Текст книги "Его женщина (СИ)"
Автор книги: Ola.la
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Спи.
Но он не может, не приникнув к ее губам еще раз. Не почувствовав ее ответ. Не убедившись, что он еще не спит, что все это не сон.
Правда, он по-прежнему ничего не понимает. Но сейчас это уже не кажется столь важным.
========== Часть 23 ==========
Просыпаясь утром в пустой постели, Дэрил сдавленно стонет и проводит по простыне ладонью, понимая, что это все-таки был сон. Просто сон, вызванный усталостью, постоянными мыслями о Кэрол, попытками понять ее, разгадать ее загадку. И что теперь? Скоро и средь бела дня галлюцинации пойдут?
Эта женщина определенно сводит его с ума. Уже в прямом смысле этого слова.
Он быстро натягивает на себя одежду и тащится в ванную, слыша привычный стук посуды, шум воды и звуки чего-то жарящегося из кухни. Долго льет себе в лицо ледяной водой, прогоняя остатки сна, и громко выдыхает в попытке вспомнить, с какого же момента вчера реальность заменилась сном.
Успеха эта затея не приносит. Дэрил бесшумно ступает на кухню и останавливается в дверях, скользя взглядом по затянутой в серое вязаное платье фигурке Кэрол. Которая не видит его, хлопоча над плитой, ополаскивая какую-то тарелку, перемешивая что-то аппетитно пахнущее на сковородке, выключая чайник, вытирая руки и бегло осматриваясь, убеждаясь, что все готово. Она оглядывается и удивленно улыбается при виде прислонившегося к дверному косяку Дэрила.
Делает шаг ему навстречу и касается рукой его щеки:
– С добрым утром, милый!
Он все еще ничего не понимает, а она уже нежно и коротко целует его в губы. Он не успевает еще окончательно осознать, но уже хватает ее за талию, прижимая к себе крепче. Заглядывает в ее глаза. Мимоходом задевает вчерашнюю царапину, ощущая боль и только теперь веря, что это не сон.
– Эй, Дэрил, а завтрак? – смеется Кэрол, а сама с готовностью отвечает на его жадные торопливые поцелуи и покорно шагает вместе с ним обратно в сторону спальни.
Ее тихий смех уже через несколько минут сменяется такими же тихими продолжительными стонами. И даже после насыщения отпускать ее никуда не хочется. Дэрил утыкается носом в ее шею, и прислушивается к смешкам Кэрол, которую щекочет его небритый подбородок и его дыхание.
– Завтрак… Если собираешься продолжать в том же духе, тебе определенно понадобятся силы, – подмигивает она ему, слегка приподнявшемуся и нависшему над ней. – Да и мне не помешают!
Дэрил пытливо вглядывается в ее лицо, пытаясь найти в нем хоть тень фальши, игры, неприятия. Но Кэрол выглядит действительно довольной, веселой, расслабленной. И может быть, в эти минуты она все-таки настоящая?
Тогда, когда забывает о своей еде и не сводит с него, завтракающего, взгляда. Тогда, когда хихикает, видя, как он смущается. Тогда, когда веселится, поддразнивая его. Тогда, когда то и дело касается его без малейшего на то повода. Тогда, когда целует его, встречая и провожая, даже если он уходит ненадолго. Тогда, когда ложится спать вместе с ним, тесно прижимаясь, словно ей холодно. Тогда, когда шепчет его имя, задыхаясь от страсти.
А какой настоящий он? Дэрил постоянно одергивает себя, замечая, что он превращается в тех, над кем всегда тихо насмехался, наблюдая со стороны. Одергивает, но ничего не может с собой поделать.
Смущается, ловя на себе ее долгие нежные взгляды. Краснеет, когда она дразнится, а он не знает, что делать. Хватает ее в охапку, не выдерживая очередных подколок, и прижимает к стене, требуя прекратить и слыша в ответ лишь счастливый смех. Касается ее так часто, как только может, и каждый раз не верит, что она вся – его. Целует ее жадно, словно в первый и последний раз. Крепко прижимает ее к себе даже во сне. Выдыхает ее имя и сходит с ума, ощущая подающееся ему навстречу все более желанное тело.
Он чувствует себя идиотом. Но не готов отказаться от этого. Ни от одного прикосновения. Ни от одной минуты рядом с ней. Той, которая наконец-то стала его женщиной. Может быть, еще не полностью, но уже почти.
Что доказывает один из вечеров, когда она, свернувшись рядом с ним, задумчиво смотрит куда-то вдаль и рассказывает о себе. Сначала долго молчит в ответ на его просьбу, а потом, когда он уже не ждет, начинает все-таки говорить.
Она говорит о том, что росла в бедной, но счастливой семье. Она рассказывает о том, как обманулась, выйдя замуж за Эда. Как хотела уйти от него, а потом забеременела. Как поверила ему, ухватившемуся за эту возможность удержать ее. Как разочаровалась потом, видя, что ребенок ему совершенно не нужен. Как жила, много лет терпя побои и издевательства. Как пыталась уйти снова. Как началась эта страшная эпидемия.
– С первого дня этого кошмара мне снился один сон: моя София, моя девочка в виде этого… – она умолкает, а Дэрил крепче прижимает ее к себе, не находя слов, но зная, что она поймет и так.
После долгой паузы, Кэрол рвано вдыхает и продолжает рассказ. О потерявшейся дочери, которая нашлась в виде ходячей. О долгих скитаниях с группой, которая стала для нее семьей. О своих попытках стать сильней, обещаниях самой себе продолжать жить ради других, стараниях научиться пользоваться оружием. О тюрьме, во дворе которой они даже огород разбить смогли. О новых людях, понемногу подтягивающихся в их островок безопасности. О двух девочках, о которых она пообещала заботиться, да так и не смогла сдержать обещание.
– Я ведь ради них это сделала. Так боялась, что они заразятся. А в результате… Сделала всем только хуже.
Дэрил молчит, понимая, что сейчас совсем не время признаваться в том, что убийством двоих людей, приведшим к ее изгнанию, лично его она в результате осчастливила.
– О них позаботятся, – находит он все же нужные слова. – Ты же говорила твои эти… нормальные.
– Конечно, позаботятся. Я не сомневаюсь. И все равно чувствую себя так, словно обманула девочек. Их умирающего отца, который просил меня за ними присмотреть. Я о них все время думаю. Иногда кажется, что я что-то упустила тогда с ними. Чего-то не заметила. Чего-то очень важного.
– Ты накручиваешь себя. Все у них там путем, – касается поцелуем ее виска Дэрил.
Он не спит почти всю ночь, раскладывая по полочкам все услышанное. Чужую жизнь, оказавшуюся чертовски невеселой. Жизнь его женщины, так мало знавшей хорошего к себе отношения.
Дэрил старается наверстать это для нее, правда, не уверен, что его неловкие попытки чего-то стоят. Ведь он совсем не разбирается ни в женщинах, ни в их потребностях, ни во всех этих отношениях. Ловит каждый ее взгляд и улыбку и на время успокаивается, чтобы через несколько часов снова ждать какого-то подвоха. От себя, от нее или от жизни, которая пока еще ни разу не дарила ему столько спокойных дней разом.
Он подсознательно ждет чего-то плохого. И дожидается однажды, приходя домой и слыша громкий крик Кэрол, раздающийся из ванной комнаты.
========== Часть 24 ==========
За несколько секунд бега до ванной он успевает представить себе все, что только можно: и грабителя, убийцу и насильника в одном флаконе, забравшегося к ним в дом. И то, что Кэрол упала, сломав себе что-то. И то, что ее напугало что-то неведомое, но, несомненно, чертовски опасное.
Дэрил изо всех сил толкает дверь плечом, уверенный, что она заперта, и едва не падает, оказываясь в тесной комнатке, которая почему-то оказывается открытой. Задыхается, оглядываясь, и хватает совершенно голую Кэрол за плечи, торопливо осматривая ее на предмет повреждений, прижимая к себе и пытаясь увидеть то, что заставило ее так громко кричать.
А она вдруг хихикает ему в плечо и ловко стягивает с него через голову футболку. Хватается за ремень на поясе джинсов и поднимает преувеличенно наивный взгляд на перехватившего ее руки Дэрила.
– Какого черта?! – выдыхает он, ощущая, как гулко до сих пор бьется сердце в груди.
– Ты мне срочно понадобился, и я не придумала лучшего способа показать тебе, насколько это срочно, – хлопает она глазами и продолжает свое дело, стаскивая с него всю оставшуюся одежду одним рывком и подталкивая в сторону льющейся воды. – Спинку потрешь?
– Блин, женщина, ты что, вообще?! – возмущается Дэрил, уже стоящий под холодной водой с мыльной мочалкой в руках, которые машинально начинают водить по угодливо подставленной ему спине Кэрол.
– Прости, пупсик, – совсем не кажется она виноватой, несмотря на свои извинения, выхватывает у него из рук мочалку, прижимается к нему всем телом, и начинает намыливать его плечи. – Я обязательно заглажу свою вину.
– Тебе придется постараться.
Он все еще не может расслабиться, до сих пор слыша в ушах крик Кэрол и ощущая неподдельный ужас при мысли о том, что с ней, беззастенчиво трущейся сейчас об него, могло что-то случиться. Он все еще не может успокоиться, но уже хочет ее, сладко приникающую к его губам своими, мокрыми от воды.
– Я очень постараюсь, – мурлычет она тихо и скользит поцелуями вниз по его шее.
А потом медленно опускается на колени и смотрит снизу вверх долгим соблазнительным взглядом. А потом заставляет забыть обо всем, вытворяя что-то невероятное своими губами, языком. А потом не спускает с него, не сдерживающего стонов и проклятий, хватающего ее за волосы, направляющего ее, глаз.
Вокруг все плывет, кроме нее, покорно стоящей на коленях, облизывающей его в последний раз, облизывающей губы и жадно ловящей каждое выражение его лица.
– Прости, – бормочет он, понимая, что нужно было контролировать себя, что нужно было вовремя отстраниться, что нужно было избавить ее от…
Но Кэрол только улыбается насмешливо, поднимается на ноги и прижимается к его губам, позволяя почувствовать собственный вкус и шепча ему на ухо, что ночь впереди еще длинная.
Ночь, в самом деле, выдается длинной.
Потому что Дэрил, уставший, но довольный, снова вспоминает, с чего все началось, и, касаясь волос лежащей у него на плече и до сих пор блаженно что-то лепечущей Кэрол, рычит.
– Только попробуй еще раз так по-дебильному пошутить!
– Ммм, пупсик, тебе что, не понравилось? – тут же приподнимает она голову и смешно дует губы в притворной обиде.
– Мне не понравилось думать, что с тобой что-то случилось, блин!
– Ты что, всерьез испугался? – притворяется совсем уж глупой она и хмурится недоуменно. – Прости, Дэрил. Ну что там, в ванной, могло быть страшного? Я рассчитывала, что ты подумаешь, будто я паука какого-то испугалась. Прибежишь ко мне, словно герой и…
– Больше на такое не рассчитывай. Если орешь – все хреново. Другого я не подумаю, – припечатывает он.
– Когда ты говоришь таким тоном, мне кажется, что я, в самом деле, виновата. Это… Было когда-то что-то подобное? Случилось что-то плохое? Кто-то из твоих близких? – тихо спрашивает Кэрол.
Хочется промолчать. Или соврать. Но она была с ним откровенна. И она может рассчитывать на ответную искренность. Вот только говорить обо всем этом непросто. Может быть, потому что впервые в жизни он вообще рассказывает об этом кому-либо.
– Все тогда кричали… Кричали, что горит мой дом, что я должен бежать. Нет, я нифига бы не сделал, даже если бы бежал со всех ног, ничем не помог бы. Я мелкий был. Но, блин, я же даже не поверил. Ну чего за бред: мой дом и вдруг горит? Там ведь мамка…
– Господи… Прости, Дэрил, я не знала, – правильно понимает она его молчание и нежно гладит по голове, пытаясь что-то разглядеть в его лице в полумраке. – Ты потом с Мэрлом жил?
– Мэрл свинтил. Почти сразу. Сбежал от бати. Ну, его можно понять…
– Это… – Кэрол охает и пробегается кончиками пальцев по одному из шрамов. – Это отец?!
И Дэрил кивает. Потом начинает говорить. Не сдерживая закипающих на глазах слез, с трудом подбирая слова, не находя нужных, но не останавливаясь, вываливая на нее все. Все свои ночные страхи снова оказаться в подвале, в котором обычно проходили наказания, все свои надежды на то, что, став лучше, он сможет угодить отцу, всю свою боль от понимания, что любви не заслужить, будучи даже самым идеальным в мире.
Впервые в жизни он говорит о себе: о полном боли детстве, о юности, состоящей из сплошных разочарований, о взрослой жизни, ничем не примечательной, проходящей в четырех прокуренных стенах, в компании торгующего наркотиками брата, с редкими побегами на свободу в лес. Впервые в жизни он говорит так откровенно: о своих мыслях, своих чувствах и желаниях. Впервые он знает, что его слушают и слышат. Впервые он говорит так много.
А заканчивая, он вдруг понимает, что вывернулся перед Кэрол наизнанку. Что просто взял и показал ей, какое он ничтожество, не достойное ничего хорошего. Не достойное ее, все еще принимающей его, словно она ничего не слышала или ничего не поняла. Черт побери, он даже плакал перед ней…
Он порывается встать, но она его не пускает. Шепчет что-то успокоительное, касается губами его щеки, ласково целует в кривящиеся от боли губы, крепко обнимает. Просто никуда не пускает. И он остается.
А на следующий день получает приглашение, от которого невозможно отказаться. Губернатор просит его зайти. И Мэрл, который передает эту просьбу, выглядит непривычно мрачным и серьезным. Он тоже идет к Блейку, где собирается еще несколько человек. Удивленно переглядывающихся в первые минуты. Недоверчиво слушающих, в чем дело. Тихо матерящихся при виде подробных записей. Записей плана побега, составленного их женщинами. Включающего и убийства в том числе. Предложенные Кэрол.
========== Часть 25 ==========
Чтобы осознать, что все написанное – не розыгрыш, приходится перечитывать текст несколько раз. Строчки плывут перед глазами, буквы не хотят складываться в слова, а смысл постоянно ускользает. Тут, конечно, не дословно, как говорит Блейк, но Эллен записала все максимально близко к тому, что именно говорили ее подруги.
Сознательная. Сдавать прибежала взамен на непонятно какие поблажки. Хотя в целом и общем ясно: укрепляет свое положение в городе, как может. Если уж ее положение в доме уставшего от нее мужчины становится все более шатким.
И стоило бы радоваться, что эта дура вовремя спохватилась и предотвратила массовую попытку убийства. И стоило бы хвалить ее и поощрять. Вот только кажется, никому из присутствующих этого не хочется. У каждого из них женщины, которым они хотя бы в какой-то мере доверяли. Делали поблажки, позволяли заниматься своими делами, общаться между собой.
Больше такое не прокатит.
Первая мысль почему-то не о том, как справиться с новым знанием. А о том, что теперь будет с ними. Первая мысль о том, как вытаскивать Кэрол из этой ситуации, после которой с ней могут сделать что угодно в назидание остальным. С Кэрол, которая прямым текстом заявляла о том, как лучше всего усыпить бдительность мужчины в назначенный час: «подарить ему незабываемую ночь, а потом, когда уснет довольный, перерезать глотку».
Но Блейк не настаивает ни на чем конкретном. Пытается держать лицо, улыбается, пожимает плечами и сообщает, что ждать от женщин особого ума – было не совсем верной идеей. Предлагает каждому разобраться со своей дамой так, как сам он пожелает. Наказать, как кто сочтет нужным.
Нет сомнений, сам он Роуэн накажет так, что мало не покажется. Возможно, вообще откажется от нее. Судя по мрачным лицам остальных, планы есть и у них. А Дэрил только вертит в руках лист бумаги с записью разговора и пытается понять одно: как?
Как можно так играть? Как можно обнимать и целовать его днем, хотеть его вечером и мечтать перерезать ему глотку ночью?
И как он сам мог верить во все эти поцелуи и объятья? Как мало ему нужно было, чтобы стать окончательно тряпкой: всего лишь несколько добрых слов, всего лишь парочка ласковых касаний, всего один жаркий поцелуй.
Он машинально сует листок в карман и на негнущихся ногах идет обратно домой. Замедляет шаг и понимает, что просто не хочет туда идти. Не хочет ни видеть ее, ни слышать. Не может делать ей больно, несмотря на практически приказ ее наказать.
Наверное, потому что когда-то давно он и сам лелеял планы по убийству отца. Мечтал, захлебываясь от слез боли и обиды о том, как именно он будет его убивать. Как тот будет корчиться от боли и умолять прекратить его мучения. Как просто исчезнет из его жизни навсегда. Дэрил, конечно, не смог его убить. Кэрол уже один раз убивала…
Но ведь он ни разу не поднял на нее руку. Ни разу не нагрубил так, как мог бы. Ни разу не запрещал ей чего-то, что можно было устроить. Заботился. Может быть, неловко, незаметно и не так, как ей хотелось. Но иначе он не умел.
Возвращается Дэрил как раз к ужину. Вздрагивает, ощущая на губах короткий нежный поцелуй от улыбающейся Кэрол, и не знает, что сказать. Покорно тащится вслед за ней на кухню и, не чувствуя аппетита, машинально ест что-то. Через пять минут уже не может вспомнить, что именно.
– Дэрил, что там у вас за собрание было? Ты устал? Или проблемы? – как всегда, отлично читает его эмоции Кэрол, осторожно интересуясь его странным видом.
– Угу, – непонятно на какой именно вопрос отвечает он и закрывает глаза, ощущая на своих плечах ее руки.
Хочется просто посидеть, забыв обо всем и наслаждаясь этим массажем. Но Дэрил не может. Просто не может, чувствуя прикосновение ее рук на своей шее, не думать о том, что он узнал. Резко встает и отходит.
– Все так плохо? – не настаивает на конкретике она, понимая, что все знать ей не положено.
И кажется, ни на секунду не догадываясь, что их с подругами идиотский заговор может быть раскрыт. Как самонадеянно. И глупо.
– Ты должен куда-то отлучиться из города? – снова уточняет Кэрол, видя, как Дэрил, которому срочно нужно занять чем-то руки, если голову невозможно, берется чистить стрелы.
– Нет, – так же сухо отвечает он, не поднимая на нее глаз.
– Хорошо. Я завтра собиралась переписать у Мэнди ее фирменный рецепт мяса, она говорила, что, когда ты был у Мэрла, тебе понравилось. Что, даже больше того, что готовлю я, пупсик?
– Нет.
– Ммм, коротко, но сочту за комплимент, – начинает чувствовать что-то неладное Кэрол: ее голос заметно меняется.
– Нет, ты не пойдешь к Мэнди, – поясняет Дэрил.
– Почему? – хмурится Кэрол и присаживается на диван рядом с ним, непроизвольно отодвигающимся.
Он молчит, не находя слов. Просто не знает, как сказать: «Потому что ты собиралась сбежать. Потому что хотела убить меня. Потому что я тебя понимаю. Понимаю это, когда не мог понять всего того, что казалось и оказалось лишь игрой».
– Мне вообще нельзя теперь выходить? Или что-то случилось в городе? Это временно? Дэрил. Пожалуйста. Я не понимаю и я… Мне страшно.
Она говорит это так, что снова почти веришь. Особенно поднимая глаза и вглядываясь в ее расстроенное лицо. Ощущаешь ее подрагивающие ледяные пальцы на своей руке и почти отбрасываешь их, почти ударяешь, почти причиняешь боль. Почти.
– Вообще. Никуда и никогда. Никому, – сообщает Дэрил новые правила города.
А Кэрол охает и, кажется, думает, что он расстроен именно из-за этого. Что ощущает свою вину за это перед ней или какую-то подобную ересь. Пытается утешить его, говоря, что ничего страшного, что она переживет, что главное у нее уже есть здесь – он.
Тот, который срывается с места, понимая, что сейчас или, в самом деле, ударит ее или не сдержит слез. Тот, который понимает, что скрывать смысла больше нет – потому что нет сил видеть ее притворство, слышать ее испуганный и псевдозаботливый голос. Тот, который сминает в кармане лист со сказанными ею совсем недавно словами, медленно достает его и швыряет ей на колени.
Отворачивается и все же поглядывает через плечо. На то, как она хмурится и осторожно разворачивает смятую бумажку. Потом неторопливо разглаживает ее, читает первые строчки, авторства Роуэн, кажется. Поднимает ничего не понимающий взгляд на Дэрила. Снова опускает глаза и читает дальше. Читает до самого конца. Сворачивает листок и преувеличенно медленно откладывает его на стол. Пытается что-то сказать и откашливается, когда ей отказывает голос.
– Дэрил, это…
– Это правда? – прерывает он ее, не желая слушать ни оправдания, ни объяснения, ни что-либо еще. – Это твои слова?
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она отвечает:
–Да. Да. Здесь все записано верно.
========== Часть 26 ==========
Сил оставаться в доме нет. Дэрил резко разворачивается, хлопает себя по карманам, проверяя, на месте ли сигареты, и не глядя на застывшую на диване Кэрол, выходит. Выбегает. Убегает. Бежит куда глаза глядят по темным улицам того, что называется городом. Места, которое ему никогда не нравилось. В котором он всегда был чужим. Чужим для всех, даже для той, которую так самонадеянно считал своей.
Чужим даже для своего брата, из окон дома которого раздаются громкие крики вперемешку с рыданиями и мольбами. Дэрил не знает, что Мэрл делает с Мэнди. Он может и не бить. Но наказывать он точно умеет.
А что делать с Кэрол, непонятно. Была бы на то воля Дэрила, он бы просто ее отпустил. Отпустил бы, поддаваясь порыву. Потом бы жалел всю жизнь. Думал о том, что не стоило отпускать никогда. Что нужно было привязать ее за руки и за ноги к своему дому, к самому себе, чтобы всегда была рядом. Даже такая – насквозь фальшивая, мечтающая его убить, ненавидящая его просто за то, что он есть. Ведь ей его ненавидеть больше не за что.
А еще заботливая и нежная. Забавная и веселая. Страстная и желанная. Такая, которую, получив однажды, не отпустишь никогда. Вот только получить ее, так, чтобы по-настоящему, уж точно не суждено. Может быть, кому другому. Но не ему. Не Дэрилу Диксону, который был никем и остается им по сей день. А никто не заслуживает счастья. Женщины. Жизни. Ничего.
Возвращается он после полуночи. А она все так же сидит на диване. До сих пор в той же самой позе. Или это только кажется? Или она, едва заслышав шум его шагов, быстрой тенью метнулась сюда, создавая видимость раскаяния и покорности?
Точно так же она сидела и тогда: в самый первый ее вечер в этом доме. Такая же потерянная, готовая бороться сама не зная с чем, испуганная и не показывающая страха.
– Иди спать, – говорит Дэрил, надеясь, что она послушается.
Но Кэрол не двигается с места. Поднимает на него глаза и тихо, без каких-либо эмоций спрашивает:
– Что со мной теперь будет?
Он пожимает плечами. У него нет ответа. Он не знает.
– Ты не знаешь? Губернатор ничего не сказал? Он решит завтра? Послезавтра? Когда?
– Он сказал решать нам, – бросает Дэрил, уходит на кухню, ища воду, и жадно выпивает полбутылки.
Долго стоит, упираясь руками в стол и не желая возвращаться в комнату. Где все так же сидит Кэрол. Не пошла за ним.
– И что ты решил? – встречает его, наконец входящего обратно, вопрос. – Что? Ты… ты выгонишь меня?
Она спрашивает только об этом. Словно только этого она больше всего боится. Наверное, когда ее выгнала прошлая группа, это было, в самом деле, страшно.
Нет. Не думать об этом. Не жалеть ее. Хватит. Она такая же, как и остальные. Как все в этом мире: кого-то потерявшие, натерпевшиеся страха и боли. И выживающие, как умеют.
Искушение сказать, что он пока ничего не решил, слишком большое. Дэрил уже открывает рот, но потом смотрит на смиренно ждущую своей участи Кэрол и не может. Хочет. Хочет причинить ей своими словами такую же боль, как и та, которую она причинила ему. Хочет. Но не может.
– Ничего, – отвечает он и поясняет, когда она поднимает умоляющий взгляд. – Ничего не буду делать. Иди спать.
– Спасибо, – она говорит недоверчиво, смотрит все еще вопросительно и нерешительно встает с дивана, приближаясь к нему в попытке обнять.
Дэрил отшатывается и снова кивает на дверь спальни. Она поникает, едва вспыхнувшая в ее глазах надежда угасает.
– Спасибо, Дэрил, – снова повторяет она и все еще колеблется. – А ты?
– Тут переночую.
Кэрол кивает, разумно не настаивая ни на чем и не задавая вопросов. Но не уходит. Смотрит на диван, на Дэрила и прикусывает дрожащую губу.
– Я тут переночую. Ты должен спать в спальне, – непонятно что хочет показать этим она.
Может быть, Кэрол ожидает, что он начнет спорить, упрашивать ее или что еще. Но он только пожимает плечами и уходит в спальню. Закрывает дверь, раздевается и падает на кровать. Всю пропахшую ее запахом.
Лучше бы он остался на диване. Не утыкался бы, как придурок, в ее подушку лицом. Не проводил бы по ее половине постели ладонью, вспоминая сегодняшнюю ночь, когда Кэрол лежала рядом, обнимая его, закидывая на него ногу, выводя указательным пальцем круги на его груди. Всего несколько часов назад, а кажется – в прошлой жизни.
Вместе с утром начинается новая пытка. Пытка молчанием, заплаканными глазами Кэрол, чувством вины, поселившимся в сердце наравне с болью. Пытка чужими словами о том, какие наказания они придумали своим женщинам. Пытка нежеланием возвращаться в свой дом и необходимостью делать это каждый вечер, день за днем.
Проходит только четыре дня, а сил больше нет. Дом слишком маленький и не спасает от постоянных встреч. От Кэрол, снующей по кухне, выходящей из ванной, сидящей в гостиной с книжкой или вязанием. Которое сегодня она заканчивает, орудуя иголкой над чем-то большим, к чему Дэрил никогда не приглядывался, не интересуясь подобными вещами. Разглаживает заботливо, разглядывает внимательно и молча протягивает Дэрилу. Серый свитер.
– Что это? – зачем-то переспрашивает он и не берет вещь, которая спустя минуту ложится ему на колени.
– Свитер. Тебе, – криво улыбается Кэрол.
Дэрил хмурится, вспоминая, что вязать она начала давным-давно, еще в первые недели своего пребывания здесь. Он касается мягкого свитера и сжимает его ткань в кулаке, представляя, с какими чувствами Кэрол его вязала. Петля за петлей, мысль за мыслью. О том, как она убьет его.
– Почему? – не выдерживает он, наконец, спрашивая то, что мучает его уже который день. – Что я сделал? Почему ты так меня ненавидишь?
– Ненавижу? – округляет она глаза в своем притворном изумлении, которое слишком похоже на правду. – Я не ненавижу тебя.
– Просто, блин, издержки плана? После тех двоих замочить еще одного не сложно?
– Я не хочу тебя убивать. И никогда не хотела.
Кэрол качает головой и говорит ровным спокойным голосом. Как что-то само собой разумеющееся. Как будто не она на днях сама признавалась в том, что все написанное на том листке правда. Или Дэрил сходит с ума, и ничего такого не было? Или она пытается убедить его, что он сходит с ума…
– Ты сказала. Сказала, что там – все правда. Какого черта ты несешь сейчас?
– Там написана правда. Вырванная из контекста правда.
– Из какого контекста, блин, можно вырвать планы усыпить охрану, место для убежища на первое время, слова об охренительных ночках и перерезанных глотках? – хмыкает он.
– Мы шутили, – она слышит его смех и криво улыбается, сама понимая, какой бред несет. – Я знаю, ты не поверишь. Но мы, в самом деле, шутили. Эллен просто предложила нам представить, а как можно было бы сбежать из города. Мы и засмеяли ее, придумывая глупости одну другой нелепей. Нет, конечно, это все, может быть, и сработало бы. Но не здесь. Не в этом месте, где предусмотрена каждая мелочь на случай побега. Да и не хочет почти никто бежать. Роуэн нравится тут. Мэнди тоже все устраивает, как бы она ни ругалась порой на Мэрла. Саманта вообще от Гарета без ума. Мы просто посмеялись и забыли…
– Почему ты не сказала? Сразу не сказала?!
– Потому что ты не поверил бы. Ты ведь и сейчас не веришь. Не веришь же? – грустно улыбается Кэрол, пряча глаза. – В этом мире все всегда предпочитают думать сразу о худшем. И это правильно. Избавляться от опасности нужно как можно раньше. А то ведь вдруг она затронет тебя, твоих близких, детей…
Она говорит о чем-то совсем другом, догадывается Дэрил и снова вспоминает тот ее вопрос про изгнание. Тогда ей не поверили. Не поверили, что она лишь пыталась спасти своих девочек и друзей. Тех самых, которые так просто избавились от нее.
– Я не знаю, – выдавливает Дэрил.
– Что ты не знаешь?
– Не знаю, верю или нет. Но…
– Но что? – вскидывает она на него взгляд, полный надежды.
– Но я хочу верить.
И он действительно хочет.
========== Часть 27 ==========
При всем желании, так просто вернуть жизнь на круги своя не получается. Напряженность сквозит в каждом взгляде Кэрол, в каждом ее слове, движении. Скованность Дэрила держит ее на расстоянии, и он понимает, что вечно так продолжаться не может. Но ничего поделать с собой не может.
Каждый раз, слыша из уст Кэрол какую-то шутку, он вспоминает то, как просто она шутила о его убийстве. Каждый раз, когда она касается его щеки, только щеки теперь, поцелуем, он вспоминает подслушанный им разговор о том, что мужчину нужно влюбить, чтобы крутить им потом. Каждый раз, когда она ложится рядом с ним в постель, тихо вздыхая и осторожно прижимаясь к его спине, которой он к ней непременно повернут, он вспоминает о том, как долго он шел к возможности просто спать вместе.
– Ты не слышал… о девочках? – решается она задать вопрос, встречая его, вернувшегося домой.
Он по-прежнему проводит время вне дома. Иногда просто сидит где-нибудь подальше от людей. Не желая возвращаться и пытаясь привести мысли в порядок. Пытаясь снова поверить ей. Снова ли? Верил ли он ей вообще когда-то? Всегда ведь понимал, что это лишь игра и фальшь. Никогда не обманывался. Не обманывался головой. Но где-то там, глубоко внутри…
– Все живы, – пожимает он плечами.
– У всех все в порядке? – не сдается Кэрол.
– Хрен его. Вроде в порядке. Насчет Роуэн я не слышал нифига. Мэнди залетела вроде, Мэрл сказал.
– Стоило пару недель не попить таблетки, – грустно улыбается она. – Брат рад?
– Ага. Бухать всех собирает вечером.
Еще несколько недель назад Дэрил бы, наверное, не принял предложение Мэрла отпраздновать продолжение их рода в борделе с энтузиазмом. Но сейчас он готов был уходить куда и когда угодно. Только бы не видеть Кэрол. Только бы не сходить с ума от желания целовать ее, прижимать к себе и верить всему, что она скажет. Любому обману. Верить до последнего.
– Ты пойдешь? – Кэрол опускает глаза, увидев кивок, и снова вымучивает из себя улыбку, примерно понимая, как будет проходить вечеринка. – Скоро станешь дядюшкой Дэрилом. Это мило.
– Перестань, – фыркает он и представляет какого-нибудь мелкого пацана, бегающего за ним и канючащего арбалет, чтобы хотя бы посмотреть.
Не сдерживает улыбку и машинально кладет руку на спину вдруг прижавшейся к нему Кэрол. Он соглашается поужинать, ловит на себе ее осторожные взгляды, привычно прикрывает глаза, чувствуя прохладные ладони, забирающиеся ему под воротник, на шею, но все-таки находит в себе силы встать. Не поднимая глаз на Кэрол, натягивает на себя куртку и выходит.
Но и на вечеринке не задерживается. Слушает пьяные похвальбы брата, говорящего, что уж теперь-то его Мэнди никуда сбегать даже не подумает и мыслей дурных в голове иметь не станет. И пусть ей для этого по младенцу в год рожать придется и не отходить от стирки и плиты. Ее проблемы. Смотрит на остальных, горячо поддерживающих эту идею, пьет рюмку за рюмкой, курит до выедающего глаза дыма. Резко встает и, никем не замеченный, выходит.
