойнейших из волшебников, но и магических существ, до которых удалось донести важность чистокровности. Сотни лет назад он заключил договор с русалками о том, что если в водах Чёрного Озера окажется грязнокровка, они проклянут её.

– Если ты сейчас же не заткнёшься, парень, я наплюю на все выговоры и предупреждения и снова превращу тебя в хорька, – прорычал Грюм, осаждая слизеринца, стирая с его лица отвратительную ухмылку. – В эти бабушкины сказки здесь никто не верит, а ваш чокнутый призрак Бинс лучше бы вместо ведения Истории магии самоупокоился и отправился туда, откуда не возвращаются!..

– Аластор, – строго окликнул его Дамблдор, – прошу тебя, прибереги угрозы для настоящего врага. Мистер Малфой хоть и несколько резок в выражениях, но, возможно, прав – мир магии и правда полнится множеством легенд, о которых мы забыли или не воспринимали всерьёз.

Он не без труда приподнялся при помощи подоспевшей Макгонагалл и медленно зашагал взад-вперёд, сплетя пальцы рук в замок.

– Такого не происходило уже много столетий, – признался он, глядя себе под ноги. – Но Салазар и правда заручился поддержкой русалок в борьбе с нечистокровными волшебниками. Никто не знал, каково их проклятье, хотя, казалось, ответ всегда лежал на поверхности: это певчие существа, голос для русалок – самое ценное сокровище. Соответственно, они считают, что наиболее жестокой карой для человека будет лишить его этого сокровища.

Гермиона судорожно вздохнула, медленно поднимаясь с кровати. Слёзы снова безудержно катились по щекам, боль сочилась из неё по капле, но не преуменьшалась, всё так же сдавливая горло тисками. Гриффиндорка подошла к настенному зеркалу, на которое мадам Помфри наложила специальные чары: как бы болезненно ни выглядел пациент, его отражение всегда было безупречным. Таким образом выздоровление наступало значительно быстрее, ведь самовнушение может быть как сильнейшим лекарством, так и смертельным ядом.

Из зеркала на Гермиону смотрела хорошенькая девушка со здоровым румянцем на щеках и грустными, но совсем не заплаканными глазами. Расстегнув пуговицу больничной рубашки, она слегка повернула голову в сторону и перебросила волосы на правый бок, обнажая шею. Её взгляд сконцентрировался на участке чуть ниже мочки левого уха. На бледной коже виднелось едва заметное золотистое мерцание в виде неизвестной руны, похожей на гребень волны.

– Что там? – одними губами произнесла она.

– Какая-то метка, – пробормотал Гарри, не отрывая взгляд от руны. Его трясло от холода – они с Роном только выбрались из озера. – Что это, профессор?

– На шее мисс Грейнджер, – спокойно ответил директор, – есть магический след от трезубца. Это волшебное оружие русалок, по своим свойствам схожее с нашими палочками, – Дамблдор глубоко вздохнул, обращаясь ко всем присутствующим. – Это значит, что мисс Грейнджер, вероятно, может больше никогда не заговорить.

Обессилено опустившись на кровать, Гермиона закрыла лицо ладонями и беззвучно заплакала. Ей так хотелось разрыдаться в голос, отдаться страданию без остатка, но проклятье лишило её освобождения. И это начинало сводить с ума.

До её слуха донёсся тихий щелчок. Она резко повернулась, замерев в нерешительности. У входа в больничное крыло стояла высокая фигура с белоснежной длинной бородой.

– Прошу прощения, что потревожил вас, мисс Грейнджер, – тихо проговорил профессор Дамблдор, прикрыв за собой дверь, и неторопливым шагом направился к безутешной студентке. – Полагаю, вы хотели побыть наедине.

Гермиона спешно вытерла слёзы и покачала головой, давая понять директору, что его визит нисколько её не смутил. Напротив, ей бы хотелось услышать от него хоть какие-то слова, которые подарят ей надежду на исцеление.

Дамблдор опустился на пустующую больничную койку, стоящую напротив. Его взгляд, как обычно, выражал безмятежное спокойствие, невзирая на бурю переживаний, что творилась внутри.

– Прежде всего я бы хотел попросить у вас прощения, – без тени улыбки произнёс Альбус. – Это несчастье произошло по моей вине. Я допустил эту трагическую ошибку и приношу вам свои искренние извинения, мисс Грейнджер.

Гермиона не знала, что и думать. Погрузившись в собственные переживания, она не успела поразмышлять о том, по чьей вине её прокляли. И глядя на сокрушающегося перед ней величайшего волшебника, на которого она всегда равнялась, который был мудрейшим из мудрейших, она не могла принять ни его вины, ни его извинений. Его святость и непорочность для неё были непреложны.

– Но, несмотря на прескверное стечение обстоятельств, у меня для вас есть и хорошая новость, – голос Дамблдора посветлел и приободрился.

Гермиона заинтересованно склонила голову, уставившись пытливым взглядом на мудрого старца. Он запустил руку в карман, выудил оттуда миниатюрную потрёпанную книгу и протянул её гриффиндорке. Она нерешительно сомкнула пальцы вокруг древнего кожаного переплёта и в недоумении уставилась на профессора. Его лица коснулась лёгкая улыбка.

– Знали ли вы о том, что Отдел Тайн в Министерстве магии состоит из множества комнат? – Гермиона покачала головой в трепетном ожидании. – Да, работа невыразимцев очень специфична и совершенно секретна. Они исследуют феномены этого мира, такие как Время, Смерть, Ум, Вселенная. Также есть Зал Пророчеств и комната Любви.

Дамблдор умолк, многозначительно глядя на Гермиону исподлобья. Она по-прежнему непонимающе взирала на директора, но постепенно осознавала, что именно он пытался до неё донести.

– Как вы прекрасно знаете, мисс Грейнджер, Гарри – мальчик, который не выжил, а был спасён. Спасён магией любви своей матери, отдавшей за него жизнь. Убивающее заклятие разрушилось, столкнувшись с невидимым щитом Лили Поттер. И Волдеморт пал.

Дамблдор, улыбаясь, кивнул в знак подтверждения собственных слов и поднялся с кровати. Сердце Гермионы учащённо забилось.

– Любовь – один из самых загадочных и неизведанных феноменов, мисс Грейнджер, – в заключение добавил директор. – Не стоит недооценивать её силу.

Он взглянул на студентку поверх очков-половинок с присущей ему загадочностью и удалился. Гермиона ещё долго смотрела ему вслед, даже после того, как дверь в больничное крыло заперлась. Она прижала книгу дрожащими руками к груди. Неужели у неё появилась надежда?

========== 3. «Ain’t it a shame, too bad» ==========

Неделя новой жизни тянулась необычайно долго. У Гермионы было стойкое ощущение, что время замедлилось и всё сильнее растягивалось с каждым днём. Даже мерное тиканье секундной стрелки казалось слишком медленным, неестественным.

Всё складывалось весьма плачевно: не имея опыта в невербальной магии, Гермиона не могла использовать волшебную палочку. Временами из неё высвобождался слабый сноп искр, когда гриффиндорка тренировалась в поте лица, практикуя самые простые бытовые заклинания, но этого было недостаточно, чтобы потянуть школьную программу и не отстать от однокурсников.

Разумеется, друзья поддерживали её, как могли. В башне Гриффиндора ребята старались обеспечить ей хорошее настроение в окружении тёплой компании, близнецы Уизли непрестанно её веселили своими фирменными шутками, и благодаря своей школьной семье Грейнджер чувствовала себя, как дома.

Намного сложнее приходилось с занятиями. Там, где было необходимо её непосредственное участие, где она не привыкла молчать, где безудержно демонстрировала возможности своего незаурядного ума с неизменно вскинутой вверх рукой. Теперь же каждый раз, когда Гермиона жаждала ответить на вопрос преподавателя, высоко протягивая руку по привычке, в ответ её одаривали снисходительным взглядом с нескрываемым соболезнованием, от которого моментально становилось тошно: почему-то каждый профессор считал своим долгом пожалеть бедную онемевшую студентку. Обычно они сконфуженно переводили взгляд на других учеников и тактично, непременно неловко откашлявшись, обращались к аудитории: «Может, кто-то ещё знает ответ?»

Гермиона не могла на них за это обижаться. В глубине души она понимала, что преподаватели давали ей слово больше из вежливости, нежели из желания убедиться в грамотности и образованности лучшей студентки на курсе – они и так нисколько не сомневалась, что мисс Грейнджер ответит правильно и получит свои заслуженные десять очков, просто теперь они не объявляли об этом на весь класс.

Но не настолько было больно от профессорского игнорирования взметнувшейся руки, насколько от смешков и улюлюканий со стороны слизеринцев. Им было не просто плевать на недуг однокурсницы, они упивались её неполноценностью. Гарри и Рон, как обычно, настоятельно рекомендовали подруге не обращать на них внимания и каждый раз отнюдь неубедительно советовали недругам заткнуться, за что непременно огребали в ответ с новой силой.

Отныне Гермиона очень много писала, она носила пергамент с пером и чернильницей буквально повсюду, ведь теперь это – её единственный способ общения. Иногда она оставляла записки волшебной палочкой в воздухе, но это было намного дольше и непрактичнее, ибо привлекало всеобщее внимание и лишало разговор конфиденциальности. И, конечно же, «устное» общение всё ещё преобладало над остальными его видами. Друзья научились читать по губам, а живая грейнджерская мимика была красноречивее любых слов.

Среди студентов, как и среди профессоров, имелись те, кто ощущал определённый дискомфорт в общении с «новой» Гермионой. Многие из них зачем-то начали обращаться к ней громче, произнося слова по слогам, будто если Грейнджер не может им ответить, значит, ни черта не слышит. Это ужасно раздражало, хотелось раскричаться и обозвать всех «дураками», но, к превеликому сожалению, это было невозможно. Благо, когда рядом находились Гарри и Рон, они делали это за неё. Да и вообще, она была безмерно благодарна друзьям за то, что не изменили к ней своего отношения и поведения, пусть это и было для них несколько неестественно, ведь, как ни крути, Гермиона уже не была той прежней болтливой зазнайкой, победительницей каждого спора, одаривающей всех вокруг непрошеными советами.

Безусловно, её жизнь ощутимо усложнилась. Временами ей становилось невыносимо тяжко от мысли, что так будет всегда, и её жизнь будет напоминать затянувшийся ночной кошмар. Она мечтала занять высокую должность в Министерстве магии по окончании школы, выступать перед людьми, произносить воодушевляющие речи на магических мероприятиях. А с её недугом Корнелиус Фадж, если этот пройдоха к тому моменту ещё будет занимать свой пост, сможет предложить ей, разве что, какую-то бумажно-рутинную работу.

Но одна единственная мысль не давала Гермионе окончательно впасть в уныние. Когда она размышляла об этом, все внутренности обволакивало теплом, дремлющая сила духа просыпалась и наполняла собой каждую клеточку её хрупкого тела. Это была надежда. Всё благодаря маленькому потрёпанному томику, который вручил ей Дамблдор.

Разумеется, Гермиона прочла его в ту же ночь, досконально изучив от корки до корки. В нём ничего не говорилось о заклинаниях и сложных ритуалах, он больше напоминал состаренный учебник по биологии или физике, написанный древним метафорическим языком.

Гермиона узнала много нового о магии любви, об особенностях взаимных, безвозмездных и безответных чувств. Оказывается, любовь волшебника бывает не только созидающей и исцеляющей, но также может оказать сокрушительное, губительное действие и выступить в качестве мощной подпитки тёмной магии, способной превратить несчастного человека в настоящего монстра. Словом, в понятие «любовь» входят не только свет, защита и исцеление, но и разрушительная сила одержимости.

Когда Гермиона дошла до главы о проклятиях, она сразу определила свой случай и пребывала в некоторой растерянности, отыскав ответ. В книге было сказано, что древние проклятья, являющиеся природным даром некоторых магических существ, разрушаются магией любви, но лишь таким же образом, каким и были наложены – в данном случае, тактильным.

Исходя из догадки Дамблдора, русалка коснулась трезубцем шеи Гермионы, лишив её голоса. А это значило, что даровать исцеление способен только один ритуал. Он был до нелепости прост, но, в то же время, абсолютно недосягаем. Недоступен. По одной простой причине: разрушить проклятье способен поцелуй взаимной любви. И если один из волшебников по-настоящему не влюблён в другого, исцеления не произойдёт.

Это было большой проблемой. Конечно, Гермиона сразу начала анализировать свои чувства к имеющимся потенциальным кандидатам. У неё был Виктор. Красивый, сильный мужчина с прекрасными манерами, который совершенно не интересовал её как личность и собеседник – Грейнджер была не из тех девушек, что падки на внешность парней и способны потерять голову от одного вида ослепительной улыбки и внушительных рельефов тела.

Куда более болезненной темой был Рон Уизли. Гермиона до сих пор не могла понять своих чувств к нему. Это был её лучший друг, который на профессиональном уровне владел мастерством доведения Грейнджер до слёз. Их отношения были сложны и неоднозначны: они часто ссорились, в основном из-за того, что Рональд напрочь был обделён эмоциональным интеллектом. Он никогда не чувствовал её настроения, не замечал её печали, не различал намёков. Гермиона до сих пор была на него в обиде за Святочный бал. И Уизли тоже обижался на неё до тех пор, пока с подругой не приключилась беда. Пожалуй, вывод был таков: в их отношениях обида преобладала над остальными чувствами, и, к сожалению, такой союз едва ли сможет разрушить проклятье.

Погрузившись в тяжкие думы, Грейнджер петляла коридорами Хогвартса, направляясь к своему тихому и дорогому сердцу убежищу – библиотеке, и совсем не заметила, как на горизонте показалась компания студентов, одетых в мантии, украшенные эмблемами со змеёй, а из-под их воротников показывались ненавистные серебристо-зелёные галстуки.

Чёрт.

– У-у-у, глядите-ка, кто это тут у нас, – отвратительно растягивая слова, пропел Малфой, гадко ухмыляясь. – Поганая грязнокровка!

Крэбб, Гойл и Пэнси Паркинсон глупо захихикали и оценивающе окинули Гермиону издевательским взглядом с головы до ног, перегородив ей дорогу в узком коридоре. Малфой сделал шаг вперёд, вынуждая гриффиндорку попятиться, но броситься наутёк она не посмеет, ведь именно этого они и ждут – её позорного поражения.

– Что, Грейнджер? – с фальшивым беспокойством обратился к ней Малфой, приблизившись почти вплотную. – Тебе совсем нечего мне сказать?

Слизеринцы снова рассмеялись, оценив остроумную шутку своего лидера.

– О, как же, должно быть, паршиво ты сейчас себя чувствуешь, – он смаковал каждое слово. – Для тихони отсутствие способности говорить – практически подарок судьбы, но это проклятье будто создано именно для тебя, Грейнджер, и твоего грязного, гнусного языка, который ты не способна держать за зубами.

Малфой метал обидные слова с особой остервенелой жестокостью, от чего продолжать держать себя в руках становилось всё сложнее. Выдержка Гермионы трещала по швам, плотно сжатые губы задрожали, глаза увлажнились. Мерлин, за что ей всё это?

– Эй, Драко, посмотри, кажется, она сейчас расплачется, – с ядовитым предвкушением промурлыкала Паркинсон.

Гермиона пыталась проглотить образовавшийся в горле ком и не выпускать наружу подступившие слёзы обиды и беспомощности, но собственное тело подводило её, несмотря на несравненно крепкий дух. Она ненавидела свою физическую слабость. Собрав воедино последние силы, она подняла яростный взгляд воспалённых глаз на своего обидчика, встречаясь с его – насмешливым и холодным. Смех слизеринцев заполонил собой всё пространство, болезненно отскакивая от барабанных перепонок, их веселье казалось оглушительным, вездесущим шумом, сотрясающим воздух, но Гермиона продолжала неотрывно вглядываться в глаза врага.

И тут произошло нечто странное. По лицу Малфоя промелькнула едва заметная тень… неуверенности? Неужели он был не готов к её взгляду и всей той боли, что Грейнджер в него вложила? Едва она успела об этом задуматься, как вдруг его черты моментально ожесточились, искажаясь безжалостным оскалом. Слизеринец запустил руку в карман мантии и с молниеносной быстротой нацелил палочку на Гермиону, заставляя её вздрогнуть от неожиданности.

– Что, грязнокровка? Застал тебя врасплох? – Малфой показательно упивался своей властью и очевидным преимуществом в виде вербальной магии. – Крэбб, Гойл, Пэнси, по-моему, Грейнджер заслужила небольшой встряски, что скажете?

Слизеринцы с хищными улыбками на лицах обступили загнанную жертву плотным кольцом, но Гермиона не сводила взгляда с Малфоя, всем нутром желая испепелить его до самого основания. Как же она сейчас ненавидела его.

– А что если она донесёт на нас, Драко? – опомнилась Пэнси, дёрнув его за рукав мантии.

– Не донесёт, – с уверенностью покачал головой Малфой. – Это же грёбаный Гриффиндор. Самоотверженная жертвенность у них в крови. Они это храбростью называют.

Очередная удачная шутка вызвала новый приступ веселья. Гермиона стиснула зубы до скрипа, ногти в сжатых кулаках больно врезались в кожу ладони – наверное, там останутся кровавые следы. Она могла стерпеть оскорбления в свою сторону, но высмеивать её факультет за смелость и благородство – это уже слишком.

– И то правда, – согласилась Паркинсон с кровожадным огоньком в глазах. – Я голосую за повторный Дантисимус!

– Это слишком скучно и уже довольно-таки избито, – высокомерно ответил Малфой, изучая Грейнджер с коварным прищуром.

– Прикончи её Авадой! – весело хрюкнул Крэбб, на что Драко лишь раздражённо закатил глаза, цокнув языком.

– По-твоему, убийство – это весело, Крэбб? Да тебя же первого вывернет наизнанку, а через полчаса мы все дружно будем стоять на станции Хогсмид с чемоданами. Идиот.

– Но ты сам говорил на втором курсе, что было бы неплохо скормить её Василиску, – оскорбился тучный слизеринец.

– Ты совсем не улавливаешь разницу? – прошипел Малфой. – Я не собираюсь марать свои руки. Я хочу сотворить с ней что-то, от чего нам всем будет смешно.

– Сделай так, чтобы она застряла здесь подольше, – предложил Гойл с азартным восторгом от собственной идеи. – На помощь она всё равно никого не сможет позвать, пока кто-то случайно её не найдёт!

Малфой кивнул со знанием дела и устрашающе осклабился.

– Верно мыслишь, Грег. Знаю одно презабавнейшее заклинаньице. Тебе понравится, Грейнджер, оно совершенно безболезненное, – он направил палочку на Гермиону, давно смирившуюся со своей печальной участью. По её щекам струились слёзы, сердце отчаянно колотилось, а рука крепко сжимала палочку сквозь ткань мантии – это дарило ей мнимое утешение. – Локомотор Виббли!

До этого момента Гермиона никогда не задумывалась, что заклинание «ватных ног» ощущается так, словно их вовсе нет. Безвольно рухнув на каменный пол, она пыталась изменить положение, но ноги не слушались её. Слизеринцы расступились, заливаясь громким смехом от наблюдаемой ими жалкой картины. Частично обездвиженная Грейнджер отчаянно силилась опереться на руки, чтобы хотя бы встать на колени, но вместо этого она лишь неуклюже волочила ноги по полу, изнемогая от желания выпустить наружу самый пронзительный крик ярости, на который была способна.

Как же это унизительно! Почему здесь никого больше нет? Куда все подевались?

С трудом перевалившись на спину, она оперлась на локоть, другой рукой выхватив из кармана палочку. Гермиона направила её на обидчика и, тяжело дыша, пыталась вложить всю свою злость в ответное заклинание, возложив надежду на то, что её эмоций будет достаточно для невербальной магии.

Но ничего не произошло. Нелепый жест девушки вызвал новый шквал хохота и аплодисментов, будто слизеринские выродки находились на театральном представлении и по достоинству оценили блестящую игру поистине талантливого актёра. Малфой, злорадно усмехаясь, опустился на корточки перед измученной однокурсницей, касаясь грудью кончика её палочки, демонстрируя своё безразличие к её молчаливым угрозам.

– Какая незадача, – сладко произнёс он, выражая неискреннее сочувствие. – Оказывается, без своего мерзкого голоса ты – никто, Грейнджер. Ни волшебница, ни колдунья. Просто обычная грязнокровка без магии. Удачи в освоении невербальных заклинаний!